Финансовая пирамида Сергея Мавроди

Статья

Финансовая пирамида Сергея Мавроди

Говорят, в знаменитых „пирамидах“ Мавроди пострадало от 5 до 25 миллионов человек; сколько их было на самом деле, не знает никто. Очень важно разобраться, как это получилось, -- не для того даже, чтобы больше не попадаться, а для того, чтобы понять, что мы за люди такие и что мы сами от себя можем ждать.

А мы постарались быстренько забыть всю эту историю, вытеснить её из памяти: стыдно. Быть избитым и ограбленным на улице обидно, но не стыдно; добровольно отнести деньги явному мошеннику и ждать прибыли -- стыдно.

Но в очередях к окошкам пунктов АО МММ по всей Москве изо дня в день стояли социологи и каждый вечер писали отчёты: кто был, что делал, что говорил. Сохранились папки с этими отчётами, много папок. Однажды за них взялся социолог Вадим Радаев -- и в результате написал научную статью: „Возвращение толпы: анализ поведения вкладчиков „финансовых пирамид“.

Мы рассказываем сегодня об исследовании, актуальность которого, кажется, только растёт. Не потому, что возрождаются „финансовые пирамиды“. Потому что мы не успели осознать своей склонности вести себя вполне определённо в некоторых ситуациях.

Участники игры. Игроки: акционеры -- неорганизованные рядовые игроки, основная масса очередей. Делятся на вкладчиков и спекулянтов.

Вкладчики, купив акции и билеты, держат их, ожидая, когда курс достигнет определённой отметки или когда накопится определённая сумма.

Спекулянты не держат акции подолгу, иногда только от котировки до котировки, довольствуясь небольшой, но гарантированной прибылью.

Среди них: Игроки азартные: склонны к повышенному риску. Редко просчитывают ситуацию, выбирают наугад, полагаясь на собственное чутьё, на советы знакомых, на астрологические прогнозы. С повышением курса и возрастанием риска всё больше „заводятся“. Возникает привязанность к игре, зависимость от неё, похожая на наркотическую. Постоянный страх, нервозность. Некоторых азарт перевёл в разряд „чрезвычайников“, потерявших не только все деньги, но и квартиры. „Даже если ты выиграешь чемодан денег, то полтора часа на него дома смотришь, а потом снова к Мавроди несёшь“.

Профессионалы: никогда не играют „на последние“, игра для них -- заработок. Чем быстрее растёт курс акций, тем они осторожнее; особенно активны в дни паники и сразу после обвала курса: пока все пребывают в шоке, они делают свои деньги на нестабильных ситуациях. Почти всегда поступают противоположно тому, что делает толпа: все „сбрасывают“ -- они покупают; все покупают -- они „сбрасывают“.

Имитаторы: основная масса вкладчиков. Прислушиваются к мнению профессионалов, но поддаются и азарту; действуют чаще всего „как все“, легко внушаемы, скопление людей вызывает у них чувство защищённости: „Мы Кремль взорвём, если прикроют АО МММ“.

Перекупщики и биржевики: относительно организованные для финансового предприятия люди, постоянно занимаются спекуляцией. Стремятся контролировать ситуацию, обрастают связями в охране, на бирже, покупают гарантированные места в очереди.

Периферия: наблюдатели -- ждут подходящего момента, чтобы вступить в игру или вернуть деньги за старые акции, а пока приезжают посмотреть, послушать; также люди, для которых здесь новое место отдыха, неформальный клуб, тусовка. Они постоянно толкутся возле очереди.

Льготники: вчерашние игроки, ныне обманутые вкладчики, стоят в отдельных очередях на получение компенсаций. Основной поток льготников -- пенсионеры и инвалиды; другой поток -- чрезвычайники, продавшие свои квартиры, перенёсшие пожар или смерть родственников, не имеющие денег на операцию или на билет домой.

Активисты: организаторы и участники всевозможных петиций, выступлений в защиту обманутых вкладчиков. Сами не играют, но многие держат старые акции.

Мелкие вкладчики, позже наблюдатели: в основном пенсионеры и люди предпенсионного возраста, а также активные женщины средних лет.

Профессионалы и серьёзные любители: мужчины молодого и среднего возраста, рабочие, интеллигенция, сотрудники коммерческих фирм. В очередях молчаливы, к собраниям и митингам равнодушны, в проигрыше склонны винить самих себя.

«Пирамиды» Мавроди

Сценарий игры. Первая „пирамида“: февраль -- конец июля 1994 года. Курс акций непрерывно растёт, как и очереди. В основном акции покупают. Боятся более всего действий властей. Это период мелких вкладчиков. Часть из них довольно быстро становится „профессионалами“, поигрывает на разнице котировок. Это выгоднее, чем мелкая торговля, и сюда начинают ходить, как на работу. Некоторые надеются пожить как рантье, на доходы от МММ. Позже появляются дельцы. 29 июля Мавроди обрушивает курс со 125 тысяч до одной тысячи, ставя точку в первой игре.

Акционеры организуют собрания и митинги с антиправительственными лозунгами: никто не сомневается, что во всём виновато государство.

Вторая „пирамида“: 30 июля -- 1 ноября 1994 года. Ещё не оправившись от шока, люди уже занимали очередь за акциями по новому курсу. Появляются очереди льготников, претендующих на сдачу старых акций по прежней цене. В очередях до четырёх тысяч человек. В продаже появляются новые билеты (их статус, в отличие от акций, весьма неопределёнен), цена которых с пятисот рублей к середине сентября вырастает до пяти тысяч. Процветает спекуляция.

4 августа арестован Мавроди, резкий взрыв недовольства властями. Митинги акционеров происходят в центре Москвы в среднем каждый третий день. Ключевой лозунг: „Руки прочь от МММ“.

В середине сентября пункт продажи закрывается; позже этот номер повторяется несколько раз, вызывая бурную панику среди акционеров, готовых, однако, успокоиться, стоит какое-то время курсу билетов расти, а пунктам стабильно работать.

Стратегия будущего „рантье“ сменяется стратегией спекулянта: теперь главный мотив вкладчиков -- не накопить некую сумму, а вернуть потерянное. Группа молодых крепких ребят контролирует очередь, пропуская „своих“. Состав игроков омолаживается. Это время больших пакетов акций и крупной биржевой игры.

Третья „пирамида“ -- ноябрь 1994. 1 ноября Сергей Мавроди, избранный депутатом Государственной думы, открывает все пункты продажи и объявляет о введении „режима переходного периода“: все ранее выпущенные акции и билеты замораживаются, выпускается новая серия билетов, курс которых растёт. 1 декабря С. Мавроди, не выдержав обещанных двух месяцев переходного периода, меняет правила игры. Курс мгновенно падает почти в три раза.

Доигровки: 1 декабря 1994 -- 30 июня 1995 года. За это время Мавроди вводит три новые серии, каждый раз неожиданно, причём каждый раз предыдущие серии замораживаются. Тем не менее операций с бумагами производится больше, чем в предыдущий период, и если в декабре люди чаще пытались сдавать акции, то в январе баланс выравнивается, а в феврале стремление покупать явно преобладает.

Операции в основном идут между пунктом покупки-продажи и биржей: акции и билеты АО МММ покрывают до 80 -- 90 процентов биржевого оборота ценных бумаг. „Биржевики“ заинтересованы в продолжении игры, и в глухие дни порой продают билеты друг другу по одной и той же цене, только чтобы поддержать тлеющий огонёк деловой активности.

В конце апреля -- мае серьёзные игроки покидают поле боя. Постепенно сходит на нет и этап доигровок. Скандалы идут по всей стране ещё с конца марта -- начала апреля: в Новосибирске избили человека, приняв его за С. Мавроди; в томском офисе МММ кто-то грозит самосожжением; в Красноярске обманутый вкладчик пытается шантажировать мэра. В конце апреля в Волгоград на съезд вкладчиков прибывают из пятидесяти регионов страны. Тем временем пространство вокруг пунктов продажи акций МММ пустеет…

Возвращение толпы?

Как же могло произойти, спрашивает социолог Вадим Радаев, что как минимум сотни тысяч людей позволили обвести себя вокруг пальца, да ещё несколько раз подряд? Так сколько обманутых?

Погодите, почему «сотни тысяч»? Ведь речь шла о миллионах?

Не все обладатели акций МММ (и множества сходных, но менее удачливых и масштабных финансовых предприятий) -- действительно обманутые вкладчики. Прежде всего вычтем крупных игроков -„профессионалов“: они сознательно и целенаправленно использовали ситуацию.

Непонятно, насколько можно считать обманутыми и мелких спекулянтов, тоже отнесённых Радаевым к типу „профессионалов“: они ходили к пунктам покупки-продажи, как на работу, подторговывали не только акциями (от одной котировки до другой-третьей), но и местами в очереди, и информацией. Потом эти рабочие места для них закрылись, только и всего. Конечно, они и поддавались всеобщей панике, и невольно помогали распространять ложную информацию в чьих-то -- не своих -- интересах, очаровывались Мавроди, разочаровывались в Мавроди. Но они же пытались использовать панику и слухи в своих интересах…

Вряд ли обмануты и азартные игроки: они получили своё удовольствие, хоть порой и очень дорого оплаченное.

В обманутых вкладчиках остаются „имитаторы“ -- люди, говорившие вполне разумные вещи, но поступавшие почти всегда иначе. Пытавшиеся подражать профессионалам и тут же срывавшиеся в ошибки самые элементарные. Надеявшиеся разбогатеть или просто починить зубы, или вернуть потерянное. Уговаривавшие себя не впадать в панику и тут же в неё впадавшие. Обожавшие Мавроди и ненавидевшие его.

Они всегда, на любой стадии составляли большинство в очередях у пунктов АО МММ, даже тогда, когда их оттирали от заветного окошка, когда в глаза больше бросались другие. Без них игра не приняла бы такого масштаба. Более того, без них вообще никакой игры не было бы. Реклама была рассчитана на них, среди них распускали тщательно дозированную дезинформацию и ради них устраивали спектакли с лишёнными смысла сделками.

Кто же они?

Необразованные, „тёмные“ люди? Да нет, у пунктов в центре Москвы наблюдатели отмечали в очередях много людей довольно интеллигентного вида и речи, часть была уличена в высшем образовании. Да вы вспомните „Чару“: среди её вкладчиков были артисты и поэты с громкими именами…

Люди глупые, „лохи“? Но исследователи утверждают: не было такого экспертного мнения по поводу игры, которое не прозвучало бы в очереди. Ещё до первого обвала курса многие вполне отдавали себе отчёт, что это игра и опасная. Вот из записанного в очередях в начале всей этой истории: „Работают по принципу пирамиды: отдают старым акционерам деньги новых“; „Вернуть-то деньги вернут, но по тысяче за акцию“ (13 мая 1994 года).

Что же в какой-то момент объединило всех этих очень разных людей и заставило их действовать вопреки собственным интересам?

В какой-то момент они из отдельных и разных людей превратились в толпу.

Человек толпы

Механическое скопление людей в одном месте, ну хотя бы в метро, где различия между ними стираются и все ведут себя примерно одинаково, ещё в начале века философы назвали массой и объявили одним из главных персонажей современности. Такие скопления людей случались, разумеется, и раньше, но современные мегаполисы превратили их в повседневность: „могучие социальные агрегаты“ возникают здесь в считанные минуты. И тут же распадаются.

Или не распадаются, когда перебои с транспортом, например.

Особый тип массы -- публика. Теперь людям не обязательно находиться в одном месте одновременно и в большом количестве, чтобы думать, чувствовать и вести себя как масса, достаточно включить телевизор. Конечно, одни предпочитают латиноамериканские страсти, другие ночами смотрят Бергмана, но программа „Время“ уравнивает всех. И многие передачи работают на такое уравнивание: обязательно есть академик, фрезеровщик и мелкий служащий, которые с одним и тем же нетерпением ждут чего-нибудь из жизни животных или киноактёров, смеются и вздыхают в одних и тех же местах. И хотя они никогда друг с другом не встретятся, они составляют тело одной социальной общности, пусть аморфной и размытой. Коллективное сознание и коллективное бессознательное рождено и транслировано через них, благодаря им.

Когда же публика выйдет на улицу и по каким-то причинам образует скопление, она способна превратиться в толпу. Это высший и законченный тип массы. „Это уже не механическое, а органическое скопление, в котором физическое единение дополняется внутренним единством и закрепляется в однообразном коллективном действии“.

„Толпа смяла его, бросившись к выходу; дети плакали, женщины визжали…“ Или так: „Вдруг в толпе кто-то крикнул: „Бей его! Это они заразу переносят (отравили наши колодцы, съели нашу колбасу, разрушили нашу державу)!“ Глаза, лица, затылки налились кровью, все подхватили: „Бей! Бей!“. Кто-то первый ударил, сбил с ног…“

Ну и так далее. Что-то древнее, звериное, из кино или из исторического романа. При чём тут МММ? Почему очередь в её пункты -- толпа, а очередь в Ленинскую библиотеку -- не толпа?

Очередь акционеров МММ стала толпой не сразу и не случайно. Стала ею в тот, очевидно, момент, когда объединённые едиными чувствами и стремлениями люди в этой очереди начали вести себя так, как никогда бы не поступили в одиночку. То есть когда очередь превратилась в единый организм со свойствами, которых нет и не было в отдельных составляющих её людях.

Главная черта человека толпы -- не патологическая глупость, а „неустойчивость мнений, быстрая смена настроений и способа действий, отбрасывание вчерашней информации в пользу сегодняшней“. Каждый данный короткий промежуток времени человек рассуждает вполне логично, почему и уловить „сдвиг по фазе“ одномоментными опросами социологи практически не могут. Но завтра он сделает нечто противоположное, повинуясь не собственному разуму, а стихийной эмоции толпы.

В толпе мгновенно создаётся резонанс-заражение: эмоция быстро распространяется, многократно усиливаясь. Толпа в принципе иррациональна; логика, здравый смысл, специальная терминология тут лишь прикрывают, придают ложную респектабельность древней вере в чудеса, в магию, в непостижимость верховных замыслов относительно твоей судьбы. Время в толпе организуется по-новому, не по-календарному, а вокруг каких-то страстно ожидаемых событий -- конца ваучерной приватизации, выхода С. Мавроди из тюрьмы. Накануне этого события обычно возникает лёгкий ажиотаж, но на самом деле вчера ещё казавшееся столь важным сегодня событие уже не влияет на стратегию игры, назначается новый двухнедельный срок, по истечении которого уж точно надо будет „сбрасывать“… Субъективный порог безопасности подозрительно связан с круглыми цифрами: вот будет акция стоить пятьсот рублей, тысячу рублей и сразу курс обвалят…

Ну и уж, конечно, обязательный вождь, харизматический лидер толпы, её кумир и гуру с возможным превращением в злого гения, но в любом случае человека немыслимых свойств…

Вот так: сходил человек в магазин, попил чаю, почитал внучке книжку, отругал дочь за ротозейство, чтобы сумку крепче в транспорте держала, поехал на пункт МММ и стал человеком толпы. Той самой, что превозносит и топчет, что может крушить, бить, но никогда ничего не создавала. Той самой, в которой человек чувствует себя защищённым и „отвязанным“: все внутренние запреты отменены и: „Мы можем Кремль взорвать“ (из протокола наблюдений) -- интересно, могли бы? Той, участия в которой после обычно стыдятся, смущённо чешут в затылке над обломками и предпочитают больше не вспоминать.

Как же так?

А на нейтральной полосе цветы очень странной красоты

На нейтральной полосе, когда прежние советские законы, понятия, цели и ценности были отменены, новые же только что провозглашены и никто, собственно, не знал, что с ними делать, на этой нейтральной полосе как-то сразу повырастало Бог весть что.

Все считали, что обогатиться можно легко и быстро, только почему-то чаще это удаётся соседу, новым героям телеэкрана, победителям всяческих лотерей, а не тебе. Все обогащаются, я чем хуже? Куплю вот акции МММ. Рынок открывает возможности…

Это было главное, с чем на нейтральной полосе ассоциировался рынок, -- возможность успеха для любого, этакое „поле чудес“. К этому и государство ручку приложило, чиновники снова и снова рассказывали о переделе национального богатства с помощью ваучеров, а почему бы не с помощью акций АО МММ? Веры-то частной компании заведомо больше, чем государственным чиновникам, у которых от беспрерывного вранья даже глаза не косят.

И вообще говорят же, что теперь рассчитывать надо только на самого себя, на собственные силы, все богатые люди на Западе с чего-то начинали; нефтяную скважину мне, конечно, не укупить, а вот несколько акций МММ…

Вадим Радаев назвал это „синдромом успеха“, эту „всеобщую атмосферу большой игры, в которой „финансовые пирамиды“ становились лишь одним из множества элементов единой логики“.

Но как мания величия не живёт без мании преследования, так в нашем случае пьянящий голову синдром возможного успеха сопровождается „синдромом обворованного“. Этот мотив звучал, не умолкая, то тише, то громче на всём протяжении игры: „Мы и в других местах прогорели! Нас везде обманывают!“. А вот слова, сказанные ещё накануне первого обвала: „Мы уже привыкли к тому, что всё сгорает. Это как повезёт. Государство все наши деньги обесценило, когда копили годами“. А разве не обесценило?

Хотя внезапные обвалы курса неизменно вызывали шок, все в очереди в принципе догадывались, что их и тут обманут. Были готовы к этому. Всё дело в оговорке „как повезёт“: может, ты, именно ты успеешь ухватить кусок и отойти в сторону, а погорит кто-то другой. Но игра на таких принципах не предрасполагает к высокой идеологии. Может быть, поэтому политикам так и не удалось нагреть руки на горечи обманутых, а уж как старались, как вились вокруг очередей и коммунистические агитаторы, и соколы Жириновского! Нет, этих ожесточённо гнали прочь…

Синдром успеха в сопровождении синдрома обворованного создавал психологическую неустойчивость. Нет, это не объясняет, почему люди покупали акции и билеты МММ, вступая в игру; на мой взгляд, это не нуждается в объяснениях, кроме самого простого: надеялись выиграть, здесь дивиденды не только действительно платили, но и платили ощутимо больше, чем в других местах. Это объясняет другое: почему они вели себя так в самой игре, демонстрируя неустойчивость, лёгкую внушаемость, нелогичность -- короче говоря, все милые качества человека толпы.

Общая экономическая и социально-психологическая атмосфера в стране готовила почву для этого. Но никакого железного предопределения здесь не было. И для превращения людей в толпу, а также извлечения из этого самой непосредственной выгоды необходимо было предпринять ещё кое-что.

Мавроди -- это Ленин сегодня

Сидели себе люди у телевизоров, завистливо вздыхали, глядя на награды очередного победителя викторины-лотереи-чегототамещё, мечтали, что бы они лично сделали с таким выигрышем, обсуждали каменный дом соседа по даче. Публика нейтрального постсоветского пространства.

Её абстрактным мечтам надо было дать совершенно конкретное направление -- указать адрес, по которому выдают эту самую мечту.

Её надо было стащить с дивана, выволочь на улицу, где объединить с другими такими же представителями публики -- пока ещё только публики -- для постоянной и беспрепятственной циркуляции нужных слухов: „Мне она сама говорила: с долгами расплатилась, зубы починила и в Крым съездила. Всё на эти самые дивиденды“.

Надо было придать этому неструктурированному сборищу некие элементы организации, которые превратили бы его в „единый надчеловеческий организм, действующий по задаваемому образцу“.

Сеть пунктов покупки и продажи акций и билетов стала костяком, на котором нарастали разнообразные неформальные организации: списки составляли и проверяли, проводили переклички, дежурили у пунктов, у окошек возникали самозваные контролёры.

Ну и, конечно, реклама. Над ней издевались, её пародировали, задним числом её объявили гениальной. Думаю, Вадим Радаев прав, всё гораздо проще: повторяемость. Усвоение -- функция повторяемости, или повторение -- мать учения. Вот и выучили… Кстати, усвоив и ещё такую простую и здравую информацию: столько рекламы может себе позволить только очень богатая фирма.

Ну и, разумеется, всё это не работало бы столь эффективно, если бы столь грамотно не была выстроена роль вождя. Харизматического лидера. Человека, способного на чудеса. Мошенника, но мошенника гениального. Много тут было красок и оттенков…

Наблюдатели свидетельствуют: сначала игроки относились к АО МММ как к организации, фирме, которую можно сравнивать с другими фирмами; начиная со второй пирамиды в очереди говорили в основном уже не о фирме, а о Мавроди. Все остальные -- работники пунктов, актёры рекламных роликов, вся фирма в целом -- воспринимались как фигуры на шахматной доске, которыми двигала воля Мавроди.

Живая связь с вождём необходима толпе, она её электризует. Вождь занят в основном чудесами: он воюет с правительством, садится в тюрьму и оттуда продолжает руководить игрой, избирается в парламент, манипулирует всем и всеми, в том числе курсом бумаг.

При этом наш герой остаётся человеком. У него есть биография, жена, брат, собака, увлечения. Его силуэт просматривается немного смутно, но просматривается. Может быть угадан и дополнен, что составляет отдельное занятие толпы, её объединяющее. „Тибет“, „Хопёр“, „Телемаркет“ тоже денег на рекламу не жалели, но в сознании публики остались безличными, бесполыми, анонимными организациями, о них нельзя было сплетничать.

Силуэт вождя смутен не случайно. Мавроди не демонстрирует себя с экрана, не выступает на митингах, он явлен своим почитателям и последователям („партнёрам“) только фотографией на билетах. Он общается с ними через других -- Лёню Голубкова и Марину Сергеевну, своих посланцев, говорящих от его имени с обманутыми вкладчиками, сам же предпочитает оставаться за кадром, хотя незримое его присутствие ощущается постоянно. Это, по выражению Ю. Левады, „наведённая харизма“; владеющий ею гипнотизирует толпу на расстоянии, через подставных лиц. Это очень умная политика: личный выход к толпе, да ещё частый, может обнаружить какие-то слабости вождя, чего допустить ни в коем случае не следует. На этом, по мнению В. Радаева, проиграл В. Неверов (АО „Гермес“), пожелавший олицетворять свою компанию и навязывавший себя телепублике с излишним упорством. Может быть, по той же самой причине в памяти народной Сталин сохранился как личность крупнее и „интереснее“ (не будем говорить об оценке), чем Горбачёв, хотя на самом деле всё наоборот…

В результате образ Мавроди оброс слухами и мифами, стал знаком, символом: его именем назвали новые билеты („мавродики“); говорили, что он работал в правительстве Силаева, что он торгует оружием, что он математик и всё просчитывает, что он скоро станет президентом страны. Его канонизировали, пока с юмором, на биржевом столе кто-то нацарапал: „Мавроди живее всех живых“. Он стал героем народных частушек.

Возвращение теории

Вадим Радаев реабилитирует теорию, от которой давно все отказались. Социологи отказались работать с таким объектом, как толпа, ещё в начале века, посчитав, что в рассуждениях на сей предмет преобладает „психологизация“, почтенную науку не украшающая. Это „тупиковая ветвь“ науки, „отжившая схема“.

Радаев считает, что к ней стоило бы вернуться, разработав заново понятия массы, публики, толпы, механизмы их образования и распада -- сейчас это можно было бы сделать. И нужно было бы, очень уж актуальный предмет.

Советская власть умела управлять массой, спуская энергию коллективного действия во всяческих народных гуляниях, а по мере надобности и используя эту энергию, но в жёстких рамках организации: собрания, парады, массовые демонстрации. Перестройка возродила толпу как практику, массовое участие в „финансовых пирамидах“ это подтверждает.

Я, честно говоря, больше думаю не о возвращении теории, а о возвращении толпы. Не знаю, возвращение ли это, мне кажется, она никуда не уходила.

Практически в каждом из нас живёт человек толпы, и никто не знает, когда он проснётся и выйдет наружу. Никто не может быть до конца уверен, что обязательно устоит, что не сделает в толпе чего-то, чего будет потом стыдиться.

А теперь впишите в тот же сценарий, который кажется теперь довольно безобидным, другие слова, расставьте там других героев. Они могут обещать не деньги на круиз, а счастье тебе, твоим близким, твоей стране. Счастье и величие. Могут ежедневно и ежечасно вбивать людям в голову, кто виноват и что делать, хватило бы денег на телевизионное время. Могут распахнуть двери множества приёмных пунктов, только назовут их иначе. И нарисуют на туманном стекле новый силуэт какого-нибудь самого человечного…

„После очередного выброса энергии толпа дробится на группы и исчезает, превращаясь в цивилизованную публику. Но публика -- это рассеянная толпа или „толпа второго уровня“, ожидающая новой мобилизации. И потому толпа имеет обыкновение возвращаться“.