Отношение к мертвому телу в философской антропологии и патологической анатомии

Размещено на http://www.allbest.ru/

Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования

"Белгородский государственный университет"

Кафедра психиатрии, наркологии и клинической психологии

Реферат на тему:

Отношение к мертвому телу в философской антропологии и патологической анатомии

Белгород 2012

Оглавление

Введение

1. Мертвое тело в философской антропологии

2. История развития взглядов патологической анатомии в России

3. Мертвое тело и вскрытие в патологической анатомии

4. Этические аспекты медицинских манипуляций с трупом

Выводы

Список использованной литературы

• Введение
• Отношение к мертвому телу всегда было одной из важнейших проблем биоэтики. Споры по этому вопросу особенно обострились в последнее время в связи с бурным развитием трансплантологии, и, в частности, увеличением списка манипуляций с трупным материалом для извлечения прибыли.
• Другим вопросом, рассматриваемым биоэтикой, является противостояние взглядов религии и медицины на тело человека после смерти. Особо в данном вопросе стоит отметить отношение к трупу в патологической анатомии и философской антропологии.
• Также, касаясь этого вопроса, нельзя не рассказать о развитии и становлении взглядов на мертвое тело в патологической анатомии, проведя при этом анализ как зарубежной, так и российской истории.
• Противоположную точку зрения на мертвое тело имеет философская анатомия. Рассматривая ее позицию по данному вопросу, стоит отметить связь взглядов философской анатомии с религией.
• 1. Мертвое тело в философской антропологии
• Итак, человеку не дано ампутировать свою совесть. Каждым своим действием он соотносит себя с вечностью. Но если эта вечность - пасхальная, значит, отношение к телу становится радикально иным. Человек во всей его полноте - не голое самосознание, не ангел, но человек из тела и души. Это для языческого мировосприятия, скажем, эллинского или индийского, тело - тюрьма, из которой следует бежать.
• Греческие мыслители называли тело темницей для души, пользуясь созвучием этих слов в эллинском языке: "многие считают, что тело подобно могильной плите, скрывающей погребенную под ней в этой жизни душу. В то же время эта плита представляет собою также и знак, ибо с ее помощью душа обозначает то, что ей нужно выразить, и потому тело правильно носит также название "сома" (soma). […] душа терпит наказание - за что бы […] она его ни терпела, - а плоть служит ей оплотом, чтобы она смогла уцелеть, находясь в теле, как в застенке […] пока та не расплатиться сполна, и тут уж ни прибавить, ни убавить ни буквы" (Платон, Кратил, 400с). Об этом же говорит Сократ в диалоге "Горгий": "я слышал от одного мудрого человека, что теперь мы мертвы, и что тело - наша могила" (Платон, Горгий, 439a).
• Кто этот мудрый человек и откуда приходит эта идея? По мнению А.Ф. Лосева, "тело как могила души - идея орфико-пифагорейская". Ее можно найти у пифагорейца Филолая, у которого Платон покупал через Диона пифагорейские книги и ездил к нему в Италию. Толкуя данное место "Горгия", Климент Александрийский отмечает, что Платон под мудрым человеком понимал, видимо, Филолая. "Здесь же Климент ссылается и на другого пифагорейца, Евсикфея, и пишет: "Свидетельствуют также древние теологи и прорицатели, что в наказание за некоторые преступления душа соединена с телом и как в могиле погребена в нем". Представление о теле как темнице и о теле как могиле души характерно и для орфиков с их дуалистическим отделением чистой, божественной души от испорченного и смертного тела. Идея эта была чужда ионийцам. Она порождена орфической космогонией, где из тела и крови растерзанного титанами Диониса происходят люди с их исконным дуализмом доброй воли и злой природы". Поскольку от титанов произошел человеческий род, наше естество "состоит из двух элементов - титанического и дионисического. Первый тянет нас к телесному, к земному. Второй - к возвышенному".
• Поэтому именно плоть препятствует душе иметь истинное познание: "душа туго-натуго связана в теле и прилеплена к нему, она вынуждена рассматривать и постигать сущее не сама по себе, но через тело, словно бы через решетки тюрьмы, и погрязает в глубочайшем невежестве" (Платон, Федон, 82е). Платон разовьет эту идею в символической картине жизни как темницы или пещеры, в которой люди томятся подобно узникам, и откуда они, как в театре теней, наблюдают за тенями - призрачными очертаниями истинной жизни, появляющимися перед ними на стенах пещеры (Платон, Государство. VII 514a - 517b).
• Ощущение того, что именно телесность ввергает душу во всевозможные пороки и заблуждения, отлучая ее от истинного знания, проходит сквозь всю историю античности и получает свое завершение в стихах одного из последних языческих поэтов Паллада. В V веке он "высмеивает христианских монахов - но не за то, что они аскеты, а за то, что они недостаточно аскеты. Этот автор с такой страстью называет тело "болезнью", "смертью", "роком", "бременем" и "неволей", "тюрьмой" и "пыткой" для души, с такой нечеловеческой брезгливостью говорит о реальности пола и зачатия, а впрочем, и самого дыхания, что становится ясно: не этому "последнему язычнику", не его единомышленникам и братьям по духу было защищать права мудрой естественности против христианского аскетизма. Паллад признает не очищение плоти, а очищение от плоти - смерть".
• Но не только эллинская культура усматривала в телесности помеху душе. Ценность тела, его значимость для человека отрицалась и в индийской религиозно-философской мысли. Примером столь негативного отношения к телу могут, в частности, служить увещевания бога Кришны, убеждавшего князя Арджуну начать сражение. Арджуна сокрушается о том, что в ходе битвы погибнет множество людей, среди которых - его наставники и учителя:
• Для библейской традиции, напротив, телесность не проклятие, но благословение. Тело - дом, который призван стать храмом. "Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святаго Духа, Которого имеете вы от Бога, и вы не свои?", - обращается к христианам апостол Павел (1 Кор 6:19). В этом смысле, действительно, можно сказать, что христианство - "единственный материализм, который придает предельное значение материи, а также и истории человека, через Воплощение Бога вдруг получающего вечное измерение, трансцендентальное измерение; не в будущем, а вот сейчас, потому что Бог среди этой истории и человек делается каким-то удивительно большим".
• Отсюда понятно, почему в православной традиции тело умершего христианина воспринимается как святыня. В Последовании погребения оно именуется мощами, подобно престолу его кадят с четырех сторон и обращаются к Богу с молитвой о причислении усопшего к лику Небесной Церкви: "Со духи праведных скончавшихся, душу раба Твоего, Спасе, упокой, сохраняя его во блаженной жизни, яже у Тебе, Человеколюбче". Священник Павел Флоренский называл чин отпевания "малой канонизацией".
• Однако зачастую именно это пасхальное ожидание воскресения вызывает у людей, поверхностно знающих о христианстве, но причисляющих себя к христианам, антипатию к работе патологоанатомов.
• Действительно, если после смерти тело уходит в прах, а душа - в предожидание воскресения, если в час восстания из мертвых человек будет подобен Воскресшему Христу, то возникает вопрос о том субстрате, из которого будет воссоздана человеческая плоть. А вдруг в прозекторской умершему человеку будет причинен некий ущерб? Ведь тело призвано к воскресению, а если его на кусочки разобрать, то что же воскресать-то будет? Во всяком случае, именно апелляция к религиозным мотивам позволяла родственникам умерших добиваться отмены вскрытия. Этот же аргумент "от христианства" приводят противники трансплантологии. Этим же пытаются объяснить осторожное отношение Церкви к кремации. Однако проблема анатомических театров и крематориев - это не проблема воскресения тел.
• Дело в том, что именно таким образом шантажировали древних христиан гонители, убеждая их поклониться языческим богам: вы верите в воскресение, а мы вас сожжем и пепел развеем! И еще в первые века был дан ответ на эти вопрошания: Бог Воскресения - Творец. Поэтому можно не беспокоиться о судьбе своей плоти. Можно без сомнений вверить ее Автору мироздания. Бог властен над стихиями, поэтому картину грядущих событий Иоанн Богослов (I век) описывает так: "Тогда отдало море мертвых, бывших в нем, и смерть и ад отдали мертвых, которые были в них; и судим был каждый по делам своим" (Откр 20:13). Поэтому во II веке писал апологет Минуций Феликс: "По-твоему, и для Бога погибает то, что перестали видеть наши близорукие глаза? Всякое тело - иссыхает ли оно, становясь прахом, растворяется ли, делаясь влагой, превращается ли в горсть пепла или в тонкую струю дыма - исчезает для нас, но сохраняется для Бога, хранящего элементы. Мы не боимся, как вы думаете, никакого ущерба при любом способе погребения, но придерживаемся старого и лучшего обычая предавать тело земле".
• Реальный опыт Воскресения, даруемый в Таинствах Церкви, и прежде всего, в Евхаристии, давал силы тем из христиан, кого язычники бросали на съедение зверям. В самом начале II века святой Игнатий Богоносец, младший современник и ученик апостола Иоанна Богослова, обращается к римским христианам с просьбой не лишать его мученической смерти за Христа: "Умоляю вас: не оказывайте мне неблаговременной любви. Оставьте меня быть пищей зверей и посредством их достигнуть Бога. Я пшеница Божия: пусть измелют меня зубы зверей, чтоб я сделался чистым хлебом Христовым. Лучше приласкайте этих зверей, чтоб они сделались гробом моим и ничего не оставили от моего тела, дабы по смерти не быть мне кому-либо в тягость. О если бы не лишиться мне приготовленных для меня зверей! Молюсь, чтоб они с жадностью бросились на меня. Я заманю их, чтоб они тотчас же пожрали меня, а не так, как они некоторых побоялись и не тронули". Молитва святого была услышана. Игнатий был растерзан зверями во мгновение ока.
• И в более позднее время христиан не волновала судьба тела после их смерти. Так, святая Моника, мать блаженного Августина, жившая в IV веке, умерла вдали от родины. Друзья спрашивали ее перед смертью, "неужели ей не страшно оставить свое тело так далеко от родного города. Ничто не далеко от Бога, - ответила она, - и нечего бояться, что при конце мира Он не вспомнит, где меня воскресить".
• Итак, первые христиане не беспокоились о судьбе своего тела, зная, что в "день оный" душа достроит свой дом. И эта трезвость не будет утрачена Церковью и в последующие времена. Так, едва оканчиваются гонения, как появляется монашество. На смену исповедникам приходят подвижники. В монашестве акцент меняется. Тело - не столько жертва, которую надо принести, чтобы наследовать вечную жизнь, сколько поле битвы за свое спасение. Теперь тело воспринимается, скорее, как арена борьбы, как место, где проявляют себя страсти, как пространство преодоления страстей, отлучающих от Небесного Царствия. Но раз борьба за Царствие ведется здесь, то и плоды этой борьбы подаются тоже здесь, в этой жизни. Чтобы там встреча с Христом была радостной, она должна свершиться еще здесь. Причем, это встреча не только ума с евангельской информацией. Это встреча всего человека с Богом.
• О том, что человек уже в этой жизни призван к общению с Богом и в телесном аспекте своей сложной психосоматической природы размышлял преподобный Иоанн Лествичник: "Думаю, что человек не может быть назван совершенно святым, если прежде не освятит сего брения (т. е. тела), и некоторым образом не преобразит его, если только возможно такое преображение во временной жизни".
• Тем самым в православной аскетике восхождение человека к Богу исполняется в приобщении всего его телесно-душевного состава нетварным божественным энергиям. А сама эта возможность приподняться над временем и уже отчасти жить в вечности, обусловлена личностным бытием человека.
• Парадоксальным образом, монахи, имеющие опыт этой благодатной жизни во Христе, с глубоким смирением относились к себе самим, тем более к своему телу. На Руси носителем этой традиции был преподобный Нил Сорский. "В своем предсмертном завещании, преподобный Нил, заповедуя ученикам бросить тело его в пустыни - в пищу зверям, или закопать его в яму с презрением, написал: оно тяжко согрешило пред Богом и недостойно погребения; а затем прибавил: сколько в моей силе было, старался я не пользоваться никакою честью на земле в той жизни; так пусть будет и по смерти".
• Итак, с православной точки зрения, никакие манипуляции с телом не причиняют вреда самому умершему. Кому же они могут угрожать? Не мертвым, но живым. Именно весть о том, что мы "не умираем насовсем", что мы призваны к Воскресению, ко встрече со Христом, определяет ту меру ответственности, которую надо иметь в виду при работе с телами умерших. За каждый свое действие, мысль и жест человек ответит Богу. Иными словами, при работе с телами умерших врач может покалечить себя
• 2. История развития взглядов патологической анатомии в России

Истории патологоанатомии в России уже почти три сотни лет. В войне со шведами Петр I осознал необходимость медицинской службы. Его указом еще в 1700 году предписано в домовые и патриаршие богадельни принимать больных и престарелых, а для лечения таких больных определять лекарей. В 1706 году первый российский военный госпиталь организовал в Москве по приказу Петра I врач Николай Бидлоо. При госпитале была открыта и врачебная школа. Затем в Петербурге создаются еще три госпиталя. На базе этих медико-хирургических школ начинает развиваться отечественная патологическая анатомия. В 1754 году Святейший Синод по ходатайству П.З. Кондоиди разрешил желающим воспитанникам семинарий поступать в эти медико-хирургические школы.

Парадокс в том, что столь благоприятные условия для развития патологоанатомии сложились в империи, население которой исповедовало Православие. Казалось бы, наиболее традиционная форма христианства - и вполне спокойное отношение к развитию медицинской науки.

Это тем более необычно, что в те же годы на просвещенном Западе далеко не везде можно было легально производить вскрытия. Так, не только в первую половину XVIII века, но и много позднее, в середине XIX века, в Англии рессурекционисты еще убивали людей с целью продать ученым их трупы. В 1831 году в Великобритании было завершено следствие по делу известных рессурекционистов Вильяма и Бишопа, убивших на продажу 60 человек. Почему на Западе столь негативно относились к вскрытиям? Дело в том, что человеческие органы издревле использовались в языческих и оккультных практиках.

Так, во II веке жители Римской империи всерьез опасались, что после смерти их тела разберут на части и используют в магических целях. О распространенности этих опасений писал Апулей: "Говорят, что даже в могилах покойники не могут оставаться в неприкосновенными и из костров, из склепов добываются оставшиеся части трупов на гибель живущим. И старые чародейки в самую минуту погребальных процессий успевают с быстротою хищных птиц предвосхищать уже другие похороны".

А в эпоху позднего средневековья и Возрождения имел место всплеск интереса к магии. Опасаясь того, что их тела будут использоваться в тех или иных "колдовских действах", христиане Запада всячески препятствовали исследованию тел умерших. Впрочем, и из этого правила были исключения.

В России же за все это время мы не встречаем собственно богословско-философских возражений против анатомических театров. В стране, в которой была и свобода слова, и мыслители уровня Достоевского и Толстого, не звучало ни единого голоса против освоения медицинской премудрости на препаратах, приготовленных из тел умерших. Даже жалобы священников на то, что "разобранные телеса хоронить не можно". Более того, начиная с XIX века, мы имеем ряд примеров, когда те, кто работал на трупах, одновременно были подвижниками православной молитвы.

Так, монахиня Амвросия (Оберучева) свое медицинское образование получала в Санкт-Петербургском Женском Медицинском Институте, который был открыт в 1897 году и впервые в России готовил женщин-врачей (после революции переименован в Ленинградский Первый Мединститут). В своих воспоминаниях она повествует о том, как им повезло с преподавателем анатомии, который был столь увлечен своим предметом, что и сами студенты "занимались с большой любовью". Далее она пишет: "Помню, я была в анатомическом, изучала нервы на верхних конечностях, уже было поздно (десять часов), все стали уходить, но мне еще хотелось поработать, и я так увлеклась, что осталась одна. Громадный зал, масса столов с частями человеческого тела. Передо мной рука, которая меня так заняла, - какие здесь мудрые законы механики, какое изящество во всем построении, красота, и за всем этим я не вижу смерти, мне чувствуется во всем только жизнь и потому мне не страшно".

Чем она мотивирует свое увлечение анатомией? - Ответственностью за здоровье будущих пациентов: "Я считала, что на нас, будущих врачах, лежит такая страшная ответственность, что мы не имеем права пропускать занятия. Однажды ассистент профессора хирургической анатомии даже заметил, что Оберучева делает операцию как бы на живом (я действительно с увлечением спешно перевязывала сосуды, как на живом, боясь опасности кровотечения)".

Итак, по заключению будущей монахини, прошедшей многие советские тюрьмы и лагеря: "Многие говорили, что анатомия вызывает чувство брезгливости, но это тогда, когда пойдешь смотреть из любопытства, а если сначала изучить раздел теоретически, то видишь не смертные останки, а живой организм".

Эту позицию разделял и канонизированный Русской Церковью хирург, он же - архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий). В знаменитых "Очерках гнойной хирургии", удостоенных сталинской премии, он пишет о своих "экспериментах на трупах", посредством которых он выявлял пути распространения гнойного воспаления. Проясняя картину развития болезни, эти опыты позволяли ему спасать жизни пациентов. Когда врача-архипастыря терзали сомнения о богоугодности его хирургических штудий на трупах, ему было послано вразумление, укрепившее святителя в необходимости его научных трудов.

Святитель-хирург так описывает это событие: "я еще два года продолжал работу, которая нередко была связана с необходимостью производить исследования на трупах. И не раз мне приходила мысль о недопустимости такой работы для епископа. Более двух лет еще я продолжал эту работу и не мог оторваться от нее, потому что она давала мне одно за другим очень важные научные открытия, и собранные в гнойном отделении наблюдения составили впоследствии важнейшую основу для написания моей книги "Очерки гнойной хирургии". В своих покаянных молитвах я усердно просил у Бога прощения за это двухлетнее продолжение своих работ по хирургии, но однажды моя молитва была остановлена голосом из неземного мира: "В этом не кайся!". И я понял, что "Очерки гнойной хирургии" были угодны Богу, ибо в огромной степени увеличивали силу и значение моего исповедания имени Христова в разгар антирелигиозной пропаганды".

3. Мертвое тело и вскрытие в патологической анатомии

Патологическая анатомия занимает одно и центральных системообразующих мест в сложном процессе формирования личности врача включающем в себя специфические особенности воспитания, медицинского обучения и самоусовершенствования. Академик И.В. Давыдовский писал, что патологическая анатомия исторически и по значимости играет первую роль в клинико-анатомическом анализе болезни у конкретного больного или умершего человека. медицина тело смерть вскрытие

С одной стороны, она является наукой о развития патологических процессов в целом и частностях, то есть теорией медицины, с другой стороны - это клиническая дисциплина, задача которой состоит в самостоятельном и совместном с лечащими врачами выяснении истинной природы страдания и его нозологической индикации.

Вскрытие трупа - сложная и чрезвычайно ответственная научно-практическая экспертиза, регламентированная в последовательности всех манипуляций, в строгом соблюдении правил вскрытия полостей тела и каждого органа, взятия материала для микроскопического и других дополнительных методов исследования.

Проводя вскрытие, врач-патологоанатом пытается обнаружить и описать любые отклонения от нормальной анатомии и по возможности сопоставит эти отклонения, чтобы выяснить причинно-следственные отношения между ними на основании анатомических изменений патологоанатом пытается объяснить наблюдавшиеся при жизни функциональные сдвиги; наконец подтверждает или опровергает прижизненный клинический диагноз, устанавливая основную и непосредственную причину смерти.

Также одной из задач патологоанатома является оценка эффективности и правильности проводимой при жизни больного терапии. Вскрытие имеет положительное значение не только для прогресса медицинской науки, но и для спасения неисчислимого количества человечески жизней в результате выяснения сущности страдания и разработки на этой основе новых методов диагностики и лечения.

В Европе одно из первых письменных свидетельств о вскрытии относится к 13 в. некий Гильельмо (1201-1280) из Салицето производил вскрытие племянника маркиза Паллавичини.

Из многих старинных описаний видно, что посмертные исследования проводились с судебно-медицинской целью. В 1410 году было произведено вскрытие тела папы Александра V из-за возникших подозрений по поводу его внезапной и необъяснимой смерти. В XVI и XVII вв. вскрытия производились все чаще, и к 1700 году уже был опубликован ряд подробных описаний аутопсий.

В XVI в. великий анатом Андрей Везалий благодаря множеству вскрытий существенно исправил бытовавшие представления об анатомии человека. В то время подобная деятельность осуждалась церковью. Среди дальнейших работ выделяется систематизированное описание Т. Боне (1620-1689). В XVIII в. появились знаменитые работы Дж. Морганьи, положившие начало патологоанатомическому метод изучения болезней, а затем и патологоанатомический атлас М. Бейли (1794).

Вскрытия приобрели особое значение для медицинской науки в XIX в. благодаря применению усовершенствованных микроскопов и созданию Р. Вирховым (1821-1902) теории клеточной патологии. С середины XIX в. лучшие клиники начали запрашивать разрешения на вскрытие при всех случаях смерти.

Исследователи считают, что удельный вес вскрытий в той или иной стране напрямую влияет на качество медицинского обслуживания. Однако сегодня в мире отмечается тенденция к уменьшению удельного объем вскрытий. Так, например, национальный коэффициент вскрытий в американских больницах составляет 20%, гораздо ниже, чем других странах, включая Швейцарию (80%) Англию (70%), Германию (60-65%) и бывший Советский Союз (до 100%) .

Отношение к вскрытию человеческого тела во все времена было неоднозначным. Да и в настоящее время членам семьи умершего больного трудно преодолеть определенный психологический барьер и дать разрешение на проведение аутопсии. В это время родственник полностью отождествляют мертвое тело с личностью умершего родного человека и даже возможности нанесения разрезов могут восприниматься крайне болезненно. Некоторые родственники хранят тайную надежду на то, что смерть их близкого еще не наступила. В силу особенностей личности, воспитания, религиозности образованности их могут терзать различные размышления о своем возможном непочтительном отношении к покойному, к Богу, к мирозданию, к смерти. Не менее тревожны опасения, что принятое ими решение о проведения вскрытия будет неодобрительно встречено другим родственниками и просто другими людьми, которые придут на похороны. Встречаются личности, которые опасаются, что проведения аутопсии выставит на всеобщее обозрение некий "скелет из семейного шкафа": какие-либо "нежелательные" болезни у скончавшегося родственника или морфологические доказательства того, что он когда-то страдал таким болезнями. Как правило, это немаловажные факторы, которыми они руководствуются, обращаясь к администрации больницы с заявлением об отмене аутопсии. В необходимости аутопсии обычно не удается убедить истово верующих людей, людей с невысоким уровнем образования, а также так называемых "социальных нигилистов" не верящих в прогресс медицинской науки, не доверяющих врачам вообще и патологоанатомам в частности. Какой бы ни была причина отмены вскрытий у родственников в крупных клиниках, где производится наибольшее число аутопсий, тяжелейший в морально-этическом и психологическом плане вопрос об отмене или непременном проведении вскрытия решает главный врач или один из его заместителей.

Еще одна причина, способствующая уменьшению числа аутопсий, - это выраженное в то или иной форме нежелание лечащих врачей направлять труп умершего больного на вскрытие.

Клинициста сегодня не удовлетворяет недостаточно методическое оснащение патологоанатомических исследований, не позволяющее провести более детальное изучение патологически процессов, поэтому снижается интерес клинициста к аутопсиям. В то же время очевидно, лечащие врачи могут опасаться правовой и финансовой ответственности в случая выявления ошибок диагностики, лечения, также ятрогений. Это реалии современной медицины нераспознанные в клинике болезни выявленные патологоанатомом во время вскрытий в большинстве своем относятся к распространенным страданиям. Речь идет о таких заболеваниях, как пневмония, инфаркт миокарда, тромбоэмболия легочной артерии и многое другое. Становится понятным, что в психологическом аспекте предстоящее вскрытие для администратора, оберегающего всеми способам "честь мундира", и для некритически мыслящего клинициста приобретает статус весьма неприятного мероприятия, и велико желание его избежать.

К сожалению, как показывает практика, происходит ослабление творческого потенциала сотрудничества клиницистов и патологоанатомов, снижается значение деонтологического принципа совместного труда на благо больного человека. Вопросы взаимоотношений между врачами занимают важное место в работе патологоанатом у секционного стола, на клиникоанатомических конференциях и на лечебноконтрольной комиссии, так как патологоанатом в силу специфики своей работы постоянно заостряет внимание врачей на положения этического порядка. В ряде случаев лечащий врач при сличении клинического и анатомического диагнозов становится на формальные позиции интересуясь единственным вопросом имеется ли расхождение клинического патологоанатомического диагнозов. Иногда клинический диагноз уточняется лишь после смерти больного. Забывается о том, что "правильны диагнозом надо считать такой, за который следуют целесообразные в интересах больного действия" (С.С. Вайль). С позиций врачебной этики и деонтологии стиль взаимоотношений между медицинскими работниками должен отличаться деликатностью, солидарностью бережным отношением к правам и репутации коллег. "Однако дружеские отношения товарищей по профессии несовместимы с духом примиренчеств к ошибкам" (В. Гражуль), с терпимость к недостаткам в работе коллег. Анализ причин расхождения клинического и патологоанатомического диагнозов показывает, что категории этих ошибок неравнозначны. Они могу носить характер объективных и субъективных причин. Категория ошибок на основе субъективных причин (недостаточное обследование больного, недооценка анамнестических данных, переоценка мнения консультанта при постановке диагноза), приводящих к роковым последствиям не находят себе оправдания с позиций врачебной этики и с ними должна вестись беспощадная борьба.

Учитывая проявляющуюся тенденцию уменьшению числа вскрытий, многие ученые-медики прогнозируют ухудшение диагностики лечения, медико-биологического, эпидемиологического клинико-фармакологического анализа снижение уровня подготовки врачей. Неужели люди, настаивающие на запрете или ограничения аутопсий, не осознают, что они не только проповедуют дремучий обскурантизм, но и в извечной борьбе Добра со Злом они невольно становятся на сторону последнего. Современный человек не сможет в полной мере реализовать свое право на здоровье без правдивой, научно обоснованной информации о положении дел с заболеваемостью и смертностью, которую дают аутопсии. Каждый человек должен иметь такую информацию, и только тогда он сможет осознанно и аргументировано подходить к решению вопроса о добровольном информированном согласии на проведение вскрытия случае его смерти. Такая информация поможет ему и его родственникам принимать решения учитывающие интересы общественного здоровья и здравоохранения, от которых, в свою очередь зависит их собственное здоровье.

4. Этические аспекты медицинских манипуляций с трупом

Либеральная позиция сводится к обоснованию, оправданию и пропаганде трансплантации как нового направления в медицине. В качестве характерного примера либерального обоснования донорства может быть приведена концепция "физиологического коллективизма", разработанная в 20-е гг. XX в. А. Богдановым, организатором первого в мире Института переливания крови. Согласно этой концепции, донорство - это не только новая этическая, но и социальная норма, а переливание крови - один из способов "братания" людей (буквального) и создания из отдельных индивидуумов общества как единого "социального" организма (опять же буквального). Современные трансплантологи не создают утопических концепций, но стремятся выйти на уровень этических правил и норм своей деятельности. Различные формы рекомендаций и правил, которые принимают либеральные специалисты-трансплантологи, имеют своим фундаментальным основанием два принципа антропоцентризма. Первый касается натуралистическо-прагматического отношения к человеку, второй - конечности жизни (отрицание бессмертия души). Расширение практики трансплантации либеральные идеологи связывают с преодолением "мифического отношения к сердцу как вместилищу души" и символу человеческой идентичности, с преодолением отношения к смерти как "переходному состоянию". Они видят прямую связь между прогрессирующим развитием трансплантации и преодолением общественного психологического барьера в виде традиционно-религиозной культуры с ее системой ритуалов "последнего пути" и "серьезным" отношением к смерти. Либеральные идеологи полагают, что успех трансплантологии возможен только в условиях "развитого и подготовленного общественного мнения, признающего безусловность гуманистических ценностей по всему кругу вопросов практики трансплантации органов". Среди безусловных гуманистических ценностей особо выделяются следующие три: "добровольность, альтруизм, независимость". Особое место в либеральной биоэтике занимает понятие анатомические дары. "Дарственность", т.е. безвозмездность, "анатомических даров" исключает возможные экономические мотивы данного поступка. Включение любой формы экономического расчета означает потерю ценностно-значимого, нравственного статуса "дарения". Либеральная биоэтика представлена и попытками объединения "экономической выгоды" и "гуманности". Широко известно предположение, что высокая цена органов, которую в состоянии заплатить богатые дельцы, обеспечит донорам стран "третьего мира" нормальный уровень жизни и спасет многих людей от голода. В ряду подобных аргументов оказывается и следующее суждение: "Не должна запрещаться оплата разумных расходов за медицинские услуги, связанные с предоставлением донорского органа (но не за орган)". "Разумные расходы" и гуманность целей трансплантации не вызывают сомнений. Но средства ее реализации, предполагающие экономические отношения по типу купли-продажи, включая и их превращенные формы ("дарение"), с неизбежностью умаляют этический смысл трансплантации. Кантовскому критерию этичности - рассмотрению человека как "цели", а не как "средства" - не соответствует подобные экономическая разумность и целесообразность. Именно кантовский критерий этичности, кстати, положен в основание ст.1 Закона РФ "О трансплантации..."; в ней четко оговорено: "Органы и/или ткани человека не могут быть предметом купли-продажи". В предисловии к руководству по трансплантологии акад. В. Шумаков ставит задачу организации "научно обоснованной пропаганды донорства". Такая постановка задачи, сориентированная либерализмом, может иметь своим следствием лишь какой-нибудь новый вариант богдановского "физиологического коллективизма". Стремление науки своими средствами обосновать донорство не вполне этично. Обоснование донорства - задача не науки, будь то физиология, биология, химия, генетика и т.п. Обоснование донорства - это задача этики, в т.ч. этики религиозной. Об этом свидетельствует и понятие дарение органов, которое становится новым символом взаимной заботы, любви и спасения жизни, но по сути дела просто представляет собой современную трансформацию традиционной религиозной идеи жертвенности.

Те же, кто придерживается консервативной позиции, менее всего склонны содействовать тому, чтобы современная российская наука вновь вставала на исхоженный советским атеизмом вдоль и поперек тупиковый путь противопоставления науки и веры. Сегодня естествознание получило наконец возможность осознать, что действительное различие между наукой и верой является условием их самоценности. Сегодня стало очевидным, насколько произвольно само "воинственное" взаимоисключение науки и веры. В православном Символе веры утверждается вера в воскресение мертвых. Вопрос - включает ли "оживление костей" воссоздание целостности тела, которое стало жертвой трансплантологической практики, является предметом веры. И какую бы научную форму ни принимал атеизм, он также обречен всего лишь на веру, правда атеистическую, в невозможность воскресения мертвых, так как никакими "научными" доказательствами атеизм не располагает и располагать не может. Путь противопоставления одной веры другой - бесперспективен для сторонников и идеологов "научно обоснованного донорства". Реальные же возможности обоснования донорства заключены не в науке, а в самой религии. Все мировые религии сохраняют почтительное отношение к телу покойного. К сожалению, понимание смерти в натуралистическо-материалистическом мировоззрении порождает весьма типичное к ней отношение. Оно проявляется, например, в следующей рекомендации врачам и сестрам, которые находятся в состоянии "эмоционального раздвоения", воспринимая человека с диагнозом "смерть мозга" как определенную личность: "В таких случаях надо четко осознавать: при смерти мозга пациент перестает быть человеческой индивидуальностью". Христианская позиция, которую ясно выразил православный богослов проф. В. Несмелов, исходит из того, что физическая смерть - не только переход в новую жизнь, но и последний момент "действительной жизни". Христианская позиция - это понимание смерти как "стадии" (пусть и последней) жизни, как "личностно значимого события", отношение к которому - это область человеколюбия, область собственно нравственного отношения между человеком умершим и человеком живым (в частности, между умершим больным и врачом как субъектом нравственных отношений). В христианстве мертвое тело остается пространством личности. Почтение к умершему непосредственно связано с уважением к живущему. Утрата почтения к умершему, в частности нанесение повреждений телу, влечет за собой потерю уважения к живущему. Прагматическое использование трупов в медицине, как правило, влечет за собой усиление потребительского отношения к человеку. Перечисленные "явления" говорят о том, что даже такая фундаментальная цель, как лечение и спасение человеческой жизни, требует обеспечения множества условий, среди которых - свобода и добровольность, т.е. ценности, которые неотделимы от самопожертвования. "Посмертное донорство органов и тканей может стать проявлением любви, простирающейся и по ту сторону смерти. Такого рода дарение или завещание не может считаться обязанностью человека. Поэтому добровольное прижизненное согласие донора является условием правомерности и нравственной приемлемости эксплантации. В случае, если волеизъявление потенциального донора неизвестно врачам, они должны выяснить волю умирающего или умершего человека, обратившись при необходимости к его родственникам. Так называемую презумпцию согласия потенциального донора на изъятие органов и тканей его тела, закрепленную в законодательстве ряда стран, Церковь считает недопустимым нарушением свободы человека. Донорские органы и ткани усвояются воспринимающему их человеку (реципиенту), включаясь в сферу его личностного душевно-телесного единства. Поэтому ни при каких обстоятельствах не может быть нравственно оправдана такая трансплантация, которая способна повлечь за собой угрозу для идентичности реципиента, затрагивая его уникальность как личности и как представителя рода. Об этом условии особенно важно помнить при решении вопросов, связанных с пересадкой тканей и органов животного происхождения ". В православной этической традиции никогда не шла речь о том, что нельзя жертвовать собою во имя спасения жизни человека. Напротив, нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин.15,13). Сама жертвенная смерть Спасителя является неоспоримым свидетельством этической ценности самопожертвования. Но самопожертвование есть сознательное и добровольное действие человека, оно не может быть результатом внушения и - тем более - насилия. Определенным видом нравственного "насилия" и может стать превращение человеческой способности к жертвенности в обязательную норму, или жесткое правило, или новый критерий гуманности. Практика трансплантации органов вышла сегодня из узко экспериментальных рамок на уровень обычной медицинской работы. Найти, понять и принять меру участия человека в спасении Жизни - это, действительно, непростая задача разумного отношения к этическим проблемам трансплантации. Но путь разума, и особенно разума нравственного, не исключает, а напротив, предполагает и запреты, и самоограничение. Для религиозной нравственной философии очевидно, что все разумное имеет свои пределы, беспредельны только глупость и безумие.

Выводы