Каковы причины распространения десяти заповедей Моисея в моральных системах народов мира? Можно ли назвать их "вечными" или же их актуальность исторически ограничена?

Размещено на http://www.allbest.ru

Министерство культуры РФ

Санкт - Петербургский государственный Университет культуры и искусств

Факультет культурологии

Контрольная работа

по курсу: Этика

Тема: Каковы причины распространения десяти заповедей Моисея в моральных системах народов мира? Можно ли назвать их "вечными" или же их актуальность исторически ограничена?

Выполнила: Студентка 437-в группы

Петрова Евгения

Санкт-Петербург

2009

Взаимоотношения Моисея и израильтян не укладываются в схему взаимоотношений просвещенного, мудрого вождя и косной, своевольной массы. Моисей не просто, лучше других выражает волю и интересы народа, он в известном смысле создает сам народ. Для того чтобы племена переплавились в народ, из дикого этно-природного состояния перешли в историческое, они должны осознать себя в качестве духовной общности. Связь порождению и обстоятельствам жизни должна перерасти в связь, опосредованную общей верой, идеалами праведности и справедливости. В жизни людей должно появиться что- то более значимое, чем кровь или чем египетские котлы с мясом и хлеб досыта, которыми в одну из трудных минут скитаний по пустыне израильтяне укоряли Моисея с Аароном. Моисей привносит идею единого бога, общих нравственных принципов, задавая тем самым духовное пространство, в рамках которого различные, хотя и родственные, племена конституируются в единый народ, поднимаются до осознания своего особого назначения в мире. Деятельность Моисея предоставляет нам редкую возможность на конкретном примере наблюдать, как племена трансформируются в народ (нацию), входят в историю и культуру. Замечательно, что при этом с наивной простотой показана противоречивость этого процесса, в ходе которого консолидация одного народа (в рассматриваемом случае еврейского) происходит за счет его противостояния другим народам, доходящим в отдельных случаях до войны и истребления. За пределами еврейско-иудаистской культуры имя Моисея прежде всего сопрягается с десятью заповедями. Когда говорят "кодекс Моисея", то обычно имеют в виду именно десять заповедей, хотя на самом деле нормотворческая деятельность Моисея ими не исчерпывается. Десять заповедей являются общей основой, своего рода введением к детализированному своду законов, охватывающему все общественно значимые аспекты поведения человека и включающему сотни разнообразных норм от правил гигиены до форм благочестия. Это общие религиозно-нравственно-юридические принципы, своего рода философия Моисеева законотворчества. Особое место Десяти заповедей в законодательной части Пятикнижия подчеркнуто тем, что Яхве возвестил их израильтянам сам, в отличие от других законов, которые он предписал через Моисея.

Обычно принято подразделять заповеди Десятисловия на две группы: первые четыре, относящиеся к сфере сакрального права, и последующие шесть, относящиеся к сфере мирского права. Соответственно первые считаются религиозными предписаниями, последующие -- моральными. Такое членение очевидно. Но оно недостаточно и может создать ложное впечатление, будто Десятисловие является механическим соединением разнородных норм. В действительности это внутренне цельная система, в которой нормы взаимоотношений между людьми прямо вытекают и зависят от норм взаимоотношений людей с богом. Чтобы раскрыть нормативное единство. Существует прочная традиция рассматривать Десять заповедей Моисея как первый по времени и один из важнейших по сути нравственных кодексов. Можно назвать, по крайней мере, три признака, в силу которых заповеди можно интерпретировать в качестве нравственных кодексов.

Во-первых, их безусловность, изначальность. Они вводятся как прямые и первые указания бога -- создателя мира и воплощения его высшей правды, Одна из таинственных особенностей нравственного сознания состоит в том. что оно не выводимо и не сводимо к эмпирически фиксированным фактам (интересам, отношениям, предметам, целям и т, д.). Более того, мораль конституируется через противопоставление, отрицание корысти и целесообразности мира. Она не только не ставит себе задачи вписаться в причинно-следственные связи мирской жизни, но в своей безмерной гордыне, полагает что мирская жизнь обязана оправдаться перед ней. Мораль уходит корнями в недостижимые глубины бесконечного. Она абсолютна, до такой степени абсолютна, что сама эта абсолютность становится ее специфическим признаком. Эта особенность морали на языке ветхозаветного человека получила выражение в том, что ее требования выступают как заповеди Бога. Только Бог и призванный им пророк в состоянии знать ту высшую правду, которая совпадает с нравственностью, которая и есть нравственность. Во-вторых, их категоричность. Они подлежат исполнению без каких-либо оговорок и ограничений. Моисей связывает выполнение заповедей с благодеяниями. Однако не благодеяния придают им истинность, а, напротив, из их истинности вытекают благодеяния. Благодеяния-- не условие, а следствие, Моисей не говорит: если вы хотите жить. соблюдайте заповеди. Его мысль иная: только соблюдая заповеди, вы сможете жить. В противном случае вы "погибнете, как народы, которых Яхве истребляет от вас, так вы погибнете, потому что не послушали голоса Яхве, вашего Бога". Конечно, знание того, что за соблюдением или несоблюдением заповедей следуют соответственно блага или страдания, награды или наказания, могло бы считаться и действительно быть неким условием, снижающим их категоричность, безусловную долженствовательность. Этого не происходит, так как сама связь"послушание -- награда, благодеяние" или "непослушание -- наказание, страдание" является жесткой. По ветхозаветной логике отступление от заповедей не остается без наказания. Так как для человека уже по определению награды и благодеяния (и только они) являются предметом желаний, позитивной ценностью, а наказании и страдания есть нечто прямо противоположное, то утилитарные аргументы в проповедях Моисея не релятивируют заповеди; напротив, они подчеркивают - что заповеди, категоричные и силу божественного происхождения и статуса, являются столь же категоричными и по человеческим меркам. В-третьих, их всеобщность. Этот признак применительно к Декалогу является спорным. Нельзя рассматривать в качестве всеобщих первую и четвертую заповеди, в которых Яхве выступает как национально ориентированный бог. Да и остальные могут считаться таковыми, только если вырвать их из контекста Декалога, а сам Декалог -- из контекста всей программы Пятикнижия. Тем не менее так оно и случилось, Декалог вошел в христианско-европейскую культуру как самостоятельный и самоценный нормативный кодекс. Его установления -- прежде всего "не убивай", "не прелюбодействуй", "не укради", "не лжесвидетельствуй" воспринимались как всеобщие требования. без первоначальных, исторически обусловленных национальных ограничений. Они стали рассматриваться в общечеловеческой перспективе. Такое переистолкование содержания и смысла Декалога было тем легче сделать,. что сам Декалог своим особым местом в Пятикнижии и абстрактной формулировкой заповедей давал для этого хорошую возможность.

Десятисловие вполне может считаться нравственным кодексом по ряду признаков. Но не по всем. Некоторые особенности Декалога ставят наш вывод под сомнение. Какие это особенности?

а) Декалог концентрирует внимание на внешних действиях человека, оставаясь равнодушным к тому, что можно обозначить как моральный образ мыслей, его принципы выступают как принудительные законы, у законодателя нет стремления закрепить их в совести человека.

б) В нем награды и наказания оторваны от личных деяний и распространяются на далекое потомство, что противоречит идее индивидуальной нравственной ответственности;

в) Наконец, Десятисловие не знает идеи загробного воздаяния или иной перспективы, призванной установить соответствие между добродетельностью человека и его счастьем.

Эти особенности получают разумное объяснение, если предположить, что Десятисловие является также юридическим документом они сами, в свою очередь, свидетельствуют об этом. Мы уже отмечали, что Яхве и Моисей обращаются не к отдельным индивидам, они ведут диалог с Израилем как целым. Их задача - воспитание, наставление, возвышение народа. Конкретизируя эту мысль, следует добавить: центром всех усилий Яхве - Моисея является государственное устройство Израиля, создание политического пространства для становления и развития народа. Моисей учил не как философ, а как законодатель. Он делал ставку не на свободу духа, а на принудительную силу закона. Поэтому он интересовался по преимуществу поступками, а не состоянием души и распространял ответственность за деяния на потомков, что с государственно-политической точки зрения было благоразумно и эффективно. Он оставался равнодушным к посмертной судьбе человека. Только в свете основной задачи, которую решал Моисей (переход из естественного состояния в государственно-правовое, от разрозненных племен к единому народу, идентифицирующему себя в качестве народа через собственного бога и установленные им законы). Можно понять своеобразие Десятисловия.

Иногда бывает интересно прислушаться к тому, что говорят те, кто стоят вне иудаизма и, мягко говоря, критически к нему относятся. "Отцы церкви" характеризовали Десять заповедей как "сердце закона". На этом мнении основывались все западные христианские законодатели на протяжении 1500 лет. Лютер произнес следующие слова: "Никогда не будут найдены какие-либо принципы, которые можно будет сравнить, а уж тем более предпочесть этим повелениям, поскольку они являются настолько фундаментальными, что ни один человек не мог и никогда не сможет приблизиться к чему-то подобному своими собственными силами". Это высказывание характерно для мыслителей протестантских церквей. Двумя поколениями позже Ренан писал: "Эти страницы Книги Исхода судьба неслучайно сделала буквально кодом универсальной этики. Десять заповедей обращены ко всем людям, и они на протяжении всех столетий будут оставаться повелениями Бога". Историки, изучающие становление и развитие цивилизаций, придерживаются единого мнения, что этические стандарты современного мира, вне всякого сомнения, были бы гораздо ниже, если бы не то всеобъемлющее влияние, которое во все времена, начиная с момента разрушения Второго Храма, оказывали на человечество Десять заповедей. Естественно, что осмысление Десяти заповедей народами мира происходило постепенно и их отношение к этому тексту не оставалось неизменным. Однако принципиально новым является период расцвета "библейской критики". Очень часто в работах исследователей этой школы чувствовалось открытое раздражение и неприязненное отношение к данному тексту. Такая неприязнь объясняется как исторической, так и морально-нравственной базой. В данном случае достаточно будет одного примера, чтобы показать всю беспочвенность выводов этой школы. На протяжении большей части XIX столетия адепты школы "библейской критики" отрицали тот факт, что Десять заповедей были записаны при жизни Моше. К этому выводу они приходили на основе запрета изготовлять изображения идолов, используемые для поклонения, о котором говорится во второй заповеди. Распространение поклонения самым разным изображениям в период судей и царей доказывает, по их мнению, что во времена Моше никакого запрета совершать культовые ритуалы перед подобными изображениями не существовало. Но очевидно, что пренебрежение законом, которое иногда распространяется во всем обществе или среди значительной его части, не может указывать на отсутствие такого закона в кодексе. Как можно было прийти к подобному выводу? Дело в том, что эти ученые вольно или невольно ориентируются на то, что ближе и понятнее им, благодаря полученному образованию и воспитанию. Не более убедительны претензии адептов школы "библейской критики" к тексту Десяти заповедей как к морально-нравственному закону. Они утверждают, что та система закона, которую выстраивают Десять заповедей, направлена лишь на определение законности тех или иных внешних действий. "Совершенно непонятно, как они забывают о десятой заповеди, распространяющейся на мыслительную и эмоциональную деятельность человека. По всей видимости, они рассматривают заповедь "Не желай" исключительно как запрет совершения физических действий, направленных на приобретение имущества против воли его владельца" (Беннетт). Причины подобного отношения "библейских критиков" к Десяти заповедям становятся еще более понятны, если познакомиться с новым англиканским комментарием: "Повеление "Не желай", которое устанавливает столь высокие стандарты морали и нравственности, не может быть частью Десяти заповедей. Вызывает большие сомнения правильность тенденции рассматривать Десять заповедей как моральный закон, а не как запрет совершать конкретные действия, направленные на урегулирование отношений между людьми в такой степени, чтобы общество могло функционировать". Мотивы, которые скрываются за столь категоричным неприятием Десяти заповедей в их изначальной форме, а в конечном итоге - и всей Торы, вполне понятны. Прежде всего, если Десять заповедей рассматривать и комментировать открыто и честно, то становится непонятно, в чем же заключается столь упорно пропагандируемое превосходство евангелий над Торой. Деятели церкви стоят перед необходимостью доказать превосходство христианства над иудаизмом любой ценой. И вторая причина - это вера тех же деятелей церкви, что спасти так называемый "Новый Завет" можно, лишь бросив тень на текст Торы. Напрасные надежды! Отрицание Десяти заповедей в их простом и ясном понимании ведет к отрицанию любого морально-нравственного учения.

Нападки на Десять заповедей особенно участились в наше время. Это объясняется тем, что современное общество не смогло заложить прочного фундамента и нуждается в законе Бога, который учитывал бы все стороны жизни и деятельности человека. В XIX столетии любили говорить, что это век науки. В середине XX века стало совершенно ясно, что "наука снабдила человека всем необходимым, но оказалась неспособной указать ему путь. Она раскрыла перед ним самые отдаленные уголки Вселенной, но оставила непознанным его собственное сердце. Наука отличается нейтральным, индифферентным, а потому аморальным подходом" (Дарместетер). XIX век провозгласил во всеуслышание, что человек происходит от животного. Вскоре после того, как было сделано это "открытие", многие деятели литературы и изобразительного искусства приняли на себя "благородную задачу" убедить своих современников, что для человека естественно возвращение к животному состоянию. Мощные силы варварства и язычества начали атаку на уже сложившуюся с древних времен, хорошо отлаженную и апробированную систему морально-нравственных ценностей. Понятие о Боге стало вытесняться из самых разных сфер человеческой деятельности и поведения, инстинкт и естественные наклонности были объявлены единственно правильными ориентирами в поисках счастья для человека и человечества. Все усовершенствованные теории и методы XX века берут свое начало в веке XIX. Так называемая "новейшая психология" утверждает, что подавление инстинктов таит в себе опасность для развития, а подчас и самого существования личности. Она требует естественного и ничем не ограниченного подчинения тем самым импульсам, о которых всему цивилизованному человечеству уже давно известно, что они должны находиться под постоянным контролем. Это утверждение стало основой для формирования новой этической системы, которая предлагает любому мужчине, женщине и ребенку делать то, к чему толкают их желания, и то, что представляется в данный момент правильным именно им. Утверждается, что все законы морали являются делом рук человека, а следовательно, все ограничения возведены человеком и могут быть им же самим устранены. Подобная теория без тени сомнения отметает вопросы о неприкосновенности жизни человека, о стремлении к чистоте и святости и о праве на обладание имуществом. В некоторых странах подобные теории привели к социальному и политическому хаосу. Даже в англоязычных странах в настоящее время выработалась нетерпимость по отношению к ограничениям морально-нравственного закона и отрицание объективности этических правил. Этим объясняется целый ряд событий, который не мог иметь место, если бы понятие о ценности морально-нравственной традиции не утратило своего значения. В эти дни духовного и морального хаоса иудаизм остается непоколебимым. Во многом такая стойкость и незыблемость объясняется тем, что Десять заповедей рассматриваются как дарованные Творцом неизменные принципы, определяющие никогда не устаревающее различие между добром и злом и никогда не позволяющие сбросить с себя ни те обязанности, которые сформулированы как "Ты должен", ни те, которые сформулированы как "Ты не должен" этого делать. Иудаизм признает эти требования императивными категориями, не зависящими от желаний, моды и времени. Человеку никогда не удавалось выработать верные определения хорошего и плохого. Моральный закон, данный Всевышним, во все времена был жизненно необходим для человечества, чтобы не называть хорошее плохим, и плохое - хорошим. Всевышний - не только Творец, Он - и законодатель. Даровав еврейскому народу Десять заповедей, Он раскрыл всему человечеству те единственные ориентиры, которые указывают путь к благополучию и счастью.

моисей заповедь нравственный духовный

Список литературы

1. Гусейнов А.А. Великие моралисты.- М.: Республика, 1995

2. Дубко Е.Л. Идеал, справедливость, счастье. - М.: 1999

3. Кисель М.А. Историческое сознание и нравственность. - М.: 1990

4. Малахов В.А. Смысл жизни и нравственное отношение к миру. - М.: 1996

5. Татаркевич В.О счастье и совершенстве человека. - М.: 2001.

6. Титаренко А.И. Рациональное и эмоциональное в морали. - М.: 2003

7. Эстетика: Учеб. пособ. / Под ред. Л.Т. Левчук.-- К.: Либщь, 1991-260 с.

Размещено на Allbest.ru