Новые контуры стратегической стабильности в глобальной многополярной конкуренции

Размещено на http://www.allbest.ru/

МГИМО МИД России

Новые контуры стратегической стабильности в глобальной многополярной конкуренции

Виктор Мизин

Москва, Россия

Резюме

В статье рассматривается современная ситуация с концепцией стратегической стабильности в условиях кризиса во взаимоотношениях России с НАТО и США, а также появления новых влиятельных игроков. По словам В.В. Путина, система стратегической стабильности в мире продолжает деградировать. В то же время автор подчёркивает императивную задачу разработки новых основ и подходов к глобальным параметрам стратегической стабильности с учётом современных реалий. По мнению автора, новая концепция стратегической стабильности может быть сфокусирована не только на приоритетности недопущения ядерного конфликта между крупнейшими ядерными державами. Она должна учитывать всю совокупность факторов, определяющих военнополитическую ситуацию в современном мире, включая политические и социально-экономические тенденции глобального развития. Анализ назревшего системного поворота в мировых процессах невозможен без кардинальной переоценки всей парадигмы международной безопасности, и прежде всего концепции стратегической стабильности, являющейся теоретической основой как военной политики, так и подходов к контролю над вооружениями. Академическому сообществу требуется разработка принципиально инновационной стратегии контроля над вооружениями в новых условиях. Будет ли это двусторонняя российско-американская схема или многосторонняя конструкция -- вопрос, требующий прояснения в процессе дипломатических консультаций. Требуемая концепция должна, очевидно, быть как многокомпонентной (стратегическое ядерное оружие, нестратегические ядерные системы, противоракетная оборона, «глобальный обычный удар», гиперзвуковое, кибернетическое, космическое, лучевое, дроны и другие «экзотические» виды и типы оружия), так и многосторонней (то есть должна учитывать ядерные силы и ядерный потенциал третьих стран, а не только двух традиционных соперников - России и США). Такая концепция стратегической стабильности должна, таким образом, быть гораздо более «целостной» и всеобъемлющей, охватывая не только военный потенциал ведущих держав, но и, принимая во внимание их политические отношения и разногласия, задачи обеспечения сдержанности и предотвращения крупных конфликтов в современном мире. Как таковая она предполагает всестороннее изучение реалий кризиса в международной системе, прежде всего в отношениях «диад» Россия-НАТО и Россия-США на фоне появления новых обладателей ядерных вооружений.

Помимо всего прочего, эти факторы возникающего соотношения сил в мире делают невозможным переход к безъядерному миру в обозримом будущем. В этой связи автор ставит перед экспертным сообществом задачу формулирования конкретных путей внедрения новых концептуальных основ оценки глобальных параметров эволюции мировой системы, разработки прагматических инициатив, которые могут быть предприняты для повышения общей стабильности и взаимодействия между США, НАТО, Россией и другими формирующимися глобальными игроками.

Ключевые слова: глобальная безопасность; контроль над вооружениями; ядерное оружие; новые технологии; стратегическая стабильность; полицентричность; Россия; США; Китай; стратегический баланс; сдерживание.

Abstract

OUTLINES OF STRATEGIC STABILITY IN GLOBAL MULTIPOLAR COMPETITION

VICTOR MIZIN

MGIMO University, Moscow, Russian Federation

The article is devoted to the problems of ensuring strategic stability and the task of a comprehensive study of the current situation with strategic stability, developing new approaches to it, taking into account modern realities in the context of a crisis in the international situation, especially in relations between Russia and NATO, Russia and the United States. According to President Vladimir Putin, as a result, the system of strategic stability in the world continues to degrade. The main factors of this aggravation areanalyzed. The task is to develop new foundations for strategic stability and assess its global parameters. The new concept of strategic stability can no longer be focused solely on the priority of preventing nuclear conflict between major nuclear powers, but must also take into account the totality of factors that determine the security situation in the realities of the modern world order. An analysis of the long-overdue systemic shift in world processes is arguably impossible without a fundamental re-evaluation of the entire perception of international security, and, above all, the concept of strategic stability, which is the theoretical basis of military policy and theoretical approaches to arms control. Academic community needs to develop a fundamentally innovative strategy for arms control in the new environment. Whether this will be a bilateral Russian-American format or a multilateral arrangement is a question that needs to be clarified in the course of diplomatic consultations. The required concept should obviously be both interdisciplinary (covering with various methodological tools a number of sciences such issues as strategic nuclear weapons, non-strategic nuclear systems, missile defense, "prompt global conventional strike", hypersonic, cyberwarfare, space, beam, drones and other "exotic" types of weapons), and multilateral (that is, it should take into account the nuclear forces and nuclear potential of "third" countries, and not just the two traditional rivals - Russia and the United States).Such a concept of strategic stability should thus be much more "holistic" and comprehensive, covering not only the military potential of the leading powers, but also taking into account their political relations and divergences, the imperative of providing restraint and preventing major conflicts in the modern world. As such, it involves a comprehensive study of the crisis realities in the international system, primarily in the Russia-NATO and Russia-US “dyads” interrelationship against the background of the emergence of new nuclear weapons stakeholders. Among other things, these factors in the global balance of power make it impossible to proceed to a nuclear-free world in the foreseeable future. In this regard, the author sets the task for the expert community to formulate certain concrete ways to implement new conceptual frameworks for assessing the global parameters of the world system's evolution, and to develop pragmatic initiatives that can be taken to improve overall stability and interaction between the United States, NATO, Russia, and other emerging global actors.

Keywords: global security; arms control; nuclear weapons; emerging technologies; strategic stability; multipolarity; Russia; United States; China; strategic balance; deterrence.

Мировые процессы находятся в стадии фазового перехода в качественно новое состояние. Среди международных экспертов получают хождение тезисы о высокой турбулентности, об усилении вектора хаотиза- ции в мировой политической жизни, волатильности существующих мировых процессов [Miller 2020]1, что прямо противоречит «классическим» подходам о наличии некоторого международного порядка, [Bull 1977], разделяемым и рядом современных исследователей [Барановский 2017]. При всём многообразии и при всей сложности мировой системы происходит её кардинальная трансформация, которая может иметь непредсказуемые и даже крайне негативные последствия [Haas 2017]. Не оправдали себя концепции «конца истории» и «столкновения цивилизаций» (к последнему никак нельзя отнести борьбу с исламистским терроризмом и всплеск антизападных настроений в мусульманских кругах западных стран из-за исламистской пропаганды). Всего этого сейчас просто нет.

Новые «драйверы» мирового развития - особенно после начала коронавирусной пандемии - подвергают сомнению такие привычные концепции, как главенство «классического» либерализма, наличие мировой системы международных отношений или международного порядка, сущность и верховенство демократии и особенно лозунг её насаждения в развивающихся странах. Налицо кризис ранее принятых западным академическим сообществом концепций глобализации или «мультикультурализма».

Вся структура международных отношений качественно эволюционировала. Государства всё сильнее самоизолируются от системы прежних альянсов и коалиций, интеграционных блоков, предавая забвению концепции типа «Единой Европы». Разобщённость под лозунгами нового консерватизма и псевдопатриотизма на фоне разрастания в обществах ксенофобских тенденций и популистской риторики лидеров многих стран становится заметным явлением. После завершения «холодной войны» бессмысленно говорить об отсутствии острейшей конкуренции крупных держав и наивно верить в торжество идеалов всеобщего мира по Иммануилу Канту. В этих условиях страны-лидеры откатываются назад к ситуации XIX века - эпохе противостояния и «концерта великих держав», в основном пока ещё западных. После тридцатилетней интерлюдии в мировую политику вернулась конкуренция между ведущими державами.

На Западе политологи и политики заявляют о конце Вестфальской системы и будто бы об уходе в прошлое Ялтинско- Потсдамской системы [Spruyt 2000; Vaughan 2011; Dryzek 2012; Kreuder-Sonnen, Zangl 2015; Al-Kassimi 2016] См. также: Haass R.N. The Pandemic Will Accelerate History Rather Than Reshape It. Not Every Crisis Is a Turning Point. Foreign Affairs. April 2020. См. также: Kolesnikov A. Re-defining Yalta: Putin at the UN. 05.11.2015.. Множатся там и попытки расшатывания традиционных устоев международного права, ширится пренебрежение ключевыми прерогативами ООН и её Совета Безопасности. В результате фактического обструкционизма западных держав государственные деятели и эксперты всё сильнее критикуют едва ли не все международные и региональные организации (от ООН до Всемирной организации здравоохранения, от НАТО до ОБСЕ) США вышли из Организации Объединенных Наций по вопросам образования, науки и культуры (ЮНЕСКО) и Совета ООН по правам человека (СПЧ ООН) в октябре 2017 г. и июне 2018 г. соответственно. США также объявили о намерении выйти из Всемирной организации здравоохранения 6 июля 2021 г., хотя кандидат в президенты от Демократической партии Джо Байден заявил, что он отменит это решение. Lee M., Lederman J. Trump administration pulls US out of UN human rights council. June 20, 2018..

Тем не менее именно в ситуации нарастания разобщённости, поляризации мирового политикума, отгораживания от процессов глобализации в национальных границах, растерянности перед лицом кризиса системы международных отношений необходимы механизмы для принятия коллективных действий [Ostrom 2010]. Их создание требует согласованных в глобальном масштабе усилий и не может стать продуктом решений, принимаемых на национальном уровне.

С начала 2020 г. стали множиться прогнозы о том, насколько пандемия COVID-19 изменит не только жизнь отдельных стран, но и международную систему в целом Kissinger H. The Coronavirus Pandemic Will Forever Alter the World Order. Wall Street Journal. 03.04.2020.. Скорее всего, это будут естественные мутации, без коренного передела миропорядка. Коллапс всей миросистемы маловероятен, хотя возможна рецессия экономики, для преодоления которой потребуется координация антикризисных мер многих ведущих государств Иванов И. Мир будет другим. Российский совет по международным делам. 20.04.2020..

В энтропийной ситуации не срабатывает ставка на сдерживание, которая в современных реалиях неприемлема по своей концептуальной архаике и на практике не удовлетворяет интересы его инициаторов. Подавляющее большинство стран отвергают практику диктата и навязывание двойных стандартов Путин В.В. Выступление и дискуссия на Мюнхенской конференции по вопросам политики безопасности. 10 февраля 2007 года; Путин В.В. на заседании Международного дискуссионного клуба «Валдай». 22 октября 2020 года. Применение практики «двойных стандартов» как фактор возникновения конфликтов в современном мире. Центр стратегических оценок и прогнозов. ГКД Положение дел в мире: update -- политика, экономика, развитие. Доклад Дипломатической академии МИД РФ.. Вместе с тем сегодня требуются не широковещательные декларации и лозунги, рассчитанные на пропагандистский эффект, а выработка конкретной, пусть и «приземлённой» стратегии [Drezner, Krebs, Schweller 2020].

Инновационные решения необходимы и для купирования обострившегося в 2010-х годах противостояния России и стран НАТО во главе с США. Кризис на Украине и возвращение Крыма, помощь Сирии в борьбе с глобальным исламским мегатерроризмом, успехи в решении ключевых проблем - таких как положение на Ближнем Востоке, на Корейском полуострове и ситуация с Ираном - отчётливо обозначили (диалектически - несмотря на неприятие её политики и раздражение на Западе) усиление роли и повышение статуса России в мировой политике. США и их союзники будут продолжать диалог с «токсичной» Москвой, потому что её влияние бесспорно даже при ограниченных по сравнению с советским периодом ресурсах. На Западе осознают, что без России, в том числе и в формате пятёрки постоянных членов Совета Безопасности ООН, невозможно решить ряд глобальных проблем, таких как рост опасной военной активности и инцидентов, угроза распространения оружия массового уничтожения и международный терроризм, контроль ядерных программ КНДР и Ирана, киберпреступность, энергетическая проблема, изменение климата и экологический кризис, пиратство, наркоторговля и распространение инфекционных заболеваний.

В отношении Москвы коллективный Запад действует как единое целое, с единой выработанной программой - несмотря на известные и подчёркиваемые у нас в политологическом сообществе различия в подходах США и европейской части НАТО, «старых» и «новых» членов альянса, а также на позицию умиротворителей России среди представителей бизнеса или стран юга Европы. Многие на Западе сейчас понимают, что период конфронтации с Россией чрезмерно затянулся, приобрёл тревожные для мировой стабильности масштабы. В своей политической раздвоенности Запад, не отказываясь от политики сдерживания и давления, одновременно нацелен на продолжение диалога с Москвой в русле Доклада Армеля 1960-х годов.

С большой долей определённости можно констатировать начало нового периода в мировых делах, как и нового этапа в российской внешней политике. При этом её главные векторы остаются неизменными: это прежде всего открытость, предсказуемость, прагматизм, нацеленность на достижение и отстаивание национальных интересов без конфронтации. По мнению многих экспертов, Москва активно декларирует стремление стать новым полюсом влияния, а значит, и интеграционным, системообразующим игроком [Putin's Grand Strategy.. 2014; Radin, Reach 2017] См. также: Russian Strategic Intentions A Strategic Multilayer Assessment, (SMA) White Paper, May 2019.; Russia's Sentimental Revisionist Approach to Competition and Conflict -- A Future of Global Competition and Conflict Virtual Think Tank Report, NSI report. September 2019.. Сложно отрицать наличие у России стремления находить решения таких задач, как обеспечение надёжной безопасности страны, укрепление суверенитета и территориальной целостности, сохранение за собой прочных позиций одного из влиятельных центров современного мира, поскольку это необходимо для роста её политического, экономического, интеллектуального и духовного потенциала. Как отмечал в 2012 г. в программной статье по внешней политике В.В. Путин: «Россия практически всегда пользовалась привилегией проводить независимую внешнюю политику. Так будет и впредь. Более того, я убеждён, что безопасность в мире можно обеспечить только вместе с Россией, а не пытаясь “задвинуть” её, ослабить её геополитические позиции, нанести ущерб обо- роноспособности» Путин В.В. Россия сосредотачивается. Известия.16.01.2012.. В фильме Владимира Соловьёва «Миропорядок 2018» Президент Российской Федерации заявил, что ядерный удар приведёт к глобальной катастрофе, после чего задался вопросом: «А зачем нам такой мир, если там не будет России?»

Суверенный курс приводит «вставшую с колен» Россию к противостоянию с борющимися за сохранение глобального влияния США, которое напоминает глобальное соревнование Москвы и Вашингтона времён «холодной войны». Соединённые Штаты всемерно стараются сохранить роль единственной сверхдержавы, в том числе в военной политике. Обострение противостояния прослеживается и в ядерной доктрине Вашингтона, как она раскрывается в «Обзоре ядерной политики» 2018 года. В целом этот документ следует ориентирам, установленным администрацией Барака Обамы в 2010 году. Вместе с тем Обзор администрации Дональда Трампа включает в себя несколько важных изменений. Самым существенным можно считать рекомендацию расширить номенклатуру и повысить роль ядерного оружия США. Обзор неприкрыто конфронтационен. Его составители заявляют о конкуренции великих держав, формулируют планы разработки новых ядерных вооружений и модификации имеющихся. Сделан упор на расширение ядерных возможностей США для сдерживания, а в случае неудачи последнего - для победы как в ядерных, так и в неядерных стратегических конфликтах Nuclear Posture Review. Office of the Secretary of Defense. February 2018, Washington, DC.. Будущие американские администрации, вне зависимости от конкретных персоналий, будут нацелены на продолжение курса по поддержанию глобального доминирования, в тесном взаимодействии с ключевыми союзниками по НАТО, и на весьма недвусмысленное, зачастую риторическое, противостояние с Россией - несмотря на некоторые обмолвки о готовности к диалогу.

Ни у США, ни у России не видно намерений изменить свою позицию ни по одному из вопросов. Из чего следует вывод, что продолжатся и взаимные санкции, и риторика, в своей жёсткости иногда превосходящая сдержанно-предсказуемую «холодную войну» и заставляющая многих политологов рассуждать о якобы уже ведущейся войне «гибридной» [Подлесный 2018; Белобров 2020].

Противостояние Запада и России по ряду ключевых мировых проблем, усилившееся после 2008 и особенно 2014 годов, затронуло и как бы на время выпавшую из разряда приоритетов мировой политики сферу контроля над вооружениями. Оказалось, что она уже не обладает иммунитетом от общего состояния политического климата между Россией и Западом, как это было в годы «холодной войны». Проблематика контроля над вооружениями сегодня крайне политизированна. В текущей ситуации технически готовые решения нельзя реализовать на практике, тем самым продвигаясь к заключению новых взаимовыгодных договорённостей в целях снижения международной напряжённости и уровня военной угрозы. Уже почти общепринятым в экспертной среде стало утверждение, что процесс контроля над вооружениями - бесспорно, ключевой фактор укрепления международной безопасности, от успехов которого зависит благополучие, да и выживание человечества - находится в глубоком кризисе [Арбатов 2015; Rumer 2018; Arbatov 2019; Brooks 2020; Ford 2020; Gottemoeller 2020; Pranay, Acton 2020].

Среди ведущих экспертов укрепляется убеждённость в том, что после краха договоров по противоракетной обороне и по ракетам среднем и меньшей дальности, когда под вопрос поставлены Договоры о нераспространении ядерного оружия и по открытому небу, нас ожидает чуть ли не коллапс всей исторически сложившейся системы международно-правовых режимов в сфере контроля над вооружениями. Констатируется и отсутствие реализуемых рецептов по выправлению ситуации. В экспертном сообществе нарастает растерянность.

На фоне фундаментальных изменений в военно-технической сфере рост напряжённости между США и Россией прямо угрожает подорвать стратегическую стабильность. К этому ведёт появление новых киберсетевых, космических, высокоточных обычных, противоракетных, гиперзвуковых и основанных на искусственном интеллекте систем вооружений [Арбатов 2020]. Новые технологические возможности угрожают непредсказуемостью стратегической ситуации, повышают вероятность неправомерной её оценки, что увеличивает риск потери уверенности в потенциале сдерживания, в возможности нанесения потенциальному агрессору неприемлемого ущерба в кризисной ситуации Zwack P. Arms Control in the COVID-19 Era: No Next Step without New START. Kennan Cable No. 50. 2020..

Вашингтон и Москва придерживаются различных, зачастую и прямо противоположных взглядов на ситуацию в сфере глобальной безопасности. Тупиковое положение в этой области провоцирует новые серьёзнейшие угрозы стабильности в мире, чревато неожиданными кризисами. Если российские лидеры постоянно подчёркивают, что их страна ни на кого не собирается нападать и лишь отстаивает свои законные национальные интересы, то Соединённые Штаты и НАТО упорно воспринимают Москву как новоявленного реваншистского игрока, намеревающегося восстановить гегемонию на постсоветском пространстве, практически по всей Европе, в Азии и Латинской Америке.

Однако ни серьёзнейшее с времён «холодной войны» комплексное многоканальное противостояние с Западом, ни продолжение санкционной борьбы отнюдь не означают, что российской военно-политической элите следует «взять паузу» или отказаться от активных внешнеполитических инициатив в области контроля над вооружениями и сокращения ядерных сил - при условии, конечно, поддержания паритета с оппонентами. Вот почему российской дипломатии было бы полезно сформировать здесь собственную повестку и буквально наступательно - в позитивном ключе - навязывать её партнёрам, пытаясь преодолеть нынешний системный кризис международной безопасности.

Главное теперь, в условиях слома Договора о ракетах средней и малой дальности, как признаёт экспертное сообщество, - добиваться продления Договора по стратегическим наступательным вооружениям 2010 года. Важность этого документа с его системами инспекций на местах базирования и обмена данными (уведомлениями) о стратегических силах сторон очевидна.

Теоретически России было бы важно договориться с США о дальнейших шагах на период после 2021 года, чтобы, даже в случае провала усилий по продлению ДСНВ, не допустить произвольного наращивания вооружений, поставить под контроль процесс развития и совершенствования стратегических ядерных сил обеих сторон, обеспечить предсказуемость и транспарентность, в том числе за счёт продолжения режима обязательных уведомлений и, возможно, интрузивных инспекций на местах. Маловероятно, однако, что российские военные согласятся на такие меры без юридически обязывающих договорённостей сторон.

В экспертном сообществе и в России, и в США уже намечаются интересные инициативы по дальнейшему развитию процесса контроля над стратегическими вооружениями. Было бы полезно также, чтобы Россия и США занялись проработкой параметров ядерного сдерживания, ядерных доктрин друг друга [Gallagher 2015; Reif, Mizin 2017; Arbatov 2019; Gottemoeller 2020].

Недопустимость любой войны между ядерными государствами должна быть, очевидно, закреплена юридически - например, принятием декларации по меньшей мере пятью официальными ядерными державами, повторяющей историческое Совместное заявление США и СССР на саммите в Женеве 1985 года («ядерная война не может быть выиграна и никогда не должна вестись») Joint Soviet-United States Statement on the Summit Meeting in Geneva. November 21, 1985..

Можно было бы согласовать параметры понижения разрешённых развёрнутых стратегических боезарядов до 1000-1200 единиц - с нынешнего уровня 1500. Прорабатываются и новые методики контроля - в том числе не только за носителями, но и за ядерными боезарядами - даже с инспекциями на местах их хранения, как бы фантастичным это сегодня ни казалось. Пока что, в условиях кризиса взаимного доверия и отсутствия постоянного диалога по стратегическим наступательным вооружениям, нереально добиваться договорённостей об уменьшении концентрации боезарядов на стратегических носителях, развёртывании исключительно средств, обладающих повышенной выживаемостью, и об ускоренном сокращении «дестабилизирующих» систем.

В Договоре 2010 г. есть ряд проблем, которые необходимо решать в будущем. В частности, не учтён «возвратный потенциал» - складированные, неразвёрнутые ядерные боезаряды. Технически эта часть арсенала может быть доразвёрнута достаточно быстро, если какая-либо из сторон перестанет выполнять Договор. Тогда потенциалы стратегических наступательных вооружений увеличатся до 3500 боезарядов у США и 2400 у России. Кроме того, подсчёт вооружения стратегических бомбардировщиков в ДСНВ 2010 г. весьма условен («один бомбардировщик-один заряд»). Было бы полезно в будущих соглашениях вернуться к зачёту по фактическому их вооружению, как и в Договоре СНВ-1 (1991). Проблему ограничения крылатых ракет большой дальности - на чём российская сторона исторически настаивала на переговорах вопреки сопротивлению американских коллег - сейчас вряд ли удастся решить. Напомним, что уже более двадцати лет назад были проведены эксперименты, позволяющие определить наличие ядерных боеголовок на носителях и тем самым открывающие возможности запрета ядерных крылатых ракет.

Логично, чтобы будущие договорённости охватили все виды ядерного оружия, независимо от их дальности. Большинство новых «экзотических» российских ядерных систем (многие из них с неясной дальностью полёта), объявленных В.В. Путиным 1 марта 2018 года, будут полностью развёрнуты лишь в середине 2020-х годов. В рамках процедур ДСНВ российская сторона уже продемонстрировала американским инспекторам ракетно-планирующий блок «Авангард». Теоретически нужны определение и ограничения вновь развёртываемых ракетно-планирующих или аэробал- листических систем (которые запускаются как баллистическая ракета, а затем маневрируют к цели как гиперзвуковой летательный аппарат). Россия заявила о готовности включить новые стратегические системы, такие как «Авангард» и «Сармат», в потолки стратегических наступательных вооружений после их развёртывания (хотя они находятся в «серой зоне», так как действующий договор не охватывает аэробаллисти- ческие ракеты воздушного старта с дальностью более 600 км или системы частичноорбитального бомбометания (FOBS), такие как «Сармат»). Предстоит решить вопрос о силах третьих ядерных держав - видимо, это задача неблизкого будущего.

Относительно ракет средней и меньшей дальности желательно было бы продолжить активно склонять США (при молчаливой поддержке европейских стран) к согласованию новых меморандумов об ограничении таких систем, в том числе географическими районами, и комплекса мер доверия, открытости и обмена данными - каким бы иллюзорным прогресс в этом отношении сегодня ни представлялся.

В этой активной работе следовало бы задействовать не только наше научно-экспертное сообщество и военных специалистов, но также депутатов Федерального Собрания и представителей гражданского общества. Можно надеяться, что этот призыв будет услышан и в академических кругах Запада, среди реалистично настроенных политиков и дипломатов и среди широкой общественности, прежде всего Европы. Наши парламентарии могли бы, например, создать двусторонние целевые группы по проблеме с коллегами из Европейского парламента и парламентов отдельных европейских стран, да и Конгресса США. Ведь, несмотря на нежелание «старых» европейцев, в принципе не исключено появление ракет средней дальности США в регионе. Причём уже не в Германии, как в 1980-х годах, а в Польше, Румынии, в Прибалтике. Это могут быть не только какие-то новые баллистические «Першинги-3» с подлётным временем около 3 минут, но и ракетно-планирующие системы с гиперзвуковыми крылатыми блоками, летающие по непредсказуемым траекториям, что серьёзно затруднит задачи их раннего обнаружения и перехвата. Это приближает вероятность сценария нашего упреждающего превентивного удара по ним, то есть резкий разворот российской ядерной доктрины, что, естественно, повысит угрозу эскалации в случае конфликта По словам известного военного эксперта, бывшего начальника Главного штаба РВСН генерал- полковника В.И. Есина: «Если американцы всё-таки начнут разворачивать свои ракеты в Европе, нам ничего не останется, как отказаться от доктрины ответно-встречного удара и перейти к доктрине упреждающего удара». Звезда, 9 ноября 2018 года,.

При сценарии, когда Россия и США начнут фактически рушить основы инфраструктуры разоружения и контроля над вооружениями, это будет лишь подталкивать малые и развивающиеся государства к выходу из режимов нераспространения ядерного оружия и контроля за ракетными технологиями.

Москве и Вашингтону предстоит вернуться к поиску компромисса по ПРО. Нельзя не согласиться с видным экспертом по вопросам безопасности, нынешним послом Российской Федерации в США А.И. Антоновым, что «при любых обстоятельствах политико-дипломатические усилия в этой сфере необходимо продолжать. Как представляется, российской и американской сторонам принадлежит особая роль в развитии сотрудничества в области ПРО между Россией и НАТО, и полное использование имеющегося потенциала может послужить основой для продвижения этого сотрудничества по конструктивному руслу» [Антонов 2012].

При этом следует иметь в виду, что, согласно Резолюции о совете и согласии Сената США на ратификацию нового Договора о стратегических наступательных вооружениях, никакие ограничения в сфере противоракетной обороны в принципе в настоящий момент невозможны. Соединённые Штаты намерены продолжить многолетние работы по развёртыванию многоэшелонированной системы ПРО своей территории и за её пределами, включая Европу (раздел «а»: пп. 12.АИ; раздел «в»: п. 1А; раздел «с»: пп. 2С, 2Д, 2Е). Более того, противоракетная оборона должна находиться вне любых будущих переговоров в сфере сокращений ядерных вооружений (раздел «а»: п. 12.АИ) New START Treaty: Resolution of Advice and Consent to Ratification, Bureau of Arms Control, Verification, and Compliance. December 22, 2010..

В перспективе России предстояло бы договариваться с США и другими странами, располагающими противоракетным потенциалом, об ограничении числа ракет- перехватчиков стратегического назначения максимальным потолком. В первую очередь для России важно добиться неразме- щения систем ПРО в непосредственной близости от её территории и в космосе. Иначе нам придётся рассматривать в качестве приоритетных целей все наземные и морские объекты противоракетной обороны США по миру и далее развивать собственное противоспутниковое оружие.

Было бы также полезно согласовать определённые меры транспарентности и разграничить системы противоракетной обороны: например, ограничить стратегическую оборону против МБР и БРПЛ в пределах взаимоприемлемых параметров, опираясь на параметры СНВ-Ш 1997 года, при этом позволяя региональным системам ПРО защищать от баллистических и крылатых ракет средней и малой дальности. Обе стороны могут достичь специального политического соглашения, которое не потребует ратификации Конгрессом США, где противоракетную оборону считают приоритетной программой.

Это может включать в себя: обмен общими планами по количеству и местам будущего развёртывания перехватчиков противоракетной обороны; меры транспарентности, включая посещение испытательных полигонов ПРО и различного рода уведомления; демаркацию между тактическими и стратегическими перехватчиками противоракетной обороны в соответствии с «Общими договоренностями, касающимися первого согласованного заявления от 26 сентября 1997 года, касающегося договора по ПРО 1972 года»; и мораторий, по крайней мере на 10 лет, на развёртывание перехватчиков ПРО космического базирования. Можно было бы также обсудить политически обязательное обязательство о том, что противоракетная оборона территории стран не будет превышать 100 перехватчиков, хотя вряд ли возможно включить этот предел в общий потолок для боеголовок в будущем соглашении по договору СНВ. Сохранение 100 перехватчиков ПРО снизило бы количество стратегических носителей до 400, если в будущем будет согласован общий потолок по 500 боеголовкам.

В области достратегических или тактических ядерных вооружений (ТЯО) пока наблюдается традиционно тупиковая ситуация. Россия не намерена раскрывать места хранения своего ядерного оружия и предоставлять информацию о его количестве, считая эту тему надуманной и искусственно нагнетаемой Россия не будет раскрывать информацию о местах хранения и количестве тактического ядерного оружия -- МИД РФ. Ведомости. 02.02.2014. Ульянов М. При нынешней администрации США модернизация ядерного оружия приобрела беспрецедентный размах: Директор департамента МИД РФ о позиции Москвы по проекту бюджета Пентагона. Коммерсантъ. 2016.. Более того, Россия заявляет, что США модернизируют свой ядерный потенциал в Европе «с неясными целями» за счёт авиабомб В61-12, нарушая при этом Договор о нераспространении ядерного оружия, размещая тактические заряды в Европе на территории пяти стран- участниц НАТО. В нарушение ДНЯО, по мнению Москвы, в ходе совместных ядерных миссий Североатлантического альянса пилоты из неядерных государств обучаются применению ядерных вооружений.

США отказываются выводить тактическое ядерное оружие из пяти европейских стран на национальную территорию, что российская сторона выдвигает в качестве условия начала диалога.

Ни Россия, ни США не готовы отойти здесь от ранее заявленных позиций, несмотря ни на обязательство администрации Обамы по резолюции Конгресса начать с Москвой переговоры по этому вопросу, ни на заинтересованность ключевых европейских стран. При этом уже сегодня есть интересные наработки экспертов и неправительственных организаций, создающие субстантивную интеллектуальную основу для будущего переговорного процесса, в котором заинтересованы все страны Европы (см., например: [Zagorski 2011; Dvorkin 2013]). В частности, предлагаются следующие меры: сравнение доктрин применения тактического ядерного оружия и угроз в регионе, которые им надо парировать; обмен данными о наличии запасов и географии размещения объектов хранения зарядов, его типах и носителях; перевод таких средств из оперативного развёртывания в резерв и обязательство об отказе от их реактивации; предоставление информации о выполнении односторонних президентских инициатив 1991 г. о сокращениях тактического ядерного оружия Chalmers M., Simon L. NATO's tactical nuclear dilemma. RUSI.Koivula T, Simonen K. Arms control in Europe: regimes, trends and threats. National Defence University. Series 1: Research publications. No. 16, National Defence University, Helsinki, 2017; Sweeney M. Reconsidering U.S. nuclear weapons in Europe, defense priorities. September 2020.; Sauer T., van der Zwaan B. U.S. Tactical Nuclear Weapons in Europe after NATO's Lisbon Summit: Why Their Withdrawal Is Desirable and Feasible 2011. Belfer Center.; Meier O. An End to U.S. Tactical Nuclear Weapons in Europe?, Arms Control Association.. См. также: [Kristensen, Korda 2019].. В дальнейшем возможны посещение мест хранения и предоставление свидетельств о действительной ликвидации вооружений, визиты для наблюдения за обучением личного состава, созыв специальной консультативной группы по налаживанию диалога между Москвой и Североатлантическим альянсом, а также использование площадки Совета Россия-НАТО, начало «консультаций о консультациях» по этой теме. Все эти меры представляются делом неблизкого будущего, когда в той или иной мере снимутся нынешние острые разногласия между сторонами относительно ситуации с региональной безопасностью в Европе, восстановятся доверие и конструктивный диалог по проблематике безопасности.

Российские военные, как представляется, будут возражать против включения «тактического» ядерного оружия в будущие потолки ограничения ядерных сооружений по возможным договорённостям в продолжение Договора о сокращении наступательных вооружений. Такое включение нестратегических боезарядов в общий потолок ядерных сил потребовало - в целях обеспечения каждой стороне уверенности в соблюдении ограничений - разработки новых процедур мониторинга и проверки на объектах хранения, что ставило бы под угрозу конфиденциальность чувствительной информации о ядерном оружии, а потому порождало бы серьёзную проблему.

Если тематика ядерных вооружений пока представляется проблематичной, есть ряд направлений, по которым прогресс возможен: например, меры укрепления доверия в Европе, с решением якобы беспокоящего Пентагон вопроса о деэскалации путём эскалации для предотвращения опасной военной активности и инцидентов. Можно было бы проанализировать и вопросы о постоянной системе уведомления о внезапных учениях; об отказе от проведения их в Прибалтике, вблизи российских границ; о согласовании для подобных учений географических рамок. В том числе путём разработки документов, подобных Парижской хартии для новой Европы, Венскому документу о мерах доверия, запуска переиздания Хельсинкского процесса.

Полезно было бы рассмотреть вопросы нераспространения оружия массового уничтожения и ликвидации международного терроризма с применением таких видов оружия, в том числе и в формате пятёрки постоянных членов Совета Безопасности ООН, обратиться к анализу ядерных программ КНДР и Ирана, проблем, связанных с использованием кибероружия и с киберпреступностью, путей нейтрализации тактики «гибридных войн».

Даже ограниченное продвижение с реализацией мер контроля над вооружениями помогло бы переломить нынешний застой, обеспечить большую предсказуемость и укрепить стратегическую стабильность. Естественно, такой системный поворот невозможен без кардинальной переоценки международной безопасности и, прежде всего, концепции стратегической стабильности. Потребуется выработка концептуально новых её основ, что, в свою очередь, не может не повлиять на практику военного строительства и подход к будущему контролю над вооружениями.

Классическое понимание концепции стратегической стабильности было разработано в период затяжной конкуренции двух военно-политических блоков в XX столетии. Концепции устойчивости и гомеостазиса, предсказуемости и гармоничности пришли в социологию из ньютоновской механики, математики (в частности, из пионерских трудов выдающихся российских математиков А. Ляпунова и И. Вышнеградского по устойчивости дифференциальных уравнений), физики (импеданс), химии (устойчивость протекания химических реакций), термодинамики и других естественных наук - как результат исследований, начавшихся в XIX-XX веках. Эти понятия были введены для адаптации к внешней ситуации и событиям в мире, как парадигма динамического равновесия в системе, способной вернуться к исходному равновесию после получения внешних возмущений и вызовов. Вместе с тем даже среди математиков не было однозначного определения этого термина в теории игр. В международных политических исследованиях эти концепции проявились как задача обеспечения столь желанного статус- кво и пресловутого баланса сил в мировой политике. Причём понимание терминов было весьма размытым: от определения оптимальных размеров ядерных арсеналов до путей предотвращения крупных международных кризисов [Colby 2018].

С ростом ядерных арсеналов после окончания Второй мировой войны стратегическая стабильность рассматривалась в логике гарантированного уничтожения: если ядерный потенциал сдерживания надёжно защищён от угрозы первого удара вероятного противника, ядерным державам не придётся бесконечно наращивать свои стратегические силы или придерживаться стратегии превентивно «запустить или потерять» (launch or lose) свои стратегические наступательные вооружения в период реального или мнимого кризиса [Yost 2011; Koblenz 2014]. В идеале противники воздерживались бы от излишне провокационных шагов, дабы избежать неконтролируемой эскалации конфликта. По словам автора современной концепции стабильности Т Шеллинга, «равновесие устойчиво только тогда, когда ни один из них [противников. - В. М.], нанося первый удар, не может уничтожить способность другого нанести ответный» [Shelling 1960].

При всей экстравагантности и даже циничности эти концепции объективно обеспечивали идейную базу стратегии ядерного сдерживания и, следовательно, стратегической стабильности [Kissinger 1957; Osgood 1957; Schelling 1958; Brodie 1959; Wohlstetter 1959; Kahn 1960]. Это требовало сотрудничества и доверия в согласованной деятельности. Необходимо было придерживаться единой идеологии, концепций и терминов, с тем чтобы совместно работать в целях уменьшения опасности ядерной войны, руководствуясь общими принципами и толкованиями. В начале 1970-х годов, в ходе переговоров об ограничении стратегических вооружений, такие гуру, как Т Шеллинг, А. Уолстеттер, Г. Кан, Г. Киссинджер, Б. Броди, П. Нитце, разработали понятия «взаимно гарантированное уничтожение», «контрсиловые», «контрценностные» стратегии, «ограниченные войны» ниже порога тотальной войны. Тогда же П. Нитце предложил концепцию «стабилизирующих и дестабилизирующих» видов стратегических вооружений, надолго ставшую темой дискуссий двух тогдашних сверхдержав с их противоположными взглядами на более опасные, то есть отсутствующие у них, системы.

Сотрудники реформатора американской военной стратегии Р. Макнамары предложили концепцию достаточности уровней развёртывания стратегических вооружений [Enthoven, Smith 1971]. P. Макнамара продвигал тезис о том, что ядерное оружие ценно в первую очередь не как практический инструмент достижения победы в войне, но как оружие, угроза применения которого может её предотвратить. Примечательно, что уже в то время данный термин подвергался сомнению, как по сути не отвечающий реалиям стратегического соревнования между СССР и США в ситуации, когда, по мнению американской стороны, советское военное командование его игнорировало [Yost 2011: 27-28]. Тем не менее сама идея, будучи впоследствии расширенной и углублённой, легла в основу концепции «взаимно гарантированного уничтожения», которая была детально разработана американской стратегической мыслью, а впоследствии принята советской стороной. В конечном счёте, как отмечали ведущие западные теоретики, всё сводилось к анализу советско-американского ядерного противостояния и эффективности ядерного сдерживания [Gray 1974]. Американские эксперты допускали расширенное толкование этой концепции, помимо традиционных вариантов - кризисной стабильности, стабильности гонки вооружений и стабильности первого удара. Такое деление на самом деле искусственно и, по сути дела, означает одно и то же [Colby 2018].

Классическая концепция стратегической стабильности стала основой развития стратегических сил СССР и США и оценок вероятности возникновения и течения возможных ядерных конфликтов. Практически всем современным экспертам, в том числе и прежде всего ведущим российским аналитикам, по окончании «холодной войны» стала очевидна нарастающая неадекватность этой концепции [Влияние технологических факторов... 2017; Арбатов 2018; Дворкин 2018; Кокошин 20І8; Trenin 2018; Тренин 2019] См. также: Дворкин В.З. Постстратегическая стабильность и дестабилизирующие факторы // Независимое военное обозрение. 2013. № 6; Дворкин В.З. О «заблудших овцах и пастырях». Стратегическая стабильность в новых условиях // Независимое военное обозрение. 2014. № 4; Рогов С.М., Есин В.И., Золотарев П.С., Кузнецов В.С. Стратегическая стабильность в XXI веке // Новое военное обозрение. 2012. № 43.. Ведущие специалисты отмечали необходимость её коренной трансформации с учётом комплексных реалий XXI века.

Новаторские подходы представляются особенно своевременными, поскольку в последние годы принципиально изменилась расстановка политических сил, сформировались новые союзы и интеграционные группировки, обозначилась новая схема отношений между большими и малыми странами. Возникли новые вызовы безопасности и новые технологии, потенциально применимые для создания вооружений. В развивающейся многополярной международной системе появилось множество непредвиденных факторов, возникли принципиально новые социальные, экономические, технологические, религиозные и идеологические тенденции. Военные потенциалы, как и сохраняющаяся ситуация ядерного сдерживания, - лишь часть чрезвычайно сложного уравнения стратегической стабильности.

В области технологий появление стратегического неядерного оружия, прогресс в области кибертехнологий, взрывное развитие систем искусственного интеллекта, потенциальное появление космического, противоспутникового и гиперзвукового оружия, разведывательно-ударных дронов различного вида базирования непосредственно влияют на стратегическую стабильность. Применение таких систем вооружений в сочетании с ядерным оружием может резко дестабилизировать стратегическую обстановку. По мнению экспертов, высокоточные неядерные системы с глобальным охватом могли бы позволить ведущим военным державам осуществлять стратегические атаки с использованием обычных вооружений Одна из «пионерских» работ по теме [Эктон 2014]..

Даже если давно предсказываемая новая «революция в военном деле» не произойдёт, эти новые тенденции, несомненно, должны быть учтены в современной концепции стратегической стабильности.

В области информационного противостояния всё большее внимание уделяется концепции «гибридных войн», в развитии которой Россия и США обвиняют друг друга Герасимов В. Ценность науки в предвидении. Новые вызовы требуют переосмыслить формы и способы ведения боевых действий. 26 февраля 2013 // Военно-промышленный курьер. Пухов Р.Н. Миф о «гибридной войне». Никаких принципиально новых действий наша армия в Крыму и на Украине не вела // Независимое военное обозрение. 29.05.2015; Korybko A. Hybrid Wars: The Indirect Adaptive Approach To Regime Change. Popescu N. Hybrid tactics: neither new nor only Russian. EUISS Issue. 2015. Alert 4. См. также: [McCuen 2008; Murray, Mansoor 2012; Манойло 2015].. Эта концепция предполагает использование в стратегических и геополитических интересах всех возможных средств злонамеренного воздействия. Такая активность включает прежде всего невоенные инструменты (элементы «мягкой силы», информационной войны, психологического саботажа, различные виды подрывной и диверсионной деятельности, организация «цветных революций» и хакерских атак, троллинг в СМИ и Интернете).

Стратегическая стабильность требует полного контроля над всеми средствами сдерживания со стороны гражданского и военного руководства в целях предотвращения случайного и несанкционированного применения любого вида ядерного или просто стратегического оружия. Развитие кибертехнологий ставит новую задачу, вызванную появлением принципиально новых потенциальных угроз со стороны государственных структур и хакеров, стремящихся получить доступ к системам вооружения. В частности, кибератаки могут ослабить потенциал сдерживания противника перед ядерным ударом (некоторые американские эксперты утверждают, что Соединённые Штаты уже давно вовлечены в кибервойну с Китаем, Россией, Ираном и Северной Кореей, что с некоторыми усилиями они могли бы идентифицировать атрибуцию атак Geers K., Kindlund D., Moran N., Rachwald R. World War C : Understanding Nation-State Motives Behind Today's Advanced Cyber Attacks. FireEye. 2014. Футтер Э. Ядерное оружие в век информационных технологий: новые вызовы с точки зрения безопасности, стратегии и стабильности. 2016. Валдайская записка № 56. ; Добровольский В. НАТО готова к коллективной обороне при кибератаках, но не во всех случаях. РИА Новости. 14.06.2016.Pellerin Ch. Cyber, Space, Middle East Join Nuclear Triad Topics at Deterrence Meeting. DoD News, Defense Media Activity. WashingtonD.C. 27.07.2016.. Трудности с надёжным выявлением или отслеживанием источников таких атак, а также неопределённость, связанная с характером ответных мер, делают стратегическую стабильность ещё менее достижимой.

На политическом уровне в мире складывается принципиально новая расстановка сил. С одной стороны, имеет место ощутимое ослабление глобального порядка, с другой - появляются новые лидеры, которые борются за влияние. Мир погрузился в состояние постоянной региональной нестабильности в условиях непрерывных интенсивных технологических инноваций.

Попытки Вашингтона сохранить своё политическое, экономическое и особенно военное доминирование в мире на фоне растущего влияния Китая и России, используя в качестве инструментов НАТО и всё менее поддерживающий их Европейский Союз, следует признать малоуспешными. Мировая сцена отмечена появлением новых игроков с исторически наследуемыми «имперскими» традициями, которые стремятся вернуть былое глобальное влияние (Китай, Индия, Иран, Турция и некоторые мечтающие о халифате арабские государства).

Соединённые Штаты сталкиваются с глобальным вызовом со стороны Китая и находятся в обостряющейся конфронтации с Россией. Соперничество между США и Китаем стало руководящей парадигмой международных отношений, определяющей не только стратегические взаимоотношения, но и реальную политическую, военную и экономическую динамику. Библиотеку международника составляют сегодня американские работы и официальные доклады о необходимости «решительным образом» жёстко в военном плане сдержать Китай. В Обзоре ядерной политики 2018 г. Wang R. Making Sense of Chinese Reactions to the US 2018 Nuclear Posture Review.How is the Trump administration's Nuclear Posture Review perceived in China? The Diplomat. February 27, 2018. обращает на себя внимание отказ от прежнего тезиса о необходимости поддерживать стратегическую стабильность с КНР.

Это обстоятельство особенно парадоксально, если учесть теснейшее переплетение и взаимозависимость экономических и финансовых систем двух стран, даже при скатывании к новой «холодной войне». В то же время Китай и Россия рассматривают друг друга как стратегических партнёров. Они проводят многочисленные совместные манёвры и военно-морские учения по всему миру, тесно сотрудничают по совместным системам противоракетной обороны и созданию систем предупреждений о ракетном нападении российского производства. Коммунистический Китай, несмотря на декларативно-успокоительные утверждения его руководства, изготовился в долгосрочной перспективе стать мировым гегемоном [Михеев, Луконин, Игнатьев 2017; Danner 2019] См. также: Latham A.A. Why China's Push For Global Dominance Is Not Going So Well Instead of a rising power, could China be a faltering one? National Interest. September 15, 2020. Heer P. Understanding U.S.-China Strategic Competition. National Interest. October 20, 2020. Du K. Does China have the soft power necessary to become the global hegemon? Australian Institute of International Affairs. 7 October 2017. Gvosdev N.K. Russia and US National Interests: Maintaining a Balance of Power in Europe and Asia, August 05,. Пока, однако, для этого ему недостаёт политико-дипломатического опыта, военной мощи и ресурсов «мягкой силы». В будущем с учётом традиционной китайской идеологии возрождения Поднебесной как великой империи будет представлять проблемы не только для США, но в перспективе и для ныне дружественной России. Взаимодействие России с КНР носит привилегированный характер и определяется формулой «отношений всеобъемлющего равноправного доверительного партнёрства и стратегического взаимодействия, взаимной поддержки, совместного процветания и дружбы, передающейся из поколения в поколе- ние» Совместное заявление Российской Федерации и Китайской Народной Республики. Президент России. 25.06.2016.. Как правило (когда это не идёт вразрез с его важнейшими интересами), Пекин поддерживает российскую внешнюю политику по ключевым мировым проблемам, в том числе и в Совете Безопасности ООН. Вопрос о взаимной угрозе в отношениях России и Китая полностью и окончательно снят, что соответствующим образом закреплено на договорно-правовом уровне. В Совместной декларации об основах взаимоотношений между Российской Федерацией и Китайской Народной Республикой от 18 декабря 1992 г. подчёркивается, что «все спорные вопросы между двумя государствами будут решаться мирными средствами». Впрочем, было бы недальновидным недоучитывать и наличие несовпадающих и даже конфликтных интересов у России и Китая - при том, что экономическая компонента наших отношений значительно отстаёт от политической и военной. В перспективе Китай настойчиво продолжит нащупывать пути обретения глобального лидерства. В данной ситуации для Пекина и Вашингтона критически важно перетянуть на свою сторону Москву - чему последней нельзя поддаваться. Вместе Россия и Китай составляют реальную силу, способную сдержать США. Это создаёт достаточно прочную основу для укрепления стратегического сотрудничества Москвы и Пекина в деле совместной защиты их совпадающих интересов.