Геополитический интерес России в Азиатско-Тихоокеанском регионе: история и современность

Размещено на http://www.allbest.ru/

УДК 327

Санкт-Петербургский государственный аграрный университет

ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЙ ИНТЕРЕС РОССИИ В АЗИАТСКО-ТИХООКЕАНСКОМ РЕГИОНЕ: ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ

Владимир Александрович Ремнев

По определению Владимира Даля, ученого-филолога, «нация» - это народ, язык, племя, колено; однородцы, говорящие одним общим языком, все сословия; «национальный» - народный или народу свойственный [2, c. 493]. В категориях философии идеальные объекты - «нация», «национальный» - фиксируют и описывают объективное сущностное содержание мира, тогда как эмпирическое знание имеет дело лишь с описанием мира явлений [8, с. 67]. Схематически связь между теоретическим и эмпирическим уровнями знания изображается следующим образом:

Ао |- Тео |- ао ? eo, J

где Ао - аксиомы, принципы, наиболее общие теоретические законы; |- - знак логического следования; Тео - частные теоретические законы; ао - единичные теоретические следствия; ео - эмпирические утверждения; ? - обозначение внелогической процедуры идентификации (J) ао и ео [Там же].

Поскольку автор понимает, что история есть эйдетическая феноменология прошлого, то действие, в том числе и конституирующее историческое событие действие, подразумевает волю исторической личности (Ермак, Разин), но воление - это всегда воление чего-либо, воление, которым занимается история, - это воление интенциональное и осмысленное, и его объект был дан субъекту - человеку-деятелю прошлого - как знание [17, c. 37], явленное от Бога в геноме ДНК, либо приобретенное предками, а, следовательно, закрепленное на клеточном уровне. При этом не вызывает сомнений, что знание, могущее служить обоснованием реализации воли, способное задать пространство превращения воли в причинную силу социоисторического процесса, должно быть доказательным и в достаточной степени непротиворечивым. Иначе оно просто не справится с этой задачей. Поэтому такое знание должно быть не просто дискурсивно организованным, оно должно содержать в себе алгоритмы реализации каузальности, применение которых способно порождать практику как осмысленное и целенаправленное взаимодействие человека и его мира [Там же].

Корни современного национального интереса России зиждутся на понятиях и определениях прошлого. Известный ученый-историк В. О. Ключевский определял национальный интерес России по принципу многослойного пирога или матрешки. Набеги кочевников вынуждают бродячих князей оседать на одном месте, появляется понятие о «моем», привязанность к своему княжеству как к своей уже собственности. Так на севере со времени Андрея Боголюбского появляются основания нового политического порядка. Понятие об отдельной собственности развивает в князьях стремление увеличить свое княжество за счет других, прекращается передвижка князей из волости в волость, родовые отношения рушатся, происшедшее отсюда разъединение князей помогает одному из них, сильнейшему, подчинить других. Таким является князь московский: он присоединяет к своим владениям чужие и низводит своих ближайших родственников, удельных князей, в положение подданных, отнимая у них одно право за другим. Так совершается переход родовых отношений между князьями в государственные: Русская земля на севере собирается и образуется Московское государство [5, с. 141-142], которое апробирует в своей государственной системе форму устройства. А именно, закрепляются сословия: служилое - обязательной военной службой, городское и сельское - тяглом; для обеспечения дохода казны и служилого помещика горожане прикрепляются к городам, крестьяне - к земле [Там же, с. 143]. Таковы условия формирования национального интереса государственных мужей - удержать, во что бы то ни стало, рубежи. Таким образом формируется вертикальная власть.

В конце XVIII века Карамзин систематизирует знания по истории России в многотомном труде под названием «История Государства Российского»; русский историк В. О. Ключевский, считая «колонизацию основным фактом нашей истории», полагал, что «история России есть история страны, которая колонизируется» [6, с. 20]. Он периодизировал историю России в соответствии с основными этапами ее географического расширения. П. А. Столыпин, выдающийся государственный и политический деятель России XIX века, называл Дальний Восток «колонизационным материалом» России [11, с. 121].

В третьем тысячелетии Россия оказалась на распутье, пытаясь осознать свое историческое предназначение, свою особую роль, высочайшую ответственность перед предками и будущими поколениями [12, с. 28].

Мы считаем, что «знание - риск» - это девиз современной науки. Выявляя проблему и информируя об этом тех, кого связанные с ней опасности или риски непосредственно затрагивают, научное сообщество формирует новую группу интересов, способную оказывать политическое давление, лобби [22, S. 200]. Социальная роль экспертизы в условиях неопределенности экономического развития становится своеобразной вариацией «эффекта Гейзенберга», когда научные наблюдение и анализ оказываются частью активности самой исследуемой системы, и, соответственно, оказывают воздействие на происходящие в ней процессы [4, c. 56].

Как отмечает В. С. Стёпин, характеризуя специфику постнеклассического типа научной рациональности, происходит расширение поля рефлексии над деятельностью. «При этом эксплицируется связь внутринаучных целей с вненаучными, социальными целями и ценностями» [18, с. 712]. Производство научного знания становится рефлексивным процессом, необходимым элементом которого является учет его социальных импликаций [4, с. 56].

На поверхности исследования становится виден феномен постнормальной науки, когда активное участие научного сообщества в коммуникации социально значимых рисков возрастает. Результатом такого участия становится появление комбинированных политических дискурсов, где одни группы выступают за удержание территории в рамках существующих геополитических границ, а другие - готовы продать по сходной цене.

В последнем случае существует опасность утраты территории, а, следовательно, национального колорита, традиций, культуры нации [13, с. 190-193], этноса. «Советский энциклопедический словарь» [15, c. 611] под колонизацией понимает заселение и хозяйственное освоение пустующих окраинных земель страны («внутренняя колонизация»), а также основание поселений за ее пределами («внешняя колонизация»). Определение «колония» звучит угрожающе для слуха обывателя - страна, находящаяся под властью иностранного государства (метрополии), лишенная политической и экономической самостоятельности и управляемая на основе специального режима [19, с. 121].

К числу русских завоеваний причислим Амурский край, никем не заселенный, куда всякое переселение было даже запрещено китайским правительством, неизвестно почему и для чего считавшим его своей собственностью [3, с. 39]. Эту мысль Н. Я. Данилевского принял и развил в своих трудах выдающийся русский философ И. А. Ильин. Размышляя о роли и месте России как целой цивилизации, он отмечал, что «ни один народ в мире не имел такого бремени и задания, как русский народ... Первое наше бремя есть бремя земли - необъятного, непокорного, разбегающегося пространства. Не мы взяли это пространство - равнинное, открытое, беззащитное - оно само навязалось нам, оно заставило нас овладеть им, из века в век посылая на нас вторгающиеся отовсюду орды кочевников и армии оседлых соседей. Россия имела только два пути: или стереться и не быть, или замирить свои необозримые окраины оружием и государственной властью. Россия подняла это бремя и понесла его.

Второе наше бремя есть бремя природы. Это губительные засухи, это ранние заморозки, это бесконечные болота на Севере, это безлесные степи и сыпучие пески в степях.

И третье бремя - бремя народности.

В течение приблизительно четырехсот лет это «ядро» расширило свою территорию приблизительно в четыреста раз - от 50 000 до 20 000 000 квадратных километров» [16, с. 26].

Известно, что к началу миграции народов из России на Север и Дальний Восток (то есть после полного распада Золотой, Белой и Синей Орд), на территориальном пространстве от Урала и до берегов Тихого океана не было организованных общественных образований, имевших в себе признаки государства, кроме Маньчжурии. Основная масса народностей, проживавших в Сибири, на сибирском Севере и на дальневосточных территориях вплоть до побережья морей Тихого океана, имели общинно-родовую организацию. Поэтому даже с точки зрения государственного права говорить о том, что Россия как государство могла установить какой-либо властный режим над другим иностранным государством, лишив его политической и экономической самостоятельности, не имеет под собой каких-либо оснований.

Остается открытым вопрос - что же явилось первопричиной столь бурной и беспрецедентной в практике мировой истории территориальной экспансии?

Существуют три основные версии ответа на этот вопрос.

Первая - столь энергичный территориальный рост русского государства преследовал, в первую очередь, геополитические и военно-стратегические цели: необходимость создания «предполья», желание отодвинуть границы государства от исторического центра России, его столицы и наиболее важных средоточий его экономической жизни, центров создания его арсеналов, или, выражаясь на современном языке, центров военнопромышленного комплекса.

Вторая - экономическая. Россия даже в начале XX века была аграрной страной. Зерновое производство даже на худших землях являлось общественно необходимым. Совокупный прибавочный продукт увеличивался, хотя и медленно, практически целиком за счет прироста земледельческого населения и, при экстенсивном характере земледелия, за счет освоения новых пространств. Отсюда - вызванный жесткой экономической необходимостью постоянный процесс заселения новых территорий, миграция населения на юг и восток страны.

Будучи изначально малоземельным (не в географическом, а в сельскохозяйственном отношении), русское общество испытывало непрерывное нарастание этого малоземелья. Аграрное перенаселение - историческо-социальный факт российской истории. Убедительные на этот счет цифры привел П. А. Столыпин, выступая в Государственной Думе, когда он обосновал необходимость своей аграрной реформы. Оказалось, что простым «черным переделом», разделом частнохозяйственных земель в России, земельный вопрос не решается: «Для удовлетворения землей только подрастающего поколения потребно было ежегодно 3 500 000 десятин» [19, с. 88]. «Освоение целины», экономическое освоение пространств - объективно необходимый факт российской истории.

Но было бы принципиально неверным объяснять геополитическую активность России в Сибири и на Дальнем Востоке всецело объективными, военно-политическими и экономическими факторами.

Огромную роль в движении России на Дальний Восток играли и идеальные, духовные факторы, геополитический инстинкт россиян или, следуя терминологии И. Солоневича, «дух народа».

Характерно в этой связи высказывание главного управляющего землеустройством и земледелием России П. А. Столыпина от 5 декабря 1907 года. Обращаясь к членам Переселенческой комиссии Государственной Думы, он сказал: «Я желал бы убедить Вас, господа, что тщетны попытки искать объяснение склонности русского народа к переселению на восток в каких-либо преходящих явлениях современной жизни, а, тем более, видеть причины усиленного движения в каких-либо мелкого калибра правительственных распоряжениях или действиях. Я думаю, что в этом движении проявляется естественное стремление славянской расы, в лице передовых ее представителей, на восток, и что единственною преградою этого движения может быть отныне только Великий или Тихий океан. Пусть же народное представительство возьмет под особое свое покровительство это великое народное дело и вооружит исполнительную власть, в лице правительства, необходимыми средствами и законами для планомерного его направления» [14, с. 207].

О «переселенческом» геополитическом инстинкте русского народа в качестве важнейшего компонента его «народной души» много размышлял и известный историк и публицист русского эмигрантского зарубежья И. Солоневич. Он спорил со своими оппонентами, распространявшими миф о врожденной апатии россиян, их пассивности, о том, что русский человек - это Емеля, лежащий на печи, у которого всё исполняется лишь «по щучьему велению». Опровергая этих мифотворцев, он писал в своей книге «Народная монархия»: «Если это так, то как Вы объясните и мне, и себе то обстоятельство, что пассивные русские люди по тайге и тундрам прошли десять тысяч верст от Москвы до Камчатки и Сахалина, а динамическая японская раса не ухитрилась переправиться через 50 верст Лаперузова пролива» [16, с. 128].

По мысли ученого-глобалиста В. Михеева, рука об руку с мировой глобализацией идет регионализм, который означает взаимозависимость стран и выход интересов хозяйственных субъектов за национальные границы. Открытый регионализм, рассматривающий экономическое развитие и интеграционное взаимодействие стран данного региона в контексте развития мировой экономики, находится в русле экономической глобализации.

Регионализм закрытый, напротив, противодействует глобализации. Он нацелен на защиту исключительно данного региона от негативных последствий глобализации и представляет собой расширенную до региональных пределов политику «опоры на собственные силы».

Особенность ситуации в сегодняшней Азии, в отличие от европейского открытого регионализма, состоит в том, что здесь отсутствует межгосударственная структура типа ЕС. Политико-институциональный вакуум стимулирует поиск вариантов и направлений развития азиатского регионализма. Мощный толчок этому поиску был дан на Куала-Лумпурском саммите форума АТЭС (ноябрь 1998 г.).

В появившихся в конце 90-х годов под воздействием азиатского финансового кризиса концепциях азиатского регионализма прослеживаются три основных подхода к проблеме. Первый рассматривает общеазиатскую экономическую и финансовую интеграцию в качестве альтернативы американскому и западноевропейскому доминированию на мировых и азиатских рынках.

Второй подход, разделяемый японскими экономистами, также рассматривает азиатско-тихоокеанскую экономику как в перспективе единое экономическое и финансовое пространство, не противостоящее североамериканской или западноевропейской интеграции, а способное в будущем составить своего рода азиатскую альтернативу ЕЭС и НАФТА. Альтернативу, по мысли В. Михеева, позволяющую в еще более отдаленной перспективе перейти к единому мировому рынку.

Третий подход вытекает из поэтапного развития азиатской экономической интеграции на субрегиональном уровне. Руководители АСЕАН до последнего финансового кризиса видели именно свою ассоциацию в качестве своего рода первопроходца азиатского регионализма. Однако азиатский финансовый кризис, подорвавший экономику стран Юго-Восточной Азии, и сохраняющаяся и в начале нового столетия социальнополитическая нестабильность в Индонезии делают проблематичными надежды стран АСЕАН стать региональными партнерами [9, с. 64-67]. территориальный геополитический азиатский регионализм

По мнению ученых-экономистов В. М. Воронина и Т. В. Ворониной в процессе глобализации разрыв между периферией и центром за последние десятилетия практически не изменился. В настоящее время по уровню доходов на душу населения Китай отстает от Японии примерно в 6,8 раза, от ЕС - в 6,5 и от США - в 8,9 раза. Индия - в 13, 11 и 16 раз соответственно.

Значительно больше разрывы по масштабам мировой торговли и в межстрановом трансферте капиталов. В 1990 г. на США приходилось 30% капитализации мирового рынка ценных бумаг, а сейчас - до 50%, доля западноевропейских рынков составила 31% и Японии - 11% [1, с. 92], а по верному замечанию ученогоэкономиста Н. А. Кузьмина, в условиях глобализации мирового хозяйства значительно усиливается взаимосвязанность и взаимозависимость национальных экономик [7, с. 95], где стратегический интерес в наукоемких производствах имеет политика, так как, по Ю. Хабермасу, наука и техника в современном мире обретают функцию легитимации господства. В результате возникает феномен «сциентифицированной политики», нацеленной на минимизацию конфликтного потенциала общества [21, S. 88].

Автор согласен с М. Туреном о влиянии на власть общественного мнения [20, с. 164], о повторяющихся цивилизационных витках, о социально-экономических повторах, взрывах и скачках в пассионарном движении нации славян периодами длиною от 12 до 50 лет. Если иностранцы на Дальнем Востоке не адаптировались до логического завершения, то русские, вкупе с коренными народностями, вписывались в культурные традиции, в социально-экономический уклад жизни. С учетом современных тенденций позиции России могут измениться в благоприятную для экономики страны сторону. По Ф. Фукуяме (статья «Крах корпорации «Америка»» // Newsweek. 2008. № 10), Китай и Индия стали экономическими колоссами, другие экономические модели становятся все более привлекательными, и, в целом, «бренд Америки» подвергается жесткой проверке на прочность.

По признанию известного журналиста-международника Всеволода Овчинникова, серьезные вихревые потоки захватили политическую жизнь Японии и влияют на Дальний Восток России в целом. За последние четыре года у власти сменилось пять премьер-министров. Нынешний, пятый, Наото Кан - бывший министр финансов, в задачи которого входит явить новую политику взамен старой, проводившейся либеральнодемократической партией с послевоенного времени. Неспособность четвертого лидера правительства, Юкио Хатоямы, - лидера Демократической партии, в разгар финансового кризиса решить проблемы вынудила его подать в отставку, но перед тем потрафить правым в вопросе «северных территорий». Хатояма также клятвенно обещал убрать с Окинавы военную базу США. А предыстория такова. В 1956 г. Итиро Хатояма (дед недавнего премьера) уговорил Хрущева подписать советско-японскую декларацию, на основании которой было прекращено состояние войны и восстановлены дипломатические отношения между нашими соседними государствами (без чего Япония не могла стать членом ООН).

Дело в том, что в 1951 году Сталин отказался подписать Сан-францисский мирный договор, где сказано, что «Япония отказывается от всех прав, правооснований и претензий на Курильские острова». Для Москвы было неприемлемо, что китайским представителем в Сан-Франциско был уже свергнутый режим Чан Кайши, тогда как Китаем с 1949 года управляло правительство Мао Цзэдуна. Воспользовавшись тем, что СССР не стал участником Сан-францисского мирного договора, Токио выдвинул территориальные претензии на четыре южных острова Курильской гряды: Итуруп, Кунашир, Хабомаи и Шикотан.

При подписании декларации 1956 года Хатояма уговорил Хрущева сделать хоть какую-то уступку Японии. Так в декларации появилась статья девятая, где сказано: идя навстречу пожеланиям японского народа, СССР в качестве жеста доброй воли готов после подписания мирного договора передать Японии два небольших острова - Хабомаи и Шикотан, дабы навсегда закрыть территориальный спор.

Вернувшиеся к власти либерал-демократы объявили это лишь «первым шагом» и возобновили притязания на все четыре спорных острова. С другой стороны, после того как в 1960 году Токио подписал с Вашингтоном «договор безопасности», узаконивший пребывание на японской земле военных баз США, Москва заявила, что в условиях американского военного присутствия обещание передать Хабомаи и Шикотан не может быть выполнено [10, с. 24].

Таким образом, автор полагает, что будущее человечества зависит от его ноосферных притязаний. Ибо, по Вернадскому, ноосфера есть новое состояние биосферы, в котором человеческий разум (планетарная научная мысль) играет роль значимого фактора биосферной и геологической эволюции и берет на себя ответственность за гармонизацию социоприродных отношений.

Список литературы

1. Воронин В. М., Воронина Т. В. Участие России в глобализационных процессах // Современная глобализация и Россия / под ред. А. Ю. Архипова. Ростов н/Д: Изд-во Рост. унт-та, 2004.

2. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. СПб.: ТОО «Диамант», 1996. Т. II. И-О.

3. Данилевский Н. Я. Россия и Европа. М., 1991.

4. Ефременко Д. В. Концепция общества знания как теория социальных трансформаций: достижения и проблемы // Вопросы философии. 2010. № 1.

5. Ключевский В. О. Русская история: полный курс лекций: в трех книгах. М., 1997. Книга первая.

6. Ключевский В. О. Соч.: в 8 т. М.: Изд-во соц.-эк. л-ры, 1959. Т. VII. Исследования, рецензии, речи (1866-1890).

7. Кузьмин Н. А. Экономика России перед лицом процесса глобализации // Современная глобализация и Россия / под ред. А. Ю. Архипова. Ростов н/Д: Изд-во Рост. ун-та, 2004.

8. Лебедев С. А. Уровни научного знания // Вопросы философии. 2010. № 1.

9. Михеев В. В. Глобализация и азиатский регионализм. Вызовы для России. М., 2001.

10. Овчинников В. Пятый премьер за четыре года // Российская газета. 2010. № 131 (5210).

11. Плебанек О. В., Твердохлебов С. Г. Этнос, нация, национальность // Доклады Всероссийского социологического конгресса «Глобализация и социальные изменения в современной России». М.: МГУ им. М. В. Ломоносова; АльфаМ, 2007.

12. Ремнев В. А. О национальных традициях и русском Просвещении // Гуманитарное знание: сб. науч. трудов. СПб.: Астерион, 2007. Вып. 4.

13. Ремнев В. А. Феномен культуры как саморегулирующейся системы // Безопасность личности, общества, государства: материалы Третьей международной научно-практической конференции (проблемы, задачи, технологии). СПб.: СПб. военный институт внутренних войск МВД России; Изд-во “UT”, 2009. Т. 1.

14. Российский Дальний Восток и Северо-Восточная Азия // Проблемы экономического сотрудничества. М., 1998.

15. Советский энциклопедический словарь. М., 1981.

16. Солоневич И. Народная монархия. М., 1991.

17. Старжинский В. П., Табачков А. С. История и теория: на пути преодоления непредсказуемости прошлого // Вопросы философии. 2010. № 1.

18. Стёпин В. С. Теоретическое знание. М., 2000.

19. Столыпин П. А. Нам нужна великая Россия. М., 1991.

20. Турен А. Возвращение человека действующего: очерк социологии. М., 1998.

21. Habermas J. Technik und Wissenschaft als “Ideologie”. Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1969.

22. Markl H. Naturwissenschaftliche Forschung und Umweltpolitikberatung // Merkel A. (Hg). Wissenschaftliche Politikberatung fьr die Umwelt. Berlin, 1997. S. 200.

Размещено на Allbest.ru