Причины возникновения и особенности развития экономических кризисов в условиях финансовой глобализации

Размещено на http://www.allbest.ru/

Причиной возникновения системных рисков и развития кризисов в условиях финансовой глобализации можно считать распространение технологий копирования форм и инструментов взаимодействия глобальных финансовых операторов, тем более, что сам факт такого копирования приветствовался и «навязывался» глобальными финансовыми институтами. Глобализация потоков финансового капитала оказывает негативное воздействие на развитие локальных рынков, вызывая «эффект домино» при финансовом кризисе, когда деформация устойчивости одной компании вызывает риски ликвидности у другой.

Глобализация, способствуя распространению новых финансовых инструментов, обеспечила переход от равновесия финансового рынка к кризисно-трансформационной модели развития. Трансформация индустриального общества в постиндустриальное переплетается с завершающим этапом очередного длительного (полувекового) экономического цикла (такие циклы анализировались Н. Кондратьевым, И. Шумпетером и др.). Обе эти трансформации имеют свои специфические особенности, принципиально отличающие их от воспроизводственных циклов и кризисов, которые исследовал К. Маркс и советские экономисты. Основная специфика состоит в том, что в отличие от последних, оба происходящих ныне перехода носят преимущественно структурный характер.

Полувековые экономические циклы являются пульсирующей формой преобразования производственной и финансовой сферы. В ходе каждого цикла происходит взаимная увязка всех этих преобразований в единую модель развития. Каждый такой цикл имеет свои ведущие отрасли (например, текстильная, машиностроительная, химическая промышленность) и модификации механизмов хозяйственного регулирования.

Переход от одного к другому длительному циклу - это многоплановый структурный процесс: происходит глубинное преобразование производственно-технических и организационно-управленческих структур, меняется характер и функционирование хозяйственного механизма. Преобразуется не одна или несколько отраслей, а весь хозяйственный комплекс, производственная сфера, коммуникационная инфраструктура, организационно-управленческие методы и структуры, механизмы хозяйственного регулирования.

Для такого перехода требуются большие накопления капитала, повышенная мобильность всех ресурсов, преобразование всего организационного, культурного и мировоззренческого контекста развития. В такой период ломаются прежние связки хозяйственных субъектов, многие устоявшиеся пропорции, нормы и стандарты, взаимосвязи и взаимозависимости, рассыпается большинство устоявшихся закономерностей. Прежние распределительные механизмы уступают место многочисленным новым каналам распределения ресурсов и богатств. Если оперировать понятиями нелинейного анализа, - наступает стадия бифуркации и последующей самоорганизации хозяйственной системы.

Переход от индустриального к постиндустриальному обществу ? это значительно более масштабное и продолжительное явление. Оно предполагает, в частности, инкорпорирование в анализ происходящих процессов интеллектуального фактора (информации, знаний, творчества) как самостоятельного элемента хозяйственного развития. Одновременно идёт процесс глобализации ? расшатывания сложившихся национально-хозяйст-венных комплексов и формирования на отдельных участках (особенно финансовом) глобального рынка. Эти и другие составляющие перехода к постиндустриальному обществу (и особенно их лимиты и взаимодействие) ещё далеко не изучены.

Нарождающийся ныне новый длительный цикл характеризуется, в частности, формированием крупного кластера отраслей высокой технологии и сферы обслуживания. По мнению К. Омае, наиболее удачливыми новыми корпорациями последних двух десятилетий являются те, которые сами, производя высокие технологии, обеспечили им применение в сфере услуг и информатике. Этим во многом определяется стремительное развитие обеих сфер.

В докризисный период среди представителей нелиберальной концепции было принято считать, что ослабление государственного вмешательства в экономику и устранение барьеров свободному передвижению товаров, услуг и капитала приведут к формированию более эффективного глобального рынка

Вместе с тем, представления о глобальном финансовом рынке основываются на опыте функционирования национальных рынков, которые обусловлены определённым государственным регулированием, сравнитель-но однородным экономическим и правовым пространством, общим культурным и историческим наследием. Одной из важнейших особенностей последних десятилетий является резкое обострение конкурентной борьбы, как между корпорациями, так и между государствами. В немалой степени это является преднамеренным результатом политики либерализации, приватизации и устранения барьеров свободному передвижению товаров, капиталов и услуг; настойчиво проводившейся сторонниками неолиберализма.

Согласно господствующим доктринам неолиберализма, все делается для того, чтобы сократить хозяйственную роль государства. В реальной жизни дерегулирование - это ослабление лишь некоторых функций государства - социального страхования, макроэкономического регулирования, управления государственным сектором. Зато открываются новые участки конкурентной борьбы, где государство очень активно. В условиях современно глобального кризиса возникают новые формы протекционизма («добровольные экспортные ограничения», антидемпинговые разбирательства). Поощряется развитие передовых конкурентоспособных предприятий и отраслей. Большинство стран разрабатывает новые стратегии развития и промышленной политики.

Другой участок острой межгосударственной борьбы - разработка принципов и правил (норм) мирохозяйственных отношений, утверждение технических стандартов, основ экономического учёта, аудита и налогообложения, воздействие на работу международных экономических организаций.

Растущее значение приобретают создание благоприятных условий для привлечения иностранного капитала (всё чаще ценой саморазрушения), борьба за валютно-финансовые позиции страны и т.п. Государства благосостояния преобразуются в государства - активных участников конкурентных схваток.

Конкуренция между частными компаниями также преобразуется и обостряется. Наряду с ранее упомянутыми обстоятельствами, этому способствуют сдвиги, произошедшие в уровне и распределении доходов. В наиболее развитых странах появились существенные «дискретные» доходы (превышение доходов над обязательными расходами на жизнь), которые сулят особо высокие прибыли находчивым предпринимателям. Борьба теперь идёт не столько за рынки предметов первой необходимости, сколько за шальные деньги (идущие на то, что раньше классифицировалось как предметы роскоши).

Соответственно возрастает роль всевозможных средств привлечения покупателя, «воспитания его вкусов», создания искусственных потребностей, «престижного» потребления и т.п. Стремительный рост сферы услуг оказывает своё воздействие на формы и методы конкурентной борьбы, существенно обостряя ее. Дело в том, что во многих сферах услуг наблюдается диспропорционально-большая концентрация деятельности и прибылей в узком кругу наиболее успешных лиц и предпринимателей звёзд театра и кино, мастеров спорта и искусства, наиболее престижных (разрекламированных) компаний.

В условиях современного кризиса быстро меняются организационно-управленческие основы деятельности хозяйственных субъектов. Неопределённость, порождаемая научно-техническим прогрессом и глобализацией, толкает многих ведущих производителей на путь децентрализации и перекладывания неизбежного риска на формально независимые предприятия.

Реорганизация ведущих хозяйственных субъектов сопровождается созданием множества новых каналов установления зависимости и контроля (рыночными, формализованными, и нерыночными, неформальными методами). Преобладающей становится организационно-управленческая структура (на микро- и макроуровнях), при которой компактное руководяще ядро (в котором сосредоточены административный и финансовый контроль, стратегические научно-технические исследования) окружено пестрой периферией субподрядчиков и консультативных фирм (разного уровня квалификации).

Чаще всего ядро сосредоточивает свои усилия на выгодной специализации, достижении «мирового уровня качества» и лидерства в своей области. Между ведущими производителями устанавливаются сложные сочетания долгосрочного сотрудничества и постоянной конкуренции за лидерство. В результате непрерывно возникают и разваливаются олигополистические рынки.

На периферии идёт постоянное расслоение участников. Наиболее квалифицированные из них обеспечивают себе более или менее равноправные отношения взаимозависимости с финансовым центром. Менее квалифицированные участники ведут ожесточённую конкурентную борьбу за возможность приобщиться к деятельности объединения. Чем ниже квалификационные данные, тем острее конкуренция, превращающаяся в борьбу за выживание. Соответственно, обостряются социальные проблемы маржинализуемых слоев в развитых странах, осложняется положение большинства населения развивающихся стран, где проживает более 3/4 населения земного шара.

Если попытаться выявить основные этапы длительного хозяйственного цикла, то можно говорить о прохождении через следующие фазы:

1) кризис предшествующей модели развития, поиск и нахождение на микроуровне новых технических и организационно-управлен-ческих решений;

2) внедрение новой продукции и изобретений;

3) образование разрастающихся сегментов новой взаимоувязанной совокупности обновленной продукции, технологий, ресурсной базы, средств связи и коммуникаций, организационно-управленче-ских структур и механизмов регулирования и согласования (пропорции);

4) относительно стабильное развитие на новой основе (преобразование отстающих частей экономики);

5) столкновения преобразований с экономическими и неэкономическими ограничителями;

6) кризис (бифуркация) и переход к новому циклу.

Повышенная гибкость и маневренность хозяйственных субъектов, большая мобильность ресурсов, завышенная потребность в накоплении, возникновение множества новых дополнительных каналов перераспределения ресурсов и доходов - всё это качества, особенно важные на первом и шестом этапах. Но в них также испытывает потребность экономика в условиях бурного научно-технического прогресса. В какой мере эти черты сохранятся (в нынешнем или преобразованном виде) и в какой степени они могут быть заменены более знакомыми и стабильными формами развития в постиндустриальном обществе?

Конкретные формы и особенности глобализационных процессов до финансово-экономического кризиса в немалой степени определяются политикой либерализации, дерегулирования и приватизации, активно проводившейся более четверти века западными странами. Это способствовало сокращению ряда важнейших социально-экономических функций государства (макроэкономическое регулирование, социальная защита обездоленных и др.).

В настоящее время национальные государства по ряду направлений (разработка стратегий адаптации к глобализации, новые формы протекционизма, борьба за укрепление валюты, экономическая дипломатия и т.п.) расширяют свою деятельность, втягиваются в конкурентные противостояния за мирохозяйственные позиции. Общий настрой, господствовавший весь конец XX в., согласно которому хозяйственная роль государства должна сокращаться, сменился растущим пониманием необходимости перехода к новым формам смешанной экономики, усиления социальных функций государства. В этом видятся признаки перехода от разрушительного (неолиберального) этапа к более конструктивному с точки зрения общественного развития.

Переход к новому длительному циклу характеризуется стремительным ростом роли и значения творческого фактора, знаний и информации в формировании и функционировании новой модели хозяйственного развития.

В настоящий момент это обстоятельство приводит в хаос экономическую статистику и основополагающие расчеты, поскольку совершенно неизвестно, как оценивать вклад этих факторов в хозяйственное развитие (существующие оценки лишь увеличивают амплитуду колебаний, порождённых рынком). В результате привычный анализ макроэкономических пропорций нарушается, даёт искажённое представление о происходящих процессах.

В докризисный период было принято считать, что основным участием иностранцев в процессе накопления в США является скупка ценных бумаг; при этом не учитываются огромная утечка мозгов (в пользу США) и скупка патентов, вклад которых огромен.

В условиях перехода от одного длительного цикла к другому с большой остротой встает вопрос о механизмах сопряжения обособленных, специализированных, технологически и производственно взаимосвязанных хозяйственных субъектов. При нынешнем уровне общественного разделения труда актуальность этого вопроса очевидна. Исторически известны четыре таких механизма, каждый из которых претерпевает свою сложную эволюцию. Теоретически они, как правило, рассматриваются раздельно. На практике же они взаимодействуют в различных сочетаниях.

Во-первых, это единая собственность, при которой централизованно иерархически насаждается продуманная взаимоувязка отдельных производителей. Чем крупнее и сложнее хозяйство, тем труднее обеспечить на такой основе эффективное взаимодействие.

Во-вторых, различные формы интеграции и взаимодействия предпринимателей для утверждения своего монопольного положение на определенном участке мирового рынка или для объединения сопряженных мощностей, потенциалов и/или рынков сбыта (современные стратегические партнерства).

В-третьих, государство своими разнообразными вмешательствами в хозяйственную жизнь создаёт самые различные механизмы сопряжения как на микро-, так и на макроуровнях. В одних случаях государство непосредственно берет на себя функции распределения ресурсов и инвестиций, в других - оно по-разному подправляет, модифицирует действия рынка и конкуренции.

В-четвёртых, последние по счёту (ввиду необходимости рассмотреть их подробнее), но не по значению, - это свободный рынок и конкуренция.

Эффективное современное хозяйство требует сочетания всех рассмотренных выше механизмов сопряжения хозяйственных субъектов. Однобокая ориентация на рынок и необузданную конкуренцию привела к расшатыванию самого рыночного механизма, к росту его нестабильности, непредсказуемости и разрушительности. Обострение конкуренции, разнонаправленность развития стран финансового центра и периферии в условиях растущей взаимозависимости стран, отраслей и хозяйств способствовало реализации глобальных рисков и возникновению финансового кризиса.

Современный финансовый кризис приведёт к смене существующей модели развития мировой экономики. Если раньше рост потребления в США финансировался за счёт накоплений развивающихся стран, то теперь эти государства направят все внимание на внутренние рынки. Большое многообразие мнений на причины экономического кризиса действуют противоречиво: чем больше вариантов объяснений, больше сомнений как у учёных, так и у политиков.

Например, А Меркель отмечала в 2008 г., что, позволив крупнейшим банкам и другим финансовым институтам работать без достаточного контроля и управления со стороны государства, «США поступили безответственно по отношению ко всем мировым рынкам».

Кредитный кризис трансформировался из американского финансового кризиса в глобальный экономический. Достаточно полная теория современного финансового кризиса была разработана российскими экономистами О.В. Григорьевым, А.Б. Кобяковым и М.Л. Хазиным ещё в 1997-2001 гг.

Развитие кризиса показало, что финансовая глобализация не создаёт благоприятных факторов для развития локальных экономических систем и национальных финансовых институтов вследствие усиления системных рисков. В условиях интеграции российской экономики в систему глобальных отношений финансовые технологии и инструменты глобальных игроков способствовали формированию зависимого положения у российских банков и других компаний от своих ресурсов и производных инструментов.

Теория кризиса основывается на двух основных положениях. Первое из них было разработано политэкономией XIX в. в рамках развития трудовой теории стоимости и состоит в том, что продукт труда распределяется между двумя факторами производства - трудом и капиталом, неравномерно.

Капитал рассматривает продукт труда как свою частную собственность, и, как следствие, владельцы труда не получают за него необходимое возмещёние. Таким образом, имманентной, неотделимой проблемой капитализма является постоянное ускоренное приращение капитала.

Капитал существует не столько в денежной форме, сколько в форме активов. Стоимость актива определяется желанием рынка его приобрести, что, если идти по цепочке покупок, рано или поздно упирается в конечный спрос, то есть спрос или государства, или потребителей. Но последние непосредственно выступают в рамках производственных отношений со стороны труда, а спрос государства также существенно зависит от возможностей потребителей.

Таким образом, рост спроса при капитализме неминуемо отстает от роста капитала, что, если не принять специальных мер, обесценивает последний, как непосредственно, в виде товаров, так и опосредованно, из-за снижения его эффективности. Последнее вызвано тем, что уменьшение объёма прироста спроса по отношению к приросту капитала ведет к уменьшению объёма прибыли на каждую единицу нового капитала.

Решение этой проблемы осуществлялось тремя основными способами. Первый возник в период классического капитализма, в котором регулярно проходили кризисы перепроизводства, обеспечивающие перераспре-деление активов и «сжигание» избыточного капитала. Это способ работал эффективно, но по мере развития мировой экономики, кризисы становились всё сильнее и сильнее, так что нужно было искать что-то новое.

Вторым способом стал вывоз капитала на ещё неосвоенные территории - соответствующая политика получила в конце XIX в. название империализма. Империализм вызвал острую конкуренцию за рынки сбыта товаров и за рынки вывоза капитала. В результате, в 1944 г. вывоз капитала был институциализирован в рамках Бреттон-Вудских соглашений, которые создал как институты, регулирующие этот процесс (ГАТТ, МВФ, Мировой банк), так и систему регулирования мировых финансов на базе американского доллара, привязанного к золоту и контролируемого Федеральной резервной системой (ФРС) США.

Рассматривая систему международных финансов и её потенциальные риски в условиях глобализации, следует делать различие между прямыми инвесторами, портфельными инвесторами, банками и властными финансовыми институтами, например МВФ и центральными банками. Прямые инвесторы не играли дестабилизирующей роли, разве что в качестве клиентов банков. Среди портфельных инвесторов выделяются институциональные инвесторы, которые распоряжаются привлечёнными ресурсами, хеджевые фонды, инвестирующие заёмные средства, и индивидуальные инвесторы.

Институциональные инвесторы распределяют свои активы между различными национальными рынками; если на каком-либо рынке наблюдается рост, они должны соответственно увеличить его долю, и наоборот. Кроме того, когда взаимные фонды добиваются хороших показателей, они привлекают инвесторов, а когда они терпят убытки, инвесторы уходят. Взаимные фонды не сыграли какой-либо роли в приближении финансового кризиса 1997-1998 гг., если не считать того, что они злоупотребили гостеприимством страны во время, предшествовавшее буму. Но они увеличили спад мировой экономики.

В условиях кризиса инвесторы изымали средства из формирующихся рыночных фондов, а это вынуждало взаимные фонды продавать ценные бумаги. Хеджевые фонды и другие институты в условиях разворачивающегося кризиса продавали активы, чтобы уменьшить долги. Схожим качеством самоподкрепления обладают опционы и другие производные финансовые инструменты.

Отметим, что управляющие хеджевых фондов и другие спекулянты могут торговать валютами непосредственно, минуя покупку или продажу ценных бумаг. Такую модель поведения в условиях кризиса обнаруживают и банки, которые играют значительно более важную роль на валютных рынках, чем хеджевые фонды, но принято считать, что хеджевые фонды сыграли отрицательную роль в азиатских валютных неурядицах.

В связи с тем, что хеджевые фонды, как правило, больше озабочены абсолютными, а не сравнительными результатами, они могут активнее влиять на ускоренное изменение тенденции. Разумеется, это делает их уязвимыми, когда такое изменение нежелательно, но если тенденция обречена, то предпочтительнее изменить ее раньше, чем позже. Например, осуществив «короткую» продажу таиландского бата в январе 1997 г., фонды Quantum подали сигнал: курс бата, возможно, завышен. Если бы власти отреагировали правильно, то адаптация к новым условиям произошла бы менее болезненно. На деле же власти сопротивлялись корректировке, поэтому падение носило катастрофический характер.

Подлинная проблема заключается в том, желательна ли спекуляция валютой. Если оценивать факты, то страны со свободно конвертируемой валютой пострадали от неурядиц в ходе валютного кризиса в большей мере, чем страны, которые так или иначе контролировали торговлю валютой. Таиланд был более открыт, чем Малайзия, поэтому и падение экономики в Таиланде было резким; континентальный Китай был затронут кризисом меньше, чем Гонконг, имеющий к тому времени намного более прочную финансово-кредитную систему.

Опыт глобального развития показывает, что проблема усиления рисков неустойчивого развития в условиях финансовой глобализации тесно связана с ролью банков. В каждой стране имеются своя банковская система и органы её регулирования; они взаимодействуют друг с другом сложными путями, образуя международную банковскую систему.

Некоторые крупные банки в центре системы настолько активно занимаются международными операциями, что их называют международными банками. Часто они владеют банками других стран или занимаются во многих странах, например, потребительским кредитом. Большинство стран, охваченных нынешним кризисом, имели, однако, относительно закрытые банковские системы, т.е. лишь немногие банки в них принадлежали иностранцам. Исключения составляют Гонконг и Сингапур: крупные банки здесь относятся к разряду международных. Японские, а позже и корейские банки также втянулись в международные операции, но с катастрофическими результатами.

Международные и национальные банки связаны между собой кредитными линиями, определяющими рамки, внутри которых они могут заключать определённые сделки, например с валютой, процентные свопы и т.п. Международные и национальные банки могут быть также связаны долгосрочными кредитами. Как кредитные линии, так и ссуды фиксированы в долларах или другой твёрдой валюте. В странах, где валюта формально или неформально была привязана к доллару, национальные банки и заёмщики, реализуя модель финансового поведения, исходили из того, что эта привязка сохранится.

Национальные банки не прибегали к хеджированию валютного риска, поэтому, когда привязка к доллару рухнула, они остались с большим непокрытым валютным риском и начали изыскивать покрытие, что оказывало огромное давление на национальные валюты. Балансы заёмщиков резко ухудшились.

Например, Siam Cement, крупнейшая компания в Таиланде, понесла убытки в размере 52,6 млрд таиландских батов при начальном капитале в 42,3 млрд таиландских батов, в 1996 г. прибыли компании составили 6,8 млрд таиландских батов. Малоформатные компании пострадали ещё больше. Многие заёмщики использовали ссуды для вложений в недвижимость, а когда привязка к доллару была отменена, цены на недвижимость уже снижались.

Оценивая особенности кризиса 1997-1998 гг., можно сделать вывод, что наряду с валютным риском возник кредитный риск, что побудило заимодавцев ограничить предоставление кредита. Это обстоятельство, наряду с бегством заграничных инвесторов, инициировало процесс, который привёл к 42%-му обесценению таиландской валюты и 59%-му снижению стоимости таиландских акций, выраженному в национальной валюте, с июня 1997 г. до конца августа 1998 г. В долларовом выражении суммарные потери составили 76 %, что сопоставимо с 86%-ми потерями на Уолл-стрит в период с 1929 по 1933 гг..

Паника распространилась на финансовые рынки соседних стран, при этом, в некоторых поражённых кризисом странах дисбалансы проявились в менее острой форме, но это их не спасло. Малазийская экономика была перегрета, но кредитно-денежная экспансия носила в основном внутренний характер, а торговый дефицит был довольно умеренным. Основы индонезийской экономики казались довольно прочными; главная проблема заключалась в больших заимствованиях Индонезии у корейских и японских банков, у которых были свои проблемы, так что они были не в состоянии возобновить кредиты.

Когда гонконгский доллар стал испытывать сильный нажим, система валютного управления привела к повышению процентных ставок, а это в свою очередь обусловило снижение стоимости недвижимости и акций. Международные банки, имевшие дело с гонконгскими банками, столкнулись с кредитным риском, о котором они даже не подозревали. Когда они заключали компенсационные сделки на процентные свопы, они исходили из того, что суммы одинаковы для обеих сторон; теперь же они осознали, что при изменении процентной ставки гонконгский партнер вдруг должен будет им уплатить большую сумму, чем та, которую они должны уплатить гонконгской стороне. Это побудило международные банки приостановить кредитные линии Гонконгу. Кредитный риск стал ещё более серьезной проблемой в Корее, где некоторые банки фактически не сумели выполнить своих обязательств. Вскоре финансовый кризис заставил Таиланд, а затем Корею и Индонезию искать поддержки у МВФ.

В связи с тем, что Азиатский кризис имел комплексный характер, он включал валютную и кредитную составляющую, МВФ столкнулся с проблемами, которых он никогда раньше не испытывал. Азиатский кризис отличался от дисбалансов, с которыми МВФ сталкивался ранее: он возник в частном секторе; государственный сектор был в сравнительно хорошей форме.

МВФ применил традиционное лекарство: повышение процентных ставок и сокращение государственных расходов для стабилизации валюты и восстановления доверия со стороны международных инвесторов. МВФ признал структурные изъяны в отдельных странах и навязал соответствующие условия, вроде закрытия неблагополучных финансовых учреждений, однако эти антикризисные меры не сработали, ибо они не носили системного характера.

Прежде всего, валюты невозможно было стабилизировать, пока не решены долговые проблемы, поскольку кредиторы спешили оградить себя от риска понести убытки, когда валюта упала, а слабая валюта вела к усилению риска - так возник порочный круг. Методика МВФ была рассчитана на преодоление дисбалансов в государственном секторе, а понимание того, как функционируют финансовые рынки, оставляло желать лучшего. Это проявилось в Индонезии, где МВФ настоял на закрытии ряда банков, не предусмотрев механизма защиты вкладчиков и спровоцировав тем самым классический «набег» на банки.

Кризисы ликвидности неразрывно связаны со структурными дисбалансами; их невозможно предотвратить, просто ссужая стране больше денег. Когда и банки, и компании наделали слишком много долгов (т.е. соотношение задолженности к собственному капиталу оказалось слишком высоким), потребовалось вливание ликвидных средств. В кризисной ситуации трудно изыскать капитал или дополнительный кредит. Программы МВФ в Азии потерпели неудачу, так как он не настаивал на схеме преобразования долга в капитал. Вмешательство МВФ было недостаточным.

Неспособность решить проблему долгов привела к падению валюты и непомерным процентным ставкам, в результате чего заёмщики стали неплатёжеспособными, а страны погрузились в глубокую депрессию.

В результате негативных событий в Индонезии осенью 1997 г. корейские и японские банки заняли оборонительную позицию, что подорвало доверие международных кредиторов к корейской банковской системе. Из Кореи разрушительный шар докатился до России и Бразилии, по пути задев Восточную Европу и поразив Украину. Корейские банки вкладывали средства в Россию и Бразилию, а бразильцы инвестировали деньги в России. Корейцам и бразильцам пришлось ликвидировать свои активы, а Бразилия и Россия вынуждены были повысить процентные ставки настолько, чтобы защитить свои валюты от падения. Бразилия воспользовалась кризисом, чтобы приступить к давно назревшим структурным реформам, что помогло ей удержать ситуацию под контролем, но лишь на несколько месяцев.

Международный кризис достиг кульминации в конце декабря 1997 г., когда, несмотря на программу МВФ, иностранные банки отказались возобновить свои ссуды корейским банкам. Пришлось вмешаться центральным банкам, чтобы заставить подконтрольные или коммерческие банки возобновить предоставление ссуд. Был предусмотрен и второй пакет мер спасения. Вскоре кризис стал ослабевать. Председатель Федеральной резервной системы Алан Гринспэн пояснил, что азиатские неурядицы исключают любую возможность повышения процентных ставок, и рынки облигаций и акций воспрянули духом.

Разрушительный шар остановился, не достигнув Латинской Америки, не считая первого удара по Бразилии. За экономическим спадом последовал финансовый крах. Внутренний спрос сократился, а с ним сократился и импорт, но экспорт не расширялся, так как значительная его доля была ориентирована на страны, которые также охватил кризис. Кроме того, на экспорт шло ограниченное количество видов товаров, цены на которые из-за избыточного предложения упали. Особенно это затронуло полупроводники, на мировом рынке которых конкурировали Корея, Тайвань и в меньшей степени Япония.

Экономический спад быстро перекинулся на страны, которых он ранее не затронул. Япония вползла в период спада, а экономическая ситуация в Китае продолжала оставаться проблематичной. Снова усилилось давление на Гонконг. Падение товарных цен, особенно цен на нефть, ударило по России и другим странам - производителям сырьевых товаров.

Проблема в Японии также имеет исключительно внутренний характер. Учитывая огромные валютные резервы, а также значительное и растущее положительное сальдо торгового баланса, японское правительство было в состоянии рекапитализировать банковскую систему, и оживить экономику. К сожалению, правительство Японии проводило неверную политику. Банки должны обанкротиться, прежде чем им станут доступны государственные средства. Управляющие банков стремились закрыть «плохие долги» и отдалить время признания убытков. В результате возникло «сжатие кредита», которое привело к экономическому спаду, оказывающему давление на другие азиатские страны.

Китай сталкнулся с рядом таких же трудностей, как и Южная Корея. Банковская система Китая руководствовалась скорее политическими, чем коммерческими соображениями, а несостоятельные долги накапливались ещё быстрее, чем в Корее. Ориентированная на экспорт экономика Китая лишилась части былых конкурентных преимуществ, как только конкуренты девальвировали свои валюты. В Китае в этот период наблюдался чрезвычайный строительный бум - к началу Азиатского кризиса половина кранов, имевшихся в мире, работала в Шанхае. Приток иностранных инвестиций - причём 70 % из них поступали от этнических китайцев из других стран - полностью прекратился.

Переход от одного длительного цикла к другому нуждается в мобильности ресурсов и огромных накоплениях. Не случайно на каждом таком этапе в истории наблюдался всплеск относительной самостоятельности финансовой сферы, возникали новые финансовые институты и перераспределительные механизмы, бурно росла спекуляция и обострялась борьба за монопольные позиции и ренту. Специфика современного этапа заключается в формировании крупнейших мировых финансовых центров (МФЦ), не только сконцентрировавших у себя значительную финансовую мощь, но и являющихся кредиторами большинства (национальных и корпоративных) хозяйственных субъектов, а также центрами сосредоточения информации об их состоянии.

Важным дополнительным фактором могущества этих центров является значительное распространение кредита, огромная рециклируемая задолженность государств, муниципалитетов, корпораций и домашних хозяйств.

МФЦ существенно меняют критерии экономических решений и мотивацию хозяйственной деятельности в сторону более краткосрочных операций и извлечения сиюминутной прибыли. В немалой степени они способствуют оттоку инвестиций из производственной сферы в финансово-спекулятивную.

В известной мере это соответствует нуждам развития научно-техни-ческого прогресса, но подрывает долгосрочные перспективы хозяйства. Возможно, центральной задачей дальнейшего посткризисного развития экономики станет восстановление сотрудничества производства и финансов.

Экономический кризис в США зарождался десятилетиями. Сама теория капитализма заключается в том, что количество спроса (в деньгах) постоянно догоняет количество предложения, а количество предложения постоянно растёт из-за научно-технологического прогресса. Наращивание эмиссии долларов, которая составляет от 100 до 200 млрд долл. в месяц, с 1971 по 2008 гг. объём долларовой массы в мире вырос в десятки раз, превзойдя во много раз реальный объём товарной массы в мире.

Если бы все страны, которые добровольно «встроили» свои экономики в механизм поддержания и обеспечения покупательной способности доллара, имели бы право осуществлять контроль за эмиссией доллара, то ничего плохого с экономикой мира не произошло бы. Реальная долларовая масса соответствовала бы тому реальному объёму активов, которые должны были бы обеспечиваться долларами. Значительные средства тратились на обеспечение «доступных» кредитов - потребительских, в том числе на жильё под обязательство работать на погашение кредита достаточно длительное время.

Выдавать огромные объёмы кредитов можно было только за счёт необеспеченной эмиссии доллара. Следовательно, перепроизводство доллара это главная причина мирового финансового кризиса 2008 г. Текущий кризис по сложности превосходит все предыдущие, случившиеся за последние 20 лет.

Представляется, что механизм кризиса проще всего объяснить именно с точки зрения попытки новых игроков рынка сохранить своё богатство. Действия, предпринятые в направлении глобализации мировой экономики и либерализации мировой политики, привели к значительному росту экономик многих стран, ранее почти не участвовавших в мировом товарообороте. Покупательская способность их населения увеличилась, и граждане начали потреблять больше пищевых продуктов и товаров. Одновременно новое богатство позволило самим государствам и национальным бизнесам начать модернизацию своих экономик. Обе тенденции резко повысили спрос на сырьё разных типов, что, в свою очередь, привело к росту цен, т.е. к инфляции.

Развивающиеся государства пожелали вложить избыточные доходы в сверхнадёжные финансовые инструменты. Спрос на них увеличивался гигантскими темпами по мере не только роста благосостояния населения этих государств, но и накопления средств в пенсионных системах развитых стран. Кроме того, снижалась задолженность корпоративного сектора развитых стран и самих развивающихся государств.

Иначе говоря, количество качественных заёмщиков снижалось, а спрос на долговые инструменты увеличивался. Причём рос спрос именно на безрисковые инструменты, так как ещё были свежи воспоминания о финансовом кризисе, унёсшем в 2001 г. миллиарды долларов инвесторов в интернет- и телекоммуникационные компании. Такой спрос стимулировал банки, обычно создающие такие инструменты, к тому, чтобы понизить требования к критериям, которые использовались при создании безрисковых инструментов.

Таким образом, проблемы сохранения богатства возникли одновременно и на уровне финансовых рынков, и на уровне населения, снизившего темпы сбережений или даже нарастившего темпы заимствований.

Богатство требовало таких инструментов инвестиций, которые бы предоставляли безрисковый доход, а инфляция требовала, чтобы этот доход был хоть как-то сопоставим с её темпами. Чтобы удовлетворить спрос инвесторов, посредством «финансовой инженерии» создавались более сложные финансовые инструменты, которые тогда считались «безрисковыми». Со временем идея «безрисковости» приобрела такую популярность, что многие забыли о том, что представления об одновременно безрисковом и высокодоходном вложении противоречат здравому смыслу. В конце концов, надутый богатством «безрисковый» пузырь дорос до некоего критического размера, и проблема, появившаяся в сегменте рынка, первоначально казавшемся незначительным («кризис субпрайма»), поставила вопрос о действительной надёжности методологии создания безрисковых инструментов («кризис доверия»), вследствие чего возникла паника на финансовых рынках в целом.

Одновременно и население развитых стран, которое уже давно прекратило сохранять своё богатство и привыкло полагаться на заёмные средства, осталось без доступа к рефинансированию, следовательно, было вынуждено выплачивать непосильные долги или в лучшем случае отказаться от планов покупки домов или машин. Их заёмное богатство тоже испарилось.

Следует отметить, что скандалы с Fannie Мае и Freddie Mac начались в 2004 г., однако к серьёзным изменениям в системе управления рисков финансовых операторов они не привели, в результате чего на стадии кризиса, начавшейся весной 2008 г., именно проблема этих агентств является центральной.

Fannie Мае и Freddie Mac не были реформированы, на наш взгляд, в связи с тем, что это ограничило бы финансирование строительства жилья, которое выступает мультипликатором роста экономики.

Основой развития кризиса выступила заложенная в новых финансовых инструментах необоснованная уверенность в постоянстве корреляций между поведением разных активов, на которых строилась вся методология оценки риска и ценообразования большинства наиболее пострадавших активов.

Рейтинговые агентства должны были контролировать процесс создания сложных инструментов, однако не обеспечили этот контроль. В результате неправильной корреляции дефолтов между разными сегментами рынка и в разные времена и произошли изначальные понижения рейтинга. Потом они происходили неоднократно и затронули долговые и производные инструменты на триллионы долларов, став проблемой на первой стадии кризиса.

Ещё одним фактором кризиса выступила недооценка проблемы ликвидности, т.е. излишний оптимизм в отношении того, что огромный поток доступных для инвестиций средств будет как минимум не падать и что они будут инвестироваться. В условиях кризиса многие игроки сохранили деньги, но не инвестируют их. Из-за этого и начала раскручиваться спираль «делевериджирования», т.е. начались распродажи активов ввиду недостатка финансирования.

Эта проблема привела к тому, что рыночная капитализация (суммарная стоимость акций) многих компаний мира, включая российские, оказалась меньше их капитала (бухгалтерской стоимости). Обычно это означает, что рынок подозревает компанию в сокрытии убытков и последние настолько велики, что способны уничтожить даже часть заявленного капитала. Сегодня же это явление связано с отсутствием инвесторов, готовых покупать ценные бумаги.

Как отмечали американские специалисты в области истории экономики X. Мински и Ч. Киндлбергер, почти все экономические кризисы прошлого века связаны с недвижимостью. X. Мински, отмечая наличие механизма обратной связи, который заключается в том, что «недвижимость служит предметом залога: чем больше рост цен на неё, тем выше залоговая стоимость и тем больше кредиты, которые обеспечивают эту стоимость».

К кризисам банки приходят с огромным залоговым портфелем недвижимости, причём почти все одновременно. Потом они так же одновременно пробуют реализовать эту недвижимость, обрушивая её стоимость, а вместе с тем теряя больше, чем предполагали. В результате чаще всего банки просто ничего не могут реализовать и становятся неликвидными. Поэтому современные риски глобального кризиса заключаются не в том, что рухнули рынки облигаций, и не в том, что падают рынки акций. Всё происходит на фоне или краха цен на недвижимость, или омертвления этого рынка почти во всех странах мира.

В США, где собственный дом - мечта каждого американца, правительство десятилетиями создавало институты по финансированию населения. Контроль за кредитным риском заёмщиков, т.е. риском невозврата кредита или процентов по нему правительство оставляло частному сектору, который и нёс основное бремя финансовых рисков. Поэтому, как бы в противовес популистам от политики, бизнес каждому нуждающемуся в жилье деньги не давал. Правительство ему, конечно, помогало, но балансы и противовесы работали.

До середины 1980-х гг. частный сектор был представлен банками и похожими на них финансовыми организациями (большинство них обанкротилось во время рецессии 1980 гг.). Объём их ресурсов служил естественным пределом для кредитования населения. В середине 1980 гг. банки научились трансформировать кредиты в облигации путём секьюритизации, благодаря которой банки смогли выпускать доступные для инвесторов финансовые инструменты (в форме облигаций), в которые они «запаковывали» ипотечные кредиты.

До возникновения этой технологии массовые инвесторы никогда бы не инвестировали в ипотечные кредиты. Сделать это было сложно. Облигации, обеспеченные тысячами таких кредитов, наличие которых проверили независимые аудиторы, имели высокую ликвидность, но любая облигация несёт в себе кредитный риск. Отметим, что инвестор получает проценты и возвращает себе первоначально инвестированный капитал, только если кредиты, которые обеспечены этими облигациями, выплачиваются должниками.

В тот момент, когда банк в форме облигации фактически переуступает инвестору выданные им кредиты, он переводит на него весь риск их невыплат. Однако инвесторы соглашались принимать подобные риски.

Таким образом, возникла целая индустрия трансформирования ипотечных кредитов (секьюритизации, или в простонародье «переупаковки») в облигации, благодаря чему банки нашли источник не только рефинансирования своего кредитного портфеля, но и уменьшения собственных рисков: теперь кредитный риск невыплаты займов несли инвесторы.

Инвесторы получили новый необходимый финансовый инструмент, позволяющий привлекать деньги экономических агентов. Как известно, заёмщики делают всё от них зависящее, чтобы предохранить себя от потери собственного жилья, ясно, что они напрягут все силы, чтобы оплатить кредиты за недвижимость. Даже если таких кредитов сотни тысяч, вероятность того, что почти все люди их выплатят, остаётся значительной, однако, если безработица вырастет с 5 до 30 %, такая вероятность будет уже меньше. Специалисты не предполагали, что в 2007 г., после почти 15 лет роста экономики и успешного предотвращения нескольких кризисов, возникнет рисковая ситуация.

Без оценки риска облигации не обладают ликвидностью, поэтому для проектирования механизма такой оценки необходимо было разработать методологию оценки рисков, а для того, чтобы создать столь сложные модели, нужны специалисты, обладающие высоким уровнем компетенций.

Вместе с тем, создать модель поведения многих категорий заёмщиков на основе отрывочных данных было сложно, поэтому рейтинговые агентства, создавая свои модели, использовали много предположений о взаимодействии разных показателей (корреляции) в разных экономических условиях и применительно к разным категориям заёмщиков. Например, превалирующая модель дефолтов для заёмщиков хорошего кредитного качества предполагает пик дефолтов через пять лет после выдачи кредитов. Однако по отношению к заёмщикам из категории рисковых кредитов (субпрайм-кредитов) оказалось, что предсказать время наступления пика дефолтов очень сложно в связи с тем, что методика оценки вероятности дефолтов оказались неверной.

Через 20 лет после своего появления методология секьюритизации стала использоваться не только для ипотечных, но и для иных типов кредитов, а также комбинаций различных активов. Появились и другие, похожие на секьюритизацию, способы «переупаковки». Методика оценки рисков видоизменилась и усложнилась. В определённый момент расчёты должны были охватить слишком много параметров общественных и рыночных взаимоотношений.

Эта задача не была решена в связи с тем, что никто не смог создать модель такого масштаба, отражающую поведение целых социоэкономических систем, порог безопасности, скорее всего, был пересечён именно на незримом этапе перехода к анализу слишком большого количества показа-телей.

Финансовый пузырь необеспеченной ипотеки лопнул тогда, когда следующее поколение американцев не захотело покупать жильё по заявленной цене. Рыночная экономика отреагировала, как и положено, - цены тут же стали падать. Залогом кредита выступает сама недвижимость, но конечная её стоимость на момент продажи оказывается значительно ниже суммы первоначального кредита. Если заёмщик, получивший subprime-кредит, не мог его вернуть, то кредитор забирал дом, однако его рыночная стоимость оказывается в два раза меньше, чем сумма кредита.

В Америке ипотека начала выдаваться всем подряд, обеспеченными и не обеспеченными деньгами. Помимо этого, экономика США (и экономика других стран) получила сильный перекос - один из секторов сильно превалировал надо другими (недвижимость), а давал для государства гораздо меньше.

В России только 5 % людей покупали квартиры с ипотекой (это цифры в среднем по стране), в Москве - около 20 %. Поэтому финансовый кризис в этом аспекте мало проявился в России, однако глобальный кризис снизил устойчивость финансово-кредитной системы. Многие банки брали заёмные ресурсы за границей, вследствие финансового кризиса за рубежом новые порции финансов уже не поступают. Образовался дефицит ресурсов в банках, соответственно, они перестали быть источником кредитования реального сектора бизнеса.

Таким образом, глобальный кризис в России развернулся, прежде всего, как кризис в банковской сфере. Правительство планомерно выделяет денежные ресурсы, чтобы несколько стабилизировать ситуацию. Финансовый пузырь необеспеченности перекатывался из одного сектора экономики в другой, оставляя след в миллиарды долларов (сфера IT, финансисты, строительство).

Когда финансовый пузырь перешёл в строительный комплекс цена на услуги и материалы (метал, цемент, СМР) выросли в разы. Российские банки способствовали тому, чтобы у потребителей появились деньги, которые инвестировались в приобретение недвижимости. Рост недвижимости, обеспеченный ипотечным кредитованием, ещё больше разогнал цены.

Следует отметить, что финансовые ресурсы, которые пришли на российский рынок, были привлечены российскими финансово-кредитными институтами с глобального рынка. Деньги, появившиеся на российском рынке, были эмиссированы ФРС и инвестированы в развивающиеся рынки.

Имеет значение ещё один факт. Бывший глава Федеральной резервной системы (ФРС) США, возглавляющий её в течение 19 лет, и один из известнейших экономистов мира А. Гринспен признал, что допустил ошибку, недооценив масштабы мирового финансового кризиса и предположив, что кредитные организации смогут справиться с ним самостоятельно, признав тем самым себя виновным в экономическом кризисе.

А. Гринспен также добавил, что происходящее сейчас в мире пере-вернуло его понимание о том, как вообще функционирует рынок. Свое заявление А. Гринспен сделал на заседании комитета Палаты представителей по реформе государственного управления в Конгрессе США, расследующей причины кризиса. По словам председателя комитета Г. Уоксмэна, понимание А. Гринспеном происходящего на мировом рынке оказалось «неверным» и «не сработало».

Согласно теории больших циклов Н.Д. Кондратьева, в определённый период в экономике открываются возможности интенсивного роста - усовершенствования технологий, повышения эффективности использования имеющихся ресурсов, а затем, как результат этого процесса, открываются возможности для роста экстенсивного, охват новых рынков и территорий, при этом эффективность мало кого интересует. Потом опять экстенсивный рост заканчивается - и начинается новый период.

Смена моделей роста - это смена бизнес-стратегий, поворот на 90?, который практически всегда сопровождается масштабными кризисными явлениями. Экстенсивный цикл начался в 1970-х гг., предыдущий интенсивный в 1930-х гг. с великой депрессии. И сейчас, по сути, такой же закономерный процесс перестроения на интенсивный лад. Вопрос остается только в продолжительности и интенсивности этого процесса.

Политика ФРС, которой до 2006 г. руководил А. Гринспен, привела к образованию пузыря на рынке недвижимости США и последующему кризису этого сектора экономики. Позднее кризис жилищного рынка США перерос в мировой финансовый кризис, затронувший, в первую очередь, развитые страны мира. Сам А. Гринспен отмечал, что «текущий кризис может считаться уникальным явлением, которое случается раз или два за сто лет».

Каждый раз финансы успевали перетечь из лопающегося пузыря в новый. Учитывая неисчерпаемость фантазии многих финансистов, можно было ожидать ещё множества новых прибежищ «горячих» не обеспеченных реальными ценностями денег, именно поэтому ипотека стала последним звеном.

При выдаче кредита банк устанавливает допустимую границу обесценивания залога. Если цена становится ниже, банк предъявляет margin call. Это означает, что от заёмщика требуется либо пополнить залог, либо вернуть соответствующую часть кредита. Если заёмщик не может сделать ни того ни другого, банк вправе изъять и продать залог и вернуть деньги. При этом заёмщик остается в долгу на ту часть займа, что не погашена продажей.

Сейчас в американскую экономику вливаются сотни миллиардов долларов, часть которых, по нашему мнению, целесообразно направить на возмещение банкам убытков от переоценки залогов. В этом случае банки могут отойти от технологии margin call и восстановить стабильность на рынке. Учитывая же изобилие производных ценных бумаг, опирающихся на ипотечные кредиты, можно надеяться и на стабилизацию экономики в целом.

Опыт антикризисного регулирования показал, что в целом банки адаптировались к рисковым условиям на глобальном и локальном финансовых рынках. В частности, решены острые проблемы с текущей ликвидностью. Но остались проблемы, среди которых, например, долгосрочное фондирование банков, вопросы, связанные с ростом просроченной задолженности, развитие информационной составляющей в управлении рисками. Финансово-кредитные институты очищают балансы от проблемных активов, создавая свои фонды аккумулирования «токсичных долгов».

Накачивание экономики ликвидностью, формирование системы государственных гарантий позволило смягчить кризисную ситуацию и перейти к формированию несколько иной структуры отечественного рынка финансово-кредитных услуг, что, несомненно, требует изменения и изменения структуры института надзора за деятельностью кредитных организаций. Должны применяться разные инструменты и разный механизм надзора за крупными многофилиальными банками и за малоформатными региональными банками.