33

Экономический цикл революции

ОГЛАВЛЕНИЕ

• 1. Понятие революционного экономического кризиса
• 2. Экономические проблемы начала революции
• 3. Нарастание экономического кризиса и обострение политической борьбы
• 4. Экономика политического радикализма
• 5. Экономические проблемы завершения революции
• 1. ПОНЯТИЕ РЕВОЛЮЦИОННОГО ЭКОНОМИЧЕСКОГО КРИЗИСА
• Революционная трансформация охватывает все сферы жизни страны, оказывает глубокое воздействие и на ее экономическую систему. Причем его влияние оказывается двояким. С одной стороны, это воздействие на экономическую жизнь непосредственно в период революции, возникновение новых проблем функционирования народного хозяйства и способы их разрешения революционными властями. С другой стороны, существует самостоятельная проблема влияния революции на долгосрочные тенденции социально-экономического развития страны. Мы рассматриваем лишь первый аспект, то есть функционирование экономической системы революционного общества.
• Общей характеристикой революционного общества является глубокий экономический кризис, сопровождающий революцию на протяжении практически всего периода ее развития. Любая революция может быть представлена как движение через экономический кризис, углубляющийся по мере ее нарастания и радикализации, во многом стимулирующий ее развитие и, наконец, так или иначе преодолеваемый по мере исчерпания потенциала социально-политической борьбы и общей стабилизации режима. В этом смысле можно говорить об «экономическом цикле революции» как движении экономической системы от относительно устойчивого состояния к кризису и далее -- о возвращении к новому состоянию равновесия. Однако здесь следует сделать несколько уточнений теоретического и методологического характера, поскольку у исследований подобного цикла есть определенная специфика.
• Прежде всего, объектом исследования должны быть полномасштабные революции, то есть те, которые принято называть великими. Для них характерен длительный период социально-политической неустойчивости, слабости центрального правительства и государственной власти вообще. Все это становится фактором, непосредственно воздействующим на развитие хозяйственной системы на макро- и микроуровнях.

Революционный экономический кризис принципиально отличается от обычного кризиса цикла деловой активности, поскольку последний, как правило, не связан с политическими проблемами. Разумеется, «обычные кризисы» также нередко приводят к политическим конфликтам, однако они не носят системного характера и завершаются, в крайнем случае, сменой правительства -- конституционной (в развитых демократиях) или насильственной. Но лишь революционный экономический кризис связан с системным кризисом, с изменением конституционных основ хозяйственно-политической строя.

Революционный кризис не является обязательной составной частью циклических колебаний типа «кондратьевских циклов» или «циклов Кузнеца», охватывающих несколько десятилетий. Разумеется, революционный экономический кризис соотносится определенным образом как с «длинным циклом», так и с краткосрочными циклами деловой активности, поскольку ухудшение экономической ситуации является естественным катализатором начала революционного взрыва. Однако социально-политическая природа революционного экономического цикла совершенно специфична: он непосредственно связан с кризисом власти и в значительной мере этим кризисом порожден. И его продолжительность, соответственно, более или менее совпадает с хронологическими рамками политического кризиса революции.

Из сказанного ясно, почему экономический цикл революции имеет смысл рассматривать лишь применительно к полномасштабным (великим) революциям. Только в них кризис власти приобретает развитые, устойчивые во времени формы. Иное дело революции «сверху» -- их лидеры не выпускают из-под контроля социально-политическую ситуацию, и это предотвращает развитие революционного экономического кризиса. В условиях же революций, которые терпят поражение (в Германии 1848 года или в России 1905), существующие режимы теряют контроль за ходом событий ненадолго, поэтому революционный экономический кризис не успевает развиться и стать достаточно глубоким. То же относится и к революциям, которые следовали за великими (1689 год в Англии, 1830 и 1848 во Франции).

• Революционный экономический кризис следует также отличать от кризиса, который вызван длительной неспособностью существующей властей проводить экономический курс, обеспечивающий стабильное поступательное развитие. История знает немало случаев, когда экономический кризис в той или иной стране принимал хронические формы. Причина, как правило, заключалась в неспособности власти сформировать устойчивую коалицию сил, заинтересованных в стабилизации. Продолжительность, а также лежащий в основе этого кризиса социальный фактор (отсутствие баланса общественных сил в пользу стабилизации) делают его схожим с кризисом революционным, однако отличие состоит в том, что последний разворачивается на фоне и в контексте глубоких, системных общественных преобразований.

Ключевой проблемой для нас является механизм развертывания революционного экономического кризиса. В основе его лежат два фактора, в совокупности определяющие любую революцию: системный кризис и слабое государство. Системный кризис обусловливает продолжительность и хронологические рамки экономического кризиса, взаимосвязь и взаимную обусловленность стабилизации политических и экономических процессов. Соответственно, восстановление государственных институтов становится предпосылкой экономической стабилизации.

• Можно выделить три способа воздействия революции на экономическое положение страны. Это -- изменения спроса, сама логика действий правительства, а также динамика транзакционных издержек.

Изменения спроса, связанные с переменами в политической и социальной структуре революционного общества, трансформируют систему экономических стимулов и тем самым -- производство.

• Принципиальное значение для характеристики революционного кризиса имеет категория транзакционных издержек, получившая широкое распространение в современной экономической теории. Политическая и социальная нестабильность, будучи неотъемлемой чертой всякой революции, заметно усиливает неопределенность хозяйственной деятельности. При заключении сделок трудно строить расчеты на будущее, надежность выполнения деловых контрактом резко падает. Возрастают издержки, связанные с оценкой надежности сделок, и издержки по обеспечению прав собственности, как paз и образующие в совокупности транзакционные издержки.
• Можно выделить две причины роста транзакционных издержек. Во-первых, резкая ломка институциональной структуры революционного общества, то есть «правил игры», по которым привыкли действовать экономические агенты (особенно это касается трансформации отношений собственности). Во-вторых, ослабление государственной власти, в значительной мере теряющей способность играть роль «третьей силы, выполняющей функции принуждения» -- как для обеспечения надежности заключаемых сделок, так и для защиты экономических агентов от насильственного вмешательства в их деятельность. Все эти проблемы обостряются во время гражданских войн, сопровождавших все великие революции прошлого. В результате предприятия «склонны избирать краткосрочную стратегию», а «самыми выгодными занятиями становятся торговля, перераспределение или операции на черном рынке». Причем торгово-посредническая деятельность, хотя и оказывается несравненно эффективней производственной, все равно несет значительный ущерб от нестабильности «правил игры».
• Рост транзакционных издержек стал важнейшим фактором ухудшения экономической ситуации уже в годы Английской революции, когда революционные процессы протекали относительно сглажено, а надежность прав собственности обеспечивалась в большей мере, чем в последующих революциях. Гораздо сильнее рост транзакционных издержек влиял на развитие событий Французской, Мексиканской и Российской революций.

Названные факторы воздействуют на экономику при помощи схожего механизма: они повышают неопределенность функционирования хозяйственной системы. Это неопределенность спроса, неопределенность прав собственности, отсутствие личной безопасности и безопасности ведения бизнеса и, наконец, неустойчивость политического курса, подверженного постоянным колебаниям. Все это проявляется в бюджетном, денежном и производственном кризисах.

Особой методологической проблемой является выделение экономических индикаторов, характеризующих революционный экономический кризис. С формальной точки зрения, революционный экономический кризис мало чем отличается от любого другого экономического кризиса. Поэтому кажется, что экономический кризис революции можно описать набором стандартных макроэкономических показателей: объемом производства, состоянием бюджетной и денежной систем, а также показателями народного благосостояния.

Конечно, лучше всего было бы взять один и тот же набор показателей и проследить их динамику в различных революциях. Это позволило бы легко доказать или опровергнуть наличие общих закономерностей развития революционной экономики, связать экономические процессы с социально-политическими. Однако такой прямолинейный подход к анализу революций неприменим. И тому есть две причины, которые не только поясняют, с чем связаны ограничения, затрудняющие анализ экономического кризиса революции, но и позволяют увидеть некоторые важные черты самого этого кризиса в каждой из великих революций.

Во-первых, экономический цикл революции невозможно анализировать по сопоставимому кругу показателей из-за ограниченности и методологической несопоставимости статистической базы. Понятно, что об экономической статистике Англии 1640-1650 годов можно говорить с высокой долей условности, да и данные времен Великой Французской революции оставляют желать лучшего. Между тем, для нашего анализа необходимы максимально дробные временные интервалы, поскольку связь экономики с политической борьбой во многих случаях удается проследить, лишь основываясь на ежемесячных данных. Естественно, по мере приближения к XX столетию статистическая база улучшается.

• Во-вторых, разные революции в принципе нельзя охарактеризовать одним и тем же набором показателей, и это делает проблему сопоставимости экономических трендов революций особенно трудной. Самый типичный пример -- бумажноденежная и инфляция, которая стала важнейшей характеристикой революций, начиная с французской, но не имеет отношения, скажем, к Англии середины XVII столетия.
• Еще более важный параметр -- спад производства. Для современного исследователя немыслимо анализировать социально-политические катаклизмы, не учитывая глубину спада ВВП или отдельных отраслей. Однако, хотя определенное сжатие хозяйственной активности и наблюдалось во всех революциях прошлого, серьезно говорить о спаде как о характеристике революционного экономического цикла можно лишь применительно к событиям XX столетия. И дело здесь не только в отсутствии или ненадежности статистики XVII-XVIII веков. По ряду причин, о которых ниже будет идти речь, масштаб спада нарастает по мере приближения революций к нашему времени. То есть глубина его была минимальной для революций XVII-XVIII веков (Англия, Франция), и гораздо сильнее -- в начале XX столетия (Россия, Мексика).
• Таким образом, используемые в нашем анализе экономические индикаторы весьма различны для каждой революции. Отбирая их, мы руководствовались двумя критериями. С одной стороны, они должны быть максимально дискретны, то есть характеризовать, по крайней мере, годовую экономическую динамику. С другой стороны, при всех существующих здесь ограничениях, мы будем, насколько это возможно, использовать показатели, более или менее сопоставимые для различных революций.

Применительно к Английской революции основной упор мы делаем на данные о годовом производстве зерна (цене на него), а также о динамике заработной платы и стоимости жизни некоторых категорий английских рабочих. К этому также добавляются разнообразные, но уже не имеющие системного характера данные о состоянии отдельных отраслей производства и торговли, о развитии налоговой системы, о состоянии государственных финансов и т. п.

Применительно к Франции конца XVIII века анализ основывается на динамике урожаев, а также состоянии денежного хозяйства. Данные об уровне жизни обрывочны и ненадежны. Однако денежные индикаторы здесь оказываются исключительно важными. Во-первых, они дают детальную картину, которая позволяет анализировать экономическую ситуацию по месяцам. Во-вторых, они позволяют сопоставлять французскую революцию с революциями XX века, по которым существует аналогичная статистика. Тем более что показатели денежной политики представляют собой синтетические индикаторы функционирования хозяйственной системы.

• Применительно к Российской и Мексиканской революциям начала XX века, в основу анализа положены показатели уровня производства в отдельных отраслях народного хозяйства, а также данные денежной статистики (объем бумажноденежной эмиссии, темп обесценения национальной валюты). Аналогичные данные позволяют охарактеризовать и развитие кризиса в современной России, хотя, разумеется, статистическая база этого анализа несравнимо богаче.

Ниже нам предстоит подробно рассмотреть развитие экономического кризиса в условиях различных революций. Пока же мы лишь зафиксировали очевидный вывод, что в революционный период происходит общее ухудшение экономической ситуации -- экономический кризис революции, который преодолевается с ее завершением. Однако возникают два естественных вопроса. Существуют ли какие-то устойчивые закономерности развития революционного экономического кризиса? К анализу этих вопросов мы и переходим.

2. ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ НАЧАЛА РЕВОЛЮЦИИ

Причинами «вхождения в революцию», как было показано выше, являются экономический рост и его последствия. Феномен экономического роста был характерен, хотя и в разной степени, для всех стран в предреволюционный период. Формы и механизмы его влияния на системный кризис также были неодинаковы в различных странах.

Практически все специалисты по истории Англии Нового времени отмечают довольно быстрое, хотя и неустойчивое, подверженное конъюнктурным колебаниям развитие экономики страны примерно со второй половины XVI века. Речь идет, прежде всего, о таких отраслях промышленности, как шерстяная, железоделательная, а позднее и каменноугольная. Росла и внешняя торговля. Важной особенностью предреволюционного развития Англии было то, что в стране происходили глубокие структурные преобразования.

Количественные данные об этом времени отрывочны, однако даже имеющаяся статистика подтверждает вывод об экономическом росте. Так, продукция доменных печей к 1600 году увеличилась по сравнению с 1500 годом с 140 до 10 000 тонн. За первую половину столетия удвоилась добыча угля в Ньюкасле.

Резко увеличился торговый флот, обслуживавший продовольственные потребности Лондона. Численность судов возросла за первую половину XVII века почти вчетверо. Эти данные могут играть роль сводного экономического показателя, отражающего не только развитие судоходства и торговли, но и рост городского населения и, соответственно, промышленности. На протяжении первой половины XVII столетия стабильно увеличивался ввоз хлеба в страну, в результате чего к 1630-м годам Англия стала нетто-импортером зерна. Принимая во внимание специфические экономические условия того времени, последнее также свидетельствует об ускоренном развитии промышленности и рынков.

Во Франции XVIII века, несмотря на тяжелое состояние государственных финансов, последние десятилетия старого режима были отмечены быстрым для того времени экономическим ростом: по мнению ряда исследователей, даже более быстрым, чем в Англии этого периода . Особенно активным и, несмотря на войны, весьма устойчивым было экономическое развитие с 1730-х годов, что позволило некоторым историкам говорить о Франции того времени как о «ведущей промышленной державе мира». И хотя рост этот, в отличие от английского, имел преимущественно количественный характер и не сопровождался глубокими структурными сдвигами⁷, его влияние на дестабилизацию старого режима не подлежит сомнению.

Двум крупнейшим революциям начала XX столетия -- в Мексике и в России -- также предшествовал быстрый и количественно сопоставимый рост темпом 6-8% в год. Быстро росли инвестиции, значительную долю в которых занимал иностранный капитал.

В Мексике за период с 1877 по 1910 годы произошло утроение валового продукта, и удвоение его производства на душу населения, в 9 раз возрос внешнеторговый оборот. Добыча серебра увеличилась в 3,5 раза, меди -- почти в 7 раз. Протяженность железных дорог только за 1890-е годы выросла более чем в 10 раз.

Исключительно быстро развивалась и Россия, особенно в 1890-е годы и в 1908-1913 годах. За период 1890-1913 годов ВВП возрос почти в 2,5 раза и в 1,5 раза -- на душу населения. За это же время протяженность железных дорог увеличилась в 2,3 раза, производство угля -- в 6 раз, нефти -- в 3 раза, чугуна -- в 5 раз, сахара -- в 4,2 раза, зерна -- в 1,5 раза. Сохранялся активный торговый баланс с ростом экспорта и импорта. Такой темп роста и сопровождавшие его качественные социально-экономические сдвиги были беспрецедентны в истории обоих государств и довольно редки для экономической истории любой страны.

Однако быстрое экономическое развитие, модернизирующее народное хозяйство этих стран, подрывало их социально-политическую стабильность -- стабильность традиционных обществ. Появление неожиданных экономических или политических трудностей, вполне естественных для развития любой страны, могло привести к резкой дестабилизации режима, выводя процессы (сперва политические, а потом и экономические) на революционную траекторию. Здесь наиболее наглядно проявляется связь революционного экономического цикла с краткосрочными колебаниями экономической конъюнктуры. Так, именно 1630-е годы отличались в Англии резким скачком цен и, соответственно, снижением доходов значительной части населения, достигавшим в отдельные годы 150% от уровня начала 1620-х. Особую остроту ситуации придали неурожаи конца 1630-х годов и начинавшаяся депрессия в промышленности и торговле. Это было особенно болезненно, поскольку из-за неурожаев предшествующих десятилетий голод из-за неурожаев стал в Англии редким явлением. Разразившийся на этом фоне острый финансовый кризис резко дестабилизировал положение власти и ее способность влиять на экономическую жизнь.

Аналогичный кризис произошел во Франции в конце 1780-х. Неурожаи 1786-1788 годов поставили людей перед угрозой голода, поскольку не только горожане, но и значительная часть крестьян были покупателями хлеба. Исключительной остроты достиг кризис государственных финансов: обслуживание госдолга превысило 40% бюджетных расходов и 55% доходных статей.

Мексика и Россия после двух десятилетий бурного роста столкнулись в начале XX века с экономическим кризисом, развитие промышленности существенно замедлилось. Будучи частью мирового кризиса, он оказался особенно болезненным для стран, решавших задачи догоняющей индустриализации, которая проводилась за счет крестьянства и вела к ухудшению положения отдельных слоев населения. При возникновении кризисных явлений в экономике социальные последствия не заставили себя ждать. Революция 1905 года, сопровождавшаяся массовыми крестьянскими восстаниями и вызвавшая в памяти политиков «великий страх» 1789-1790 годов, стала, по словам В.И.Ленина, «генеральной репетицией» 1917 года. В Мексике же полномасштабная революция началась в 1910 году. В обеих странах от правительства отвернулись средние слои населения и крестьянство, которые особенно страдали от экономических тягот кризиса и войны.

Начало российской революции 1917 года было связано с мировой войной, которая вела к значительному ухудшению экономической ситуации. Инфляционистская политика вызвала рост цен, сокращалось производство основных видов промышленной продукции. За 1914-1917 годы промышленное производство сократилось на четверть: спад добычи железной руды составил 43%, выплавки стали -- 28%, производства хлопчатобумажных тканей -- 47%, на треть упал сбор зерна. И одновременно впятеро увеличилось количество денег в обращении, что обусловило рост цен за тот же период в среднем, по разным оценкам, в 3-6. А ведь предвоенная экономика обладала значительным запасом прочности: несмотря на активное использование правительством печатного станка с первых же дней войны, инфляционные процессы стали набирать силу гораздо позднее, а серьезные трудности с продовольствием начались лишь к концу 1916 года. Это подтвердило справедливость опасений тех высших российских сановников (которые, наученные опытом 1904-1905 годов, утверждали, что сохранение мира в течение одного-двух десятилетий преобразит Россию, а участие в войне будет чревато революцией.

Опыт рассматриваемых революций свидетельствует, что их начало может сопровождаться улучшением экономической ситуации после прихода к власти популярного «правительства умеренных». Отчасти это связано с некоторой социальной и психологической стабилизацией, которая вызывается установлением нового режима. Отчасти -- с временным объединением разнородных сил для низвержения старого режима. А отчасти с тем, что провоцирующие начало социального взрыва кризисы (продовольственный, производственный) в силу естественного развития событий постепенно преодолеваются, происходит некоторое улучшение хозяйственной конъюнктуры.

Именно так, насколько можно судить по имеющимся данным, развивались события и в Англии начала 1640-х годов, и во Франции с конца 1789-го до начала 1791-го, а также в Мексике 1910-1911 годов. В Англии после неурожайных лет (1638-1639) несколько снизились потребительские цены и выросли доходы населения. Во Франции 1789-1790 годы были отмечены неплохими урожаями, что вызвало снижение цен на хлеб, а в обществе господствовали ожидания перемен к лучшему. Стабилизация ситуации и некоторый рост производства наблюдались в основных отраслях промышленности и сельского хозяйства Мексики.

В России, которая участвовала в мировой войне, заметного улучшения произойти не могло. Негативные процессы, прежде всего инфляция, спад промышленного производства и хлебозаготовок, уже набрав инерционный потенциал, продолжали нарастать. С марта по ноябрь 1917 года (то есть за восемь месяцев, предшествовавших радикализации российской революции) цены возросли вчетверо -- примерно так же, как за все предшествующие годы мировой войны. Инфляционные процессы с началом революции лишь получили дополнительный импульс, поскольку Временное правительство не имело других источников денежных средств, кроме печатного станка. И это в ситуации, когда власть должна была оплачивать и расходы войны, и расходы революции.

Впрочем, на протяжении всего 1917 года даже в России наблюдалась положительная динамика некоторых параметров: например, добычи угля и производства электроэнергии. Характерно, что это были отрасли, которые Временное правительство поставило под свой особый контроль, но его вмешательство в их работу оказалось не столь разрушительным, как в сельском хозяйстве (Итоги десятилетия Советской власти, 1927, с. 244-247).

3. НАРАСТАНИЕ ЭКОНОМИЧЕСКОГО КРИЗИСА И ОБОСТРЕНИЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ БОРЬБЫ

Улучшение экономической ситуации, сопровождавшее начало некоторых революций, не может быть устойчивым. С первых же дней революции действуют факторы, ведущие к нарастанию экономического кризиса. Его предпосылки вызревают с самого начала революционных событий, хотя проявляются они лишь с течением времени, а причины развития кризиса даже для ранних революций носят уже не естественно-природный, а социальный характер. Конечно, неурожаи играют определенную роль, однако отнюдь не они становятся ключевым фактором развертывания кризисов. Базовые причины -- те же, что предопределяют кризис политической власти умеренных. Они были в основном рассмотрены нами выше, а потому здесь мы лишь коротко обозначим их.

Во-первых, раннее революционное правительство, опирающееся на разработанную при старом режиме программу реформ, неизбежно совершает множество ошибок и противоречивых действий, которые негативно влияют на экономическую ситуацию. Во-вторых, распад ранней коалиции революционных сил и поляризация социальных группировок, борьба которых за власть низводит экономические проблемы на положение заложника этого противостояния¹². В-третьих, социально-политические сдвиги приводят к смене базовых условий, необходимых для функционирования экономических агентов (структуры спроса, правовых и политических институтов), что имеет свои негативные последствия. Ухудшение экономического положения ведет к политическому кризису и обусловливает падение правительства умеренных.

У каждой революции есть свои индикаторы ухудшения экономической ситуации и начала кризиса, различны и механизмы этого кризиса. Понятно, что он существенным образом зависит, например, от функционирующей в данной стране денежной системы и наличия у правительства такого инструмента, как бумажные деньги. Или от того, на какой стадии революции начинаются и как протекают военные действия (гражданские или революционные войны). Все это влияет на форму экономических трендов, но их общая направленность остается во многом схожей.

Англия, несмотря на выход из полосы неурожаев и некоторое снижение уровня потребительских цен в первой половине 1640-х годов, с самого начала революции столкнулась с проблемами, существенно ухудшавшими экономическую ситуацию. Два фактора изначально негативно влияли на состояние производства и торговли. С одной стороны, зависимость страны от внешних рынков, для которых в рассматриваемый период была характерна тенденция к снижению спроса на экспортируемые промышленные изделия. С другой стороны, проявилась чувствительность металлического денежного обращения к политическому кризису. Деньги стали тезаврироваться населением и изыматься из внутреннего обращения предпринимателями -- и английскими, и иностранными. Острый денежный кризис усложнил коммерческие сделки. То есть с началом революции в Англии рост транзакционных издержек получил мощный импульс. На этом фоне происходили кризис неплатежей и дальнейшее свертывание производства".

Опыт Англии позволяет увидеть важную общую характеристику революционного экономического кризиса: политическая нестабильность ведет к сокращению предложения денег, то есть происходит демонетизация национального продукта. В условиях металлического обращения деньги просто вымываются из экономики, тезаврируются (превращаются в сокровище) и сберегаются «до лучших времен». Это становится еще одним результатом ослабления государства, его неспособности гарантировать исполнение контрактов и, следовательно, отсутствия достаточных гарантий для исполнения деньгами функции всеобщего эквивалента.

Иными словами, кризис системы платежей и расчетов выступает важным феноменом, неизбежным в любой революции, а не только в тех из них, которые происходят в условиях бумажноденежного обращения. Политический кризис сам приводит к подрыву денежной системы и связанному с ним кризису производства, хотя последний и не обязательно сопровождается высокой инфляцией. Отсутствие же у правительства возможности печатать деньги ускоряет ухудшение общей экономической конъюнктуры, но вместе с тем смягчает революционный экономический кризис, что становится особенно наглядным при сравнении английской революции с французской, мексиканской и русской.

Подготовка и начало Гражданской войны усугубили экономическую ситуацию в Англии. Прежде всего, это прослеживается по динамике цен на хлеб и стоимости жизни простого населения. В середине 1640-х годов оба показателя быстро растут, причем цены на хлеб достигают к 1647 году максимального значения для всего периода с 1620 года и дальше балансируют вокруг этого уровня.

Гражданская война еще больше затруднила движение товаров по стране, нарушила традиционные хозяйственные связи, хотя и несколько увеличила спрос на изделия для армии. Главным негативным фактором оставалась общая политическая нестабильность, вызванная неспособностью государства в условиях фактического двоевластия гарантировать соблюдение контрактов. Транзакционные издержки возросли даже против и без того высокого их уровня, характерного для XVII столетия. Власти не могли обеспечить необходимые условия для соблюдения прав собственности на производимые и поставляемые изделия -- ни в части защиты их от конфискаций местными властями, особенно лондонскими, ни в части соблюдения условий договоров по заключаемым коммерческим сделкам.

Факторы, обусловившие экономический кризис Французской революции, действовали уже с лета 1789 года, хотя в полном объеме проявились позднее. Сначала ситуация развивалась вполне благоприятно: отмена феодальных прав успокоила крестьян, надежды на лучшую жизнь и дешевый (благодаря хорошим урожаям) хлеб успокоили рабочих, фактическая отмена налогов и осторожное инфляционное финансирование при помощи ассигнатов стимулировали рост производства. Но уже вырастали новые проблемы. Резкое ослабление налогового бремени не стимулировало крестьян продавать больше своей продукции -- их собственные потребности были консервативны, для их удовлетворения вполне хватало денег, сэкономленных при снижении налогов. Произошедшее тогда же сокращение спроса со стороны высших сословий на предметы роскоши подрывало материальное благополучие Парижа и ряда других городов страны.

Ухудшение условий для внешней торговли дестабилизировало положение в портовых городах. И хотя французская экономика зависела от внешних рынков меньше, чем английская, социальные последствия такого развития событий были весьма опасны. Правительство, несмотря на предупреждения многих депутатов, как справа, так и слева (в частности Сен-Жюста), продолжало наращивать эмиссию ассигнатов, поскольку у бюджета не было других надежных источников дохода. Металлические деньги стали быстро исчезать из обращения, что усиливало спрос на бумажные деньги и одновременно дестабилизировало денежную систему (из-за отсутствия у государства достаточного металлического резерва). За этим неизбежно должно было следовать разрушение торговли и задержки в продвижении продовольствия, прежде всего хлеба, от производителя к потребителю. Особенности экономической политики правительства, последовавшие с 1791 года неурожаи, обострение политической ситуации (внешней и внутренней) дали толчок быстрому ухудшению экономического положения, продолжавшемуся, с некоторыми колебаниями, до середины 1796 года.

Во Франции экономический кризис проявлялся гораздо острее, чем в Англии, -- и в дороговизне потребительских товаров, и в перебоях в снабжении городов продовольствием. Ситуация осложнялась еще и тем, что французские крестьяне в значительной мере сами являлись покупателями продовольствия, поэтому их материальное положение также находилось в обратной зависимости от уровня цен на него. Кроме того, бумажноденежное обращение, будучи, по сути дела, косвенным налогом, по мере усиления эмиссии ассигнатов снижало уровень жизни всех слоев населения, и особенно политически активных городских низов. Оно нарушало движение товаров от производителя к потребителю, приводя к возникновению дефицита.

В Мексике усиление внутриполитической борьбы сопровождалось дестабилизацией производства и началом глубокого макроэкономического кризиса. Гражданская война привела к быстрому сокращению производства в большинстве отраслей национальной экономики. А нехватка финансовых ресурсов заставила власти покрывать свои потребности за счет эмиссии, которая со второй половины 1913 года обусловливала быстрое обесценение национальной валюты. Вскоре последовало ухудшение ситуации на товарном рынке и масштабное развитие спекуляции.

И наконец, предельно остротой экономическая ситуация оказалась в России, которая к тому времени уже три года участвовала в мировой войне. Начавшаяся еще при старом режиме транспортная разруха в совокупности с неэффективной экономической политикой Временного правительства привела к резкой дестабилизации продовольственного снабжения городов, особенно Петрограда и Москвы. Инфляция нарастала, производство сокращалось правительство, быстро теряло контроль за продовольственным рынком, в значительной мере централизованным еще царским правительством на протяжении 1915-1916 годов. Непоследовательный курс Временного правительства дезориентировал крестьянство, подрывал стимулы сельскохозяйственного производства, в результате чего именно 1917/18 сельскохозяйственный год отмечен наиболее резким за все годы войны и революции спадом хлебозаготовок -- с 323,1 до 47,5 млн. пудов зерна.

На этом фоне быстро ухудшалась макроэкономическая ситуация. Как и в других революциях, население стало припрятывать деньги -- возник «денежный голод». Это стало дополнительным фактором усиления эмиссионных потребностей государства. Тезаврация активно продолжалась и после прихода к власти большевиков. Причем в России объектом тезаврации становились не только металлические, но и официально остававшиеся в ходу бумажные деньги старого режима, что отражало политические ожидания населения.

4. ЭКОНОМИКА ПОЛИТИЧЕСКОГО РАДИКАЛИЗМА

Глубокий экономический кризис приводит к власти правительство радикалов. В меньшей мере это характерно было для Англии, хотя и здесь отчетливо наблюдается рост цен, который достигает беспрецедентно высокого уровня в 1648-1650 годах. В большей мере экономические проблемы обусловили установление якобинской диктатуры во Франции, где, впрочем, существенную роль играли и другие факторы: обострение внешнеполитического положения республики и опасность поражения революции в военных конфликтах с ведущими европейскими государствами". Неспособность правительства Ф. Мадеро последовательно решать социально-экономические проблемы Мексики во многом предопределила обострение политической борьбы в элите и в еще большей мере подтолкнула к восстанию крестьян. В России глубина экономического кризиса и неспособность Временного правительства справиться с ним обусловили быстрый рост популярности большевиков и привели их к власти в октябре 1917 года. Нетрудно заметить, как по мере приближения к нашему времени растет значение экономических проблем в обострении политического кризиса революции и переходе революции в радикальную фазу.

Насколько экономический кризис определяет приход к власти радикалов, можно судить по тем основным проблемам, которые обсуждались в политических кругах и в революционной печати каждой страны накануне радикального переворота. При всей болезненности экономической ситуации английское общество конца 1640-х годов было гораздо более занято вопросами завершения войны, конституционного устройства страны, характером политических и гражданских свобод (особенно религиозных). Практически единственная тема экономических дискуссий того времени -- несправедливость распределения собственности, причем обсуждали эту проблему главным образом левые (левеллеры) (.

Во Франции рубежа 1792-1793 годов на первый план выходят проблемы, непосредственно не связанные с экономикой: новое конституционное устройство страны, организация обороны от начавших интервенцию европейских монархий, борьба с восстаниями роялистски настроенных крестьян. Однако параллельно нарастает давление городских низов, которые требуют проводить экономическую политику, способную остановить экономический кризис и повысить уровень благосостояния народа (. Лишь позднее, уже при якобинском правлении, экономические проблемы окажутся в центре политической борьбы. И именно они станут одним из приоритетов первого термидорианского правительства.

В России августа-октября 1917 года вопрос о власти -- это вопрос о преодолении экономической разрухи. Как преодолеть кризис, обсуждают на заседаниях Предпарламента, на съездах политических партий, в газетах. Тогда П. Рябушинский произнес свои знаменитые слова о надвигающейся «костлявой руке голода», которая задушит бесчисленные комитеты и советы. Характерно, что именно экономическим вопросам посвящены основные, носившие программный характер статьи Ленина «Грозящая катастрофа и как с ней бороться» и «Удержат ли большевики государственную власть?». Такого спада производства, который имел место в России 1918-1920 годов, не знали великие революции прошлого. Сравнения возможны здесь разве что с Мексикой, но и там развал производства не был столь всеобъемлющим.

Приход радикалов к власти экономического положения не улучшает. Хаос в экономике предопределяется хаосом в политике. Отсутствие сильной и легитимной власти, а тем более ее полицентризм, усугубляли экономический кризис во всех революционных странах. Прежде всего, это связано с непрекращающейся политической борьбой, не оставляющей места для решения экономических проблем, среди которых на радикальной фазе революции особое место занимают углубление бюджетного кризиса, рост цен и спад производства.

Основными факторами ухудшения экономической ситуации на этой стадии являются, во-первых, кризис институциональной системы революционного общества, во-вторых, кризис хозяйственной структуры (военная разруха и глубокая трансформация традиционной структуры спроса) и, в-третьих, незаконная (теневая, спекулятивная) экономическая деятельность, роль которой резко возрастает, несмотря на энергичные запреты со стороны радикальной власти. Все это ведет к дальнейшей хозяйственной дезорганизации, возрастанию транзакционных издержек.

Политическое противостояние в условиях уже начавшейся и пока не завершенной реструктуризации всей системы власти и экономики ухудшает возможности пополнения государственного бюджета, а расходы правительства продолжают возрастать. Борьба правительства за свое выживание диктует комплекс экономико-политических мер, критически важных для формирования послереволюционного облика страны.

Схожесть экономических условий прихода радикалов к власти во Франции и в России, совпадение в них политического радикализма и вооруженной борьбы, а также схожесть экономической политики якобинцев и большевиков предопределяют и очевидные аналогии развертывания экономического кризиса на радикальной фазе обеих революций.

Ценою исключительного напряжения сил, широко прибегая к насилию, французским и российским радикалам даже в более тяжелой политической ситуации, чем в Англии, удается на какое-то время создать иллюзию своей способности решить некоторые экономические задачи. Якобинцы, например, смогли обеспечить известную устойчивость ассигната, хотя для этого им пришлось ввести смертную казнь за нарушение законов о Максимуме и о принудительном курсе бумажных денег.

Большевики, для которых деньги были вторичным, отмирающим инструментом экономической жизни и которые поэтому «на экономическом фронте» уделяли главное внимание натуральному снабжению городов продовольствием, добились роста объема государственных хлебозаготовок: в 1919 году вдвое против 1917/1918 года, а к концу Гражданской войны почти вшестеро. Даже в финансовой области, менее интересной для большевиков в силу специфики их экономической идеологии, первый год их пребывания у власти ознаменовался некоторыми, хотя и весьма ограниченными, позитивными сдвигами. Произошло сокращение бюджетного дефицита: по отношению к расходам в 1918 году бюджетный дефицит составил 66,2%, то есть даже меньше, чем в 1915 году (74%). Однако в дальнейшем, естественно, дефицит вновь начал расти -- 77,3% в 1919 году, 86,9% в 1920 году.

Улучшение ситуации по отдельным показателям и на отдельных направлениях, которое может сопровождать приход радикалов к власти, вскоре сменяется обострением экономического кризиса. Военные действия усугубляют хозяйственные трудности, производство сжимается, жизненный уровень падает, инфляция растет. Судя по имеющимся данным, в Англии рубежа 1640-1650 годов происходит ухудшение материального положения значительной части населения -- растут цены на продовольствие и падают реальные доходы. Во Франции раскручивается инфляция и неуклонно снижается реальная стоимость ассигната, несмотря на драконовские меры, предпринятые правительством якобинцев для поддержания стабильности цен. В Мексике после падения в 1913 году умеренного режима Мадеро наблюдаются инфляция и спад производства. Та же картина в России: приход большевиков к власти сопровождается ростом инфляции, которая на рубеже 1917-1918 годов приобрела галопирующий характер и практически полностью вышла из-под контроля, резко обостряется спад производства.

Словом, несмотря на все усилия радикалов, стоящие перед ними экономические задачи практически никогда не бывают реализованными. Особенно хорошо это видно на примерах Франции и России. Значительные колебания курса ассигната и резкое ухудшение снабжения городов поставили якобинцев перед необходимостью отойти от ортодоксальной экономической политики, чего было явно недостаточно для активизации рыночных сил, но с лихвой хватило, чтобы потерять поддержку со стороны парижских санкюлотов²³. Что касается большевиков, то и они и не смогли решить ни одной из своих экономических проблем: ни обеспечить продуктообмен между городом и деревней (крестьяне все равно отказывались сдавать хлеб и прятали его), ни добиться устойчивого безденежного снабжения городов (более половины потребляемого хлеба рабочие были вынуждены покупать на вольном рынке), ни преодолеть неконтролируемую властями бартеризацию хозяйственных связей. Однако решить главную политическую задачу -- не допустить победы контрреволюционных сил -- удалось и якобинцам, и большевикам.

5. ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ЗАВЕРШЕНИЯ РЕВОЛЮЦИИ

После падения (или трансформации) радикального режима экономическая ситуация претерпевает существенные изменения. Здесь нельзя не заметить определенной двойственности развития событий. С одной стороны, власти предпринимают меры, которые должны обеспечить стабилизацию экономической ситуации и более устойчивое развитие хозяйства. С другой стороны, непосредственным результатом их политики становится обострение экономического кризиса, больно бьющее по различным, и особенно по беднейшим, слоям населения.

Отказ от одиозных форм государственного вмешательства в экономику, отказ от ставшего почти тотальным регулирования цен, от принудительного установления курса бумажных денег, разрешение металлического обращения -- все эти меры термидорианского правительства во Франции должны были способствовать оживлению торговли и подъему экономики. Те же цели преследовало и большевистское руководство, объявив весной 1921 года переход к новой экономической политике (нэпу).

Однако непосредственным результатом этих решений становится обострение экономического кризиса, который по своему характеру существенно отличается от кризиса ранних фаз революции. Помимо спада производства, заметно, даже по сравнению с радикализмом военного времени, снижается уровень жизни значительной части населения. Ухудшение оказывается здесь и абсолютным, и относительным. В отличие от предшествующих этапов это ухудшение происходит на фоне начинающегося роста социальной поляризации, на фоне улучшения позиций тех, кто раньше других смог воспользоваться плодами пострадикальной экономической политики. Есть несколько причин такого развития событий.

Во-первых, вскрываются противоречия, которые накапливались на радикальной фазе и которые радикалы или не могли решать, или могли позволить себе не разрешать. Обстановка острой борьбы за власть с явными врагами революции (по крайней мере отчасти и с ними), обстановка войны дает правительству моральные оправдания действовать, исходя из политической целесообразности. Это позволяет ценой огромных усилий поддерживать курс валюты, снабжать городское население продовольствием, а предприятия сырьем, зачастую подрывая производственную базу ближайшего будущего.

Теперь, после радикальной фазы, приходится платить по ее векселям, как когда-то радикалы платили за непоследовательность и нерешительность своих умеренных предшественников.

Во-вторых, пострадикальное правительство может позволить себе меньше считаться с настроениями широких масс. Накопленная за годы революции усталость все больше дает о себе знать, революционный порыв снижается, а политические и военные успехи радикалов, равно как и окрепшие силовые структуры, оказываются в активе их преемников. Стихийные возмущения случаются, но они уже не опасны для власти. Как заметил Токвиль, народ в этот период уже хочет быть обманутым.

Негативные сдвиги в экономике наблюдаются даже в Англии середины 1650-х годов, где наиболее болезненная фаза политической борьбы приходилась на дорадикальный период, а большинство идей радикалов -- Малого парламента и левеллеров -- так и не было реализовано на практике. Поэтому обошлось без резких перемен в политико-правовой базе экономики. Однако и в этой стране с укреплением режима протектората начинают расти потребительские цены, а зарплата по отношению к ним существенно снижается. Серьезные проблемы испытывает правительство с пополнением казны, хотя ему в общем удается не только собирать налоги, но даже увеличивать их. Правда, усиление налогового бремени на протяжении почти всех лет революции оборачивается ослаблением власти, не получавшей в течение продолжительного периода времени достаточных для ее устойчивого функционирования ресурсов. И это происходит в ситуации, когда правительство уже может позволить себе быть непопулярным, но не может быть слабым -- иначе неизбежен политический кризис. Что и случилось в Англии после смерти Кромвеля.

Гораздо более сложной оказывается ситуация во Франции 1794-1795 и России 1921-1922 годов.

Во Франции ближайшим макроэкономическим результатом послеякобинской либерализации экономического режима стало катастрофическое обесценение ассигнатов (из-за отказа от государственного регулирования цен) и, как следствие, -- быстрая дестабилизация отношений между городом и деревней. Осенью 1794 года заметно ускоряется темп эмиссии бумажных денег, который затем -- в середине 1795 года -- скачкообразно возрастает. Государство продолжает оставаться слабым, оно даже кажется слабее, чем прежде, поскольку якобинское насилие больше не сдерживает стихийные процессы, в том числе и экономические. Как характеризовал ситуацию Ж. Лефевр, «непреодолимые препятствия возникли из-за преждевременного восстановления экономической свободы, до предела ослабившего правительство. Испытывая нехватку ресурсов, оно оказалось, по сути дела, неспособным управлять, и кризис породил проблемы, которые поставили страну на грань катастрофы».

Вслед за эмиссией начинают быстро расти цены: если в июле 1794 года реальная стоимость ассигната составляла 33% от номинала, то через год -- 3%. А технические трудности восстановления металлического денежного обращения вели к быстрой натурализации товарообмена. В 1795 году Париж поразил самый тяжелый за годы революции голод. В результате возникает ситуация, которую точно охарактеризовал один из депутатов французского Конвента 1795 года: «Если уничтожить Максимум, то все действительно резко подорожает; но если сохранить его, то покупать будет уже нечего».

На катастрофическое развитие ситуации влияло как наследие якобинского режима, так и изменения в социальной ситуации, которые уменьшили зависимость нового руководства от общественных настроений и мнения толпы. Политика поддержания устойчивых цен на хлеб подорвала стимулы к его производству в крестьянских хозяйствах, а решение термидорианского правительства побудить производителей к продаже хлеба, повысив в ноябре 1794 года цены, явно запоздало и в условиях нарушенного товарообмена между городом и деревней привело к обратному эффекту. «Земледелец, ожидая увеличения цены или даже отмены Максимума, отказывался давать зерно по низкой цене, которая во многих местах едва возмещала издержки на труд, семена и уборку», -- писал один из активных деятелей термидорианского режима.

Беспрецедентное нарастание инфляции при термидорианском режиме было обусловлено предшествующим принудительным поддержанием курса ассигната, а также якобинской практикой раздачи земель с долгосрочной рассрочкой выплаты долга -- мероприятие, время способствовавшее укреплению социальной базы якобинцев, но в среднесрочной перспективе лишавшее правительство существенного дохода и, соответственно, ставшее дополнительной причиной безудержного роста цен 1794-1795 годов. Однако открывшаяся для власти возможность все меньше задумываться о популярности своей политики позволяет провести необходимые для экономического оздоровления меры: на рубеже 1794-1795 годов правительство отменяет Максимум, возвращается к аукционной продаже земель (вместо распределения между мелкими собственниками), а позднее, еще более укрепившись, отказывается от уплаты большей части (двух третей) своего долга и восстанавливает нормальную налоговую систему.

«Самотермидоризовавшееся» большевистское правительство с весны 1921 года стало предпринимать шаги по экономическому и финансовому оздоровлению страны. Причем эти шаги основываются не на идеологии или доктрине, но на трезвой оценке экономических и политических возможностей государства. Продразверстка заменяется продналогом, что означает отказ от попытки реализовать коммунистический принцип централизованного перераспределения всех ресурсов. Первоначально провозглашенный «продуктообмен» буквально в считанные недели уступает место реальному товарообмену, основанному на использовании денег. Правительство, по мере осознания своей неспособности обеспечить восстановление и устойчивое функционирование промышленных предприятий, не только идет на денационализацию мелких производств, но и отделяет от себя государственные предприятия, вводя в законодательство принцип, по которому государство и государственные хозрасчетные тресты не отвечают по долгам друг друга. В 1922-1923 годах удалось стабилизировать денежную систему, однако использование для этого механизма параллельной валюты позволило правительству в течение какого-то времени прибегать к эмиссионному финансированию послевоенной экономики, одновременно укрепляя позиции твердого червонца.

Но именно на этой фазе происходит и резкое ухудшение социально-экономической ситуации. Во-первых, правительство в гораздо большем объеме, чем раньше, стало использовать эмиссионный доход для покрытия своих финансовых потребностей, и в 1922 году среднемесячный прирост бумажных денег утроился. Если в военном 1920 году государственные расходы на 87% покрывались за счет эмиссии, то в 1921 году -- на 84%, причем этот показатель был значительно хуже, чем в 1918 и 1919 годах -- 67% и 73% соответственно. Естественно, с учетом временного лага, в 1922 году максимальных в России значений достигла инфляция.