Наиболее серьезным и глубоким изложением позиций сторонников модификации командной экономики и социализма явился вышедший в середине 1990 г. 100-тысячным тиражом сборник «Альтернатива: выбор пути». Несмотря на колоссальный тираж, эта исключительно содержательная и квалифицированная книга до сих пор не нашла отражения в экономической литературе, ее просто замолчали. Уже тогда оказалось, что помимо политической цензуры может быть и идеологическая, и денежная - менее болезненная (гонорары выплачивались), но с общественной точки зрения - не менее эффективная.

Следует отдать должное авторами сборника, что они пошли против основного течения даже в своей собственной партии, решительно отвергая рыночный путь развития советской экономики как реакционный и контрпродуктивный. Но они предложили и своей вариант модификации командной экономики (хотя в деталях мнения отдельных авторов не совпадали).

Авторы сборника исходили из того, что командная экономика является результатом происходившего в мире по мере изменения производительных сил процесса обобществления производства, и поэтому попытка возрождения частной собственности и рыночных отношений является реакционным явлением, шагом назад в развитии советской экономики [1]. Неудачи в ее развитии с 1958 г. они рассматривали как следствие попыток движения в этом ложном направлении (и здесь мой анализ совпадает с их выводами). «Кризисные явления в советской экономике свидетельствуют не о крахе централизованного планирования…, а о банкротстве идеи сочетания плана и рынка, которую мы безуспешно пытаемся осуществить начиная с 1965 г. Эта идея неосуществима. Недаром Ленин квалифицировал ее буржуазной утопией. Социалистической экономике, начиная с 1965 г., стали насильственно навязываться элементы производственных отношений прошлой формации» [2]. Из этого делался естественный вывод, что предпочтительнее не восстанавливать старый распределительный механизм, тормозящий развитие производительных сил, а создать новый, отвечающий современному уровню развития их и общественной собственности на средства производства [3].

Из указанного общего отношения к расширению товарно-денежных отношений следовало отрицательное отношение авторов сборника к проводившейся в СССР с 1988 г. радикальной экономической реформе и ее влиянию на экономическое развитие. «Она опять направлена против исторически обусловленного хода общественного прогресса. Именно это обстоятельство, а не какие-то мнимые “враги перестройки" является причиной углубления кризисных явлений в советской экономике и общественной жизни» [4]. Авторы, исходя из рассмотрения экономики как живого и взаимосвязанного организма, предсказывали, что став на путь рыночной экономики придется восстановить все элементы капиталистических производственных отношений.

В этом они, хотя и в негативном плане, смыкались с крайними либералами, которых тогда в СССР среди ученых-экономистов было ничтожное количество. Но они решительно (и провидчески) отвергали возможность достижения экономических успехов на этом пути, что следовало и из подхода к этой эволюции как к общественному регрессу. «Надежды, что на этом пути мы получим экономическую эффективность, что у нас будет как в Швеции или, в лучшем случае, как в США, на что усиленно намекают уставшему от неурядиц обывателю экономисты рыночной ориентации, совершенно беспочвенны» [5]. Они утверждали, что рыночный механизм характерен для слаборазвитых стран, а в развитых «повсеместно идет замена рыночной координации административной и она, по оценкам западных экономистов, является многократно более эффективной, чем рыночная» [6], имея в виду господство монополий и государственного регулирования экономикой.

Развивая эту мысль, они делали следующий важный вывод, конкретизируя утверждение о регрессивности возврата к рыночной экономике согласно канонам марксистской политэкономии: «Сейчас в советском обществе уровень развития производительных сил таков, что рыночный механизм уже не может их эффективно обслуживать. Его время прошло. Мы можем вернуться к нему, если согласимся довольствоваться примитивной продукцией, производимой с помощью примитивного оборудования, если откажемся от технического прогресса… Переходу на экономические методы управления препятствуют не столько ведомства и бюрократы, сколько современные производительные силы, которые мы все-таки хотим сохранить… Реально путь рыночных реформ ведет страну к экономическому и социальному краху. Для подавляющего большинства населения это будет означать нищету и бесправие, сама же страна будет расчленена на ряд мелких государств, поставленных в зависимость от международных монополий» [7].

Квалифицированный анализ разрушительного влияния демонтажа командной экономики на будущее советской (особенно в долгосрочном плане) характерен и для других авторов сборника. Так, К. А. Хубиев обращал внимание на то, что в период экономического кризиса капиталистические страны в противоположность СССР периода конца перестройки усиливали государственное регулирование экономики [8]. Он указывал на важность обновления основных фондов на ключевых направлениях экономики: «В условиях современной научно-технической революции этого нельзя сделать без разработки и реализации государственных научно-технических программ. Расчет на то, что отдельные самофинансирующиеся хозрасчетные предприятия справятся с этой задачей был с самого начала ошибочен… отсутствие государственных научно-технических программ обновления основных фондов на самых главных участках экономики - предпосылка углубления кризиса… Таким образом, экономика стоит перед объективной, “железной" необходимостью воссоздания и укрепления планового управления. Настойчивые требования его дальнейшего демонтажа просто губительны»[9].

О губительном воздействии перестройки в экономике (особенно на научно-технический прогресс) писал также и А. М. Еремин. Он цитировал выступление академика Б. Е. Патона на II съезде народных депутатов СССР, в котором говорилось об «откровенной недооценке научно-технического прогресса, на фоне которой осуществляется экономическая реформа, о неоправданном ослаблении государственного воздействия на создание и освоение в производстве новой техники» [10].

Анализируя тенденции развития экономических институтов в период перестройки К. А. Хубиев писал: «Какой же капитализм возможен у нас? Скорее всего, бангладешский или индийский в лучшем случае... Кто составит первое поколение наших доморощенных капиталистов? Ими ведь не будут специалисты высокого класса, руководители научно-технических комплексов, заводов, фабрик. Как предупреждает криминальная практика последних лет, ими будут вчерашние чиновники-казнокрады, взяточники, спекулянты. Дельцы теневой экономики охватили не сферу научно-технического прогресса» [11].

Связывая экономический кризис периода перестройки с демонтажем командной экономики и ее переходом к капиталистической, В. Н. Минаев делает важный вывод и пугающий прогноз, что «если страна и впредь будет идти по пути внедрения рыночных отношений, то с кризисом может быть покончено только по завершению перевода экономики на капиталистический путь развития. Однако такой выход из кризиса, а он продлится многие десятилетия, не принесет стране изобилия. Оно будет у немногих» [12]. Аналогичный вывод делает и Г. С. Родин: «Реформа антинаучна по своему существу, и в течение многих лет будут только отрицательные результаты по сравнению с любым предшествующим периодом послевоенного развития СССР. И это будет продолжаться до тех пор, пока в стране не укрепится новый общественно-экономический строй с соответствующей перестройкой структуры народного хозяйства, пока не сформируется полностью рыночный механизм регулирования экономики»[13].

Именно прогнозирование долгосрочного характера кризиса отличает анализ экономистов марксистско-ленинского направления от сторонников радикальной экономической реформы, которые только (да и то не все) в 1990 г. начали осознавать неизбежность экономического кризиса при переходе к рыночной экономике. Но его длительность они определяли в несколько лет, пока не завершится переход к рынку, в то время как их оппоненты связывали завершение кризиса с формированием цельной системы капиталистического хозяйства, что требует гораздо большего времени - несколько десятилетий. Нет нужды говорить, как отреагировало бы общество, если бы ему представили такую перспективу. Становятся понятны и причины замалчивания этого сборника.

Авторы сборники далеки от апологетики существующей системы хозяйствования. Их критика этой системы во многом не уступает критике либеральных экономистов. Они также называют ее затратной и показывают многочисленные ее изъяны. Принципиальная разница состоит в выводах из этой критики. В то время как либеральные экономисты связывали эти недостатки с неустранимыми пороками социалистической командной экономики, авторы сборника видят ее в недостаточной социалистичности этой экономики, связанной с использованием товарно-денежных отношений и примитивностью методов управления ею, в том числе примитивностью планирования. Они ставили задачу выработать антизатратную социалистическую систему хозяйствования. В противоположность либералам с их лозунгом «меньше социализма» они выдвигали лозунг «больше социализма». Вопрос в том, насколько реалистична предлагаемая ими система и другие идеи в области экономической политики.

Сразу необходимо подчеркнуть, что авторы сборника, наряду со многими общими взглядами на реформирование советской экономики, имеют немалые различия в решении отдельных вопросов хозяйствования и экономической политики. Не представляется возможным из-за ограниченности места подробно изложить позитивные взгляды авторов сборника. Поэтому я изложу кратко только главные их идеи с необходимыми комментариями.

Большинство авторов сборника противопоставляют меновой стоимости, лежащей в основе планирования советской экономки и придающей ей затратный характер, потребительную стоимость, соответствующую, по их мнению, характеру социалистической экономики. Вот как характеризует механизм хозяйствования на основе потребительной стоимости В. М. Якушев: «Прямая цель социалистической экономики - не просто удовлетворения спроса, а удовлетворение действительных потребностей общества, признаваемых обществом как разумные. Поэтому в ходе перестройки необходимо создание планового механизма изучения, формирования и удовлетворения действительных потребностей людей. Для этого должна быть изменена статистическая отчетность. Она должна отражать не просто рост производства, а степень удовлетворения общественной потребности. Поэтому в зеркале статистики следует отражать три цифры по каждому виду продукции: уровень потребности по данному виду продукции, реальный уровень ее удовлетворения и реальный уровень ее производства». О работе промышленности ,сельcкого хозяйства, сбытовых и снабженческих организаций нужно судить по тому, как сокращается разрыв между должным и реальным»[14].

Далее он конкретизирует этот механизм (прошу прощения за длинную цитату): «Механизм изучения и учета потребностей нужно строить на основе демократического централизма и формировать силами всего общества (экономического центра и трудящихся). Необходимо разработать классификатор общественно необходимых потребностей, позволяющих относить их в ту или группу на основе четких критериев, а также ранжировать их между собой. Самый высокий ранговый индекс должен быть присвоен конечным потребностям населения. Надо разработать демократические процедуры определения приоритетов удовлетворения тех или иных потребностей, и в соответствии с установленными с помощью общественности приоритетами концентрировать материальные и трудовые ресурсы на выпуск соответствующей продукции. Ориентация на потребительную стоимость позволяет по-новому подойти к оценке деятельности предприятий. Трудовому коллективу следует доводить лишь один плановый показатель - номенклатуру производимой продукции. Условия же, необходимые для ее производства, регламентируются посредство системы нормативов… Эффективность деятельности коллектива определяется путем сравнения фактических результатов, полученных в ходе производства, с заданными нормативами»[15].

2. Квалиметрический объем

Для обеспечения качества продукции как главного выражения потребительной стоимости предлагалось использовать квалиметрический объем выпуска продукции. В качестве «радикального средства стимулирования труда» предлагалось соединение социалистического соревнования со стимулированием труда, широко используя опыт 1930-х годов [16]. Это соединение предлагалось осуществлять путем премирования отдельных работников и их коллективов за место, занимаемое в ходе этого соревнования, или в соответствии с количеством отработанных человеко-часов. При этом «плановый орган задает цели соревнующихся, устанавливает показатели, по которым определяются победители, выступает как один из арбитров» [17].

Выдвижение потребительной стоимости в качестве основного критерия деятельности социалистических предприятий вместо меновой стоимости обосновывалось и другими авторами, которые предлагали и более детальный механизм ее определения. Этому вопросу была посвящена и специальная статья трех авторов [18], а также статьи В. Н. Бобкова, Н. С. Переколина, Ю. С. Перевощикова. Усилия по обоснованию методов учета и планирования потребительной стоимости предпринимались в 1960-1980-е годы (начиная со знаменитой книги О. А. Антонова) в ответ на примитивность методов планирования и учета в СССР, слабо учитывавших спрос и качество продукции. Они противопоставлялись также рыночным ценам, учитывавшим эти важнейшие факторы.

Анализ указанных статей и другой советской литературы по этому вопросу (который, конечно, должен быть продолжен) создает впечатление, что, несмотря на изобретательность многих авторов в обосновании измерения и планировании потребительной стоимости, работоспособной альтернативы существующим методам планирования и учета выработать не удалось. Выявилось, как и следовало ожидать, что показатели качества и спроса столь многообразны и сложны, что учесть их централизованно практически невозможно. К тому же, их следовало увязать с возможными издержками производства. Авторы, как мне представляется, не сумели даже показать возможность хотя бы частичного использования предлагаемых методов для улучшения хозяйственного механизма. Тщетность усилий сторонников потребительной стоимости как основы социалистического хозяйствования скорее подталкивал к выводу о преимуществах рыночного механизма перед плановым. Следует в этой связи напомнить, что в 1929-1930-е годы также делались энергичные попытки заменить денежные показатели в планировании и учете, как наследие рыночной экономики, на натурально-трудовые, и они тоже не увенчались успехом.

Несмотря на отсутствие удовлетворительной альтернативы стоимостным показателям планирования и учета, некоторые авторы сборника выступали за немедленные шаги по их устранению. Так, молодой и интересный экономист С. Губанов предлагал: «Ликвидировать производство “стоимостных", валовых объемов продукции. Полностью освободить все предприятия народного хозяйства от работы по стоимостным показателям. Организовать производство по заказам населения. Безотлагательно устранить всякую зависимость фонда оплаты по труду, а также иных фондов предприятия от прибыли и прочих стоимостных объемов продукции. Образование данных фондов поставить в прямую зависимость от степени выполнения предприятием планово-договорных заказов, от меры повышения качества продукции меры сокращения е ее издержек»[19]. Эти весьма разумные пожелания не подкреплялись, однако, реалистичными мерами по их осуществлению.

Намного более удачными были другие позитивные предложения ученых коммунистического направления. Так, авторы сборника вопреки призывам либералов к сокращению капитальных вложений и действиям правительства в том же направлении обращали усиленное внимание на опасности, связанные со старением и основным фондов. Так, К. А. Хубиев писал: «Как показывает мировой опыт, непременным условием выхода из экономического кризиса… является обновление основных фондов хотя бы на ключевых участках народного хозяйства. Самая наша большая потеря за годы экономической перестройки - это потеря времени, темпов движения. Ошибочно было строить программу ускорения на изношенных на 40% основных фондах. Драматизм ситуации состоит в том, что какие бы модели реформы не принимались, обновления основных фондов не избежать, а терпение народа иссякло» [20].

В качестве источника обновления основных фондов Хубиев называл конверсию военного производства, притом не продуктовую, на которую тогда делался упор (производить гантели на танковом заводе, как он ее насмешливо характеризовал), а технологическую «то есть подтягивать другие отрасли по уровню техники и технологии, подготовки кадров» [21]. При всей обоснованности инвестиционной ориентации экономистов этого направления в их программах в данном сборнике не видно было, за счет каких источников осуществлять эту ориентацию и в каких направлениях - в первую очередь. Не ясно было даже, надо ли сокращать военные расходы и в каком объеме, имеются ли излишние производственные мощности, и где они размещаются. Одним словом, эта программа носила слишком общий, неконкретный характер. В ней не учитывалась также неоправданность, необоснованность немалой части капитальных вложений.

Исключительно сильной стороной программы этой группы экономистов была также их инновационная направленность. Она была сопряжена с инвестиционной направленностью, т. к. для технического обновления экономики требовались большие капитальные вложения. Можно сказать, что сторонники этого направления продолжали придерживаться концепции ускорения, от которого власти уже отказались. Эта линия видна в уже приводившихся выше высказываниях К. А. Хубиева. Столь же энергично и последовательно ее отстаивал и А. М. Еремин: «План НТП так и не был положен в основу планирования материальных результатов производства… Чем труднее дело с ресурсами, тем больше потребность в их централизации» [22]. Говоря о кризисе направления экономической науки, «которое официально признано в высших органах партии, правительства и советской власти», он резонно замечает: «разве это не кризис, когда игнорируется основа роста производительности и улучшения условий труда, без чего нет смысла говорить о каком-то прогрессе»[23].

Еще в мае 1987 г. А. М. Еремин в письме члену Политбюро ЦК КПСС Н. Слюнькову писал: «Следует добиться того, чтобы план технического прогресса (включая реконструкцию) был положен в основу материальной стороны планирования социально-экономического развития»[24]. В мае 1989 г. он писал Н. Рыжкову: «Без усиления централизации ослабляется техпрогресс. В частности, без общегосударственного плана реконструкции предприятий нельзя добиться быстрого роста производительности труда и структурной перестройки. В основе определения материальных параметров производства должен лежать план техпрогресса (включая план реконструкции как выходной элемент этого плана)»[25]. А. М. Еремин писал в сборнике: «именно с точки зрения НТП общенародная собственность, иное народное хозяйство, его возможности перелива и концентрации средств имеют в принципе неоспоримые возможности. И те результаты, которые мы имели когда-то при куда менее развитой экономике, более скромном по размерам инженерном корпусе, подтверждали потенциальные возможности» [26]. Он считал практическим инструментом реконструкции экономики общегосударственный план, предусматривающий «систематическое, последовательное перевооружение каждого предприятия через каждые 7-8 лет» [27], неоднократно критиковал снижение роли ГКНТ в системе управления экономики в период перестройки, видя в этом важную причину замедления научно-технического прогресса в СССР [28].

«Однако если и А. М. Еремин и К. А. Хубиев мыслили лишь старыми формами управления научно-техническим прогрессом, лишь улучшая их использование, то принципиально новые предложения по его реализации были предложены в статье В. И. Рубцова. Она привлекает прежде всего резкой постановкой этого вопроса: «Альтернатива сегодня такова. Или мы в силу привычки или в угоду сложившейся традиции сохраняем старые, давно изжившие себя схемы и структуры раздельного управления научно-техническим прогрессом и производством, лишь слегка подштукатуривая фасад здания управленческой иерархии, т. е. подходим к проблеме обновления с позиций старого замшелого консервативного мышления, и тем самым навсегда загоняя себя в хвост мирового общественного прогресса, консервируя застой и технологическую отсталость прежде всего в базовых отраслях промышленности. Или мы становимся на путь действительно коренных преобразований в сфере инновационной деятельности, начав с основополагающей ломки сложившихся представлений о роли и месте научно-технического прогресса в жизни социалистического общества, о качественно новых методах и формах его ускорения»[29].

Стратегию управления НТП, по замыслу В. И. Рубцова, должен был вырабатывать коллегиальный орган - консультативный или экспертный совет по социально- экономическому развитию страны. «Непосредственным проводником и исполнительным органом инновационной стратегии, разрабатываемой Консультативным советом, должен стать Национальный инновационный центр (НИЦ), организационно оформленный как единый проектный комплекс, создаваемый в системе Академии наук СССР с двойным подчинением - непосредственно Президиуму Академии Наук СССР и Президиуму совета Министров СССР. ГКНТ - этот пассивный, забюрократизированный орган управления НТП, выполняющий в основном координационные функции по развитию науки и техники должен быть упразднен и заменен активным органом в проведении единой инновационной политики в стране - Национальным инновационным центром. Необходимость такой замены диктуется тем, что НИЦ в отличие от ГКНТ СССР призван осуществлять не частичную функцию в области НТП, а целостную функцию по разработке и реализации общегосударственной инновационной политики в стране. Такого рода инновационный центр, не имеющий по своим масштабам, целям и задачам прецедента в истории развития мировой науки и техники, как раз и призван, образно говоря, не просто стоять рядом с прогрессом, подобно ГКНТ, и заниматься бумажной «координацией», а непосредственно переводить абстрактный язык результатов фундаментальных и важнейших прикладных исследований на понятный всем язык материальных результатов» [30].

Из дальнейшего описания деятельности НИЦ следует, что он мыслился В. И. Рубцовым как расширенная по своим масштабам организационная структура управления атомным и ракетным проектами в СССР, блестяще оправдавшая себя в развитии данных отраслей. Это впечатление усиливается предполагаемым подчинением ему центральных экономических ведомств [31].

Однако прямое заимствование этого удавшегося опыта ставит вопрос о достаточности научно-инженерного и рабочего персонала для решения столь многообразных задач в отличие от двух-трех крупнейших, решавшихся в те годы. И где предполагалось найти руководителей типа И. В. Сталина, Л. П. Берии, С. П. Королева и И. В. Курчатова? Наконец, самое важное - при развитии оборонной промышленности можно было не считаться с величиной издержек. Для развития широкого круга отраслей гражданской промышленности это было невозможно - разорило бы экономику. Как решить эту ключевую проблему, автор не показывает.

В. И. Рубцов прозорливо предлагал путем создания НИЦ заполнить брешь между наукой и образованием, создавшуюся в советский период, не показывая, правда, механизма этой интеграции (включение высшей школы в ведение НИЦ). «НИЦ будет оказывать прямое воздействие на систему народного образования на всех ее структурных уровнях путем вовлечения в эту систему высококвалифицированных кадров из НИЦ», что было крайне важно, учитывая относительную слабость кадров вузов[32]. Автор рассчитывал путем создания НИЦ реализовать поставленную уже тогда цель: «Не вдогонку, а в обгон»[33]. Решили же ее при аналогичной структуре в ракетной технике в 1950-1960-е годы.

Высоко оценивая новаторскую (хотя очень нелегкую в реализации) статью В. И. Рубцова, хочу отметить, что близкие идеи более чем 10 лет назад высказывались двумя новосибирскими учеными из Института экономики СО АН СССР[34].

Важное место в исследованиях этой группы экономистов занимали проблемы теневой экономики и ее влияние на экономическую жизнь СССР. Специально этой проблеме в сборнике была посвящена статья А. А. Сергеева. В ней автор убедительно показал огромное влияние теневой экономики на все экономическое развитие СССР на финальном этапе перестройки[35]. Но эта статья гораздо шире данной темы. Она предостерегает от опасности тотальной капитализации экономики СССР, которая большинству советских (да и западных) экономистов казалась тогда эфемерной. Используя разнообразные источники из периодической печати и произведя весьма квалифицированно собственные расчеты А. А. Сергеев убедительно показывает, что в 1989-1990-е годы теневая экономика уже стала крупнейшей силой, оказывающей огромное разрушительное влияние на экономику СССР. В этих расчетах особенно интересна оценка приписок и якобы потерь (сильно преувеличенных для сокрытия хищений) как источников доходов теневой экономики, из чего следует ее паразитический характер. Он критикует широко распространенные в то время взгляды, что теневая экономика является следствием административно-командной экономики и товарного дефицита и резонно задает вопрос о том, чем объяснить ее малое распространение в период культа личности Сталина, и не является ли сам товарный дефицит результатом деятельности теневой экономики? [36].

В связи с этим он утверждает, что «совбуры» - новые советские буржуа, хозяева «теневой экономики» являются особым самостоятельным и антисоциалистическим антинародным слоем общества, являющимся главным тормозом социалистической направленности перестройки [37]. Этот вывод был направлен не только против прекраснодушных реформаторов, видящих в теневой экономике только досадный пережиток командной экономики, но и против немногим отличающихся от этих взглядов воззрений официальных лидеров перестройки из числа руководителей КПСС. В связи с этим он справедливо утверждает, что кооперативы в своем большинстве превратились в «легальную верхушку айсберга подпольного капитализма, где «отмываются» деньги, полученные преступным путем [38]. Очень убедительно его обоснование инфляционного влияния теневой экономики. Общий вывод из приводимых им многочисленных примеров деятельности теневой экономики состоит в ее разрушительном влиянии на экономику, и в этом его главное отличие от критикуемых им многочисленных ее апологетов из числа научных работников (Н. Шмелев, О. Богомолов), которые видели в ней созидательную силу. Очень проницательно А. А. Сергеев оценивал результаты предполагаемого акционировании предприятий. В то время как многие экономисты затруднялись представить их социально-экономические последствия, а некоторые из них даже готовы были оценивать их как переход к коллективной собственности, Сергеев предвидел, что при выпуске «настоящих (т. е. не именных, а анонимных) акций их контрольный пакет окажется в конечном счете в руках немногочисленных “социально активных" граждан, а это будет означать преждевременную кончину едва народившегося самоуправления трудовых коллективов»[39]. Предвидел он и последствия введения продажи квартир населению: «при нашем всеобщем дефиците это обязательно приведет к перекачке ресурсов со строительства “бесплатного" жилья на возведение “платного"» [40]. Рассматривая социально-экономические последствия дальнейшего развития «теневой экономики» как «подпольного капитализма, А. А. Сергеев предостерегал: «позволить совбурам добиться своих целей - значит, ввергнуть страну в пучину господства плутократии, реставрировать капитализм в его худших проявлениях - со все более резкой имущественной и социальной дифференциацией общества, размыванием социальной защищенности трудящихся, массовой безработицей, постоянной инфляцией ,падением жизненного уровня основной части рабочего класса и других действительно трудящихся слоев населения» [41]. Впрочем, эти последствия (кроме постоянной инфляции) тогда уже предвидели и либеральные экономисты, рассматривая их как временную необходимую плату за переход к рынку. Исходя из реальной перспективы перехода капитализму, А. А. Сергеев считал необходимым вынести вопрос о собственности, как «коренной вопрос всей нашей жизни», на всенародный референдум[42].

Весьма профессионально А. А. Сергеев рассматривает принципиальный вопрос о том, «нужна ли нам частная собственность». Он подвергает критической переоценке преувеличенные восторги в отношении успехов экономики стран с рыночной экономикой и показывает, что излюбленные в советской публицистике примеры успешных стран с рыночной экономикой (США, ФРГ, Швеция, Южная Корея) игнорируют особо благоприятные условия некоторых из них или огромные жертвы населения в Южной Корее. Большая же часть населения стран с рыночной экономикой (стран «третьего мира») живет в тяжелейших условиях, и на этом основании он ставит под сомнение, что СССР последует пути благополучных стран, а не стран-париев. Ссылаясь между прочим и на Г. Х. Попова, который в начале 1989 г., еще не став на позиции либерализма (как и его антипод К. А. Хубиев), выражал опасение, что СССР в этом случае ждет бангладешский или индийский капитализм[43].

Если анализ существующих тенденций развития форм собственности и их социально-экономических последствий в статье А. А. Сергеева глубок и проницателен, то этого нельзя сказать о большей части позитивной стороны этой статьи. Наиболее убедителен он оказывается в обосновании мер по противодействию теневой экономике и капитализации экономики в целом. Здесь он убедительно отстаивает необходимость проведения конфискационной денежной реформы (в том числе и как антиинфляционную меру) и введения значительного налога на крупное наследство. Перспективы государственной собственности он видит в «советизации» экономики. Исходя при этом, очевидно, из чисто политических соображений, надеясь превратить советы, избираемые по производственному принципу, в оплот социализма. В качестве органа, непосредственно отвечающего за экономику и подчиненного советам, он рассматривал совнархозы. Внутрипроизводственную жизнь предприятия должны были определять советы трудовых коллективах, в которые не должны входить представители администрации[44]. Как будут складываться отношения между правительством, совнархозами и предприятиями, а также предприятий друг с другом, автор не разъяснял. Получается причудливая смесь планового хозяйства и анархо-синдикализма, вряд ли жизнеспособная.

3. Рассмотрение коммунизма как гуманистического ответа на проблемы современной цивилизации