Феномен смеха в культуре

Кто они, ханты и манси? Есть попытки доказать родство малочисленных народов Тода с древними шумерами. Например, у шумерийцев богиня злаков - Яшнянь, у манси и ханты хлеб - Нянь; иту (шумер.) - месяц, первоначально бог мертвых, охоты, войны, ити (манс.) - ночь и другие: «И все же главный бог - Торум - небо, космос, погода. До принятия христианства у скандинавов Тор - бог грома с тяжелым молотом в руках. Не отсюда ли и древнееврейская Тора - часть библии «Пятикнижие»… Куль… У шумеров - бог смерти. Куль у манси - бог тьмы, зла, смерти…» [235, c.8-9].

В период с XV - XVIII веков западные авторы были не склонны идеализировать автохтонное население Сибири, что не способствовало созданию образа «доброго дикаря». Они старались подчеркнуть убогость и примитивность их культуры и условий жизни: «Вместе с тем достоянием ряда описаний становится мысль, что самооценка аборигенов отличается от восприятия европейцев. Так, по расспросам Адама Олеария (знаменитого немецкого исследователя, писателя и путешественника) самоеды утверждали, что северные края более благоприятны для обитания, чем любая другая страна. Они не сомневались, что если бы русский монарх знал о великолепии их родины, то оставил бы столицу и переселился к ним на всю жизнь» [44, с.18].

В источниках XIX - начала XX веков мы можем прочитать о вогулах и остяках следующее: «Теперь скажем несколько слов об их внутренней жизни. В отношении религиозном они стоят на весьма низкой степени, с духовным учением христианским они мало знакомы. В церковь, находящуюся почти в каждой деревне…, идут они за тем, чтобы сделать несколько крестов перед иконою. Впрочем, все церковные обряды соблюдают строго, но и много сохраняют суеверий, особенно верят они в колдовство…» [104, c.47].

Полвека спустя Н. Чупин напишет: «Религия Вогул есть то древнее верование в заклинания, которым удовлетворяются духовные нужды большей части народов Северной Азии. Однакож каждый Вогул крещен и записан с христианским именем в метрической книге… Таково теперешнее положение этого народа. Оно кажется нам жалким; но с вогульской точки зрения является иным. Вогул ни чей не господин и ни чей не раб, он работает, когда и где он может, или хочет, ест что Бог пошлет и, заплативший свой ясак, не боится никого…» [247, c.14, 19].

Многое ли изменилось спустя столетие? Исследования продолжались в одном русле, часто сводясь к переписыванию и повторению известного (в основном к описанию элементов материальной культуры). Ситуация схожа с крещением Руси, когда долгое время сохранялось двоеверие, в какой-то степени повторившееся через столетия с учетом самобытности остяков и вогул, и во многом сохранившееся до сих пор. Характерен случай, описанный К.Д.Носиловым на вогульском празднике: «И странно то, что они даже христианство сливают со своим миросозерцанием, причисляя тех святых, о которых рассказывают им миссионеры, к добрым существам. К этим святым они обращаются, приносят жертвы по-своему… После того как были удовлетворено скрытое в ящике божество, гость и Николай Чудотворец, которому жрец вымазал кровью уста, вогулы принялись сами за угощение … Но больше всех распинался мой покровитель, говоря всё о том …, что они тёмные люди, что не знают, как молиться Богу, что рады его милостям…» [155, c.42-43].

Материал об особенностях смехового мира рассматриваемых народов пришлось собирать по крупицам (выбирать предложения, слова). При анализе фольклорных традиций мы увидим, что под шум тайги журчит веселый Тым. Ветер-буй весело проехал в туче на колеснице. Или общекультурное признание смеха как границы между царством мертвых и царством живых. В мансийском эпосе «Янгал-Маа», несмотря на его уникальность, обнаруживаем это же явление:

- Птица вещая сорока,-обратился Ваза к птице, - проходят дни за днями… Увидим ли мы Царство Мертвых?

- Скоро! - выговорила сорока… Сбылись слова вещей птицы. На конце лесной низины был вход в Ущелье Мертвых… Утром, вещая, сорока покружилась над нартой Вазы, весело помахала крыльями, попрощалась с музыкантом и улетела» [10, с.35]. Смех выступает в своей сакральной роли - стража у царства мертвых, где нет смеха.

«БЕЛАЯ СКАЗКА» расскажет нам о женщине: «Смотрит она на черемуху, свежая, как черемуха, чистая, как птица на черемухе, нежная, как ребенок, и высокая, как небо над черемухой. Смотрит и поет у дороги радости. А дорога радости (курсив наш. - Л.Б.) - это цветы и пение, как у черемухи, как у женщины в самом начале пути... И смеется ясно женщина! (курсив наш. - Л.Б.) Оттого-то зажигается белоснежная черемуха!..» [258, т.3, с.265-266].

Интерес представляют шуточные диалоги-«отговорки», встречающиеся у манси («Акврись», «Воробушек», «зайчик»), нанаев («Кто сильнее всех», «Помощников не нашла», «Айога»), чукчей («Мышка и птичка»), эскимосов («Птичка и девушка») и другие:

ВОРОБУШЕК

- Воробушек, воробушек, что такое твоя головка?

- Ковшичек для питья весенней воды.

- Что такое твой носик?

- Ломик для долбления весеннего льда.

- Что такое твой язычок?

- Разрисованное веселко для езды вверх по реке [196, c.22].

Можно встретить смешное в загадках: «Один мужчина идет на лыжах, а носки лыж улыбаются» - идет человек, а на носках лыж снег тает [136, c.17].

Исполнялись сказки в особое время, а также во время поминальных обрядов: «Пойдем, пойдем к домашнему огню! - кричат ребята. - Дедушка еще сказку скажет. Разве устоишь перед настойчивостью Агирись... И мы весело бежим к избушке, к дедушкиному очагу. У вашего огня погреемся, Погреемся. Рыбки поедим, Чайку попьем. У нашего огня Повеселимся. Друг друга посмешим. Песни попоем. Да будет высоким Ваш огонь. Да будет веселым Наш огонь!» [258, т.4, с.56-57]. Старшие родственники умершего в течение всех ночей стараются не спать, а развлекаются сказками, так как плакать нельзя, чтобы умерший, «жалеючи», не забрал с собой. Но и смеяться нельзя [244]. Именно сдержанно развлекаются, а не предаются разгульному веселью, что лишний раз подтверждает огромные возможности смехового мира, разнообразие его тончайших оттенков (когда мы не можем говорить явно о смешном, оно только едва улавливается).

Мы отметили, что смеховая культура как феномен культуры имеет свои ритмы, подчиняясь общему культурно-историческому процессу на примере европейской традиции. Смеховой мир народов ханты и манси на протяжении веков оставался синкретичным, традиционным, статичным. Причина этого не в «отсталости» социокультурного развития этносов. Еще не сложились те условия и предпосылки, способствующие развитию других форм духовной жизни общества. Так, о появлении профессионального искусства у народов ханты и манси можно говорить лишь с середины XX века.

Большую роль в развитии этнической культуры играет творческая интеллигенция. Широко известны имена хантыйского художника Г.С. Райшева, мансийского скульптора П.Е. Шешкина, писателей Е.Д. Айпина, Ю.Н. Шесталова, А.М. Коньковой, поэтов А.С. Тарханова, В.С. Волдина, М.К. Вагатовой, журналиста А.М. Сенгепова. И процесс этот продолжается. Тем не менее, мы пока не находим в их среде профессиональных юмористов, карикатуристов и так далее Словом, всех тех, кто формирует ядро профессиональной смеховой культуры. Впрочем, это не указывает на отсутствие смехового мира и начал народной смеховой культуры. Мир, в котором долгое время обитали данные народы, был по большей части статичен. Они жили в природе (не выделяя себя из нее), которая по отношению к человеку вечна, что способствовало сохранению архаичности смеха. В 1935 году в предисловии к «Вогульским сказкам» В.Чернецов писал: «Народная память хранит устное богатство дословно и бережно, защитой ему служит туземный язык, архаичный и пышный, полный оборотов, которые уже не встречаются в обычной речи. Вот почему фольклорное богатство надо записывать непременно в туземном тексте, не сокращая. Каждое потерянное слово будет служить к снижению старинных описаний» [246, c.3].

П. Сорокин представляет социокультурный мир как «несметное количество объектов, событий, процессов, фрагментов, имеющих бесконечное множество форм, свойств и связей» [205, c.27]. Зная одну переменную культуры, можно сконструировать сеть ее связей с другими переменными. В этом случае можно говорить о логической интеграции культуры. Каждая из культур обладает собственной философией, типом религии, нравами и так далее. Не исключением является и культура народов ханты и манси, которая (несмотря на относительную статичность в течение длительного времени) в процессе своего существования не могла не изменяться.

П. Сорокин выделяет два типа культуры со следующими характеристиками: первая культура: рационализм, мистицизм, идеализм, ориентация на вечное, индетерминизм, реализм, социологический универсализм, статичный характер общественной жизни, медленный темп ее изменений, «искупление» как главный принцип наказания и уголовного права и другие;

Вторая культура: эмпиризм, материализм, темпорализм (ориентация на временное), детерминизм, доминализм, социологический сингуляризм, представление о том, что корпорация как юридическое лицо есть полезная функция, этика счастья (гедонизм, утилитаризм, эвдемонизм), множество открытий и изобретений, динамичный характер общественной жизни, быстрые темпы ее изменений и так далее.

К какому из двух вариантов культуры следует отнести этнокультуры ханты и манси? По словам П. Сорокина: «Все особенности первой культуры логически следуют из предпосылки, что реальность сверхчувственна; все особенности второй - из убеждения в том, что реальность сенсорна» [205, c.34-35]. Каждая из перечисленных переменных логически связана с доминирующими представлениями о природе высшей реальности, взятыми из разных областей культуры. Все переменные являются интегрированными в культуре. Культуры народов ханты и манси можно отнести к первой культуре, в отличие от второй современной культурной западноевропейской традиции. в ней будут преобладать природный рационализм, мистицизм, ориентация на вечное, этика абсолютных принципов, статичный характер общественной жизни и медленный темп ее изменений, искупление как главный принцип наказания в противовес эмпиризму, материализму, этике счастья и множеству изобретений, динамическому характеру общественной жизни второго варианта культуры. То есть всему тому, что характеризует «цивилизованный» мир. Смеховой мир рассматриваемых нами народов также будет нести отпечаток сверхчувственной культуры.

Многие ученые полагают, что «в исторической перспективе обитатели маленьких, гомогенных общин жили (и продолжают жить) более гармонично и счастливо» [264, c.169]. Им был присущ дух «братства», ныне утерянный. Традиционные верования и практики должны играть позитивную роль в противовес отмиранию их культуры и социальных институтов. Следовательно, и смеховой мир традиционных народов более гармоничен для человека, нежели смеховая культура с ее художественной укорененностью (сатирой, гротеском, пародией).

Культура примечательна, по мнению С. Линдсея [118, c.272], способностью нации к процветанию, поскольку она формирует представления о культурных ценностях.

Каким образом культура может влиять на общественный прогресс? Системой ценностей. Например, для достижения «панамериканской мечты» должны быть соблюдены десять условий (с учетом ценностей, установок, состояний ума), которые отличают прогрессивные культуры от статичных [236, c.290-305] (в нашем случае культуры народов ханты и манси):

Нацеленность в будущее. Прогрессивные культуры устремлены в будущее, в то время как статичные культуры ориентированы на настоящее или прошлое. Нацеленность в будущее означает прогрессистское видение мира, предполагающее способность человека влиять на свою судьбу, вознаграждение добродетелей уже в этой жизни, позитивное видение экономики, в рамках которого богатство постоянно наращивается. (Спорным остается положение о нацеленности на будущее, именно боязнь возможного наказания в последующей жизни зачастую оказывается более веским основанием для представителей статичной культуры, чем вознаграждение добродетелей уже в этой жизни).

Труд и успех. В прогрессивных культурах, в отличие от статичных культур, труд и приносимые им плоды считаются главным фактором преуспеяния. В обществах первого типа работа упорядочивает повседневную жизнь, а трудолюбие, творчество и стремление к успеху не только вознаграждаются финансово, но и приносят удовлетворение и самоуважение. (Для тех, кто знаком с культурой рассматриваемых нами народов, с их фольклорным наследием, поучительными сказками для детей, труд и успех на охоте, рыбалке - основа выживания и процветания рода. И то, что «цивилизованный человек» называет «благосостоянием», у сибирского автохтона вызывает только улыбку. Условия проживания в родовых угодьях у того же «цивилизованного человека» вызывает «ужас»).

Бережливость. В прогрессивных культурах эта добродетель является матерью инвестиций (и финансовой безопасности), в то время как в статичных культурах в ней видят угрозу уравнительным порядкам. («Отказать дать оленя бедному человеку для такого дела было бы непростительным поступком, и вогул прав в этом случае, потому что, случись у него падёж скота, он тоже завтра же сделается таким же бедняком, как и тот, который к нему приходил за милостыней, и ему самому, чтобы подняться на ноги, придётся, быть может, у того, кому он недавно одолжил, просить оленя на разживу» [155, c.59]).

Образование. В прогрессивных культурах в образовании усматривают ключ к прогрессу, в то время как в статичных культурах оно считается второстепенной, элитарной ценностью.

Поощрение способностей. В прогрессивных культурах индивидуальные способности выступают важнейшим фактором личного карьерного роста; в статичных культурах эту роль выполняют социальное происхождение и связи.

Общественная солидарность. В прогрессивных культурах радиус общественной идентификации и доверия выходит за пределы семьи и объемлет более широкое социальное целое. В традиционных же культурах сообщество ограничивается семейными рамками.

Строгость этических норм. Поведенческие кодексы, принятые в прогрессивных культурах, обычно более ригористичны. (Что не мешает росту наркомании, распространения СПИДа). В традиционных обществах этические нормы (например, нравственные нормы у хантов: защита огня и жилища; сбережение орудий и оружия; защита женщин, детей и стариков; охрана вождей и жрецов; защита от опасностей, связанных со смертью; запреты и ограничения, связанные с личной жизни и общественного быта, дополняется запретами, связанными с телом человека, и запретами, относящимися к природе) связаны с религиозными представлениями. игнорирование запретов способно принести вред человеку. Неизбежным следствием становились наказания. Ответственность ложилась на его весь род или семью. К таковым относятся заповеди: не обмани, не укради, не сквернословь, не допускай безнравственных поступков, не роняй честь женщины, семьи [105].

Справедливость и честность. В межличностных отношениях, отличающих прогрессивные культуры, эти качества являются наиболее ожидаемыми. И, наоборот, для статичных культур справедливость, подобно персональному успеху, представляет собой функцию, реализуемую только за деньги или в силу личных связей.

Рассредоточение власти. В прогрессивных культурах власть обычно рассредоточена по горизонтали, а в статичных культурах она сконцентрирована и реализуется вертикально.

Секуляризм. В прогрессивных культурах влияние религиозных институтов на общественную жизнь незначительно, в то время как в статичных культурах оно зачастую весьма существенно. Во-первых, из них поощряются разногласия и плюрализм, а во-вторых- ортодоксия и конформизм.

Соотнесение, отождествление индивида с той или иной культурой с неизбежностью приводит к проблеме идентичности (самоидентичности) в культуре. Е.Г.Соколов под идентификацией понимает определенные механизмы и практики вхождения человека в социальное, а затем и культурное пространства: «В процессе идентификации человек обретает идентичность - ощущение принадлежности к какому-либо сообществу, чувство того, что он не один и что его неповторимая индивидуальность защищена от хаоса одиночества определенной традицией» [201, с.92-93]. Главным условием формирования различных аспектов идентичности выступает соотношение психологических и социокультурных параметров, их соответствие (или наоборот несоответствие) внутреннему содержанию конкретно-исторической эпохи в пределах локальной группы с запросами личности. Э.Г. Эриксон наиболее значительными считает следующие аспекты идентичности: 1) «внутреннее тождество субъекта при восприятии окружающего мира, ощущение пространства и времени»; 2) «тождество личных и социально принятых мировоззренческих установок» и 3) «чувство включенности Я-человека в какую-либо общность» [201, с.93]. Кроме того, у человека должна существовать здоровая потребность в самоидентификации через потребность в «укорененности», выражающейся через социокультурную самоидентификацию себя с той или иной формой социума, конфессии или культуры.

Культурная идентификация - это самоощущение человека внутри конкретной культуры (соответственно и этнокультурной идентичности). И если культурная идентификация осуществляется через отождествление себя с тем или иным культурно-историческим типом, в первую очередь, посредством конкретной культурной традиции, то «национально-этническое сознание предполагает идентификацию человека и с определенным историческим прошлым его нации, этноса» [201, с. 98]. В данном контексте важно не столько наличие общих психофизиологических признаков, сколько выработка системы отличительных символов (например, легенд, мифов святынь и так далее). Обязательным моментом этнической уникальности является наличие характера («духа») культурной идентичности, который может утрачиваться или сохраняться независимо от единства территории этноса или кровного родства.

В современных условиях культурная идентификация, как и вся система культуры, претерпевает существенные изменения, характеризующиеся возникновением новых культурно-идентификационных групп (как субкультурных образований), ускорением темпов социокультурного развития, усилением процессов глобализации.

Смех становится одним из факторов культурной идентификации. Он охраняет и защищает культуру от вторжения чужеродных элементов. В нашем исследовании в этом заключается одна из особенностей смехового мира народов ханты и манси. Смешные истории, шествующие из уст в уста об ученых, приехавших исследовать культуру народа и не знающих языка, проявляющих определенный снобизм по отношению к изучаемым традициям. Это еще не говорит о невозможности диалога между культурами, что хорошо демонстрирует смех. У нас вызывает улыбку наказание «провинившихся» божков и примирение с ними. Дерево причудливой формы у народов Севера вызывает божественный трепет, у нас улыбку.

Был проведен эксперимент среди прохожих, не относящихся к народам ханты и манси. Задавались два вопроса: 1) знаете ли вы анекдоты, связанные с обычаями соседних народов - люди неизменно отвечали «да», называя чукчей; 2) кто такие чукчи? Ответ был наподобие того, что это те, кто живет на севере в чуме. Беззлобные вопросы и беззлобные ответы. Но нет идентификации. Все слито воедино. Большинство знает, кто такие ханты и манси. С трудом, знают, кто такие вогулы и остяки. В анекдотах - это собирательный образ чукчи. В чем причина такого отношения одних народов к другим? В объеме культуры? Он не больше и не меньше - просто другой. И у ханты, манси будут и Еремей Айпин, Юван Шесталов и другие. Живучесть народа в нахождении смешного не только в других, но и в себе. Это признак, характерный для всех культур и во все времена. В свою очередь, осмеивались купец Степка, поп Иван и пьяный урядник, забиравшие шкуры и рыбу.

У народов Севера были популярны сказки, как у взрослых, так и у детей. Мир сказок правдив и забавен. В нем множество смешных, но и поучительных ситуаций. Например, сказка «Мышонок-путешественник» (у мышонка лопнул живот, оттого, что он много кушал, по сути, мышонок-обжора из-за чего и пострадал). В этих сказках все окутано природой, как и мир этих народов.

Интересным моментом народной смеховой культуры является скоморошество и шутовство, берущие свое начало с сакральности, когда скоморохи и шуты исполняли ритуальные функции и считались стражами у врат подземного царства, где нет смеха, по которому Боги распознавали живущих людей. И одежда у них двухцветная, соединяющая два мира.

У вогулов и остяков не было такого явления, как скоморошество. Его всецело заменяло явление шаманизма, в котором органично слилось все: магические функции, необходимые элементы народных гуляний, что отождествляется с публичным смехом и весельем, подчеркивание некрасивого, уродливого, нелепого.

Д. Лихачев и А. Панченко обращаются к народному смеху и его формам, считая их наименее изученной областью народного творчества. Скромное место, отведенное смеху в обширной научной литературе, посвященной обряду, мифу, лирическому и эпическому народному творчеству, не соответствует по истине уникальной эволюции, которую проделал смех в рамках народной культуры.

М.М. Бахтин назвал праздник апофеозом народного смеха. Он, во-первых - всенароден, во-вторых - универсален, в-третьих, несет в себе амбивалентный смех отрицания и утверждения, в-четвертых - его не созерцают, в нем живут. Именно таким праздником народов ханты и манси предстает «Медвежий праздник», где драматические сценки чередовались с комическими. Многие усматривали в обрядах ханты и манси на таких праздниках подобие православных обычаев.

Особого внимания заслуживают театральные песни. В них много комизма: человек бахвалится, что не боится медведя, а сам падает в обморок при виде мыши. Писарь собирает подать; ему вместо соболей кладут стружки, а он всех поит вином.

Так старые обряды, соединившись с музыкальной драмой, стали зачатками народного театра: «Весь сценарий был полон комизма и юмора, в котором мужчины старались показать свое превосходство над «женщиной». Но и она не оставалась в долгу, когда приходила ее очередь танца. Она высмеивала физические слабости и житейскую повседневную неспособность их у очага и на «кухне»… Однако этот праздник нельзя было сравнивать с весельем скоморохов и неуемностью балаганных представлений. Празднество… в самом своем начале было… благопристойным…» [211, c.29; 212]. Смеялись над хвастовством, зазнайством, трусостью, драчливостью, неумением ходить на охоту, о самом медведе нельзя говорить насмешливым тоном - встретит и задерет. Е.И.Ромбандеева рассказывает, что медвежьи пляски были школой развлечения, обучения трудовым навыкам, школой храбрости и смелости, нравственной морали. Через критику и юмор воспитывали детей: «Сами манси говорили, что после пляски (уй никваве) на душе становится легко и весело, тяжелая работа не кажется уже особо трудной» [181, c.123].

На основе изложенного можно сделать вывод, что для этносов ханты и манси:

1. Смех явился универсальной реальностью окружающего мира.

2. Смех имеет миросозерцательный характер.

3.Так как смех видит мир по-иному, то мы можем проследить его элементы в произведениях национальных поэтов и писателей.

Тем не менее, в отличие от смехового мира остяков и вогулов (статичного и мало изменчивого), в европейской смеховой традиции XVII века и последующих веках архаика забывается, смысл символов выветривается, а значит, и меняется отношение к смеху. Мы отметили, что в XVIII веке завершается процесс разложения народно-праздничного смеха. Завершается и процесс формирования новых жанровых разновидностей смеховой литературы, сатирической и развлекательной, которым предстоит господствовать в XIX веке (формирование смеховой культуры, ее переход от народных истоков к профессиональному исполнению), сложились формы смеха - юмор, ирония, сарказм и другие. Для сравнения: этот процесс коснулся смехового мира народов ханты и манси только в начале ХХ века в связи с интенсивным приобщением их к цивилизованному миру. Исследователи не посчитали достойным изучения этот аспект культуры, и, как результат, - многое забыто. Размыта картина данного явления, трансформирована под напором современных тенденций, но не утеряна окончательно. Смеховые традиции продолжают жить среди народной культуры, народного искусства.

Смеховой мир народов ханты и манси имеет те же сакральные архетипы, характерные для всех этнокультур, когда-либо существовавших и существующих. Например, способность смеха повышать жизненные силы. Бог подземного царства Аид крадет дочь богини плодородия Деметры. Богиня плачет, и все на земле умирает. С возвращением дочери все вновь расцветает. В мансийской сказке «Сын Земли» младший сын хозяина земли и неба Нуми-Торыма правитель подземного царства Кошур-Торым крадет Солнце и красавицу Тую. На земле все замирает. Их возвращает юный богатырь Матоди, и ожила земля: «Цветы распускались на душистых полянах. Выпрыгивали из воды веселые нельмы и осетры. Радостно скакали в лесу зайцы…» (курсив наш. - Л.Б.) [157, с.45].

Данную проблему можно рассмотреть с точки зрения мифологической картины мира. Это смех в трех мирах: верхний, средний и нижний [63, c.16]. Верхний мир - мир «новых» богов, не терпящих над собой насмешки, они наказывают - недобрый смех - гроза. Средний мир - насмешка обернется к благу: «Упал больно - встал здорово!» - Смех - дождь. Нижний мир - «старые» боги - насмешка необходима. Старые боги смеются к плодородию (аналогия- детская игра в тучку). В сказках животные смеются: «Сорока стрекочет, Мышь прячется в нору у корней мирового дерева, Лиса свернулась калачиком, Векша снует, вереща, по дереву, - все они являются проводниками смеха-медиатора. - Хлещет дождь-медиатор: Небо вступило в контакт с Землей...» [там же].

Мифологическая картина мира ханты и манси также трехмерна. «Смех - смешение или снятие двойственности... Тот, кто смеется, нарушает порядок Неба и Земли... », - отмечает В. Иваницкий [там же]. Разница будет заключаться лишь в предпочтении зверей, которым будет отдаваться то или иное место (как наиболее почитаемые медведь, лягушка и др.). Мартынова Е. пишет: «Читая об угорской богине, ее превращениях, нельзя не вспомнить русские сказки про Царевну-Лягушку и Царевну-Лебедь - прекрасных и могущественных покровительниц своих избранников, жен и берегинь, хранительниц и защитниц домашнего очага. Славянская мифология находит отзвук в мифологии угорской. Пришедшие из глубины веков мифы продолжают жить на одной родившей их, матери-земле» [137, c.22]. Именно в мифологическом сознании (см. гл.1, §1.2) мы отметили «корни» смеха как культурного феномена, эволюция которого привела к развитию народной смеховой культуры и смеховой культуры.

Мир искусства, как и смех, реален и условен одновременно. Искусство, как род человеческой деятельности, разделено на ряд специфических областей (видов искусства), в которых проявляется все разнообразие комизма - весь набор комической техники и все богатство оттенков смеха. Сложность в выражении смешного представляет декоративно-прикладное искусство (в частности, орнамент) в силу его специфических особенностей.

Для нашего исследования интересны проявления комизма в орнаментах, являющихся неотъемлемой составной частью жизни традиционной культуры вогулов и остяков, не имевших письменности в традиционном понимании. Однако изучение материалов по орнаментации дает возможность усомниться в данном общепринятом постулате. Каждый узор нес в себе определенный смысл и символику. С помощью них передавались целые сцены из жизни рода. Орнамент является простейшей программой, содержащей информацию, необходимую для выживания в суровых природных условиях целому народу. Позволим себе заметить, что орнаментация является одним из видов письменности. Незнание и неумение прочитать и расшифровать «орнаментальные письмена» не говорит об ее отсутствии. Даже в настоящее время спектр ханты-мансийских узоров настолько велик, несмотря на некоторые неизбежные потери семантических смыслов, что с помощью них вполне возможно передавать основное содержание сказок и мифов.

Орнамент - сама культура, в которой материализовалась духовность северных народов. Тем не менее, передача элементов смехового мира, его оттенков с помощью орнамента не выявлена отчасти из-за ограниченных выразительных возможностей данного вида искусства, а отчасти оттого, что этим вопросом никто и не задавался. В литературе каких-либо данных по этой проблематике не найдено.

Смех предполагает сознательно-активное восприятие. Где может происходить подобное восприятие? В театре, где живая реакция зрителей является непременным элементом всякого смехового действия [243]. Зачем люди вообще ходят в театр? У вогулов и остяков не было театра. Его заменяли театрализованные действия Медвежьего праздника или праздника Рыб: «Закончилась страда в коптильнях, и веселится Евра на празднике Рыб… В пляску идут «щуки», «ерши»… «Стерлядкой» плывет маленькая Аннэ…» [92; 119]. Семенов день, 1 сентября, старинный Новый год, первый день осени, у остяков и теперь еще до некоторой степени праздник. Остяки говорили, что цель всех этих забав - повеселить богов, тем самым задобрив их. Музыканты настраивали «журавля» и начинались танцы. Сфера священной игры - поклонение богам средствами высокого искусства - отнесена О.В.Мазур к аполлоническому элементу игрищ (применительно к казымским и - шире - обско-угорским медвежьим игрищам и игровая концепция культуры И.Хёйзинги вполне точно отражает суть обряда в терминах европейской культурологии): «Дионисийский элемент игрищ связан с нарочитым процессом десакрализации действа, культивированием веселья и пародийного начала, перемещением процесса священной игры в мир людей» [130, c.24-29], созданием ритуального смехового контекста в ходе праздника. Жанровая схема обряда казымских хантов представляет собой иерархическую структуру, выстроенную этносом последовательно: в течение одного дня (суток) обряда должны быть исполнены, например песни такой жанровой принадлежности, как:

лунгул тупты ар (песня-представление);

ущьхул ap (шуточная песня);

шахты ap (назидательная песня);

якты ap (песня-танец);

тарнын ap (богатырская песня);

лонг хо ap (песня духа);

монья ар (песня-сказка) и так далее.

К.Д. Носилов писал, что у вогулов тоже есть и представления, и свои любители-актеры: «Но так как вогул гораздо меньше, чем мы, занимается личностью, страстями ея, волнениями, ея жизнью, а больше всею жизнью окружающей его, знакомой, любимой природы, с зверями, птицами, в которой действительно больше прелести и очаровательности, чем в людях, то он представляет только ее, характер зверей, их уловки, хитрости, страхи, ужасы, борьбу и смерть,… Почему он не представляет человека… Быть может, потому, что человек для него не интересен, так как вогул не выделяется из бездны себе подобных… С другой стороны, быть может, он поступает так потому, что он еще дитя и, как они, тоже любит только зверей, природу и ея обстановку» [154, c.156]. Вообще любое представление в селении вызывало всеобщий восторг. А дети и женщины готовы были выразить свою радость криками и визгом.

В настоящее время телевидение во многом определяет качество комизма, то, как и над чем будут смеяться зрители. Идет процесс массовизации культурного пространства, невзирая на национальную принадлежность. Народы ханты и манси посредством современных телекоммуникаций, информационных технологий также приобщены к данному процессу, в результате которого происходит отход от традиционной культуры, в том числе и трансформация смеховых традиций рассматриваемых этносов.

В данном контексте следует отметить, что время смеха - особое время, переворачивающее привычные отношения человека и мира. Смех движется снизу вверх - от улыбки новорожденного к высшей духовности и парадоксальности. Прошлое богов, полубогов и героев, изъятых из нашего бытия, осовременивается в пародиях [12-14]. М.М. Бахтин применяет понятие хронотопа в отношении смеха, который отдаляет и приближает предмет, позволяет его переворачивать и рассматривать со всех сторон. Динамизм смеха - предпосылка современности.

Смеховая культура начала ХХ века обладает рядом особенностей. продолжают размываться границы между смешным и серьезным, трагикомическое становится более типичным явлением. Возникают новые формы смеховой культуры, ориентированные на высокообразованную аудиторию, наряду с сохранением бульварного, поверхностного осмеяния. Российская культура становится более плюралистической. Происходит бурное развитие художественного языка смеха, смена стилей и направлений. Пародийный смех превращается в орудие самоанализа культуры [183].

Человек сталкивается с действительностью, характеризующейся нарастанием катастрофы социального развития, связанной с глобальными проблемами. Современный человек, к какой бы субкультуре (этносу) он ни относился, существует в двух измерениях, как “гетерогенное образование”: человек своей культуры и всемирно-исторический человек.

В информационном обществе складывается иной тип распространения и хранения культуры: “экранная культура”; компактное хранение и передача информации; доступность и разнообразие информации [50]. Смеховая культура несет на себе отпечаток этого процесса. Абонент информационной сети получит больший объем знаний, представлений о любом из смеховых миров, но при этом теряется ценная деталь смеха - живой отклик, значительно уступающий коллективному со-бытию в театральном зале или народных праздниках.

Продолжается насаждение американского типа культуры (американоцентризм), как следствие происходит процесс обновления смехового мира. Исходя из этого, можно выделить ряд факторов, оказывающих влияние на смеховую культуру:

- по мнению Л. Гумилева, западные народы вступили в дряхлый возраст, утратив страстность, энергию и жизнестойкость - столь необходимые для смеховой культуры;

- изменения претерпела народная культура (этот процесс задел и российские глубинки);

- произошла замена духовного искусства примитивными развлечениями, отсюда стремление к наслаждениям, приоритетность мимолетных эмоций. Как результат-упрощение комических форм смеховой культуры;

- рыночные отношения создают “индустрию культуры”, продукция которой должна получить сбыт. Поэтому увеличивается тираж всевозможных комиксов, низкопробных комедий “для придурков”, анекдотов, что отражается на уровне смеховой культуры.

Тем не менее, смеховой мир России продолжает сохранять свою самобытность и в определенной степени менее подвержен изменениям (во всяком случае, этот процесс замедлен на периферии). Культура вовсе не развивается как единый процесс: в ее течении бывают утраты, возвраты, диалоги прошлого и настоящего. Происходит чередование устойчивых и переходных культурных эпох при отсутствии целостности нового типа [96]. И если в относительно устойчивые культурные эпохи наблюдается приоритет эпических и героических форм, то в переходные - приоритет иронического начала.

Й. Хейзинга считал, что преодолеть разорванность мира и противоречивость бытия человек способен только играя. Он отождествляет игровую деятельность с художественной (как свободную игру авторского вымысла). Игра дарит эстетическое наслаждение, возможность почувствовать себя творцом [138]. В то же время Хейзинга отмечает, что современная игра становится пуерилизмом, который указывает на вырождение культуры, и означает недостаток чувства юмора, выражающийся: в подозрительности и нетерпимости к не членам своей группы; в преувеличенности хвалы и хулы; в подверженности всяким иллюзиям [237].

В ХХ столетии нередко труд лишается личного творческого начала. По мнению Ю. Борева, благодаря компьютеризации и общей интеллектуализации труда наметился выход из этого кризиса. Однако необходимо сделать акценты на то, что многие процессы упрощаются и не требуют каких-либо умственных усилий.

Акцент с таких противоречий как коммунистический тоталитаризм/демократия, Запад/Восток; бедные/богатые перенесен в другую плоскость: национальные/конфессиональные конфликты. Возникли и новые противоречия: Север/Юг; развитые страны/отсталые страны; технологичные/нетехнологичные народы. Все это усложняет взаимодействие смеховых миров. Возникает стремление понять культуру другого народа. Происходит процесс обновления смехового мира.

С. Хантингтон считает, что в будущем произойдет столкновение цивилизаций, которое будет определять перспективы глобального мира [42]. Светлое будущее опосредуется через смеховую культуру человечества. Не зря дети рисуют солнце с глазами и обязательно смеющимся ртом [82]. Смех вообще способен по-новому открывать событие, человека, мир. Он подобен шару, который может катиться в любую сторону и давать возможность смотреть на себя и заключенные в нем смыслы, откуда угодно и описывать как угодно. Именно в этом видит М.М. Бахтин общечеловеческое назначение смеха. Очень важно осознавать, что может принести за собой подобное открытие. Человеческую культуру можно представить в форме пирамиды, строительство которой не завершено. Пирамида состоит из нескольких слоев (уровней) в виде усеченных конусов. Мы находимся на ее вершине (то есть строящемся конусе, надстоящим над нижними). Основание от нас скрыто, как и рождение смеха. Будущее также скрыто от нас, потому что мы в свою очередь стоим на его основании, о нем можно только догадываться. Следует предположить, что с течением времени будут возникать новые формы смеха, еще более богатые и разнообразные по своему содержанию, подтверждая феноменальность данного явления культуры.

В настоящее время, несмотря на тенденцию к «примитивизации» смеха, просматривается побеждающая тенденция смеховой культуры над хаосом во имя гармонии - гармонии будущего развития. Хаос сегодняшнего дня - это возможность с помощью смеховой культуры избежать ошибок прошлого, предваряя новый «золотой век» человечества, который с учетом цикличности развития культуры неизбежно должен наступить, а вместе с ним новый всплеск расцвета культуры, искусств. В целом, данный процесс - это процесс усложнения всей структуры смеховой реальности по вертикали, потому что всякий смех есть ценность.

Таким образом, процессы глобализации и, как следствие, - массовизация культуры с неизбежностью ведут к утере культурной идентичности этноса. Поэтому относиться с юмором к себе и к жизни считается полезным качеством. Если бы не существовало смеха, вряд ли человек смог бы выжить на Земле. Вольтер говорил, что «небо дало нам в противовес множеству трудностей жизни две вещи: надежду и сон» [73, с.209]. По мнению И.Канта, к ним можно было бы присоединить смех, если бы только средства вызвать его у разумных людей были бы легко доступны. Умение смеяться является одним из факторов, который во многом помог пережить «культурную колонизацию» народам Севера (несправедливое отношение, спаивание «огненной водой» и так далее). Современная культурная ситуация также накладывает отпечаток как на смеховой мир обозначенных народов, так и культуру в целом. Мы полагаем, что данные этносы обладают своеобразным смеховым миром, основная особенность которого заключается в его природности:

Смех и гомон в высь летит.

Счастьем каждый взор блестит.

Шутки, хохот над рекою…

Видел ты хоть раз такое? [258, т.1, с.46]

Исследование смехового мира коренных народов Севера (ханты и манси) проходило по двум направлениям. Первое выявляет различие культур (автором было проведено исследование по выявлению особенностей смеховой культуры народов ханты и манси). Второе стремится выявить общезначимое, основанное на народных истоках (смеховой мир несет на себе отпечаток, как общечеловеческих начал, так и быта, нравов, среды обитания конкретного народа). Особого и пристального внимания заслуживает смеховой мир коренных народов Севера, культура которых зачастую поддерживается искусственно. Заинтересованность же должна быть вызвана естественными и понятными для них путями и в этом неоценимую роль может сыграть знание их народной культуры, а в данном случае, такого ее компонента, как смеховая культура. А.С. Каргин замечает: «Своеобразие каждой субкультуры можно ощутить не только тогда, когда существует возможность выявить ее носителей (что наиболее просто), когда улавливается смысл ее основных ценностей (что также в известном смысле коррелируется с образом жизни и бытом ее носителей), но и когда она взаимодействует с другими культурными образованиями по определенным законам.

Народная культура динамична и, следовательно, ее ценности и законы существования способны видоизменяться. Но важно констатировать не изменения вообще, а изменения, связанные со сменой традиционных ценностей и способами их передачи» [83, c.25]. Итак, носители - народы ханты и манси; ценностные установки данных этнокультур зависят от природного начала (не только растительного и животного, но и всего окружающего их мира). «Культурная агрессия» на северные исконные земли коренных народов ведет к постепенному отмиранию их культуры, стиранию ее специфических черт, постепенному процессу ассимиляции. Смеховой мир обозначенных народов также претерпевает изменения.

Исследование предполагало интервьюирование среди не коренного населения и опрос экспертов - представителей народов ханты и манси. Результаты интервьюирования показали, что большинство представителей (г.Урай, г.Нефтеюганск, г.Ноябрьск) других народностей, проживающих на северных территориях, мало интересуются культурой коренных соседей: «Они уходят дальше в тайгу… От них остаются только старые кладбища… Многие спиваются… У них много льгот, не умеют ими пользоваться… Да проводятся для них специальные национальные спортивные праздники, но мы там бываем редко…» Учителя интернатов (например, поселок Угут) отмечают: а) дети приезжают из национальных поселков и не знают русского языка; б) много детей, которые не понимают ни единого слова из родного языка (негативный момент).

Кроме того, при проведении пробного анкетирования мы столкнулись со следующими проблемами: низкий уровень активности (возврат анкет 3 %), на вопросы анкеты отвечали только женщины, возраст которых в среднем от 30 до 40 лет (60 лет), причем многие имеют высшее образование. Низкий уровень активности наблюдается как раз у респондентов из национальных поселков. Это приводит к подтверждению условного (неофициального) деления коренных народов Севера на «образованных», живущих в городах или поселках городского типа и «необразованных» (все остальные). Возникает вопрос: насколько достоверными являются ответы на вопросы анкеты «образованных» представителей народов ханты и манси, наиболее подверженных процессам ассимиляции с другими этносами? Рассмотрим некоторые результаты опроса экспертов, связанные с особенностями смехового мира народов ханты и манси.

На вопрос «Какой цвет, по мнению вашего народа, выражает смешное или может показаться смешным?» были получены различные ответы (ответы даются без литературной обработки, в том виде, в котором они были получены): нет такого; неподходящий вопрос к теме; «восьрам» (манс.) - типа «крутого» зеленого (д.Ясунт Березовского района); желтый или белый в загадках или во время сцен на «Медвежьем празднике» (с.Саранпауль Березовского района).

При ответах на вопрос «Какие животные, их повадки, напоминают поведение людей?» из птиц чаще других были названы сорока и ворона, а также тетерев, утка-чирок, кулик, трясогузка (если «человек похож повадками на глухаря его высмеивают»). Из зверей названы: собаки и кошки, особенно в загадках («Ёл - хул - квлась, нфх - люли - улас» - «Лежит калач, встанет скамейка» - собака - вмп (манс.)); медведь, россомаха; «лиса, мышь, заяц - как хитрость, ловкость и трусость у людей».

Интересны ответы на вопросы, связанные с религиозными воззрениями. Например:

— Есть ли у вашего народа божества, связанные с весельем, радостью, смехом?

Ответ однозначный: «Нет».

— Можно ли смеяться над шаманом?

Отвечают: «не знаю»; «нет, это свято, над богами тем более, к тому же оскорбительно для Богов - духов - покровителей»; «могут с ним пошутить только люди старшего возраста». На вопрос о том, какие праздники, кроме «Медвежьего», отмечают в данной местности, практически все называют наравне с днями оленевода, рыбака христианские праздники. А вот есть ли праздник, посвященный специально смеху, мнения разделились. Одни заявляют: «Нет». Другие - все-таки называют «Вороний день» как встречу весны, тепла и радости, впрочем «смеются, как будет смешно». Не так все просто оказывается и с «Медвежьим игрищем» (праздником, описанным наиболее полно различными авторами, именно на него в первую очередь исследователи обращали внимание).

Вопрос: «Чего, по вашему мнению, больше в «Медвежьем празднике» серьезного или смешного?». Ответы: больше смешного; и то и другое; все серьезно. Впрочем, ответы нередко носили крайне субъективный характер, выражая мнение или взгляд того или иного респондента. Есть и то в чем сошлись все отвечающие: «Считаю, что мой народ всегда был жизнерадостным, веселым. Раньше росли в такой атмосфере, когда смеялись. Если делали что-то неправильно или высмеивались неудачи, при этом приговаривали: а дальше будет лучше и удачнее! Даже шутили во время поминок…, чтобы рассеять дурные мысли…».

Есть у них и куклы («Акань» в зависимости от того, как она одета), и песни, связанные со смешными традициями: танцевальная пара (мальчик и девочка) изготавливаются из дерева; привязываются к струнам «сангквылтапа», когда музыкант играет на струнах, куклы (кривляются) танцуют.

Вопрос о том, можно ли вообще говорить о возможности такого явления, как смеховая культура в культуре народов ханты и манси, не корректен. Как было показано в предыдущих параграфах в настоящее время у рассматриваемых народов идет ее выделение из смехового мира. Насколько оно будет интенсивным, на данном этапе говорить еще рано.

Смеховой мир, как и все жизнеустройство ханты и манси, бесхитростен и достаточно специфичен. Именно эту специфику необходимо учитывать. В опросе мы обратились с просьбой написать слова из родного языка, связанные с юмором и смехом. Немногие смогли откликнуться на просьбу: «няхты» - смеяться (хант.); «сёхри - хохри» (манс.) - стрекоза, «тфн - ты» - ну да, конечно, «я - тв - ты» - ну, вот тебе и тому подобное.

Хантыйское:

Амыты радоваться, веселиться

Нях шутка, смех

Няхты шутить, смеяться

Няхты сый смех, звук смеха [74, с.75, 83].

Как видим, перевод не представляет для нашего понимания ничего веселого (тем более вне смыслов и интонации). Совершенно справедливо одной из отвечающих было подмечено: «Когда шутишь на мансийском языке, это так здорово, а с переводом на русский - смысл теряется и уже не так интересно».

Самоидентификация народа - один из факторов его выживания и самосохранения. Насколько она свойственна представителям рассматриваемых этносов? Вопрос остается открытым. С уверенностью можно констатировать, что изменения смехового мира (как и всей культуры) народов ханты и манси носят глубокий, во многих аспектах необратимый характер.

Специальные исследования по изучению смехового мира коренных народов Севера никогда не проводились. Как результат, многое утеряно. Восстановление истинной картины явления, накопление эмпирического материала осложнено процессами ассимиляции народов, не способствующих сохранению этнического «Я» (именно этими процессами объясняется низкий уровень активности при пилотажном исследовании, при котором проводилось анкетирование представителей этносов ханты и манси: обыкновенный факт незнания, утери когда-то веками существовавших традиций). Смогут ли коренные народы Севера выстоять перед потоком будущих миграций, сохранить свою самобытность в результате усиливающейся глобализации?

Изучение особенностей смехового мира (а затем в процессе формирования народной смеховой культуры) наравне с другими элементами этнокультур ханты и манси должно способствовать пониманию, развитию и поддержанию культуры данных народов:

Ярче солнца во сто крат

Улыбнулся младший брат…

А когда смеются дети,

Злата рыба входит в сети,

И на небе тучек нет,

И в глазах у мамы - свет.

Рыбакам приносит счастье

Звонкий смех Игнаски с Татьей [258, т. 4, c. 40].

Таким образом, анализ смехового мира народов ханты и манси подтверждает нашу гипотезу об универсальности смеха в культуре, его структуре, (см. гл.1, §1.2) в основании которой реализуется смеховой мир рассматриваемых народов и его инварианта народной смеховой культуры с одной стороны. С другой стороны следует отметить включенность народов ханты и манси в смеховую культуру российского культурного пространства.

В настоящее время уникальность коренных народов Тюменского региона заключается в диалектической обусловленности их культуры (с одной стороны, она остается традиционной и статичной внутри себя, с другой - характеризуется динамизмом современных глобальных процессов, научно-техническим потенциалом человечества, в том числе в области информационных технологий). В данном контексте смех выступает в качестве фактора, способствующего самоидентификации культурных миров коренных народов Севера в поликультурном пространстве России.

Заключение

культурный смеховой народный шутовство

Выделение культурологии как самостоятельной науки позволило перейти к системному рассмотрению феномена смеха в культуре. В диссертации отмечается, что до настоящего времени анализ феномена смеха происходил в основном с позиций философии, эстетики, социологии. Становление культурологии открывает возможности новых подходов, что показано в работе.

Культурологический анализ предполагает признание культуры как эволюционно развивающейся, сложно структурированной системы, как особой реальности человеческого бытия, а также признание всеобщности культуры как единства материального и духовного. Смех является одним из универсальных, инвариативных феноменов культуры.

Изучение смеха в культурологическом контексте позволяет на основе накопленного материала: наиболее полно рассмотреть феномен смеха в культуре; определить сущность смеха в зависимости от способа фиксации собственного бытия культуры; проанализировать соотношение основных уровней структуры смеховой реальности; дифференцировать и конкретизировать понятия «смеховой мир», «народная смеховая культура», «смеховая культура»; выявить особенности смеха как универсального элемента культуры.

Культурологический подход не исчерпывается обозначенной выше проблематикой. Смех можно рассматривать в культурно-историческом процессе, как способ межкультурной коммуникации и так далее. Определенные рамки диссертационного исследования не позволяют выявить и рассмотреть весь спектр вопросов, так или иначе связанных с функционированием феномена смеха в культуре.