Искусство пантомимы

Своего положения. Лицо героя озарилось радостью: «проснулся жизни дух». Но звон кандалов вызвал условный рефлекс. Через рецептор -- нервные волокна уха -- возбуждение передалось в мозг, который произвел анализ. Пленник осознал свое безвыходное положение, и это отразилось на лице юноши. Дальнейшая смена его мимики вызвана воспоминаниями.

Рефлекторные возбуждения, вызванные воспоминаниями, нередки в жизни человека и, следовательно, в творчестве мима. Минувшие события, проносясь перед нашим мысленным взором, вызывают эмоции, ведущие к смене мимики.

В творчестве актера может встретиться и такая драматургическая ситуация, когда персонажу пьесы необходимо усилием воли изменить выражение лица, чтобы скрыть свое истинное чувство. Так, например, поступает герой пушкинского «Анджело». Помните, жестокий тиран, человек «с нахмуренным лицом и с волей непреклонной», временно взял в свои руки «верховной власти бремя». В столицу возвращается настоящий правитель -- старый Дук. Его встречают толпы людей. И вдруг к ногам Дука с криком бросается молодая девушка Изабела. Присутствующий тут же Анджело, чувствуя свою немалую вину перед этой девушкой и понимая, какой каре он может подвергнуться, «бледнеет и трепещет и взоры дикие на Изабелу мещет... Но победил себя».

Четырежды на протяжении какой-нибудь минуты сменились внутреннее состояние этого персонажа и ею мимика. Когда Анджело встречал Дука, его лицо было исполнено торжественности. Увидев Изабелу, он «бледнеет и трепещет», потом его охватывает ярость («взоры дикие на Изабелу мещет»). И, наконец,-- маска непроницаемого спокойствия («победил себя»). Обостренное сознание подсказало тирану, что своим взволнованным видом он выдаст себя. Подобно тому как шофер, увидевший вблизи опасность, резким движением мгновенно включает тормоз, так и Анджело усилием воли сменил выражение лица.

В физиологии это называется торможением Раздражителями, вызывающими смену мимики, могут быть и ассоциации, связанные с каким-либо предметом Они порой способны вызвать весьма сложное мимическое выражение, как, например, у героя романа Ремарка «Три товарища»: «Я оказался в очень затруднительном положении: мои глаза метали яростные взгляды... а ртом я пытался произносить в телефонную трубку приветливые слова, от темени до носа я был воплощением грозы, от носа до подбородка -- солнечным весенним полднем».

В Ленинградской студии «Мим» создавалась пантомима «Адам и Ева» по мотивам рисунков известного французского художника Жана Эффеля Сложнейшую мимическую гамму должно передать лицо исполнительницы роли Евы. Вот Ева сорвала «запретный плод» -- яблоко в ее руках! Ева подносит его ко рту Лицо ее выражает трепетное нетерпение и в то же время -- тревогу: не увидели бы, ведь яблоко тайно сорвано Но вот яблоко надкушено. Ева торопливо жует сочную мякоть На лице ожидание чуда. И что же -- никакого эффекта: яблоко как яблоко. Стоило ли прилагать столько хитрости и усилий, чтобы срывать его! Взор погас. На лице разочарование; все черты лица как бы опустились книзу. Затем -- злость. Челюсти механически продолжают жевать, а гневный взгляд ищет -- куда бы забросить никчемный плод?

И вдруг -- заминка. Что это? Что происходит у нее в груди, неизъяснимое, небывалое?

Ева напряженно прислушивается к тому, что зазвучало, запело внутри ее. В глазах исполнительницы читается напряженная работа мысли. Глаза «слушают», оценивают, хотят угадать и понять. На лице написано изумление.

Но вот по лицу пробежала тревога: внутренняя мелодия перестала звучать. Не сразу поняла Ева, что кончилось действие чудесного яблока. Жадно, торопливо снова откусывает она волшебную мякоть и жует жует.

Ева прислушивается к себе, и лицо будто говорит о том значительном, что в ней совершается в эту минуту: угловатый подросток превратился в прекрасную девушку...

Весь эпизод продолжается не более двух-трех минут, но какая сложная задача возникает перед исполнительницей, как выразительна должна быть ее мимика.

РАЗВИТИЕ МИМИЧЕСКОЙ ВЫРАЗИТЕЛЬНОСТИ

Мимика, связанная с психологическими переживаниями героя пантомимы, не укладывается ни в какие схемы, она всегда индивидуальна. Вот почему так важно мимическое мастерство, тренировка мимической выразительности. Понятно, что роль веры и видения в мимических упражнениях ничуть не менее значительна, чем в «беспредметном действии».

Придумайте короткие этюды на возбуждения, поступающие через рецепторы пяти органов чувств. Например, увидел: птенца на дороге, милого ребенка, хорошего знакомого, человека вам неприятного, красивый цветок в поле, волка и т. п.; услышал: соловья, кукушку, неожиданный оклик, звук приближающегося поезда, крик о помощи, свисток милиционера и т. п.

После этого можно усложнять этюды. Например: вы смотрите в цирке выступление воздушных гимнастов, любуетесь тем, как ловко и грациозно перелетают они под куполом с трапеции на трапецию. Вдруг один из них срывается и падает... Вы -- «болельщик» и присутствуете на остром футбольном матче. Ваша команда проигрывает (выигрывает)... Вы -- мотогонщик и участвуете в международных состязаниях, вас нагоняют соперники и т. п.

Придумывая этюды, следует обращать внимание на то, чтобы они были чисто мимическими, не требовали участия жестов. Во время исполнения этюдов нужно особенно строго следить за тем, чтобы не было наигрыша. Надежно уберегают от этого вера и видение.

Позднее можно приступить к более сложным мимическим этюдам: возбуждение, вызванное написанным словом, воспоминанием, рождением мысли, а также к этюдам, в которых должно проявиться торможение, эмоциональные оттенки и переходы из одного состояния в другое.

О том, какой силы выразительности может достичь мим, говорит пример творчества Марселя Марсо. В миниатюре «Ваятель масок» он изображает мастера, который увлеченно лепит различные маски; каждую он примеряет перед воображаемым зеркалом -- хороша ли? (Все предметы воссоздаются мимом «из ничего».)

Вот Бип смастерил новую маску. Натянул ее на свое лицо словно противогаз. Зрители увидели маску глупца -- улыбка до ушей, две щелки сонных глаз, предельное выражение тупости. При этом традиционно набеленное лицо артиста удивительно помогло' создать иллюзию застывшей фактуры маски.

Ваятель на минутку вообразил себя разгуливающим на карнавале в новой маске. Расхлябанные движения артиста -- под стать облику глупца. И позабавит же такая маска веселящихся людей!

Но хватит, пора ее снимать. Однако не тут-то было: маска, словно издеваясь над своим творцом, не желает сниматься. И здесь происходит чудо, чудо актерского мастерства. На лице Марсо застыла идиотская улыбка глупца, а его мятущиеся движения трагичны, полны отчаянных попыток избавиться от обличья, будто намертво приставшего к лицу...

Известен рассказ Горького о виденной им за границей удивительной артистке Теа Альбе. Она в результате длительной тренировки добилась того, что могла, вооружив десять пальцев цветными мелками, написать на доске одновременно десять различных цифр. Можно представить себе, какой колоссальный труд понадобился для этого!

Контраст между исступленными жестами ваятеля и застывшей, хохочущей маской, созданной мимикой актера, так же поразителен, как десять цифр Теа Альбы. Отчаянная борьба Бипа с маской глупца, приближающая Марсо к философскому обобщению, оканчивается победой человека: он сорвал с себя ненавистную маску.

Лицо мима -- это сложный инструмент. Владение ям отчасти схоже с техникой игры на скрипке. Ее гриф не имеет внешне обозначенных тонов и полутонов. Но скрипач точными прикосновениями к струнам извлекает чудесную мелодию. Лицо тоже не располагает видимыми ладами. Точность и чистота «мимической мелодии», ее красота во многом зависит от вашей техники, от того, как вы овладеете «мимическими гаммами», «тонами» и «полутонами», насколько умело будете пользоваться своим инструментом -- пластикой лица.

ДЕЙСТВИЯ В УСЛОВИЯХ ВЫНУЖДЕННОГО МОЛЧАНИЯ

Когда слова являются помехой

В системе воспитания драматического актера имеется раздел «действие в условиях вынужденного молчания». Жизнь нередко рождает такие ситуации, когда слова по тем или иным обстоятельствам не должны звучать. Например, в комнате находится тяжелобольной, или двое должны о чем-то условиться так, чтобы не знал третий, или люди находятся в размолвке.

...Когда Мария Волконская -- героиня поэмы Некрасова «Русские женщины» -- решила поехать в Сибирь к своему мужу-декабристу, проводы ее вылились в тягостную сцену. Вот как говорит об этом героиня, от лица которой ведется рассказ: «Сурово молчали родные мои (здесь и далее разрядка моя.-- Р. С. ), прощание было немое... и каждый с вопросом смотрел на отца. Сидел он поодаль понуро, не молвил словечка, не поднял лица». И братья, «отцу подражая, молчали...» Действие этого эпизода развертывается в обстановке вынужденного молчания.

Слова являются излишними в тех случаях, когда они не могут быть поняты (например, в разговоре-с иностранцем) или услышаны. В фильме «Король в Нью-Йорке» Чарли Чаплин великолепно обыгрывает эту ситуацию. Герой фильма, находясь в ресторане, пытается заказать официанту ужин, но из-за невероятного грохота джаз-оркестра официант никак не может расслышать слов своего клиента; это вынуждает героя прибегнуть к языку жестов и мимики, при помощи которых ему и удается с блеском и остроумием заказать икру, черепаховый суп и другие деликатесы.

Ситуаций, при которых люди прибегают к языку жестов, существует довольно много.

Придумайте и выполните несколько этюдов на «общение в условиях вынужденного молчания».

«Разговор с иностранцем»

Чего только не увидит наблюдательный человек на платформе вокзала за несколько минут до отхода поезда! И трогательные сцены и забавные эпизоды. Особенно возле двойных окон вагонов.

Жизненные наблюдения и фантазия могут подсказать не один сюжет для этюдов на тему «перед окнами вагона». Если исполнителю для лучшего самочувствия понадобятся слова, следует ими пользоваться (с тем, чтобы потом отказаться от них). Здесь налицо общение с партнером (к общению с несуществующим партнером необходимо приступать лишь позднее), поэтому надо помнить о важнейшем требовании к мастерству актера -- умении видеть, слышать и отвечать партнеру.

На тему «разговора с иностранцем» сделайте следующие этюды. Один из персонажей -- иностранец, не знающий русского языка (или русский, не знающий иностранного), второй -- милиционер, или прохожий, или работник учреждения. Иностранцу необходимо узнать дорогу: в зоопарк, к врачу, на пристань и т. п.

Обстоятельства, в силу которых человек не может пользоваться словом и вынужден прибегать к языку жестов, могут быть самые разные. Например, рот занят полосканием, от которого невозможно освободиться. Или же такая комедийная ситуация: человек, застигнутый врасплох, засовывает в рот какой-то предмет, видеть который у него не должны, а необходимо действовать, отвечать на вопросы. В этих этюдах неограниченный простор для проявления и развития воображения, фантазии.

«Строгий папаша»

Тренировочная работа над приемом, который мы называем «строгий папаша» увлекательна, как игра. Участвуют в ней трое: строгий папаша (или мамаша), сын (или дочь) и его приятель (подруга). Сущность приема в следующем. Исполнитель роли приятеля выходит за дверь, а остальные уславливаются, о чем сын, тайно от строгого отца, расскажет своему другу. Так может быть составлен целый рассказ. Однако необходимо учитывать, что языком жестов можно передать не все. Есть такие моменты в сюжете, которые нельзя понятно и выразительно передать движением рук и мимикой. Например: «это было в прошлом году», «мой дядя самых честных правил» и т. п. Абсолютная понятность всего рассказа -- главное условие этюда.

Приятелю разрешается входить, когда сюжет (сюжет, а не выразительные средства, которыми он должен быть передан) полностью выяснен. Первое время лучше всего исполнять этюд сидя --скажем, перед телевизором. Такое ограничение места действия на первых порах выгодно, так как оно помогает концентрировать внимание исполнителей на главном. Роль папаши активна; его действия обусловлены строгостью характера и тем, что он сосредоточен на телепередаче. Приятель, если он не понял какую-то пантомимическую фразу, может тайно от строгого папаши мимически задать уточняющий вопрос, то есть мимически переспросить сына.

Исполнители ролей должны действовать каждый в соответствии со своей задачей. Само собой разумеется, молодые люди не должны непрерывно находиться в поле зрения папаши (Мизансценирование во всех вариантах этого этюда играет значительную роль.)

Пантомимический диалог между вошедшим приятелем и сыном вначале строится примерно по такой схеме. Приятель, увидев кислую физиономию друга, спрашивает мимически: «Что с тобой?» Если сын в очень подавленном настроении, то вопрос, вероятно, повторится в более активной форме. Ответ сына может выражать: «И не спрашивай». -- «Что-нибудь из-за отца?» -- «Да» (или «Нет»). Тогда последуют новые наводящие вопросы. Затем идет собственно рассказ сына. Не следует пытаться шептать слова, это вне правил приема «строгий папаша».

Весьма выразительными могут здесь оказаться мимически воспроизведенные идиоматические выражения и метафоры, такие, как «намылить шею», «завести шарманку», «умыть руки» и т. п.

Постепенно усложняя этот этюд, видоизменяйте ситуацию. Так, действующими лицами могут стать студенты и педагог, от которого должно что-то скрыть, арестанты и конвоир, двое влюбленных при «третьем лишнем».

Этот этюд-игра рождает множество интересных положений и деталей, активно тренирует фантазию, находчивость, шлифует выразительность жестов и мимики.

Говорить - не говорить...

«Не шепчите», «не шевелите губами» -- такие замечания сплошь да рядом слышатся на занятиях студии пантомимы. Потребность шептать текст часто возникает в силу того, что в сюжете пантомимы не до конца все продумано, или потому, что внутреннее состояние исполнителя еще «не созрело» для безмолвного действия.

Но это, конечно, не означает, что у мима на сцене всегда должен быть плотно сомкнут рот. Сжатые губы сделали бы лицо мертвым.

В творчестве мима встречаются случаи, когда беззвучное произнесение текста не только возможно, но и необходимо.

К беззвучному разговору мим, к примеру, прибегает, когда ему требуется нарисовать портрет человека, для которого публичное выступление является профессией. Скажем, портрет лектора, адвоката, конферансье и т. п.

Если мы обратимся к литературе, то увидим, какое там имеет значение речевая характеристика персонажей. По тому, что и как говорит каждый из них, читатель составляет мнение об этом человеке.

В пантомиме героя характеризует только то, как он говорит, -- текста ведь нет.

Несмотря на то, что у лекторов или адвокатов есть общие черты, определяемые профессией, у каждого свой характер и, следовательно, своя манера говорить: один-- темпераментен, другой, наоборот, сдержан, третий -- флегматичен... Создавая подобный образ, артист пантомимы подчеркивает индивидуальные черты персонажа беззвучной речью.

Особое значение здесь приобретает «допуск». И это понятно, ведь мим должен донести до зрителя смысл речи лектора или адвоката, не произнося ни слова. Вот почему у мима артикуляция рта, выражение глаз, словом, вся манера беззвучного произнесения текста должна быть подчеркнутой, несколько преувеличенной. Важно помнить: сама по себе подвижная мимика во время беззвучной речи еще недостаточна, необходимо знать характер героя, содержание его речи, перед какой аудиторией он выступает, как к ней и к своему выступлению относится. Словом, необходимо продумать все предлагаемые обстоятельства и сквозную линию действия, иначе исполнение превратится в кривляние.

В процессе создания образа говорящего человека мы всегда пользуемся подлинным текстом (исполнитель сам составляет его) и отрабатываем все выступление со звучащей речью. Когда же речь «улеглась», стала для исполнителя органичной и найдены ее оттенки, верный тон, мы отбрасываем текст и произносим речь мимически. Но и после этого продолжаются поиски и отбор характерных и смешных черт (ибо чаще всего это сатирический образ).

В порядке учебно-тренировочной работы нарисуйте мимические портреты различных докладчиков и лекторов, портрет конферансье (незадачливый остряк), судьи, прокурора, адвоката, подсудимого, истца, свидетеля.

Отработайте мимический разговор льстеца-подхалима, наглого грубияна, сплетницы, паникера, мимический разговор с двумя несуществующими партнерами.

10. ВООБРАЖАЕМЫЙ ПАРТНЕР

Специфической особенностью пантомимы, отличающей ее от всех других видов сценического искусства, является общение с несуществующими партнерами.

Прием этот подчиняется обычным законам актерского мастерства и требует от мима сконцентрированного внимания, точности жестикуляции, веры в подлинность происходящего и особенного умения видеть и слышать. Отсутствие хотя бы одного из этих моментов способно свести прием на нет: зритель не поверит в присутствие воображаемого партнера.

Нужно провести диалог с человеком, которого на сцене фактически не существует, так, чтобы зритель явственно увидел, с кем общается мим, и понял содержание «разговора». Несмотря на то, что прием этот один из самых сложных, у мимов всего мира он является излюбленным.

Познакомимся с «анатомией» приема «общение с несуществующим партнером». Возьмем один из его вариантов. Мим входит в зал в качестве гостя. Он несколько опоздал. Приглашенные уже съехались. По тому, как мим здоровается с каждым из них, зрителям видны и эти люди, и кто из них выше по своему положению в обществе, и кто миму друг-приятель. Здесь рассказано начало сценки «Званый ужин» Марселя Марсо

А вот другой пример. Мим на глазах у зрителей мгновенно преображается в этакого развязного типа: воображаемая «лондонка» надвинута на глаза, в зубах воображаемая папироса, засунув руки в карманы, он этаким шагом «в развалочку» идет по фойе Дома культуры. И вдруг остановился. В чем дело? Его окликнули. Окликнул его, разумеется, несуществующий партнер. А дальше наш герой вынужден прекратить курение, но, конечно, не по своей воле.

Как же зрителю стало ясно, кто остановил нарушителя порядка и по какому поводу? Сказало об этом, во-первых, мимическое выражение, с каким персонаж, обернувшись, «выслушал» замечание воображаемого партнера, вероятно дежурного. На лице нарушители читалась нагловато-снисходительная ухмылка: «подумаешь, порядки...» И, во-вторых, мим с явным сожалением взглянул на папиросу. Это так называемый уточняющий взгляд -- важная подробность в общении с несуществующим партнером. Уточняющий взгляд как бы сказал зрителю, что речь идет именно о папиросе, о курении в неположенном месте. Дальнейшее действие -- нарушитель кинул папиросу на пол, пригасив ее небрежным жестом, -- подтвердило это. Такое действие называется поясняющим жестом.

Не успел наш герой сделать и двух шагов -- остановка: новый оклик. По выражению лица мима нетрудно понять, что он выслушал приказание поднять с пола окурок. Нарушитель посмотрел на пол, где лежит окурок (уточняющий взгляд), поднял окурок, поискал глазами урну... и бросил в нее папиросу (поясняющий жест).

Для успешного общения с несуществующим партнером у исполнителя должно быть предельно развито умение слушать и слышать, смотреть и видеть. Одно дело обернуться на голос реального партнера, увидеть его, и совсем другое -- «услышать» незвучащий голос. Когда, в какой момент услышать? Близко ли воображаемый партнер? Далеко ли? Все это обусловливается внутренним ритмом, чутьем, выработанным тренажем. Обернуться в нужный момент сравнительно несложно, а вот увидеть «партнера», да так, чтобы и зрителю он стал отчетливо виден и слышен,-- для этого требуется приложить труд, и немалый.

Уточняющий взгляд не обязательно сопровождается яркой мимикой, но он всегда связан с последующим действием. Например, в зарисовке «Столовая самообслуживания» мим, сдав в несуществующий гардероб одежду, направляется мыть руки и вдруг останавливается. Зрителю неясно -- почему? Повернув голову в ту сторону, куда он только что сдал макинтош, и выслушав спокойно, без какого-либо заметного мимического выражения, слова незримого человека, мим взглянул себе на ноги (уточняющий взгляд). Стало ясно: окликнул его гардеробщик и предложил снять галоши. И то, что мим характерным движением принялся снимать их (поясняющий жест), подтвердило это.

Однако внимание мима может привлекаться не только пантомимическим «окликом» воображаемого партнера, но и действием «бессловесным». В той же зарисовке мим испытывает всяческие беды, пытаясь вылить в стакан загустевший кефир. После того как герой сценки, доведенный до отчаяния неподатливостью содержимого бутылки, тряс ее, взбалтывал, вращал, снова тряс, он, вконец раздраженный, решил добиться успеха ударами ладони по дну. Но бутылка выскочила из рук и -- вдребезги! В то время как виновник аварии растерянно оглядывался, кто-то сильно толкнул его в плечо (о такого рода движениях рассказано в описании приема «неожиданный рывок»). По выражению лица мима, обернувшегося в ту сторону, откуда последовал толчок, стало видно, в каком состоянии был человек, толкнувший его; уточняющий взгляд позволил зрителю догадаться: одежда человека забрызгана кефиром. Выражение лица мима, сменившееся виноватой улыбкой, и его последующие действия подтвердили догадку. И то, что мим со смущенным видом, присев на корточки, принялся счищать пятна с брюк пострадавшего (поясняющий жест), время от времени виновато заглядывая ему в глаза, красноречиво дорисовывало картину происшествия.

Началом общения с несуществующим партнером может служить не только «оклик» или «толчок» В иных случаях условный партнер включается в действие, как бы входя в кадр.

Вот начало пантомимы «Фотоателье». Знойный летний день. Разморенный жарой немолодой фотограф прикорнул возле своих ванночек с фиксажем. Скрипнувшая дверь заставила фотографа встрепенуться. Пришли клиенты. Зритель узнает об этом, читая на лице фотографа: «Опять кого-то нелегкая принесла. Придется идти».

Клиентов двое: папа и сын. Присутствие сына опре деляется характерным взглядом фотографа из-под очков, сверху вниз (уточняющий взгляд). Поясняющий жест -- погладил малыша по головке, присовокупив приветливую улыбку,-- показал зрителю рост, а следовательно, и возраст юного клиента. Действие завязано. А дальше -- дело за фантазией исполнителей, их мастерством.

Мим может и сам ввести «в кадр» несуществующего партнера. Скажем, в чайхане на ковре, скрестив ноги, сидит, попивая чай из пиалы, любитель игры в кости. Играть ему не с кем. Одного поманил кивком -- отказался, второго -- занят. Но наконец третий подсел. Начинается очень выразительная игра в кости с воображаемым партнером.

По лицу мима, по перемене направлений его взора зритель видит: вот воображаемый партнер перемешивает кости, встряхивая их между ладонями, вот метнул их привычным жестом на ковер, вот оба впились глазами -- подсчитывают количество очков (уточняющий взгляд). И наконец кислая, разочарованная физиономия мима красноречивее слов сообщает, на чьей стороне победа. Мало найдется для мима столь же благодатных сценических возможностей, какие предоставляет его мастерству заключительный момент игры в кости: в порядке «взаиморасчета» побежденного награждает звонкими щелчками в лоб его несуществующий партнер.

Тем же правилам, что и общение с одним условным партнером, подчиняется и общение с двумя и более воображаемыми действующими лицами. В одной из мимических картинок «Пять этажей универмага» лицо скучающей продавщицы отдела готового платья вдруг озарилось приветливой улыбкой: пришел с подарком знакомый. Минутой позднее кокетничающую продавщицу окликнула покупательница -- второй несуществующий партнер. «Ничего не поделаешь, придется оторваться, обслужить, -- выразило лицо продавщицы, -- потерпите немного, я быстро ее выпровожу». Зритель ясно видит контраст отношений девушки к знакомому и к покупательнице.

Обращаясь к приему «общение с несуществующим партнером», мим должен уметь точно определять момент подачи «реплик» воображаемым партнером, их протяженность; уметь правильно отреагировать на его «текст» или «действия». Уметь не только откликаться на зов невидимого партнера, но и самому активно вводить его в действие (увидел, поманил, пригласил, взял за руку, потянул за собой). Мим должен также изобретательно пользоваться «уточняющим взглядом» и «поясняющим жестом». Общаясь с несколькими партнерами (не следует злоупотреблять их числом), нужно наделять каждого контрастной, сугубо индивидуальной характеристикой.

Общаясь с несуществующим партнером, мим не должен шептать слова или беззвучно шевелить губами, если это специально не предусмотрено замыслом произведения. В начальном репетиционном периоде мы всегда обращаемся к тексту (который импровизируем). Словами проверяем действие. Вместо воображаемого партнера вводим реального. Таким образом мы уточняем и обогащаем действие. Текст и реальный партнер хорошо помогают отыскивать эмоциональные оттенки, разнообразить краски. Закрепив находки, мы разыгрываем сюжет уже пантомимически.

В пантомимах встречается и общение с несуществующим партнером на отдаленном расстоянии. Оно подчиняется следующему условию: несуществующий партнер должен находиться в таком отдалении, когда слова не могут быть услышаны, а разговор необходим. Подобная ситуация может возникнуть, например, у двух людей, когда один из них находится на шумной улице, а второй, воображаемый, выглядывает из окна пятого этажа; или у людей, разделенных бурной рекой. Нетрудно представить себе, каким интересным может быть пантомимический разговор, допустим, у рыбака, увидевшего на другом берегу своего приятеля. Как много вопросов захочется задать им друг другу!

В этих случаях следует помимо детально продуманного отбора жестов учитывать длину взгляда, его целенаправленность. Это крайне важно. Обычная ошибка начинающих: взгляд их не простирается далее двух-трех метров, хотя расстояние между партнерами по сюжету значительно большее. Есть и еще одна особенность: специфическое умение слушать издалека слова-жесты партнера. Ведь «пантомимический диалог» ведут оба собеседника. Здесь уместен некоторый «допуск», то есть подчеркнутое слушание, вызванное дальностью расстояния.

Важна также и роль мимического переспрашивания, помогающего сделать понятными «неслышимые» реплики партнера. Подобное переспрашивание применяется и в драматическом театре во время телефонных переговоров, когда второго собеседника на сцене нет: «так ты говоришь то-то и то-то?..» Благодаря переспрашиванию зрители узнают о том, что сказал партнер на другом конце провода, что ответил на вопрос, о чем спросил.

Итак, общение с несуществующим партнером должно быть подчинено следующим требованиям:

1. Необходимо так драматургически строить пантомимическое действие, чтобы молчание было органичным и не требовалось произнесения слов.

2. Общаться с вымышленным партнером, как с реально существующим.

3. На события, происходящие на сцене, реагировать, как на подлинные и впервые воспринимаемые.

4. В общении с условным партнером применять обязательные приемы: «уточняющий взгляд», «поясняющий жест», «мимическое переспрашивание».

5. Все происходящее на сцене должно быть абсолютно понятно зрителю.

6. Владеть всем богатством технических приемов, вдумчиво отбирать выразительные средства.

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ВЫРАЗИТЕЛЬНЫЕ СРЕДСТВА ПАНТОМИМЫ

Пантомима гибка. Выступления мимов могут быть сольными или групповыми. Пантомима может сопровождаться музыкой или песней. Она может быть оформлена декорациями или идти в сукнах. И в том и в другом случае важную роль играет освещение.

И свет, и музыка, и шумовые эффекты, и реквизит, и костюмы -- все эти компоненты бессловесных спектаклей относятся к выразительным средствам пантомимы, которые будущий мим должен хорошо знать, чтобы умело, творчески ими пользоваться.

Предполагается, что читатель уже знаком с такими элементами театрального искусства, как грим, сценический костюм, поэтому здесь рассматриваются только специфические дополнительные выразительные средства пантомимы

МУЗЫКА, ШУМЫ, СВЕТ

Нередко говорят, что музыка в бессловесном действии -- слова мима.

Да, музыка помогает создать смену эмоционального настроения, смену ритмов, помогает раскрыть внутреннюю сущность действия, заострить характеристику образа.

Наши чешские друзья из театра «На Забрадли» вводят в свои спектакли не только музыку, но и песенки.

В пантомиме музыкальное сопровождение не должно лишь иллюстрировать ее содержание. Музыка призвана помогать эмоциональному выражению идеи, составлять с действием одно целое. В идеале музыка должна быть специально написанной для каждого данного спектакля. По можно и подбирать ее из классического музыкального наследия и произведений советских композиторов.

Немалая сила заключена в музыкальном акценте, когда звук подчеркивает, заостряет то или иное движение. По сюжету пантомимической сценки «В столовой самообслуживания» посетитель, помыв руки, приближается к полотенцу, сшитому кольцом. Полотенце оказалось не первой свежести. Посетитель передвинул полотенце в надежде найти чистое, сухое местечко. Короткие музыкальные акценты, следующие один за другим, как нельзя лучше подчеркивают внутреннее состояние человека, его нарастающую раздраженность. Завершает эпизод диссонансный аккорд, акцентирующий движение человека, в сердцах стряхнувшего с рук остат ки воды.

Немалая сила воздействия и у короткой музыкальной паузы; моментом тишины можно подчеркнуть то или иное действие.

На вооружении у мимов и всевозможные шумовые эффекты. Скажем, мим в образе старого фотографа вздремнул, и вдруг пронзительно зазвонил будильник. Насколько усиливается восприятие зрителем всех последующих действий с несуществующим будильником только благодаря тому, что в нужный момент помощник режиссера поднес к микрофону, находящемуся за кулисами, звенящий будильник. В этюде «Часовщик» мим, разбирая воображаемые часы, широко пользуется звуковыми эффектами. Кладет ли он на мраморный столик отвертку, лупу, винтик,-- через репродуктор слышится соответствующее синхронное звучание, и так -- движение за движением.

Великолепно подчеркивается с помощью радиоустановки грохот падающих по ходу сюжета корыт, ведер и других подобных вещей. Достаточно помощнику режиссера бросить в нужный момент подлинное ведро перед микрофоном, чтобы звук совпал с действием исполнителя. Сложнее воспроизвести, допустим, жужжание пчелы. Далеко не все театральные шумы записаны на пластинки. На выручку приходит выдумка. Так, с помощью включенной электробритвы, поднесенной к микрофону, у нас воспроизводится множество шумов: от жужжания пчелы до шума реактивного самолета.

В современной пантомиме декорации чаще всего условны. Это какие-либо выразительные детали оформления, художественный намек, образно определяющий место действия. Зато большое значение придается световому оформлению.

Пантомимический спектакль обычно сопровождается сложной световой партитурой. Лучом специального «пистолета» выделяется либо вся фигура исполнителя, либо одни его глаза, как у Марсо в спектакле «Париж смеется, Париж плачет», когда герой узнает, что билет, на который пал самый крупный выигрыш, сожжен... Действие эпизода войны в пантомиме «Перекуем мечи на орала» развивается в красном мерцающем свете, что усиливает тревожную, напряженную атмосферу.

С помощью света отделяются друг от друга два параллельно развивающиеся действия на сцене.

Вот пример того, как свет играет роль своеобразной декорации. Пантомимическая сценка «Две точки зрения» рассказывает о двух людях -- «оптимисте» и «пессимисте», которые один и тот же факт -- прохожий подал девушке оброненную ею перчатку -- видят совершенно по-разному: один -- как грубую выходку прохожего, пристающего к девушке, а второй -- как рыцарский подвиг. Здесь сцена разделена световым потоком на две половины -- темную и светлую. Первая -- место действия «пессимиста», вторая, светлая, -- «оптимиста». Так световым оформлением образно подчеркивается основная мысль миниатюры.

Применяются и световые транспаранты для конферансных объявлений. В последнее время особенно часто прибегают мимы к использованию света в сочетании с тюлевым экраном. Особо выразительно осуществляются с его помощью наплывы. Источники света, расположенные «за тюлевой «стеной», постепенно вводимые и выводимые реостатом, позволяют добиваться прямо-таки кинематографического эффекта возникновения «из ничего» обстановки и действующих лиц.

НУЖЕН ЛИ МИМУ РЕКВИЗИТ?

Это вовсе не риторический вопрос. Он возникает всякий раз, когда разговор заходит о пантомиме. Во многих случаях реквизит миму не нужен. Во многих, но далеко не во всех. Реквизитом пользовались и в давние времена, пользуются и теперь.

В пантомимах восточного театра, где воображаемыми могут быть и горы, и дорога, и лошадь, плетка в руках исполнителя всегда настоящая, она, как ничто другое, «конкретизирует» лошадь. Подлинное весло у перевозчика в пантомиме «Осенняя река» подчеркивает условные реку, берег и лодку, делая их видимыми. Дверь в пантомимической сиене «Саньчакоу»* несуществующая, а меч, которым хозяин постоялого двора открывает ее,-- подлинный. Даже самому искусному миму, как бы ни владел он техникой беспредметного действия, не добиться такого впечатления, какого удается достичь актеру с настоящим мечом.

…Хозяин постоялого двора, по-кошачьи крадучись, приближается к воображаемой двери, заглядывает в замочную скважину, пробует плечом -- не поддается ли дверь? А потом, осторожно просунув в «щель» сверкающее лезвие, движением одних только кистей сбрасывает «щеколду». Эффект столь велик, что многие зрители уверяют, будто слышали звук откидываемой щеколды. И меч, и весло, и плетка у всадника -- все эти детали реквизита отобраны тонким народным вкусом и закреплены при исполнении пьес, которые живут на сцене на протяжении столетий

Самого пристального внимания заслуживает опыт изобретательного использования реквизита японскими и среднеазиатскими мимами. Так же как веер в руках у японскою актера превращается то в подзорную трубу, то во флейту, то становится щитом в боевом поединке, то книгой, то кистью, то кубком вина, так и тюбетейка у изобретательного масхарабоза претерпевает множество превращений: чего только с ее помощью не изображают! Это и пиала, из которой артисты пьют чай, и котел для варки лапши, и сито, а тюбетейка, сложенная трубкой,--ложка, клистир, пуля, вылетающая из ружья. Две тюбетейки, подвешенные на нитках к палке,-- весы; сложенные особенным образом и укрепленные на голове, они могут превратиться в рога или ослиные уши.

Не менее разнообразно применение бубна или чалмы. Исполнителю, изображающему маслобойку, голова повязывается большой чалмой, в середине которой специально сделано углубление. Зрители без объяснений отлично понимают, что это -- углубление, в которое ссыпают семена.

У народов севера мим неразлучен со специальным атрибутом -- посохом. Применение посоха самое универсальное: он и весло, и острога, и ружье, палка для подвески котла, лом. Несколько посохов, установленных пирамидой, изображают чум, а сложенные кучкой -- костер, у которого обогреваются герои пантомимы.

Зная, какими сценическими возможностями обладает веер, тюбетейка, бубен, посох, мим может сделать такой же выразительной, к примеру говоря, свою кепку или соломенную шляпу, а может быть, носовой платок или галстук. Да мало ли на что может натолкнуть мима его художественная фантазия... В одном пантомимическом рассказе мим, получив письмо невеселого содержания, в глубоком волнении машинально теребит в руках конверт, и вот уже конверт удивительно напоминает гармошку, которая ожила и зазвучала в его руках, вызвав новое настроение и новые ритмы поведения. А далее конверт обретает форму лодочки, чей вид, по ассоциации, вызвал у мима воспоминания, которые становятся новой темой для его действий...

Реквизит у мима всегда активен. Он может являться средством характеристики, как, например, кресла различных стилей у Марсо в «Краткой истории культуры», либо важной пояснительной деталью, как ожерелье в пантомиме «Разборчивая невеста». В этой пантомиме нитка ожерелья попалась на глаза старой деве, напомнив ей прошлое. Воспоминание острой болью отозвалось в ее сердце. Ожерелье -- давний подарок жениха, которому было отказано, как и многим другим. Героиня пантомимы перебирает ожерелье, и вот оно падает из обессиленных горем рук.

Такое действенное использование реквизита, способного вызвать воспоминания, новые образы, смену настроения, можно назвать ассоциативным.

А вот и еще одна возможность использования реквизита. Действие пантомимы «На вернисаже» (по Бидструпу) происходит в залах картинной галереи. Чтобы зрители все время хорошо видели обстановку места действия, необходимо было подтолкнуть их фантазию. Но как? Повесить настоящие картины? Это выглядело бы громоздко, не в жанре пантомимы. Можно было написать картины на «заднике» -- в драматическом театре так иногда и поступают. Однако для этой пантомимы и такой путь был неприемлем. По режиссерскому замыслу основное действие развивается вокруг трех картин. Они непременно должны находиться как можно ближе к зрительному залу, чтобы зритель хорошо видел лица, нюансы мимики персонажей, «реагирующих» на картины.

Как же решить такую задачу? Может быть, использовать «воображаемые предметы»? Но в данном случае это не годится. Нарушилась бы иллюзия картинной галереи. Условность имеет пределы, ею, как и фантазией зрителя, злоупотреблять нельзя. Так где же решение?

Мысль шла так: на авансцене должны висеть какие-то рамы. Но какие? Из чего сделанные? Одно было ясно: рамы должны быть непременно тонкими, чтобы они очерчивали контуры картин, но не загораживали актеров. Пусть это будет лишь намек на картины -- их «допишет» фантазия зрителя.

Так родились «картины» из проволоки. Проволочные квадраты рам, окрашенных в белый цвет и подвешенных на капроновых нитках, полностью выполняли задачу. Более того, проволочный реквизит оказался настолько универсально удобным, что нашел у нас широчайшее применение. Проволокой обрисовываются контуры стойки бара, мольберта художника, кресла, зеркала и многое другое.

Итак, реквизит в творчестве мима играет важную роль. Его применение многообразно и действенно. Реквизит может являться средством характеристики (кресла в «Краткой истории культуры») Может трансформироваться, преобразуясь во что-то другое (веер, тюбетейка, чалма, посох). Может действовать ассоциативно (конверт, ожерелье). Может, как проволочные картины, указывать на место действия.

БОГАТСТВО КОТОРОЕ МОЖНО ПРИУМНОЖИТЬ

В пантомимической зарисовке «Шакал» один из ее участников, встав на четвереньки, изображал нору шакала. Другой исполнитель -- самого шикала. Имитируя движения зверя, он то старательно маскировал вход в логово, то, высматривая добычу, взбирался на свой «дом», то есть на спину партнера. Почуяв опасность, «шакал» поспешно принимался разгребать вход в логово и, вползая, комично застревал в узком проходе -- ни вперед, ни назад. Сколько мастерства должно быть у исполнителей, с каким доверием должны они относиться к фантазии зрителей, чтобы отважиться на такую необычайную условность!

Ни одному масхарабозу или кызыкчи не пришло бы в голову сооружать декорацию печи или стены. И то и другое как нельзя лучше выполняется мимами и их помощниками. Двое, встав на корточки, изображают печной фундамент, а третий, стоя на их спинах,-- печь; его расставленные ноги -- печное устье. Пекарь, выпекая лепешки, как и положено настоящему пекарю, с лихим азартом прилепляет их к «стенам печки».

Образность самобытных «живых декораций» не раз использовалась мимами ленинградской самодеятельности. Четыре человека со склоненными корпусами, покрытые зеленой скатертью, изображают стол президиума с такой выразительностью, какой никогда не достичь, оперируя с настоящим столом. Намного выразительней, чем подлинная, оказалась и живая трибуна, вступающая в «конфликт» с докладчиком-болтуном; с какой уморительной иронией дискредитирует она пустомелю своим насмешливым отношением к нему.

И ЭТО МОЖЕТ СЛУЖИТЬ МИМУ

Еще много веков назад, когда миму нужно было изобразить попеременно несколько различных персонажей, он пользовался маской особой конструкции. Творческая фантазия древних актеров пантомимы вызывает настоящее изумление. Они настолько изобретательно использовали маски, что каждый из них мог одновременно изображать три, а в иных случаях четыре персонажа. Сохранилось немало изображений этих изумительных изделий, выполненных искусными руками древних мастеров. Применение таких универсальных масок расширяло творческие возможности исполнителей. Пантомимист мог мгновенно преображаться то в старца, то в женщину, то в птицу. Делалось это просто: в то время как на его лице находилась, скажем, маска старца, остальные воедино слитые части маски покоились на затылке и темени; стоило миму слегка сдвинуть комбинированную маску, как перед зрителем представал новый персонаж

Разве этот прием трансформации не может пригодиться миму и сегодня? Особенно при современном, изобретенном на «Мосфильме» методе изготовления литых пластических масок из особой губчатой резины. (Эти маски вы видели в фильмах «Сампо», «Мертвые души», «Песня табунщика».) Они позволяют актеру свободно мимировать, а его коже дышать; губчатые маски настолько тонко выполнены, что даже вблизи производят впечатление живого лица.

Мгновенной трансформации армянских гусанов-мимосов помогали специальные халаты (вернее их назвать полухалатами), разрезанные вдоль пополам. Когда актер в таком халате, надетом на правое плечо, поворачивался к зрителю, он изображал, например, богача или священнослужителя; но вот актер повернулся к зрителю левым плечом (на котором нет халата), и он уже иной персонаж. Разве эта выдумка древних не может по-новому прозвучать в наши дни, если мим изобретательно использует принцип полухалата?

А вот и еще одно выразительное средство, которым тысячелетия пользуются пантомимисты всего мира: хождение на ходулях. Удлинив свой рост, мимы, стоя на ходулях, разыгрывают целые сценки. То это «аист», то «жирафа», то «великан дядистепиного роста», действующий вместе с карликом-толстяком, которого изображает человек, сложившийся пополам. Но наиболее распространено комическое изображение длинноногой женщины (юбка удачно скрывает ходули).

Все эти примеры говорят о том, каким разнообразием выразительных средств располагает мим.

НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ ДРАМАТУРГИИ ПАНТОМИМЫ

Теперь мы подошли к самому сложному в искусстве пантомимы -- к ее драматургии.

Что такое либретто пантомимы? Каковы принципы его построения и специфические признаки? Какова технология создания пантомимического либретто? Все эти вопросы мало исследованы. Само собой разумеется, что рассмотреть все проблемы драматургии пантомимы в одном коротком очерке невозможно. Поэтому речь пойдет лишь о некоторых из них, на наш взгляд, наиболее важных.

Мим чаще всего сам является исполнителем и драматургом своего репертуара; поэтому ему нужно изучать природу построения безмолвной драмы. Он должен знать ее возможности, уметь пользоваться различными ее жанрами, производить отбор присущих ей выразительных средств. Мим безусловно обязан владеть и техникой написания либретто пантомимы.

Эти заметки подсказаны собственной практикой, поисками, анализом ошибок и, конечно, не претендуют на исчерпывающее освещение данной темы.

ГЛАВНОЕ - ЦЕЛЬ

Пантомима, как и всякое произведение сценического искусства, ведет разговор с теми, кто заполнил зрительный зал. Пусть со сцены не звучат слова, все равно это разговор, имеющий свою тему, свою сверхзадачу, свой подтекст, разговор, облеченный в своеобразную выразительную форму. И, как всякий разговор, он имеет свою цель. Исполнителю необходимо постоянно помнить: «о чем ведет он разговор», «с какой целью».

Нет страшнее разговора «ни о чем». Только предельно ясная, точно выраженная мысль может дать жизнь пантомимическому произведению. Мысль -- его основа. Без нее творчество мима, как бы ни было оно технично, всего-навсего дешевое штукарство.

Начинающего автора нередко «захлестывает» обилие тем. И та кажется интересной и в этой будто бы заложены большие возможности -- на какой же остановиться? Критериями должны быть общественная значимость темы и возможность ее претворения в бессловесном действии. Можно с уверенностью сказать: только та тема найдет отклик в сердцах людей, которая согрета ясной, четкой, волнующей мыслью. Пусть даже это небольшая тема, но если она раскрывает полезную, благородную идею, тема годится.

Темы современности, события сегодняшней жизни -- вот что должно быть в центре внимания мима; он обязан жить делами своего народа, активно бороться за его идеалы.

Мысль в представлении, лишенном слов, должна быть выражена особенно четко. Расплывчато сформулированная идея произведения способна свести труд мима на нет: зритель останется либо безучастным, либо недоумевающим. Затрудняет восприятие бессловесного действия и введение в сюжет всяческих побочных линий. Пантомима не пьеса и не киносценарий, где уместны боковые сюжетные ходы. В пантомиме они будут лишь затемнять смысл, уводить внимание от основного действия. В хорошей пантомиме, как правило, ясное сквозное действие четко воплощает определенную сверхзадачу. Вот, скажем, пантомима «Ветврач на практике». И миму и зрителю вполне понятна мысль этой сатирической миниатюры.

Тема пантомимы «Ветврач на практике» подсказана газетной заметкой. В ней говорилось о том, что выпускники некоторых сельскохозяйственных вузов, овладев теорией, нередко оказываются беспомощными на практике.

...Молодой ветеринарный врач пытается лечить заболевшую корову. Как смешны действия практиканта, впервые в жизни подошедшего близко к живой корове! К тому же и «пациентка» попалась с норовом. Она словно издевается над незадачливым лекарем. Здесь что ни шаг, то комедийный трюк. Причем все трюки оправданы, подчинены общей задаче -- осмеянию недостатков обучения будущих специалистов. Зрители отчетливо видят сатирическую мишень. К слову сказать, в этой сценке полностью соблюдены все четыре непременных условия построения пантомимы, о которых уже говорилось выше.

11. ПРЕПЯТСТВИЕ

Характер героя выявляется рельефнее и производит большее впечатление на зрителя, если герой в ходе пантомимы преодолевает препятствия. Чем они сложнее, чем труднее их преодоление, тем полнее и ярче раскрывается образ.

Преодоление препятствий активизирует действие. А чем активнее действие, тем активнее восприятие зрителей.

Препятствия на пути героя могут быть самыми различными. Вот их краткий перечень в сценке «Ветврач на практике». Первое препятствие: отсутствие у молодого специалиста навыков в обращении с животными и умения их лечить. Второе -- норовистый характер «пациентки». Третье -- внешние условия: тесный, неосвещенный хлев, скользкий пол. Четвертое (неожиданное препятствие) -- корова съела справочник, по которому ветврач пытался ее лечить, что в свою очередь породило новые осложнения. Как лечить больную без спасительного справочника? Какое лекарство дать? Какую дозу? и т. д. и т. п.

Конечно, если бы не было всех этих препятствий, образ утратил бы выразительность. Сценические возможности значительно бы сузились, если бы, скажем, действие происходило в просторном и светлом хлеву.

То, что корова съедает справочник, смешно само по себе и по-настоящему «работает» на замысел. Паническая растерянность ветеринара, вызванная исчезновением справочника, красноречиво говорит зрителям о полнейшей профессиональной беспомощности горе-лекаря. Действие развивается заостренно, активизируя восприятие зрителей.

Совершенно иная природа препятствий, которые приходится преодолевать Бипу в пантомимах Марселя Марсо. Почти все эти препятствия порождены социальными конфликтами. В неустроенности Бипа находит отражение общая неустроенность маленьких людей капиталистического мира. Даже такие на первый взгляд добродушно-юмористические пантомимы, как «Бип-дрессировщик» или «Бип-канатоходец», выражают тот же социальный конфликт. В самом деле, если на представлении лен откажется прыгнуть в обруч, разразится скандал, хозяин может вышвырнуть вон неудачливого укротителя. Вот почему дрессировщик, встав на колени, так униженно умоляет непреклонного царя зверей совершить прыжок. Укротитель уморительно смешон. Но это смех сквозь слезы. Таков же смех, вызываемый отчаянно рискованным балансированием Бипа на канате. Марсо изображает человека, который, очевидно, впервые в жизни полез под купол. Страх перед головокружительной высотой преодолевается смертельным страхом потерять работу -- и это уже трагикомедия.

Из всего сказанного нетрудно сделать вывод - преодоление героем препятствий способствует раскрытию идеи пантомимы, выявлению характеров действующих лиц и в конечном итоге -- активности воздействия пантомимы на зрителей.

Особое значение в создании всякой Отбор пантомимы имеет отбор тем и выразительных средств, и особенно на первой стадии творчества, еще в процессе формирования замысла Из всего необъятного многообразия жизненных явлений мим выбирает только такие темы, факты, положения, которые обладают наибольшей «пантомимовыносливостью».

Что же такое «пантомимовыносливость»? Это понятие, которым мы пользуемся в своей практике, подразумевает емкость темы, ее значительность и ее способность быть раскрытой в образной пантомимической форме. Отбирая тему, нужно многократно придирчиво проверять: значительна ли она, достаточно ли свежа, способна ли сказать людям что-то важное, нужное им, можно ли ее раскрыть поэтично, образно, не прибегая к словам?

Обычной ошибкой начинающих мимов является недостаточно строгий отбор том и сюжетов. Такой отбор мы называем «ленивым». Как правило, он приводит к неудачам и срывам. Артисту пантомимы необходимо в процессе формирования драматургического замысла ни на минуту не забывать о специфике своего искусства, ибо автору либретто предстоит самому воплощать его на сцене. Драматургический замысел обычно содержит уже и элементы режиссерского решения будущего спектакля.

Далеко не всякое действие годится для пантомимы, ибо далеко не все пантомимично. Особенно нетерпимы здесь действия и жесты описательно-иллюстративные, поясняющие происходящее на сцене, а не образно раскрывающие его внутренний смысл. Как в песне не может быть ни одного лишнего слога, так и в пантомиме -- ни единого необязательного жеста. Мим должен учиться поискам и отбору выразительных средств, выразительных деталей.

В новелле «Только мечта», действие которой развертывается в капиталистической стране, голодный мальчишка останавливается перед витриной обувного магазина. Как зачарованный глядит он на великолепные вещи, выставленные для тех, кто может их купить. Когда мы работали над этой новеллой, перед нами встала задача: как показать зрителям, что остановился мальчик именно у обувного магазина?