Культура Средневековья

Размещено на http://www.allbest.ru/

Культура Средневековья

Эпоха Возрождения

Пространственно-временные понятия. История западноевропейского средневековья - это в первую очередь история новых народов, ступивших на историческую арену в эпоху заката древнего мира. Контрасты общественной жизни Европы того времени, бесконечные войны, стихийные бедствия, эпидемии наложили неизгладимый отпечаток на мировоззрение, культуру и искусство. Особое место в средневековом мире занимала религия. На развалинах римской империи христианская церковь приступала к обращению народов в свою веру. Возникающие в самых глухих уголках Европы церкви и монастыри становились центрами новой культуры. Там, в основном, и создавались выдающиеся произведения нового стиля В структуре Дантовой «Комедии» отражена в основном средневековая картина мира (в которую была включена система Птолемея): Земной шар является неподвижным центром Вселенной, а Солнце - одной из планет, вращающихся вокруг Земли. В Северном полушарии находился Ад в виде постепенно сужающейся воронки (возникшей в результате низвержения с небес богом Люцифера - сатаны). Её остриё, « где гнет всех грузов отовсюду слился» (Ад,34,111), является центром и Земли, и Вселенной. Отсюда ход в камне ведёт на поверхность Южного полушария, где расположена гора Чистилища, которую окружает океан. Вершина горы представляет собой Земной Рай - Эдем. Небесный Рай находится на 9 небесах - это сферы Луны, Меркурия, Венеры, Солнца, Марса, Юпитера, Сатурна, неподвижных звезд и, наконец, девятая сфера - Эмпирей, перводвигатель; здесь находится Райская роза, отсюда свет и движение передаются всем остальным сферам. Страна короля Марка («Тристан и Изольда») - вовсе не легендарная земля, созданная воображением трувера. Это физическая реальность средневековья. Долгое время средневековый Запад оставался скоплением поместий, замков и городов, возникших среди невозделанных и пустынных пространств. В лес удалялись вольные или невольные адепты бегства от мира: отшельники, любовники, странствующие рыцари, разбойники, люди вне закона. Для крестьян и мелкого трудового люда лес был источником дохода. Но из леса выходила и угроза, - он был средоточием вымышленных или действительных опасностей, тревожным горизонтом средневекового мира, границей, «ничейной землей». Собственность как материальная или психологическая реальность была почти неизвестна в средние века. Каждый человек не только имел над собой господина или кого-то обладающего более мощным правом, кто мог насильно лишить его земли, но и само право признавало за синьором легальную возможность отнять у серва или вассала его земельное имущество. Не только материальный интерес не удерживает большинство из них дома, но сам дух христианской религии выталкивает их на дороги. Средние века эпоха пеших и конных странствий. Средневековая дорога была удручающе долгой, медленной (прямые римские дороги были практически разрушены). Лес, дорога и моря возбуждали чувства средневековых людей, они воздействовали на них не столько своими реальными аспектами и подлинными опасностями, сколько символами, которые они выражали. Лес - это сумерки или, как в «детской песне» миннезингера Александра Странника, век с его иллюзиями; море - земной мир и его искушения; дорога - поиски и паломничество. Этому смешению пространства или пространственной непрерывности, которая переплетала и соединяла небо и землю, соответствовала аналогичная непрерывность времени. Время - лишь момент вечности. Оно принадлежит одному Богу и может быть только пережито. Овладеть временем, измерить его, извлечь из него пользу или выгоду считалось грехом. Урвать у него хоть одну частицу - воровством. Это божественное время непрерывно и линейно.

Оно отличается от времени философов и ученых греко-римской античности, которые, если и не исповедовали единый взгляд на время, прельщались все же в той или иной мере представлением о постоянно возобновляемом циклическом времени, вечном круговороте. Такое время было и постоянно новым, исключающим всякое повторение, ибо нельзя войти дважды в одну и ту же воду, и постоянно схожим. Это представление оставило свой след в средневековой ментальности.· Наиболее очевидным и действенным его пережитком среди всех циклических мифов был миф о колесе Фортуны. Тот, кто сегодня возвышен, завтра будет унижен, а того, кто ныне пребывает внизу, поворот Фортуны скоро вознесет на самый верх. Образ колеса Фортуны, идущий, несомненно, от Боэция, пользовался в средние века удивительным успехом. В это внесли свою лепту тексты и иллюстрации энциклопедий 12 - 13 вв. Миф о колесе Фортуны занимал важное место в духовном мире средневекового Запада.

Однако ему не удалось помешать средневековой мысли отказаться от идеи круговорота и придать времени линейное, не круговое направление. История имеет свое начало и конец - таков главный тезис. Эти главные точки, начало и конец, являются одновременно позитивными и нормативными, историческими и теологическими. Вот почему хроники начинались с сотворения мира, с Адама, и, если они останавливались на том времени, когда писали хронисты, под их истинным окончанием всегда подразумевался Страшный суд. Время для клириков Средневековья и тех, кто находился под их воздействием, было историей, которая имела определенное направление. Однако она шла по нисходящей линии, являла собой картину упадка. В непрерывность христианской истории вмешивались различные факторы периодизации. Одной из наиболее действенных схем было разделение времени по дням недели. Макрокосм, вселенная, проходит, как и микрокосм, человек, через 6 возрастов как 6 дней недели: от сотворения Адама до потопа, от потопа до Авраама, от Авраама до Давида, от Давида до вавилонского пленения, от вавилонского пленения до Рождества Христова, от Христа до конца света. Таковы же и шесть возрастов человека: детство, юность, молодость, зрелость, старость и дряхлость (7; 14; 21; 50; 70; 100 лет или смерть). Шестой возраст, которого достиг мир, есть, стало быть, возраст дряхлости. Средневековое мышление и чувствование были проникнуты глубочайшим пессимизмом. Мир стоит на грани гибели, на пороге смерти. Тот же погребальный звон слышен и в поэзии вагантов. Однако в этом необратимом процессе упадка, единственном направлении истории, были если не купюры, то, по крайней мере, привилегированные моменты. Линейное время было разрезано надвое в главном пункте: воплощении Господа. В 6 веке Дени Малый заложил основы христианской хронологии, которая вела счет времени с отрицательным и положительным знаком от Рождества Христова: до и после Иисуса Христа. Судьба людей представлялась совершенно разной в зависимости от того, по какую сторону от этого центрального события они жили. Кроме как многочисленным ветхозаветным праведникам, спасение было уготовано также нескольким популярным персонажам античности, которых священное предание исторгло окольным путем из ада. Но, как правило, персонажи античной истории были осуждены на забвение.

Они разделили судьбу тех идолов, которых средневековое христианство вычеркнуло из своей памяти как « отклонение от истории». «Вандализм» средневекового христианства - независимо от того, был ли он направлен против античного язычества или средневековых ересей, книги и памятники которых беспощадно уничтожались, - представлял собой лишь одну из форм того исторического тоталитаризма, который побуждал вырывать с корнем все сорняки на поле истории. Священная история начиналась с первичного события: акта творения. Самая популярная библейская книга «Бытие», вернее её начало, которое трактовалось как шестидневная история, «Hexameron». Под естественной историей понималось сотворение неба и земли, животных и растений; под человеческой -прежде всего история главных действующих лиц, ставших основой и символами средневекового гуманизма, Адама и Евы. История определялась драматическим происшествием, из которого проистекало все остальное: искушением и первородным грехом. Затем история как бы разделялась на 2 большие створки: сакральную и мирскую, причем в каждой господствовала одна главная тема. В сакральной истории такой доминантой было предвозвестие. Ветхий завет возвещал Новый в доходившем до абсурда параллелизме. Каждый персонаж и эпизод имели свои соответствия. Эта тема пробилась в готическую иконографию и расцвела на порталах кафедральных соборов, в фигурах ветхозаветных пророков и евангельских апостолов. В ней воплотилось основное свойство средневекового восприятия времени: через аналогию, как эхо. В мирской истории господствовала тема перехода власти. Проникнутая страстным национальным чувством концепция перехода власти внушала, прежде всего, средневековым историкам и теологам веру в подъем Запада. Эта упрощенная и упрощающая концепция имела, однако, ту заслугу, что она связывала историю и географию и подчеркивала единство цивилизации.

Средневековые христианские мыслители пытались остановить историю, завершить её. Феодальное общество с его 2 господствующими классами, рыцарством и духовенством, рассматривалось как конец истории. Схоласты старались обосновать и укрепить представление об остановке истории, исходя из того, что историчность обманчива и опасна, а подлинную ценность имеет одна лишь вневременная вечность. 12 век был заполнен борьбой между сторонниками учения о постепенно открываемой истине (« Истина - дочь времени»,- сказал якобы Б. Шартрский) и приверженцами теории неизменной истины. Марк Блок нашел поразительную формулу, которая резюмировала отношение средневековых людей ко времени: полное безразличие. Это безразличие выражалось у скупых на даты хронистов в неопределенных выражениях типа «в это время», «тем временем», «вскоре после этого». Смешение времен было в первую очередь свойственно массовому сознанию, которое путало прошлое, настоящее и будущее. Это смешение проявлялось особенно отчетливо в стойкости чувства коллективной ответственности. Все ныне живущие люди отвечают за проступок Адама и Евы, все современные евреи ответственны за страсти Христовы, а все мусульмане - за магометову ересь. Крестоносцы конца 11 века считали, что они отправляются за море, что бы покарать не потомков палачей Христа, а самих палачей. Равным образом и долго сохранявшийся анахронизм костюмов в изобразительном искусстве и театре свидетельствует не только о смешении эпох, но о чувстве и вере средневековых людей в то, что все существенное для человечества является современным. Каждый год на протяжении тысячелетий литургия заставляла христиан заново переживать сжатую в ней с необычайной силой священную историю. Здесь мы имеем дело с магической ментальностью, которая превращает прошлое в настоящее, потому что канвой истории служит вечность. Средневековый человек ни знал унифицированного времени, ни единообразной хронологии. Множественность времен - такова реальность для средневекового разума. Нигде потребность в хронологии не была столь сильной, как в священной истории. Всемирные хроники начинались с дат священной истории. Конечно, средневековая хронология, способы измерения времени, приемы определения даты и часа, сам хронологический инструментарий - все это носило рудиментарный характер.

Здесь полностью сохранялась преемственность с греко-латинским миром. Устройства, служившие для измерения времени, оставались либо связанными с капризами природы - таковы солнечные часы, либо определяли лишь отдельные временные отрезки - как песочные или водяные часы. Использовались и заменители часов, которые не измеряли время в цифрах, но определяли конкретные временные вехи: ночь разделялась на «3 свечи», короткие промежутки определяли временем, потребным для чтения молитв «Miserere” или „Отче наш“. В разных странах год начинался по-разному, согласно религиозной традиции, которая отталкивалась от различных моментов искупления человечества и обновления времени: с Рождества, Страстей Господних, Воскресения Христова и даже с Благовещенья. Самый распространённый хронологический „стиль“ на средневековом Западе начинал год с Пасхи. Очень мало был распространён стиль, которому принадлежало будущее: с 1 января, Обрезания Господа. С различных моментов начинались и сутки: с заката, полуночи или полудня. Сутки делились на часы неодинаковой протяженности; это были христианизированные старые римские часы. Час примерно равен нашим 3: утреня(» полночь), хвалины (3 часа пополуночи), час первый (6 часов утра), час третий (9 часов), час шестой (полдень), час девятый (15 часов), вечерня (18 часов), навечерие (21 час). Как и письменность, мера времени оставалась в течении большей части Средневековья достоянием могущественных верхов. Народная масса не владела собственным временем и была не способна даже определить его. Она подчинялась времени, которое предписывали колокола, трубы и рыцарские рога. И всё таки средневековое время было прежде всего аграрным. Время сельскохозяйственных работ, оно не было насыщенно событиями и не нуждалось в датах - или, вернее, его даты подчинялись природному ритму. Сельское время было природным временем с его делением на день, ночь и времена года.

Проникнутое контрастами, оно подпитывало средневековую тенденцию к манихейству: оппозицию мрака и света, холода и тепла, деятельности и праздности, жизни и смерти. Всё „светлое“ - ключевое слово средневековой литературы и эстетики - было прекрасным и добрым: солнце, сверкающее на латах и мечах воинов, голубые глаза и белокурые волосы молодых рыцарей. „Прекрасен, как день“- это выражение никогда не ощущалось глубже, нежели в средние века. вместе с крестьянским временем выступали и другие формы социального времени: время синьориальное и время церковное. Синьориальное время было прежде всего военным. Оно составляло особый период года, когда возобновлялись военные действия и когда вассалы обязаны были нести службу синьорам. Это было время военного сбора. Синьориальное время было также и временем взноса крестьянских податей. Это праздники, к которым приурочивались натуральные оброки и денежные платежи. Синьориальное время было привязанно к природному благодаря военным действиям. Они начинались только летом и на его исходе заканчивались. Ещё более увеличивало эту зависимость от природного времени постепенное превращение средневековой феодальной армии в кавалерию. Но средневековое время было прежде всего религиозным и церковным . религиозным потому, что год в первую очередь представал как год литургический. В средние века более всего почиталось время, посвященное молитвам и размышлениям о боге. И особенно важной чертой средневековой ментальности было то, что этот литургический год воспринимался как последовательность событий из драмы воплощения, из истории Христа, разворачивавшейся от Рождественского поста до Троицы,. И ещё он был наполнен событиями и праздниками из другого исторического цикла - жизни святых. Что еще более усиливало значение этих праздников в глазах средневековых людей, окончательно придавая им роль временных вех, так это то, что они, помимо сопровождавших их внушительных религиозных церемоний, давали и точки отсчета экономической жизни, определяя даты крестьянских платежей или выходные дни для ремесленников и наёмных рабочих. Время аграрное, время синьориальное, время церковное - все они тесно зависили от природного времени.

Архитектура, мебель. В 10 - 12 веках соборы сохраняли некоторые черты римских церквей. Это были здания с массивными сводами и колоннами. Этот архитектурный стиль так и был впоследствии назван - романский. Становление романского искусства в различных странах и областях Европы происходило неравномерно. Если на северо-востоке Франции период романики завершился в конце 12 в., то в Германии и Италии характерные черты этого стиля наблюдались даже в 13 столетии. Формировался первый общеевропейский стиль: рождалась романская архитектура. Именно в романской архитектуре впервые в Средневековье появились огромные здания, целиком выстроенные из камня. Размеры церквей увеличивались, что повлекло за собой создание новых конструкций сводов и опор. Цилиндрические (имеющие форму полуцилиндра) и крестовые (два полуцилиндра, скрещивающиеся под прямым углом) своды, массивные толстые стены, крупные опоры, обилие гладких поверхностей, скульптурный орнамент - характерные черты романской церкви. Скульптурные изображения Бога или человека представляли собой угловатые, нередко изломанные фигуры. Скульпторы стремились создать изображения, в которых было воплощено религиозное настроение, устремление человека к Богу. Это были не фигуры людей, какими их видели в обыденной жизни, а символы святости. Романское искусство выражало настроение монахов, которые удалились от мира и наедине беседовали с богом. Внешний мир их не занимал, и в храме романского стиля ничто о нём не напоминало. В романский период изменилась светская архитектура. Замки стали каменными и превратились в неприступные крепости. В центре замка находилась каменная башня - донжон.

На первом этаже располагались кладовые, на втором - комнаты хозяина замка, над ними - помещения для слуг и охраны, в подвале - тюрьма. На вершине башни выставлялся дозор. Росписи романского периода практически не сохранились. Они были плоскостными, имели назидательный характер. Основой романского синтеза явилась культовая архитектура, объединившая художественные и функционально-конструктивные принципы в одно целое. Облик вытянутого в плане, базиликального типа храма сложился как итог сопоставления простых, геометрически четких и легко обозримых объемов. Светское жилище феодала не стало художественным выражением эпохи, но сам образ крепости наложил отпечаток на формы романского стиля -- тяжелые, статичные, массивные. Высокоразвитое мастерство античного мира ушло в прошлое и в средние века пришлось заново возрождать ремесло, изобретать технологии и инструменты. Простая, часто грубая по форме мебель раннего средневековья изготавливалась на севере из ели, а на юге из дуба; инструментами служили топор, пила и возможно что-то наподобие рубанка. Изделия сбивались из брусков и досок, соединенных накладками из кованого железа. Чтобы скрыть дефекты соединений, по грунтовке из гипса и мела мебель покрывалась слоем краски и расписывалась. Основные мотивы росписей -- фигуры людей и животных, мистические чудовища. Постепенно средневековье выработало своеобразные декоративно-орнаментальные принципы композиции и цветового решения, которые были едины во всех видах искусств. В украшении мебели проявляется все богатство романских форм: ряды глухих полуциркульных аркад, лизени *, аркообразные фризы ', розетки '. Металлические накладки и ряды гвоздей из кованого железа также становятся средством украшения, образуя на крышках сундуков красивую декоративную вязь. И все же, европейским народам понадобились долгие столетия, чтобы создать мебельное искусство подобное античному.

В романский период в Западной Европе впервые появилась монументальная скульптура. Иначе выглядит собор конца 12-13 вв. (и в 14-15 вв.) Сложился новый архитектурный стиль, поскольку такие соборы строили главным образом во Франции, а также в Германии, Англии, других странах севернее Альп, то итальянцы более позднего времени стали называть этот стиль готическим (по имени германского племени готов). Готика - стиль церковной архитектуры, который утвердился в свободных городах. В различных европейских странах готика имела свои характерные особенности и хронологические рамки, но её расцвет приходится на 13-14 вв. В истории искусства принято выделять раннюю, зрелую (высокую ) и позднюю («пламенеющую») готику. В соборах и церквах стали преобладать вертикальные линии, все сооружение как бы устремлено к небесам - и легкие, ажурные колонны, и стрельчатые своды, и высокие остроконечные башни. Громада собора кажется легкой. Это связанно с тем, что в готической архитектуре стали использовать новую конструкцию сводов. Свод опирается на арки, а те в свою очередь - на столбы. Боковое давление свода передается аркбутанам (наружным полуаркам) и контрфорсам (наружным опорам, своего рода «костылям» здания). Такая конструкция дала возможность уменьшить толщину стен, увеличить внутреннее пространство здания. Стены перестали служить опорой свода, что позволило проделать в них множество окон, арок, галерей в готическом соборе исчезла ровная поверхность стены, поэтому стенная роспись уступила место витражу - изображению, составленному из скрепленных между собой цветных стекол, которое помещали в проём окна, они образовывали многокрасочные изображения сцен из Священного Писания, различных ремесел либо символов времен года. В готический период изменился образ Христа - на первый план выдвинулась тема мученичества: художники изображали Бога скорбящего и страдающего.

Готическое искусство постоянно обращалось к образу Богоматери. Культ Богоматери сложился практически одновременно с поклонением прекрасной даме, характерным для средневековья. Нередко оба культа переплетались. Главная башня нередко окружена башенками меньшего размера, создается впечатление, будто камень невесом и собор парит в небе. Стены собора не представляют собой ровной поверхности, - они изрезаны высокими узкими окнами и изломаны выступами и нишами -углублениями, в которых установлены статуи. В определенных частях собора огромные окна с витражами имеют форму круга, - это «роза», одно из главных его украшений. Готический собор кажется целой Вселенной. Он так и был задуман своими создателями - как образ гармоничного Божьего мира. Человек кажется маленьким по сравнению с огромными пропорциями храма, но храм не подавляет его. Достигается это тем, что искусство архитектора, скульпторов и каменщиков как бы лишило его тяжести и материальности. На 14-15 вв. приходится завершающий этап готического искусства в средневековье. Этот период получил название поздней, или «пламенеющей», готики: линии самых разных изображений приобрели форму языков пламени, широко использовались криволинейные формы, сложный рисунок, ажурный орнамент. В это время почти не строили крупных соборов - заканчивали уже начатые здания.

Рост и расцвет городов привели к развитию торговли и ремесел. Возникающие в средневековых городах цеховые общины объединяют квалифицированных мастеров, формируются отдельные отрасли ремесел, например, из цеха плотников выходят новые специалисты -- столешники, сундучники, шкапники. В уставы ремесленных цехов были внесены строгие предписания по качеству продукции, поощрялось соревнование. Благодаря изобретению лесопильной мельницы (начало XIV века), дающей возможность получать доски, заново возрождается утраченная техника рамочно-филеночной вязки. В начале XII века в феодальном обществе формируются новые моральные принципы и более тонкие нравы. Возросшие жизненные запросы дворянства возрождают потребность в роскошной бытовой обстановке. Дома средневековой знати становятся значительно уютнее, появляются оконные стекла, стены облицовываются деревом или украшаются настенной живописью. Центром интерьера становятся богато оформленные кафельные печи или камины.

Развитие общественной жизни способствует появлению новых привычек, а вместе с ними и новых предметов мебели. К концу средневековья (в XIV веке) появляются прототипы почти всех основных предметов современной обстановки. Активная работа в области художественного решения интерьера приводит к возникновению стилистических различий в мебели отдельных стран. От используемой породы дерева зависел и способ украшения изделий. Из хвойного дерева, с применением приемов плоской резьбы, создавались на юге (Южная Германия, Швейцария, Австрия) лиственные завитки на синем или красном фоне. Жесткая древесина (дуб, орех) использовалась на северо-западе (Скандинавия, Англия, Испания, Северная Италия) под фальтверк * и филенки с Х-образным переплетением. Во Франции и Северо-западной Германии мебель украшалась гравированными завитками, кустиками и гирляндами из цветов и плодов.

Крестьянин, мастер,художник,творец. Простой человек обрисовывается в средневековых источниках - особенно по ранним периодам - крайне схематично. Он выступает там, прежде всего как объект политического господства феодалов либо как объект сеньориального или фискального обложения, в лучшем случае как адресат религиозной проповеди, нуждавшийся в моральном наставлении и «усовершенствовании». Неудивительны лаконичность и стереотипность памятников во всех тех случаях, когда в них идет речь о восприятии крестьянина власть имущими. В этих клише запечатлелось, прежде всего, социальное противостояние низов и верхов общества и «естественная» приниженность и несовершенство первых, оправдывающее господство вторых. Соответственно и в произведениях, воспроизводящих рыцарский мир, крестьянин обрисовывается клишированными формулами как существо низшего сорта, как моральный и физический урод или даже нелюдь, получеловек-полуживотное, полуязычник-полудъявол.*

Крестьянство было основным производящим классом средневекового общества, но оно не было единым и распадалось на разные группы, отличающиеся друг от друга по своему правовому статусу и по экономическому положению, по величине земельных держаний, по степени юридической обеспеченности владельческих прав, по размерам и характеру повинностей, по степени личной несвободы. В экономическом отношении крестьянство разделялось на 2 группы: имеющие дом надельные крестьяне и живущие в господском доме дворовые слуги - челядь. Последняя была занята в сеньориальном хозяйстве, обслуживала феодала. Объём повинностей челяди не регламентировался. Они получали содержание из барских запасов, питались за общим столом и ютились в каморках господского замка. Надельные крестьяне, напротив были тесно связанны с землей, на которой стоял их дом и располагался участок. Уровень жизни крестьянина зависел в большей степени не от его личного статуса, а от статуса земли, которой он владел. Крестьянин, который постоянно жил в деревне и лишь изредка оказывался за её пределами, воспринимал землю как что-то своё, как кровно с ним связанное. Их привязывало к земле и феодальное право, призванное обеспечить поместье трудовыми руками. Но в своей хозяйственной деятельности они были относительно самостоятельны, так как работали на своем наделе, отдавая синьору лишь часть своего времени и труда либо в форме барщины, либо в форме натурального или денежного оброка - чинша. Дугой принцип разделения крестьянства - правовой. Степень правоспособности крестьянства варьировала очень сильно - от личной зависимости до обязанности делать чисто символические взносы и подчиняться сеньориальному суду. Непосредственное присвоение синьором крестьянского труда осуществлялось путем отработок на господской земле и на господском дворе со своим рабочим скотом и со своими орудиями, причем размеры этих отработок соответствовали площади наделов. Размеры крестьянской ренты определялись обычаем: количество дней, время и характер барщинных работ, тип и объем поставляемых продуктов. Денежные платежи на первых порах встречались как исключение и были незначительными. Зависимость крестьян проявлялась и в баналитетах - принудительной обязанности крестьянина использовать господский инвентарь, расплачиваясь частью продукта. Господин был не только получателем крестьянской ренты, но и судьей над своими людьми. Преобладающей формой поселения западноевропейских крестьян в 12-13 вв. была деревня с 200-400 жителями. Территория деревни распадалась на 3 части: внутреннюю - место поселения, пахотную землю и альменду - не поделенную землю, находившуюся в совместном пользовании (лес, воды, луга, пустоши). В рамках хозяйственной жизни двора крестьянин действовал по своему усмотрению и его трудовая деятельность здесь никем не регламентировалась.

Реальный мир средневекового крестьянина был пронизан двойственностью, находившей отражение в противопоставлении «своей» возделанной земли и бескрайних массивов «чужого» леса, пустошей, болот, которые ограничивали его пространственный и умственный кругозор. Хозяйственный прогресс Средневековья долгое время сводился к выкорчевыванию деревьев и распашке пустошей, к освоению леса. Обнесенная изгородью территория средневекового деревенского поселения располагала особым правом (миром) - преступления, совершенные на территории деревни, карались с особой жестокостью. В отличие от города средневековой деревне не удалось превратиться в замкнутую сферу действия особого права. Имущественная дифференциация очень рано возникла в средневековой деревне. Верхушку деревенского общества составляла малочисленная группа зажиточных крестьян. Крестьянство, само существование которого зависело от непосредственного взаимодействия с природой, воспринимало себя как её неотъемлемую часть. Вся его трудовая деятельность подчинялась привычной смене времен года и повторяющимся циклам сельскохозяйственных работ. Именно потому, что крестьянин и его труд служили источником существования и богатства своего господина, синьоры в борьбе друг с другом стремились подорвать, а то и вовсе уничтожить этот источник. Господин был заинтересован в жизнеспособности своих крестьян. Поэтому, если богатеющий крестьянин нередко встречал со стороны господина недоверчиво враждебное отношение, то разорившийся бедняк мог получить поддержку и помощь зерном, скотом или недостающим инвентарем, особенно в голодный неурожайный год.

Многочисленные войны и междоусобицы 14 века, кризис барщинно-домениального хозяйства, основательно разрушили образ защитника и поколебали престиж синьора в глазах крестьянства. Это способствовало психологическому и моральному отчуждению крестьян от своих господ. Крестьянство разных стран и регионов несло на себе отпечаток конкретных географических, климатических, демографических условий среды обитания, которые формировали его характер в историческом процессе борьбы производителей с природой за выживание и материальное обеспечение своих семей и своих господ. Крестьянин должен был поддерживать многопрофильность своего хозяйства, выращивать различные культуры, заниматься домашними промыслами. В благосостоянии семьи вносили свой вклад все ее члены: женщины пряли и ткали, дети пасли скот. С монотонностью тяжкого физического труда контрастировали яркие и буйные народные празднества, сопровождавшиеся пирами и попойками, танцами и играми, многие из которых восходили к языческим, дохристианским временам. Они встречали осуждение церкви и светских властей. Именно в крестьянском быту прочнее всего сохранялись архаичные верования и обычаи, да и сами христианские представления и мифы перекраивались на языческий лад, получая новое содержание за счет фольклора, народных верований и социально-этических представлений. Так возникла народная трактовка христианства, или «народная религия». Если имена средневековых интеллектуалов известны хорошо, то творцы великого средневекового искусства остались по большей части безымянны.

Причина заключается в том, что, как и в Античности, в Средневековье, особенно раннее, труд художника рассматривался как близкий ручному, имевшему низкую общественную оценку по сравнению с трудом «словом и разумом». На живопись смотрели как на замену чтения для неграмотных, во многих средневековых текстах художник выступает как просто ремесленник, статус архитектора был выше, чем статус живописца. В средние века с обликом художника были традиционно связаны представления об острословии, озорных и непристойных выходках, уме пополам с придурью - нечто шутовское и карнавальное, излюбленные сюжеты для новелл. До 14 века не было специального термина для художника, как и для интеллектуала. Представление о художнике связывалось скорее с понятиями «техника», «ремесло», «умение». После нескольких веков полной анонимности подписи художников на их творениях появляются, скорее как исключения, в Италии 13 века. высокое общественное положение занимали золотых дел мастера. Первой биографией художника было Житие святого Элуа. Клирик Аделем, тоже церковный художник, ему принадлежит статуя клермонского собора Девы Марии.

Рыцарь, буржуа. 11-12 вв. (до 80-х годов 12 в.) - этап формирования и расцвета французского рыцарства, складывается монополия господствующего класса не военное дело. Конец 12- первая половина 13 в. - начальный этап сословного замыкания французского рыцарства. Рыцарские социальные представления не могли не наложить свой отпечаток на модель мира у хронистов. Вот почему небезынтересны высказывания хронистов, которые констатировали известную общность рыцарской мелкоты (milites plebei), не имевшей коней, и пеших воинов из крестьян (pedites pauperes). Общность, обусловливавшую совпадение их забот и устремлений. Порой хронисты говорят даже о неком единении господ и их зависимых крестьян (причем крестьяне именуются при этом не вилланами, но сервами). Видимо, с точки зрения рыцарства, грань между ними и простолюдинами - при всей её определённости и четкости - не нуждалась пока что в гиперболизации. Вероятно, эта грань была в 11-12 вв. настолько бесспорна и общепризнанна, что рыцарство могло обойтись без её формального закрепления.

Рыцарство и в самом деле не стало ещё наследственно замкнутым: отдельным неблагородным по происхождению людям ешё дозволялось включаться в его ряды. Стоявшее как бы на “полдороге” между элитой и простолюдинами рыцарство, будучи уверенным в своем социальном верховенстве над крестьянской массой, могло себе позволить относительную умеренность в оценках ее приниженности и неравноправия. В памятниках 12-13 веков настойчиво акцентируется приоритет рыцарства перед всеми прочими социальными разрядами. Его прерогативы как высшего сословия предлагается теперь признавать всем, включая и церковь. Признавая духовное руководство церкви, рыцарство развивало и свою собственную культуру. Грани социальных разрядов видятся теперь все более жесткими, все менее проницаемыми.

Известная трехфункциональная модель общества становиться общепризнанным идеалом. Идеологи рыцарства используют её для обоснования самоценности этой прослойки: сколь ни славен монашеский постриг, рыцарь не должен видеть в нем единственный путь к душевному спасению; рыцарский статус возвеличивает человека и сам по себе. Господствующий класс светских феодалов выработал к 13 веку сложный ритуал обычаев, манер, светских, придворных и военно-рыцарских развлечений. В 12 веке появились, быстро получив широкое распространение, рыцарские романы. Большое место в рыцарской литературе занимала любовная лирика. Миннезингеры и труверы в Северной Франции, воспевавшие любовь рыцарей к их дамам, были непременной принадлежностью королевских дворов и замков крупнейших феодалов. Идеальный рыцарь, фигурирующий в назидательных текстах, чужд неприязни по отношению к виллану, хотя тот и грязен, и лохмат, и груб. Рыцарь славен “добрым” отношением к своим вилланам, он должен любить их, ведь они обеспечивают всех хлебом насущным; не забывает идеальный рыцарь и о том, что крестьянин принадлежит к тому же роду людскому, что и сам рыцарь.

Основным оборонительным вооружением рыцаря была кольчуга, сплетенная из стальных колец, она имела разрез спереди и сзади и свисала до колен. На щите, а иногда и на сюрко (безрукавка из дорогой материи), надевавшемся поверх кольчуги, был изображен герб рыцаря. Из военного обихода гербы очень скоро проникают в повседневную жизнь, ими украшают мебель. Военная служба в рядах тяжеловооруженной кавалерии предполагала природные качества, длительную подготовку и постоянные тренировки. Образ жизни у рыцаря был иным, нежели у школяра: охота и турниры составляли существенный компонент его времяпрепровождения. Турниры устраивали короли и бароны, и на эти состязания собирались рыцари с разных концов Европы, причем среди них могли быть и представители высшей аристократии. Участие в турнире преследовало разные цели: быть замеченным, добиться успеха, престижа, но также и денежного вознаграждения. Величина выкупа постепенно возрастала, а турниры становились источником прибыли. Это не был еще тот дух наживы, которым были заражены купцы: этика требовала от рыцаря презирать наживу и деньги, хотя со временем мечи и копья для турниров стали притуплять, жертв бывало много и подчас раненых увозили в повозках. Церковь осуждала турниры, видя в них суетное развлечение, отвлекавшее от борьбы за освобождение гроба Господня и нарушавшее мир. Война была профессией рыцарей. Война воспринималась не только как развлечение, но как источник доходов. В Европе к концу 11 века выделяется широкий слой бродячих рыцарей, готовых оставить свой дом и скудные земли, чтобы отправиться на край ойкумены - в Испанию или Малую Азию - в поисках славы и добычи. Профессиональные воины из поколения в поколение, феодалы выработали особую форму социальной психологии, особое отношение к окружающему миру. Для христианского сострадания там не было места: рыцарство было не просто безжалостным, но и вводили расправу в ранг достоинств. Презрение к смерти сочеталось с презрением к чужой жизни, с неуважением к чужой смерти. Стремясь преодолеть разрыв между “молящимися” и “воюющими”, церковь вводит освящение рыцарского оружия, новые правила ведения войны. С точки зрения современников, сражение - своего рода форма судебного поединка, “Божьего суда” между двумя спорящими сторонами. Класс феодалов - очень сложная социальная категория. Она охватывала самые разные общественные слои - от королей и князей, до неимущих нобилей, которые вели крестьянский образ жизни. Далеко не все феодалы владели замками. Низший слой господствующего класса составляли простые рыцари, рыцарская беднота, не имевшая своих крепостей. Высший слой знати распадался на шатлэнов (обладателей замков), баронов (крупных синьоров) и территориальных князей, включая короля. Но при всем своем различии все они (с сер. 11 в.) рассматривались как единая категория рыцарей, вступление в которую было сопряжено с особой символической церемонией - посвящением. Посвящение знаменовало переход к зрелости и самостоятельности, оно завершало длительный, семилетний, искус, когда юноша в качестве дамуазо, слуги и оруженосца, проходил обучение у опытного рыцаря. Постепенно церковь вводит посвящение в религиозные рамки. Позднее, в некоторых случаях, уже не рыцарь, а епископ совершал основной элемент посвящения - перепоясывание мечом. В ритуале посвящения огромную роль играла символика цвета и предметов. Как рыцарь, посвященный принадлежит классу феодалов и вместе с тем он включается внутри этого класса в гораздо более конкретные - личные и имущественные связи. Он становится вассалом. Центральным моментом вассальных отношений является обязанность верности и любви вассала по отношению к синьору. Феодальное право четко определяло обязанности вассала: consilium (совет) и auxilium (помощь). Оммаж и пожалование фьефы знаменовали включение рыцаря в вассально-ленную систему. Принадлежность к классу профессиональных воинов, внутренне сплоченному вассально-ленной системой, налагало на человека определенные идеальные обязанности и в очень большой степени определяло его образ жизни. Одна из основных доблестей рыцаря - щедрость. Публичное расточительство рассматривалось как внешнее выражение доблести и удачи. Напротив, корыстолюбие, скупость, расчетливость в глазах рыцарского общества 12-13 вв. оказывается одним из самых позорных пороков.

Но наряду с культом щедрости рыцари чрезвычайно заботливо относились к сохранению целостности своих владений - основного источника существования. Другое важнейшее понятие рыцарской морали -служение. Верность - характернейший предикат вассальных отношений - распространяется и на понятие связей человека и Бога, причем верность предполагается не только со стороны человека, но и со стороны Господа. Когда не было войны, жизнь рыцаря ограничивалась охотой, обедом и долгим сном. Утомительно-однообразный распорядок дня нарушался приездом гостей, турнирами или празднествами, когда в замок приходили жонглеры. Из рутины повседневности рыцаря вырывала война. Но и на войне и в мирных условиях феодал всегда выступал членом сплоченной социальной группы или даже нескольких групп - линьяжа. Корпоративность феодального быта отвечала корпоративной организации сословия феодалов. .В жесте «Мене», где рассказывается о детстве Карла Великого, мы видим героя в Толедо на службе у сарацинского короля, который возводит его в сан рыцаря, - эхо историко-легендарных испанских реалий, воплощенных в «Песне о Сиде». Но в то же время Карл и почти все герои шансон-де-жест представлены одержимыми одним желанием: биться с сарацином и победить его. Вся господствующая отныне мифология сводится к поединку христианского рыцаря и мусульманина. Борьба против неверных становится конечной целью рыцарского идеала. Неверный рассматривается отныне как язычник, который заведомо отказывается от истины и обращения в христианство. Война между христианами была злом, но становилась долгом, когда её вели против иноверцев. Удаление рыцаря от мира в пустынь было важной темой эпических песен, особенно пострижение в монахи перед смертью, и наиболее известным произведением на эту тему является «Монашество Гильома». Распространение огнестрельного оружия и наемного войска в 14-15 вв. способствовало упадку военных функций рыцарства, равно как социального и морального престижа этого типа средневекового человека. Но упадок рыцарства не означал прекращения рыцарского образа жизни. Напротив, он был перенят королевским двором и городской элитой - патрициатом. Идея рыцарства оставалась живой вплоть до Нового времени: - от Неистового Орландо до Дон Кихота и Герца Берлинхингера. Лишь Французская революция 18 в. положила конец этой традиции.

Образ человека. Около тысячного года западня литература начала описывать общество по новой схеме, сразу же получившей признание. Согласно этим воззрениям общество состоит из 3 тесно сотрудничающих между собой ordines, условно говоря «сословий». «Троякий люд» составлял общество: священники, воины, крестьяне. Три категории были различны, но дополняли друг друга: каждая нуждалась в прочих. Это гармоничное единство и было «телом» общества. Данная схема подчеркивает единство 3 сословий: одни молятся за все общество, другие защищают его, третьи кормят это общество. «Дом божий нерушим», - говорили теоретики этой схемы. Отдельных лиц не видно, видны только массовидные «сословия».[1] Средневековый индивид личностьпостольку, поскольку он наиболее полно соотнесен с всеобщим и выражает его. Поэтому все индивиды сопоставимы. Но именно сопоставимость делает их неравными (как несопоставимость уравнивания буржуазных индивидов). Средневековые люди всегда связаны корпоративными и т.п. узами - именно связанность делает их отношения конкретными и личностными. Они пребывают на разных ступенях бесконечной лестницы, различаясь мерой олицетворения принадлежащих истин и ценностей. Ведь взаимоотношения средневекового католика с богом носят, так сказать, характер натурального обмена: конкретные поступки влекут за собой конкретные воздаяния.

Средневековый католик усматривал в невинности ребенка, устами которого глаголет истина, некое чистое выражение «святой простоты», высоко ценимой во взрослом человеке. Во взрослом дорожили «детскостью» и придавали детству сакральное значение. Путь к богу и к спасению требует - при обязательном посредничестве церкви - индивидуальных усилий каждого; он пролегает через глубины каждой души, через помыслы, искушения, раскаяние и сострадание, могущее остаться неизвестными для окружающих, но ведомые исповедником и господу. Люди никак не равны, ибо каждому - своя доля греха или добродетели, падения или избранничества. Но спастись и возвыситься может каждый, путь не закрыт никому.[2] Средневековый мужчина - это сильный, ловкий, физически выносливый воин с подчеркнуто широкими плечами, сильными ногами, волевым решительным лицом. Впервые в эстетических взглядах европейского общества мужественность, как основная черта мужской красоты, начинает противопоставляться женственности, воплощающей идеал женской красоты. Большое значение имел ритуал куртуазной любви. Половая страсть не сводилась только к телесной. Соитие выступало как венец сближения, а не его единственное оправдание. Половое влечение наполнялось более сложным психологическим содержанием, его обязательным элементом становилось признание душевных достоинств партнеров. Каждый из них побуждался к самосовершенствованию ради другого. Но это все касалось лишь отношений к знатной Даме. Зрелое городское средневековье создало многочисленных интеллектуалов, преподавателей «свободных искусств» и прочих, но не интеллигенцию, ибо никому не приходило в голову, что скажем, между нотариусом, философом, иконописцем и астрологом есть что-то общее. Существовали важные виды духовной деятельности, неотчетливо или вовсе не профессионализированные: в глазах современников и в собственных глазах Бертран де Борн и Виллардуэн, Дешан и Виллани были рыцарями, а не поэтами и хронистами. Тысячи профессоров и студентов выступали как жестко разграниченные общественные группы. Однако это обособление было рождено не потребностью выделить специфически духовный труд, а лишь универсальным средневековым принципом, согласно которому дифференциации подлежали даже ангельские чины. «Интеллигентные» цеха стояли в одном ряду с торгово-ремесленными; представление об особой, не узкотехнической, а социально-культурной функции всех подобных профессий, об интеллигенте вообще как носителе концентрированной образованности и духовности отсутствовало. Вернее, оно было сакрализовано.

Целостная духовность составляла специальность клириков. Единственными подлинными искателями приключений в глазах средневековых христиан были те, кто пересекал границы христианского мира: миссионеры или купцы, которые высаживались в Африке и в Крыму, проникали в Азию. Средневековое общество определялось подлинным, религиозным расизмом. Принадлежность к христианству была критерием его ценностей и поведения. Черное и белое, без середины - такова была действительность для средневековых людей. Итак, человек Средневековья был вечным яблоком раздора между Богом и Сатаной. Существование Дьявола представлялось столь же реальным, как и бытие бога; он даже испытывал меньшую нужду в том, чтобы представать перед человеком в перевоплощенном виде или в видениях. Главным образом он принимал различный антропоморфный вид. Особо избранные жертвы подвергались неоднократным натискам Сатаны, который использовал все уловки, маскировки, искушения и пытки. Объект препирательства между Богом и дьяволом на земле, человек, после смерти становился ставкой в их последнем и решающем споре. Средневековое искусство насыщено изображениями финальной сцены земного существования, когда душа умершего раздиралась между Сатаной и архангелом Михаилом прежде, чем победитель уводил её в рай или ад. Эта сцена, которой заканчивалась жизнь средневекового человека, подчеркивает пассивность его существования. Она представляет собой самое сильное и впечатляющее выражение того, что он не принадлежал самому себе. В чем не сомневался средневековый человек, так это в том, что не только дьявол мог, подобно Богу (разумеется, с его дозволения) творить чудеса, но этой способностью обладали также и смертные, обращая её во благо или во зло.

Каждый человек имел своего ангела, и на земле обитало двойное население, люди и их небесные спутники, или, вернее, тройное, т.к. к ним прибавлялся подстерегавший их мир демонов. Земное общество было лишь сколком с общества небесного. Представление о небесной иерархии сковывало волю людей, мешало им касаться здания земного общества, не расшатывая одновременно общество небесное. Средневековые люди доводили до крайности аллегорическое толкование содержавшихся в Библии более или менее символических дат и сроков творения. Предвестники светопреставления - войны, голод, эпидемии - казались особенно явными людям Раннего Средневековья. Разрушительные варварские нашествия, страшная чума 6 в. и неурожаи непрерывной своей чередой держали людей в напряженном ожидании, в котором страх смешивался с надеждой, но наиболее сильным был все же страх, панический ужас, владевший массами людей. Люди средневековья вообще не считали нужным стесняться проявления чувств: жаркие объятия, как и «потоки слез», не случайно сплошь и рядом упоминаются в самых разных литературных сочинениях 11 - 13 вв. и гнев, и страх, и ненависть выражались неприкрыто и прямо. Хитрость и скрытность выступали скорее в качестве отклонения от нормы, чем правила. Своеобразным было и восприятие собственного тела. Граница, незримо отделяющая одно человеческое существо от другого, осмысливались тогда иначе, чем ныне. Знакомые нам брезгливость и стыдливость отсутствовали. Естественными казались еда из общей миски и питье из общей чаши. На одной постели вповалку спали мужчины и женщины, взрослые и дети. Супруги совокуплялись в присутствии детей и родственников. Детородный акт еще не обрел ореола таинственности. Половая активность мужчины была предметом столь же пристального внимания, что и его воинские доблести. Даже церковью импотенция признавалась одним из главных оснований для развода. В период раннего Средневековья (5-8 вв.) влияние церкви на мировоззрение было особенно сильным. Позже оно стало ослабевать, общество получило доступ к академическому образованию, светской литературе, возникло философское свободомыслие.

Официальная культура эволюционировала от идеи отрицания земных ценностей к их признанию. Мироощущение простого человека было связанно, прежде всего, с непосредственной деятельностью, с телесностью. Средневековый человек подходил к миру со своей собственной мерой, и такой мерой было его собственное тело. Он не относился к нему как к темнице души, поскольку мало отличал одно от другого. Его собственное сознание обладало для него такой же реальностью, как и его жизненный мир. Но и наоборот, в природе средневековый человек видел то, что было в его сознании. Он действительно видел русалок, леших и домовых, поскольку в них он верил с детства и вырастал в постоянном ожидании встреч с ними. Это было языческое сознание, и не церковь, а город освобождал средневекого человека от языческой близости с природой.

Святой, гуманист. Святой. Еще в 4-5 вв. появляются первые монастыри, в которых принимаются определенные уставы жизни монахов, но монашество раннего средневековья состояло, прежде всего, из людей, которые отказались от мира, уходили в монастыри и там, в этих замкнутых социальных и религиозных ячейках, заботились прежде всего о спасении собственной души. Первоначально в Европе доминировал бенедиктинский устав 6 века, а в 817 г. он объявлен обязательным для всех монастырей. В 13 веке положение меняется. Возникают нищенствующие ордена. Святой Франциск Ассизский и святой доминик основывают 2 новых ордена: францисканцев и доминиканцев. Монахи этих орденов, отказываясь от какой бы то ни было собственности, меняют вместе с тем образ своей жизни и характер своей деятельности. Они видят, что люди погрязли в грехе, что их нужно оттуда вытаскивать, а для этого мало сидеть по кельям и заботится о своей душе, для этого нужно идти в город и в деревню, жить в гуще людей, проповедовать среди них и тем самым просвещать. В этой связи огромное значение приобретает проповедь. Проповедник должен объяснить верующим основы христианского учения. С 13 века жанр проповеди переживает небывалый подъем. Самой известной из героических жертв Сатаны был св. Антоний, чьё искушение станет - уже за рамками средних веков - источником вдохновения для необузданной фантазии художников и писателей от Иеронима Босха до Флобера. Было двусмысленное, двойственное отношение к черной и белой магии, природа воздействия которой была, как правило, скрыта от непосвященных. Отсюда и антиподы - Симон волхв и Соломон Мудрый. С одной стороны - злокозненная порода колдунов, с другой - благословенное воинство святых. Несчастье состояло в том, что ведуны принимали облик святых; они принадлежали к большой семье обманщиков-лжепророков. Но каким образом их разоблачить? Одной из главных задач истинных святых и было распознание и изгнание тех, кто творил ложные или, вернее, дурные чудеса, то есть демонов и их земных приспешников, колдунов. Мастером этого дела слыл св. Мартин. «Он блистал умением распознавать демонов, - сказано в «Золотой легенде», - и разоблачал их, какой бы облик они не принимали. Средневековье изобиловало одержимыми, несчастными жертвами колдовских чар или вошедшего в их тело дьявола. Одни лишь святые могли их спасти и заставить нечистого выпустить свою жертву из когтей. Изгнание беса было основной функцией святого. Поскольку всякий святой стремиться при жизни уподобиться Христу, то образ его представлялся стереотипным. В многочисленных житиях трудно разглядеть черты их реального земного бытия, каждое событие и каждый факт их биографии представляются авторами житий как «фрагменты вечности». У истоков средневекового культа святых стоит позднеантичный культ мучеников, которых именно смерть приобщала к святости, если они погибали за веру. 99% все святых этой эпохи мужчины, все они взрослые, их моральное и религиозное совершенство тесно связано с их аристократическим положением. Но постепенно основой святости становиться личный опыт жизни и внутренние моральные требования. Эта эволюция в восприятии святости, была усилена развитием процедуры канонизации. Отныне на Западе - две категории святых: утвержденные папой и поэтому ставшие объектом литургического культа, с одной стороны, и те, кому приходиться довольствоваться лишь местным почитанием, в пределах одного города или области, - с другой. Святые из числа королей, исцеляющие прикосновением рук золотуху, явление характерное для 11 века.