Графико макетное восстановление историко-архитектурных объектов Самарканда VIII-XII века по археологическим и письменным источникам

О системе жаропроводящих канавок дают представление остатки обогревающего устройства, раскрытого в здании цитадели Хульбука. Здесь горячий воздух проходил по кубурам и канавкам, выложенным из жженого кирпича. Теплый воздух, пройдя помещение, выводился наружу по вертикально поставленным кубурам.

Место, откуда подавался горячий воздух и где грелась вода для описываемой группы помещений бани, определяется предположительно к югу от центрального помещения № 25. Здесь помещение №20 зафиксированы следы сильногр огня на полу и стенах. Сказать что-либо конкретное об устройстве топки (если это была топка) нельзя, так как позднее здесь, были произведены значительные переделки.

Пол большой комнаты (4,5 х 12 мІ) в юго-западном углу здания № 32 выложен жжеными плитками и обмазан водостойкой штукатуркой. Судя по особой прочности облицовки помещения, это был большой резервуар для воды. Вода из него подавалась, вероятнее всего, в комнаты, примыкающие с севера помещение №30, №31, для чего толщина стенки резервуара в двух местах значительно уменьшена.

Сначала большой резервуар для воды был обмазан двумя слоями водостойкой штукатурки, затем при ремонте дно его сделали более прочным. На глиняном растворе были уложены жженые плитки размером 32-35 х 23 х 3,5 см, облицованные двуслойной водостойкой штукатуркой. Под днищем резервуара прослеживается пустое пространство, частично заполненное рухнувшим сырцовым кирпичом с остатками водостойкой штукатурки. Очевидно, на первом этапе функционирования резервуара под ним было жаропроводящее устройство, которое не слишком тщательно засыпали после ремонта. На первом этапе резервуар служил для горячей воды, на втором, вероятно, для холодной, если только не были сооружены вместо подпольного обогрева другие обогревающие устройства, не дошедшие до нас [23].

К центральному помещению для мытья примыкала комната с суфой № 22, служившая для массажа и отдыха до ремонта вход располагался со стороны помещения №25. С достаточной уверенностью как раздевальня определяется назначение комнаты у входа в юго-западный блок бани комната № 18). Две комнаты № 45 и № 42) могли использоваться в качестве помещений для служителей банщиков и массажистов.

Восточный по отношению к главному входу блок на первом этапе существования бань играл особую роль. Здесь не было ванн. Через айван широкие двери вели в проходную комнату, из которой можно было попасть в два смежных помещения № 2 и по пологому пандусу в третье № 4, занятое суфой. В эту группу комнат можно попасть и со стороны двора. Обособленность этих помещений позволяет думать, что они служили для отдыха.

На втором этапе после ремонта бань функции комнат изменились. Главный вход вместе с передней комнатой № 3 был перекрыт, а в одном из помещений № 1 устроена ванна.

Через южный вход можно было непосредственно попасть в обширный двор (24,5 х 22,5 мІ), покрытый фигурной вымосткой из продолговатого кирпича с широкими (4,5 м) суфами по восточной и северной сторонам. Сюда же вели дополнительные дверные проемы из двух описанных групп помещений.

Обособленные комнаты с ванной располагались в северо и юго-западном углах двора № 62. Севернее находился вход в группу помещений, пол одного из которых фигурно вымощен квадратным кирпичом (21-22 x 21-22 х 4 см). В южном отсеке зала с фигурным полом помещалась ванна и ташнау, а северная часть его разрушена гончарной печью X в. Отсюда коридор вел в комнату, разгороженную барьерами облицованную белым водостойким раствором поверх продолговатого жженого кирпича. Быть может, три отсека, образованные барьерами, служили резервуарами для воды.

Резервуары без стока известны в средневековых банях Нисы и Крыма. В бане XII в. на цитадели Нисы рядом с таким резервуаром были врыты два хума, один из которых изнутри обмазан цементирующим раствором. Г.А.Пугаченкова предположила особое назначение помещения, где содержались щелок и ароматические настои. Такого типа резервуары в афрасиабской бане отмечены в двух помещениях: три смежных, расположенных в отдельной комнате №24, другой - рядом с ванной комната №34. То же назначение имели, видимо, и резервуары со стоком в ванну в комнатах № 63 и № 76. Подобные резервуары могли содержать и чистую воду, и разнообразные настои [24].

Ибн Сина, описывая влияние купания в банях на организм, упоминает несколько растворов, получаемых кипячением некоторых растений, серы, золы, а также медные, железные, соленые, кварцевые и купоросные воды. По-видимому, лечение в бане было делом обычным. Для таких случаев в специальных резервуарах хранились лекарственные растворы.

Назначение помещений в северной части комплекса на первом этапе функционирования бань определить трудно. Некоторые из них могли служить для отдыха, другие играли подсобную роль. В маленьком (2,5 х 6 мІ) дворике рядом с топкой № 57 располагался бадраб.

Обособленную группу представлял двор № 78, аккуратно вымощенный диагональной кладкой квадратного кирпича (21-22 x 21-22 х 4 см), и прилегающие к нему с юга две плохо сохранившиеся из-за позднейших перестроек комнаты с ванной в одной из них. Ванна была устроена и во дворе возле западной стены. Двумя входными проемами и коридорами двор сообщался с помещениями, лежащими к востоку и северу от него и с большим двором с суфами №62. Входной проем в северо-западном углу вел в соседний двор № 60, откуда можно было попасть в западную часть здания. Сюда же вел и дополнительный вход с западной улицы.

Прохладными влажными в нашей бане могли быть такие большие помещения, как № 25, где в то же время с помощью подпольного отопления подогревалась суфа и вода в ванне. Выделить жаркие сухие и влажные комнаты затруднительно. Они должны были располагаться ближе к топкам.

В северо-западном углу здания афрасиабской бани, где стены выклиниваются на поверхность современного холма, удалось обнаружить следы прямоугольной в плане топки № 57 и отходящие от нее жаропроводящие канавки. У выхода из топки канавка сильно обожжена и немного закопчена. Пол топки выложен сильно обгоревшим квадратным кирпичом размером 50 x 50 х 7 и 52 x 52 x 7 см. По-видимому, это была центральная топка для северо-западной части бани.

Почти во всех помещениях бань на полу и стенах сохранились остатки белой водостойкой штукатурки. Водостойким раствором оштукатурены заподлицо со стенами и полами, резервуары и ванны, облицованные в большинстве случаев предварительно жженым кирпичом. Штукатуркой покрывали даже фигурные полы, вероятно, уже в процессе ремонтов. Ванны постоянно требовали подновления и их либо заново облицовывали кирпичом и водостойким раствором, либо ограничивались новой штукатуркой. Обычно резервуары и ванны покрыты двойным слоем штукатурки. Нижний слой, светло-серый цвет которого объясняется значительным содержанием золы, достигает 3 см. Верхние штукатурки тонкие (0,2-0,8 см), белые, с тщательно заглаженной поверхностью. При ремонтах, как правило, наносились оба слоя черновой и белый.

Вода из ванн сливалась в расположенные под ними или рядом всасывающие колодцы, сток в которые закрывался галькой. Одна такая галька найдена у выхода кубура из ванны. В кавказской бане XIII в. для этой цели пользовались пробками из обожженной глины.

В одной из ванн при очистке ее от заполнения, образованного в процессе ремонта, найдено несколько комков тонкодисперсной серо-зеленой жирной глины. Хорошо мылящаяся и смывающаяся грязь глина, видимо, служила моющим средством.

В массажных комнатах и комнатах для отдыха устраивались суфы разной высоты. Некоторые из них возвышались на 30-40 см от пола. Были и высокие суфы. Верхняя плоскость сохранилась только у одной из них высотой 90 см. Суфа эта построена в украшенной ганчевой резьбой комнате, предназначенной для массажа и отдыха. Такие высокие суфы, видимо, были характерны для бань [25].

Бани интенсивно функционировали в течение нескольких десятилетий первой половины и середины IX в. н. э. На протяжении этого периода постоянно производились мелкие ремонтные работы, заключавшиеся в основном в обновлении водостойких облицовок.

Орнаментальные панели, яркая живопись стен, резные ганчевые панно украсили многие помещения бани на втором этапе. После ремонта и значительных переделок наиболее пышное убранство получили комнаты для отдыха и массажа в северной комната № 52) и северо-восточной комната № 70 группах помещений.

Судя по обширной площади, занятой баней, она тоже носила общественный друга помещения с ваннами, самостоятельной системой. отопления и лежанками для процедур, массажа и отдыха. Ванны были разных размеров и форм. За тонкой перегородкой на уровне дна ванны располагалась топка в виде тандыра, из которой горячий воздух по узким канавкам шел по периметру ванны и у подножья полукруглой суфы. Перекрытие жаропроводящих канавок опиралось на ряды сырцовых столбиков. Рядом с топкой-тандыром помещался врытый в пол небольшой хум для воды, которую можно было черпать, находясь в ванне, через специальный проем в переборке. На площади 25х7 мІ вскрыты остатки четырех таких банных «номеров». Бани описанного типа были распространены или предпочитались во времена Ибн Сины. Иначе как объяснить его слова: «лучшая баня... та, где топку печи разжигают сообразно натуре тех, кто хочет в нее зайти».

Помещения с довольно глубоким резервуаром, имеющим сток в колодец, позволяют предположить широко распространена, обычай устраивать при доме комнату для купания. В квартале гончаров IX-X в. расчищена такая комната, принадлежавшая дому ремесленника-гончара.

В Самарканде IX-X вв. одновременно действовали, по-видимому, несколько бань. В средневековой Бухаре, площадь которой в пределах стен более чем в два раза превышала территорию предмонгольского Самарканда (тоже в пределах стен), насчитывают от 8 до 18 одновременно действующих бань.

Как видно из описания и чертежа, планировка афрасиабской бани IX в. дробная и свободная. Сравнительно обособленные группы помещений, такие как юго-западная, представляют самостоятельный комплекс бани со всеми необходимыми элементами: резервуарами для воды, ваннами, комнатами для раздевания, массажа и служащих.

Судить о планировке афрасиабских бань X в. не представляется возможным. Но очевидно, что они были организованы по совершенно иному принципу, чем поздние восточные бани.

3.2 Фортификационные сооружения раннее средневекового Самарканда

Вопрос о том, когда и кем была построена III стена Афрасиаба, имеет принципиальное значение. Возведена ли она самаркандскими правителями или вновь построена арабскими завоевателями для укрепления своих позиций? Для того чтобы выяснить этот вопрос, нужно в первую очередь проанализировать уже существующие в литературе мнения и высказывания о III крепостной стене Афрасиаба. Относительно времени ее возведения существуют разные мнения.

В.Л.Вяткин и А.И.Тереножкин придерживаются одной точки зрения: стена возведена после арабского нашествия , а по М.Е.Массону, - самими арабами . Эти мнения основаны на визуальных впечатления и умозрительных заключениях [26].

Планомерное изучение оборонительных сооружений Самарканда началось в основном с 1959 г., когда М.Пачос произвел разрез на IV стене; в последующие годы (1960-1965 гг.) он продолжил подобные работы на всех стенах Афрасиаба. Анализируя полученные материалы, автор пришел к выводу, что II городская стена выстроена в VI - начале VII в., внешняя возникла в VIII - первой половине IX в., а III - перед монгольским нашествием. В результате он пришел к неправильному заключению, что городская жизнь на Афрасиабе возникла не ранее IV в. н.э. в пределах I крепостной стены, после чего жизнь города постепенно распространяется на юг, по направлению магистрального канала. Ошибочность утверждения М.Пачоса уже неоднократно была отмечена в литературе. Здесь лишь укажем на невнимательное отношение к стратиграфии памятника и археологическому материалу.

В 1959-1961 гг. М.Н.Федоров вел раскопки в трех пунктах III городской стены. Первый раскоп был заложен в западной части. Здесь стена сохранилась на высоту 3,8 м при ширине 8 м. Возведена из монолитной пахсовой глины на материке. Из разреза извлечена масса керамики, среди нее фрагменты изящных тонкостенных краснолощеных кубков, более грубовато выполненных кубков, вазообразных сосудов. Только в бадрабе, прорезавшем стену, встречен материал IX - X вв. [27].

Второй раскоп был заложен к востоку от первого. В стене была обнаружена такого же облика керамика, как и на первом раскопе; вновь зафиксирован бадраб с керамикой IХ-ХIII вв. С внешней стороны стена имела здесь цоколь из пахсы высотой 2 м. толщина у основания 10,5 м.

М.Н.Федоров отмечает, что как и на предыдущем раскопе стена стояла на материке, если не считать незначительного вклинивания культурного слоя из плотной золистой земли, заходящего всего на 1,5 м под толщу в наружной части стены. По его данным, в слое имеется лишь несколько невыразительных фрагментов, сходных с керамикой, встречавшейся в пахсе.

Третий раскоп М.Н.Федоров заложил к востоку от второго, где стена идет по краю самого большого котлована. Раскоп дал новый материал. По мнению автора, на этом участке стена была возведена из тонких (от 5 см до 20 см) cлоев смоченной и утрамбованной земли с керамикой IX -X вв. Между этими слоями зафиксированы камышовые прокладки, которые способствовали укреплению стены [21].

В целом в результате этих работ, вопреки сложившемуся мнению, М.Н.Федоров пришел к выводу, что III стена оказалась памятником "многослойным". В западной части она возведена в первой половине VII в., а восточная часть построена перед монгольским нашествием.

На самом деле не совсем так. Во-первых, считаем верным мнение о многослойноcти III крепостной стены, но возражаем против утверждения, что как единый оборонительный комплекс она возникла в конце 2-го десятилетия ХIII в., так как результаты археологических исследований, проведенные в 1973 г., опровергают выводы М.Н. Федорова. Именно на восточном участке III стены были зафиксированы остатки стен двух эпох: первая, нижняя. Относится к до-арабскому периоду, а вторая, верхняя, датируется концом 2-го десятилетия VIII в. Кроме того, остатки ремонтных стен хорезмшахского периода имеются также на западных участках стены.

Во-вторых, если внимательно посмотреть данные М.Н.Федорова, можно заметить, что III стена Афрасиаба построена не во второй половине VII в., как утверждает он, а раньше. Об этом свидетельствуют вышеупомянутые фрагменты тонкостенных краснолошенных кубков и газообразных сосудов, извлеченных из раскопов самим М.Н.Федоровым.

По мнению Л.И.Альбаума, III стена возведена в VII в., когда новые правители Самарканда строили свою резиденцию и дворцы за пределами второй городской стены. Тем самым сооружение III крепостной стены Афрасиаба он связывает с расширением города на юг. Продолжая описание III стена, автор делает неудачный вывод: «Эта третья стена замкнута кольцом - ее продолжение имеется и с северной стороны, где она не смыкается со второй стеной, а идет параллельно ей, так что получается большая площадь, замкнутая со всех сторон крепостными стенами» [9].

В 1973 г. для изучения III крепостной стены и одного из самых больших хаузов в центре города был заложен стратиграфический раскоп 24 x 2 м. в направлении север-юг. Раскоп прорезал III крепостную стену и береговые склоны хауза; разбит на квадраты (2 х 2 м). По всей площади, кроме последки трех квадратов, удалось дойти до материка. В результате выяснилось, что стена возведена над культурными слоямии. Они резко отличались по плотности и цвету. Первый, толщиной 25-30 см, лежит над лессовым матером, зольного цвета с примесью угля. Найдено несколько фрагментов стенок от толстостенных керамических сосудов. Второй слой - плотный грунт. В нем обнаружены две ножки от вазообразных сосудов с красным ангобом и несколько фрагментов от стенок толстостенных сосудов. Третий слой твердый, слоистый. Здесь были найдены три фрагмента массивных разообразных сосудов или просто вазы со следами красного ангоба» Один из них сохранился относительно хорошо.

Аналогичные сосуды из других раскопов Афрасиаба С.К.Кабановым датируются III-IV вв. н.э. Н.Б.Немцева такую же вазу датирует IV-V вв. Можно верхнюю границу определять точнее, в Пенджикенте нет, а на Афрасиабе в слоях периода Афрасиаб они есть, т.е. первая половина V в. Над этими культурными слоями возведена III крепостная стена на монолитной пахсе. Она сохранилась у основания на ширину 8,5 м, высоту 1,45-1,5 м. Стена была почти полностью перестроена, сохранилась на высоту 2,5 м по ширине в основании, а по верху 1,5 м. Внутри стены имеются мусорные слои из битого жженного кирпича и фрагменты различной керамики, в основном глазурованной IХ-ХII вв., в том месте фрагмент глазурованной посуда с многоцветными пятнистыми рисунками, и два небольших фрагмента фаянсовых сосудов с голубой прозрачной глазурью [28].

Судя по находкам, кажется, что возведение III крепостной стены можно датировать, наверно второй половины V или началом VI в, Видно, очень длительное время (после арабского завоевании) стена лежала в развалинах. Только в последнем периоде существования города произведен окончательный ремонт. К югу от стены дневная поверхность раскопа имеет большой склон к югу, в разрезе общий перепад 8 м. Поэтому дальше за стеной, к впадине вскрытие продолжалось ступеньками с углублением на отдельных участках от 0,5-0,8 до 8 м. В разрезе видео, что, начиная с пятого квадрата, исчезают культурные слои, лежавшие под стекой на материковой породе, и прослеживается резкое найма материка к югу. Почти до начала 10-го квадрата на материке лежит завал (в пятом квадрате мощностью 0,5-0,6 м, в десятом - 1,0-1,2 м). В середине 10-го квадрата поверхность материка резко сншается на I м. Здесь удалось выявить в разрезе профиль берегового склона позднего хауза, В 10-11-м квадратах на глубже 2,5 х 2,6 м зафиксированы илистые отложившие толщиной 1,80 м. Поверхность этих отложений, начиная с середины II-го квадрата, слегка оснащается к югу, а в середине 12-го резко снижается на 1,2-1,3 м. В 11-м квадрате раскол был углублен до 5,5, в 12-м - до 8 м. в результате зафиксировано несколько слоев водных илистых отложений. Над этими водными отложениями 10, 11 и 12-го квадратов мусорная "свалка" из обломков кирпичей и шлака (оплавленный лесс) с углями, в которой, кроме двух-трех мелких фрагментов глазурованной керамики, ничего не найдено. Нам представляется, что хауз существовал почти до конца жизни города. Вышеупомянутая свалка, по-видимому, образовалась перед монгольским нашествием во время обновления крепостной стены. Над свалкой, в разрезе, отмечен мощный пахсовый завал, упавший со стены, который состоит в основном из больших кусков пахсы, свидетельствующих о том, что стена была разрушена не постепенно, а сразу. Это подтверждается письменными источниками, сообщающими, что во время осады города, монголы разрушили оборонительные сооружения.

III крепостная стена в дошедшем до нас виде - оборонительное сооружение, имеющее следы многочисленных ремонтных работ и пристроек произведенных в разное время, причем сразу рассмотреть первоначальную кладку очень трудно. Поэтому некоторые исследователи допускали серьезную ошибку.

Третья стена возведена над культурными слоями не позднее второй половины V в. или в самом начале VI в. н.э. Об этом свидетельствуют керамические материалы, извлеченные из культурных слоев, зафиксированных под стеной нашего раскопа и второго раскопа М.Н.Федорова, а также фрагменты кубков и вазообразных сосудов из монолитной пахсовой глины самой стены (первый раскоп Федорова). Cлои сохранились не везде одинаково, местами окончательно уничтожены во время строительства стены. Стена в древности напоминала в сечении трапецию (максимальная ширина в основании до 10 м) и, сужаясь кверху, имела большую прочность. В ней отсутствует внутристенный коридор, и, видимо, стрельба велась только из-за парапета на ее гребне.

С наружной стороны стены прослеживается ров, который около раскопа соединяется с хаузом, образуя вместе со всем единую оборонительную систему.

Отметим, что в раннесредневековый период в Согде вдет интенсивное развитие городской жизни, появляются новые города типа Пенджикента. В это время Самарканд, особо выделяется среди согдийские владейте, тем феодальных отношений возросло его значение на меж торговых путях. Все это привело к его экономическому и культурному процветанию. В V в. н.э. к югу от цитадели сосредотачиваются жилища знатных горожан согдийского общества. Именно в это время, где-то в конце IV или начале V в., город был обнесен так называемой второй крепостной стеной, чуть позже, не позднее второй половины V в., с появлением отдельные монументальных построек за пределами II стены, возведена III стена Афрасиаба. Аналогичный процесс прослеживается на городище Панджикент. в V в. н.э. город был обнесен крепостной стеной в виде квадрата, а позднее конца V в. - внешней (второй) более обширной стеной и был еще мало застроен. Обе стены Афрасиаба возведены согдийскими правителями и знатными горожанами для укрепления своих позиций.

3.3 Ранее медресе Самарканда и ее графическое восстановление

Среди домонгольских строений XI - XII вв., раскопанных в ансамбле Шахи-Зинда в последние годы, наибольший интерес представляет сложный в планировочном отношении комплекс взаимосвязанных помещений, вскрытых по западной стороне коридора в средней части памятника. Здесь под постройками XIV-XV вв. были выявлены остатки стен на высоту до 2 м, фундаменты, отместки полов из характерного для Самарканда XI-XII вв. строительного материала.

Вскрытая группа представлена большим, квадратным в плане залом, от которого сохранилось три стены, двумя примыкавшими к нему с севера малыми помещениями, из которых одно, как выяснилось, являлось проходным вестибюлем с объемной входной нишей на оси и расположенным поперек этой группы сквозным айваном с портальным входом. От айвана уцелела вся южная сторона и остатки портальной ниши.

Уходящая на запад, за линию описанной группы, внешняя южная стена с остатками второго сквозного айвана, вымостка двора западнее айвана, а также общепланировочная композиция говорят за то, что перед нами часть примерно одна четверть какого-то крупного по масштабам сооружения дворово-айванного типа [29].

В предварительных публикациях материалов по памятнику из-за неполноты археологических данных были высказаны некоторые представления о плане и строительной периодизации сооружения, не вполне подтвердившиеся в дальнейшем. Так, на первом этапе исследований предполагалось, что зал и сквозной айван разновременные здания.

Дальнейшими исследованиями было установлено, что вся группа представляет собой, единовременный комплекс. Об этом свидетельствует планировочная и конструктивная взаимосвязь помещений, характер строительного материала единый для всего сооружения, общие декоративные и строительные приемы. Исключением является небольшое помещение, более раннее по времени, хотя и выстроенное из того же прямоугольного кирпича. От него сохранилось три стены, которые органически вошли в план и объемное решение данного комплекса.

Все помещения вскрытой части здания сообщались между собой проемами. Они были выстроены из типичного для Самарканда XI-XII вв. кирпича (16-18 х 29-33 х 4-4,5 см) на глиняном стены и ганчхаковом декор растворе. Стены помещений имели одну ширину (1,5-1,7 м) и, что наиболее показательно, в местах стыков сложены кладкой в перевязь.

Остатки декора на восточной стене и портал на оси сквозного айвана свидетельствуют о том, что сооружение было обращено главным фасадом на восток, к мавзолею Кусам ибн-Аббаса.

Композиционным центром сооружения, судя по всему, являлся сквозной айван, вытянутый с востока на запад и более всего напоминающий главные проходы на центральных осях в постройках дворово-айванного типа. Он фиксирует продольную ось здания. С восточной стороны айван был акцентирован монументальным порталом, судя по остаткам ниши (ширина 3,5 м, глубина около 2 м) и пилонов (ширина 3,1 м). Западный дворовый выход айвана был также подчеркнут порталом, о чем говорит сохранившийся южный устой (1,7 х 1,3-1,5 м).

Ширина айвана определяется примерно в 4,4 м, длина внутри - 9,4 м, по внешним измерениям около 14 м. Слева от сквозного айвана располагались помещения южного крыла. Северное крыло не сохранилось.

Угловой зал являлся наиболее крупным помещением вскрытой части. Он был квадратным в плане (9,7 м в стороне) и перекрыт куполом. Севернее зала, смежного с ним, располагались значительно меньшие помещения. Сюда входили прямоугольная комната (5,2 х 4,4 м), в которой ни полов, ни проемов зафиксировать не удалось из-за плохой сохранности стен, и сложная в планировочном отношении система поперечных проходов, связавших угловой зал с центральным айваном. Единственный выход в зал, расположенный в северо-западном углу, соединялся с небольшим проходным вестибюлем (4,4 х 2,8 м), который в свою очередь, широким проемом (2,2 м) выходил в нишу (3,8x2,6 м), обращенную в айван «в». Вся система проходов располагалась анфиладно по оси север-юг и в соединении с айваном создавала сложный планировочный узел, который можно правильно понять только при реставрации всего плана [30].

Ключом, дешифрующим характер именно дворовой композиции плана всего сооружения, явилась его внешняя, южная стена. Эта стена, вскрытая, главным образом, в части фундамента из чупанатинского сланца, кирпича, лессовых заливок и пахсы, на протяжении около 40 м значительно примерно на 30 м вышла на запад за пределы группы помещений, выявленных по линии коридора ансамбля.

Исследованиями 1969 и 1972 гг. на южной стороне выявлены пока не до конца остатки мелких помещений худжр и главное - боковой, ведущий во двор южный айван (ширина 3,5 м), фиксирующий поперечную ось здания. У восточного пилона айвана сохранились остатки профилированной уступами кирпичной кладки, допускающей предположение, что южный айван, как и продольно-осевой, был снаружи оформлен порталом. Принцип симметрии, присущий планировке строений с внутренним двором, остатки айванов на продольной и поперечной осях дают право предполагать четырехайванную композицию в решении общего плана вскрываемого здания. Подобные решения хорошо известны по целому ряду гражданских и культовых строений средневекового Востока. Их истоки уходят вглубь веков. В ряде случаев айваны прдольной и поперечной оси, как в данном, или только продольной, были сквозными, проходными и снаружи оформлялись порталами (комплекс Ходжа Машад в Саяте - XII в., медресе Улугбека в Самарканде - XV в., рабат Караул-Базар в Бухарской области - XVI в. и др.) [31].

В промежутке между айваном и выявленной восточной стороной сооружения зафиксированы остатки фундамента из чупанатинского сланца еще одной поперечной стенки. Положение ее дает основание предполагать, что это смежная стена между небольшими помещениями худжрами, обычными для дворово-айванных зданий. На данном отрезке могло быть две или три худжры.

Полученные в результате археологических исследований данные достаточны, чтобы графически реконструировать принципиальную основу плана всего сооружения и получить представление о его размерах. Основанием для такой реконструкции служат многочисленные аналоги в средневековой дворово-айванной архитектуре Средней Азии, решение сторон которых основано на осевой симметрии с общим повторением габаритов и планировки помещений. К числу типовых решений относятся северо-хорасанские каравансараи XI-XII вв. Дая-хатын, Оде-Мергень, караван-сараи в Ал-Аскере и в Дахистане. Особенно показательны сложившиеся к XV в. канонизированные в объемно-планировочном решении медресе Самарканда, Бухары, Ташкента. Исключения незначительны. Причем, они более закономерны для домонгольского зодчества Средней Азии, когда дворово-айванные сооружения еще проходили сложную эволюцию формирования, отражая определенный творческий поиск (асимметричное решение главного фасада в комплексе Ходжа Машад), но встречаются и позже, где это уже варианты сложившихся решений (разная планировка крыльев Ташкентского медресе Ходжа Ахрара - ХV в.) [32].

Наиболее точно определяется поперечная сторона. Отложив от центральной оси проходного айвана продольная ось величину южного крыла - 22 м, получим общее протяжение восточной стороны здания, равное 44 м. Строения такого рода прямоугольны или, что реже, квадратны в плане. В данном случае, судя по положению поперечной оси, был прямоугольник. Остатки сквозного айвана, обнаруженные в южной стороне, позволяют наметить поперечную ось здания в 27,5 м от восточного фасада. Это дает длину сооружения в пределах 55 м. Общие габариты вскрываемого здания, таким образом, определяются 44 х55 м.

Внутренняя структура плана, судя по многочисленным аналогам, подчинялась, видимо, тому же принципу симметрии. Каждая сторона двора имела айван или проход на оси и два крыла по сторонам, как правило, с зеркально-отраженными планами.

Таким образом, сооружение из ансамбля Шахи-Зинда дает наиболее ранний пример перекрестного прохода в дворово-айванном здании Мавераннахра.

Конструкции, инженерные приемы. Строительство крупных сооружений в районах с высокой сейсмичностью требовало от средневековых зодчих подчас сложных и остроумных решений, тем более, когда подстилающие грунты представляли собой культурный слой неравномерной плотности, как это имело место в данном случае.

Мощность культурных наслоений Афрасиаба к XI в. на территории ансамбля Шахи-Зинда составляла, как установлено, 5-6 м. Вскрываемое здание занимало большую площадь 44 х 55 м; сложное планировочное и, соответственно, объемное решение говорит о том, что отдельные его части стены несли разную нагрузку. Все это определило характер фундамента - разный по строительному материалу, глубине заложения, форме и ширине выноса в отдельных частях. Различный строительный материал в фундаментах (пахса, сланцевый камень, кирпич, галька) мог быть также следствием поэтапности строительства, недостатка или несвоевременного подвоза стройматериалов. В частности, фундамент внешней южной стены строения из ансамбля примерно до середины южного айвана был сложен преимущественно из каменного сланца. По внешним краям уложены крупные блоки, а средняя часть забутована мелким сланцем, галькой и кирпичным боем на глиняном растворе - камуфлетный способ кладки стен . Такая кладка в различных вариантах (из кирпича, камня, пахсы) была известна в Средней Азии, главным образом, по позднесредневековым сооружениям Бухары, но в последнее время она обнаружена и в ряде значительно более ранних памятников (мавзолеи Безымянный-2, Эмира Бурундука из ансамбля Шахи-Зинда конца XIV в., цокольные части пахсовых, забутованных внутри гуваляками стен комплекса Ходжа Машад в Саяте XII в.). Тот же по существу принцип кладки и в платформе доарабского замка Джумалак-тепе, что говорит о глубоких местных традициях этого приема [33].

Горизонтальные ряды крупных блоков фундамента южной стены перестилались мелкими отщепами сланца, закрывая швы, что создавало перевязку рядов по горизонтали. Следует отметить, что фундамент южной стены на указанном участке, выведенный снаружи на глубину 2,25 м, со стороны двора углублен лишь на 50 см. Ниже идет очень плотная глинобитная основа - пахса слоями в 10-15 см. Западная часть того же фундамента (от середины южного айвана на запад) была совершенно иной. К каменно-бутовой кладке восточной половины примыкал плотный глинобитный фундамент мощностью 1,05 м. Его основание подстилало 3-4 ряда кирпичной кладки и один ряд кладки из камня. Общая глубина фундамента в этой части равна 1,45 [ ].

Кирпичные стены и фундаменты были армированы деревянными связями. Деревянное армирование, известное уже в сырцовой архитектуре парфянского зодчества, широко применялось в среднеазиатских памятниках домонгольского, и более позднего времени. В фундаменте северной стены зала обнаружены балки (диаметр 15 - 20 см) поперечного заложения. Пилоны портала восточного фасада армированы связями диагонального положения.

Уже много раз отмечалось, что в среднеазиатской строительной практике XI-XII вв. постепенно исчезают технически трудоемкие процессы выкладывания облицовочного слоя в перевязку с основным массивом стены. Видимо, в шахизиндинском комплексе представлена одна из форм последующей трансформации такой конструкции.

Декоративные приемы. Остатки облицовочного слоя на стенах, а также большое число фрагментов декора, найденных в завалах, позволяют до некоторой степени воспроизвести декоративное решение вскрытого здания. Именно архитектурно-облицовочный материал дает возможность довольно точно до половины столетия, а иной раз в пределах десятка лет по стилевым и технологическим признакам определить дату строительства, историко-культурную значимость памятника, его место в средневековом зодчестве Востока.

Композиция главного фасада определена планом всей восточной стороны здания и соответствовала, очевидно, принципу симметрии, характерному для дворцовых сооружений Востока. В центре фасада был монументальный портал на оси сквозного айвана. По сторонам портала- плоскость стен боковых крыльев протяженностью 17,2 м. Углы сооружения, надо полагать, фланкировали башни - гульдаста, обычные в дворово-айванной архитектуре. Единственный вскрытый юго-восточный угол фасада оказался разрушенным, но о наличии гульдаста косвенно говорят крупные лекальные кирпичи из завала и овальные шлифованные бруски от облицовки окружности большого диаметра.

Декоративный акцент фасада сосредоточен на портале. Входная ниша в основании (шипец, щеки), судя по остаткам, как и крылья стен, была облицована спаренным кирпичом в сочетании с «бантиками».

Некоторая общность может быть усмотрена с декоративной надписью архивольта арки портала северного узгентского мавзолея (1152-1153 гг.). Буквенный орнамент последней, однако, значительно сложнее насыщен элементами скорописи и очень стилизован под растительный орнамент. Характер арабской вязи найденных плит еще более уступает совершенной эпиграфике южного узгентского мавзолея 1187 г. вертикальные ленты пилонов, щеки портала) [ ].

Плоскости портальных рам обычно обводились по периметру орнаментальными поясами. Целая серия таких поясов или лент найдена при раскопках. К их числу относится резной терракотовый бордюр с побегом «ислими», неизвестный в данном варианте тюльпан и раздвоенные на концах листья по другим памятникам Мавераннахра, а также два вида лент с геометрическим рисунком. Гирих одной построен на основе четырехконечной звезды аналоги дает Термез, минарет XI в. в Узгенте, нижнее панно портала мечети Магоки-Аттари и др. Гирих другой более сложен: в основе рисунка восьмиконечная звезда, замкнутая в восьмигранник. Центр композиции фиксирует пятилепестковая розетка. Варианты такого рисунка известны по терракоте XII в. Самарканда, Бухары, резному ганчу из Термеза и т. д. Его можно видеть в звездчатых гирихах купола мавзолея Султана Санджара, в михрабе данданаканской мечети, на порталах южного узгентского мавзолея, мечети Магоки-Аттари и в др [ ].

Это медресе было сооружено первым караханидским правителем Самарканда Тамгач Богра-ханом Ибрагимом в середине XI в. Медресе Тамгач Богра-хана прилегало к «машаду» (несомненно, имеется в виду гробница Кусам ибн Аббаса как общеизвестный для средневекового Самарканда «машад») и находилось в медине Самарканда (на Афрасиабе), в месте, названном «Баб аль Джадид» (Новые ворота). Совершенно очевидно, что в названии ворот в данном случае допущена ошибка. Следует читать не «Баб аль Джадид», а «Баб аль Хадид» (Железные ворота), так как новых ворот в Самарканде не было. А.А.Семенов название ворота читает как по арабский (хадид - железные) и связывает их с воротами «Ахании». М. Хадр, не ориентируясь в исторической топографии Самарканда, это слово читает как по арабский (джадид - новые). Разница лишь в расстановке диакритических точек.

В краткой публикации О. Г. Большакова медресе Тамгач-хана неверно локализуется на западе Афрасиаба у Наубехарских ворот. Вне внимания автора осталось указание вакуфного документа о том, что медресе примыкало к «машаду» (гробнице Кусама), хотя «машад» здесь упомянут много раз при распределении средств. Автор не обратил внимания и на точное указание местоположения медресе Тамгач Богра-хана у гробницы Кусам ибн Аббаса в «Шурут ал-Мухит» - небольшом фрагменте из вакуфного акта, переведенного А. А. Семеновым [ ].

Вакуфный акт на медресе содержит сведения о составе его помещений, об окружающих постройках, площадях и улицах, о завещанных Тамгач-ханом в вакф этого медресе (и «машада» фактически) домах, землях, имуществе с распределением средств и целый ряд других подробностей, из которых можно заключить, что медресе и гробница «машад» находились рядом. самарканд афрасиаб медресе

Историко-топографическая ситуация у ансамбля Шахи-Зинда в X-XII вв., частично выявленная археологически (положение основных магистралей - мощеной улицы, ирригационного канала, городской стены, площади), также говорит о том, что медресе Тамгач Богра-хана располагалось именно здесь.

Это позволяет думать, что в данном случае произошло обычное для средневековья смешение терминов «ханака» и «медресе». Сведения Буттуты о ханака, а других источников - о медресе Тамгач Богра-хака около гробницы Кусам ибн Аббаса касаются, вероятно, одного и того же сооружения, вскрытого по западной стороне ансамбля Шахи-Зинда.

В XIV в. с перемещением городского центра с территории Афрасиаба после монгольского нашествия в бывший пригород (рабад) здание медресе Тамгач Богра-хана или какая-то сохранившаяся часть его использовалась, видимо, как ханака. Функции медресе к тому времени были уже утрачены, а название забыто, и Баттута, возможно, не искажает действительного положения, сообщая о ханака около гробницы Кусам ибн Аббаса [ ].

Подтверждением существовавшей тесной функциональной и территориальной взаимосвязи между медресе и гробницей Кусама являются сведения документа, где говорится о назначении человека знающего фикх для охраны медресе и «машада», который должен жить в медресе, надзирать и давать сигналы о всех нуждах медресе и «машада». В то же время в акте перечисляются окружающие медресе постройки, улицы, площади, среди которых «машад» не упомянут.

Видимо, медресе Тамгач-хана было введено в функционально единый религиозно-культовый комплекс построек «машада», но не пристроено к стенам гробницы Кусама. Действительно, между комплексом Кусама и медресе, как это зафиксировано и археологически, проходила улица, мощенная чупанатинским сланцем.

Отсутствие указаний на стороны света не дает точных представлений о том, где и как располагались постройки. Наши наблюдения лишь позволяют высказать более или менее вероятные гипотезы.

«Культ святых» постепенно переносится и на государственных правителей, в лице которых совмещалась политическая и фактически духовная власть Мавзолеи ставятся уже не столько на могилах «газиев», сколько светским правителям. Паломничество на их могилы - по существу то же поклонение святым, которое имело место на более ранней исторической стадии.

Для Самарканда XI в. это был крупный городской религиозно-культовый и в какой-то мере культурный центр, организованный на юге шахристана. Ядром его стал «культ Кусама», где одновременно с паломничеством и зиаратом у мазара шло и обучение студентов [ ]. Вакф предусматривал средства на пожертвования, гостеприимство, организацию религиозных праздников, связанных с функциями как медресе, так и «машада». Такое функциональное значение комплекса сохранялось и позже. Не случайно, столетие спустя здесь было выстроено медресе Султана Санджара.

Помещения бани группировались вокруг нескольких внутренних дворов (не менее пяти) разной площади. Четыре из них четко прослежены в сохранившейся части комплекса, пятый намечается вдоль среза дороги пространство.

Количество и характер комнат, сгруппированных вокруг двора, различны и планировка их произвольна. Возможно, сказалось то обстоятельство, что описываемый архитектурный комплекс возник на основе более древнего и в значительной степени зависел от особенностей его планировки. Монументально выполненный южный вход в виде глубокой ниши (4,2 м) ведет в замкнутое пространство 5,20 х 6,80 мІ. На оси Север-Юг наружного входа лежит внутренний входной проем, ведущий в большой двор. По оси располагаются два арочных входа в западную и восточную части здания. Планировка здания бань вдоль его восточного края, уничтоженного дорогой в 1947 г., осталась неизвестной.

Назначение отдельных помещений бани либо определяется благодаря характерным деталям, либо устанавливается по аналогии с более поздними средневековыми восточными банями. Например, известны бани Бухары, помещения которых имели свое особое назначение: раздевальня, место омовения ног перед входом в центральный моечный зал; горячая и холодная комнаты, помещения для служителей, место для омовения ног после купанья, мечеть, резервуары для воды. Н.Ханыков пишет о двух предбанниках прохладном и теплом, где оставляют одежду, отдыхают и пьют чай после мытья и массажа.

М.Н.Федоров пришел к выводу, что III стена оказалась памятником "многослойным". В западной части она возведена в первой половине VII в., а восточная часть построена перед монгольским нашествием.

На самом деле не совсем так. Во-первых, считаем верным мнение о многослойноcти III крепостной стены, но возражаем против утверждения, что как единый оборонительный комплекс она возникла в конце 2-го десятилетия ХIII в., так как результаты археологических исследований, проведенные в 1973 г., опровергают выводы М.Н. Федорова. Именно на восточном участке III стены были зафиксированы остатки стен двух эпох: первая, нижняя. Относится к до-арабскому периоду, а вторая, верхняя, датируется концом 2-го десятилетия VIII в. Кроме того, остатки ремонтных стен хорезмшахского периода имеются также на западных участках стены.

Во-вторых, если внимательно посмотреть данные М.Н.Федорова, можно заметить, что III стена Афрасиаба построена не во второй половине VII в., как утверждает он, а раньше. Об этом свидетельствуют вышеупомянутые фрагменты тонкостенных краснолошенных кубков и газообразных сосудов, извлеченных из раскопов самим М.Н.Федоровым.

Медресе Тамгач Богра-хана медресе было сооружено первым караханидским правителем Самарканда Тамгач Богра-ханом Ибрагимом в середине XI в. Медресе Тамгач Богра-хана прилегало к «машаду» (несомненно, имеется в виду гробница Кусам ибн Аббаса как общеизвестный для средневекового Самарканда «машад») и находилось в медине Самарканда (на Афрасиабе), в месте, названном «Баб аль Джадид» (Новые ворота). Совершенно очевидно, что в названии ворот в данном случае допущена ошибка. Следует читать не «Баб аль Джадид», а «Баб аль Хадид» (Железные ворота), так как новых ворот в Самарканде не было. А.А.Семенов название ворота читает как по арабский (хадид - железные) и связывает их с воротами «Ахании». М. Хадр, не ориентируясь в исторической топографии Самарканда, это слово читает как по арабский (джадид - новые). Разница лишь в расстановке диакритических точек.

Заключение

Представленным исследованием изучение архитектурного наследия Самарканда VIII-XII вв. далеко не исчерпывается. Тем не менее, полученные результаты позволяют сделать ряд общих выводов.

Графическое восстановление историко-архитектурных объектов Самарканда в VIII-XII вв. по археологическим и письменным источникам является одним из первых шагов на пути возрождения и развития древней культурной традиции функционирования объектов VIII-XII вв.

Прежде всего, устанавливается наличие определенных архитектурных традиций, истоки которых уходят вглубь веков. Характерными для зодчества VIII-XII вв. являются использование дворовых композиций будь то жилая архитектура или культовая постройка. Веками шел поиск оптимальных конструкций несущих стен и перекрытий. Из поколения в поколение передавались секреты художественного оформления жилых, общественных и культовых сооружений Узбекистана.

Изучение существующих концепций пропорционального анализа и их сопоставление дало возможность выбрать модульно-сравнительное направления как более соответствующих рамкам архитектурно-исторического исследования. Направление, связанное с пропорцией "золотого сечения". Объединение сравнительного и модульного направлений исследования в единый исследовательский процесс позволило нам сформировать общую структуру методики пропорционального анализа, состоящей из двух этапов:

1-й этап, основанный на сравнительных исследованиях групп памятников, включает в себя выявление аналогий пропорций и размеров анализируемых элементов объектов, а также тенденций их изменения. Результаты сопоставлений дают возможность в ряде случаев выявить правила формообразования и проследить пути эволюции пропорциональных и размерных признаков изучаемых объектов.

2-й этап базируется на проведении модульных исследований конкретных объектов архитектуры. В рамках таких исследований особую методическую сложность представляют случаи полного отсутствия прямых исторических источников. В этом случае объективное научное исследование может быть проведено только на базе специально разработанного автоматизированного метода вариантного моделирования. В качестве результатов исследования выступают реконструкции изначальных (проектных) размеров и пропорций, которые могут лечь в основу воссоздания логики формообразования. В отдельных случаях, при наличии достаточного научно-исторического обоснования, результатом может стать графическая реконструкция утраченных или деформированных форм изучаемых объектов.

Таким образом, мы попытались на достаточно обширной территории ранее средневекового Афрасиаба рассмотреть формирование и развитие архитектуры в VIII-XII вв. При этом, для определения истоков ряда сооружений нам приходилось обращаться к глубокой древности, где в недрах монументальных дворцов и храмов эпохи бронзы зарождались ростки новой архитектуры. Такое ретроспективное обращение в прошлое позволило нам понять, что глубокая разработанность архитектуры различных объектов, его совершенство и гармоничность была вызвана единством историко-культурного, социально-экономического и природно-климатического условий развития народов и племен на всей территории Центральной Азии.

1. Впервые была попытка графического восстановления историко-архитектурных объектов Самарканда VIII-XII вв. с использованием усовершенствованных программ, компьютерной графики на основе анализа и обобщения методов их выполнения, предшествующими исследователями.

2. Выявлены закономерности и особенности развития архитектуры Узбекистана VIII - XII вв. и сравнительный анализ своеобразия архитектурно-художественных качеств.

3. Проанализированы объемно-пространственные композиции, планировочные структуры, конструктивные решения и декоративные приемы в истории архитектуры Самарканда VIII - XII вв.

4. Самобытная архитектура на территории ранее средневекового Самарканда в основном характеризуется общностью, вызванная одинаковыми историко-культурными, социально-экономическими и близкими природными условиями региона.

5. Строительная культура Самарканда в VIII-XII оказывала непосредственное воздействие на формирование архитектурного облика и тектоники сооружения.

6. В работе по исследуемым объектам в первые осуществлено графическое восстановление и тем самым научно обогащена представление о историко-архитектурных объектах города Самарканда VIII - XII вв.

Формирование архитектуры традиционных форм образования может иметь множество подходов: как прямым заимствованием (цитированием) традиционных планировочных схем, так и на уровне ассоциативно-образного использования форм и принципов организации архитектурного наследия.

Предложена продуктивная типология структур пространственной организации архитектурных объектов на основании выделения описания их геометрического, топологического и целостно-элементного проявления. За внешне простой по выражению формой организации архитектурного пространства, сводимой к членению целого на части, соединенные по определенным закономерностям, скрываются фундаментальные свойства архитектуры, из исследования которых следуют многочисленные формально-логические и практические следствия. Причина этого явления связана с тем, что структурные свойства пространства архитектурных объектов лежат в основе проявления общих закономерностей феномена архитектуры. Они обеспечивают процессы реализации механизмов архитектурного формообразования.

По археологическим и письменным источникам архитектурно исследованы, и объемно-графико восстановленные историко-архитектурные объекты (Дворец VIII в., Жилище VIII-XI вв., Сардоба-маскан, Банный комплекс Афрасиаба, Фортификационные сооружения раннее средневекового Самарканда, Медресе Тамгач Богра-хана) Самарканда в VIII-XII вв. что поможет раскрыть культуры наших предков на международном уровне путем привлечения результатов данного исследования в музей «Афрасиаб» и других исторических музеях Республики Узбекистан для полного архитектурного представления этих объектов.

Список использованной литературы

Общественно-гуманитарная литература:

1. Каримов И.А. «Узбекистан устремленный в ХХI век». -Ташкент: «Узбекистан», 1993.

2. Каримов И.А. «Не сбываясь двигаться к великой цели». -Ташкент: «Узбекистан», 1993.

3. Каримов И.А. «На пути духовного возрождения».-Ташкент: «Узбекистан», 1998.

Специальная литература:

4. Ахун-бабаев Х.Г. «Дворец Ишхидов Согда на Афрасиабе» - Самарканд.: «Саратон-Хамар». 1999.

5. Буряков Ю.Ф., Ташходжаев Ш.С. “Историческая топография Самарканда XI начало XII вв.». «Афрасиаб» вып.4. -Ташкент: 1975.

6. Альбаум Л.И. «Живопись Афрасиаба». -Ташкент: 1975.

7. “Афрасиаб” АН РУз Инст. Археол., 1971.

8. Беленицкий А.М., Бентович И.Б., Большаков О.Г. “Средневековый город Средней Азии”. -Ленинград: 1973.

9. Воронина В.Л. “Народные традиции архитектуры Узбекистана”. -Москва: гос.изд. архитектуры и градостроительства, 1951.

10. Бартольд В.В. Сочинение: том 1. -Москва: 1963-1971 .

11. “Советская архитектура” Т.1, АН РУз. - Москва: 1967.

12. Ртвеладзе Е. «Великий шёлковый путь. Древностьи ранне средневековье». Энциклопедический справочник. -Т.: 1999.

13. Воронина В.Л. “Архитектурные памятники Средней Азии. Бухара, Самар?анд”. -Ленинград: “Аврора”, 1969.

14. Ахмедов М.?. “Ўрта Осиё меъморчилиги тарихи”. -Тошкент: “Ўзбекистон”, 1995.

15. Лавров В. «Градостроительная культура СреднейАзии». -М.: 1951.

16. Шишкина Г.В. «Городской квартал VIII-XI вв на северо-западе Афрасиаба». «Афрасиаб» вып.2. -Ташкент: 1973.

17. Ўралов А. С. “Архитектура ёдгорликларини таъмирлаш ва ?айта тиклаш”. 2002.