Социологические теории религии

Во-вторых, Вебер сконцентрировал внимание на социологическом аспекте религии, т.е. религиозной мотивации социальной деятельности с тем, чтобы выяснить воздействие религии на историческое развитие, и в этих целях обратился к изучению "мировых религий". Он изучал не только христианство и его вклад в историю Запада. "Мировыми религиями" он считал те, которые имеют наибольшее число последователей и оказывают наиболее ощутимое воздействие на ход истории. Предпринятое Вебером исследование мировых религий беспрецедентно по своим масштабам и представляет собой целостный проект. Вебер изучал христианство, буддизм, ислам, иудаизм, таоизм и индуизм, изучал детально и целенаправленно, выявляя связь этих религий с социокультурными процессами и соответствующих обществах.

Вебер в этих исследованиях выявлял, какой образ деятельности задается тем или иным комплексом религиозных идей, воплощенных в соответствующем мировоззрении, включающем помимо религиозных верований философские, этические, правовые и прочие идеи. На основе сравнительно-исторического анализа мировых религий Вебер выделил три самых общих типа как три способа отношения к "миру". Каждому из этих типов свойственна своя установка, определяющая направление жизнедеятельности, вектор социального действия.

Один тип представлен конфуцианством и даосизмом, религиями Китая; это религии приспособления к миру. Второй тип -- индуизмом и буддизмом, религиями Индии; это религии бегства от мира. Третий тип представлен иудаизмом и христианством. Возникшие на Ближнем Востоке, эти религии получили впоследствии преимущественное развитие в Европе и на американском континенте. Это религии овладения миром.

Каждая религия представляет один из типов отношения к миру, в каждой, как в зародыше, заключен соответствующий образ и стиль жизни больших масс людей, их этос, поскольку мировые религии---это религии преимущественно этические, религии спасения, служения добру и отвержения от зла. <77>

Каждому от этих типов отношения к миру, каждой религии присущ свой тип рациональности, задающий общее направление дальнейшей рационализации как самой "картины мира", системы взглядов, культурных ценностей, так и социальной деятельности и се разнообразных формах, способ жизнедеятельности общества на тех или иных стадиях его развития. С точки зрения Вебера, бессмысленно говорить о функции религии как таковой, поскольку социальные последствия функционирования разных религий в разных социальных контекстах весьма различны. Скажем, даже в рамках одной и той же иудео-христианской традиции неприятия мира складываются существенно различающиеся способы его "отрицания": католический воплощает собой традиционный для западного общества тип рационализации, тогда как протестантский -- свойственную современную миру форму рационализации. И даже в пределах протестантизма выявляются различающиеся между собой варианты -- лютеранский и кальвинистский. Католицизм -- лютеранство -- кальвинизм предстают как ступени углубления развивающегося процесса рационализации религией социальной деятельности человека и этот процесс означает "расколдование мира", самоотрицание иудео-христианского типа религиозности и превращении религиозной картины мира в нерелигиозную, светскую.

Начало этого процесса было положено предопределившим все последующее первым шагом на пути рационализации. Первым историческим актом рационализации был переход от магического воззрения (которому еще не было свойственно сколько-нибудь отчетливое разделение на посюстороннее и потустороннее, разделение между людьми и сверхъестественными божественными существами, т.е. раздвоение мира -- на мир реальный и мир идеальный) к религии. Произошло удвоение мира, он раскололся на мир земной и мир небесный. Этот шаг стал ре шающим фактором, движущей силой последующей дифференциации различных типов религиозно-этического отношения к миру. Складывается напряженность между двумя мирами, открывается возможность подчинить "мир дольний"-- "миру горнему". Но тем самым происходит религиозное обесценение мира -- святое уходит из него, хотя и не сразу, постепенно, предоставляя посюсторонний мир в распоряжение человека как его мастерскую, как материю, которой он должен придавать бесчисленные формы, полагаясь на знание при родных законов, расчет, преследуя свои цели. В иудео-христианской традиции бог -- это действующий бог, бог-творец. Человек соответственно этому рассматривается как орудие божественного действия, божественного промысла, и отсюда -- установка на активное действие, этическая установка, побуждающая к действию в мире, а не бегству от него.

Но эта традиция, этот тип религии -- не вся религия. От этого типа существенно отличаются восточные религии, в которых божественное слито с миром и человек понимается не как орудие, а как сосуд, вместилище божественного начала; отсюда мистически-созерцательная установка на уклонение от мирских забот и деятельности, побуждение к пассивности.

Таким образом, изучение вклада протестантизма в капиталистическое развитие Запада для Вебера -- только часть анализа влияния разных религий на экономическое развитие и социальную жизнь в целом в разных культурах. Анализируя восточные религии, Вебер приходит к выводу, что они послужили тем барьером, который помешал индустриальному развитию западного типа в таких странах как Китай и Индия, базировавшихся на иных ценностях по сравнению с теми, которые стали господствующими в Европе.

Если важнейшей характеристикой всякого социального действия является субъективно подразумеваемый смысл, то социология религии приобретает ключевое значение в анализе наиболее существенных форм "смыслов", типов рационализации деятельности, как они выступали в истории, неся в себе потенциал огромной силы в радикальных социальных преобразованиях общества.

Исследования Вебера сосредоточены в первую очередь на анализе связи между религиозно-этическими принципами и формами экономической деятельности. Он сравнивает между собой различные религии, выявляя, какую степень рационализации экономической деятельности допускает та или иная религиозная этика. Степень рационализации обратно пропорциональна силе влияния магического элемента, как показывает Вебер, в разной степени присутствующего в каждой религии. Эта пара -- "рациональное и магическое"-- является в "Хозяйственной этике мировых религий" одним из основных инструментов анализа.

"Разволшебствление" понимается Вебером как процесс, благодаря которому из отношения цель -- средства устраняются элементы магической практики, чтобы уступить место исключительно на успех ориентированным средствам, базирующимся на понимании мира как "материи", которая должна быть подчинена человеком. Начало этого процесса -- в пророческом иудаизме: отрицание всяческой идолатрин, запрет культов плодородия сводят мир, природу к неживой материи, которой противостоит бог, действующий в истории. Своей кульминации этот процесс достигает в аскетическом протестантизме, в кальвинизме. Такова социально-историческая перспектива, в которой Вебер анализирует воздействие религии на социальное изменение.

И, наконец, в-третьих, обращение Вебера к религии как фактору социального изменения было связано еще с одним кругом проблем, интенсивно разрабатывавшимся в конце прошлого и начале нынешнего столетия: ответы на вопрос о причинах формирования капитализма как экономической формации. Эта проблема активно разрабатывается политической экономией, социальной философией (Л. Брентано, В. Зомбарт, В. Парето). В России интерес к этой проблеме был косвенно связан с полемикой между народниками и марксистами о развитии капитализма в специфически российских условиях (опираясь на Вебера <79> его "Протестантскую этику" разработкой этой проблемы занимался С.Н. Булгаков).

Для Вебера это был прежде всего вопрос о возникновении "духа капитализма". Он нашел ключ к решению этого вопроса в протестантской этике. Заслуга Вебера в первую очередь состоит в том, что на конкретном историческом примере он показал, каким образом религия способствовала развитию капитализма, новой стадии социо-культурной эволюции западного общества. Вебер разработал действительно социологическую теорию, доступную, по крайней мере, частично, эмпирической проверке.

То, что религия на индивидуальном уровне у отдельных людей способна вызвать кардинальные изменения в сознании и поведении, собственно, никогда не вызывало сомнений. Речь в таких случаях шла не о массовых явлениях, но отех, кого Вебер называл "религиозными виртуозами". Нужно было показать, что религиозная мотивация способна вызвать социологические изменения в масштабах общества и создать ситуацию, когда индивиды в массе своей изменяли бы свойственные им институализированные способы деятельности. Об изменениях какого рода идет речь, что означает "дух капитализма"?

Стремление к наживе, обогащению, алчность -- все это качества Вебер рассматривал как присущие самой природе человеческой. Равно как лень и желание разбогатеть как можно скорее и не утруждая себя. (К какой бы исторической эпохе мы ни обратились, всего этого мы обнаружим предостаточно, обратимся ли мы к Библии, или романам Бальзака.) И, видимо, прямой связи с "духом капитализма" они не имеют.

Капитализм начинается тогда, когда хотят производить для получения прибыли и получаемый доход не проедается, а вновь вкладывается в "дело" в целях получения прибыли. И так без конца, без какой-либо другой Цели, кроме получения прибыли. Вебер полагал, что поведение субъекта, такого рода хозяйственную деятельность ведущего, не является "естественным", данным от природы. Необходимые для такой деятельности качества не относятся и к числу тех, которыми обладает какая-то нация. Объяснить национальными особенностями появление необходимого для капиталистической экономической деятельности образа мышления, неутомимой жажды деятельности и т.д.-- невозможно. Эти качества, очевидно, основываются не на свойствах человеческой натуры и не на национальных чертах характера. Тогда на чем же? Не связаны ли они с религией ?

Немало было работ, и не только экономических исследований, в которых уже обращалось внимание на то, что к началу XIX в. экономически более развитыми оказались протестантские страны, а католические и православные остались позади. Это бросалось в глаза при сравнении хозяйственных успехов реформатских Нидерландов и Англии, ставшей промышленной мастерской мира, с католическими Испанией или Италией. Объяснение этому обстоятельству сводилось к двум моментам. Относительная толерантность (не свойственная, например, < 80> католицизму) позволяла оседать в этих странах экономически активным и состоятельным пришельцам, часто -- тем, кто изгонялся "за веру" из католических стран. И еще одно обстоятельство приводилось в качестве объяснения, связанное с тем, что протестантская церковь была более "дешевой": меньше расходов на духовенство, меньше церковных праздников, отсутствие бездельников монахов, а это -- дополнительные рабочие руки, т.е. меньше непроизводительных расходов, традиционной праздности и безделья.

Эти объяснения лежали на поверхности и не объясняли сути дела. Очевидно, рецепт экономического процветания -- не закрытие церквей и сокращение численности духовенства, иначе Советский Союз мог бы рассчитывать опередить "планету всю". Равно как -- не в замене православия протестантизмом. Впрочем, неубедительно видеть залог и начало экономического подъема страны в строительстве как можно большего числа церквей. Это называется "начинать не с того конца", и ссылки, достаточно частые, на Вебера -- вовсе не обоснование. В чем видел связь Вебер между протестантизмом и развитием капитализма?

Прежде всего он локализовал предмет анализа во времени, отнеся исследуемые процессы к XVII веку, веку Реформации, времени пробуждения "духа капитализма". Вебер накапливает и анализирует огромное число письменных источников, документов самого разного рода, включая большое число проповедей -- лютеранских и кальвинистских. Его интересуют не этические теории протестантских теологов, а практические импульсы к действию, коренящиеся в практических и психологических религиозных установках, т.е. характер религиозной обусловленности поведения верующих людей на житейском уровне. Его интересует, откуда берется "рациональное стремление к капиталистической прибыли". Он сравнивает хозяйственную деятельность разных исторических эпох и разных цивилизаций -- Китая, Индии, Вавилона, Египта, средиземноморских государств древности, средних веков и нового времени. В итоге он констатирует, что с появлением капитализма на Западе появилось нечто такое, чего "раньше нигде не было".

Вебер подчеркивает, что в чисто экономическом аспекте для него главной проблемой всемирной истории культуры является не капиталистическая деятельность как таковая, в разных странах и в разные эпохи меняющая только свою форму. Капитализм по своему типу может выступать как авантюристический, торговый, ориентированный на войну, политику, управление и связанные с ними возможности наживы. Его интересует возникновение буржуазного промышленного капитализма с его рациональной организацией свободного труда, а в культурно-историческом аспекте -- возникновение западной буржуазии во всем се своеобразии, возникновение специфического "рационализма", характеризующего западную культуру. Вебер предположил, что проповедовавшаяся хозяйственная этика протестантизма, с сочетанием <81> таких добродетелей, как упорный труд, бережливость, самоограничение и здоровый образ жизни во многом (хотя далеко не во всем) предопределили рационализм и их мотивации на успех, присущий западно-европейскому предпринимательству.

Если Маркс делает ударение на том, что современная буржуазия является продуктом длительного процесса развития, "ряда переворотов в способе производства и обмена", оставляя в стороне "духовное производство", то Вебер, не сбрасывая, конечно, со счетов такой важный фактор, как "материальное производство", концентрируется на изучении духовных стимулов этого процесса. Так же, как и Маркс, Вебер видит в возникновении капитализма процесс преодоления традиции ("буржуазия, повсюду, где она достигла господства, разрушила все феодальные, патриархальные, идиллические отношения... и не оставила между людьми никакой другой связи, кроме голого интереса, бессердечного "чистогана") и за счет этого стремительный рывок в развитии человечества ("буржуазия менее, чем за сто лет своего классового господства создала более многочисленные и более грандиозные производительные силы, чем все предшествовавшие поколения, вместе взятые"; "буржуазия показала, что грубое проявление силы в средние века... находило себе естественное дополнение в лени и неподвижности. Она впервые показала чего может достигнуть человеческая деятельность").

Сердцевину и средоточие того образа мышления, который сделал возможным всю эту деятельность, Вебер обозначает одним словом -- "аскетизм. Мировые религии использовали аскезу для того, чтобы помочь человеку сосредоточиться на главном в жизни -- спасении души, которое требует освобождения от мирских пут. Чтобы достичь "возвышенного" состояния духа аскетическая практика предлагала ограничения разного рода -- временное воздержание от удовольствий жизни (в еде, питье, комфорте, сексе, сне); это мог быть "обет молчания" пли полное прекращение общения с другими людьми и достижение таким образом особого состояния, отличного от обычной повседневной жизни с ее заботами, трудами, радостями и горестями. Однако, аскеза, которую Вебер характеризует как основную черту "духа капитализма", ориентирована иным образом -- внутримирским. Это -- "мирской аскетизм".

Истоки внутримирской аскезы Вебер обнаружил в аскетической этике протестантизма, в наиболее чистом и последовательном виде -- в кальвинизме, и особенно -- в пуританстве. Вебер буквально заклинает понять его правильно и не приписывать ему, например, утверждение, будто Кальвин или кто-то другой из реформаторов в каком бы то ни было смысле считал целью своей деятельности пробуждение того "духа", который он называет капиталистическим. Никому из них в <82> голову не пришло бы рассматривать стремление к мирским благам, воспринятое как самоцель, в качестве этически ценного. Их собственные экономические взгляды могли быть, как например, у Кальвина, даже негативными в отношении капиталистического типа хозяйствования (имея в виду такие конкретные вещи, как налоговая политика и т.д.). Во всяком случае, к возникновению "духа капитализма" все это сколько-нибудьсерьезногоотношениянеимеет.

Вебер нашел там, где не приходило в голову искать другим. Он увидел источник внутримирской аскезы в кальвинистской теологии, в ее учении об абсолютном предопределении. Это -- учение о путях спасения души, и в нем следует искать корни, утверждает Вебер, этических целей и практических воздействий реформированного христианства. Эти цели и эта практическая деятельность оказалась, таким образом: "лишь следствием чисто религиозных мотивов!." И при этом культурные, социальные последствия

Реформации в значительной своей части, даже в подавляющей, были непредвиденными и даже нежелательными для самих реформаторов, весьма отличающимися от их собственных намерений. Согласно библейской мудрости: не ведают люди, что творят.

Учение о предопределении трактует одну из основных проблем христианского вероучения: каким образом связаны учение об искуплении, о смерти и воскресении Иисуса Христа и жизненный путь, которым должен следовать верующий, христианин? Кальвинистское учение о предопределении -- одно из возможных, разработанных христианской теологией решений: 1) Спасение достигается "добрыми делами" верующего. 2) Человек не может оправдать и освятить себя, он спасается божественной благодатью, достигает оправдания верой. 3) Учение о предопределении (у Августина, Лютера, но наиболее последовательно -- у Кальвина) заключается в том, что еще при сотворении мира все люди, еще до первородного греха, определены божественным избранием -- одни для вечных мучений, другие -- для вечного спасения.

Вот это учение о том, что каждому еще до рождения предопределено, одним -- спасение (и за их спасение умер Иисус Христос), они -- "избранные", другим -- "вечная тьма", они "не-избранные", это учение (которое Лютер считал "темным учением" и многие принимавшие его теологи стремились своей интерпретацией смягчить) Кальвин в самой радикальной форме и как наиболее важное выражение самой сути христианского учения внедрял в церковную практику. Христианин тот, кто пронизан убеждением в абсолютной греховности, отверженности человека и неограниченном могуществе и величии Бога.

Чтобы религиозное учение могло стать социально значимым фактором, оно должно повлиять на поведение, деятельность достаточно больших масс, дабы она как формирующая сознание сила вошла в жизнь верующих, стала достоянием жизни рядовых членов церкви, т.е. не осталось учением теологов для теологов. По мнению Вебера это и <83> произошло с кальвинизмом и развившимся из него английским пуританством. Именно это имеет решающее значение: установить, что у них в предопределении было достоянием всех кальвинистов и той идеей, которая была определяющей в их жизни. Вебер тщательно подбирает свидетельства и пользу этого тезиса. Он обращает внимание на то, чти люди того времени придавали гораздо большее значение таким вещам как догматы, спасение души; что и этих абстрактных теологических понятиях они размышляли о насущно важном в их жизни, о своих практических интересах.

Поскольку для человека XVII в. вопрос о вечном блаженстве представлялся имеющим гораздо большее значение, чем вопрос о его земном благополучии, то, если ни принимал учение о предопределении, он прежде всего должен был знать -- принадлежит ли он к избранным". "Это учение в своей патетической бесчеловечности должно было иметь для поколений, покорившихся его грандиозной последовательности, прежде всего один результат: ощущение неслыханного дотоле внутреннего одиночества отдельного индивида, -- писал Вебер. В решающей для человека эпохи Реформации жизненной проблеме -вечном блаженстве -- он был "обречен одиноко брести своим путем навстречу от века предначертанной ему судьбе". Ему не могут помочь ни церковь, ни таинства, ни проповедник. Основной жизненный фон, все мироощущение таким образом настроенного индивида. ощущение безнадежности, пессимизм.

Это невыносимое бремя могло быть переносимым только при условии выработки таких духовно-терапевтических механизмов, которые были бы способны облегчить это психологическое напряжение. Здесь-то и совершается переход к внутримирской аскезе. В религиозной проповеднической литературе XVII в., кик показывает Вебер,-- предлагались в основном два пути, два способа справиться с этой проблемой: во-первых, обязательно верить в свое избранничество, считать это своим долгом, и, вo-вторых, посвятить себя неустанной деятельности, которая помогла бы задушить сомнения и колебания. Какой деятельности? Спасение "добрыми делами", религиозными подвигами (медитация, пост, паломничество и пр.) были кальвинизмом отвергнуты в качестве пути спасения. Оставалось одно поле деятельности, проявления активности,-- призвание в его мирском значении, профессиональная деятельность прежде всего. Внутримирским аскетизмом Вебер называет, таким образом, применение высвобожденной благодаря религиозно-аскетической установке энергии, всех жизненных сил в профессиональном труде. Эта неутомимая профессиональная деятельность становится средством прославления бога в этом мире и организующей основой всей жизни личности в целом: ничто не должно мешать главному, "делу''. Пуританская этика требовала довольствоваться малым, ограничивать себя самым необходимым, осуждала роскошь и праздность. Всякая поблажка своим слабостям непростительна. Нужно работать, и грех использовать плоды трудов своих для самоублажения. Неутомимый труд приумножал богатство, оно должно было и новь вкладываться в дело н служить материалом для продолжающейся трудовой деятельности. Концентрирующаяся и труде аскеза формировала линию поведения, без которого немыслимо капиталистическое хозяйствование: добросовестность, расчетливость, обязательность, фанатическая приверженность избранной деятельности как долгу и служению. И при этом -- исключение любых гедонистических поползновении.

Таким путем приходит Вебер к выводу о том, что одним из конституционных компонентов современного капиталистического духа и неси современной культуры является рациональное жизненное поведение на основе идеи профессионального признания. Вебер добавляет к этому, что капитализм, родившийся из этого духа, скоро перерос его и перестал нуждаться в религиозной мотивации. Уже в XVIII в. он мог стоять на собственных ногах. Если пуританин хотел быть профессионалом, то мы просто вынуждены быть таковыми. Но это не отменяет того исторического факта, что религия была силой, вызвавшей к жизни ту духовную структуру, без которой современный мир был бы иным, чем он есть сегодня.

Рассмотренная нами концепция Вебера была принята многими социологами как парадигма теории религиозно обусловленного социального изменения. Она строится на посылке, согласно которой для социального действия важна не только материальная, но и духовная культура, личность -- ее установки, предпочтения, эмоции, убеждения, которые не являются врожденными. Сам Вебер предостерегал от "доктринерского" понимания его концепции, утверждения, что для возникновения капитализма нужен протестантизм. Правильнее будет полагать, что Вебер исследовал одно из условий, хотя и необходимых, но недостаточных для возникновения капитализма, а именно -- той хозяйственной этики, которая в Европе в эпоху Реформации была выработана в рамках протестантизма, на этой конкретной исторически обусловленной религиозной основе, но в принципе может иметь в какую-то другую религиозную мотивацию той особой психологии, которую предполагает со временный капитализм.

Именно так воспринимает главную идею веберовской "Протестантской этики" С.Н, Булгаков"¹⁶. Он обращает внимание на то, что религиозно-нравственное отношение к труду вообще свойственна эпохам с преобладанием религиозного мировоззрения, что труд входит в общую систему аскетики, что благодаря аскетической дисциплине труда монастыри сыграли в свое время огромную роль в экономическом развитии Европы и России. Он сожалеет о том, что подобные веберовскому исследования почти совершенно отсутствуют применительно к русской хозяйственной жизни и видит одну из причин тому в "экономизме", одинаково свойственном и народникам, и марксистам, т.е. отсутствии интереса к изучению духовных факторов экономического развития. Он воспринимает веберовскую теорию развития западноевропейского капитализма как стимул изучения религиозно-этических основ психологии русской промышленности, экономических потенций русского православия, в конечном счете -- психологических корней 'экономической деятельности.

Веберовская тема "религия и социальное изменение" получила развитие в целом ряде направлений. Одно -- изучение взаимоотношений между экономикой и культурными символами. Таково исследование Р. Белла (на материале Японии эпохи Токугавы) тех способов, посредством которых религиозные убеждения стимулируют или 'тормозят экономическое развитие.

Другое направление носит более общий характер и концентрируется ^;на главном вопросе, поставленном Вебером: что является специфической причиной единственного в своем роде процесса развития западного общества с такой его отличительной чертой, как институализированная рациональность в правовой системе, в бюрократическом государстве и капиталистической экономике. В кальвинизме, сыгравшем центральную роль в становлении "духа капитализма", Вебер видел кульминационный момент развития процесса "расколдования" мира, начало которому -- и связанной с этим этизации религии -- было положено в пророческом иудаизме.

В разработке этой проблематики видное место занимают работы Т, Парсонса, в частности -- работа 1966 г. "Общество, эволюционная и сравнительная перспективы", в которой он ввел понятие "seed-bed societis". Этим понятием он обозначает общества, культурная система которых оказывает особенно большое влияние на общественную жизнь. Парсонс выделяет Израиль и Грецию как страны, которые можно уподобить "полям, дающим всходы". Сточки зрения социологии религии в религии древнего Израиля был заложен большой силы эволюционный потенциал. В пророческих обличениях VI в. до н.э. усиливается, становится все более трансцендентным Бог Израиля Ягве. Следствиями этого процесса стали два важных момента. Во-первых, единобожие, все более возвышавшее бога над миром и противопоставлявшее его миру, вело к демифологизации религии и началу расколдования мира. Во-вторых, в иудаизме происходит отделение "закона" от культа. Теперь почитание бога становится почитанием его Закона, установленных им предписаний и запретов. Эти моменты иудаизм передал непосредственно из него возникшему христианству.

Христианство, согласно Парсонсу, задолго до возникновения современного общества, заложило те основы, из которых оно выросло. Особенно важным было то, что христианство внесло "дифференциацию ролевых и генеральных совокупных структур", т.е можно стало благодаря этому быть одновременно "христианином" и "гражданином". Такого рода дифференциация -- признак современного общества. В христианстве она произошла очень рано и тем самым возникли новые возможности социокультурной динамики.

Еще один важный момент заключался в том, что христианство уже на начальных стадиях своего развития организационно отделилось от общества, создав самостоятельный социальный институт -- церковь. В результате на протяжении длительного исторического периода, вплоть до начала нового времени, христианство, организованное в виде церкви, и такие его специализированные формы, как монашеские ордена, способствовало развитию процесса социальной дифференциации и тем самым -- потребности в легитимации.

Предложенный Парсонсом подход к анализу социальных функций религии позволил, таким образом, совместить ее понимание в качестве фактора стабильности общества с функцией "мотора" социального изменения. Работы Парсонса способствовали пробуждению интереса к эволюционному методу в социологии и возникновению в социологии религии еще одной теоретической концепции -- неоэволюционизма.

Религия и конфликт

Одна из трудностей, с которыми сталкивается функционализм, интерпретируя религию как фактор интеграции общества, заключается в том неудобном для интегративных теорий и все же очевидном факте, что религия может вызывать конфликты и способствовать дезинтеграции общества, включая и макросоциологический уровень. Конфликтологические теории, восходящие к Марксу, в основу объяснения религии как социального явления кладут конфликт в качестве причины, порождающей религию или -- того результата, к которому приводит религиозная мотивация поведения индивидов и групп.

Согласно Марксу в классовом обществе религию питает социальный антагонизм, порождаемый частной собственностью на средства производства. Классовая борьба пронизывает все области жизни таких обществ, борьба между господствующим меньшинством и эксплуатируемым бесправным большинством. Для поддержания системы, построенной на неравенстве и эксплуатации человека человеком, помимо принуждения необходима идеологическая опора, необходимо, чтобы идеи господствующего класса стали господствующими идеями и представили частный, эгоистический интерес господствующих классов в качестве всеобщего интереса. Религия в классовом обществе является идеологией, оправдывающей существующий строй, т.е. служит инструментом в руках господствующих классов, затушевывая классовые противоречия и примиряя обездоленных с их участью, мешая развитию классового сознания, проповедует идею классового примирения. В Советской России после 1917 г. вся антирелигиозная пропаганда строилась на том. что религия -- классовый враг трудящихся. За послушание и смирение в "этом мире" религия обещает награду в посмертном существовании, является "опиумом народа". <87>

Таким образом, с точки зрения Маркса религия играет негативную роль как раз в силу того, что она служит фактором социально-классовой интеграции и помогает господствующим классам поддерживать стабильность общества, существующий порядок вещей, тогда как историческая необходимость и справедливость заключаются в революционном преобразовании общества посредством классовой борьбы. Вместо того, чтобы пробуждать классовое сознание и стимулировать классовую борьбу, развивать критическое отношение к действительности, религия культивирует социальный конформизм, пассивность. Примером может служить христианское учение о воздаянии: "плачущие" утешатся, страждущие и смиренные будут вознаграждены, их ждет "царство небесное". Аналогична роль индуистского учения о карме и новых рождениях. Она служила поддержанию кастового строя индийского общества: главное требование и условие повышения (или хотя бы сохранения) жизненного статуса -- соблюдение кастовых предписаний как дхармы, священного закона. Фактически религия поддерживает существование общества, живущего в состоянии конфликта, классовых противоречий, и препятствует изменению такого состояния, переходу к бесклассовому обществу.

В рамках конфликтологических теорий за отправной момент берется тот факт, что религия может действовать как фактор, несущий не Интеграцию, а конфликт. Интегративным социальным теориям противостоит взгляд, согласно которому общество состоит из групп с эгоистическими интересами и не существует ценностей или верований, которые обеспечивали бы единство и стабильность так устроенного общества. Жизнь общества характеризуется конфликтами, насилием, борьбой между различными группами за собственность, власть, влияние. Стабильность возможна лишь как временное равновесие, как преходящий момент. Ключевым фактором формирования социальных отношений являются эгоистические интересы индивидов и групп. Религиозные группы -- одно из звеньев системы, в которой противостоят, сталкиваются интересы враждующих сил.

В этой связи прежде всего необходимо иметь в виду межрелигиозные конфликты, религиозную рознь и нетерпимость. Боги древних греков постоянно враждовали и воевали между собой. Уже в этих самых Элементарных случаях борьбы богов Вебер видел "несовместимость ценностей". Выбирая одну мировоззренческую позицию, вы отказываетесь от других, т.е., служа одному Богу, вы оскорбляете всех остальных богов¹⁷. Правда, раз в 4 года, на время праздника в честь "отца богов и людей" олимпийского Зевса устанавливался "священный мир". Проклятие бога угрожало всякому, кто начнет войну во время праздника.

Наглядным примером такого рода конфликтов может служить история многовековой вражды между иудаизмом и христианством или отношения между иудаизмом и исламом, т.е. религиями, тесно связанными между собой родственными узами происхождения. Первым христианским мучеником считается Стефан, проповедовавший и Иерусалиме. По приговору Синедриона он был побит камнями. Только что зародившаяся христианская церковь в Иерусалиме стала объектом гонений со стороны иудаизма, когда все ее приверженцы были иудеями и христианство еще не было передано людям других национальностей. Но именно потому, что ранняя христианская церковь была прежде всего иудейской и существовала в русле иудаизма, возникший конфликт был неустраним. Он возник на основе комплекса самоидентификации посредством размежевания с "чужим", но таким близким "чужим": иудеи и христиане жили в одном и том же городе, и жили все же разной жизнью, они читали одну и ту же Библию, и все-таки читали они ее по-разному "они" выглядели совсем так же как "мы" и все же были совсем другими. Особую остроту в такого рода размежевание привносит обвинение каждой стороной противников в "отступничестве", "измене" истине. Таковы по своей природе конфликты между католиками и протестантами, православием и старообрядчеством, суннитами и шиитами и т. д.

Именно то, что отличает данную сторону от другой ("нс-иудаизм" или "некатолицизм"), составляет основу понимания в себе самого существенного и определяющего: чужой -- это не такой, как ты.

С точки зрения социолога религии в основе такого отношения лежит тот факт, что религиозная группа является нормативной, придерживающейся определенных ценностей. Каждая группа притязает на абсолютное и универсальное значение своего вероучения, она знает, что есть добро и что -- зло, что человеку необходимо и чем он может, пренебречь. Притязание на общезначимость придает исповедуемой этой группой "истине" черты императивности и авторитарности. Коммуникация с другими группами оказывается чрезвычайно затрудненной. И чем тотальней, всеобъемлющей представляется группе система её убеждений, тем сильнее суживается ее коммуникативная возможность. Религиозная рознь не сводится, следовательно, к чисто волюнтаристским и эмоциональным моментам, она заложена на когнитивном уровне. Религиозная нетерпимость связана с неспособностью понять и признать: право другого на истину и обладание ею. Иными словами, конфликт, должен либо вылиться в насилие, либо принять латентную форму, либо, разрешиться на основе определенного компромисса, отступления от притязания на абсолютный и универсальный характер своей веры.

Это очень важные вопросы для социальной жизни. По какому праву, например, может вообще та или иная группа, в том числе -- церковь, считать свои взгляды обязательными (должными) для большей или меньшей части общества, которая эти взгляды не разделяет? По какому праву она оказывает, скажем, давление на законодательство, пытается повлиять на правовые установления и содержание системы общественного образования? Или же она должна ограничиваться исключительно определением того, что относится к ее членам, т.е.; людям, сознательно разделяющим установки и взгляды данной группы. Причина такого рода конфликтов называется партикуляризмом; т.е. притязание религиозной группы на исключительное обладание истиной и моралью приводит к методам насильственного насаждения своей веры. Партикуляризм всегда нуждается во врагах, с которыми можно сравнивать собственное поведение как эталон мудрости и добродетели. Враги нужны руководителям таких групп, чтобы поддерживать свое влияние, чтобы легче было манипулировать своими сторонниками, чтобы обосновывать свои действия. Если на самом деле врагов у такой группы не оказывается, их приходится создавать, в том числе -- и внутри группы. Такого рода религиозный партикуляризм тесно связан с религиозными групповыми предубеждениями, нетерпимостью, фанатизмом. У религиозных групп, которым не присущ партикуляризм, не наблюдается враждебного отношения к другим группам и их верованиям. Таким образом, среди возможных и существующих религиозных ориентации есть и такая -- религиозный или теологический партикуляризм,-- которая вызывает конфликты в религиозной среде по причине религиозных расхождений. Проявления партикуляризма встречаются в виде деления религий на "истинные" и "ложные", "хорошие" и "плохие", "полезные" и "вредные".

Часто за такого рода позицией кроется еще один источник внутрирелигиозных конфликтов, более важный, чем теологические разногласия. Религиозная рознь часто является формой выражения классовых и этнических конфликтов. Враждебность в отношении других религиозных групп колеблется в зависимости от того, в какой мере религиозные различия связаны с экономическими, политическими или национальными интересами. Религиозные различия могут выступать в таких ситуациях в качестве символа скрывающихся за ними расхождений и интересов, выполняя чисто идеологическую функцию. Так, нередко можно услышать утверждение, что в бывшей Югославии суть событий сегодня определяется войной между православием и исламом. (Конфликты существуют не только между религиозными группами, но и внутри них. Они сопутствуют жизни любой религиозной группы, происходящим в них внутренним процессам, являются составной частью происходящей и здесь борьбы за власть, престиж, привилегии. С точки зрения конфликтологического подхода социальное поведение членов религиозных групп также мотивируется стремлениями к удовлетворению эгоистических интересов отдельных индивидов или их группировок.

Примером внутрицерковного конфликта может служить столкновение интересов высшего и низшего духовенства, весьма различающихся по своему социальному статусу. Наряду с этим -- конфликт между клиром, стремящимся монополизировать управление церковными делами, и мирянами. Сравнительно недавно, с середины нынешнего столетия, католическая церковь вынуждена была, например, пойти на расширение прав и влияния мирян на церковную жизнь. К числу такого рода конфликтов можно отнести борьбу между сторонниками религиозного модернизма и консерваторами, соблюдающими традицию и отстаивающими ее неприкосновенность. В русской православной церкви сегодня есть сторонники и противники новшеств, например, это касается языка, на котором ведется богослужение, форм организации жизни прихода, степени участия мирян в решении церковных проблем. Конфликты внутри группы могут быть связаны с внешними для нее обстоятельствами, это может быть разная политическая ориентация верующих одного вероисповедания в церковном руководстве. Короче говоря, в религиозном поведении, так же, как и в человеческом поведении вообще, решающую роль играют эгоистические интересы, приводящие к конфликтам, последствия которых могут быть самыми разными -- как функциональными, так и дисфункциональными.

Еще один тип конфликтов связан с существованием религии в обществе, находящемся на той или иной стадии развития процесса секуляризации. Эти конфликты могут быть вызваны изменениями духов-пой жизни общества, обусловленными формированием светской культуры, приходящей в противоречие с традиционными религиозными взглядами на мир и моральными ценностями. Религиозная приверженность может приводить к конфликту не только с научными взглядами на мир, но и с нормами светской морали, требованиями закона. Католическая церковь осуждает как великий грех искусственное прерывание беременности, вступая в противоречие с общественным мнением (включая и широкие массы верующих). Религиозные убеждения могут противоречить службе в армии, участию в политической жизни или гражданской деятельности.

В целом конфликт и интеграция -- две стороны одной медали и должны рассматриваться в связи между собой.

1) Конфликт может быть функциональным с точки зрения внутригрупповой интеграции, источником сплочения религиозной группы; некоторые группы культивируют конфликт с внешним миром в целях достижения внутренней сплоченности, враждебность "чужому" обеспечивает ее.

2) Конфликт может быть функциональным, вызывая изменения не только в религиозной группе, но и в обществе.

Социология религии, в особенности Вебер, уделяет в этой связи большое внимание роли харизматических лидеров. Вебер видел в харизме фундаментальный противовес социальной стабильности и важный источник перемен. Он ссылался, на пророческие религии. Пророки часто провозглашали, что бог установил равенство и справедливость, а люди самовольно нарушили божественные установления. Такого рода пророчество может вызывать социальный конфликт и крупные по своим масштабам изменения в обществе. Конфликтологическая теория религии вносит, таким образом, существенно важное дополнение к интеграционной модели религии.

Итак, если функциональная теория концентрирует свое внимание на роли религии в качестве фактора поддержания стабильности, то теория конфликтов -- на ее роли в качестве источника перемен. Теория конфликта имеет возможность обосновывать свое понимание роли религии весомыми историческими подтверждениями. Религиозные конфликты могут способствовать социальным переменам и, в свою очередь, социальные перемены и конфликты могут вызывать изменения в религии. Примером последнего может служить раскол русского православия в XVII в., развитие сектантского движения как движения социального протеста.

Теория конфликтов помогает понять механизм, посредством которого интересы, движущие людьми, влияют на их сознание и поведение, в том числе и религиозное, ставя на первое место эгоистические, партикулярные интересы.

Конфликт, противоречие могут иметь не только негативно разрушительные последствия, но и позитивные. Все же теория конфликтов, односторонне подчеркивая противоречие и борьбу, испытывает затруднение в объяснении солидарности и кооперации в социальной жизни. Необходимо учитывать оба момента -- гармонию и диссонанс,-- хотя их соотношение может в конкретных процессах варьировать в широких пределах, позволяя ставить акцент то на одном, то на другом. В конечном счете, эти два подхода не исключают, а дополняют один другой.; Ясно, что роль религии в обществе не может быть сведена только к функциональной или только к дисфункциональной. Случаи, когда религия выступает как фактор дезинтеграции, конфликта, разрушения, вовсе не должны служить основанием для отнесения ее к социальной Патологии в этих ее проявлениях. Конфликт на одном уровне может способствовать интеграции на другом. Конфликтологическая теория связывает понимание религии с социальным контролем (укрепляя положение господствующих групп общества) и социальным изменением (изменяя тип поведения значительной части членов общества).

Неоэволюционизм

Примерно с 60-х гг. в социологии наблюдалось возрождение интереса к эволюционным идеям. В значительной мере это было связано с расширением объема сравнительных исследований. В социологии религии неоэволюционизм получил поддержку со стороны Парсонса. Мы рассмотрим это направление на примере подхода, который разработал Р. Белла. В 1964 г. он опубликовал статью "Религиозная эволюция", которая вызвала оживленную дискуссию. Она вошла в изданную в 1970 г. книгу "По ту сторону веры".

Белла сторонник функционализма. Определив религию как совокупность символических форм, соотносящих человека с конечными условиями существования, Белла обращает внимание на то, что не существует такой "совокупности символических форм", которая выполняла бы функции религии для всех людей. Существует огромное многообразие таких форм и задача социологии заключается прежде всего в том, чтобы обнаружить и классифицировать эти формы, а затем посмотреть, <92> к каким социальным последствиям приводит приверженность к той или иной форме.

Возможны разные способы классификации. Белла обращается в поисках измерения для классификации религиозных систем к эволюционному измерению. Он определяет эволюцию -- на любом системном уровне -- как процесс возрастающей дифференциации и все большей сложности, который позволяет Организму, социальной системе или какому-либо другому организованному целому совершенствовать способность приспособления к Среде, в результате чего это целое (система) обретает большую автономию в отношении к своей среде, нежели менее сложное предшествующее образование. Это понимание эволюции близко к тому, которое Спенсер выразил в формуле: возрастающая дифференциация и возрастающая интеграция.

Белла предложил пятиэтапную классификацию, в основу которой он положил один признак -- степень дифференциации системы религиозных символов. Для него эти пять этапов -- это именно классификация: он не утверждает, что каждая религия должна была пройти с неизбежностью через эти пять этапов. И еще одна важная посылка: более ранние этапы могут сосуществовать с более поздними в рамках одного и того же общества. На любом из уровней сложности, т.е. на любом эволюционном этапе, существует великое многообразие типов.

Итак, согласно концепции Белла, развитие заключается (или сводится) в дифференциации системы религиозных символов. Белла имеет в виду именно развитие религии как символической системы, а не развитие "человека религиозного" или важнейших религиозных структур. Эти пять этапов -- примитивный, архаический, исторический, ранне-современный и современный.

Примитивная религия исчерпывается двумя символическими формами -- ритуалом и мифом. На этом этапе еще не существует религиозной организации. Мифы в очень большой степени связаны с деталями реального мира и представляют собой еще весьма зыбкие, текучие образования типа "сна наяву", "мечтания". Людям действительно свойственно погружаться во время культовых церемоний в сны наяву, мечтания. В сновидении наяву предвосхищены все человеческие действия, в нем вообще очень Тесно связаны фактическое существование данной группы и парадигматический миф. Этот миф-мечтание легко подвергается перетолкованию, что может вести к обновлению ритуала. Собственно, примитивное религиозное действие характеризуется не богослужением, не жертвоприношениями, а лишь "участием", "воплощением", "приобщением" к нему как коллективному действию. Все при-сутствующие включаются в религиозное действие на равных: нет ни священнослужителей, ни паствы, ни посредников, ни зрителей. В ритуальном действии участники идентифицируются с мифическими существами, которых они представляют.

В ритуале, когда "всегда" становится "сейчас", практически исчезает дистанция между человеком и мифическими существами. Это -- фигуры предков, полузверей-полулюдей, которые еще не являются богами, им не приписывается власть над миром и они еще не стали объектом поклонения, хотя они нередко наделяются героическими чертами и способностями, превышающими способности обычных людей.

Каждый клан и каждая местная группа определяются в категориях прародителей рода и мифических событий, с ними происходивших. Нет особой религиозной организации: церковь и общество -- это одно и то же. Религиозные роли слиты с другими ролями, если есть дифференциация,-- по линии возраста, пола или принадлежности к группе родственников,

Социальные последствия примитивной религии Белла интерпретирует, ссылаясь на Дюркгейма: ритуальная деятельность укрепляет солидарность общества и способствует приобщению молодежи к нормам поведения племени. Она дает мало средств для преобразования мира, сама текучесть и зыбкость примитивной религии служит преградой для радикальных нововведений, хотя конкретные мифы и ритуалы находятся в процессе постоянного пересмотра и изменения, так что не исключают переосмысления примитивного материала. Примитивная религия включает и "новаторский" аспект.

Итак, религиозное сознание пронизывает всю жизнь группы и сама группа представляет собой религиозную организацию, носителя данной конкретной религии. В некоторых группах имеются специализированные фигуры -- шаманы и знахари, но они -- не обязательная принадлежность примитивной религии.

Социальные проявления такой примитивной религии представлены не только в обществах до-письменной эпохи, но и в любом религиозном поведении. Они представляют собой те базовые феномены, из которых развиваются все остальные религиозные феномены.

Примитивная религия основывается на верованиях в злых и добрых духов, в существование колдовских сил, которые составляют основу магических действий.

В примитивной религии можно выделить три вариации или три ее типа -- индивидуалистический, шаманистский и общинный. Все они вплетены в повседневную жизнь людей и не знают разделения на "народный" и "официальный" уровни. Религиозная традиция при этом не отделена от общей традиции как достояния группы, а специальнорелигиозные учения, или искусства, передаются вместе с другими культурными достижениями группы от поколения к поколению. Религиозная принадлежность совпадает с принадлежностью к данной группе. И все же в этом достаточно гомогенном комплексе существуют некоторые оттенки.

Часть ритуальных актов преимущественно связана с гарантиями и способами достижения успеха индивидом, его "счастьем" посредством главным образом магических действий. Например, постучать по дереву, отметив свою удачу или надежду на ее достижение, "присесть на дорогу", прибить над входом в дом подкову и т.п. Все эти сугубо индивидуальные действия являются в то же время действиями социальными, включенными в социальную структуру, поскольку предполагают понимание значения принятой в данной обществе символики. Это действия, связанные с поисками персонального духа-опекуна. Это -- форма религии, которая не связана с участием в данном ритуальном действии группы, деятельностью религиозных специалистов. Она открыта и доступна для любого члена группы в зависимости от его личных склонностей и нужд. Она опосредованно включена в жизнь группы (это могут быть охотничьи, воинские, ит.д. ритуалы). Это религия, практикуемая на уровне индивидуального действия, ее не всегда заметно рядом с официальной религией и не всегда она ею признается. В социальном аспекте эти индивидуальные культы не имеют большого значения, но не замечать их нельзя, они могут оказывать влияние на организованную религию через поведение ее индивидуальных членов.