Культура и быт приходского духовенства марийского края

Эти правила состояли из 14 пунктов. В первом из них было отмечено, что "обязанность первоначального обучения поселянских детей относится к обязанностям приходского духовенства, которое сим средством и случаем должно воспользоваться для исполнения своей обязанности наставления де-тей в вере и благочестии" . Правила закрепляли обычай обучения детей в домах одного из членов причта, который определялся "по усмотрению епархиального архиерея". В обязанности священно- и церковнослужителей входило также убеждение родителей в необходимости обучения детей. Правилами регламентировались предметы преподавания, в основу которых были положены катехизис и молитвы. За успехи в церковном пении рекомендовалось ученикам "давать в церкви места на клиросе". В пункте 11 данных правил постоянное время обучения определялось от окончания осенних работ до начала весенних, примерно с 1 сентября по 31 мая.

Следует подчеркнуть, что контроль за сельскими школами на местном уровне поручался благочинным церковных округов. Именно им приходские священники раз в полгода должны были присылать именные списки обучавшихся детей, с указанием начала времени обучения, что изучали и "какими усматриваются в поведении". Закончившие обучение должны были сдать экзамен в присутствии благочинного, местного священника и волостного начальника. Результаты экзаменов записывались в специальный журнал, который отправляли в консисторию к епархиальному архиерею .

Следовательно, указ 1836 г. можно считать первыми правилами для церковно-приходских школ края. В контексте с данным постановлением также в 1836 г. Синодом был принят указ о разрешении священникам и дьяконам обучать детей у себя или у других в домах, без особого испытания при условии, что они закончили богословский курс в семинарии .

Результатом реализации этих указов стало открытие ряда училищ в Марийском крае. Так, в отчете священника села Чермышево Козьмодемьян-ского уезда М.С. Кроковского отмечалось, что в его благочинии к сентябрю 1838 г. священниками открыто три училища в селах Шапкили, Пернянгаши и Ахмылово "в собственных домах, принявших на себя должность учителей, в первом селе - священником Андреем Сокольским, во-втором - дьячок Василием Алексеевым, в третьем - дьячком Гавриилом Альпидовским" .

Во втором благочинии, по данным источников, приходских училищ было больше. В рапорте благочинного священника Василия Акрамовского в 1838 г. сообщалось, что "детей в селах Оринино, Акрамово, Ильинской пустыни, Пихтулино и Ишаках учили все священно- и церковнослужители, в Кожважах священники И.В. Померанцев и А.В. Гортинский, в селе Малом Сундыре священник И.П. Боголюбов, в Анат-Киняре дьякон М.Н. Кремен-ский" . Все училища находились в "новокрещеных" марийских и чувашских приходах и открывались в первую очередь с целью приобщения к христианству, в рамках учрежденной в 1830 г. православной миссии в Казанской епархии.

В журнале миссионера архимандрита Раифской пустыни Амвросия, посетившего в 1838 г. приходы сел Нурма, Цибикнур, Ронга, Кузнецово, Азаново и Сотнур нами обнаружены сведения о приходских училищах Царевококшайского уезда. Из источника видно, что в двух из шести приходов были открыты училища. Так, в Ронгинском училище обучались "мальчики старорусские крестьяне человек до 20"' и предпринимались попытки к обучению марийских детей, но безуспешно. В селе Сотнур, в результате убеждений приходского священника обучались восемь мальчиков. В селе Нурма 18 мальчиков из марийцев были согласны обучаться с началом нового учебного года.

Несмотря на активизацию миссионерской деятельности, новокрещеные прихожане не спешили отдавать своих детей для обучения священнику, подтверждением чему служит факт открытия лишь одного Шиньшинского училища в Царевококшайском уезде в период с 1838 по 1846 гг. Должность учителя в нем исполнял священник Александр Любимов. Духовные и гражданские власти неоднократно напоминали приходскому духовенству о необходимости открытия церковно-приходских школ в марийских приходах. В указе Синода в 1844 г. по предложению казанского военного губернатора рекомендовалось в каждом приходе, где есть новокрещеные, открывать школу для обучения детей русскому языку и Закону Божьему "дабы все новое поколение прошло через сии школы". Здесь же отмечалось, что в Казанской губернии селений, где живут новокрещеные до одной тысячи, а училищ в них открыто "только до сорока" и подчеркивалось, что при таком числе данных школ нельзя достигнуть цели истинного обращения к христианству. Духовная консистория на основании этого указа предписывала всем священникам и дьяконам Казанской епархии открывать при приходских церквях сельские бесплатные училища.

В начале 40-х гг. XIX века в связи с начавшейся реформой П.Д. Киселева большинство сельских приходских училищ переводилось в ведомство и на содержание Министерства государственных имутцеств. Указом Синода от 31 декабря 1842 г. приходское духовенство призывалось к содействию местным управлениям государственных имуществ в вопросах открытия школ. Священники должны были заботиться "о выборе к училищам наставников самых благонадежных по образовательным и нравственным качествам" . Благочинным отводилась обязанность наблюдать за приходскими училищами и сообщать в консисторию о их состоянии по прошествии каждых шести месяцев .

Вероятно, одним из последствий данного указа стало открытие Миро-носицкого приходского училища в 1843 г. Наставником этого училища был назначен сельский священник Федор Ронгинский3. В Козьмодемьянском уезде в 1846 г. было открыто Чермышевское училище.

Все уже существовавшие училища в уездах края перешли в подчинение Министерства государственных имуществ. Источники свидетельствуют, что три училища Козьмодемьянского уезда в благочинии М. Кроковского в 1841 г. были закрыты "по причине учреждения училищ, содержащихся от Палаты государственных имуществ и по причине переведения учеников из первых училищ в сии последние училища"4. Училища второго благочиния священника Константина Шатьминского также были переданы в ведомство Министерства государственных имуществ. В селах Акрамово, Малый Сун-дырь и Ильинская пустынь наставниками были назначены приходские священники, а в селе Кожважи - студент, окончивший курс семинарии. Все они получали в год за обучение детей 85 руб. серебром. Эта сумма была ощутимым дополнением к небогатому содержанию духовенства того времени .

Из источников видно, что по окончании учебного года наставники приходских училищ предоставляли смотрителю училищ ведомости о состоянии школ. Эту обязанность священники не всегда исполняли добросове-стно. Так, в 1845 г. ведомости вовремя не были предоставлены наставниками Моркинского, Шиньшинского и Сотнурского училищ. Священник В.П. Преображенский села Морки в 1846 г. был уволен с должности наставника, так как по мнению консистории "не зарекомендовал себя усердием и деятельностью"1. Причиной отставки, вероятно, было дело, разбиравшееся в 1844 г., о недостойном поведении и использовании учеников училища в поповском хозяйстве. Хотя священника и оправдали, однако отстранили не только от наставничества, но и от должности благочинного "за неисправности и совершенную леность" .

Как одну из попыток улучшить уровень преподавания в приходских школах можно рассматривать указ министра государственных имуществ 1844 г. "о занятости священников-учителей исполнением церковных треб" и в этой связи о назначении им помощников из способных семинаристов. В указе отмечалось, что "штатное жалование помощникам было назначено только в тех училищах, где учащихся находится не менее 50 человек, в противном случае между священником и помощником делить пополам жалование"3. Однако в 1846 г. из шести училищ Царевококшайского уезда лишь в одной Моркинской школе учителем был семинарист, в остальных священники сельских приходов. В Козьмо-демьянском уезде и в марийских приходах Уржумского и Яранского уездов преподавание во всех училищах вели священнослужители4.

Источники свидетельствуют, что следуя предписаниям светской и духовной властей священники должны были убеждать прихожан отдавать детей в школу. Так, в 1850 г. на запрос благочинного первого округа Царевококшайского уезда Василия Смирнова причтам сельских церквей, где и какие открыты училища, священник В.П. Николаев села Цибикнур рапортовал, что "расположил три семейства из всего прихода, которые отдали в домашнее обучение своих детей - три человека, которые поныне учатся в доме приходского священника"1. В дальнейшем, по мнению священника их примеру должны были последовать и другие прихожане. В селе Кельмаково этого же уезда церковникам не удалось убедить прихожан отдать детей в училища. Прихожане отговаривались тем, что "малолетние дети, начиная с семилетнего возраста ... занимаются тканием циновок, доставляют им деньги, которыми они единственно уплачивают подати" . Именно необходимые рабочие руки были причиной по которой крестьяне не желали отдавать детей в школу. Кроме этого, была еще одна причина, указать которую прихожане не могли, но которая безусловно присутствовала в этот период - это приверженность их к языческим верованиям своих предков, которые являлись "составной частью национальной культуры"3 марийской общности и священникам приходилось это учитывать.

По нашим подсчетам, к 1855 г. в Царевококшайском уезде действовало шесть школ, в Козьмодемьянском - пять училищ, Уржумском уезде в марийских приходах - пять школ, в Яранском - в селах Сола Беляк и Пекту-баево4. К 1860 г. в Царевококшайском уезде было открыто еще одно училище в селе Цибикнур и три частные школы. Две из них: мужская и женская в селе Кузнецово в домах священника и дьякона, и одна в селе Семеновка "в доме священника Николая Цветкова"5.

Просветительская деятельность приходского духовенства не ограничивалась только школами. Как отмечалось, в Марийском крае священники были одновременно и миссионерами. Начиная с 20-х гт. XIX века одним из путей "христианского просвещения" марийцев и других народов Поволжья был признан перевод русских церковных книг на марийский, чувашский и другие языки. Священникам Марийского края также было предложен заниматься составлением словарей марийского языка и переводами церковных книг.

Попытку совершенствования алфавита и систематизированного изложения грамматики марийского языка впервые сделал уже упоминавшийся священник А.Д. Альбинский, один из первых марийских просветителей. В 1831 г. он представил в комиссию духовных училищ рукопись марийской грамматики. В 1837 г. она была издана в Казани под названием "Черемисская грамматика" значительным для того времени тиражом в 1200 экземпляров. Книга была задумана и рекомендована как учебное пособие для марийских классов Казанского и Чебоксарского уездных училищ. По мнению известного ученого филолога И.Г. Иванова "являясь учебником по родному языку для будущих переводчиков, она имела определенное значение для совершенствования марийской письменности в дальнейшем" .

По данным выявленных нами источников, в 1837 г. учителем Казанского уездного училища Александром Сперанским был составлен словарь марийского языка. Для рассмотрения рукописи этого словаря Царевокок-шайское духовное правление организовало комитет, состоящий из протоирея Воскресенского собора Царевококшайска Дмитрия Пернягашевского, священника Входоиерусалимсой церкви Адриана Новикова и священника Ми-роносицкой пустыни Федора Ронгинского. Правление Казанской семинарии ставило перед комитетом следующие задачи, во-первых) рассмотреть правильность значения слов представленного словаря; во-вторых) дополнить словарь, чтобы он заключал в себе все слова марийского языка, а для этого "вместе с рукописью господина Сперанского, отправить к ним, имеющиеся у инспектора семинарии протоирея Вишневского два словаря черемисского языка русско-черемисский и черемисско-русский с тем, чтобы из трех был составлен один полный"; в-третьих) поручить комитету внести в словарь выражения как лугового так и горного наречия, "чтобы страница словаря сего была разделена на три столбца, из коих в первом должны быть помещены слова лесного черемисского наречия, во втором - горного, а в третьем значения слов на русском языке"1; в-четвертых) представить составленный словарь в семинарское правление. В том же году священник Ронгинский просил уволить его от составления словаря, ссылаясь на занятость церковными делами и на то, что почти забыл язык "по давнему не обращению с черемисами". Однако его просьба не была удовлетворена. С таким же прошением в 1840 г. обратился протоирей Пернягашевский. Он ссылался на постоянную занятость должностными делами, а главное "по преклонности лет... и по забвении горного наречия языка, коим он не занимался назад тому около 16 лет" . Его прошение было удовлетворено.

Следует отметить, что 5 августа 1840 г. в Царевококшайское духовное правление поступил рапорт от священника Ронгинского и предоставлен составленный им словарь марийского языка. В рапорте он отмечал, что "сверх собранных слов, черемисского языка более не знаю", и просил консисторию в дальнейшем освободить от набора слов. Второй священник Новиков сделал в словарь свои дополнения, но "самое малое количество"3. В этом же году Казанская консистория рекомендовала для дальнейшего составления словаря других священников Царевококшайского уезда Трофима Азановского и Василия Нурминского. Однако казанский архиепископ так расценил отказ первых священников: "Смешно мне, что Ронгинский и Новиков спустя три года вздумали уведомить нас, что они забыли сей язык. Я бы думал по сему учинить сперва следствие"4.

Дальнейшее руководство по составлению словаря архиепископ передавал архимандриту Раифской пустыни Амвросию, которому поручалось составить комитет из священников, знающих марийский язык и назначить их сбор в Раифской пустыне. Но комитет не был составлен, а Амвросий в 1845 г. уведомил семинарское правление, что он отсылает словари им и "признает все доставленные ему словари не весьма полезными для священников и церковников, потому что они составлены по черемисскому алфавиту, а не по российскому" * Казанское семинарское правление в свою очередь вновь обратилось с просьбой к священникам края: "Не примет ли кто труд составить полный, на горном и луговом наречии словарь черемисско-русский и русско-черемисский" . Однако, на призыв правления не кто из священников не откликнулся и словарь в первой половине XIX века так и не был составлен.

К середине XIX века появились первые священники из среды марийского народа. Они занимались составлением рукописных учебников на родном языке, вели преподавание марийского языка, осуществляли переводы религиозных книг. Священник Марисолинской церкви Уржумского уезда Трофим Захарьевич Удюрминский в 1848 г. получил одобрение и благодарность консистории "за переложение на черемисское наречие бесед и поучений, кои произносить новокрещеным черемисам при удобных случаях" . В 1855 г. он был переведен в село Кукнурское, где в 1858 г. перевел на марийский язык "Катехизис". Его труд был одобрен Вятской духовной консисторией. В 1870 г. Удюрминский был приглашен в переводческую комиссию "Братства Святителя Гурия", расположенную в Казани. Здесь он занимался просмотром марийских рукописей и переводами церковных книг.

С миссионерско-просветительской целью были составлены рукописные словари священниками Козьмодеьянского уезда М.С. Кроковским и М.Н. Ястребовым . Первый из них, Михаил Степанович Кроковский собрал также "Образцы народной словесности местного наречия Козьмо-демьянского уезда", а в 1838 г. составил "черемисский лексикон" . Этим не ограничилась его просветительская деятельность. В 1843 г. он перевел на марийский язык "Полицейский устав", за что был поощрен Министерством государственных имуществ 100 рублями серебром3. Кроме этого, с 1849 г., в течение нескольких лет Русское географическое общество изъявляло свою признательность М.С. Кроковскому за этнографические и климатические сведения .

Изменения в общественной жизни России второй половины XIX века отразились и на просветительской работе в Марийском крае. Закон о начальных народных училищах 14 июня 1864 г. предоставлял духовенству право заведовать под наблюдением училищных советов церковноприходскими школами, преподавать Закон Божий и другие предметы в народных школах, не подчиненных его ведению, наблюдать за религиозно-нравственным направлением обучения во всех начальных народных училищах. После 1865 г. количество церковно-приходских школ начало уменьшаться. Это было связано с появлением значительного числа земских школ, в которые была преобразована значительная часть церковно-приходских. Положение о начальных народных училищах 25 мая 1874 г. уменьшило роль духовенства в училищных советах, а в 1875 г. было разрешено преподавать Закон Божий лицам без духовного образования. Все это способствовало уменьшению числа церковно-приходских школ и передаче их земству. По мнению церковного историка Ф. Благовидова передавая церковные школы земству, духовенство выигрывало во-лервых, в помещении школ, так как земство строило новый дом; во-вторых, в учебных пособиях, так как земство снабжало школы всеми необходимыми пособиями; в-третьих, в постановке преподавания, так как земство посылало в школы особых наставников . В целом по России количество церковно-приходских школ с 21 тысячи в 1865 г. уменьшилось к 1881 г. до 3 тысяч".

Источники свидетельствуют, что несмотря на закрытие значительной части церково-приходских школ в Марийском крае тем не менее, были случаи появления новых церковных училищ. В 1878 г. дьякон села Тумьюму-чаш Уржумского уезда Михаил Мосунов открыл церковно-приходскую школу. За свою инициативу, "примерное усердие к делу народного образования и безмездный в этом деле труд"3, в 1880 г. ему было объявлено архипастырское благословение. Священник Токтай-Белякской церкви Николай Павлович Зорин в 60-е гг. XIX века обучал крестьянских детей у себя в доме, а в 1873 г. открыл школу при церкви. Позднее, в 1879 г. он в своем приходе открыл церковно-приходскую школу для детей марийских крестьян. Здесь Н.П. Зорин не только бесплатно обучал Закону Божьему, но сам оплачивал стоимость квартир для учеников и покупал учебники. Под школу этот священник отдал собственный дом. В 1881 г. за свою просветительскую и благотворительную деятельность Н.П. Зорин получил благодарность, подписанную императором Александром III . Этот священник был также и миссионером. Интересен факт крещения им одного татарского мальчика, не только обращенного в христианство, но и усыновленного5. По ходатайству священника Сернурской церкви Павла Никандровича Трошина в 1874 г. было открыто училище для марийских прихожан в деревне Куприан-Сола .

Положение в церковном "просвещении" заметно стало меняться с 80-х гг. XIX века. В 1881 г. правительство и Синод стали проводить мероприятия, направленные на поддержку церковно-приходских школ и поощрениє деятельности приходского духовенства в деле народного образования. В связи с этим Казанская консистория предписывала доставлять ведомости о цер-ковно-приходских школах Казанской епархии, "с обозначением места, где находится каждая из школ, времени с какого существует, и числа учащихся в каждой школе с объяснением способов содержания школ, а так же размера и источников вознаграждения, если таковое получается обучающими в сих школах" .

В 1883 г. из Министерства народного просвещения было выделено 55 тысяч 500 руб. на "выдачу пособий и вознаграждений духовенству и разным духовным учреждениям на устройство и содержание школ" . Церковноприходские школы открывались священником или с его согласия другим членом причта. Все распоряжения относительно открытия, содержания и обучения в данных школах излагались в "Правилах о церковно-приходских школах" утвержденных Александром 111 от 13 июня 1884 г. Обучение в церковных школах чаще всего вел кто-то из членов причта. Священник должен был наблюдать за ходом обучения, если сам не вел занятия. Наблюдению и ведомству местного священника принадлежали также крестьянские школы грамотности.

Следует подчеркнуть, что для руководства церковными школами епархиальный архиерей назначал священников-наблюдателей. Их обязанностью было ежегодное предоставление отчетов о числе и состоянии школ отдельного училищного округа. Чаще всего наблюдателями назначались благочинные. Отчеты о состоянии церковно-приходских школ печатались в местных епархиальных журналах.

Источники свидетельствуют, что с момента опубликования "Правил о церковно-приходских школах" в Марийском крае начался новый рост числа церковно-приходских школ. Если к 1 января 1884 г. в Козьмодемьянском уезде было всего две такие школы, то к началу 1885 г. уже насчитывалось 14 и одна школа грамотности . В Царевококшайском уезде за 1884 г. также открылось несколько церковно-приходских школы. Так, в селах Семеновка и Шап учителями были дьякон и псаломщик. Открылись церковно-приходские школы в деревне Малый Шоплак Цибикнурского прихода, деревне Арбаны Нурминского прихода и деревне Кугенер Ронгинского прихода. Учителем Малошоплакской школы был псалмовщик Цибикнурской церкви. В двух других школах были особые учителя.

По нашим подсчетам, в 1886-1887 учебном году в Козьмодемьянском уезде значились 23 школы, а в Царевококшайском - 10 церковных школ . В этом же отчете о церковно-приходских школах Казанской епархии давалась оценка труда благочинных-наблюдателей школ. Из них видно, что благочинные следили за ходом обучения в школах, давали учителям необходимые наставления относительно преподавания, совместно со священниками заботились об открытии новых школ. Большинство священнослужителей исполняли эти обязанности "с полным усердием и добросовестностью". В этом документе были отмечены лучших преподаватели Закона Божьего. Так, особое усердие в обучении учащихся проявляли законоучитель Юнга-Ядринской школы Козьмодемьянского уезда священник Платон Запольский, Мало-Шоплакской - Иоанн Суворов, Кушнерской - Алексей Николаев, Арбанской -священник Алексей Альпидовский из приходов Царевококшайского уезда3.

Следует подчеркнуть, что особое внимание в Казанской губернии было обращено на открытие церковно-приходских школ в нерусских приходах. Как отмечалось в указе Синода, особого внимания со стороны пастырей требуют школы "инородческие". Если в русском православном населении "церковные школы продолжают дело семьи, то в населении инородческом она принимает на себя все дело христианского воспитания ибо инородческая семья, за редким исключением, не может дать детям христианских навыков, а напротив растит их в бытовых и отчасти даже религиозных навыках и понятиях языческих" .

При назначении священников законоучителями в марийских начальных школах особое внимание обращалось на знание ими марийского языка. Так, В Царевококшайском уезде в 1883 г. к Цибикнурской церкви был переведен из села Ронга священник Иоанн Иоаннович Суворов, с предоставлением ему должности законоучителя в Цибикнурском и Шойбулакском училищах "как свободно объясняющемуся" на марийском языке. На освободившееся место в село Ронга был определен священник Алексей Александрович Никольский, хорошо знавший марийский язык и через год ставший настоятелем и законоучителем Кугенерской марийской церковно-приходской школы .

В целом, по нашим подсчетам, к 1899 г. в Царевококшайском уезде насчитывалось 24, а в Козьмодемьянском - 44 церковно-приходские школы3.

Нужно сказать, что просветительская деятельность священников в Марийском крае имела свои отличительные черты, обусловленные спецификой работы в среде нерусского населения. Необходимостью проведения политики русификации и христианизации во второй половине XIX - начале XX вв. более гибкими методами заставила их выработать особые формы деятельности. В их числе следует назвать переводческую работу, изучение особенностей языческих верований, составление словарей марийского языка.

Большую помощь в изучении марийского языка могли оказать переводные двуязычные словари. Выполнять эту трудную работу взялись священники марийских приходов. Так, священник села Арино Царевококшай-ского уезда Александр Николаевич Смирнов был составителем трех марий-ско-русских словарей. Этот священник происходил из семьи священнослужителей. Его дедом был Яков Смирнов, священник села Морки, разжалованный в причетники после проведения в его приходе всемарийского языческого моления в декабре 1827 г. А его отец, священник Николай Яковлевич Смирнов, долгое время служил в селе Арино и приложил большие усилия для распространения среди своих прихожан "христианской веры"1.

Хорошо знавший марийский язык А.Н. Смирнов в течение многих лет собирал лексический материал. Первым словарем этого лексикографа стал "Словарь черемисского языка", датированный 1867 г. Ценность этого словаря заключается в том, что он по своей структуре является марийско-русским. Подобные словари в истории национальной лексикографии имеют весьма важное значение. Следующей его работой являлся "Русско-черемисский словарь, составленный Казанской епархии Царевококшайского уезда села Шинь-шей ныне села Арина, священником Александром Смирновым 1869 года". Данный словарь был просмотрен членом "Братства Святителя Гурия" Николаем Зо-лотницким и рекомендован к изданию. К сожалению, как и другие словари А. Н. Смирнова, по разным обстоятельствам он остался неопубликованным. Третьей лексикофафической работой считается "Русско-черемисский словарь лугового наречия с предисловием", составленный "священником Царевококшайского уезда села Шиньшей Александром Смирновым" .

В 1899 г. священник В.П. Троицкий из села Красный Яр Чебоксарского уезда, член переводческой комиссии "Братства Святителя Гурия", составил и издал в Казани "Черемисско - русский словарь". Несомненной его заслугой является то, что при составлении своего лексикофафического произведения он одним из первых исследователей использовал рукописные словари своих предшественников. Данный словарь сыфал определенную роль в развитии литературного языка, как пособие для переводчиков на марийский язык3.

В начале 70-х гг. XIX века переводческой деятельностью начинают заниматься представители марийского народа. Среди них следует назвать имя Гаврилы Яковлевича Яковлева, уроженца деревни Куликалы Козьмодемьян-ского уезда, выходца из марийской крестьянской среды. Получив домашнее образование, он поступил в Казанскую семинарию, но не закончил полный курс и был определен в 1867 г. учителем Пертнурской школы "Братства Святителя Гурия" Козьмодемьянского уезда. Затем, в 1871 г. он был переведен с миссионерской целью "в учителя" инородческой школы в деревне Унжа Шиньшинского прихода Царевококшайского уезда и перечислен в духовное звание с производством псаломщиком. В отчете "Братства..." за 1871 г.

Г.Я. Яковлев характеризовался, как "человек религиозный, основательно

„і знающий христианское учение и начитанный в священных книгах .

Оказавшись в Унже, Г.Я. Яковлев вел переписку с инспектором народных училищ Казанской губернии И.А. Износковым. Как наблюдательный человек, он ему писал: "В настоящее время я попал в совершенно языческую татарскую дебрь. Живу как на необитаемой пустыне, или среди моря среди язычества плаваю. Надеюсь только на единого бога; сам не знаю что будет впереди, могу ли сделать какой-нибудь успех". О прихожанах Унжи он говорил с сожалением: "Черемисы в церковь не ходят и не творят крестного знамения, живут совершенно по язычески, в пищу употребляют лошадиное мясо, сами как татары все стрижены, и усы, как у татар постригают .

Из года в год Г.Я. Яковлев вел преподавание на марийском и на русском языке и добивался неплохих успехов в своей деятельности. Так, число учеников за 1871-1872 учебный год возросло с 15 до 25 человек. Зимой 1873 г. он в этой связи писал И.А. Износкову: "Вновь поступило около 12, а всего 37 учеников ходят, так что им недостает места, негде их посадить"". Однако далее Г.Я. Яковлев отмечал, что обучение продолжалось лишь до Пасхи, "а после Пасхи как разбегутся, тогда - хоть плачь, до другой зимы насильно их не притащишь"1. Таким образом, занятия в Унжинской школе были нерегулярными и значительная часть учеников весной и осенью не посещала занятия.

Следует подчеркнуть, что в 1875 г. на заседании "Братства ... ", его совет ходатайствовал перед казанским архиепископом о посвящении Г.Я. Яковлева в священники, с условием, чтобы он "получал содержание по этой должности, был младшим священником или сверхштатным и под руководством отца настоятеля Шиньшинской церкви заведовал бы черемисами деревни Унжа"", так как к этому времени он приобрел доверие и расположение местных жителей. В том же году казанский архиепископ Антоний рукоположил Г.Я. Яковлева в священники.

В 1875 же году христианский просветитель Г.Я. Яковлев представил И.А. Износкову (ставшему директором народных училищ) "Самоучитель русского языка для луговых черемис". Как писал сам автор: "Я давно имел желание для обучения русскому языку луговых черемис составить словарь из простых, удобопонятных разговорных слов с названиями окружающих предметов'". Кроме этого словаря Г.Я. Яковлев передал рукопись под названием "Для первоначального обучения русскому языку луговых черемисских детей". Как считал сам составитель, этот словарь был необходим для облегчения труда учителей и для чтения дома взрослых "мало-мальски знающих грамоту". Понадобился бы он и для призванных в армию марийских юношей, плохо говорящих по-русски, а так же для "большего развития сношений с русскими по торговой части10.

В 1877 г. в записке христианского просветителя Н.И. Ильминского о переводческой комиссии "Братства св. Гурия" перечислялись ее члены, роль которых среди прочих принял на себя и Г.Я. Яковлев, "неутомимо занимающийся переводами и приобретший в этом деле достаточную опытность". Сам он представил в комиссию несколько переводов церковных книг и "как священник" мог постепенно вводить у себя богослужение на марийском языке. В 1878 г. на прошение Г.Я. Яковлева перевести его в другой приход (так. как ему трудно было добираться для церковной службы в церковь села Шиньши) Н.И. Ильминский рекомендовал совету "Братства Святителя Гурия" совместить молитвенный дом с домом для обучения, чтобы "сосредоточить его Яковлева пастырскую и миссионерскую деятельность на черемисской Унжинской волость и желательно освободить священника Яковлева от служения в Шиньшинской церкви" . Так и было сделано - в Унже открылась первая в Казанской губернии школа-церковь в качестве приписной к Шиньшинской, священником и учителем в которой был один из первых пастырей-марийцев, просветителей народа - иерей Г.Я. Яковлев.

Широкую известность среди общественности Г.Я. Яковлев получил после выхода своего труда "Религиозные обряды черемис" в Казани в 1 877 г. Труд был создан с миссионерской целью. Книга была составлена по признанию самого автора "главным образом для православного духовенства, трудящегося в черемисских приходах с целью просвещения этого народа светом Христова учения"". Однако содержание книги фактически выходило за пределы религиозного просветительства и обогащало историко-этнографическую науку. Фактический материал этой книги включал в себя перечисление языческих богов, их около 105-ти, описание того, в каких случаях, какие молитвы произносятся. Причины возникновения многих понятий религиозного характера у народа мари Г.Я. Яковлев видел в повседневной практике, трудовой и бытовой, в окружающей природной, естественной обстановке. Эта книга содержит ценнейшие наблюдения очевидца, знатока культуры и быта марийского народа и останется незаменимым справочным пособием для изучения истории духовной жизни Марийского края.

Г.Я. Яковлев был женат на дочери марийского священника Вятской губернии. Его жена "могла искренне сочувствовать и по возможности содействовать деятельности направленной к христианскому просвещению единоплеменников" . В Шиныиинском приходе он служил вначале в качестве помощника настоятеля в приписной церкви села Унжа, а затем вплоть до 1905 г. священника села Шиньши. После этого Г.Я. Яковлев был переведен первым священником в село Арино, где и прожил до 1912 г.

С 1900 г. священником села Унжа стал Тихон Ефремович Ефремов, который продолжил дело Г.Я. Яковлева и также проводил обучение на марийском языке. Другой священник-мариец Федор Егорович Егоров, служивший в приходе села Сернур Уржумского уезда, активно занимался изучением религиозных верований марийцев, публиковал многочисленные статьи по истории и этнографии родного народа. Он стал по-настоящему первым марийским ученымисториком". В приходе села Новый Торьял Уржумского уезда служил видный представитель марийского народа М.Н. Янтемир, который уже в советское время внес значительный вклад в развитие марийской культуры'.

Источники свидетельствуют, что просветительская деятельность священно- и церковнослужителей не ограничивалась только преподаванием, переводами и составлением словарей. Среди священников Марийского края рассматриваемого периода встречались разносторонние личности. Некоторые из них состояли членами-сотрудниками Русского географического общества, как М.С. Кроковский и сернурский священник благочинный Епифаний Савинович Гусев. Первый из них. кроме этого был историком-краеведом. Так, в 1849 г. М.С. Кроковский опубликовал в "Казанских губернских ведомостях" краткое описание Спасо-Юнгинского монастыря. В этой статье он попытался рассмотреть роль монастыря как одного из оплотов православной веры в "инородческой" среде и определить его значение в христианизации горных марийцев. В 1851 г. "Казанские губернские ведомости" поместили публикацию М. Кроковского "Памятник преданности вере и царю" с вводной статьей автора и снятой им копии с грамоты, хранящейся в Спасской церкви. о сооружении "Стрелецкой часовни" в Козьмодемьянске в конце XVII века в память об участии местных стрельцов в азовских походах Петра Первого .

Священника Е.С. Гусева в 1850 г. Императорское Русское географическое общество назвало "одним из подвижников своих в деле познания Рос-сии"". Следует сказать, что деятельность священника Е.С. Гусева была многогранна. Он был не только благочинным и миссионером, но кроме этого серьезно занимался пчеловодством. В 1854 г. за предоставленные образцы пчеловодства и усовершенствованные ульи на Вятской выставке сельскохозяйственных производителей был "удостоен золотою медалью"'. В этом же году сернурский священник был избран членом и сотрудником Императорского Казанского экономического общества "в удостоверении чего выдан диплом с надлежащей печатью". На сельскохозяйственной выставке в Вятке в 1858 г. за образцы пчеловодства Гусев получил похвальный лист .

Другой сернурский священник Стефан Стефанович Кузенерский, происходивший из семьи марийских крестьян, также был большим знатоком сельского хозяйства. В 1860 г. на Санкт-Петербургской выставке он был удостоен пятью медалями "за разные произведения сельского хозяйства и промышленности" - золотой медалью за пчеловодство, двумя серебряными за хмелеводство и полеводство, двумя бронзовыми за садоводство и "образцы жернового камня" . По предложению великого князя Николая Николаевича в январе 1861 г. этот священник был избран в действительные члены Московского общества сельского хозяйства по аклиматизации животных и растений. Находясь в Санкт-Петербурге, С.С. Кузенерский преподнес Великой княгине Елене Павловне машинку по пчеловодству, за что был награжден серебряным позолоченным кубком. В 1864 г. от Московского обще-ства сельского хозяйства он получил премию в размере 200 руб. серебром". О своих нововведениях священник писал в "Вятских епархиальных ведомостях", членом и корреспондентом которых он состоял.

Итак, рассмотрение культурно-просветительской деятельности приходского духовенства в Марийском крае позволяет сделать вывод о ее значительном разнообразии. Церковное просветительство носило не только проповеднический характер. Священники были часто единственными грамотными людьми, близкими к крестьянам прихода. Закономерно и то, что к требам и поучениям с церковной кафедры добавились не учтенные "Духовным регламентом" виды деятельности, такие как создание церковноприходских школ и поиск средств на их содержание, покупка учебной литературы, переводы церковных книг и составление марийско-русских словарей, пропаганда агротехнических знаний, фольклерные, этнографические и историко-краеведческие описания. Однако, основной целью, которую ставило государство в Среднем Поволжье и в Марийском крае перед священниками, было "христианское просвещение" - искоренение самобытной языческой религии и ее проявлений в марийском народе.

3. Быт и нравы священно- и церковнослужителей

На рубеже XVIII - XIX вв. абсолютистское государство несколько изменило свое отношение к духовному сословию. В XVIII веке оно все более обособляло его от других сословий. Духовенство начинает играть важную идеологическую роль, освещая авторитетом церкви политические деяния, а в XIX веке эта функция духовенства становится превалирующей. Окончательное утверждение посредническая роль церкви получила в формуле "православие, самодержавие, народность". Но выдвижение на первый план "охранительной" функции требовало повышения официального статуса духовенства.

Следует отметить, что значительные шаги в этом направлении были предприняты в царствование Павла I. Им были введены специальные награды для белого духовенства (наперстный крест, наградные головные уборы). Кроме этого, представители белого духовенства получили возможность награждения орденами. Они не давали особых прав, но существенно отличали усердно проводивших свою пастырскую деятельность от "неисправимых1" и "нерадивых", поднимали авторитет церкви и христианства. Еще ранее, по указу 3 марта 1771 г. отменялись телесные наказания для священнослужителей по духовному ведомству, "дабы они через то не могли терять должного по характеру своему от общества почтения" . Указом от 22 мая 1801 г. от телесных наказаний освобождались священнослужители, совершившие уголовные преступления, чтобы "через то сохранить в народе должное к священническому сану уважение и в самом духовенстве укоренить чувство соб-ственного к себе почтения"". В 1808 г. от телесных наказаний были освобождены и жены священников и дьяконов. В 1835 г. было принято постановление об освобождении от телесных наказаний детей священнослужителей, так как это "навлекает позор на их родителей" .

Можно сказать, что в первой половине XIX века белое духовенство избавилось от всех признаков "подлого" состояния. Кроме избавления от телесного наказания, оно освободилось от государственного и корпоративного "крепостничества". По своим правам в начале XIX века священников и дьяконов можно было сравнить с личными дворянами, свидетельством чего может служить тот факт, что их вдовы пользовались правами личного дворянства.

Однако и к самому пастырю предъявлялись определенные требования. Идеал клирика был разработан еще Духовным регламентом начала XIX века. Определявшийся в священники должен быть "не пияница, в домостроении своем не ленивый, не клеветник, не сварлив, не любодей, не бийца, в воровстве и обманстве не обличенный" .

Более подробно требования к священнослужителям были представлены в ставленнической грамоте, выдававшейся священникам и дьяконам при посвящении в сан. Основными качествами, отличавши.ми духовное лицо от других лиц должны были быть - трезвость, целомудрие, честность, почтительность. Клирик должен быть "не сварлив, не лихоимец, но кроток, не завистлив, не серебролюбец, свой дом добре правящи". Он обязан быть примером для своих прихожан, учить их "заповедям Божиим и прочим всем христианским добродетелям"".

В "Уставе духовных консисторий" 1841 г. отмечалось, что священно- и церковнослужители обязаны "самим званием своим возвышаться над мирянами подвигами нравственно-религиозной жизни, должны как можно чаще очищать совесть свою покаянием"3. Священнику каждый день необходимо было каяться в грехах, примириться с враждующим и простить обидевших. Как пояснял в своем критическом очерке А.И. Розанов - "священнику вручается часть стада Христова и говорится: проповедуй слово - обличи, запрети, умоли со всяким долготерпением и учением" . Вся жизнь священника, вся деятельность, все помыслы его должны быть всецело посвящены религиозно-нравственному состоянию и воспитанию его прихожан.

Все этапы служебной карьеры, поощрения и наказания духовенства тщательно фиксировались в клировых ведомостях. В конце года благочинный, осматривая свои приходы, отмечал поведение каждого члена причта. Характеристики поведения для священнослужителя были самые разные -"кроткое", "хорошее"; для церковнослужителя, как правило - "смирное", "трезвое". К имеющим взыскание кандидатам прихожане и причт относились насторожено, и поэтому духовенство старалось иметь безупречные 'чистые" ставленные грамоты.

Повышение уровня образования духовного сословия, улучшение материального положения духовенства и "разборы" первой половины XIX века все более способствовали улучшению его нравственных качеств.

Совершенствованию нравственности, повышению морального облика приходского духовенства Марийского края способствовали также примеры благотворительной общественной деятельности заслуженных, почтенных священнослужителей и миссионеров. Направления деятельности были самые различные - богослужение и чтение проповедей на родном языке прихожан, изучение культуры, быта и истории марийского и других народов. Некоторые из них прославились как переводчики книг православного вероучения на марийский язык и проповедники православной веры. Духовенство порою только своими силами боролось с болезнями среди населения, собирало средства в помощь бедным, активно работало в благотворительных учреждениях, проводило пропаганду здорового образа жизни. За свою деятельность оно поощрялось церковными и гражданским властями.

Одной из самых высоких наград, которой отмечали рядовых усердных деятелей церкви в процессе христианизации, был набедренник - "плат", знаменовавший собой меч духовный и духовное оружие, которым должен вооружаться священник против безбожия и ереси. Этой наградой поощряли и иереев, занимающихся общественной деятельностью. По нашим подсчетам, в 1850 г. из 33 священников Козьмодемьянского уезда набедренник имели восемь человек, из 24 священников Царевококшайского уезда - шесть . Набедренник надевался только во время божественной литургии или при выполнении особо торжественных обрядов.

Следующими по значению наградами были скуфья и камилавка - фиолетовые шапочки, надеваемые и в обычное время. Не существовало строгих правил при награждении ими. В большинстве случаев скуфья выдавалась "за беспорочное служение алтарю господня". А если оно в течении длительного времени не было омрачено негативными моментами и властям хотелось показать свою благосклонность, священник мог получить и камилавку. В начале 50-х гг. XIX века два священника Козьмодемьянского уезда и один Царевококшайского были награждены камилавкой. В личных делах духовенства отражены ''признательность", "благословение", "благодарность" гражданских и церковных, местных и центральных властей.

Во второй половине XIX века особые заслуги духовенства и долголетняя служба стала отмечаться наперстными крестами и орденами. В 1877 г. священник Троицкой церкви Царевококшайска СП. Троицкий был награжден золотым наперстным крестом, а в 1885 г. "сопричислен к ордену св. Владимира четвертой степени, по случаю исполнившегося 50-тилетия слу-жения его в священном сане"". Священник села Кузнецово Царевококшайского уезд А.Т. Азановский "за успешную службу народному образованию" в 1891 г. получил орден св. Анны третьей степени"3. Этой же награды были удостоены священники Царевококшайского уезда в 1886 г. В.М. Воздвиженский, в 1898 г. - А.Н. Смирнов, в 1906 г. - М.Н. Талантов. В Козьмодемьян-ском орденом св. Анны третьей степени были награждены в 1902 г. - Н.П. Боголюбов, в 1907 г. - А.П. Добромыслов. Протоирей села Оринино Козь-модемьянского уезда П.П. Любимов в 1904 г. был награжден орденом св. Владимира четвертой степени, а в 1914 - палицей .

Как видно, значительная часть духовенства края добросовестно исполняла свои обязанности, занималась культурно-просветительской деятельностью, поддерживала с прихожанами добрые отношения. Однако и среди духовенства встречались люди, подверженные как "вечным" искушениям, так и исторически преходящим.

Следует сказать, что еще в XVIII веке руководство русской церкви и государства было особенно озабочено тем, чтобы клир перестал быть похожим по внешнему облику и образу жизни на "подлый" народ. Так, в 1781 г. Казанская консистория отмечала, что многие священники приходят в консисторию "в неприличной священническому чину одежде, как-то в мужичьих разного рода кафтанах, шапках, в лаптях и сему подобно, ни мало не отличая себя от простолюдинов"".

Этот вопрос волновал духовные власти и в XIX веке. Так, Казанская консистория 9 июня 1833 г. издала указ в котором было предписано, чтобы священники, дьяконы и церковники непременно ходили в пристойном церковному чину платье и обуви, а именно - священники и дьяконы в рясах и сапогах, а церковники в приличном продолговатом платье и в сапогах, особенно в церкви, и при исполнении треб. Кроме этого, приказывалось "причетникам не стричь на голове волос. На головах вместо приличным духовным лицам шляп и шапок не носить картузы, вместо приличных полукафтаньев не носить светского покроя сюртуков и чапанов и сверх сапогов открытым образом брюк" .

В 1844 г. благочинный Воскресенского собора Царевококшайска протоирей Александр Дмитриевич Сперанский отмечал, что многие священники его благочиния не исполняют указ 1833 г. и носят одежду, "не приличную для духовного сана". В своем рапорте в Царевококшайское духовное правление А.Д. Сперанский упоминал о злостных нарушителях: "во-первых) Входоиерусалимской церкви Царевококшайска дьякон Иоанн Гордеев не раз являлся ко мне без рясы. Сего мая 13 числа пришел, с тутошним причетником к здешнему господину городничему для приветствия его со днем ангела его, без рясы, где было много посторонних благородных посетителей, а потому я полагаю, что он, Гордеев, или был нетрезв или совершенно пренебрегает исполнением воли начальственной; во-вторых) села Мироносицкой пустыни дьякон ко мне не раз являлся без рясы и первого числа мая в церковь Мироносицкой пустыни, несмотря на многолюдное стечение богомольцев, во время литургии был без рясы; в-третьих) здешнего собора и других церквей причетники ходят в фураж-ках и выпускают из сапог брюки'1". Однако духовное правление не предприняло никаких шагов по рапорту А.Д. Сперанского. Вероятно, эти отступления в одежде не так беспокоили духовные власти, как другие, более серьезные пороки духовенства.

Следует отметить, что самым распространенным "злом" среди священно- и церковнослужителей являлось пьянство. Еще Стоглавый Собор в XVI веке внушал в своих правилах духовенству, чтобы священники и весь клир духовный "от пьянственного пития воздержались"". В XVII - XVIII веках духовные власти продолжали бороться с этим пороком. В 1771 г. был издан указ, по которому за пьянство лишали священства и дьяконства, "дабы от таковых более соблазна происходить не могло'1. Их отправляли или на военную службу, или на поселение, или в крестьянство, "смотря по вине и способностям" .

В 1823 г. императором Александром I были утверждены "Правила для искоренения преступлений". В третьем пункте этого правила пояснялось, что священник или дьякон, совершивший богослужение в нетрезвом виде в первый раз должен быть отрешен от своего "места" и определялся в причетническую должность "впредь до оказания истинного раскаяния и совершенного исправления"". Замеченный в нетрезвости во время службы во второй раз, священнослужитель исключался из духовного звания и отправлялся в гражданское ведомство. Церковник, уличенный в нетрезвости при богослужении, отправлялся в монастырь "с употреблением в черные работы" , а вторично замеченный, исключался из духовного ведомства. За ругань в нетрезвом виде любой член причта наказывался заключением в монастырь на три-четыре месяца. Замеченный вторично священнослужитель отрешался от места и определялся в церковники с запрещением священнослужения. Обличенный в третий раз исключался из духовного сословия.

Казанская духовная консистория неоднократно призывала приходское духовенство воздержаться от пьянства. В 1819 г. со всех священно- и церковнослужителей епархии были взяты подписки о том, чтобы они "пьянства, яко гнусного для священного сана порока всемерно воздерживались" . В 1829 г. в связи с участившимися случаями беспорядков, связанных с угощением хмельными напитками при венчании, духовенству было строго предписано не принимать угощения ни в домах прихожан, ни у себя в доме. Благочинные должны были доносить о каждом случае нарушения данного указа3.

Несмотря на строгие предписания и наказания, среди представителей приходского духовенства встречались люди подверженные пороку пьянства. Так, священник села Чермышево Козьмодемьянского уезда Кузьма Перня-гашевский "за употребление хмельных напитков, за битие жены своей, за держание в доме своем молодых лет девицы, как не подающего примера жизни добродетельной, прихожанам своим новокрещеным черемисам" , в 1833 г. был "отрешен от села" и разжалован в причетники "до исправления жизни". За пьянство и грубость, как "не исправившийся" был определен в причетники в том же 1833 г. священник села Малого Сундыря Михаил Орлов". И тот и другой были отправлены в другие уезды.

Консистория при производстве дел строго придерживалась закона, если речь шла о нравственности духовенства или его отношениях с прихожанами, особенно в марийских приходах. В 1816 г. в Царевококшайском духовном правлении разбиралось дело священника села Нурма Царевококшай-ского уезда Петра Афанасьева, обвинявшегося прихожанином в том, что не приехал для причастия его умирающего сына и вымогал деньги. Однако священник был оправдан и доказать его в вымогательстве было очень трудно. По всей видимости, прихожане отправили второе прошение, так как в конце того же года священник был отрешен от места и сослан в монастырь "за пьянство, буйство и явный соблазн своим прихожанам, которые все из черемис крещеные"'1.

В указе об утверждении Духовной миссии в Казанской епархии 1830 г. подчеркивалось, чтобы в "новокрещеные" приходы определялись священники благонравные, своей жизнью подающие пример для прихожан. Если священник притеснял прихожан, то его могли просто перевести в русский приход. Так, решением консистории священник села Арино Царевококшайского уезда Михаил Андреев за свои проступки был переведен в старорусский приход .