Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Выпускная квалификационная работа

Проблема феноменологической «техники»

Введение

Актуальность темы исследования

Данная работа может быть охарактеризована, с одной стороны, исходя из её объекта и предмета, а с другой стороны-исходя из ведущих исследование вопросов и проблем, для разрешения которых рассмотрение объекта и предмета может оказаться ценным. По ходу изложения мы будем последовательно разделять эти две точки зрения, хотя избранные нами аспекты объекта и предмета будут оправданы, в конечном счете, ориентацией на вторую точку зрения, на вопросы и их ответы.

В качестве предмета исследования взят феноменологический метод, т.е. метод исследования феноменов, специфика которых может быть раскрыта лишь в экспликации и осуществлении самого феноменологического метода. Что касается объекта исследования, в первую очередь мы будем ориентироваться на представление метода в работах Эдмунда Гуссерля, на технические аспекты его осуществления, следуя идее феноменологии как практике. По мере изложения мы также будем обращаться и к работам других феноменологов и философов, однако лишь в контексте критики работ Гуссерля. Как нам кажется, именно первый феноменолог сделал наибольший акцент на разработке метода и демонстрации его осуществления. Хотя в наследии Гуссерля не так просто найти однозначный перечень составляющих феноменологического метода, постулированный раз и навсегда, мы будем ориентироваться на аспекты, без которых феноменологический метод уже не может быть таковым, т.е. на его сущностные аспекты.

Проблема нашего исследования-выявление специфики феноменологического метода как научного метода в нескольких контекстах: во-первых, научность в понимании Гуссерля, которое подлежит феноменологическому исследованию. Во-вторых, условия возможности апроприации феноменологического метода другими дисциплинами. И наконец, в контексте критики научности феноменологии другими феноменологами.

Исследованию этих проблем поспособствовали две тематически соположных разработки феноменологии Гуссерля: с одной стороны, критика в лекции Левинаса Размышления о феноменологической «технике,» оммаж которой был отдан в названии данной работы. С одной стороны, французский философ всячески убеждает читателя в том, что феноменологический метод не имеет ничего общего с методом в расхожем понимании, где сообразно предзаданным задачам создается последовательность операций, которые хотя и организованы сообразно содержанию, однако все же безразличны к этому содержанию. При этом Левинас все же ставит проблему «техники,» возможно, ориентируясь либо на превратные интерпретации метода, либо на возможность неверного толкования гуссерлевского открытия. Методологические рассмотрения Гуссерля, хотя даны как методические, уже представляют собой определенную теорию, следование которой идет против идеи феноменологии: «Если взять их [положения Гуссерля] в качестве правил метода, они окажутся слишком формальными.» В этом смысле феноменология Гуссерля оказывается скорее прототипом исследований, нежели технологией. Хотя и претендуя на общезначимость, феноменологическое исследование структур опыта не может идти от представленных Гуссерлем дескрипций к опыту, но наоборот-через опыт эти понятия должны быть достигнуты и затем подтверждены или опровернуты.

Второй повестка, побудившая выбрать именно это название и тему данной работы-фактическая инструментализация феноменологии, т.е. её апроприация позитивными науками и переопределение её самой в новых условиях. На некоторых примерах мы продемонстрируем, как феноменологический метод повлиял на основания тех дисциплин и направлений, которые его усвоили.

Представление феноменологического метода как техники отсылает сразу к трем проблемам собственно гуссерлевской повестки, а также рецепции феноменологии, толковании её цели, вопроса о её результатах. С одной стороны, сам Гуссерль однозначно разделяет феноменологию и технические дисциплины, ключевыми представителями которых, во всяком случае для Гуссерля зрелого периода, являются специальные науки, утратившие свои основания. В историческом экскурсе к «Формальной и Трансцендентальной Логике» Гуссерль пишет: «Наука в форме специальной науки стала своего рода теоретической техникой, которая, как и техника в привычном смысле, скорее покоится на … «практическом опыте» …, нежели на ratio осуществленного достижения,» которое, в свою очередь, должно быть вновь найдено в феноменологическом укоренении этих наук. С другой стороны, само название данной работы непосредственно отсылает к комментариям Левинаса о феноменологическом методе, где этот метод представлен (вопреки притязанию Гуссерля) именно как техника. Еще одна проблема, на которую указывает формулировка темы-проблема соотношения гуссерлевского намерения утвердить феноменологию в качестве фундаментальной науки и различных инструментальных практик, прибегающих к результатам самого Гуссерля. Хотя в рамках самого гуссерлевского наследия привычно различать вводные тексты и изложение самой феноменологической работы, укоренение гуссерлевского метода и его результатов в частных науках и ненаучных практиках представляет собой нечто радикально отличное от феноменологической работы Гуссерля и его учеников. Ключевая точка расхождения-отношение к беспредпосылочности, которая, в случае Гуссерля, была путеводной нитью исследования, в случае же феноменологических практик в науках само включение феноменологии в ряд других методов, имеющих подлежащую им организацию знания. Однако это не значит, что ученые прибегли к феноменологическому методу столь поверхностно. Мы постараемся продемонстрировать, что приложение гуссерлевских разработок к научным изысканиям, а также дальнейшее развитие самой феноменологии, задается в первую очередь беспредпосылочным исследованием опыта, нежели конкретными положениями и гипотезами. Мы смеем предварительно полагать, одновременно практический и универсалистский характер гуссерлевской феноменологии позволил ей прижиться во многих частных науках. Однако действительно ли эту эксплуатацию можно считать феноменологическим обоснованием наук? Для ответа на этот вопрос нам предстоит разрешить два других: во-первых, в чем специфика феноменологического принципа беспредпосылочности (и с какими оговорками его можно назвать таковым); во-вторых, каков статус эмпирического знания в отношении феноменологического? Мы изложим и проверим некоторые гипотезы, отвечающие на данные вопросы, которые можно обобщить под эгидой проекта натурализованной и математизированной феноменологии (Ф. Варела, Ж. Петито, А. Берг, Э. Марбах, Н. Сиерока, Д. Йошими, А. Перуцци). Сама возможность и продуктивность такой коллаборации предполагает, «что (1) существует определенная континуальность между до-научным (феноменологическим) и научным знанием о сознании, и что (2) философскому размышлению о субъективности … необходимо соотноситься с более объективными подходами.» Обратим внимание на то, что обратная соотнесенность также необходима, поскольку объективная наука о сознании без строгого феноменологического рассмотрения (т.е. исследующая лишь с объективной позиции) не имела бы свой «объект» исследования вообще: «Единственная причина, по которой состояния мозга или функциональные состояния принимают на себя соответствующую своим результатам важность, - удостоверение предполагаемой корреляции с ментальными состояниями на другой, опытной почве.» Общение и взаимная корректировка двух подходов была названа Шоном Галлахером обоюдным просвещением.

Из этого мы не делаем идеалистический вывод о вездесущности субъективного генезиса смысла и онтологической невозможности определить границу между переживаемым в опыте, актом переживания, переживающим. Посредством экспликации и аргументации выше изложенных положений мы намерены выявить валидность феноменологического метода как системы организации знания, проявляющейся в своем же осуществлении. Главным образом, разработка теорий выше изложенных авторов будет направляться вопросом, чем жертвует (гуссерлевская) феноменология и что приобретает во взаимодействии с практиками специальных наук; насколько глубоко феноменология может осесть в научной практике? Влияние любой специальной науки на феноменологию, её основания или осуществление, для самого Гуссерля-не более чем предрассудки. Все же не стоит забывать о том, что первый феноменолог высказывался позитивно об апроприации феноменологического метода в естественной установке, т.е. в частных науках: "…a priori каждый трансцендентально-феноменологический анализ и каждую теорию … можно осуществить и на естественной почве, отказавшись от трансцендентальной установки,» хотя это соответствие, в конечно счете, требует «трансцендентального прояснения.»

В связи с этим наша гипотеза заключается в том, что феноменологический метод Гуссерля быть технизирован, однако лишь post factum, в качестве результатов феноменологической работы. Однако сама технизация еще не противоречит феноменологическому методу

Проект Гуссерля не исчерпывается методологическими штудиями феноменологии, несмотря на то, что именно эта часть его философии-самая известная и наиболее разработанная. Предварительный статус феноменологических разработок Гуссерля и их включенность в целый проект среди прочих подчеркивают Р. Громов, Д.У. Смит. Д. Захави. Мы же представим феноменологический метод не только лишь в качестве метода для описания жизни сознания, но также как определенную организацию знания, вскрывающий моменты, упущенные, выражаясь в терминах самого Гуссерля, наукой в наивной установке.

Еще одним фактором выбора именно гуссерлевской феноменологии стала ориентация его программы на аподиктичность и прото-теоретическую фундаментальность. Как пишет Гуссерль в письме своему ученику Дориону Кэирнсу: «я сказал себе, «я приму в качестве допустимого лишь то, что я могу снова и снова постигать как нечто данное.» И так я жил, от отчаяния до отчаяния, пока я не пришел к началу через четырнадцать лет в Галле.» Речь идет, конечно, об открытии самой феноменологии.

Феноменологи будущих поколений всячески дискредитировали теоретические претензии Гуссерля как вторичные порождения чего-то подлежащего им, чего-то более фундаментального. Мы не можем пройти мимо этой критики, а также исторической критики, согласно которой претензии Гуссерля на чистую теорию представляют собой предрассудок науки модерна, т.е. представление о теории, которая не знает о своей технической и практической обусловленности.

Все аспекты феноменологического метода, которые мы здесь представляем, ограничиваются проблемами обоснования знания, скептицизма, возможности беспредпосылочного метода, а также отношения феноменологического метода и частных наук.

Новизна данного исследования заключается в попытке найти общие точки и расхождения так называемой традиционной феноменологии, т.е. рассматриваемой с точки зрения единой генеалогии феноменологического движения (Гуссерль, Хайдеггер, Мерло-Понти, Ришир), и представителей иных дисциплин, взявших на вооружение феноменологический метод или лишь его результаты. Цель исследования-продемонстрировать, как представители различных направлений феноменологии, даже если ортодоксально они не признаются в качестве таковых, могут делать феноменологию, пользуясь выражением Шпигельберга, в соответствии с её основой-принципом беспредпосылочности. Осуществлять эту цель мы будем, выполняя следующие задачи:

1) демонстрация специфики гуссерлевского метода как беспредпосылочного исследования;

2) критика гуссерлевской реализации этого принципа;

3) возможности дальнейшей работы в соответствии с ним.

Тем самым, мы выявляем утвердить основную проблему: отсутствие диалога между феноменологами-философами и феноменологами-учеными. Не является ли этот водораздел тем, основания чего требуется прояснить феноменологически?

Степень разработанности проблемы

Проблема метода для феноменологии является ключевой, поскольку не существует однозначного разграничения между методом и содержанием в исследуемой нами дисциплине. Поэтому за время существования феноменологии едва ли какая-нибудь из них не затрагивала проблему метода. Мы следуем классификации, представленной в работе А. Ямпольской, которая различает 1) исторические тексты о методе и 2) теоретические. К этому списку мы добавим выше перечисленных авторов, занимающихся проблемами натурализации и математизации феноменологии.

1. Основание обращения к феноменологии

гуссерлевский феноменологический познание философский

Для наброска основных аспектов феноменологического метода мы будем опираться на курс лекций Идея феноменологии 1907 года, где впервые была представлена идея феноменологической редукции, а также на Идеи I. При этом допустимым оказывается обращение и к другим текстам из наследия философа ради более ясного и исчерпывающего представления метода. Столь исторически произвольное отношение к работам Гуссерля обусловлено нашим предположением, согласно которому весь исследовательских путь философа является непрерывным разворачиваем феноменологического поиска, лишь абстрактно разделяемого на этапы. В частности, Жак Деррида подчеркивает эту непрерывность, указывания на единый фронт философских проблем Гуссерля с конца 90-х годов XIX века вплоть до работы над Кризисом. Также Михаил Белоусов указывает, что классификация феноменологии Гуссерля на этапы была, скорее, следствием неоправданной интерпретации, осуществленной его коллегами и последователями. Хотя в поздних работах Гуссерль тематизирует различные ступени феноменологического метода: в частности, в Картезианских медитациях философ, помимо статической феноменологии, на примеры которой мы будем в большей мере ссылаться, выделяет генетическую феноменологию, где тематизуются не просто моменты статичной данности, типы её становления. Однако наша актуальная задача-представить специфику феноменологического метода как он имел место для всякого феноменологического исследования и как он позволил феноменологии объединиться под единой эгидой.

Учитывая континуальность работы Гуссерля, мы также учитываем различно расставленные акценты в соответствии со стоящими перед Гуссерлем проблемами. В связи со всем выше сказанным мы полагаем допустимым обращаться к текстам разных лет, дабы как можно четче сформулировать составляющие, функции и техники феноменологического метода.

Изложение феноменологических «доктрин» зачастую начинается с критики фактически различных онтологических и метафизических учений, которые, однако, можно обобщить без искажений для нашей работы-сконструируем общего врага феноменологии. Следующие примеры из работ ключевых феноменологов показательны: Мартин Хайдеггер прибегает к феноменологии, дабы поставить вопрос бытия в противовес его забвению в истории философии или, в частности, эксплицировать структуру первичной предметной области, открывающейся фактически разграниченным наукам о духе и наукам о природе; Морис Мерло-Понти полемизирует с эмпириками и их основополагающей идеей об атомарных единицах опыта; без этой критики и позиции, которая эту критику не выдерживает, в практике феноменологии не было бы никакой нужды. Причем врагом может стать также и представитель феноменологической традиции, поскольку речь не идет о разделении на патриотичных феноменологов и варваров, но об общности проблем и вопросов, которые ставит перед познанием и знанием мира критикуемая позиция. Поэтому не должно удивлять, что сам Гуссерль, который впервые представил феноменологическую критику, зачастую оказывается объектом этой критики. Хайдеггер по этому поводу заявляет, что феноменология должна действовать против всего, что может быть представлено как феноменологическое знание. Хотя стоит заметить, что никакой догмы подрыва для феноменологической традиции нет. Дело лишь в том, что феноменологическое исследование не может брать разработки предыдущих феноменологов в качестве предпосылки. Поскольку основной упор нашего рассмотрения сделан на феноменологии Гуссерля, мы будем называть врага феноменологии скептицизмом. Хотя едва ли так можно окрестить врага Хайдеггера или Мерло-Понти, по мере исследования мы будем прояснять его общие свойства, нежели пытаться подобрать подходящее наименования.

Прежде чем перейти к изложению феноменологического метода стоит обратиться к критическим текстам Гуссерля, проблемы которых стали катализаторами его программных сочинений. В начале XX века Гуссерль публикует подряд два тома Логических исследований, которые являются критикой и представлением феноменологии соответственно. Поставленные в первом томе проблемы подводят к необходимости прибегнуть к феноменологии как способу их решения.

Поставленная в первом томе задача-оправдать объективность знания в свете тезиса психологизма, согласно которому необходимость логических положений укоренена в суждениях и психологических актах. Гуссерль представляет психологизм как разновидность скептицизма, поскольку в рамках этой доктрины знание и истина утверждаются лишь как невозможность помыслить иное положение дел, т.е. они становятся зависимыми от эмпирических фактов, отсутствие или иную конфигурацию которых, в свою очередь, возможно помыслить иначе. Таким образом, утверждает Гуссерль, в рамках этой доктрины логические положения могли быть иными. Гуссерль утверждает неправомерное смешение двух родов-логических положений и психологических актов: Логический закон «говорит не о борьбе контрадикторных суждениями, этих временных, реально таким-то и таким-то образом определенных актов, а о закономерной несовместимости вневременных, идеальных единств, которые мы называем контрадикторными положениями.» Жертвами такого смешения оказываются и эмпирические науки, поскольку они организуются сообразно формальным логическим правилам вывода, в то время как сама чистая логика, Wissenschaftlehre, «открывает возможность конструирования логической основополагающей связки в виде формальной дедукции.» Для Гуссерля сущностной характеристикой эмпирического является контингентность, поэтому обоснованные психологистски законы логики утрачивают свою необходимость. То же происходит и с другими науками.

Хотя Гуссерль отвергает тезис психологизма, все же сохраняется следующая проблема: будучи автономными, логические положения все же даны в психических актах. Логическое положение реализуется в «переживании очевидности,» которое есть «переживание совпадения между мысленно полагаемым и подразумеваемым в нем присутствием.» Эти переживания Гуссерль противопоставляет психическим как идеальные реальным, как постижение общего в единичном посредством идеации, нежели единичное как факт среди других фактов или как эмпирическое обобщение. Последнее, в свою очередь, представляет лишь вероятность.

Нужда в феноменологии в случае первого тома Логических исследований еще не выражена однозначно. В связи с этим сама экспликация постижения идеального остается непроясненной. Однако мы можем обнаружить схожую критическую позицию в манифесте 1911 года Философия как Строгая Наука, где в качестве дела феноменологии тематизируется это постижение.

В данной работе объектами критики становятся историцизм и натурализм, которые, в представлении Гуссерля, разделяют общую аргументативную и метафизическую повестку скептицизма. Общая её тенденция-натурализация сознания. Экспериментальная психология является одной из такой дисциплин, однако для Гуссерля этот пример наиболее показателен, поскольку в своей претензии психология обосновывает науки о духе не менее, чем сама метафизика.» Однако сама она работает на естественной почве, т.е. не тематизирует свои основания, которые мы эксплицируем в дальнейшем. Психология постулирует эмпирические выводы, однако в своей претензии простирается на само сознание, на то, что позволяет таким эмпирическим выводам состояться. Коротко говоря, психология дискредитирует свои начинания, представляя производителя знания эмпирически.

Для Гуссерля эмпирическое всегда контингентно, и на базе этого он заявляет: «Основание ошибок произвольных анализов радикально-психического заключается в том, что только в чистой и систематической феноменологии ясно выступает смысл и метод осуществляющейся феноменологической работы, как и огромное богатство различий сознания…» Экспериментальный метод, в частности, «предполагает уже то, чего не может сделать никакой эксперимент, - именно анализ самого сознания.» Таким образом, в этом критическом манифесте Гуссерль задает общую повестку феноменологии-обращения к до-тематическому (или допредикативному) опыту, за счет которого феномен может стать темой всякого дискурса.

Однако Гуссерль не останавливается на критике, утверждая несостоятельность скептической позиции. Сама претензия на дальнейшую разработку проблемы сознания, несмотря на невозможность его эмпирического исследования, говорит о том, что феноменология должна базироваться на постоянном избегании натуралистической повестки.

Таким образом, мы можем обнаружить в наследии Гуссерля негативные работы, утверждающие несостоятельность скептического тезиса, а также положительные работы, работающие со скептической проблемой. В этой оппозиции вскрывается проблематичность феноменологического метода: мы не столько прибегаем к нему после опровержения тезиса и постановки проблемы, но без феноменологического метода не могла бы быть поставлена проблема и опровергнут тезис. Задача большей части дальнейшего исследования будет заключаться в попытке разомкнуть этот круг, а также в указании на ограничения феноменологического метода.

Как пишет Романо, «занимающая Гуссерля проблема-как спасти … результаты эмпирических наук от скептицизма, как заполучить несомненное основание в абсолютно очевидных, аподиктичных и определенных истинах.» Это намерение еще не характеризует феноменологию как исключительную в ряде других философских проектов, претендующих на поиск и нахождение оснований, которых в первую очередь волнует вопрос правильного метода. Феноменологический метод отличается, скажем, от всеохватного проекта Гегеля, претензия которого заключается в представлении критикуемых позиций как обусловленные, включенных в рассматриваемый самим Гегелем Абсолют. Гуссерль также занимается поиском абсолютных оснований, однако не через набрасывание неоправданной в рамках самого метода концептуальной схемы, но работая лишь с тем, что остается после провозглашения скептического тезиса. Гуссерль выделяет две научные установки: одни суть науки с догматической установкой, которые «обращены к вещам и нимало не заботятся о какой бы то ни было … скептической проблематике.» Другие же науки, к коим принадлежит и феноменология-науки со «специфически философской установкой, изучающие скептические проблемы возможности познания,» чтобы впоследствии вернуться к догматическим наукам и «правильно держать [их] границы.» Гуссерль осуществляет кантианский по намерению проект критики разума. Однако же в письме Эрнсту Кассиреру Гуссерль отстраняется от кантианской программы и признается, что проблемы феноменологической редукции, структур сознания и теории науки за счет «совершенно другого метода, охватывают кантовскую проблематику.»

Задача феноменологического метода-найти то, что уже не может быть подвергнуто сомнению. Для Гуссерля этим остатком является опыт, интегральные характеристики которого предстоит раскрыть на базе его самого. Опыт не абсолютизируется, но в нем мы должны найти основания, дискредитировав скептический тезис. В связи с обращением к самому опыту появляется различение скептического тезиса и скептической проблемы.

Феноменологический метод не следует понимать как алгоритм, работающий одинаково вне зависимости от исследуемого содержания так, что ошибки и несоответствия приводят к незначительным корректировкам или замене метода на фактически другой, однако эпистемологически идентичный. Интроспекция, как еще одна практика обращения к опыту, хотя и не является алгоритмом, однако не может отождествляться с феноменологическим методом: интроспекция не включает в себя негативный, рестриктивный этап, о необходимости которого мы скажем ниже. Данный недостаток не позволяет ей избавиться от внешних предпосылок и неоправданных полаганий, что не спасает от скептического тезиса. Неудача феноменологического исследования, в свою очередь, может быть связана либо с 1) недоверием к исследованию без предзаданных критериев и предпосылок, либо с 2) недостаточно радикальным избавлением от этих предпосылок. В связи с этим Гуссерль вводит в феноменологический метод принцип беспредпосылочности и через двенадцать лет-принцип всех принципов. Первый предписывает строгое исключение всех высказываний, «которые не могут быть целиком и полностью реализованы феноменологически.» Во втором же Гуссерль утверждает позитивную методологию исследования: «Любое изначальное [originдre] созерцание есть правовой источник познания, и все, что предлагается нам в изначальной «интуиции» …, нужно принимать таким, каким оно себя дает, но и только в тех рамках, в каких оно себя дает.» Данные принципы еще не гарантируют, что «введенные новые понятия … адекватны описываемым феноменам,» однако они направляют дальнейшее исследование без гипостазирования полученных результатов. Здесь мы можем, зафиксировать, пожалуй, единственный общий момент всех феноменологов, объединяющий их под одной эгидой: примат опыта над любыми другими основаниями познания. Как мы увидим в одной из следующих глав, понимание самого опыта (или, точней, каким опыт находится в феноменологической установке) не является тождественной точкой для каждого феноменолога.

Гуссерль зачастую определяет феноменологию как науку о чистых феноменах или о трансцендентально очищенных феноменах. Определение области феноменологии-ключевая проблема дисциплины, поскольку от этого шага зависит научный статус и интерсубъективная валидность феноменологического метода. Эта фундаментальная сторона дела стала одним из оснований для критики феноменологии. Рэй Брассье, прибегая к нейрофилософии Пола Чёрчленда, утверждает, что феноменология не способна познать основания опыта, поскольку то, что для феноменолога суть данные в изначальном созерцании сущности опыта являются порождением нейрональных процессов, которые феноменологическому исследованию принципиально недоступны. Более того, аргумент Гуссерля, согласно которому существует внутреннее противоречие в установлении фактического в основание знания, не сработает, поскольку аргументация элиминативного материализма Пола Черчленда не зиждется на некоем веровании или очевидном усмотрении философа: порождающие опыт нейрональные процессы обосновываются контр-созерцательной наукой. Данный тезис не примет никаких аргументов, базирующихся на феноменологической установке. В свою очередь, мы лишь можем указать на то, что шоры элиминативного материализма не позволяют узнать, что является объектом их критики.

Другой же широко известный аргумент против феноменологического метода выдвигает Дэниэл Деннет, согласно которому «феноменология провалилась в попытке найти единый, устоявшийся метод, с которым все бы могли согласиться.» Данный аргумент зиждется на предпосылке, согласно которой феноменологический метод направлен на исследование внутренней душевной жизни, поскольку претензия Деннета говорит, скорей, о принципиальной невозможности утвердить единый метод в связи со спецификой опыта, нежели не разрешенной на данный момент проблемой. Для Гуссерля исключение эмпирического субъекта со своей душевной жизнью является необходимым следствием осуществления феноменологического метода. Гуссерль в этом отношении пишет, что феноменология не укоренена в конкретной соотнесенности познающего и познаваемого: её задача состоит в том, чтобы «прояснить идею познания в соответствии с его конститутивными элементами, или законами; она хочет проследить не реальные связи сосуществования и последовательности … но понять идеальный смысл видовых связей, в которых документируется объективность познания.»

В рамках феноменологии также может постулироваться невозможность полного осуществления феноменологического метода и, тем самым, невозможность утверждения однозначного для всех положения или принципа, однако невозможность конвенционального определения феноменологического метода стоит рассматривать скорей как преимущество, нежели как недостаток: невозможность установить общий для всех метод исследования опыта связана с издержками самого предмета исследования.

Феноменология с самого начала утверждалась через поворот от естественной установки к установке феноменологической. Однако в наследии Гуссерля имеются различные указания на то, как именно этот поворот должен быть осуществлен, и не всегда он представлен эксплицитно. В частности, поворот (который при этом не был выражен в терминах смены установки) в Логических исследованиях заключался в дескриптивном разложении выражения, знака и значения как несводимых друг к другу конститутивных аспектах языка. И начало самого исследования-это утверждение созерцательной полноты в противовес абстрактному рассмотрению грамматических конструкций. Несмотря на то, что лингвистические конструкции являются необходимым условием постижения и передачи истинных положений, они не являются достаточными, исчерпывающими. В первом томе Логических исследований Гуссерль демонстрирует несостоятельность позиции психологизма, которая смешивает акт и объект, на который этот акт направлен:

«Счет и арифметическое оперирование как факты, как протекающие во времени психические акты, разумеется, относятся к ведению психологии. Она же является эмпирической наукой о психических фактах вообще. Совсем иное дело - арифметика… Числа, суммы и произведения чисел не суть происходящие случайно то там, то здесь акты счета, суммирования, умножения и т.д.,» - Они суть «идеальный вид, имеющий в определенных актах счета свои конкретные единичные случаи.»

Также и во втором томе аналогичную ошибку совершают те, кто вездесущность грамматики сводит к её необходимости и достаточности. Post factum редукционистскую критику уже самой феноменологии осуществляет Эрнст Тугендхат, как бы намереваясь взять реванш. Его тезис - «вопрос сознания сводим к вопросу понимания предложений.» Клод Романо же отвечает за Гуссерля: «Дабы понять, что нечто дано до языка … чтобы мыслить его данность эксплицитно, нам нужен язык. Однако мы не нуждаемся в языке, чтобы эта вещь была нам дана.» Исключительная концентрация на языке не позволяет увидеть, с одной стороны, трансформирующую способность языка, а также подлежащие языковому выражению опытные основания. В связи с этим существует проблема трансляции феноменологической повестки по правилам лингвистически ориентированной эпистемологии: феноменолог находится в позиции, в которой он может проблематизировать сам язык и его конституирование. И нам не кажется допустимым сдавать эту проблематизацию в угоду преждевременной коммуникации и / или эффективности. Не оказывается ли в связи с этим передача феноменологического знания сомнительным предприятием, если все же такая передача может осуществиться лишь в коммуникации? Если дело в том, чтобы утвердить прото-языковое конституирование, то феноменологическое предложение должно обладать вне-семиотическим придатком, обнаружение которого не является делом мистического переживания, но требует определенной установки, в которой обнаруживается само переживание. Причем указание на эту установку одновременно может быть передана в предложении, но также её уже необходимо занимать для понимания пропозиции как феноменологической. Об обнаружении феноменов феноменологической установки, а также о несостоятельности «феноменов» естественной установки для обоснования знания Гуссерль пишет: «Феноменологически подкованные сразу же видят, что все многозначительные описания психологии едва ли затрагивают поверхность и сущностно искажены даже на поверхностном уровне,» т.е. чтобы знать о недостатках естественной установки для обоснования уже необходимо быть подкованным в феноменологии, однако сама нужда в феноменологии возникает в связи со скептической претензией, обнаруживаемой в попытке обоснования знания в рамках натуралистического программы или посредством метафизического реализма.

2. Мотивация

В первую очередь необходимо разобраться, что значит быть «феноменологически подкованным.» Для этого стоит обратиться к проблеме мотивации к редукции, дабы обосновать сам феноменологический метод. Мы намерены обратиться к ней не (лишь) как к опыту некоего индивидуального понимания, но также с точки зрения проблемы обоснования знания. Разбор мотивации требуется, скорей, не в связи с проблемой индивидуального постижения феноменологического поля, но с предполагаемым сомнением в отношении его эпистемологической валидности. Мы уже тематизировали проблему, поставленную радикальным скептицизмом, однако неясно, почему феноменология оказывается панацеей. Комментаторы отмечают:

Именно в скепсисе раскрывается скрытая трансцендентальная мотивация и доводится до последовательного осуществления. Если в скептической аргументации наивная пред-данность мира в качестве естественного основания всякого объективно направленного познания … ставится под вопрос, то загадка возможности познания вообще, рассматриваемая Гуссерлем, больше не может быть рассмотрена на некоей пред-положенной почве.

Мотивация к феноменологической редукции хрестоматийно включается в саму проблематику феноменологии. Это оправдано хотя бы тем, что её содержание не может быть обосновано лишь неким психологическим происшествием, породившим принципиально отличный от себя регион (к этой проблеме мы вернемся в главе об онтологической апории). Феноменология тематизирует эту мотивацию в качестве своей собственной, тем самым, выходя за пределы различия случайного и необходимого. Феноменология как первая философия есть «универсальная методология, абсолютно себя оправдывающая.» Таким образом, проблема мотивация - Мы обратимся к проблеме мотивации не столько исходя из до-феноменологической жизни феноменолога, но из проблемы обоснования науки, что нуждалось в прояснении и обосновании. Мы разделим этот вопрос на два: как она была сформулирована (спор с психологистами в синхронии) и от кого она была приобретена (диахронный спор с историей философии). Поставив проблему мотивации таким образом, мы сможем выяснить, является ли феноменология фундаментальной наукой, и является ли эта её позиция ей же искусственно созданной.

3. Феноменология мотивации

В Идеях II Гуссерль выделяет два вида мотивации: мотивацию разума и ассоциацию как мотивацию. Хотя в данной работе речь идет об интенциональном отношении (т.е. имеющем место вне зависимости от существования интендированного и / или его наличия передо мной) к реальному, т.е. мы уже заходим на поле феноменологического исследования. Тем самым оправдание феноменологической мотивации мы начинаем исходя из самого метода.

В рамках данного интенционального отношения реализуется специфическая каузальность-каузальность мотивации, где интенциональный предмет предстает как раздражитель интереса субъекта в рамках его окружающего мира; движение субъекта обретает телос, вокруг которого организуется мир субъекта. Хотя речь идет не о фактическом его определении: в рамках интенциональной каузальности мы можем говорить о том, что встреченный в мире интенциональный объект как раздражитель является первичным объектом в том смысле, что он задает ориентацию субъекта в мире, расчерчивает его окружающий мир, хотя и не окончательно, поскольку субъект может встретить иных раздражителей. Например, ключевым интенциональным объектом мотивации является данный диплом, поскольку я мотивирован в ближайшей перспективе его написанием и, соответственно, попытка вообразить его завершение приводит к коллапсу моей интенциональной системы координат. Эти последующие встречи и их влияние, в свою очередь, в определенной мере предопределены интенциональным полем субъекта. Телеология, задание координат и обоюдное определение встречи-все это позволяет отличать раздражитель от стимула. Также мы можем говорить об изоморфизме интенциональной мотивации и мотивации к редукции у Гуссерля в связи с его тематизацией «абсолютной мотивации,» перехода из одной установки в другую. Хотя речь не идет еще о смене эпистемологической установки, но лишь о переопределении интенциональной системы координат.

Отнестись к раздражителю субъект может либо активно, либо пассивно. В первом случае субъект разумно обосновывает и устанавливает свой интенциональый объект посредством суждений. Второй вид мотивации, ассоциативная мотивация, порожден интенциональным отношением желания или воления. Однако эти растормаживания протекают во взаимосвязях психической жизни, и, тем самым, хотя и могут запустить сомнение, однако не редукцию, поскольку вторая, во всяком случае, в рамках феноменологического обоснования, не может быть продуктом естественного порядка.

Ассоциативная мотивация впоследствии была тематизирована в русле генетической феноменологии, где ассоциация обозначает сущностную законообразность конституирования чистого ego, т.е. форму бесконечного становления ego, которое, при этом, ограничено идентификацией как формой результата этого синтеза, что позволяет, если переводить эти дескрипции на привычный для нас язык более раннего периода, быть смыслу состоявшимся в рамках одного переживания, однако быть открытым для трансформации.

Здесь мы видим два региона, в которых Гуссерль тематизирует проблему мотивации, однако изоморфно ли это изложение исходной мотивации к редукции? Вторую необходимо оградить от произволов повседневности, дабы утвердить автономность метода. Оказывается, что таким побуждением может быть только чистый интерес к обоснованию, идея философии.

4. Мотивация к феноменологии

Мотивация от раздражителя-нечто произвольное. Невозможно организовать такую встречу заранее, поскольку она сама задает организацию и выходит за её пределы, однако если она случилась-вернуться в предшествующее состояние уже не получится. Сам Гуссерль заявляет, что «первое вторжение универсальной априорной корреляции предмета опыта и способа данности так глубоко меня потрясло, что с тех пор работа всей моей жизни была посвящена разработке этой корреляции.» Вторжение (Durchbruch) говорит о непреднамеренности, потрясение говорит о значительности, корреляция говорит о феноменологическом поле. Вопрос теперь в том, как это откровение, сопровождаемое радикальным пересмотром картины мира, сопровождает к феноменологии? Почему и как новоиспеченный феноменолог примиряется с этим шоком, не отбрасывая его как ненаучный лепет? Эту проблему, вслед за Черняковым, мы назовем проблемой первофеноменолога (скорее мифического, нежели самого Гуссерля). Для феноменологии такое потрясение вкупе с путеводной идеей философии учреждает традицию.

«Мотив феноменологической редукции должен интересовать феноменолога не как биографическое обстоятельство, но как момент генезиса трансцендентальной субъективности,» но также это и одновременное оправдание, и утверждение её сферы. На данном этапе, однако, у нас еще нет ресурсов утверждать, чего именно генезис имеет место.

Черняков раскрывает два апории, на которые наталкивается оправдание феноменологического поля: онтологическая апория феноменологического метода заключается в парадоксе создания / открытия этого поля: если феноменолог создает феноменологическое поле, то обладает ли продукт его деятельности атрибутами чистоты и аподиктичности? Если поставить на открытие, не потеряем ли мы специфики самого феноменологического поля, для феноменов которого «не так легко положить различие между «являться» (в смысле греческого цбнеуибй) и «быть».»

Мотивационная апория же заключается в переходе от фактичного, контингентного к необходимости, причем само фактическое основание необходимости необходимо как абстрактный (содержание фактичного не задано) элемент этого отношения. Как первофеноменолог сам выбирается из герметичной естественной установки? Если у него есть путеводная нить, то является ли основание абсолютным?

Стоит обратиться к словам самого Гуссерля: "…Мы не просто обязаны фактически описанному методу за доступ к трансцендентальной субъективности, но [дело в том], что … использованный метод является необходимым [unerlдЯlich] для её открытия. Я подчеркиваю: открытия…. [Метод] открывает её посредством мотивационного принуждения,» освобождающего от естественной жизни. Наблюдающая, анализирующая рефлексия, направленная на мою психическое внутреннее бытии, остается без должного метода неоформленной.» Она есть заложник повседневного опыта.

По словам Гуссерля, феноменология-неожиданный и незванный гость. В самом деле, открытие феноменологического поля не может быть волевым актом и / или выводимым теоретическим положением, поскольку из естественной установки нет выхода средствами самой естественной установки: «[О] существить редукцию актом собственной воли, свободным поступком - невозможно; с тем же успехом можно пытаться вытащить себя за волосы из болота.»

Шок феноменолога можно сравнить с аксиомами Этики Спинозы и с точки зрения методического притязания, и с точки зрения телоса: базовые положения Этики даны без обоснования, однако все последующее изложение должно к ним вернуться. Эта аналогия, однако, работает с поправкой на то, что сам геометрический метод доказательства теряет свою фундаментальную обосновывающую значимость.

Если мы вернем мотивацию к эпистемологическому вопросу, можно указать на проблему обоснования: в естественной установке как бы существуют бреши и прорехи, не позволяющие нежиться в её лоне тому, кто претендует на обоснование всякого знания. Всякому прикладываемому методу подлежит другой, однако никогда нет места для последнего обоснования. «Если смысл и значимость [Wert] естественного познания вообще-со всеми его методическими осуществлениями, со всеми его точными обоснованиями-оказались проблематичными, то это относится также к каждому, в качестве исходного пункта полагаемому положению из естественной сферы познания, и к каждому, якобы точному, методу обоснования.» Здесь Гуссерль прибегает к тому, что Романо назвал обосновывающему универсальное сомнение выводу: если мы всегда можем в чем-то сомневаться, мы всегда можем сомневаться во всем.

«Всего воспринятого как реальное … может и не быть, и, тем самым, все положенное в восприятии или воспоминании в принципе может и не быть.» Причем речь не идет о фактических противоречиях, поскольку таковые могут быть успешно разрешены и в естественной установке. Для Гуссерля несостоятельность фундаментальна. И феноменология призвана её развеять peacemeal, т.е. через постижение феноменов в феноменологическом поле. Так или иначе, для Гуссерля, путь к феноменологической установке открыт самой естественной установкой, её эпистемологической несостоятельностью. Герметичность же феноменологической установки все же предполагает корректировки изнутри, т.е. исходя из самого опыта. Дело Гуссерля, скорей, не в фундаментальном утверждении какого-либо тезиса, но в выявлении самого поля, которое проявляется по мере разработки феноменологического метода.

В сравнении притязаний ранних и более поздних работ Гуссерля несложно проследить эскалацию его хюбриса, все большей уверенности значимости феноменологической дисциплины, а также расширение эпистемологической проблематики: в частности, во введении ко втором тому Логических Исследований проблема формулируется так: «Как следует понимать то, что объективность «в себе» приходит к «представлению», а в познании - «к постижению», следовательно, в конце концов все же снова субъективной.» Здесь мы имеем дело исключительно с эпистемологической проблемой, направленной против попыток свести акт познания и познаваемого к одной онтологической единице. И вплоть до написания Идей I Гуссерль позиционировал феноменологию как фундамент для психологии и исследовал саму возможность тематизации фактического генезиса сознания. Феноменология «составляет существенный эйдетический фундамент психологии и наук о духе.» В Кризисе же эта проблема сохраняется mutatis mutandis, однако представлена она уже в контексте всего европейского человечества: мы, подлинные философы, выступаем как «функционеры человечества.» Не столь однозначно, в каком случае претензия радикальней. Хотя мы рискнем предположить, что Гуссерль каждый раз представляет феноменологию в свете тех проблем, хоть его собеседниками и оказывались частные дисциплины, занимающие соответствующие им регионы бытия. Отталкиваясь от них Гуссерль говорит о специфическом регионе феноменологии, который не является рядоположным регионам частных наук, но все же он не отделен от них, как если бы отношение феноменологии и мира интерпретировалась как вульгарно понятое отношение платоновских миров. Т.е. не только те же проблемы, но структурную изоморфность можно обнаружить в различных работах Гуссерля.

Может сложиться впечатление, что мотивация к редукции-это дискурс избранных или призванных. Это отнюдь не так: дело в том, что в таком случае феноменология тут же была бы дискредитирована в своем притязании на обоснование наук вне зависимости от индивидуальных жизней и их историй.

Дабы универсализировать проблему мотивации, мы намерены тематизировать её как 1) условия того, что положения феноменологии усваиваются именно феноменологически, а также 2) релевантность этого перехода и, тем самым, самого феноменологического поля для обоснования естественной установки.

5. Две установки познания

Естественная установка

Мотивация позволяет тематизировать две установки отношения познания к миру. Следуя за Гуссерлем, мы будем говорить о различии естественной и феноменологической установок. Их специфика заключается в переопределении онтологического, эпистемологического и методологического статуса феноменов.

Общее положение естественной установки названо в Идеях её генеральным тезисом: «действительность я обретаю как сущее здесь и принимаю её тоже как сущую - как такую, какой она мне себя дает.» Вещи, согласно этому тезису, будут существовать, даже если получит распространение болезнь, поражающая всякого носителя сознания. Отношение к вещам как к действительным самим по себе, т.е. не зависимым от сознания, предполагает, что можно познать эти вещи посредством теоретических конструктов, извне объясняющих эти вещи. Переход из одной установки в другую-дело феноменологического метода, что можно назвать очищением от не выведенных из опыта теоретических обоснований. Природу в естественной установке исследуют онтологии реального, т.е. эмпирические науки частных регионов (наука о живом, наука о вулканах etc.), а также формальные онтологии: дисциплины, изучающие характеристики предмета вообще. Онтологии имеют свое развитие, они предоставляют новое понимание действительности в качестве независимой от сознания. Таким образом, естественная установка исторически обусловлена. Однако дело Гуссерля-выявить её сущностные характеристики, что еще не позволяет нам сказать о том, что феноменология ищет общие характеристики естественной установки для всякого момента истории, но, скорей, её сущностные характеристики в момент исследования. Ключевой для Гуссерля пример такого исторического смещения-математизация природы в XVII веке. Генеральный тезис зиждется на внутреннем противоречии, тем самым, он не защищен от скептического тезиса: с одной стороны, существует действительность и познающий имеет к ней непосредственный доступ; с другой стороны, познающий включен в эту действительность как вещь среди вещей, как психофизическое существо. Отношение психологии и нейронаук к познанию как к эмпирической деятельности, как было замечено, дискредитирует себя изнутри. Однако феноменолог не пытается указать естественной установке на конститутивную функцию сознания в отношении неорганизованных данностей. В отличие от неокантианца, для которого существуют полюс продуктивного синтеза познания и объект, существующий лишь в качестве продукта познания, феноменолог рассматривает данное иначе. Как замечает Романо, «вместо отказа от самой идеи данного … феноменология пытается расширить [его] понятие за пределы просто чувственных данных…» Живущий в естественной установке отличается от неокантианца тем, что относится к вещам как наличным и уже готовым к непосредственному постижению.

С разбора сущностных моментов естественной установки начинается изложение многих лекций и текстов Гуссерля. В одном из его курсов мы находим следующие вещи и способы их существования в этой установке:

- Субстанциальное Я с кластером его переживаемых характеристик;

- Я не как часть характеристик, но как переживающие;

- Я переживает в мировом времени и находит себя идентичным в нем;

- живое тело (Leib) - пространственно-временная вещь Я;

- у живого тела есть границы непосредственно переживаемого;

- Я знает, что вещи существуют за пределами восприятия.

Феноменолог, в свою очередь, в отличие от неокантианца усматривает определенную структуру феномена и феноменальности, однако эта структура находится в целом самого опыта, достижение которого-цель феноменологической установки. Конкретные моменты этого перехода будут рассмотрены при экспликации феноменологического метода.

6. Феноменологическая установка

Пока важно обозначить сам результат: в феноменологической установке впервые находится интенциональное отношение сознания и сознаваемого. Для феноменолога здесь открывается исследовательская лаборатория, которую в разных работах называет феноменологическим полем или трансцендентальной субъективностью. Существует несколько путей её достижения. (Через несомненность cogitation/cogitatum или через некоторый регион бытия, как это происходит в Логических исследованиях.) Однако в конечном итоге-это одна и та же конечная станция, хотя и негативная. Проблему дальнейшего позитивного утверждения мы рассмотрим ниже.

Однако не стоит проводить строго дизъюнктивное различение двух установок. «Установка на сущность [Weseneinstellung], в конечном счете, созерцательная идеация, приводит к данности новую, свободную от существования сферу, и, в определенном смысле, она может быть обозначена как философская установка.» Утверждение независимых от существования сущностей для Гуссерля-необходимый переходный момент еще внутри естественной установки. Дело в том, что две установки соотнесены с одним и тем же опытом. Алексей Черняков отмечает, что «феноменолог не подтверждает и не опровергает генеральный тезис, но … указывает на его доксический характер…. Понять веру в существование мира как именно веру означает показать, что для неё нет достаточных оснований.»