Философия культуры
Соотношение понятий "культура" и "общество". Культурологический подход к проблеме понимания истории. Культура и цивилизация в теории культурно-исторических типов. Понятие национальной идеи в философии. Евразийский подход к проблеме идентичности народа.
Рубрика | Философия |
Вид | шпаргалка |
Язык | русский |
Дата добавления | 18.12.2009 |
Размер файла | 270,2 K |
Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже
Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
Здесь на помощь Мечникову приходят достижения в естественных науках. Только с наступлением дарвиновской эпохи в естествознании понятие прогресса приобрело точное, независимое от метафизических ухищрений и произвольных толкований, значение. В области точных наук под прогрессом понимают ту дифференциацию явлений природы, которая в каждой последующей фазе эволюции проявляется все интенсивнее. Точно также и социология, для обращения в точную науку обязана ясно и строго открыть и обосновать свой собственный социологический общий закон и показать критерий, при помощи которого в ее области можно было бы познать прогресс столь же безошибочно, как это делает биолог у себя в науке, определяя степень дифференциации.
Наиболее своеобразной чертой социальной жизни Мечников называет кооперацию, или, еще точнее, способность к кооперации. "Если в области биологии существа более или менее индивидуализированные, начиная от клетки и до человека, борются за существование или для достижения каких-либо эгоистических целей, то на социологической почве они, напротив, соединяют свои силы в виду общего блага" [5. С. 8, 10-11]. В то же время нет смысла отождествлять общество с организмом, как это сделано О. Контом и Г. Спенсером. Подобная аналогия - всего лишь фигуральное выражение. Согласно Мечникову, область социологии охватывает все те явления, в которых имеет место кооперативное начало, но последнее имеет возможность проявляться среди отдельных индивидуумов точно так же, как и в обществах. Не может быть резкого разграничения между организмами и обществом, если это начало взято в качестве исходного. Именно с развитием принципа солидарности и кооперативного начала, - разделение и специализация труда, вначале весьма элементарные не замедлят образоваться между частями. Они и служат укреплению связей между людьми.
Опираясь на эти доводы, Мечников считает степень дифференциации далеко не единственным признаком прогресса. В вопросе об эволюции социальных форм Л. Мечников постулирует следующий ряд: "Словом, усовершенствование и прогрессивное развитие принципа обобществления, дебютирующее механической связью, обусловленной необходимостью, заканчивается осуществлением в общественной связи элемента психической произвольности. В совершающемся прогрессивном движении принцип дифференциации характеризует своим присутствием лишь одну промежуточную ступень. На низшей она еще не появляется, а на высшей теряет для нас всякий интерес, так как здесь нарушается стойкая и постоянная доселе связь с прогрессивным ходом" [5. С. 19]. Он отвергает телеологический или антроморфический способ объяснения и характеризует социальный прогресс как обратную зависимость от суммы осуществляющегося в общественной жизни принуждения и, наоборот, как прямую зависимость от степени царствующих среди общества свободы и самосознания.
Таким образом, есть три ступени эволюции: низшая, где кооперативное начало скрыто под покровом механической связи, различным образом связывающей отдельные клетки организма: промежуточная, где кооперативное начало проявляется уже резче, все еще не вытекая однако из физиологической необходимости и невозможности для каждой изолированной личности существовать вне общения с другими членами и без их сотрудничества; наконец, высшая ступень, где кооперативное начало, принимая окраску произвольности, развивается наиболее широко. Примером зачаточной формы этой высшей ступени ассоциаций Мечников называет дэмы (брачные, полигамические, полиандрические, или моногамические группы), складывающиеся уже под воздействием такого влечения, которое нельзя назвать ни механическим, ни исключительно физиологическим, а в значительной мере психологическим. Мы видим, что Мечникова едва ли можно причислить к сторонникам строгого географического детерминизма и тем более фатализма. Его вывод о том, что усовершенствование и прогрессивное развитие принципа обобществления, дебютирующее механической связью, обусловленной необходимостью, заканчивается осуществлением в общественной связи элемента психической произвольности, как нельзя лучше говорит о признании им принципа свободной человеческой воли. Утверждение Мечникова о прямом соответствии ступени социального прогресса и степени присущей обществу свободы и самосознания свидетельствует как о его мировоззрении, так и о политических и социологических пристрастиях.
Правда, он использует при этом метафору о том, что природа вначале принуждает людей к общественной жизни, затем смягчает ее формы посредством дифференциации и уж потом уничтожает всякое принуждение и подчинение. Видимо, эта метафора играет не столь фигуральную роль, как подчеркивает сам автор. Следующие суждения как бы разворачивают эту метафору. "Несомненно, что среда и способность приспособляться к ней даны человеку для того, чтобы он мог бесконечно и наилучшим для себя образом развиваться: несомненно с другой стороны, и то, что свобода не есть нечто химеричное, потому что значительное число народов, в интеллектуальном отношении весьма скромно одаренных природой, все-таки пользуются ею и притом в таких размерах, что большинству культурных народов приходится им только завидовать [5. С. 21]. Противоположность свободы сосредоточена в ненавистном Мечникову деспотизме, критике которого он посвящает немало страниц. "Мы видели выше, что в органической природе, т.е. в области биологических явлений, степень свободы обобществленных единиц может служить мерилом прогресса. Предполагая, что история как наука преследует задачу открытия под новыми социологическими наслоениями тех же законов и ступеней органической эволюции, мы получаем возможность констатировать в области конкретных исторических фактов следующие стадии исторической эволюции:
1. Первый низший период, характеризуемый существованием общественных организаций, созданных принуждением и устрашением, почти аналогичных тем рудиментарным колониям клеток, которые соединены внешней механической связью.
2. Второй переходный период подчиненных общественных групп, характеризующихся дифференциацией частей общества и разделением труда, доводимого до все большей и большей степени мелочной специализации.
3. Третий высший период - процветания создавшихся по своему почину общественных организаций, с ясно выраженными индивидуальными склонностями и более или менее сознательных интересов" [5. С. 24].
Прописной истиной является, на его взгляд тезис о том, что истинная цивилизация познается по степени применяемой ею свободы. По крайней мере, такова позиция современной ему науки. Признавая, что степень свободы есть единственная характерная черта цивилизации, Мечников как раз в этом пункте отстаивает другое положение, а именно, что социальная эволюция всюду подчинена органической необходимости 15. С. 26-27]. Следовательно, эта последняя со своей стороны влияет на строй кооперации, внушает отдельным лицам единовременные усилия, направляя при этом их не к личной цели, а к такой, которая интересует общественную группу. Здесь, по нашему мнению, содержится ядро его социологической концепции.
Автор поясняет свое утверждение тем, например, что некоторым народам-счастливцам удается осуществить свои цели без особых усилий. Но история не интересуется такими народами, у которых были благоприятные условия. Окружающие природные условия другого порядка, прежде всего являющиеся предметом истории. Эти условия допускают процветание человеческой жизни только как следствие одновременной, разумной и сложной работы разнородных, многочисленных сил, стремящихся к такой широкой цели, всей важности которой даже и не понимает подавляющее большинство работающих. Необходимая здесь степень взаимной солидарности естественно не может получиться сразу из разумного и свободного содействия заинтересованных сил. Мечников специально оговаривает, что он далек от присоединения к теории географического фатализма, которую зачастую упрекают за проповедь принципа всеопределяющего влияния среды в истории.
Существует и обратное воздействие населяющих местность людей на свою среду. Потому историческая ценность той или другой исторической среды, - предполагая даже, что, в физическом отношении, она при всех обстоятельствах неподвижна, может и должна изменяться по степени способностей обитателей к добровольному солидарно-кооперативному труду. Эффективность изменения среды обитания Мечников напрямую связывает со степенью солидарной взаимопомощи, с прочностью социальных уз. Интересно, что деспотизм, по Мечникову, всегда возникает только по неспособности человека сознательно проявить ту сумму кооперативной солидарности, которой требует природа. Деспот, по его словам, под видом ли жреца, воина или политика всегда являлся в истории только живым символом и олицетворением неспособности и бессилия угнетенных им.
В тех случаях, замечает Мечников, когда история идет своим нормальным ходом, наступает все большее и большее равновесие между средой и свободолюбивыми стремлениями среды: мало помалу наступает возможность прогресса, т.е. тех изменений в общественном самосознании, которые наблюдаются уже в биологической серии явлений, а теперь заменяют угнетение свободой и солидарность по принуждению - добровольной и сознательной солидарностью.
Из наиболее значимых Мечников выделяет следующие влияния окружающей среды на очевидно неравное распределение цивилизации между различными странами Земного шара: астрономические, физические, влияние флоры и фауны, антропологические влияния. Каковы естественные причины неравного распределения благодеяний и тягостей цивилизации? Есть две теории: этнологическая и географическая. Этнологическая основывается главным образом на законе наследственности (и, соответственно, основана на неравенстве рас), тогда как географическая становится на сторону трансформистской теории (впервые указанной Ламарком и развитой Дарвином), выдвигающей на первое место приспособление к внешней среде и влияние этой среды. Мечников присоединяется к последней.
Им выделяется трехчленная формула географического развития: речной, морской и океанский периоды, - которые характеризуют эволюцию человечества. Наиболее древнейшие четыре великих культуры, с его точки зрения, расцвели и развились в среде великих речных стран. "Гоанго и Янтсе-кианг орошают местность, где родилась и выросла первобытная китайская культура; индийская или ведийская культура не выходила за пределы бассейнов Инда и Ганга; ассиро-вавилонские первобытные культурные общества разрослись по Тигру и Евфрату, этим двум жизненным артериям Месопотамской долины; наконец, древний Египет, как это утверждал уже Геродот, был "даром", созданием Нила" [5. С. 85].
Однако в бассейнах великих речных систем культуры могли быть только первобытными, изолированными. Совсем иной характер приобретали они и становились способными к распространению, к дальнейшему развитию, едва только вступали в среду внутренних морей и охватывали собою различные народы и страны. Наконец, доказывает Мечников, способность культуры к широкому распространению, весьма развитая уже при начале средиземноморского периода, идет, все более и более увеличиваясь, по мере того как история покидает берега внутренних морей с тем. чтобы перенестись в еще более широкую среду, на берега океана.
Вода является оживляющим элементом не только в природе, но и двигательной силой в истории. "Во всех странах, жизненным синтезом всей совокупности сложных условий климата, почвы, конфигурации земли, геологического строения представляется мне река" [5. С. 115]. И дело не в их длине или массе переносимой ими воды. Наиболее могущественные реки до сих пор не играли исторической роли. Секрет славных судеб рек в том, что "географическая среда этих рек могла быть эксплуатирована лишь коллективным, сурово дисциплинированным трудом бесчисленного населения, состоявшего хотя бы из самых разнородных и различающихся по языку, расе, нравам и наружному виду племен и рас.
Поэтому, например, в египетской долине, как во всем свете. "политический и социальный строй населения естественно и логически вытекает из отношений между характером кооперативной деятельности, определяемой средой, с одной стороны, и между способностью населения доставить в силу свободного и добровольного сообщничества, а также благодаря высокоразвитой социальной организации, достаточную сумму коллективной работы известного качества, требуемой средой, с другой" Два определяющие начала, указываемые здесь, т.е. среда и способность жителей к приспособлению, являются элементами изменчивыми [5. С. 139). Пример четырех великих древних культур представляется Мечникову достаточным для того, чтобы доказать, что нигде на всем свете не имел места факт культурно-исторического развития вне речной среды, внушающей своим обитателям чувство ясно выраженной и последовательной солидарности. Это не мешает ему признать, что чувство солидарности может быть внушено обществу географической средой и помимо посредничества реки.
В одной из обстоятельных рецензий наш автор следующим образом оценивает книгу Мечникова: "Книга и хуже, и лучше обыкновенных ученых работ. На ней отразилась трагическая судьба автора, горячего, смелого искателя правды, никогда не умевшего соразмерить цели и средства, всегда стремившегося к высшему и недостижимому, растратившего блестящий талант, кипучую энергию на бесстрашную и бесплодную борьбу с исторической судьбой. И в науке он был благородным поклонником утопии, дальнозорким и близоруким в одно и то же время, богатым мыслями и мало способным их разрабатывать, намечавшим последние результаты и нетерпеливым в прохождении ступеней. Статьи Мечникова, появлявшиеся в русских журналах, еще в "Современнике", затем, главным образом, в "Деле", отличались поспешностью, хаотичностью и оригинальностью, подлинной, не сочиненной и не деланной... Последняя французская книга есть попытка изложить вкратце целую теорию "динамической социологии" и иллюстрировать ее на одном важном историко-географическом примере. И нет даже надобности особенно внимательно вчитываться в книгу, чтобы заметить, на сколько исторический материал отстает от философского построения, от естественно-научной подготовки и географических наблюдений. Но чем внимательнее читаешь, тем более убеждаешься, что работа действительно крупная и плодотворная, что так или иначе она является интересным опытом исторического синтеза на географической основе" [8]. Эта характеристика живо дополняет портрет Мечникова, данный нами.
Таким образом: в лице Мечникова географическое направление русской социологии предстало одним из влиятельнейших течений в мировой социологии и составило яркую страницу в становлении социологии как науки.
22. Социологизаторский подход к культуре
Социологизаторский подход (марксизм, структурализм) ориентирован на рассмотрение Человека в контексте более широких социальных связей, продуктом которых он выступает. Кредо этого направления можно выразить известной марксовской фразой о том, что "в своей действительности сущность человек есть совокупность всех общественных отношений".
Человека в первую очередь как активного субъекта и исторически: в процессе предметно-практической деятельности Человек преобразует природу и себя самого.
Структуралистские концепции Ч. анализируют его в контексте фундаментальных социальных структур (политических, идеологических, семантических и др.), отдельным элементом и функцией которых он выступает, никоим образом не претендуя на их возможную трансформацию.
Существует влиятельное направление в изучении культуры, которое объясняет ее функции лишь с точки зрения конкретной целесообразности, отвечающей интересам тех или иных социальных слоев и среды. Принцип «бытие определяет сознание» использовался для разоблачения «иллюзий» или «внешних форм», за которыми скрываются лишь частные интересы господствующих классов либо прогрессивные устремления угнетенных слоев, но также подверженные историческим изменениям. При таком подходе к творчеству создание каждого мастера или художественное направление оцениваются с позиций принадлежности к тому или иному слою как выражение его «психоидеологии».
Заметное распространение социологизаторство имело в дореволюционной России и Советском Союзе вплоть до середины 30-х гг. Конечно, степень содержательности и широты охвата явлений духовной жизни была различна, но видными представителями этого направления стали В. Ленин, В. Плеханов, А. Богданов, В. Фриче, В. Переверзев, Н. Нусинов. Несмотря на тенденциозность и упрощение смысла литературы и искусства как отражения интересов тех или иных классов и конкретной истории, эти мыслители раскрыли важные социальные стороны, многое объясняющие в связи культуры с действительностью.
Социологизаторский подход рассматривает человека в контексте социальных связей.
В ходе дискуссий о соотношении биологического и социального в человеке высказывается широкий спектр мнений, заключенных между двумя полюсами: концепциями человека, которые принято называть биологизаторскими или натуралистическими, сторонники которых абсолютизируют роль естественных, биологических начал в человеке, и социологизаторскими концепциями, в которых человек представлен как всего лишь слепок с окружающих его социальных отношений, их пассивное порождение. Конечно, в законченном виде такие полярные точки зрения высказываются нечасто, однако многие трактовки человека при рассмотрении соотношения в нем биологического и социального тяготеют к одному из этих полюсов.
К биологизаторским концепциям относится расизм, который, как уже говорилось, исходит из того, что в главном, существенном природа человека определяется его расовой принадлежностью. Подобно расизму, дискредитировало себя другое биологизаторское течение - социал-дарвинизм, довольно влиятельный в конце XIX и начале XX века. Его сторонники пытались объяснить явления общественной жизни (такие, например, как борьба классов), опираясь на учение Дарвина о естественном отборе и эволюции (так, они делали вывод о том, что представители высших классов занимают ведущее место в обществе, поскольку наиболее высокоразвиты).
Вопрос о характере биологизаторских концепций должен рассматриваться в плане претензий не только на описание того, что есть человек, но и на обоснование определенной программы социальных действий - будь то оправдание и защита существующих в данном обществе порядков либо подчинение и даже истребление "менее приспособленных" представителей человечества и т.п.
В полной мере это требование относится и к концепциям, тяготеющим к другому полюсу, то есть концепциям социологизаторским. Все то, что относится к биологии человека, к естественным предпосылкам его существования, наконец, к человеческой индивидуальности в ее многообразнейших проявлениях, в рамках этих концепций воспринимается как нечто второстепенное, от чего можно отвлекаться при изучении человека, и более того, как сырой материал, обладающий бесконечной пластичностью, коим можно безгранично манипулировать во имя достижения того или иного социального идеала.
Для философского осмысления тех опасностей, которые таят в себе социологизаторские трактовки человека, очень многое дает популярный в прошлом столетии жанр антиутопий - литературы, описывающий вымышленное общество, в котором господствует примитивный, одномерный социальный идеал. Ярким примером антиутопии может служить роман английского писателя О. Хаксли "О, дивный новый мир" (1932), повествующий о стране, в которой искусственным путем воссоздаются разные типы человеческих существ, заранее приспособленных к тем или иным видам труда, но ограниченных во всех других отношениях. Впрочем, систематическое истребление миллионов людей, своего рода выбраковка "неполноценного человеческого материала", проводившаяся, например, гитлеровцами, - это, увы, не вымысел, а реальность XX столетия.
23. Природа и культура в философии хозяйства С.Н. Булгакова
(1871-1944) - обществ. деятель, философ, богослов, экономист. Образование получил в Ливенском духовном училище. Орловской духовной семинарии, Елецкой гимназии и на юрид. ф-те Моск. ун-та, к-рый окончил в 1896. В 1901-06 - проф. полит, экономии Киев. политехн. ин-та и приват-доцент Киев. ун-та; в 1906-18 - приват-доцент полит, экономии Моск. ун-та и проф. политэкономии Моск. коммерч. ин-та; в 1912 защитил докт. дис. "Философия хозяйства"; в 1918 принял сан священника; в кон. 1922 выслан из Советской России; в 1923-25 - проф. церковного права и богословия на юрид. ф-те Рус. научного ин-та в Праге; с 1925 до конца жизни - проф. богословия и декан православного богословского ин-та в Париже, один из идеологов Рус. Христ. студенч. движения - обновленческого движения в православной церкви за рубежом.
Отталкиваясь от идеи Софии, выдвинутой Вл. Соловьевым, и в отличие от преобладавшего в православии взгляда на Софию как "мудрость" Христа, т.е. второго лица Троицы, Б. развил концепцию, согласно к-рой София - это не просто идеальное представление, лишенное бытия, она есть личность, субъект, четвертая ипостась по отношению к Троице, но не есть Бог и не участвует в жизни божественной; София - это мировая душа, и в этом качестве является посредником между трансцендентным Богом и миром. Она правит миром как провидение. Человек выступает как око мировой души, он имеет в себе нечто ("луч") от божественной Софии, так что в этом смысле софиология становится также учением о человечестве. Софиология Б. вызвала резкие и многолетние споры в православной церкви. В 1924 ее осудил как ересь глава "карловацкой церкви" митр. Антоний Храповицкий, а в 1935 - архиерейский собор той же "карловацкой церкви" и моек. патриархия в лице митр. Сергия. В защиту Б. выступило большинство совещания епископов православной церкви в Зап. Европе, в частности Г. Федотов, Вышеславцев, Зеньковский, В. Ильин. Не соглашаясь с Б. по существу проблемы, Бердяев отстаивал вместе с др. защитниками Б. право на свободу богословского исследования; в целом спор о софиологии вышел далеко за пределы богословия, затронув узловые проблемы православной культуры.
Наряду с учением о Софии, другими направлением развития православного богословия Б. считал учение об имени Божием ("имяславие"), согласно к-рому имя Вожие - это не просто человеч. средство для выражения мысли, оно входит в сферу божества как его энергия, оно божественно, призывание имени Божьего в молитве есть уже причащение божества. Б. подчеркивал, что концепция имяславия не означает, что Бог есть самое имя, и это разводило его с ортодоксальным богословием.
Б. - обновленец также в экклесиологии (т.е. в учении о церкви); он ратовал за демократизацию церкви в сфере управления, полагая, что церковь как об-во есть прежде всего коллектив, не отличающийся в этом отношении от др. форм обществ, жизни, соборность - это не только жизнь в Духе Св., но некая церковная коллективность.
Антропология Б. в наибольшей степени отражает одну из важных составляющих его общемировоззренч. и филос. концепции - идею всеединства. Человек есть часть природы, даже до нек-рой степени ее продукт; вместе с тем он носит в себе образ идеального всеединства: в нем потенциально заложено самосознание всей природы. В этом человеч. самосознании проявляется София, мировая душа, идеальный центр мира и в этом смысле природа является человекообразной, а человек в свою очередь потенциально носит в себе всю Вселенную.
Пока Б. придерживался идеи принципиального различия между филос. и религ. творчеством, свою философию он отделял от "канона философии", доказывал, что христ. философия - не философична, а полемична и прагматична, что она квази-филос. средствами стремится не к филос., а к религиозно-прагматич. цели; ре-лиг. философия - это вольное художество на религ. мотивы: теогония и теофания, тварность мира, софийность твари, природа зла, образ Божий в человеке, грехопадение, спасение падшего человека и т.д. Ко времени написания труда "Трагедия философии" (1920-21) грань между религ. и теор. философией у Б. почти исчезла. Он пришел к выводу, что всякая философия должна быть построена на почве религ. созерцания и откровения, должна возвратиться к религ. мифу и догмату.
Уже тот факт, что в сформулированной Б. в нач. 20 в. программе из четырех пунктов отд. позицию занимал "культурный ренессанс", говорит об особой значимости этой проблемы во всем творчестве рус. мыслителя. Как ни в какой другой сфере эта мысль здесь проявилась при всех его колебаниях между западничеством и славянофильством, либерализмом и консерватизмом, новаторством и традиционализмом; либерально-обновленческая равнодействующая делает из Б. крупного деятеля рус. культуры 20 в., правда, культуртрегера, по преимуществу действовавшего в рамках религ. форм обществ, сознания, чуть правее центра спектра рос. обществ. направлений этого века.
Занимавший в начале своей деятельности позиции либерала-западника, Б. в высокой степени положительно относился тогда к европ. культуре, культуре, по его словам, "высшей", с необычайными, небывалыми рез-тами развития. Густоту населения он считал субстратом культуры и поэтому даже болезненный процесс перенаселения в период первонач. предкапиталистич. накопления квалифицировал как прогрессивный процесс создания зап. цивилизации, как необходимую цену за блеск этой цивилизации. Одну из важнейших и труднейших задач, к-рые 19 в. оставил 20 в., Б. усматривал в устранении пропасти между городом и деревней, полагая, что культурный уровень в деревне должен быть создан, а не завоеван в социальной борьбе.
На рубеже 19-20 вв. взгляды Б. на культуру вообще, на западную в первую очередь ("Запад" он понимал в культурно-истор. смысле известного единства культуры, включая в него Европу и Сев. Америку), существенно меняются. Это не было глубочайшим разочарованием во всем зап.-европ. укладе, как представляют нек-рые авторы; это было охлаждение к Западу, правда, значительное. Европ. культура - дорогой покойник; зап. цивилизация - не единственно возможный путь развития; Запад - не земной рай и не идеал, но истор. факт не только со светлыми, но и темными сторонами - такими и аналогичными мыслями Б. выражает свое двойственное отношение к зап. культуре. В основу этой двойственности легло представление о взаимообусловленности и вместе с тем антагонизме между материальной и духовной цивилизацией Запада. Нации, усвоившие только внешнюю культуру, не имеют еще права на имя культурных гос-в. В сфере же духовной культуры зап. цивилизация далека от совершенства. В новой Европе Б. не нравились теперь также ее "культурное эпикурейство" и ее "комфорт жизни". Двойственное отношение к европ. культуре Б. выражал также в призыве бороться "за более углубленное, исторически сознат. западничество", в содержание к-рого входило признание культурной мощи Запада, зап. школы техники жизни (или материальной стороны культурной жизни цивилизации) Запада как хранилища общечеловеч. сокровищ духа, наук и искусств и как полит, знамени. В отличие от славянофилов Б. исключил из понятия "народная самобытность" полит, и экон. институты, полагая, что, напр., железные дороги и банки космополитичны как основа правового гос-ва и поэтому в отношении учений совр. демократии, правового гос-ва, др. полит, и экон. форм Запад остается для России школой.
Культурологич. позиция Б. предопределялась в нач. 20 в. не только двойственным отношением к зап. культуре, но и его критикой всего истор. христианства, православия в особенности. Б. вознамерился преодолеть утвердившееся в совр. церковном сознании представление, что в культуре царит темнота, сатанинское начало, что культура - это дело языческое, а не христианское. Соединить культурность и церковность, создать подлинно христианскую церковную культуру и тем самым возбудить жизнь в церкви - такие задачи ставил Б. в начале 20 в. перед церковью и человечеством. Отказавшись рассматривать гуманистически-ренессансную культуру высшим продуктом истории за ее "внерелигиозность", "разрозненность", "беспочвенность", Б. провозгласил идею синтеза ср. веков и Нового времени, чтобы былая церковь-храм превратилась бы в церковь-человечество, церковь-культуру, церковь-общественность.
Другая, не менее важная, связанная с первой, установка Б. - на обновление и подъем рус. нац. культуры. Первоначально рус. мыслитель исходил из мысли о "культуроотсталом" рус. об-ве и о неблагополучии в культурной ситуации и справа, и слева от него. Он выражал недовольство не только культурной политикой самодержавия и официальной церкви, но и позицией чрезмерно расширительно толкуемого славянофильства (к славянофилам он неправомерно относил, напр., Каткова и Леонтьева), упрекая его за фальшивую идеализацию действительности, склонность к нац. самопревознесению, к национализму и полит, романтизму. Слева Б. усматривал культурное огрубление, в лучшем случае застой в таких "антикультурных" направлениях, как теории материализма и позитивизма, гонения на идеалистич. философию. Объектом критики стал у Б. также "космополитич. марксизм".
С 1910 Б. отсчитывает новую эпоху в своем культурном самосознании, заявив, что перед ним снова возникла, в новой форме, антиномия славянофильства и западничества. Теперь западничество ему представлялось как духовная капитуляция перед культурно сильнейшим. Гл. темами размышлений Б. стали культурная самобытность рус. народа, углубленное самосознание рус. культуры, подъем "культурного патриотизма" и ослабление "реакционного", "воинствующего", "полит." национализма. Не признавая существования классовых культур, Б. настаивает на идее культуры национальной, на том, что индивиды участвуют в общекультурной работе человечества только как члены нации. Проблемой для него становится не существование национального рядом с общечеловеческим, а возможность общечеловеческого в национальном, всеобщего в конкретном.
По собств. поздней самооценке Б. с началом Первой мир. войны готов быть вовсю славянофильствовать. Действительно, в это время он высказал немало идей квазиславянофильского толка, "выявив" множество пороков новоевроп. культуры: обмирщение, обмещанивание, угрожающе высокая цивилизованность, гипер-культурность; отход от церкви в общей секуляризации, рационализации и механизировании жизни; внерелиг. гуманизм и протестантизм; отвлеченное просветительство, эгоцентризм, теор. и практич. материализм; феноменализм, юридизм и экономизм как общая основа зап.-европ. жизни; торжество панметодизма и рассудочности; хозяйств, жизнь как воплощение экон. материализма с аморальной моралью интересов; к порочным чертам новоевроп. цивилизации Б. относил также капитализм и его "неизбежную тень" - социализм как социол. проекцию общего духа новоевроп. рационализма.
Разделяя предрассудки теории "Москва - третий Рим", Б. поддерживал империалистич. притязания "на царственный град Константина" во имя "нововизант., русско-православной" культуры христ. Востока. Отдавая дань нац. чванству, он предрекал наступление рус. эпохи мировой истории, акцентировал глубочайшее духовное различие между Россией и Зап. Европой и даже утверждал, что по культурному своему наследию Россия богаче Запада, наследовавшего эллинство лишь косвенным путем: однако Россия оказалась не на высоте своего культурного призвания - быть творч. продолжателем эллинизма.
Однако даже в Первую мир. войну Б. дистанцировался от антизападнич. крайностей славянофилов, от их соблазна идеализации допетровской Руси и их чрезмерного противопоставления России и Европы; он продолжал предостерегать от кичливости и "духовно-убогого самопревознесения и самодовольства" в вопросе о нац. избрании и предназначении рус. народа. Европа, писал он, исторически немолода, но это не значит, что она лишена жизненных сил продолжать свой путь, что она не породит еще пышных цветов своей культурной утонченности. Отвергая "западничество идолопоклонническое", Б. ратовал за западничество "реально-историческое", продолжал признавать частичную правоту рус. западничества, духовным отцом к-рого по-прежнему называл Петра Великого.
Потрясения, вызванные революцией 1917 в России и расколами в православной церкви, побудили Б. пристальнее заняться проблемами культуры. Высказывания о чуть ли не чисто богословском характере деятельности Б. в 20-30-е гг. не соответствуют действительности. С 1910-х гг. Б. пользовался понятием "философия культуры", и это понятие отражает и характер его культурологич. концепции последних двух с лишним десятилетий его жизни, хотя эта концепция тесно связана также и с богословием: в мае 1930 на съезде православной культуры Б. произнес речь, опубликованную под названием "Догматич. обоснование культуры".
В нач. 20-х гг. умонастроение Б. существенно изменилось: он стал сожалеть о своей прежней борьбе с Западом, о том, что всю свою сознат. жизнь провел в отъединении от зап. христианства. Истор. путь России предстал ему как трагедия культурного одиночества, культурной изоляции, замкнутости, к-рую необходимо преодолеть. И мировая культурная ситуация Б. никак не удовлетворяла. Секуляризированная культура виделась в обличий врага христианства. В гуманистич. "обезображенной" культуре на первом плане выступала языч. пошлость, падение - ниже человека, и лишь на втором - ее религ. потенции. Культура вступила в глубокое противоречие с цивилизацией. По-прежнему Б. был уверен, что во всем христианстве еще недостаточно развито сознание культуры, хотя обозначился поворот в эту сторону. Как и раньше, Б. упрекал аскетич. христианство, к-рое лишь "попускает" культурное делание, но не связывает его со спасением человека; протестантизм стремится спасти культуру от цивилизации, но это ему не удается, он остается во власти секуляризации; не принимает Б. и католич. соподчинение культуры и цивилизации; истинен только православный путь свободного творчества, путь культурного возрождения. Как один из идеологов рус. студенч. христ. движения Б. резко противопоставлял свою культурологич. концепцию также большевикам в России, к-рые, осуществив свои идеалы цивилизации, вернули бы человека в допотопные времена. В эмиграц. период культурологич. концепция Б., до сих пор мало систематизированная, приобретает целостный вид: культура происходит из религ. культа, имеет теургич. и мистериальный характер; где есть религ. напряженность, там проявляется культурная жизнь. Культура - творч. делание человека в мире, укрепленное божеств. силой. В дальнейшем происходит обмирщение культуры, ее секуляризация, культура отделяется от церкви и последняя становится лишь одной из многих ветвей культуры. В Библии намечены два пути - путь культуры, путь творчества, "путь народа Божия", и путь цивилизации (приспособления к природной жизни) - "путь рабства, путь Каина и каинитов, ковачей и изобретателей орудий". Абсолютной культуры и абсолютной цивилизации нет, потому что человек не может быть до конца ни творцом, ни рабом. Утопично и неблагочестиво думать, что можно освободиться от гнета цивилизации и превратить жизнь в "культ-культуру". Но человек должен идти по этому пути, завоевывая все новые и новые области. Уверенный, что путь культурного делания есть и путь спасения, что задача культуры - это дело "богочеловечества", т.е. очеловечения мира и обожения человека, Б. призывал религ. вождей вооружиться всем оружием совр. культуры, стать на высоту всех совр. исканий мысли, всех достижений человеч. творчества. Религ. преодоление секуляризации, "оцерковление" культуры Б. называл иногда осн. вопр. христ. жизни. В последних работах он проводил мысль, что православие содержит в себе силу творч. культуры, к-рую она может передать своим сынам. С др. стороны, он был уверен, что и к религии приходят "из Афин", что внутр. развитие культуры науки, искусства приводит к религ. самоопределению.
Б. надеялся принести в Россию свою идеологию, передать ее грядущему поколению, призывал своих единомышленников вернуться на Родину новыми людьми, людьми мысли, познания, науки и веры, не отказавшимися от высших культурных запросов. Его надеждам не суждено было сбыться. Но для нек-рого слоя религ. общественности совр. России идеология Б. может стать переходной формой к более развитому мировоззрению. Фактически Б. - один из предтеч тех либеральных сил в совр. рус. церкви, к-рые противостоят получившему в ней, увы, широкое распространение авторитаризму, клерикализму, обскурантизму, национализму и антиинтеллектуализму.
24. Культура и общение. Понятие духовной коммуникации в учении К.Ясперса
В отличие от популярной в Европе первой половины XX в. теории культурных циклов, К. Ясперс предполагал единое происхождение человечества и единую историю культуры. Критикуя метод Шпенглера, Ясперс утверждал, что он позволяет лишь истолковывать явления духовной жизни, стили в искусстве или типы “настроений”, однако не дает возможности установить законы. Кроме того, Ясперс обращал внимание на неправомерность биологических аналогов, которые широко используются в шпенглеровской концепции культурных типов, вследствие чего история приобретает фаталистический характер.
Он также отвергал и материалистическое толкование истории марксизмом, утверждая, что в истории культуры значительную роль играют не экономические факторы, а духовные. Таким образом, полемизируя с К. Марксом, Ясперс отстаивает приоритет “духовной составляющей” в истории культуры, а в полемике со Шпенглером утверждает ее единство. Однако научно доказать это положение, по мнению Ясперса, невозможно. Допущение этого единства он называет постулатом веры. Отсюда ясно, что таким образом Ясперс четко заявляет о своей приверженности в объяснении культурно-исторического процесса к религиозной традиции. История, по Ясперсу, имеет свое начало и свое смысловое завершение. Ее движение определяется силой Провидения. Таким образом, Ясперс возвращается к линейной схеме истории культуры.
Рисуя схему мировой истории, К. Ясперс выделяет четыре гетерогенных периода: прометеевская эпоха, эпоха великих культур древности, эпоха духовной основы человеческого бытия (осевое время) и эпоха развития техники. “Человек четыре раза как бы отправляется от новой основы. Сначала от доистории, от едва доступной нашему постижению прометеевской эпохи (возникновение речи, орудий труда, умения пользоваться огнем), когда он только становится человеком. Во втором случае от возникновения великих культур древности. В третьем - от осевого времени, когда полностью формируется подлинный человек в его духовной открытости миру. В четвертом - от научно-технической эпохи, чье преобразующее воздействие мы испытываем на себе”.
Прометеевская эпоха составляет, согласно Ясперсу, доисторию человечества, собственно, история началась лишь около 5000 лет до н.э. В доисторическую эпоху происходило “становление основных конституитивных свойств человеческого бытия”, формирование человека “как вида со всеми его привычными склонностями и свойствами”, закладывался фундамент человеческого бытия, его сущностная основа. К этому, по сути дела, “докультурному” периоду относится “первое становление человека”. Отвечая на вопрос, что же явилось существенным в превращении доисторического человека в человека культуры, Ясперс выделяет “использование огня и орудий”, “появление речи”, “способы формирующего человека насилия над самим собой” (например, табу), “образование групп и сообществ”, “жизнь, формируемую мифами”. Начало истории, т. е. уже собственно культурного развития, К. Ясперс относит к тому времени, “как существует передача опыта”.
Второй период, выделяемый Ясперсом - это великие исторические культуры древности. Они возникли почти одновременно в трех областях земного шара. “Это, во-первых, шумеро-вавилонская и египетская культуры и эгейский мир с 4000 г. до н. э. во-вторых, доарийская культура долины Инда 3-го тысячелетия (связанная с Шумером) и в-третьих, архаический мир Китая 2-го тысячелетия до н. э.”. Чертами, характеризующими данный культурный тип, выступают наличие письменности и “специфической технической рационализации”.
Третий период - осевое время. Период “осевого времени” является, по мнению Ясперса, центральным в истории человечества. Это эпоха духовного основоположения всех мировых культур. “Эту ось мировой истории, - писал-Ясперс, - следует отнести ко времени около 500 лет до н. э., к тому духовному процессу, который шел между 800 и 200 гг. до н. э. Тогда произошел самый резкий поворот в истории. Появился человек такого типа, который сохранился и по сей день. В эту эпоху были разработаны основные категории, которыми мы мыслим по сей день, заложены основы мировых религий, и сегодня определяющие жизнь людей”.
Это духовное основоположение человечества происходило одновременно и независимо в Китае, Индии, Персии, Палестине, Греции. Тогда жили Конфуций и Лао-цзы, возникли упанишады, проповедовали Будда, Заратустра, выступали пророки Илия, Исайя, Иеремия и Второ-исайя; это время философов Парменида, Гераклита, Платона, поэта Гомера, трагиков фукидида и Архимеда. Их творчество, проповеди и учения “сводятся к тому, что человек осознает бытие в целом, самого себя и свои границы. Перед ним открывается ужас мира и собственная беспомощность. Стоя над пропастью, он ставит радикальные вопросы, требует освобождения и спасения. Осознавая свои границы, он ставит перед собой высшие цели, познает абсолютность в глубинах самосознания и в ясности трансцендентного мира”.
Осевое время по Ясперсу, - это время рождения мировых религий, пришедших на смену мифологическому сознанию. Почти одновременно на Земле, независимо друг от друга, образовалось несколько внутренне родственных духовных центров. Основное, что сближало их и, следовательно, являлось главной характеристикой осевого времени - это прорыв мифологического миросозерцания, составляющего духовную основу доосевых культур. Человек как бы впервые пробудился к ясному отчетливому мышлению, возникло недоверие к непосредственному эмпирическому опыту, а также рационализация отношения к миру и к себе подобным.
С точки зрения Ясперса, в это время происходит становление истории человечества как мировой истории, тогда как до “осевого времени” имели место лишь истории локальных культур. Выделение такого периода духовного основоположения человечества, духовного родства и духовных генов всех культур дают возможность Ясперсу сделать вывод, что противоположность Востока и Запада не абсолютна. Общие духовные корни позволяют найти способы коммуникаций, диалогов, разрешения конфликтов и создания единого культурного пространства. Чтобы спасти человеческую сущность, находящуюся в XX в. на грани гибели, мы должны, по мнению Ясперса, обновить свою связь с осевым временем, и возвратиться к его “изначальности”, подыскивая для неизменно утрачиваемой и вновь обретаемой истины новые “шифры”.
Техническая эпоха по своей значимости соответствует прометеевской. Если в доисторическое время прометеевская эпоха характеризовалась возникновением речи, орудий труда, умением пользоваться огнем, то современной научно-технической эпохе свойственны аналогичные процессы, только на более высоком уровне: создание принципиально новых информационных и других технологий, открытие новых источников энергии. Новая прометеевская эпоха подготавливает возникновение в будущем великих культур, значение которых аналогично значению великих культур древности. Новые великие культуры заложат основы для второго осевого времени.
Центральной идеей культурологических воззрений немецкого философа была идея единства человеческой истории и культуры, единого происхождения человечества. Он выступал против шпенглеровского метода анализа культуры, который, по мнению Ясперса, не позволяет увидеть закономерности развития культуры, а потому (при всем различии культур) и единое происхождение и единый путь развития культуры. В то же время Ясперс критически относился к марксистскому пониманию истории, отрицая существование объективных законов исторического развития, считая, что на развитие культуры влияют, главным образом, духовные процессы, а не экономические.
В генезисе культуры Ясперс вычленяет 4 периода. Первый, названный им "прометеевской эпохой", он определяет как доисторию человечества. В этот период возникают языки, появляются первые орудия труда, человек приручает огонь. В "прометеевскую эпоху" происходит формирование человека как вида.
Второй период - это время "великих культур древности", когда одновременно в Египте, Междуречье, Индии и позже в Китае зарождаются высокие культуры. Эти культуры рассматриваются Ясперсом как локальные; объединяющими их характеристиками выступают существование письменности и "специфическая техническая рационализация".
Третий период назван Ясперсом "осевым временем" (между 800 и 200 гг. до н.э.). Эпоха эта характеризуется им как "духовное основоположение человечества", произошедшее одновременно и независимо друг от друга в Китае, Индии, Персии, Палестине и Греции. В этот период был создан тип нового, современного нам человека. В "осевое время" возникли религиозно-этические учения, разработаны универсальные ценности, которые существуют и в наши дни. На этом этапе произошло становление единой истории человечества. "Осевые народы" - китайцы, иранцы, иудеи, греки и индийцы - совершили великий прорыв "осевого времени", они заложили основу духовной сущности человека и его подлинной истории как единой мировой истории. Поскольку "осевые народы", стоящие у истоков единой мировой истории, принадлежат и Востоку, и Западу, Ясперс делает вывод о духовном единстве всех народов. Общие духовные основания дают возможность преодолеть разделенность мировой истории на противоположные полярные модели - Восток-Запад - и создать единую всемирную культуру.
Четвертый период, по Ясперсу, - эпоха "развития техники", характеризующаяся новыми источниками энергии, новыми технологиями. Ясперс склонен оптимистически смотреть на будущее человечества. Через мировую историю человечество, прогнозирует он, движется к отдаленному новому "осевому времени", времени истинного становления человека, времени подлинного "космически-религиозного" культурного единства.
25. Культура и язык в учении М. Хайдеггера
Проблема культуры рассматривается X. в контексте его учения о бытии и обоснования сущности совр. техники. Полное "забвение истины бытия", к-рое угрожает человечеству в совр. "техн. цивилизации", связывается X. с т.н. метафизич. традицией, идущей еще от Платона и Аристотеля. Этот метафизич. способ мышления, мировосприятия и мироотношения в целом и поныне лежит в основе всей европ. культуры, ориентируя ее на прогрессирующее развитие науки и техники и порождая многочисл. кризисные явления: бессмысленность существования, обезличение человека и примитивизация его духовного мира. коммерциализация искусства и засилье массовой культуры, угроза голого техницизма и сциентизация образования, распад и умирание языка. Вся метафизика, считает X., мыслит сущее в целом, в т.ч. сущность человека, не задаваясь вопросом о бытии сущего. Не задумываясь о различии того и другого, заслоняя вопрос об "истине самого бытия", метафизика никогда не спрашивает и о том, в каком смысле существо человека принадлежит истине бытия. Первую задачу философии X. видит в том, чтобы обратиться к бытию, к-рое должно стать делом человеч. мысли, и тем самым открыть предназначение и долг человека как хранителя сущности бытия. Обосновывая собств. понятие бытия, X. в свойственной ему герменевтич. манере обращается к интерпретации др.-греч. термина "фюсис" (природы). "Фюсис" есть не что иное, как произведение, понимаемое во всем богатстве смысла, придаваемого ему греками, но впоследствии утраченного. "Фюсис" как произведение - есть самобытное вырастание, осуществление, развертывание, выведение чего-то до полноты его существа. В присутствующем "по природе" произведение берет начало в себе самом. В ремесленном изготовлении, в худож. преображении изящных искусств, в развертывающемся формировании сущности человека в процессе образования и в культуре вообще, понимаемой как богатство оберегаемых смыслов и творч. деятельности, произведение берет начало в другом: мастере, художнике, учителе, народе. Именно в таком понимании "фюсис" и есть для X. искомое - бытие, лежащее в основании всего сущего: неживой и живой природы, истории, культуры, науки, техники, искусства, образования. Для "фундаментальной онтологии" X. важно и то, что само событие произведения происходит лишь в той мере, в какой потаенное переходит в непотаенное, в явленность своей сущности. Несокрытость - подлинное бытие всякого сущего, к-рое выступает не в том или ином ограниченном виде. но раскрывается во всей полноте, целостности и самобытности своего существования, не заслоняясь другим сущим, не затемняясь суетным и сиюминутным. Это обнаружение, выведение из потаенности в непотаенность, из сокрытости в открытость, к-рое носит отнюдь не гносеологич., а онтологич. характер, греки называли понятием "алетейя", или "истина" в ее исконном, первонач. значении. Обосновывая "онтологич.", "метатехнич." сущность совр. техники и проясняя ее влияние на судьбы культуры, X. обращается к этимологии слова "техне". Древние греки не случайно одним понятием "техне" определяли и ремесленное мастерство, и изящные искусства. Ведь "техне" тоже относится к произведению, ибо ее суть никогда не сводится просто к к.-л. деланию. "Техне" - это не техн. сторона дела, как ее теперь понимают, это не инструментальные действия, связанные с опр. последовательностью операций и применением всевозможных средств. "Техне" - это один из способов раскрытия потаенного, область, где сбывается "алетейя", совершается истина бытия. Сущность совр. техники не есть нечто техн., инструментальное, совр. техника - это тоже опр. вид раскрытия потаенного. Пристально всмотревшись в эту осн. черту совр. техники, человечество сможет осознать ее новизну и тем самым подготовить возможность свободного отношения к ней. Специфику способа, каким осуществляет выведение из сокрытости совр. техника, X. усматривает в том, что человек здесь сосредоточивается исключительно на добывающем и поставляющем производстве, внутри к-рого все действительное - и природа, и феномены культуры, и сам человек - обнаруживает себя лишь в качестве "наличного состояния", или "состоящего-в-наличии". Этот способ раскрытия, к-рый действует внутри совр. техники, охватывая самые разнообр. формы поведения и культурной деятельности человека и направляя его на обнаружение всего, что выходит из сокрытости, единственно в качестве объектного "наличного состояния", X. обозначает многозначным термином "Gestell", или постав. Постав определяет существо совр. техники, не представляя собою ничего технического: это не что иное, как "захватывающий вызов", "изначально собирающее начало", "всеобъемлющая установка", к-рая заставляет человека ко всему существующему относиться лишь с одной единств. мерой "затребования" или объектного "наличного состояния". Т.о., X. рассматривает технику как некое онтологич. требование, обращенное к человеку и посылающее его на опр. путь бытийствования, обнаружения истины сущего и собств. самораскрытия. X. именно потому так настойчиво стремится отмежеваться от "инструментальной" трактовки техники, что считает важным показать не связь техники с материальным производством как таковым, а социальные и культурные последствия развития феномена техники в совр. цивилизации. В онтологич. обосновании сущности совр. техники X. фиксирует внимание на такой глубинной сфере человеч. существования, как область предельных смыслов и всеохватывающих установок, сохранение и воссоздание к-рых во многом определяет культурно-истор. тип об-ва, его духовную ситуацию, отношение к природе, другим сооб-вам и культурам. Предпринимая феноменологич. описание совр. техн. цивилизации, X. показывает не только ограниченность, но и опасность узкопрагматич., односторонне утилитарных установок и ценностей, лежащих в ее основании и постоянно воспроизводящихся в многообр. видах деятельности и феноменах культуры. Отмежевываясь от техницистских установок X. анализирует характер отношения совр. цивилизации к природе. В техн. цивилизации уже вся природа - воздух, реки, земные недра, почва - поставлена на службу добывающему и поставляющему производству: все извлекается и перерабатывается, накопляется и распределяется и т.д. В бесконечной цепи поставляющего обнаружения уже не может быть и речи о возделывании и заботе, о поэтич. видении и восхищении природой. В системе всеобщей полезности нет уже ничего такого, что имело бы ценность само по себе. Господствующая над всем установка на затребование, максимальную выгоду, надобность, отдачу, элиминирует более высокое, сверхпрагматическое, нравственно-эстетич. отношение к природе. Оценивая опасность, угрожающую природе и жизни человечества в совр. техн. цивилизации, X. называет ее "чудовищной", "ужасающей", "смертельной". Вместе с тем подлинная опасность, по убеждению X., подступила к человеку в самой его сущности. Ведь с т.зр. затребования, или наличного состояния в поставляющее раскрытие вовлечена не только природа, но и сам человек. Само поставляющее обнаружение может происходить лишь постольку, поскольку сам человек еще изначальное, чем природа, затребован в наличное состояние. Привычность употребления в совр. языке таких выражений, как "человеч. материал", "личный состав" и т.п., свидетельствует об этом как нельзя лучше. Будучи поставителем наличности, элементом всеобщей системы затребования, человек находится на грани падения, ибо готов сам себя воспринимать просто как нечто состоящее в наличии. Уже сегодня человек настолько глубоко захвачен поставляющим обнаружением, что нигде не встречается с самим собой. со своей сущностью. А между тем самодовольство и самонасаждение человека, возомнившего себя "властелином земли", никогда еще не были столь безмерными, как в эти минуты наивысшей опасности, нависшей над ним. Человек уже оказывается неспособным воспринять вызов, обращенный к нему поставом. По-став как сущность совр. техники подвергает опасности не только человека в его отношении к самому себе и ко всему сущему. Гл. опасность постава заключается в том, что он закрывает для человека саму возможность вернуться к изначальному, полному и сокровенному обнаружению истины бытия и тем самым ощутить свое высшее предназначение в качестве "хранителя", или "пастыря" бытия. Там, где господствует поставляющее обнаружение, изгоняется всякая другая возможность раскрытия истины бытия, поскольку человек все сущее начинает измерять одной-единств. мерой полезности, затребования, наличности. Констатируя, что всеобщее засилье голой техники в совр. зап. цивилизации неотвратимо, X. вместе с тем считает, что мы можем и должны задаваться вопросом о спасительном. Так, мужественно всмотревшись в сущность совр. техники и ни на минуту не забывая о высшей опасности, грозящей человеку, мы уже делаем первые шаги к спасению. Однако подлинное размежевание с техникой должно произойти в тех областях культуры, к-рые являются более высокими по сравнению с техникой способами осуществления истины как несокрытости бытия. Одним из существенных способов, каким совершается истина, утверждая сущность человека среди всего остального сущего, X. считает подлинное искусство, другим таким способом - подлинное образование, к-рое древние греки называли словом "пайдейя". Такой переход из области техники в область искусства и образования для культурологич. концепции X. естествен и органичен, поскольку сущность техники для него не есть техническое, а сущность истины не есть гносеологическое. В онтологии бытия и культуры X. интересует такое проблемное поле, как сфера предельных смыслов, определяющих некий целостный способ отношения человека к самому себе и всему существующему. Искусство и образование относятся X. к тем уникальным областям человеч. существования, каждая из к-рых по-своему призвана удерживать, воссоздавать и излучать богатство культурных смыслов, приобщая человека к высшей мудрости нелогицистского разума и непреходящим истинам бытия. Огромная роль в исторически совершающемся культурном бытии каждого народа принадлежит его родному языку. Определяя сущность языка как "язык сущности", как "дом бытия", как "глагол мира и глагол земли", X. отмечает, что каждый язык есть совершение такого "глаголания", в к-ром перед всяким народом восходит его мир и в к-ром сберегается его земля. Это набрасывающее "оказывание" таково, что оно не только осуществляет "речение", приуготовляя изреченное, но приносит в мир и все неизреченное как таковое. Именно в языке как "оказывании" и "речении" запечатлена уникальная сущность каждого народа и каждой культуры, позволяющая понять их значение в мировой истории. Осознание опасности техницистской, утилитарно-прагматич. направленности совр. культуры, многочисл. последствия к-рой проявились сегодня в своих наиболее крайних формах, признание жизненной важности для судеб человечества наполнения культуры высшими, сверхпрагматич. духовно-нравств. смыслами, защита уникального бытия природы, самобытности культуры и языка каждого народа - все это несомненная заслуга концепции X., оказавшей существенное влияние на развитие филос. мысли, культурологии и гуманитаристики 20 в.
Подобные документы
Философский (категориальный) образ культуры как системы материальных и духовных ценностей. Происхождение понятия "культура", его соотношение с понятием "цивилизация", проблемы их взаимодействия. Относительный характер различий культуры и цивилизации.
реферат [47,0 K], добавлен 08.04.2015Западники и славянофилы: спор о культурной идентичности и исторических перспективах России. Теория культурно-исторических типов Н.Я. Данилевского. Понятие Всеединства и направления его исследования в философии В. Соловьева. Богочеловеческий процесс.
презентация [1,6 M], добавлен 21.10.2014Исследование сущности и особенностей развития цивилизации и культуры. Переход культуры в цивилизацию по О. Шпенглеру. Сопоставление понятий "культура" и "цивилизация" Н.А. Бердяевым. Анализ степени качества культуры в современном индустриальном обществе.
реферат [26,2 K], добавлен 04.05.2014Философский и социологический подход к рассмотрению традиционной культуры. Социогуманитарный подход, доминирующий в коллективной монографии. Две ветви цивилизации: традиционное общество и современное общество. Характеристика процесса глобализации.
реферат [35,8 K], добавлен 25.01.2011Понятие и происхождение культуры в зависимости от понимания ее сущности, отражение данной проблемы в работах ученых различных эпох. Сравнительная характеристика и отличия культуры от цивилизации, эволюция в процессе демократизации общественной жизни.
контрольная работа [34,8 K], добавлен 15.01.2017Культура как предмет философского анализа. Важнейшие формы культуротворчества: мораль, искусство и религия. Социальная детерминация культуры. Цивилизация как социокультурное образование. Подходы к характеристике содержания ценностей в философии.
курсовая работа [46,3 K], добавлен 16.02.2011История появления термина "культура". Определение культуры в современной российской и западной философии и социологии. Анализ взглядов Руссо, Канта, Гердера по вопросам происхождения и сущности культуры, ее развития, взаимодействия природы и культуры.
реферат [26,1 K], добавлен 25.01.2011Определение философии и особенности ее возникновения. Материальная и духовная культура. Функции философии. Периодизация философии как феномена культуры. Изменение содержания философии на этапах Античности, Средневековья, Нового времени, XX-XXI веков.
презентация [2,4 M], добавлен 03.09.2016Культура. Что такое культура. Идея ценностей. Виды, формы, содержание и функции культуры. Движущие силы развития культуры. Цивилизация. Что такое цивилизации. Цивилизация как социокультурное образование. Культура и цивилизация.
реферат [38,4 K], добавлен 14.02.2007Специфика культуры как форма бытия общества. Культура и цивилизация. Актуальные проблемы общественного прогресса. Культура как философская категория охватывает все достижения человечества в области как материального, так и духовного производства.
реферат [17,9 K], добавлен 13.12.2004