Мыслителю, исследователю, автору отказывается в праве на обладание смыслом как таковым. Всякое притязание на обладание смыслом разоблачается в качестве неспособности субъекта отдать себе отчет в изначальной амбивалентности, многозначности производимых им высказываний. В том, в частности, что означающие, из которых сотканы его высказывания, находятся в сложных отношениях с другими означающими - включая и те, о которых сам автор не подозревает. (В этой связи, он, строго говоря, и не является автором собственных высказываний).

В отличие от Фуко, преимущественный объект полемики которого составляла “история идей”, и от Деррида, нацеленного на критику “метафизики присутствия”, главный пункт отмежевания от классического наследия в случае Делеза и Гваттари - фрейдовский психоанализ. Фрейд и его последователи разделяют с класической философской традицией представление о четкой структурированности человека. В каких бы терминах последний ни описывался (через диаду сознание / бессознательное или через триаду Оно-Я-Сверх-Я), психоанализ берет за аксиому реальность такой структуры как человеческий “субъект”. Бессознательное, открытием которого так гордится фрейдизм, надлежит, согласно Фрейду, поставить под контроль сознания. Сами процедуры психоанализа как терапии нацелены на то, чтобы вывести бессознательное на свет сознания, “образумить” бессознательное, переформулировав иррациональные влечения в рациональных категориях. “Шизоанализ” же, противопоставляемый Делезом и Гваттари психоанализу, исходит из продуктивности бессознательного. Именно в силу того, что сфера бессознательного (сфера Желания) носит продуктивный, творческий характер, от него не следует “освобождаться”. Настоящая свобода как раз и заключена в сфере Желания, а попытки поставить его под контроль - репрессивны и культурно контрпродуктивны.

Арабо-мусульманская философия (периодизация, школы, персоналии)

Философия ислама (арабо-мусульманская философия) возникла в VIII веке в результате толкования и осмысления в рамках рациональной теологии, калама (букв. беседа), священной книги мусульман Корана, считающейся божественным откровением, сообщенным пророку Муххамеду (570 -- 632 г.). Раннемусульманские теологи, мутазилиты (букв. отколовшиеся; кон. 8 -- сер. 10 вв.), выступали против буквального понимания Корана, предпочитая ему аллегорическое толкование. Дискутируя с фаталистически настроенными теологами, мутазилиты утверждали, что человек может свободно по своему выбору совершать благие или порочные поступки и полностью ответственен за них; мера воздаяния строго соответствует содеяному.

Первым значительным арабским философом считается ал-Кинди (кон. 8 в. -- ок. 870), стремившийся согласовать философию и религиозную веру. Разумом можно обосновать многие религиозные положения (например, о творении из ничего), однако некоторые знания, полученные путем откровения, превышают способности человеческого разума.

Большую роль в распространении аристотелевской философии сыграл ал-Фараби (ок. 875 -- ок. 950 г.), составивший комментарии к трудам Аристотеля. Большое внимание ал-Фараби уделял политической философии, написав трактат об идеальном государстве и составив комментарии к "Государству" и "Законам" Платона. Космология ал-Фараби заимствует неоплатонические идеи: универсум изображается как иерархия, на вершине которой находится Единое (отождествляемое с аристотелевским Перводвигателем и Аллахом).

Одним из самых знаменитых арабских философов был Абу Али Ибн-Сина, в латинской традиции Авиценна, (980-1037), выдающийся философ, врач, астроном, родом из Бухары, создавший оригинальную систему метафизики, оказавшую большое влияние как на арабскую, так и на западноевропейскую философию. Ибн-Сина провел различие между сущностью веши (ее идеей) и актом существования вещи, которые могут не совпадать (так, мы знаем, что такое химера и можем ее вполне наглядно представлять, но также знаем, что химера не существует (т.е. сущность и существование в ней различны)). В других вещах сущность и существование соединены, однако не так, чтобы существование этой вещи следовало с необходимостью из ее сущности: это возможное сущее, которое может быть, а может и не быть. Но для того, чтобы мир возможных вещей обрел существование, должно быть некоторое необходимое сущее, в котором из его сущности с необходимостью следовало бы существование -- такое сущее есть Бог. Таким образом, Ибн-Сина осуществляет доказательство бытия Бога. Бог существует вечно и из него вечно и необходимым образом проистекает (подобно неоплатонической эманации) разумное сущее, которое Ибн-Сина называет первой интеллигенцией. Бог творит только одно сущее, поскольку он сам един и прост и поскольку одна причина может сотворить одно действие. От первой интеллигенции ведет начало целый ряд все более отдаляющихся от Бога интеллигенций, из которых последняя, десятая, посылает формы в материю, в результате чего возникает материальный мир. Эта же интеллигенция, будучи деятельным разумом, освещает наш воспринимающий разум, благодаря чему мы оказываемся способными мыслить.

В философии ислама получило развитие и неоплатоническое учение о восхождении (возвращении к Едниному, процессе, обратном эманации). Ибн-Баджжа (в латинской традиции Авемпас или Авенпаце; кон. 11 в. - 1139, род. в Сарагосе) в сочинении "Образ жизни уединившегося" изображает картину нравственного самосовершенствования индивида, восходящего через иерархию духовных образов к активному разуму.

Восприятие учения Аристотеля и неоплатоников зачастую вступало в противоречие с религиозными догмами, не смотря на то, что арабские философы стремились их примирить. Абу Хамид ал-Газали, в латинской традиции Альгазель (1058 -- 1111, родился в Тусе, Восточный Иран), религиозный деятель, мыслитель мистического направления (суфизма), пережил период увлечения философией и сомнения в вере, результатом которого явился труд "Цели философов", излагающий философские доктрины. Согласно ал-Газали, подлинной причиной действия является Бог, а природные события скорее просто сопровождают друг друга. Вместе с тем ал-Газали в своей критике пользовался вполне рациональной аргументацией.

На критику со стороны ал-Газали ответил книгой "Опровержение опровержения" Ибн-Рушд. Абу ал-Валид Ибн-Рушд, в латинской традиции Аверроэс (ок. 1126 -- ок. 1198, родился в Кордове), выдающийся философ, врач и ученый, родом из Кордовы, был судьей в Севильи и придворным врачом у султана Марокко. За неортодоксальность взглядов подвергался гонениям. Ибн-Рушд считал Аристотеля величайшим философом, и основной своей задачей считал создание корпуса комментариев к его трудам, за что он получил прозвание Комментатор. В соответствии с Аристотелем он считал философскую деятельность, разумное созерцание истины, наивысшим блаженством, доступным, однако, немногим людям. Остальные люди делятся на тех, которые способны приблизится к истине благодаря риторическим аргументам и тех, кто способен воспринимать вероятностные суждения. Поэтому то, считается истинным для философов, непригодно для остальных людей, созерцающих истину в образной форме. В этом коренится знаменитая теория двойной истины. Ибн-Рушд критиковал авиценово понимание Бога, как сотворившего только одну интеллигенцию: Бог является непосредственным творцом всего мира. Однако он также считал творение совечным Богу.

Ибн-Сина, проясняя аристотелевский тезис о материи как о начале индивидуации, вводит понятие "формы телесности" или "общей формы", первой формы, предшествующей другим и делающей материю телом, обладающим определенными количественными измерениями. Согласно же Ибн-Рушду, одна вещь может обладать только одной субстанциальной формой, и если бы материя получила форму телесности, то все остальные формы были бы акцидентальными. Таким образом, определение "человек разумный" было бы не сущностным определением человека, а акцидентальным (как "человек, одетый в плащ").

Наиболее известным учением Ибн-Рушда было учение о том, что человеческий разум по существу является единым, индивидуализируясь лишь в время жизни человека, благодаря с соединению с чувствами и конкретным чувственным опытом отдельного человека. Таким образом, бессмертна не вся душа человека, а лишь единый разум. Это учение, вступающее в противоречие с религиозной догмой, сам Ибн-Рушд считал точным изложением Аристотеля, и признавал себя верующим в бессмертие индивидуальной души, обосновывая этот догмат тем, что душа может сохраняться после смерти тела "в тонкой материи, а именно ? в животной теплоте, которую излучают небесные тела".

Некоторые идеи, содержащиеся в трудах Ибн-Рушда получили большое распространение в средневековой западноевропейской философии. В 13 в. в Парижском университете возник "латинский аверроизм". К латинским аверроистам обычно причисляют Сигера Брабантского (ок. 1235 - ок. 1282) и Боэция Дакийского. Сторонники "латинского аверроизма" излагали в своих сочинениях следующие учения:
Учение о двойственности истины; Учение о вечности мира; Учение о бессмертии единого интеллекта (монопсихизм); Учение о достижении наивысшего блаженства в этой жизни, благодаря занятиям философией.

В философии ислама было также сильно влияние мистических течений. Сторонники суфизма (от "суф", грубая шерсть, одежду из которой носили аскеты-суфии; возник в 8 в., расцвет в 10-12 вв.) развивали учение о приближении к Богу благодаря мистической любви и о слиянии с Ним. Для осуществления этого суфии разработали сложные аскетические и психологические практики. Вместе с тем суфии не отрицали пути познания, основанного на разуме и часто пользовались рациональной аргументацией. Идеи суфизма зачастую выражались в поэтической форме (Джелал ад-дин Руми, 1207--1273).

Основателем философии истории считается политический деятель и мыслитель Ибн-Халдун (1332--1406), родившийся в Тунисе и живший в Испании и Каире, некоторое время служивший у монгольского полководца Тамерлана. Ибн-Хальдун создал теорию поступательного развития общества и стремился выявить законы, по которым оно развивается. В основе политического развития лежит, согласно Ибн-Халдуну, экономическое развитие. Он также дал классификацию различных типов цивилизации и различных типов правления.

Периоды и школы индийской философии

Дофилософский период (ок. 10 - 6-5 вв. до н. э.) -- период формирования «строительных материалов» для будущей философии. Он представлен в мировоззренческих концептах и конструкциях отдельных гимнов Риг-веды и Атхарва-веды, в космогонических корреляциях Брахман и Араньяк, в диалогах Упанишад, где, наряду с учением о карме, сансаре и «высшем пути», артикулируются «великие речения»: «Я есмь Брахман», «Тот Атман есть, поистине, Брахман», «То еси ты», предназначавшиеся, вероятно, для медитативной интериоризации адептом переданной ему тайной истины о непостижимом единстве духовных центров индивида и мироздания, ибо «нельзя познать познающего», которое определяется поэтому через отрицания: «не то, не то...» (см. Веды). Тем не менее мы пока еще не имеем дела с указанными выше родовыми признаками философии -- за отсутствием самого исследования мировоззренческих суждений и понятий. Когда даже в самом «философичном» диалоге риши Уддалака убеждает своего ученика-сына Шветакету, что вначале было сущее, а не не-сущее, он не приводит никакого довода в пользу своей позиции или против альтернативной, но рассказывает миф о «самоумножении» сущего (Чхандогья-упанишада VI.2). Отсутствие исследовательской деятельности обусловливает и отсутствие самой философской предметности, которая не может образоваться ранее этой деятельности (подобно тому, как, по аналогии Л. Витгенштейна, шахматные фигуры не появляются до изобретения шахматной игры).

Предфилософия. Пока брахманистские гностики размышляли о «кирпичиках мироздания» и возможностях избавления от сансары, жрецы-эрудиты в 8--5 вв. до н.э. начали параллельно разрабатывать научные дисциплины в исследованиях священного обряда и священного языка. Этот начальный опыт в критике суждений -- диалектике и систематизации понятий -- аналитике в применении к истории философии можно условно обозначить в качестве пред-философии. Собираясь на свои «турниры», нередко организованные местными правителями, они дискутировали частные проблемы ритуал сведения и апеллировали к аудитории и арбитрам, обращаясь к общезначимой рациональной аргументации, нередко в силлогистической форме. Те же эрудиты классифицировали и иерархизировали элементы и уровни речи, текстов и жертвоприношений, пользуясь порой даже средствами мета-языка их описания. Если индийская «до-философия» касалась мировоззренческих тем без средств рациональности, то «пред-философия» реализовала эти средства на немировоззренческом материале.

Начальный период философии в собственном смысле -- как применение этого инструментария к мировоззренческой проблематике -- датируется временем духовно-культурного кризиса сер. 1-го тыс. до н.э., шраманской эпохи индийской цивилизации, названной так ввиду лавинообразного и практически синхронного появления множества аскетических групп (санскр. sramana, пали samanna -- подвижник), каждая из которых выступила со своей программой достижения высшего блага и большинство -- в оппозиции брахманистам. Причинами шраманской «революции» были и кризис торжественного ритуала, и новые взаимоотношения между индоариями и не-арийским субстратом, и начало (относительно позднее) городской цивиилизации, но главная заключалась в выходе интеллектуального плюрализма за границы прений жреческих коллегий. Если ставится вопрос о том, что или кого на самом деле олицетворяют боги ведийских гимнов, а затем о том, значимы ли эти гимны вне обрядового действа, то отсюда только шаг и до следующего вопроса: необходимы ли и сами эти действа и действия как таковые для достижения высшего блага? Именно эта проблема разделила духовную элиту на «диссидентов» и традиционалистов, которые должны были обращаться к общезначимой аргументации уже перед аудиторией всего индийского социума.

Период становления школ охватывает сразу несколько исторических эпох (4 в. до н.э. -- 2 в. н.э.). Его дискуссионный фон определяет большая оппозиция направлений настики и астики (см. Астика-Настика), которые по отдельности отнюдь не составляют каких-то единых образований, но находятся в процессе постоянной плюрализации. После первого раскола в буддийской общине, вызванного группой махишасаки и основной буддийской схизмы 4 в. до н.э., приведшей к делению общины на «реформаторов» махасангхики и «ортодоксов» стхавиравады, каждое из этих образований дает множество ответвлений (в историко-философском контексте наиболее значимо было образование в 3 в. до н.э. школы сарвастивады). В 4--3 вв. до н.э. намечается первый раскол в джайнской общине, связанный с именем восьмого «патриарха» джайнов Бхадрабоку, а в 1 в. н.э., по джайнским преданиям, оформляется схизма шветамбаров и дигамбаров. Среди брахманистских течений выделяется санкхъя, начало которой восходит еще к шраманскому периоду; косвенные свидетельства позволяют говорить о начальных стадиях вайшешики, ньяи, мимансы, веданты.

Классический период индийской философии (2-5 вв.) -- эпоха начального системостроителъства, реализовавшегося в формировании базовых текстов у джайнов, а также в школах буддизма и брахманизма. Во 2 в. оформляются джайнская «Таттвартхадхигама-сутра», принимаемая и шветамбарами и дигамбарами, и сутры вайшешики, во 2 и 3 вв. -- сутры мимансы и карики мадхьямики, в 3--4 вв. -- сутры ньяи и веданты, в 4 в. -- основополагающий текст йогачары «Мадхьянтавибхага-сутра» Асанги, в 4--5 вв. -- сутры йоги и карики санкхьи -- древнейшая философская традиция смогла представить базовый текст позднее всех остальных. Значение базовых текстов заключалось в унификации наследия соответствующих традиций и «записи» их основных доктрин, которые должны были составить предмет дальнейшей экзегезы. Существенными событиями стало появление в рамках йогачары школы буддийской логики и эпистемологии, «сутрами» которой стала «Праманасамуччая» Дигнаги и грамматическо-ведантийского текста «Вакьяпадия» Бхартрихари (5 в.).

Раннесхоластический период индийской философии (5--9 вв.) -- эпоха составления нормативных комментариев к базовым текстам, в результате которых они становятся «полными» философскими системами -- даршанами. Комментарии решают две основные задачи -- истолкование содержания базовых текстов и построение на их основе новых философских доктрин. В ряде случаев составлялись трактаты комментаторского типа -- как в вайшешике, где «Падартхадхармасанграха» Прашастапады была «привязана» к «Вайшешика-сутрам», но фактически представляла собой самостоятельное сочинение. Среди других известных трактатов были семь сочинений буддийского логика Дхармакирти. В комментаторской полемике всех со всеми выделяется перманентная дискуссия найяиков и буддийских логиков; решительную установку на вытеснение буддизма приняли мимансаки и ведантисты. Процесс поляризации выявился и в рамках отдельных систем. В мадхьямике в 6--7 вв. произошло деление на школы прасангика и сватантрика; в мимансе в 7 в. школы Кумарилы и Прабхакары разделились практически по всем существенным вопросам почти как различные даршаны; в веданте после комментаторской деятельности Шанкары (7--8 вв.) складывается школа абсолютного монизма адвайта-веданта, которая вскоре также разделяется на два «потока», а в 9 в. формируется оппонирующая адвайте школа Бхаскары, отказавшегося считать эмпирический мир результатом космического Незнания.

Период «Высокой схоластики» (9--15 вв.) отмечен постепенным «изгнанием» буддизма из Индии и, соответственно, серьезным сужением круга реальных участников индийского «дискуссионного клуба», появлением философов-энциклопедистов типа Вачаспати Мишры (9 в.), работавшего в традициях пяти брахманистских систем, а также созданием синтезов типа ньяя-вайшешики и «новой ньяи» Гангеши Упадхьяйи (13 в.), достижения которой сопоставляются с современной логикой. Среди основных новообразований -- школа кашмирского шиваизма (с 9 в.), а также оппонировавшие адвайте школы веданты: выросшая из «ограниченного монизма» Бхаскары бхеда-абхеда Нимбарки (11 в.), вишишта-адвайта Рамануджи (11--12 вв.) и «дуалистическая» двайта-адвайта Мадхвы (13 в.). Для данного периода индийской философии характерен выраженный синкретизм (ведантийские школы охотно утилизуют модели санкхьи, санкхья -- положения и парадигмы адвайта-веданты и т. д.). Данная тенденция углубляется: достаточно привести в пример Виджняна Бхикшу (16 в.), пытавшегося строить систему йога-санкхья-веданты. Оригинальное творчество оказалось уделом только новой ньяи: у Рагхунатха Широмани (17 в.) и его последователей.

Основные направления философской мысли Древнего Китая (периодизация, школы)

В начальный период своего существо-вания (6--3 вв. до н. э.) китайская философия в условиях ка-тегориальной недифференцированности философского, на-учного и религиозного знания являла собой картину предель-ного разнообразия взглядов и направлений, представлявшихся как «соперничество ста школ» (бай цзя чжэн мин). Первые попытки классификации этого многообразия предпринима-лись представителями главных философских течений (конфу-цианства и даосизма) в стремлении подвергнуть критике всех своих оппонентов. Этому специально посвящена 6-я глава («Фэй ши-эр цзы» -- «Против двенадцати мыслителей») кон-фуцианского трактата «Сюнь-цзы». В ней, помимо пропаган-дируемого учения Конфуция и его ученика Цзы-Гуна (5 в. до н. э), автор выделил «шесть учений» (лю шо), попарно пред-ставленных двенадцатью мыслителями, и подверг их резкой критике. В 21-й главе своего трактата Сюнь-цзы, отдавая уче-нию Конфуция роль «единственной школы, достигшей все-общего дао и овладевшей его применением (юн, см. Ти -- юн)», также выделил шесть противостоящих ему «беспорядочных школ» (луань цзя).

Эти структурно аналогичные шестеричные построения, ис-ходящие из идеи единства истины (дао) и многообразия ее проявлений, стали основой для первой классификации основ-ных философских учений как таковых (а не просто их пред-ставителей), которую осуществил Сыма Тань (2 в. до н. э.), написавший специальный трактат о «шести школах» (лю цзя), вошедший в состав заключительной 130-й главы составленной его сыном Сыма Цянем (2--1 вв. до н. э.) первой динас-тийной истории «Ши цзи» («Исторические записки»). В этом произведении перечислены и охарактеризованы: 1) «школа темного и светлого [мирообразующих начал]» (иньян цзя), в западной литературе называемая также «натурфилософской»; 2) «школа ученых» (жу цзя), т. е. конфуцианство; 3) «школа Мо[Ди]» (мо цзя, моизм); 4) «школа имен» (мин цзя), в за-падной литературе называемая также «номиналистской» и «диалектико-софистической»; 5) «школа законов» (фа цзя), т. е. легизм и 6) «школа Пути и благодати» (дао дэ цзя), т. е. даосизм. Наивысшей оценки удостоена последняя школа, ко-торая, подобно конфуцианству, в классификациях из «Сюнь-цзы» и «Чжуан-цзы», представлена здесь синтезирующей глав-ные достоинства всех остальных школ. Данная схема получила развитие в классификационно-биб-лиографическом труде выдающегося ученого Лю Синя (46 до н. э. -- 23 н. э.), легшем в основу древнейшего в Китае, а воз-можно, и в мире соответствующего каталога «И вэнь чжи» («Трактат об искусстве и литературе»), который стал 30-й гла-вой составленной Бань Гу (32--92) второй династийной ис-тории «Хань шу» («Книга [о династии] Хань»). Во-первых, классификация выросла до десяти членов -- к шести имев-шимся прибавились четыре новых: дипломатическая «школа вертикальных и горизонтальных [политических союзов]» (цзунхэн цзя), эклекгико-энциклопедическая «свободная шко-ла» (цза цзя); «аграрная школа» (нун цзя) и фольклорная «школа малых изъяснений» (сяо шо цзя). Во-вторых, Лю Синь предложил теорию происхождения каждой из «десяти школ» (ши цзя), охватывающих «всех философов» (чжу цзы). Эта теория предполагала, что в начальный период формиро-вания традиционной китайской культуры, т. е. в первые века первого тысячелетия до новой эры, носителями социально значимого знания были официальные лица, иначе говоря, «ученые» являлись «чиновниками», а «чиновники» -- «учены-ми». Вследствие упадка «пути истинного государя» (ван дао), т. е. ослабления власти правящего дома Чжоу, произошло раз-рушение централизованной административной структуры и ее представители, лишившись официального статуса, оказались вынужденными вести частный образ жизни и обеспечивать собственное существование реализацией своих знаний и уме-ний уже в качестве учителей, наставников, проповедников. В наступившую эпоху государственной раздробленности боров-шиеся за влияние на удельных властителей представители раз-личных сфер некогда единой администрации образовали раз-ные философские школы, само общее обозначение которых «цзя» (данный иероглиф имеет буквальное значение «семья») свидетельствует об их частном характере. Конфуцианство создали выходцы из ведомства просвещения, «помогавшие правителям следовать силам инь ян и разъяс-нявшие, как осуществлять воспитующее влияние», опираясь на «письменную культуру» (вэнь) канонических текстов «Лю и», «У цзин», «Ши сань цзин» и ставя во главу угла гуманность (жэнь) и должную справедливость (и). Даосизм (дао цзя) со-здали выходцы из ведомства хронографии, которые «состав-ляли летописи о пути (дао) успехов и поражений, существо-вания и гибели, горя и счастья, древности и современности», благодаря чему постигли «царское искусство» самосохранения посредством «чистоты и пустоты», «униженности и ослаблен-ности». «Школу темного и светлого [мирообразующих начал]» создали выходцы из ведомства астрономии, следившие за не-бесными знамениями, солнцем, луной, звездами, космичес-кими ориентирами и чередованием времен. Легизм создали выходцы из судебного ведомства, которые дополняли управ-ление на основе «благопристойности» (ли) наградами и нака-заниями, определенными законами (фа). «Школу имен» со-здали выходцы из ритуального ведомства, чья деятельность обусловливалась тем, что в древности в чинах и ритуалах но-минальное и реальное не совпадало и возникала проблема их приведения во взаимное соответствие. Моизм создали выход-цы из храмовых сторожей, проповедовавшие бережливость, «всеобъемлющую любовь» (цзянь ай), выдвижение «достой-ных» (сянь), почтение к «навям» (гуй), отрицание «предопре-деления» (мин) и «единообразие» (тун; см. Да тун). Дип-ломатическую «школу вертикальных и горизонтальных [политических союзов]» создали выходцы из посольского ве-домства, способные «вершить дела как должно и руководство-ваться предписаниями, а не словопрениями». Эклектико-эн-циклопедическую «свободную школу» создали выходцы из советников, сочетавшие идеи конфуцианства и моизма, «шко-лы имен» и легизма во имя поддержания порядка в государ-стве. «Аграрную школу» создали выходцы из ведомства зем-леделия, ведавшие производством продовольствия и товаров, которые в «Хун фане» отнесены соответственно к первому и второму из восьми важнейших государственных дел (ба чжэн). «Школу малых изъяснений» создали выходцы из низкораз-рядных чиновников, которые должны были собирать сведе-ния о настроениях среди народа на основе «уличных пересу-дов и дорожных слухов».

Оценив последнюю школу (носившую в большей степени фольклорный, нежели философский характер, и продуциро-вавшую «беллетристику» -- сяо шо) как не заслуживающую внимания, авторы этой теории признали десять оставшихся школ «взаимно противоположными, но формирующими друг друга» (сян фань эр сян чэн), т. е. идущими к одной цели раз-ными путями и опирающимися на общий идейный базис -- «Шесть канонов» («Лю цзин», см. «Ши сань цзин»). Из зак-лючения следовало, что разнообразие философских школ представляет собой вынужденное следствие распада общей государственной системы, естественным образом устраняю-щееся при восстановлении таковой и возвращении философ-ской мысли в объединяющее и стандартизирующее конфу-цианское русло.

Несмотря на отказ от рассмотрения «школы малых изъясне-ний» в качестве философской, в «И вэнь чжи» неявно сохра-нена десятеричность набора философских школ, поскольку далее в специальный раздел выделена «военная школа» (бин цзя), которая в соответствии с общей теорией представлена образованными выходцами из военного ведомства. Истоки этой десятичленной классификации прослеживаются в энцик-лопедических памятниках 3--2 вв. до н. э. «Люй-ши чунь цю» («Весны и осени господина Люя») и «Хуайнанъ-цзы» («[Трак-тат] Учителя из Хуайнани»).

И в «осевое вре-мя» зарождения китайской философии, и в эпоху «соперни-чества ста школ», и тем более в последующие времена, когда идейный ландшафт утратил столь пышное разнообразие, кон-фуцианство играло центральную роль в духовной культуре традиционного Китая, поэтому его история является стерж-невой для всей истории китайской философии или по край-ней мере той ее части, которая начинается с эпохи Хань. С возникновения до настоящего времени история конфуци-анства в самом общем виде делится на четыре периода; нача-ло каждого из них связано с глобальным социально-культур-ным кризисом, выход из которого конфуцианские мыслите-ли неизменно находили в теоретическом новаторстве, обле-каемом в архаизованные формы.

6--3 вв. до н. э. Изначальное конфуцианство возникло в середине 1-го тысячелетия до н. э., когда Китай был раздираем бесконечными войнами, которые обособив-шиеся децентрализованные государства вели друг с другом и с нападавшими с разных сторон «варварами». В духовном пла-не происходило разложение раннечжоуской религиозной иде-ологии, подрываемой реликтами дочжоуских (инъских) веро-ваний, неошаманистскими (протодаосскими) культами и ино-культурными веяниями, доносимыми до Срединных госу-дарств их агрессивными соседями. Реакцией на этот духовный кризис стала канонизация Конфуцием идеологических усто-ев раннечжоуского прошлого, запечатленных прежде всего в тексте «Писаний» («Шy») и «Стихов» («Ши»), а результатом -- создание принципиально нового культурного образования -- философии.

Компаративистский подход к проблеме философского диалога «Запад-Восток»

С позиций компаративистики в качестве предварительного, но не окончательного вывода по проблеме соотношения универсального и локального, всемирного и национального в историко-философском процессе можно заключить следующее: национальная философская культура включается в современный философский диалог, участвует в кросс культурном взаимодействии при достижении ею определенного уровня целостности и системности, делающей ее доступной для концептуализации, т.е. когда она сама приобретает черты универсализма. Претензии на универсализм негласно считаются признаком подлинного философствования, однако само понимание «универсализма» в современной философии пересматривается.

Убеждение универсальной аудитории» никогда не может быть ничем иным кроме ориентации на дискурсивный процесс, по существу не имеющий завершения. Универсалистское притязание следует понимать не как догматическое утверждение какого-то содержания, а, напротив, как приглашение к критическому соучастию, как полную открытость для критики. Культура строится вокруг определенного «каркаса», составными частями которого являются мировоззренческие универсалии. Проблема универсалий -- это проблема оснований культуры.

Компаративная философия как «понимающая» наука, как философствование по поводу сходств (сведения к единообразию, к общим представлениям об объектах сравнения), построение теоретической типологизации (отражающей развивающийся объект, обнаруживающей переход от сходства к различию, переход в «свое другое»), и различий, опирающаяся на результаты смежных философских дисциплин, ориентирована на создание транскультурного основания для сравнения и понимания философских культур и традиций. В этой связи сравнение является не только техникой сопоставления, различения и объединения, а познавательно-преобразовательным мировоззрением, которое предполагает не только изобретение определенных знаний и навыков, а коррекцию и иногда глубокую перестройку ценностных структур культуры, личности, помогая человеку изменить, перестроить социально-культурную среду своего обитания.

Акцентируя нормативную рациональность (в данном контексте как рациональность, учитывающую свои культурные границы), компаративистика помогает избежать иллюзий нормативно-ценностного сознания и, таким образом, подводит к выработке кросс культурной рациональности. Однако тогда не стоит обольщаться стереотипным сравнением Востока и Запада как спиритуализма и рационализма, ибо рационализм принадлежит разным традициям. Так, в Индии разум понимается лишь неким инструментом, который по своей природе относителен, а рациональное знание менее ценно, чем сверхчувственное и внерациональное.

С другой стороны, кросс культурная рациональность отталкивается от факта некой изначальной близости культур, наличием в них некоторых пересекающихся совокупностей представлений, что можно объяснить глубинной архетипичностью родового сознания человечества. Нельзя исключать и «следы» аккультурации в мировой истории -- неизбежного процесса приобретения одним народом тех или иных элементов культуры другого народа. Данный подход в определенном смысле вписывается в прагматическое понимание истины, утверждающий тезис: «Нет истины вне контекста». В современной философии непрагматическую трактовку истины как «истины без зеркал», т.е. не претендующей на отражение реальности, развивает американский философ Ричард Рорти в своей известной книге «Философия и зеркало природы»(1979). Результатом активности с этих позиций может быть соглашение по поводу некой «конечной» истины как регулятивной идеи, необходимой для осуществления конкретных целей. Насколько это соглашение совпадает с согласием как выражением подлинного духовного единства людей, остается открытым вопросом.

Компаративистика в данном случае как бы выполняет роль «третьего», той основы, по отношению к которой участники диалога должны выстраивать свои позиции, стремясь быть понятыми. Однако это не претензия на достижение позиции «идеального наблюдателя», которая представляется недостижимой: одинаковой, общей для всех нормативной перспективы не существует, поскольку и в этой компаративистской ситуации исследования господствует «прерогатива спрашивающего и высшая точка зрения», в конечном итоге, наша собственная [5]. В контексте куновской мысли о несоизмеримости парадигм такая позиция вполне оправдана. Теоретически нейтральной точки зрения не существует, окончательный контекст мысли невозможен.

Компромиссный подход, проистекающий из компаративистской методологии, способен в определенном смысле преодолеть крайности универсализма и релятивизма, полагая границы, как первого, так и второго, ориентируя на выявление механизма взаимодействия идей в историко-философском процессе. Компаративистика способствует выработке так называемого «номадического сознания» (Номады -- с др.греч. название кочевников) -- как стиля мышления, не опирающегося на социально нормированные модели дискурса. «Кочующий субъект» компаративистики способен «перемещаться» в историко-философском «поле», не претендуя на достижение окончательного варианта универсализма. Речь может идти только об относительной универсальности.

Компаративистский подход в философии (сравнение, сопоставление, параллелизм, аналогии, интерпретации, реконструкции и т.п.), позволяет раскрыть механизм взаимодействия универсального и партикулярного (уникального) в мышлении, выявить логику ассимиляции идей той или иной философской школы, традиции, концепции в процессе становления новой философской культуры, показать как универсальные философские принципы преломляются через призму истории и культуры данного региона, эпохи. При этом компаративистская методология позволяет раскрыть как своеобразные «повороты» философской проблематики в контексте регионального философского дискурса, заимствование и переосмысление концепций и понятий западноевропейской (восточной, африканской, латиноамериканской, буддийской, конфуцианской и т.д.) мысли служат выражению собственной культурно-философской самобытности. Компаративистика также дает возможность проинтерпретировать ту или иную мысль в общефилософских типологических категориях и понять логику и тенденции ее развития в контексте кросскультурного взаимодействия. Полная экспозиция идей и концепций анализируемой философской культуры реализуется в междисциплинарном подход. Не секрет, что в философской культуре начала ХХI века используются данные лингвистики, герменевтики, социологии, истории, культурологии и т.д. Три вида типологических методов -- содержательно-интуитивный, формально-рационалистический и инструменталистский -- также способствуют анализу философской культуры и традиционных культурных комплексов.

Восток и Запад -- два противоположных социокультурных мира. Понятие «Запад» коррелируется с парадигмой антропоцентризма, или с либертарианско-конвенциональной культурой, а понятие «Восток» -- с парадигмой космоцентризма, или с трансцендентальной культурой. Наше время характеризуется вестернизацией мира и ослаблением идущих от Востока импульсов -- подлинного диалога Востока и Запада нет и в помине. Только Запад активно внедряет свои либертарианские ценности, в результате чего расширяется «Одномерное потребительское общество» (Г. Маркузе). Формируется глобальное общество с единым центром господства, в роли которого выступает Запад (прежде всего США). Такое одностороннее укрепление позиций Запада (как мирового авангарда) грозит вселенской катастрофой, ибо нарушает космический закон гармонии. В целях обеспечения глобального устойчивого развития следует восстановить статус Востока в процессах глобализации. При этом утверждении можно опираться на факт конгениальности духовного наследия Востока, сути и смыслу устойчивого развития. Это в равной степени относится к даосизму и буддизму, к исламу и конфуцианству.

Конгрессы философов-компаративистов в Дели и Гонолулу, как и работы многих ученых, работающих по компаративной методологии, выявили определенную макроэтическую формулу, связанной с попыткой «западно-восточного синтеза» наиболее удаленных друг от друга культурных комплексов. Последователь «макроэтического» направления А. Макинтайр в своей работе «Несоизмеримость, истина и беседа между конфуцианцами и аристотеликами относительно добродетели» объявил о невозможности синтеза ценностей Востока и Запада, и их «полной» несовместимости и несоизмеримости.

Проблема человека в русской философии XIX-XX вв (на примере персоналий по выбору)

Одной из наиболее характерных черт русской философии, отмечающих ее своеобразие как оригинальной национальной философской школы, являлось особое внимание к проблеме человека, поставленной в самой резкой, метафизической форме. Об этом говорили многие русские мыслители, например, В. Зеньковский писал: "Если уже нужно давать какие-либо общие характеристики русской философии: то я бы на первый план выдвинул антропоцентризм русских философских исканий. Русская философия: больше всего занята темой о человеке, о его судьбе и путях, о смысле и целях истории".

Концепция всеединства, характерная для русских философов, в качестве идейного центра включает представление об идеальном состоянии всего мира, состоянии, в котором преодолена раздробленность мира, отчужденность его отдельных элементов друг от друга. В этом всеедином состоянии в мире воцарилась бы абсолютная гармония и цельность, наделяющая каждый его мельчайший элемент неповторимым смыслом и неповторимой красотой. По отношению к этому идеальному состоянию наличное состояние мира необходимо признать глубоко "ущербным", несовершенным, с одной стороны, отдалившимся от идеала, но, с другой - сохранившим некоторые существенные его черты. В концепции всеединства главный и единственный источник зла и несовершенства в мире - это разделение, отчуждение отдельных элементов от мирового, всеединого целого. И только за счет сохраняющихся, не вполне утраченных взаимосвязей отдельных вещей и явлений с мировым целым у них сохраняется какой-то смысл, какое-то непреходящее значение причем степень их совершенства и осмысленности напрямую зависит от глубины их связей со всем миром, от богатства отношений со всеми окружающими явлениями и событиями.

С наибольшей последовательностью эту концепцию в русской философии воплотил Владимир Соловьев (1853-1900). Он полагал, что наш мир возник в результате полумистического процесса его "отпадения" от идеального всеединства, за счет раскрепощения негативной свободы отдельных элементов этого всеединства, что привело к объединению элементов друг от друга и воцарению хаоса и зла в возникшем мире. Однако идеальное всеединство, согласно Соловьеву, продолжает существовать, являясь по отношению к нашему "отпавшему" и "павшему" миру некоей трансцендентной основой и целью его развития. Это и есть божественное бытие, это и есть Бог, смысл которого только в ограниченной, несовершенной форме выражают все исторические религии и церкви.

Особенно большое внимание Соловьев, как и вся русская философия, уделяет положению человека, человечества в мире и его роли в "падении" мира и в его "возрождении", в достижении вновь состояния идеального всеединства. Человек - это особый элемент несовершенного, распавшегося бытия, а именно тот элемент, в котором с наибольшей полнотой сохраняется содержание идеального, полного всеединства. Человек - это как бы последний "оплот" всеединства внутри мира, распавшегося на отдельные несвязанные элементы, это та точка осмысленности и связности бытия, которая позволяет бытию, миру сохранять крупицы своего абсолютного смысла и абсолютной цельности. Сохраняя в себе мистическую взаимосвязь с идеальным всеединством, т. е. с Богом, человек спасает весь земной мир, в котором он существует, от полного распада, хаоса. Претворяя в мире духовные идеалы добра, цельности, гармонии, которые он несет в себе, которые он извлекает из своей мистической связи с Богом, человек ведет весь несовершенный мир к воссоединению с идеальным всеединством, к новой, высшей цельности и осмысленности, к соединению с Богом. Соловьев почти во всех своих сочинениях весьма оптимистично оценивает перспективы человека и "ведомого" им к совершенству мира, он верит в то, что соединение с Богом не только возможно, но и будет осуществлено человеком в своей истории.

Понимание человека как главной и единственной движущей силы, ведущей мир к состоянию идеального, полного всеединства - это то, что составляет смысл соловьевской идеи Богочеловечества. С одной стороны, в этой идее заключено убеждение в уже наличном мистическом единстве человека с Богом, или, что то же самое - понимание человека как того элемента, который внутри земного мира сохраняет содержание идеального всеединства, обеспечивает связность всего мира, предохраняет его от окончательного распада. Но, с другой стороны, в идее Богочеловечества заключено осознание глубокого несовершенства и мира, в котором существует человек, и самого человека. Ведь мир и человек взаимодополнительны, их невозможно мыслить независимыми друг от друга. Поэтому несовершенство мира есть одновременно несовершенство человека, и сколь бы совершенным ни чувствовал себя человек, это чувство обманывает его, поскольку его подлинное и окончательное совершенствование должно подразумевать совершенствование всего мира, для которого он является связующим и осмысляющим центром. Поэтому идея Богочеловечества несет в себе не столько констатацию уже наличного единства Бога и человека, сколько требование к постоянной работе, постоянной борьбе за достижение полноты этого единства, т. е. полноты совершенства как самого человека, так и всего мира.

Особенно оригинальную концепцию, в которой метафизическая абсолютность человека обосновывалась с помощью идеи "взаимодополнительности" человека и мира, создал самый талантливый последователь Вл. Соловьева, Семен Франк (1877--1950) . Абсолютность человека, его центральное положение в реальности невозможно обосновать, если полагать человека, его духовную сущность ограниченной в пространстве его телом и во времени - отрезком его жизни. Франк доказывал, что эта ограниченность не более чем иллюзия. Ограниченное в пространстве и времени материальное существование человека - это только "вершина айсберга"; в своей подлинной духовно-материальной сущности человек не ограничен, а представляет собой особый "срез" мира: ":душа: есть не замкнутая в себе, отрешенная от всего иного субстанция, а как бы субъективное "зеркало вселенной" или - точнее говоря - субъективное единство пропитанного стихией душевной жизни и своеобразно преломленного или сформированного объективного бытия". Развивая свою философскую систему, Франк приходит к выводу, что все объективное бытие является результатом творческой активности, исходящей от множества личностных начал (каждый отдельный человек и Бог как связь и единство всех эмпирических личностей), что понятие "вещь" вторично по отношению к понятию "личность". При этом личность надо понимать не как отдельный элемент, а как частный личностный аспект всего мира. По существу, мир есть "совокупность" совершенно индивидуальных и творчески свободных личностей - в том же смысле, в каком пространство есть "совокупность" трех его измерений.

Лев Николамевич Толстомй (1828--1910) -- один из самых значительных русских писателей и мыслителей. Лев Толстой явился родоначальником движения толстовства, одним из основополагающих тезисов которого является Евангельское «непротивление злу силою»^[6].

Эта позиция непротивленчества зафиксирована, согласно Толстому, в многочисленных местах Евангелия и есть стержень учения Христа, как, впрочем, и буддизма.

Сущность христианства, согласно Толстому, можно выразить в простом правиле: «Будь добрым и не противодействуй злу силою»^[7]. «Будь добрым» -- это положительное, деятельное содержание нравственности, которое включает в себя все заповеди Нового Завета -- возлюби Бога, возлюби ближнего своего как самого себя и т. д. -- все деятельное содержание учения Христа. Но если на добро мы отвечаем добром -- мы не делаем ничего особенного, «не так ли поступают и язычники?» В этом случае мы находимся в рамках циклических, замкнутых отношений ответного дара: «ты -- мне, я -- тебе», в которых нет моральности, поскольку мы как бы «платим» за добро, содеянное нам. Другое дело, если мы на зло отвечаем добром. В этом и проявляется высшая нравственность, поскольку мы на себе останавливаем цепочку зла. Ведь зло существует (распространяется) в причинных цепочках зла как ответ на зло злом, а добро, наоборот, -- в причинных цепочках добра как ответ на добро добром. Поэтому отвечать злом на зло, насилием на насилие означает давать злу распространяться через нас. Невозможно признать ответное на зло силовое действие остающимся в лоне добра. Поэтому единственный ответ на зло, осуществляемое против нас, может быть только слово, только жест, обращенный к совести, но не противодействие силой! В этом состоит отрицательное, «недеятельное» содержание нравственности. Таким образом, общее правило нравственности можно переформулировать следующим образом: творить новые цепочки добра (положительная, деятельная часть нравственности) и останавливать на себе распространение цепочек зла («не противиться злу силою» -- отрицательная, недеятельная часть нравственности). Это означает, отдаривать мир добром сверхмеры -- не только за все доброе, содеянное нам (что естественно), но и за все злое. Таким путем, мы не замыкаем добро в дискретных актах взаимного обмена, но делаем добро нашей судьбой -- останавливая на себе распространение бесконечных цепочек зла и порождая бесконечные цепочки добра.

Проблема «Россия-Запад» в философии XIX в. Западники и славянофилы

Направления рус. общественной мысли 1840--1850-х гг., представители которых вели между собой полемику о путях общественно-исторического и культурного развития России.

Становление самобытной русской философии начиналось с постановки и осмысления вопроса об исторической судьбе России. В напряженной полемике конца 30-х -- 40-x г.г. ХIX в. о месте России в мировой истории оформились славянофильство и западничество как противоположные течения русской социально-философской мысли.

Главная проблема, вокруг которой завязалась дискуссия, может быть сформулирована следующим образом: является ли исторический путь России таким же, как и путь Западной Европы, и особенность России заключается лишь в ее отсталости или же у России особый путь и ее культура принадлежит к другому типу? В поисках ответа на этот вопрос сложились альтернативные концепции русской истории

Активными участниками московского западнического кружка были А.И. Герцен, Н.П. Огарев, Т.Н. Грановский, В.П. Боткин, Н.Х. Кетчер, К.Д. Кавелин и др. С участниками кружка был также тесно связан В.Г. Белинский. Наиболее видные представители славянофильства (С.) -- И.В. Киреевский, П.В. Киреевский, А.С. Хомяков, И.С. Аксаков, К.С. Аксаков, Ю.Ф. Самарин.

Если западники настаивали на том, что страны Зап. Европы и Россия развиваются по единым для всего человечества законам, то славянофилы полагали, что важнейшей исторической задачей России является развитие самобытных общественных и культурных начал. Западников объединяла критическая установка по отношению к славянофилам, уверенность в приоритете общих закономерностей исторического развития над особенными и специфическими. Вместе с тем западники по-разному трактовали особенности зап. цивилизации и, соответственно, по-разному представляли себе перспективы исторического развития России.

В основном линии размежевания в среде западников определялись расхождением социально-политических позиций. Постепенно оформилось противостояние двух течений -- революционно-демократического и социалистического, с одной стороны, и умеренно-либерального -- с другой. Лидерами первого направления в западничестве (З.) были Белинский, Герцен, Огарев, второго -- Грановский, Кавелин, Боткин и др.

Полемика между западниками и славянофилами началась после публикации в 1836 первого «Философического письма» П.Я. Чаадаева, написанного в западническом духе.

Филос. основу З. составляло преимущественно гегельянство. Принимался в основных чертах гегелевский взгляд на исторический процесс, характерными особенностями которого было учение о трехступенчатом саморазвитии воплощенной идеи от наличного бытия к разумной действительности и представление о переходе от господства необходимости к царству свободы. Соответственно, западники истолковывали исторический процесс как однонаправленный, т.е. как процесс прогрессивного развития. Конечной целью исторического движения признавалось достижение такого устройства общества, при котором были бы реализованы идеалы общественной свободы, создававшие условия для гармонического развития личности. Вслед за Гегелем западники разделяли народы на «неисторические», т.е. находящиеся на патриархально-догосударственной стадии развития, и «исторические», вступившие на путь развития гос-ва и гражданского общества.

Подобно индивидам и человечеству, народы как идеальные личности проходят две стадии развития: эпоху естественной непосредственности и эпоху сознательного существования. Перед «историческими» народами открыта перспектива перехода к состоянию разумной действительности. Западники отвергали, однако, объективизм и панлогизм Гегеля с позиции персоналистически ориентированного представления о центральном значении человеческой индивидуальности в мироздании.