Значение семейного воспитания

2

Курсовая работа

Значение семейного воспитания

Содержание

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА1. ИСТОРИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ РУССКОЙ ПЕДАГОГИКИ

1.1 Образование в Древней Руси

1.1.1 Связь между образованием и церковью

1.1.2 Попытка ввода обязательного образования

1.2 Самообразование путем начетчества. Допетровский период

1.2.1 Литература, как источник просвещения древних славян

1.2.2 Уровень и качество научных знаний

1.2.3 Внешкольное образование

1.2.4 Что дало нам начетчество?

1.3 Братские школы конца XVI и XVII веков и их реформы

ГЛАВА 2. КЛАССИКИ О СЕМЕЙНОМ ВОСПИТАНИИ

2.1 А.С. Макаренко о роли состава семьи

2.2 И.Г. Песталоцци о материнской любви

2.3 В.А. Сухомлинский о том «как воспитать настоящего человека»

2.4 П.Ф. Лесгафт о воспитании правдивости в семье

2.5 Ф.Э. Дзержинский о телесных наказаниях

2.6. А.С. Макаренко о важности воспитания дисциплины у ребенка

2.7 А.С. Макаренко об ответственности

2.8 Л. Н. Толстой о подражании в семье

ГЛАВА 3. ТРАДИЦИИ СЕМЕЙНОГО ВОСПИТАНИЯ В ЗАРУБЕЖНЫХ СЕМЬЯХ

3.1 Традиции воспитания в японской семье

3.2 Проблемы семейного воспитания в американской педагогике

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Введение

Семейное воспитание имеет огромное значение в воспитании, образовании и становлении любого человека. Я бы сказала, что это фундамент на котором строится вся жизнь. И от того насколько добротен, и тверд этот фундамент зависит очень многое в судьбе человека.

Мною были изучены статьи и труды известных педагогов, историков, философов. В статье Каптерева «История Русской педагогики» автор раскрывает основные проблемы русской педагогики в период Древняя Русь ХХVII в, характерные черты развития педагогики в этом периоде. В трудах Давыдовой М.А. «Формирование увлечений в семье», Лесгафта П.Ф. «Семейное воспитание ребенка и его значение», Монахова Н.И. «Методы воспитания старшеклассников в семье», Сермяжко «Воспитание детей в семье» основное внимание уделяется вопросам семейного воспитания, его проблемам и особенностям.

Нельзя оставить без внимания работы таких известнейших педагогов как Макаренко А.С, Пестолцции, Лесгафта П.Ф., Толстого Л.Н. ставшими классикой педагогической науки.

Национальные обычаи и культура накладывают отпечаток и на семейный уклад жизни людей, и на сферу образования. В работе Овчинникова К.Я. «Японский ребенок дома и в школе» повествуется о семейных обычаях японской семьи, об отношениях старших к младшим, об общественных отношениях японцев.

Первые американские колонисты - носители традиций разных народов, это нашло отражение в семейном укладе и принципах воспитания детей в Америке. Статья Боровикова О.Н. «Проблемы семьи в американской педагогике» освящает эти принципы и влияние исторических событий в США на изменения в семейном воспитании.

Цель курсовой работы - определить основные проблемы семейного воспитания в разрезе исторических событий, но с точки зрения современности.

Основными задачами курсовой работы являются проследить развитие педагогики и семейного воспитания в истории, выявить основные проблемы семейного воспитания и дать оценку способам и приемам воспитания с точки зрения известных педагогов, проанализировать обычаи и уклады семьи зарубежных стран на примере некоторых из них, оценить весомость вклада семейного воспитания в становлении человека как личности.

Глава 1. Историческое развитие русской педагогики

1.1 Образование в Древней Руси

1.1.1 Связь между образованием и церковью

Между образованием и церковью была в Древней Руси самая тесная связь: в школе, вообще при обучении, читали и учили наизусть церковно-богослужебные книги: Часослов, Псалтырь, Апостол, Евангелие, учили читать по этим книгам, учили еще церковному пению. Книга при обучении считалась не просто книгой, а священной книгой, достоуважаемым, как бы церковным предметом, перенесенным из церкви в дом. Учили в школе и вообще грамоте духовные лица: священники, дьяконы, дьячки, монахи; мастера грамоты были кандидатами в дьячки, провести определенную границу между мастерами грамоты и дьячками невозможно: дьяк, подьячий, школяр, мастер грамоты -- все это виды одного рода, наименования видоизменений одной и той же педагогическо-церковной профессии. Обучение происходило в домах священно- и церковнослужителей, школы помещались при церквах, при монастырях, при епископских домах, вследствие чего в малороссии была даже поговорка: «Школа -- церковный угол». Словом в школе читали те же книги, что и в церкви, руководили школой, были деятелями в ней те же лица, которые совершали богослужение в церкви, и ютилась школа обыкновенно около церкви, монастыря, забиралась в дома церковников. Школа, очевидно, готовила к церкви, они были тесно связанными, однородными учреждениями, преследовавшими одни и те же цели; где кончалось влияние одной и начинала действовать другая -- трудно было определить, ведь грамота изучалась ради возможности читать божественные книги.

Некоторые исследователи так рассуждают: обязанность священников учить в школе (каноны предписывали учить в доме, а не в школе, а дом и школа не одно и то же) и в храме на одинаковых канонических основах, в видах «утверждения веры», естественно, должна была приравнивать посещение школы к посещению храма: раз церковь обязывает верующего посещать храм Божий, она непременно заставит его иметь школу и относиться к ней, как к храму Божию, заставит внимать учению пастыря в малых летах -- в училище, на возрасте -- в храме. Посещение того и другого -- две стороны одной и той же религиозной обязанности не костенеть, а постоянно совершенствоваться в христианском учении и благочестии. Посылая детей в школу, православный русский, по старым воззрениям, исполняя этим такой же религиозный долг, как и лично посещая свой приходский храм, внимая в нём и в старости поучению того же пастыря, который руководил его учением в молодые годы. Каптерев П.Ф. История русской педагогики.//Педагогика_1993._№1, с 72.

1.1.2 Попытка ввода обязательного образования

Из позднейшей, новой истории русской церкви мы с несомненностью знаем следующее: по указу Святого Синода от 20 октября 1836 г., «обязанность первоначальнаго обучения поселянских детей относится к обязанностям приходскаго духовенства». Ему рекомендовалось обучать чтению церковной и гражданской печати, а желающих -- и письму; научить детей знать на память молитву Господню, символ веры, десять заповедей. Богородице Дево, кратко и удобопонятно изъяснить главное из священной истории. Школы предлагалось открывать в домах священников или причетников, книги разрешалось покупать на кошельковые церковные деньги, учение начинать 1 сентября и оканчивать 1 мая. Что же вышло из этих благочестивых рекомендаций и предложений? Да ничего не вышло. «Ввиду того, что эти распоряжения ограничивались одним требованием заводить школы и общим указанием курса и способа обучения в них, дело не обещало быть прочным»,-- политично замечает ревностный защитник церковноприходских школ.²² Ванчаков Аф. М. Заметки о начальной церковной школе. 2-е изд. СПб. 1908. С. 47-48. Требовать, рекомендовать и предлагать, не давая ни копейки на осуществление требуемого, рекомендуемого и предлагаемого, легко, но трудно выполнять все это бедному сельскому духовенству. Бумага все терпит, но живой человек не все выносит и не в состоянии выполнять все бумажные требования. Просвещать с помощью требований, циркуляров и указов легко. Потребовал -- и покойся на лаврах. Но трудно просветить Россию на самом деле.

В 1841 г. был Высочайше утвержден устав духовных консисторий, по которому епархиальному начальству вменялось в обязанность «располагать и поощрять приходское духовенство к заведению и поддержанию при церквах училищ в виде простом и приспособленном к народному быту». Духовенство стало открывать школы. Но они то появлялись, то исчезали. Некоторые из них обеспечивались взносами крестьян, но эти взносы были очень маленькие, потому что сам народ был беден; в большинстве же школы содержались на крохи от скудных средств учившего духовенства, которое не только обучало безвозмездно, но нередко на свои средства покупало и книги для детей и т. п.

Говорят, в каждом приходе, при каждой церкви, была школа. Но если и были школы в приходах и были мастера грамоты, то до всеобщей грамотности еще далеко. Но откуда видно, что были школы в приходах при церквах? В Малороссии в XVIII в., несомненно, такие школы были. Конечно, они начались не с XVIII в., а были и раньше. С какого именно времени -- неизвестно. А о существовании таких школ в Великороссии свидетельств нет. Приход часто строил церковь, выбирал и содержал священно- и церковнослужителей, но содержал ли он еще при этом и школу при церкви -- неизвестно. Вероятно, при некоторых приходах школы бывали; но, чтобы это явление было всеобщим в Великороссии, как в Малороссии в XVII--XVIII вв., на это не подлежащих сомнению и, вообще, прямых указаний нет.

1.2 Самообразование путем начетчества. Допетровский период

1.2.1 Литература, как источник просвещения древних славян

Скудность обучения у учителей в допетровский период естественно возбуждает вопрос: неужели целый народ в течение нескольких веков мог ограничиваться такой бедной духовной пищей? Неужели он не чувствовал потребности в более обширном и разнообразном знании? Несомненно, эта потребность была в русском народе, и она удовлетворялась самообразованием, начетчеством, которое было широко распространено. В русском народе издавна обращалось множество рукописных сборников, заключавших в себе разнообразные сведения по разным областям, преимущественно же по религиозно-нравственной. Из этих рукописных сборников, а позднее из печатной литературы русский человек пополнял свое образование. Когда старые сборники и книги оказались недостаточными, тогда наши предки, не отставая от своего излюбленного и испытанного средства расширять знания -- самообразования путем начетчества, начали вызывать ученых иностранцев для перевода новых книг на славянский язык. Этот способ образования сделался столь обычным, так укоренился, что долгое время наши предки, при своем крайне ограниченном образовательном курсе, не чувствовали потребности в устройстве правильно организованных школ, довольствуясь «мастерами» грамоты и их незатейливым обучением.

Общее образование наших допетровских предков было настолько скудно, что не давало никаких основ для реального мировоззрения, для сколько-нибудь правильного понимания мира и его явлений. О природе, о растениях, о животных, об астрономических, физических и химических явлениях учителя ничего не говорили своим ученикам, так как сами о таких явлениях ничего толком не знали; но зато много твердили о Боге, ангелах, чудесах, злых духах, их действии на человека. Положительных сведений о мире не было, но о действии в нем божеской и демонической силы, о чудесном, таинственном, мистически страшном -- об этом сообщения были очень обильные, и вера во все сверхъестественное была самая твердая.

Очевидно, пытливость была у наших предков, но пытливость совершенно первобытная, младенческая. Она обращалась преимущественно в сторону религии и являлась какой-то своеобразной, неуклюжей и тяжелой философией . Старинные замысловатые вопросы и притчи напоминают современные ребусы, шарады и тому подобные задачи. Есть любители разрешать их.

Духовным запросам таких-то людей, с таким миросовпадением, с таким умонастроением должна была удовлетворять литература. Присмотримся к ней ближе.

К наиболее любимым и читаемым книгам Древней Руси следует отнести «отреченные» или «сокровенные» книги, апокрифическую литературу. Ее возникновение и широкое распространение в Древней Руси понятно. В Библии весьма много недосказанного, о многих чрезвычайно любопытных материях или ничего не сказано, или сообщено слишком мало, слишком кратко. А знать об этом верующему человеку весьма интересно; при надлежащей же, правда весьма изрядной, дозе легковерия желаемые сведения получить было можно. На то и существуют апокрифы, восполняющие пропуски священных книг.

Апокрифы рано проникли на Русь из Византии и с Востока: уже в начальной летописи есть апокрифические сказания о падении Сатанаила и десятого чина ангелов, подробности о жизни патриархов и т. п. В XII и XIII вв. были известны отдельные апокрифы, а с течением времени их число увеличивалось. Многое в апокрифах было вполне согласно с Библией, соответствовало ей, только восполняло ее, а не противоречило ей; поэтому было естественно, что наши предки с детской верой жадно зачитывались апокрифами. А нужно помнить, что это делали не только наши предки, но и все народы и племена, принявшие христианство и находившиеся с нашими допетровскими предками на одинаковой ступени культурности.

1.2.2 Уровень и качество научных знаний

Светские знания, точнее научные, были не особенно велики и достоверны у наших предков. Источниками исторических сведений служили старинные летописцы и хронографы. Большим почетом и широкой известностью пользовались в Древней Руси два исторических произведения: «Летописец эллинский и римский», составленный из двух византийских хроник в Болгарии и рано перешедший в Россию, и «Хронограф», имевший в основе также византийские хроники. Эти два произведения сокращались, дополнялись и всячески изменялись в Древней Руси, так что в конце концов сделались вполне русским достоянием. «Летописец» и «Хронограф» сообщали ветхозаветную и новозаветную историю, повествовали о четырех древних монархиях, о троянской войне и чудесах древнего мира, содержали статьи о Магомете, об открытии Америки, а позднее сообщали сведения по истории Западной Европы. Само собою разумеется, что вставлена была и русская история, составленная в национально-патриотическом духе. С течением времени, согласно новым требованиям, хронографы и летописцы переделывались, не изменяясь по существу, так что до самого XVIII в. источником познаний по истории служил, по выражению Пыпина, «заматерелый византийский хронограф». Философия хронографов и летописцев была незамысловата: ненавистник рода человеческого -- дьявол -- внушал людям различные деяния; исторические бедствия суть божеские наказания людей за их грехи. «Богу же попущающему, а врагу действующему»... «И искони в российской земле лукавый дьявол всеял плевелы свои»... Историки до Петра задавались постоянно таким коренным вопросом: кто виноват в том, что меч ярости Божией столько лет подряд поражает Русь, не переставая? Как вся еврейская история некогда приводила к уклонениям евреев в идолопоклонство и к наказаниям Иеговы за эти отступления от веры в истинного Бога, так вся русская история в древности сводилась к божеским наказаниям за грехи людей, за отклонения их с пути добродетели и благочестия.

Понятно, что и естественные сведения московской Руси не могли отличаться научной объективностью и точною беспристрастной наблюдательностью. В этом отношении особенно характерны географические представления наших предков, их путешествия или «хождения». Они показывают, что путешественники видели и чего не видали, к чему привлекалась их наблюдательность, что составляло предмет их внимания и чего они не замечали, чем не интересовались, хотя телесно, очами, и видели.

При таком легковерии и полном отсутствии критики, при таком упорном невидении самых поразительных предметов и явлений и необычайной восприимчивости к другим -- из религиозной сферы, объективное мировоззрение, объективное наблюдение, точное знание природы было невозможно. Все перепутывалось с религиозными представлениями, все окрашивалось в господствующий фантастический цвет. Вместо точного знания получались какие-то чудесные построения и невероятные, якобы фактические, сообщения. В одном Азбуковнике XVII в. сообщались такие сведения о человеке и о земле: «человек есть животное геометрическое или землемерительное: голова и сердце его изображают восток, нижняя часть тела -- запад, правая рука -- юг, левая -- север; середина земли есть середина тела человеческаго... Есть три части света: Асиа -- первая часть -- земли студености ради так именуема... Африка же теплоты ради великия прозвася... Европе же третий часть земли от дщери Агенаря царя именовася, юже Юпитер волхв, Зевесов сын, на Крите на поли восхити... Америка же в Асии и во Европе... В той убо части Асии великаго благочестия светлосиятельное государство Российскаго царства, пресветлая и Богом снаб-димая великая держава... В той части Африки государство Палестинское, идеже Авраамовы наследницы быша»³³ Карпов А. Азбуковники, или Алфавиты иностранных речей по спискам Соловецкой библиотеки. Казань, 1877. С. 171..

О птицах, о рыбах, вообще о животных, о камнях наши допетровские предки рассуждали по «Физиологу» -- произведению II--III вв. от Р. X., переведенному на болгарский язык. Животные, камни, растения изучались не сами по себе, ради заключающегося в них интереса, а ради душеспасительности, которую в этих предметах можно было открыть. Так, агнец и единорог считались символами Христа, голубь -- символом Духа Святого и верующей души вообще; овцы и рыбы обозначали последователей Христа, олень -- душу, ищущую , спасения. Дракон, змей и медведь были символами дьявола, свинья, заяц, гиена -- образами невоздержанности и непотребства..

1.2.3 Внешкольное образование

Таким образом, внешкольное образование наших предков до Петра носило тот же характер, что и школьное, т. е. было отмечено церковностью. Основой всех дополнительных знаний, а вместе и начетчества, служили библейско-апокрифические сказания, к ним в конце концов все сводилось. Все отрасли знания были проникнуты церковностью, религиозно-нравственными воззрениями; собственно научного в них было мало, зато много было фантастиче-ского, невероятного, которое, однако, сомнений и споров не возбуждало. При этом начетчество отличалось еще механическим характером, в ученой литературе наших предков не было развития. В одной и той же рукописи новое самым мирным образом уживалось со старым, древний памятник списывался в XVII в. и сохранял свой авторитет, не возбуждая никаких сомнений.

Новое, несмотря на свое противоречие со старым, механически присоединялось к последнему и существовало с ним рядом. «Так было, например, когда к старой космогонии Козьмы Индикоплова прибавлялись отголоски системы Птоломея, наконец, даже и Коперника; когда к древним скудным географическим познаниям присоединялись новейшие космографии и т. п. Отсутствие школы и отсутствие критики превращало литературу в безразличную массу книжного материала, где не было исторических эпох, смены направлений, а были только различные отделы содержания -- книги церковные, поучение, летопись, повесть и т. д. Нет граней, которые делили бы один период от другого, сама литература полагала себя как нечто однородное».⁴⁴ Пыпин. История русской литературы. Т. I., 1898 г, С. 252

В древней русской письменности была одна отрасль, стоявшая далеко от господствующего религиозно-нравственного течения, имевшая особый самостоятельный интерес и значение. Это область математических знаний. В школах арифметике почти не учили, другим отделам математики и того менее. Но вне школы арифметические и геометрические знания существовали, так как они вызывались разнообразными жизненными потребностями. Предмет их -- определение количества скота (овец, коз, свиней, лошадей, коров), происходящего в течение данного числа лет от данного числа самок, вследствие естественного размножения, или определение величины прибытка, доставляемого данным количеством известного зернового хлеба. Вычислялось количество роев пчел, происходящих в 12 лет от двух роев, число стогов сена, получаемых с луга в 12 лет и т.п.

В Древней Руси было два счета: малый и великий. Малый счет -- единицы, десятки, сотни, тысячи, тьма, или тма,-- 10000, легион -- 100000, леодр -- 1 000000. Великий счет употреблялся при очень больших числах и шел до единиц 48-го и даже иногда 49-го разряда, т. е. словесного выражения числа, состоящего из 48 или 49 знаков. «И боле сего», как говорится обыкновенно в рукописях, «несть человеческому уму разуме-вати». Впрочем, великий счет употреблялся очень редко. К началу XIII в. русские могли считать лишь до миллиона, и то не особенно твердо и бойко. Так, они писали: 300 000 и 60 000, и 400, и 40, и 6 рун, 70 000 и 3000, и 700, и 20, и 8 свиней, 30 000 и 6000, и 800, и 60 гривен, и 4 гривны (в некоторых списках «Русской правды»).

1.2.4 Что дало нам начетчество?

Самообразование, начетчество, со своей внутренней воспитательной стороны весьма много зависело от умения не только механически читать, но и понимать читаемое, от широты и серьезности школьного курса, от подготовки к чтению и самообразованию. С этой стороны дело в Древней Руси было плохо, и пред нашими старыми начетчиками во всем своем грозном величии вставал роковой вопрос: «Понимаешь ли, еже чтеши?» Грамотность не есть образование, а только средство приобресть его. И если человеку в качестве орудия приобретения образования дают одну грамотность, то этого очень мало, человеку трудно будет понимать книги. Нужно, чтобы он в школе приобрел еще некоторые основы образования, заложил бы фундамент своим дальнейшим приобретениям, усвоил элементы наук. Тогда он может с сознанием и разумением относиться к книгам и постепенно создавать в себе способности критики читаемого, его оценки. Указанного внутреннего благоприятного условия самообразования -- некоторой школьной подготовки -- не было у наших предков. Поэтому их начетчество было не вполне рациональным, они читали беспорядочно, что попадало под руку, что смогли достать, читали без критики читаемого и даже с весьма недостаточным пониманием читаемого.

Но несмотря на трудность для наших предков самообразования, оно главным образом и дало нам ряд выдающихся лиц. Откуда взялись у нас такие просвещенные и талантливые писатели и деятели, как преподобный Нестор, митрополит Иларион, Кирилл Туровский, Владимир Мономах и др.? Мы не знаем, чтобы они прошли какую-либо хорошую и серьезную школу; может быть, им пришлось столкнуться с какими-либо образованными людьми, например греками. Но несомненно одно, они были начетчиками, самообразовавшимися личностями, много читавшими и думавшими.⁵⁵ Каптерев П.Ф. История русской педагогики.//Педагогика_1993._№2, с 74.

1.3 Братские школы конца XVI и XVII веков и их реформы

Начетчество как замена вполне организованной школы не могло вечно держаться на Руси, недостатки его были совершенно ясны и значительны. Начетчество хорошо после хорошей школы, но заменять ее не может. Чтобы самообразовать себя, для этого нужно знать, что читать, уметь разбираться в читаемом, т. е. относиться к читаемому критически: руководств же к самообразованию в то время не было. Если у человека не было даже хороших элементарных сведений, то, очевидно, ему было очень трудно самообразоваться, он необходимо и часто становился в тупик, читая в своих книгах разные удивительные сказания, противоречившие его опыту и здравому смыслу. Он был не в состоянии решить вопрос: правда, это или не правда, нужно это усвоить или нужно отбросить, он уподоблялся древнему составителю «Азбуковника», который, находясь в таком же положении, откровенно писал: «Аще истинно есть или ложно, неведе». Школа тем и важна, что закладывает фундамент образования, дает возможность немножко разбираться в читаемом, вооружает критикой.

С этим вопросом первой встретилась юго-западная Русь, которая, войдя в состав Литовского государства, соединившегося в 1386 году с Польшей, через последнюю стала лицом к лицу с западной культурой, с западными школами, распространенными в Польше и Литве. Началась довольно острая и напряженная борьба между просвещенными, хорошо вышколенными представителями католицизма и едва грамотными православными пастырями -- церковниками, которые дальше изучения церковно-богослужебных книг не шли. Борьба была неравной, голыми руками взять иезуитов было невозможно при всей твердости в православии. Приходилось волею-неволею позаботиться о борьбе равным оружием -- просвещением и хорошими благоустроенными школами. За дело взялись западные православные братства -- львовское, виленское, киевское, могилевское, луцкое, пинское, оршанское и многие другие.

Братства учреждались при церквах или монастырях и от них получали свое название. Кроме церквей братства учреждали и имели на своем попечении и содержании монастыри, богадельни, больницы, странноприимные дома, школы и типографии. Членами братств были лица разного звания, чина и положения, духовные и светские: митрополиты, архиепископы, епископы, игумены, иноки, священники, князья, дворяне, паны, шляхтичи, мещане. Были случаи, что в братства вступали священники с целыми приходами; членами братств были некоторые из государей молдавских и валахских, а равно из знатных русских людей; членами братств были и женщины. Главнейшая обязанность братчиков заключалась в единодушной, дружной деятельности на пользу веры православной: «одного желать; друг за друга стоять крепко; до последнего издыхания защищать древнюю веру, права и вольности братства» (постановление членов Львовского братства 10 августа 1700 года).

Вот эти-то братства и явились новыми деятелями в школьном деле. Их деятельность находилась в тесной связи с характером просвещения в предшествующее время: они понимали просвещение в том же смысле, как его понимали и раньше, т. е. что оно должно служить интересам православной веры и церкви. Братства возникли для защиты православия, для борьбы с католиками; естественно, что ( школы, ими заводимые и поддерживаемые должны были служить той же цели. Братства начали с устройства элементарных школ, а потом заводили школы более высокого порядка, средние и даже высшие (киево-могилянская академия).

В братских школах основательно проходились церковный устав, церковное чтение, пение и пасхалия, Св. Писание и предание («учение от св. Евангелий, посланий апостольских, пророков, св. отцов»), учение о добродетелях и учение о праздниках. Особое внимание было обращено на изучение Св. Писания. Вообще, все образование в братских школах велось в строгом духе православной церкви, а изучение догматов веры служило основным предметом, составляло центр всего учебного курса. Учебный курс братских школ не ограничивался одними церковно-религиозными дисциплинами, но, согласно с задачею школ, включал ряд научных светских предметов. В грамотах королевских и патриарших братские училища называются школами греческого, славянского, русского, латинского и польского письма, откуда следует видное положение языков в этих школах. Учащимся вменялось в обязанность ежедневно спрашивать друг друга по-гречески, а отвечать по-славянски, а также спрашивать по-славянски, а отвечать на простом языке. Но, вообще, учащиеся не должны были разговаривать между собой на одном простом языке, но на славянском или греческом. Кроме языков в братских школах преподавались грамматика, поэзия, риторика, диалектика и другие части философии и арифметики.

Реформа братских школ. Крупную реформу братской школы произвел Петр Могила (в 1633 г.). Сущность реформы заключалась в превращении братской школы, при сохранении ее церковно-религиозного характера, в коллегию по иезуитскому образцу: языком преподавания (кроме катехизиса и славянской грамматики) сделался латинский; по-латыни же воспитанники были обязаны говорить и в классах, и вне их, и дома, и на улице; за ошибки в латинском языке взыскивали строго. В братских школах было 4--5 классных отделений, в киевской же академии образовалось 8 классов: 7 обычных иезуитским коллегиям -- инфима, грамматика, синтаксис, поэзия, риторика, философия и богословие -- и восьмой низший дополнительный, в котором учили читать и писать. Способы преподавания, учебники, объем учебных курсов -- все это было, как и в заграничных коллегиях, вся западная схоластика была перенесена в Киев. Латинский язык учили по известному учебнику польских училищ Альвара, заимствованному поляками у западной Европы; философии учились по Аристотелю, богословию -- по Фоме Аквинату. Необходимым и чрезвычайно важным пособием при прохождении всех учебных курсов признавались диспуты, было убеждение, что без диспутов невозможно усвоить никаких знаний. Поэтому диспутировали все, даже малыши, но особенно деятельно на сем поле духовной брани подвизались философы и богословы. Были даже, как и на Западе, нищенствующие школьники, т. е. бедняки, сироты, не принятые на казенное содержание и добывавшие себе пропитание воспеванием духовных и светских кантов, устройством подвижных театров, обучением детей, попрошайничеством и т. п. В продолжение всего существования академии до преобразования ее в специальное духовно-учебное заведение учащиеся в ней принадлежали всем сословиям -- и высшим и низшим, и к дворянству и к крестьянству. Были в ней дети знатнейших малороссийских фамилий. Число светских учеников нередко превышало даже число духовных.

2.1 А.С. Макаренко о роли состава семьи

В старом обществе каждая семья принадлежала к какому-нибудь классу, и дети этой семьи обыкновенно оставались в том же классе. Сын крестьянина и сам обыкновенно крестьянствовал, сын рабочего тоже становился рабочим. Для наших детей предоставлены очень широкие просторы выбора. В этом выборе решающую роль играют не материальные возможности семьи, а исключительно способности и подготовка ребенка. Наши дети, стало быть, пользуются совершенно несравненным простором. Об этом знают и отцы, об этом знают н дети. При таких условиях становится просто невозможным никакое отцовское усмотрение. Для родителей теперь нужно рекомендовать гораздо более тонкое, осторожное и умелое руководство.

Семья перестала быть отцовской семьей. Наша женщина пользуется такими же правами, как и мужчина, наша мать имеет права, равные правам отца. Наша семья подчиняется не отцовскому единовластию, а представляет собой советский коллектив. В этом коллективе родители обладают известными правами. Откуда берутся эти права?

В старое время считалось, что отцовская власть имеет небесное происхождение: так угодно богу, о почитании родителей существовала особая заповедь. В школах батюшки толковали об этом, рассказывали детям, как бог жестоко наказывал детей эа неуважение к родителям. …И наши родители имеют некоторую власть и должны иметь авторитет в своей семье. Хотя каждая семья составляет коллектив равноправных членов общества, все же родители и дети отличаются тем, что первые руководят семьей, а вторые воспитываются в семье.

Обо всем этом каждый родитель должен иметь совершенно ясное представление. Каждый должен понимать, что в семье он не полный, бесконтрольный хозяин, а только старший, ответственный член коллектива. Если эта мысль хорошо будет понята, то правильно пойдет и вся воспитательная работа...

Только в семье, где есть несколько детей, родительская забота может иметь нормальный характер. Она равномерно распределяется между всеми. В большой семье ребенок привыкает с малых лет к коллективу, приобретает опыт взаимной связи. Если в семье есть старшие и младшие дети, между ними устанавливается опыт любви и дружбы в самых разнообразных формах. Жизнь такой семьи представляет ребенку возможность упражняться в различных видах человеческих отношений. Перед ними проходят такие жизненные задачи, которые единственному ребенку недоступны: любовь к старшему брату и любовь к младшему брату -- это совершенно различные чувства, умение поделиться с братом или сестрой, привычка посочувствовать им. Мы уже не говорим, что в большой семье на каждом шагу, даже в игре, ребенок привыкает быть в коллективе. Все это очень важно для воспитания.

Бывают и другие случаи неполной семьи. Очень болезненно отражается на воспитании ребенка, если родители не живут вместе, если они разошлись. Часто дети становятся предметом распри между родителями, которые открыто друг друга ненавидят и не скрывают этого от детей.

Необходимо рекомендовать тем родителям, которые почему-либо оставляют один другого, чтобы в своей ссоре, в своем расхождении они больше думали о детях. Какие угодно несогласия можно разрешить более деликатно, можно скрыть от детей и свою неприязнь и свою ненависть к бывшему супругу. Трудно, разумеется, мужу, оставившему семью, как-нибудь продолжать воспитание детей. И если он не может благотворно влиять на свою старую семью, то лучше постараться, чтобы она совсем его забыла, это будет более честно. Хотя, разумеется, свои материальные обязательства по отношению к покинутым детям он должен нести по-прежнему.

Вопрос о структуре семьи -- вопрос очень важный, и к нему нужно относиться вполне сознательно.

Если родители по-настоящему любят своих детей и хотят их воспитать как можно лучше, они будут стараться и свои взаимные несогласия не доводить до разрыва и тем не ставить детей в самое трудное положение.

Следующий вопрос, на который нужно обратить самое серьезное внимание,-- это вопрос о цели воспитания. В некоторых семьях можно наблюдать полное бездумье в этом вопросе: просто живут рядом родители и дети, и родители надеются на то, что все само собой получится. У родителей нет ни ясной цели, ни определенной программы. Конечно, в таком случае и результаты будут всегда случайны, и часто такие родители потом удивляются, почему это у них выросли плохие дети. Никакое дело нельзя хорошо сделать, если неизвестно, чего хотят достигнуть.⁹⁹ А. С. Макаренко Из лекции «Общие условия семейного воспитания», Педагогические соч.: В 8 т.--М., 1984.--Т. 4.--С. 60--62.

2.2 И.Г. Песталоцци о материнской любви

Просвещенная и рассудительная мать живет для ребенка, служа его любви, а не его капризам и его по-животному "возбуждаемому и поддерживаемому эгоизму.

Природосообразная заботливость, с которой мать охраняет покой ребенка, неспособна раздражать его чувственность, она может лишь удовлетворить его физические потребности. Эта Природосообразная материнская заботливость, хотя она и живет в матери в виде инстинкта, все же находится в гармонии с запросами ее ума и сердца. Она опирается на ум и сердце и лишь вызвана к жизни в виде инстинкта, следовательно, ни в коем случае не является результатом подчинения наиболее благородных, самых высоких задатков матери чувственным вожделениям ее плоти и крови, а есть результат устремлений ее ума и сердца.

Воздействуя таким путем, материнская сила и материнская преданность природосообразно развивают в младенце ростки любви и веры. Эта сила и эта преданность призваны подготовить и заложить основы благотворного влияния отцовской силы, братского и сестринского чувства и таким образом постепенно распространить дух любви и доверия на весь круг семейной жизни. Физическая любовь к матери и чувственная вера в нее вырастают таким путем до человеческой любви и человеческой веры. Исходя из любви к матери, этот дух любви и доверия находит себе выражение в любви к отцу, братьям и сестрам и в доверии к ним. Круг человеческой любви и человеческой веры ребенка все более расширяется. Кого любит мать, того любит и ее дитя. Кому доверяет мать, тому доверяет и дитя. Даже если мать скажет о чужом человеке, которого ребенок еще никогда не видел: «Он любит тебя, ты должен ему доверять, он хороший человек, подай ему ручку», то ребенок улыбнется ему и охотно протянет свою невинную ручонку. И если мать скажет ему: «Далеко-далеко отсюда у тебя есть дедушка, и он тебя любит», то ребенок этому поверит, охотно станет говорить с матерью о нем, поверит в то, что дедушка его любит.¹¹⁰ И.Г.Песталоцци. Из произведения «Лебединая песня», Избранные педагогические сочинения: В 2 т.-- М., 1981.-- Т. 2.-- С. 217--218⁰

2.3 В.А. Сухомлинский о том «как воспитать настоящего человека»

Отец и мать как бы взаимно дополняют друг друга; ребенок по-настоящему видит своего отца, если у него есть хорошая дружба с матерью... Но все же первые истоки, первые тончайшие корни нравственного развития ребенка -- в разуме, чувствах, душевных порывах матери. Человек в своем нравственном развитии становится таким, какова у него мать, точнее, какова гармония любви и воли в ее духовном мире. Мудрость материнской любви заключается в том, как воля управляет любовью и подлинная человеческая любовь одухотворяет главный стимул воли -- чувство ответственности за будущее человека.

Утверждение культа матери в духовной жизни детей, культа, в котором уважение проникнуто глубоким пониманием и понимание вдохновляет уважение, почитание, любовь, благоговение, требует от педагога умно, мудро, возвышенно говорить с детьми о высокой материнской миссии...

Я твердо убежден, что мать -- со своим богатым духовным миром, своей образованностью, своими широкими общественными интересами, своим чувством собственного достоинства, своей преданностью и вместе с тем высокой требовательностью в любви к мужу, своей строгостью и несгибаемостью, своей непримиримостью и нетерпимостью к злу -- мать, женщина должна быть нравственным, духовным властелином и повелителем в семье. Вся воспитательная работа, направленная на воспитание благородного отношения к. матери,-- это краеугольные камни, утверждающие авторитет отца. Подлинная гармония воли и любви... достигается в тех семьях, где свет разума, мудрости, изумляющий детей каждодневными открытиями человеческой красоты, исходит от матери, где духовную красоту, благородство, преданность мужа жене и семье дети видят только благодаря этому свету ---исходящему от умной, тонко чувствующей человеческие достоинства is пороки матери. От материнской мудрости исходит духовная сила, морально дисциплинирующая отца, утверждающая в нем чувство благородной человеческой ответственности за семью. В хорошей семье -- а хорошей я называю семью, у духовных истоков которой стоит умная, духовно богатая, гордая, умеющая дорожить своим достоинством мать, все это осуществляется тонко, изящно, незаметно. И это одно из важнейших условий так называемой отцовской власти, или твердой руки отца.

Здесь надо остановиться на одном нелепом предрассудке, утвердившемся в сознании части педагогов и родителей. Кое-кто считает, что «отцовская власть», «твердая рука» отца -- это некие волшебные палочки, действующие уже в силу того, что с ребенком соприкасается существо мужского рода. Нельзя противопоставлять женское -- материнское влияние мужскому -- отцовскому влиянию. Это просто несуразица -- считать, что от мужчины якобы исходит более сильное волевое влияние, и в этом заключается мужественность воспитательной силы мужчины-отца, а от женщины-матери -- более нежное, тонкое, благородное влияние, чуть ли не расслабляющее человека. Настоящая женщина-мать нежна, как лепесток только что раскрывающегося цветка, и тверда, мужественна, несгибаема, непримирима к злу и беспощадна, как справедливый меч.

Вместе с тем нельзя отрицать особенной роли и особенного места мужчины-отца в воспитании детей, в том сложном оркестре, который называется духовными взаимоотношениями отца-матери как единой силы, повелевающей' и властвующей над молодым поколением. Роль мужчины-отца определяется его ответственностью. Отец, умеющий быть ответственным, умеющий долженствовать,-- настоящий мужчина; его воля становится силой, способной дисциплинировать мысли, чувства, желания, порывы детей.

Мужественность Мужчины, Мужа, Отца заключается в умении защищать, оберегать детей и жену. Нравственный долг, нравственная ответственность мужчины требует от него быть главным кормильцем детей и матери: обстоятельства могут складываться так, что в определенные периоды труд матери заключается только в воспитании детей.

С этого начинается миссия Мужчины, Мужа, Отца. Если мы говорим о гражданском облике отца, о его способности быть образцом для детей, то гражданственность мужчины определяется прежде всего его способностью быть долженствующим. Ответственность за человека, рожденного тобой,-- это твоя школа гражданского служения Отечеству. Тропинка к служению Отечеству для настоящего мужчины проходит через семью, через долженствование в сфере отношений с женой и детьми, через ответственность за человека. Только идя этой тропинкой, мужчина-отец способен подняться на вершину патриотического служения Родине.¹¹¹ В. А. Сухомлинский «Как воспитать настоящего человека».--М., 1978.--С. 64--65, 67--69.¹

2.4 П.Ф. Лесгафт о воспитании правдивости в семье

Последовательность в отношении слова к делу при обращении с ребенком составляет очень существенное требование при семейном его воспитании. Необходимо помнить, что ребенок появляется на свет только с известною степенью энергии организма. Органы активной его деятельности только намечены и далеко еще не развиты, они должны постепенно развиваться по мере их возбуждения к работе. Проявления ребенка первоначально исключительно имитационные; вместе с этим он при посредстве своих вопросов узнает условное значение произносимых им звуков, а также условность тех ощущений, которые у него являются и при посредстве которых он приучается отличать влияние на него внешнего мира и то, что происходит в его собственном организме. Из них у ребенка слагаются представления, разъединением и сравнением которых он уже вырабатывает себе критерий для своих действий. Если ребенок подмечает, что никакой последовательности у взрослых нет, то он не в состоянии усвоить себе этого критерия, его действия будут случайны, шатки, никаким серьезным основанием не будут руководимы и направляемы. Если ребенку говорят о чем-либо, как об уже исполненном, а он на деле видит, что это не так, что это не исполнено, то он предполагает, что можно сказать одно, а сделать другое, не соответствующее слову. Если в присутствии ребенка потребовать, чтобы пришедшему сказали что нас нет дома, то он первоначально изумленно посмотрит и сейчас же выскажет свое сомнение. Заявление о том, что это не его дело, чтобы он молчал и не рассуждал, ему дела не объясняет, он только сбит с толку, и полагает, что может поступать, как придется или как хочет. При прочиx условиях ребенок не усваивает себе критерия правды, у него нет оснований для нравственных его проявлений, он будет руководствоваться только своим ощущением, то, что ему приятно, он будет делать, что неприятно -- он будет избегать, т. е. будет руководствоваться тем, чем руководствуется каждое животное. Ребенок, таким образом, будет сбит в основаниях нравственных проявлений человека.

Правдивость не дана человеку готовой, она должна быть приобретена и усваивается первоначально только наблюдением над жизнью окружающих, так же как и речь ребенка.¹¹² П. Ф. Лесгафт из работы «Семейное воспитание ребенка и его значение» Избранные педагогические сочинения--М., 1951.--С. 215--216.²

2.5 Ф.Э. Дзержинский о телесных наказаниях

Теперь я хочу написать немного о детках ваших. Они так милы, как все дети; они невинны, когда совершают зло или добро; они поступают согласно своим желаниям, поступают так, как любят, как чувствуют,-- в них нет еще фальши. Розга, чрезмерная строгость и слепая дисциплина -- это проклятые учителя для детей. Розга и чрезмерная строгость учат их лицемерию и фальши, учат чувствовать и желать одно, а говорить и делать другое _ из-за страха. Розга может только причинить им боль, и если душа их нежна, если боль эта будет заставлять их поступать иначе, чем они хотят, то розга превратит их со временем в рабов своей собственной слабости, ляжет на них тяжким камнем, который вечно будет давить на них и сделает из них людей бездушных, с продажной совестью, неспособных перенести никакие страдания. И будущая их жизнь, полная гораздо более тяжких страданий, чем боль от розги, неизбежно превратится в постоянную борьбу между совестью и страданием, и совесть должна будет уступать...

Розга, чрезмерная строгость и телесные наказания никогда не могут желательным образом затронуть сердце и совесть ребенка, ибо для детских умов они всегда останутся насилием со стороны более сильного и привьют либо упрямство, даже тогда, когда ребенок осознает, что он поступил плохо, либо убийственную трусость и фальшь...

Исправить может только такое средство, которое заставит виновного осознать, что он поступил плохо, что надо жить и поступать иначе. Тогда он постарается не совершать больше зла; розга же действует лишь короткие время; когда дети подрастают и перестают бояться ее, вместе с ней исчезает и совесть, и дети становятся испорченными, лжецами, которых каждый встречный может толкнуть на путь испорченности, разврата, ибо розги, физического наказания они боятся, не будут, а совесть их будет молчать. Розги и телесное наказание для ребят -- это проклятие для человечества. Запугиванием можно вырастить в ребенке только низость, испорченность, лицемерие, подлую трусость, карьеризм. Страх не научит детей отличать добро от зла; кто боится боли, тот всегда поддастся злу...

Не бейте своих ребят. Пусть вас удержит от этого ваша любовь к ним, и помните, что хотя с розгой меньше забот при воспитании детей, когда они еще маленькие и беззащитные, но когда они подрастут, вы не дождетесь от них радости, любви, так как телесными наказаниями и чрезмерной строгостью вы искалечите их души. Ни разу нельзя их ударить, ибо ум и сердце ребенка настолько впечатлительны и восприимчивы, что даже всякая мелочь оставляет в них след. А если когда-нибудь случится, что из своего нетерпения, которое не сумеешь сдержать, из-за забот со столькими детьми или из-за раздражения ты накажешь их, крикнешь на них, ударишь, то непременно извинись потом перед ними, приласкай их, покажи им сейчас же, дай почувствовать их сердечкам твою материнскую любовь к ним, согрей их, дай им сама утешение в их боли н стыде, чтобы стереть все следы твоего раздражения, убийственного для них.¹¹³ Ф.Э. Дзержинский, Дневник заключенного: Письма -- Мн., 1977.--С. 21--23.³

2.6 А.С. Макаренко о важности воспитания дисциплины у ребенка

Один режим должен быть в большой семье, где много детей, и совершенно иной в такой семье, где один ребенок. Режим, полезный по отношению к малым детям, может принести большой вред, если его применять к более взрослым детям. Точно так же свои особенности имеет режим для девочек, в особенности в старшем возрасте.

Таким образом, под режимом нельзя понимать что-то постоянное, неизменное. В некоторых семьях часто делают такую ошибку, свято верят в целебность раз принятого режима, берегут его неприкосновенность в ущерб интересам детей и своим собственным. Такой неподвижный режим скоро становится мертвым приспособлением, которое не может принести пользы, а приносит только вред.

Режим не может быть постоянным по своему характеру именно потому, что является только средством воспитания. Каждое воспитание преследует определенные цели, причем эти цели всегда изменяются и усложняются. В раннем детстве, например, перед родителями стоит серьезная задача -- приучить детей к чистоте. Стремясь к этой цели, родители устанавливают для детей особый режим, т. е. правила умывания, пользования ванной, душем или баней, правила уборки, правила соблюдения чистоты комнаты, постели, стола. Такой режим должен регулярно поддерживаться, родители никогда не должны забывать о нем, следить за его выполнением, помогать детям в тех случаях, когда они сами не могут что-либо сделать, требовать от детей хорошего качества работы. Если весь этот порядок организован хорошо, он приносит большую пользу, и наконец наступает такое время, когда у детей образуются привычки к чистоте, когда сам ребенок уже не может сесть за стол с грязными руками. Значит, можно уже говорить о том, что цель достигнута. Тот режим, который был нужен для достижения этой цели, теперь становится излишним. Конечно, это вовсе не значит, что его можно отменить в течение одного дня. Постепенно этот режим должен заменяться другим режимом, который преследует цель закрепить образовавшуюся привычку к чистоте, а когда эта привычка закреплена, перед родителями возникают новые цели, более сложные и более важные. Продолжать и в это время возиться только с чистотой будет не только излишней тратой родительской энергии, но и вредной тратой...

Первое, на что мы обращаем внимание родителей,-- это следующее: какой бы вы ни выбрали режим для вашей семьи, он должен быть, прежде всего, целесообразен. Любое правило жизни должно быть введено в семье не потому, что кто-то другой его завел у себя, и не потому, что с таким правилом жить приятнее, а исключительно потому, что это необходимо для достижения поставленной вами разумной цели. Эту цель вы и сами должны хорошо знать, и в подавляющем большинстве случаев должны знать ее и дети. Во всяком случае, и в ваших глазах, и в глазах детей режим должен иметь характер разумного правила. Если вы требуете, чтобы дети в определенный час сходились к обеду и садились за стол вместе с другими, то дети должны понимать, что такой порядок необходим для того, чтобы облегчить работу матери или домашней работницы, а также и для того, чтобы несколько раз в день собраться всей семьей, побыть вместе, поделиться своими мыслями или чувствами. Если вы требуете, чтобы дети не оставляли недоеденных кусков, то дети должны понимать, что это необходимо и из уважения к труду людей, производящих пищевые продукты, и из уважения к труду родителей, и из соображений семейной экономии. Мы знаем и такой случай, когда родители требовали, чтобы дети за столом молчали. Дети, конечно, подчинялись этому требованию, но ни они, ни родители не знали, для чего введено такое правило. Когда родителей спросили об этом, они объяснили, что если за обедом разговаривать, то можно из-за этого подавиться. Такое правило, конечно, бессмысленно: у всех людей принято за столом беседовать, и от этого никаких несчастных случаев не происходит.