Актуальные вопросы соучастия в уголовном праве

Размещено на http://www.allbest.ru/

Оглавление

Введение

1. Понятие соучастия и виды соучастников преступления в российском уголовном праве: история и современность

1.1 Понятие соучастия в преступлении по действующему Уголовному кодексу Российской Федерации

1.2 Дифференциация ответственности соучастников преступления

2. Особенности и основания уголовной ответственности за соучастие в преступлении

2.1 Особенности ответственности соучастников при добровольном отказе и неоконченном преступлении

2.2 Совершенствование законодательного описания института пособничества в совершении преступления

Заключение

Глоссарий

Список использованных источников

Приложение А

Приложение Б

Введение

Исследование вопроса об особенностях назначения наказания за преступление, совершенное в соучастии, осложняется одной существенной проблемой: ее малой исследованностью в доктрине отечественного уголовного права. Большинство учебников по Общей части уголовного права ограничиваются в основном лишь указанием на наличие этого вопроса; комментированные уголовные законы содержат лишь редакцию ст. 67 УК РФ без каких-либо пояснений; монографических исследований в данном направлении обнаружить не удалось; научные публикации затрагивают проблему назначения наказания за преступления, совершенные в соучастии, лишь в аспекте сопоставления этих положений с общими началами назначения уголовного наказания. С другой стороны, такая «пробельность» открывает широкие горизонты для научно-прикладных изысканий.

Кроме того, следует определиться с некоторыми терминами и понятиями, вызывающими избыточную дискуссию. В уголовно правовой доктрине дискутируется вопрос о соотношении уголовной ответственности и уголовного наказания соучастников преступления. К сожалению, отечественный законодатель усугубил ситуацию, озаглавив ст. 34 УК РФ «Ответственность соучастников преступления», в которой действительно раскрываются отдельные аспекты уголовной ответственности некоторых видов участников преступлений; а ст. 67 УК РФ - «Назначение наказания за преступление, совершенное в соучастии»; тем самым подтвердив предположение о том, что ответственность - это одно, а наказание - это совершенно иное. Однако общая теория права подчиняет соотношение данных понятий диалектике взаимодействия формы и содержания: юридическое содержание ответственности находит свое проявление в формальных признаках наказания, но ими не исчерпывается (вполне возможно привлечение к ответственности с освобождением от отбывания наказания).

Аксиоматичным принципом наказуемости соучастников является положение, согласно которому соучастники отвечают именно за то преступление, которое объективно совершено исполнителем, и в рамках санкции статьи инкриминируемой последнему. Ответственность по правилам о соучастии возможна, даже если исполнитель освобожден от уголовной ответственности по личным обстоятельствам, которые отсутствуют у других соучастников (например, смерть исполнителя). При этом нельзя смешивать безнаказанность самого действия (не преступность, правомерность - влекущее невменение для всех участников группы), и безнаказанность исполнителя, не освобождающую от наказания прочих участников.

Таким образом, целью курсовой работы является анализ актуальных вопросов соучастия в уголовном праве.

Для детального изучения данной цели мы выделяем следующие задачи для раскрытия темы:

- исследовать понятие соучастия в преступлении по действующему Уголовному кодексу Российской Федерации;

- охарактеризовать специфику дифференциации ответственности соучастников преступления;

- рассмотреть особенности ответственности соучастников при добровольном отказе и неоконченном преступлении;

- предложить пути совершенствованич законодательного описания института пособничества в совершении преступления.

Объектом данной работы является институт соучастия в преступлении.

Предмет исследования представлен совокупностью норм современного российского уголовного права о соучастии в преступлении; судебной практикой; теоретическими воззрениями и научными разработками отечественных авторов по рассматриваемым проблемам.

Структура курсовой работы. Работа состоит из введения, двух основных глав, заключения, глоссария, списка использованной источников и приложений.

1. Понятие соучастия и виды соучастников преступления в российском уголовном праве: история и современность

1.1 Понятие соучастия в преступлении по действующему Уголовному кодексу Российской Федерации

В действующем уголовном законодательстве соучастие в преступлении определяется как умышленное совместное участие двух или более лиц в совершении умышленного преступления (ст. 32 УК РФ).

Исходя из этого определения, следует выделить объективные и субъективные признаки соучастия (Приложение А). К числу объективных признаков соучастия относятся участие в совершении преступления двух или более лиц; совершение соучастниками совместных преступных действий. К числу субъективных признаков соучастия относятся умышленная форма вины совместных преступных действий и совместность умысла соучастников (Приложение Б).

Участие двух или более лиц в совершении одного преступления означает, что каждое из этих лиц должно быть субъектом преступления, то есть достичь возраста уголовной ответственности ко времени совершения преступления (ст. 20 УК РФ) и быть вменяемым в момент его совершения (ст. 21 УК РФ). Необходимо отметить, что в теории уголовного права и в судебной практике необоснованно расширяется понятие такой разновидности соучастия, как совершение преступления группой лиц.

В частности, некоторые исследователи считают, что понятием группового преступления охватывается не только соисполнительство, но и все случаи выполнения объективной стороны конкретного состава преступления несколькими лицами, из которых лишь одно может быть субъектом преступления, а все остальные таковыми не являются в силу недостижения возраста уголовной ответственности или невменяемости.

Эта позиция нашла закрепление в ряде ранее действовавших постановлений Пленума Верховного Суда РСФСР (РФ). В частности, в п. 13 постановления Пленума ВС РСФСР от 22 марта 1966 г. «О судебной практике по делам о грабеже и разбое» отмечалось: «Действия участника разбойного нападения или грабежа, совершенные по предварительному сговору группой лиц, под лежат квалификации соответственно по ч. 2 ст. 90, п. «а» ч. 2 ст. 91, ч. 2 ст. 145, п. «а» ч. 2 ст. 146 УК РСФСР независимо от того, что остальные участники преступления в силу ст. 10 УК РСФСР или по другим предусмотренным законом основаниям не были привлечены к уголовной ответственности».

Аналогичное положение содержалось и в п. 9 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 22.04.92 г. № 4 «О судебной практике по делам об изнасиловании», где, в частности, отмечалось: «Действия участника группового изнасилования подлежат квалификации по ч. 3 ст. 117 УК РСФСР независимо от того, что остальные участники преступления не были привлечены к уголовной ответственности ввиду их невменяемости, либо в силу требований ст. 10 УК РСФСР, или по другим предусмотренным законом основаниям».

В период действия УК РСФСР 1960 г. эта позиция получила необоснованно широкое распространение в судебной практике по уголовным делам об изнасиловании, грабеже, разбое и даже по уголовным делам о всех формах хищения. Безусловно, эта позиция с самого начала ее появления в юридической литературе и по сегодняшний день подверглась обоснованной критике. Исследователи отмечают, что преступная группа в уголовно-правовом значении является соучастием, поэтому она может существовать при наличии не менее двух участников совместного преступления, являющихся субъектами преступления.

В действующем УК РФ совершение преступления группой однозначно признается соучастием, поскольку этот институт содержится в главе 7 УК РФ («О соучастии в преступлении»), а сами участники группы в ч. 1 ст. 35 УК РФ названы исполнителями. Такой позиции в настоящий период преимущественно придерживается и судебная практика.

В частности, в п. 9 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 14 февраля 2000 г. № 7 «О судебной практике по делам о преступлениях несовершеннолетних» указывается: «…что совершение преступления с использованием лица, не подлежащего уголовной ответственности в силу возраста (ст. 20 УК РФ) или невменяемости (ст. 21 УК РФ), не создает соучастия. Вместе с тем при совершении преступления несовершеннолетним, не подлежащим уголовной ответственности по указанным выше основаниям, лицо, вовлекшее несовершеннолетнего в совершение этого преступления, в силу ч. 2 ст. 33 УК РФ, несет ответственность за содеянное как исполнитель путем посредственного причинения».

Аналогичное положение содержалось в п. 12 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 г. № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое»: «В случае совершения кражи несколькими лицами… их действия следует квалифицировать… по признаку «группа лиц», если в совершении этого преступления совместно участвовало два или более исполнителя, которые в силу ст. 19 УК РФ подлежат уголовной ответственности за содеянное. Если лицо совершило кражу посредством использования других лиц, не подлежащих уголовной ответственности в силу возраста, невменяемости или других обстоятельств, его действия… следует квалифицировать… как непосредственного исполнителя преступления…».

На фоне этой позиции странным выглядит следующее положение, содержащееся в Обзоре судебной практики Верховного Суда РФ за IV квартал 2000 г.: «Преступление признается совершенным группой лиц по предварительному сговору, если в нем участвовали лица, заранее договорившиеся о совместном его совершении, независимо от того, что некоторые из участвовавших не были привлечены к уголовной ответственности в силу недостижения возраста уголовной ответственности или ввиду невменяемости». Некоторыми авторами это поло жение было воспринято положительно, и необходимость квалификации действий, как группового преступления, в подобных случаях обосновывалась, во-первых, тем, что в ст. 32 УК РФ нет указания именно на лиц, обладающих признаками субъекта преступления, во-вторых, тем, что такая квалификация позволяет отразить повышенную общественную опасность подобных посягательств.

Критика этой позиции основывается, прежде всего на систематическом и логическом толковании уголовного закона. Содержание ч. 1 ст. 35 УК РФ свидетельствует о том, что участниками группового преступления могут быть только исполнители, а исполнителями преступления по смыслу ч. 2 ст. 33 УК РФ могут быть только лица, обладающие признаками субъекта преступления. Доведение критикуемой позиции до абсурда может привести к выводу о том, что все участники группового посягательства и даже соучастники не обладают признаками субъекта преступления.

Кроме того, критикуемая позиция порождает достаточно сложную и практически не разрешимую с позиций уголовного закона проблему, а именно: необходимость законодательного закрепления минимальных возрастных границ и границ расстройства психической деятельности лиц, которые не являются субъектами преступления, но могут быть признаны участниками преступной группы. Поэтому фактические участники совместно совершенного преступления, не являющиеся его субъектами, могут быть признаны участниками группы не в уголовно-правовом, а в криминологическом значении. Такое участие и его общественная опасность тоже получает уголовно-правовую оценку через норму о посредственном совершении преступления (ч. 2 ст. 33 УК РФ).

Однако эта оценка влечет уголовно-правовые последствия только для того участника группового посягательства, который является субъектом преступления и действия которого квалифицируются как действия исполнителя преступления, фактические участники совместной преступной деятельности могут быть подвергнуты различным формам индивидуально-профилактического воздействия, относящимся к специально-криминологической профилактике.

В тех случаях, когда имеет место фактическая ошибка одного из участников преступления в отношении возраста уголовной ответственности или вменяемости другого лица, совместно с ним совершающего преступление, то действия лица, допустившего такую ошибку, следует квалифицировать как покушение на совершение соответствующего преступления в соучастии. Например, при совершении кражи действия такого лица следует квалифицировать по ч. 3 ст. 30 УК РФ и п. «а» ч. 2 ст. 158 УК РФ.

Совершение соучастниками совместных преступных действий - это причинение совместного преступного результата общими (объединенными) усилиями соучастников. Указанный признак означает, во-первых, разделение функций и усилий соучастников в процессе совершения преступления. Во-вторых, наличие общего для всех соучастников преступного результата. В-третьих, наличие причинной связи между действиями каждого из соучастников и общим преступным результатом.

Объединение усилий может осуществляться либо в форме простого соединения аналогичных усилий соучастников для достижения преступного результата при групповом посягательстве, когда каждый из них полностью или частично выполняет объективную сторону конкретного состава преступления, либо в форме сложного соединения усилий соучастников, когда каждый из них выполняет различные по характеру действия, обуславливающие действия других соучастников.

В первом случае аналогичность усилий соучастников означает их тождественность с точки зрения уголовно-правовой оценки, фактически действия соучастников могут быть различными, может иметь место так называемое техническое разделение ролей. При таком разделении ролей между соучастниками можно выделить фактических исполнителей, организаторов, подстрекателей и пособников преступления, однако каждый из них полностью или частично выполняет объективную сторону конкретного состава преступления и поэтому считается его исполнителем. Во втором случае имеет место юридическое разделение ролей, при котором действия каждого соучастника получают различную уголовно-правовую оценку как исполнителя, организатора, подстрекателя или пособника преступления в соответствии со ст. 33 УК РФ.

Общность преступного результата при соучастии вытекает из объединения усилий соучастников, направленных на достижение единой цели. Это не исключает необходимость установления вклада каждого из соучастников в совместную преступную деятельность, а также дифференциацию и индивидуализацию их ответственности.

Причинная связь между действиями каждого из соучастников и общим для них преступным результатом может носить различный характер. Она является прямой только в случае группового посягательства, когда действия каждого из соисполнителей содержат реальную возможность наступления преступного результата. При соучастии с юридическим разделением ролей прямая причинная связь есть только между действиями исполнителя и преступным результатом, причинная связь между действиями других соучастников и преступным результатом является опосредованной, поскольку их действия влияют на преступный результат через деятельность исполнителя.

Указание в законе на совместное умышленное участие соучастников в совершении умышленного преступления означает наличие у них общей групповой цели, реализуемой в преступлении. Такой цели нет в неосторожных преступлениях, при совершении которых лицо не в состоянии предвидеть, а тем более предотвратить, последствия неосторожного преступного поведения других лиц. При участии нескольких лиц в случае неосторожного причинения вреда между ними отсутствует психическая общность, необходимая для совместной деятельности. По этой причине вряд ли следует поддерживать иные суждения, в соответствии с которыми соучастие возможно в преступлениях, совершенных по неосторожности.

1.2 Дифференциация ответственности соучастников преступления

Закрепляя принцип справедливости в действующем УК РФ, законодатель по существу раскрывает его содержание через принцип дифференциации уголовной ответственности и наказания, смысл которого заключается в том, что к лицам, совершившим преступление, наказание и иные меры уголовно-правового характера применяются с учетом характера и типовой степени общественной опасности как самого преступного деяния, так и типовой степени общественной опасности личности виновного.

С учетом особенностей отдельных форм преступных проявлений, законодатель закрепил не только общие, но и специальные правила регулирования пределов уголовной ответственности и наказания. Так, правовое регулирование пределов ответственности и наказания соучастников имеет определенную специфику. Законодатель определяет их не только с учетом характера и степени общественной опасности преступления и личности виновного, но и в зависимости от формы соучастия, вида соучастника и его индивидуального вклада в общий преступный результат.

Это прямо вытекает из содержания ч. 1 ст. 67 УК РФ, где предусмотрены дополнительные к общим началам назначения наказания критерии: учет характера и степени фактического участия лица в совершении преступления; значение этого участия для достижения цели преступления; его влияние на характер и размер причиненного или возможного вреда.

Особо активная роль в совершении преступления, а также его совершение в составе группы лиц, группы лиц по предварительному сговору, организованной группы или преступного сообщества (преступной организации) признаются отягчающими обстоятельствами, (п. «г», «в» ч. 1 ст. 63 УК РФ), а потому влекут более строгое наказание (ч. 7 ст. 35 УК РФ).

Наряду с регламентацией пределов ответственности и наказания за соучастие в нормах Общей части, законодатель закрепляет их в санкциях 84 статей Особенной части УК РФ, в которых формы соучастия в преступлении выступают в качестве квалифицирующих и особо квалифицирующих признаков состава преступления.

В ряде статей Особенной части УК (ст. 208, 209, 210, 212, 239, 279, 282.1, 282.2) форма соучастия в преступной деятельности является конструктивным признаком объективной стороны основного состава преступления.

Представляется очевидным, что в сравнении с прежним уголовным законодательством в действующем УК РФ более детально урегулированы основание, пределы и порядок назначения наказания за преступление, совершенное в соучастии. Вместе с тем, отмечая определенные позитивные сдвиги в совершенствовании института соучастия, нельзя не видеть и серьезных проблем в этой сфере, которые остаются нерешенными как законодателем, так и уголовно-правовой наукой. Следует констатировать, что с момента принятия УК РФ 1996 года по настоящее время институт соучастия практически не подвергся каким-либо изменениям и дополнениям, хотя пробелов еще достаточно много.

Так, вряд ли можно признать последовательной позицию законодателя в попытках противодействия организованной преступности. Это проявляется в том, что, во-первых, в отдельных составах наказание не дифференцируется в зависимости от формы соучастия, поскольку оно одинаково для всех групп, описанных в ч. 1-3 ст. 35 УК РФ (12 статей УК), или для организованной группы и группы лиц по предварительному сговору (25 статей УК).

Во-вторых, существенным недостатком, создающим на практике немалые трудности в борьбе с организованными преступными формированиями, является отсутствие в уголовном законе четких определений организованной группы и преступного сообщества с указанием конкретных признаков, присущих каждому из этих преступных объединений и различающих их между собой.

Требует разрешения вопрос об определении основания и пределов ответственности за организационную преступную деятельность. Ведь усложнившиеся организованные структуры преступности обусловили появление определенного слоя в преступной среде, состоящего из лидеров - организаторов преступной деятельности, которые фактически оказались вне досягаемости уголовного закона.

Анализ действующего законодательства показывает, что к организованным формам соучастия (преступное сообщество, преступная организация, банда, террористическое объединение) применяются те же положения, что и к сложному и групповому соучастию. Вместе с тем, представляется, что это вряд ли эффективно, поскольку в данном случае, во-первых, не учитываются особенности организованной преступности и ее вредоносности и, во-вторых, имеет место подход к ее субъектам на равных условиях с любым лицом, совершившим любое преступление.

Так, в ч. 5 ст. 35 УК РФ подчеркивается, что лицо, создавшее преступное сообщество (преступную организацию) либо руководившее им, подлежит уголовной ответственности за его организацию и руководство им в случаях, предусмотренных соответствующими статьями Особенной части настоящего Кодекса, а также за совершенные им преступления, если они охватывались его умыслом.

Характеризуя современное состояние преступности в России, М.И. Ковалев писал: «…пышным цветом расцвела организованная преступность, появились и размножились банды так называемого наркобизнеса, бичом цивилизованного мира стали международный терроризм, воздушное пиратство. Таким образом, по-новому выглядит соучастие в преступлении, а следовательно, возникают новые уголовно-правовые и криминологические аспекты этого уголовно-правового института».

Применительно к ответственности за организационную преступную деятельность (ч. 5 ст. 35 УК РФ) М.И. Ковалев считал необходимым ее законодательное уточнение. Речь идет о словах «если они охватывались его умыслом». Он пишет: «Такая формулировка ограничивает возможность ответственности главарей преступного сообщества умыслом на конкретные преступления. Преступные сообщества бывают столь мощными и разветвленными, а их руководство многоступенчатым и строго иерархичным, что высшие руководители (главари) могут и не знать об отдельных преступлениях, совершенных в рамках деятельности объединения и в его интересах. По моему мнению, указанные лица должны отвечать и за такие преступления».

Представляется, что, признавая уголовно наказуемой организационную деятельность лишь в отдельных составах Особенной части УК, законодатель ограничивает сферу уголовно-правового воздействия на организованную преступность, оставляя вне криминализации лиц, осуществляющих общее руководство преступными объединениями.

Положения ст. 5 и 25 УК РФ сформулированы по отношению к конкретному человеку, совершившему конкретное преступление. У организатора преступного сообщества умысел не характеризуется такой определенностью и конкретностью. Он зачастую действует с неопределенным умыслом. Поэтому основания и пределы субъективного вменения для этой категории преступников должны пониматься несколько иначе, чем для конкретного совершающего преступление исполнителя (соучастника). Можно согласится с мнением В.А. Якушина, полагающего, что для приведения ответственности организаторов преступной деятельности в соответствие с принципом субъективного вменения в уголовном законе необходимо определить понятие вины не только по отношению к конкретному и отдельному преступлению, но и к их совокупности.

Несмотря на позитивность многочисленных научных исследований института соучастия в преступлении, и некоторые другие аспекты учения о соучастии до настоящего времени также не получили окончательного научного разрешения.

Так, до сегодняшнего дня не нашел исчерпывающего решения вопрос о классификации соучастия на формы, хотя, как это отмечалось, форма соучастия является одним из важнейших критериев дифференциации ответственности за преступление, совершенное в соучастии.

Исходя из положений действующего уголовного закона, может быть предложена классификация, которая основывается на объективном критерии - характере совместности (характере участия в преступлении).

Так, предлагается формами соучастия рассматривать:

1) соучастие в тесном смысле слова (сложное соучастие);

2) групповое соучастие (соисполнительство);

3) соучастие особого рода.

В первом случае речь идет о соучастии с юридическим разделением ролей, ответственность за которое предусмотрена ст. 33 и 34 УК РФ.

Групповое соучастие выделено законодателем в ч. 1 и 2 ст. 35 УК РФ. Уголовно-правовые признаки группы лиц и группы лиц по предварительному сговору достаточно проработаны в теории, а потому квалификация преступных деяний участников таких групп не вызывает затруднений у правоприменителя.

Вместе с тем, чем выше степень соорганизованности соучастников, тем выше общественная опасность этого преступного объединения, что и предопределило необходимость выделения законодателем в ст. 35 организованной группы (ч. 3) и преступного сообщества (преступной организации) (ч. 4).

Представляется, что последние две разновидности совместной преступной деятельности двух и более лиц в полной мере не охватываются рамками традиционного понимания института соучастия, поскольку, во-первых, могут сочетать в себе элементы группового соучастия (соисполнительства) и сложного соучастия (с юридическим разделением ролей), во-вторых, представляют собой соучастие особого рода, сущность которого состоит в создании и участии в преступном объединении, целью которого является не совершение единичного преступления, а преступная деятельность.

Если организация и участие в преступном сообществе законодателем признаны самостоятельными составами преступления, предусмотренного ст. 210 УК РФ, то создание организованной группы в случаях, не предусмотренных статьями Особенной части УК РФ, влечет ответственность за приготовление к тем преступлениям, для совершения которых она создана (ч. 6 ст. 35).

По существу же организованная группа является формой организованной преступности, борьба с которой требует значительно более жесткой уголовноправовой политики. Поэтому вне зависимости от конкретного состава преступления общественная опасность организованной группы при прочих равных условиях объективно значительно выше опасности группы лиц по предварительному сговору и, тем более, группы лиц.

Уровень общественной опасности организованной преступной группы должен лежать в основе ужесточения ответственности организаторов и участников таких объединений. Поэтому нивелирование законодателем пределов ответственности участников различных по уровню общественной опасности групповых преступных образований, когда в ряде статей Особенной части УК РФ виды преступной группы изложены в одной части (пункте) и равным образом влияют на наказание, представляется неудачным.

Таким образом, является необходимым проведение в уголовном законе дифференциации мер ответственности соучастников в зависимости от характера преступного объединения, для чего во всех этих статьях совершение преступления в составе организованной группы должно рассматриваться как особо квалифицирующий признак.

соучастие преступление ответственность

2. Особенности и основания уголовной ответственности за соучастие в преступлении

2.1 Особенности ответственности соучастников при добровольном отказе и неоконченном преступлении

Говоря об институте соучастия в преступлении, как наиболее применяемом и одновременно сложном и дискуссионном как в сфере теории уголовного права, так и в практике, представляется необходимым отметить те противоречия и проблемы, которые возникают при добровольном отказе соучастников от преступления. Отличительная особенность деятельного раскаяния от добровольного отказа от преступления заключается в действиях, направленных на ликвидацию или уменьшение причиненного преступлением вреда (физического, материального, морального), то есть тогда, когда состав преступления уже выполнен. Добровольный отказ от преступления регламентирован ст. 31 УК РФ. Этот институт относим и к институтусоучастия в преступлении. Это подтверждается ч. 4 и 5 ст. 31 УК РФ. Хотя в ст. 31 УК РФ нет указания о добровольном отказе исполнителя, тем не менее в большинстве случаев он ничем не отличается от такого отказа лица, действующего в одиночку, и может быть регламентирован на основании ч. 1-3 ст. 31 УК РФ.

Добровольный отказ имеет строго индивидуальный характер, от уголовной ответственности освобождаются не все соучастники преступления, а лишь лица, которые непосредственно своими действиями или бездействием по собственной воле не допустили совершения преступления. Соучастник может нести уголовную ответственность в случае отказа от совершения преступления, если фактически совершенное им деяние содержит иной состав преступления. Сложным аспектом уяснения сути добровольного отказа соучастников является вопрос о том, в каких же случаях возможен добровольный отказ от преступления, а в каких нет? Добровольный отказ от преступления возможен до момента наступления преступного результата. На стадии приготовления добровольный отказ имеет форму чистого бездействия: лицо просто не приступает к исполнению преступления. Уничтожение орудий преступления для добровольного отказа не требуется.

Следует отметить, что добровольный отказ отсутствует в случаях, когда преступление не было доведено до конца потому, что предмет преступления не обладал нужными субъекту качествами. Так, «Пленум Верховного Суда СССР не нашел добровольного отказа в действиях Соловьева и Медведева, которые намеревались похитить съестные припасы, открыли дверь вагона, но так как в вагоне оказалась мануфактура, ничего похищать не стали».

Возможность добровольного отказа при покушении спорна. Так, ряд авторов, среди которых: З.А. Вышинская, В.Д. Меньшагин, Б.В. Здравомыслов, О.Ф. Шишов, А.В. Никулин, А.И. Ситникова допускают возможность добровольного отказа от преступления на стадии «неоконченного» и «оконченного» покушения. Но, вряд ли можно согласиться с мнением указанных авторов по следующим причинам. Обязательным признаком покушения является отсутствие преступного результата, который не наступает по не зависящим от лица обстоятельствам. При добровольном же отказе преступный результат не наступает по зависящим от данного лица обстоятельствам только потому, что лицо добровольно, сознавая возможность совершения оконченного преступления, навсегда отказывается от его совершения. Для признания поведения лица добровольным отказом суду достаточно установить, что преступление не было прервано по зависящим от лица обстоятельствам. Так, «…в действиях Селедцева и Корниченко, которые изготовили поддельные печати и бланки с целью совершения побега из места заключения, но затем отказались от задуманного преступления, сознавая возможность успешного его выполнения, Пленум Верховного Суда СССР нашел добровольный отказ на том основании, что суд не установил того, что побег не был ими осуществлен по причинам, от них не зависящим». Следует согласиться с Н.Ф. Кузнецовой в том, что «понятия покушения и добровольного отказа от преступления - это взаимоисключающие друг друга понятия. Если преступный результат уже не наступил по не зависящим от лица обстоятельствам, налицо покушение. Здесь и речи быть не может о добровольном отказе, как не может быть речи о добровольном отказе при оконченном преступлении, когда преступный результат уже наступил». Таким образом, употребление терминов «добровольно оставленное покушение», «добровольный отказ на стадии покушения» противоречит законодательному пониманию покушения. Несмотря на это, практически все специалисты игнорируют данный факт и формулируют рекомендацию о возможности добровольного отказа при покушении. Поэтому в теории уголовного права необходимо отказаться от употребления формулировки «добровольный отказ от преступления на стадии покушения (оконченного; неоконченного)», ибо она вводит в заблуждение, поскольку является обычным набором слов, не соотносящихся между собой. Заслуживает внимания предложение А.А. Клюева, указывающего, что «возможен добровольный отказ от выполнения деяния, непосредственно направленного на совершение преступления». Непосредственно направленными на совершение преступления следует считать действия, посредством которых полностью или частично выполняется объективная сторона описанного в законе состава преступления и создается непосредственная угроза правоохраняемому объекту. Подтверждение возможности добровольного отказа при выполнении действий, непосредственно направленных на совершение преступления, имеется в ч.1 ст. 31 УК РФ. Применительно к таким действиям законодатель не признал прекращение покушения при осознании невозможности добровольного отказа после прерванных действий (бездействия) по не зависящим от лица обстоятельствам.

Некоторые дискуссионные вопросы можно усмотреть в ч. 4 ст. 31 УК РФ. Так, наиболее «жесткие требования» закон (ч. 4 ст. 31 УК РФ) предъявляет к добровольному отказу организатора и подстрекателя. Они не подлежат уголовной ответственности, если своевременным сообщением органам власти или иными предпринятыми мерами предотвратят доведение преступления исполнителем до конца. В случае безуспешности действий организатора и подстрекателя по предотвращению совершения преступления исполнителем, они подлежат уголовной ответственности, а предпринятые ими меры при назначении наказания могут быть признаны судом смягчающими обстоятельствами (ч. 5 ст. 31 УК РФ).

В науке уголовного права высказывались различные точки зрения на ситуации, когда, например, подстрекатель принял все необходимые меры к недопущению преступления, но, несмотря на это, исполнитель все же совершил его. Так, по мнению К.А. Панько, «если исполнитель реализовал преступный замысел, несмотря на воздействие со стороны подстрекателя, то налицо последствия подстрекательства, которые нельзя уничтожить никакими последующими действиями, так как между действиями исполнителя и подстрекателя имеется причинная связь.

Против такого утверждения выступал М.И. Ковалев, который полагает, что, «когда подстрекатель принял все возможные меры, чтобы предотвратить последствия своего подстрекательства, но исполнитель преступление все же совершил, рушится та причинная связь, которая является необходимым элементом соучастия, исполнитель превращается в лицо, действующее в одиночку, субъекта, противопоставляющего свою волю воле других соучастников, и это обстоятельство должно служить достаточным основанием для освобождения от ответственности». Придерживаясь схожего мнения, Н.Ф. Кузнецова считала, что «сообщение подстрекателем и пособником органам власти о готовящемся преступлении, сделанное до того, как исполнитель начнет реализовывать план соглашения преступления, должно признаваться добровольным отказом, даже если исполнитель все же совершит преступление».

Следует поддержать позицию Н.Ф. Кузнецовой, поскольку встречаются такие ситуации, когда подстрекателя и организатора необходимо освободить от ответственности, даже когда исполнитель все же совершит преступление, но указывать на то, что во всех таких случаях рушится причинная связь, нельзя, так как совершение преступления исполнителем свидетельствует о прямом воздействии на исполнителя организатора и подстрекателя.

Организатор и подстрекатель должны освобождаться от ответственности только в случаях, когда они своими действиями не смогли разрушить решимость исполнителя совершить преступление, обращаются к органам власти, заявляя о готовящемся преступлении, и при этом имеется период во времени, позволяющий предотвратить преступление, но в связи с нерасторопностью правоохранительных органов исполнитель все же совершает преступление.

Представляется, что как добровольный отказ так же следует рассматривать действия организатора и подстрекателя, направленные на недопущение совершения исполнителем преступления, когда он, однако, совершает преступление раньше оговоренного времени или самостоятельно изменяет план совершения преступления. Например, подстрекатель за деньги нанимает убийцу для причинения смерти сопернику по работе. После склонения к совершению убийства подстрекатель примирился с предполагаемой жертвой и решил отказаться от своих намерений. Однако связаться с исполнителем подстрекатель не может. Подстрекатель обращается к предполагаемой жертве и правоохранительным органам с сообщением о готовящемся убийстве, но, несмотря на предпринятые меры, наступает преступный результат. Необходимо, чтобы такие случаи учитывались законодателем как добровольный отказ от преступления. Тогда как согласно УК РФ это является лишь смягчающим обстоятельством при назначении наказания организатору и подстрекателю.

Определенные проблемы возникают при назначении наказания соучастникам за неоконченное преступление. Статья 66 УК РФ устанавливает специальные правила назначения наказания за неоконченное преступление. Данной статьей предусматривается, что «максимальный срок и размер наказания, которое применяется за приготовление к преступлению, не может превысить половины максимального срока или размера наиболее строгого вида наказания, предусмотренного за оконченное преступление».

Помимо этого, в этой же статье говорится о том, «что срок и размер наказания за покушение на преступление не может превышать трех четвертей максимального срока или размера наиболее строгого вида наказания, предусмотренного соответствующей статьей Особенной части УК РФ за оконченное преступление».

В Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 11 января 2007 г. № 2 «О практике назначения судами уголовного наказания» (одноименное Постановление Пленума ВС РФ от 11 июня 1999 г. № 40 утратило силу) дан ряд разъяснений правил назначения наказания за неоконченное преступление. «При назначении наказания за неоконченное преступление надлежит соблюдать сроки и размеры наказания, которые в соответствии с частями второй и третьей статьи 66 УК РФ исчисляются от максимального срока или размера наиболее строгого вида наказания, предусмотренного за оконченное преступление. При этом смертная казнь и пожизненное лишение свободы за приготовление к преступлению и покушение на преступление не назначаются».

Нормативное закрепление запрета назначения за неоконченное преступление смертной казни и пожизненного лишения свободы (ч. 4 ст. 66 УК РФ), равно как и указанное разъяснение Пленума ВС РФ, представляется излишним, поскольку из самого содержания ч. 2 и 3 ст. 66 УК РФ и без того логически вытекает, что невозможно назначить половину смертной казни или заранее определить три четверти пожизненного лишения свободы. Тем не менее ряд статей: 277 («Посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля»), 295 («Посягательство на жизнь лица, осуществляющего правосудие или предварительное расследование»), 317 («Посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа») и 357 («Геноцид») УК РФ предусматривают в своих санкциях (помимо лишения свободы на определенный срок) пожизненное лишение свободы или смертную казнь.

А так как составы преступлений указанных статей УК РФ по конструкции объективной стороны являются усеченными, то это делает невозможным покушение на данные преступления, так как они будут считаться оконченными уже на стадии выполнения предусмотренного в законе действия, независимо от того, наступили ли общественно опасные последствия в виде смерти потерпевшего (в частности, при посягательстве на жизнь указанных в их диспозициях должностных лиц). То есть имеет место явное противоречие между ч. 4 ст. 66 УК РФ и указанными статьями Особенной части УК РФ, поскольку назначение пожизненного заключения или смертной казни за неоконченное преступление недопустимо. Кроме того, возникает другой вопрос: как исчислять сроки наказания за данные преступления?

А.С. Михлин считает, что «при приготовлении к данным преступлениям неприменимо правило, предусмотренное ч. 2 ст. 66 УК РФ, о неназначении наказания, превышающего половину максимального срока или размера наиболее строгого вида наказания, предусмотренного санкцией соответствующей части статьи Особенной части УК РФ». Свою позицию он обосновывает тем, что «ненаступление последствий преступления уже учтено в силу того, что не может быть назначена смертная казнь, а повторного смягчения наказания закон не требует». Таким образом, если следовать позиции А.С. Михлина, в таком случае лицу, совершившему, например, приготовление к посягательству на жизнь сотрудника правоохранительных органов (ч. 1 ст. 30 - ст. 317 УК РФ), может быть назначено наказание в виде лишения свободы на срок 20 лет, то есть на максимальный срок, предусмотренный для данного вида наказания в ч. 2 ст. 56 УК РФ. Тогда получается, что и за приготовление к этому преступлению, и за покушение на него назначается максимальный срок лишения свободы, то есть 20 лет. Одновременный учет правил ч. 2 или ч. 3 ст. 66 УК РФ, а также правила ч. 4 указанной статьи не является повторным смягчением наказания.

Запрет на применение смертной казни и пожизненного лишения свободы к лицу, совершившему неоконченное преступление, само по себе не смягчает наказания, а лишь ориентирует суд на то, что в данном случае самым строгим наказанием, которое может быть назначено такому лицу, является лишение свободы на определенный срок. Следовательно, в отношении этого вида наказания и должны применяться правила, указанные в ч. 2 или ч. 3 ст. 66 УК РФ. При этом, помимо специальных правил, суд должен учитывать положения ст. 60 УК РФ, в которой закреплены общие начала назначения наказания. В итоге получается: если, например, исполнитель в составе группы лиц по предварительному сговору приготавливался к совершению преступления, допустим, предусмотренного ст. 317 УК РФ, то суд должен назначить ему наказание в виде десяти лет лишения свободы (то есть одну вторую от максимального срока, предусмотренного за данное преступление); а уже за покушение на это преступление (поскольку состав преступления считается уже выполненным) - 15 лет лишения свободы.

Обращаясь к указанному ранее Постановлению Пленума ВС РФ, где говорится, что «если назначенное по правилам, предусмотренным частями второй и третьей статьи 66 УК РФ, наказание является менее строгим, чем нижний предел санкции соответствующей статьи Особенной части УК РФ, то ссылка на статью 64 УК РФ не требуется (например, за приготовление к преступлению, предусмотренному частью третьей с татьи 162 УК РФ, может быть назначено не более шести лет лишения свободы, а минимальный размер наказания за указанное оконченное преступление - семь лет лишения свободы)».

Ряд ученых ставит под сомнение такой подход Верховного Суда РФ. В частности, А.В. Ищенко полагает, что «ст.ст. 66 и 64 УК РФ находятся в конкуренции противоречащих специальных норм, устранение которой возможно только на законодательном уровне». По его мнению, «указанное разъяснение Пленума ВС РФ противоречит ч. 2 ст. 60 УК РФ, не предусматривающей иных, кроме предусмотренных ст. 64 УК РФ оснований для назначения менее строгого наказания, чем предусмотрено соответствующей статьей Особенной части УК РФ за совершенное преступление». Схожей позиции придерживается Л.В. Иногамова-Хегай, которая считает, что «в подобной конкуренции предпочтение нужно отдавать ст. 60 УК РФ и определять наказание, равное его минимальному сроку или размеру, установленному санкцией статьи». Как представляется, хотя ст. 64 и 66 УК РФ и являются нормами, закрепляющими специальные правила назначения наказания, их правовая сущность различна. Так, если лицом совершено неоконченное преступление, то суд обязан применить правила назначения наказания, указанные в ст. 66 УК РФ без наличия каких-либо дополнительных условий. Применение данных правил нельзя признать основанием для назначения менее строгого наказания, даже если назначенное наказание получится ниже, чем нижний предел санкции статьи Особенной части УК РФ.

Это объясняется тем, что «подобные ситуации являются особенностями назначения наказания за неоконченное преступление, а не основанием для его смягчения». Эти правила обязательны для суда, они подлежат применению независимо от каких бы то ни было условий и от судейского усмотрения. В силу указанных причин какая-либо дополнительная законодательная регламентация назначения наказания за неоконченное преступление, в частности, установление в ч. 2 ст. 60 УК РФ в качестве основания для назначения менее строгого наказания наряду со ст. 64 УК РФ еще и ст. 66 УК РФ, не требуется.

Как представляется, предлагаемые идеи вполне согласовываются с положениями Уголовного закона, и если они воплотятся в теории уголовного права и в практике, то несомненно будут способствовать единообразному пониманию института соучастия в преступлении по рассмотренным вопросам.

2.2 Совершенствование законодательного описания института пособничества в совершении преступления

Как известно, важную роль в предупреждении групповой преступности принадлежит уголовному закону. Действительно, институт соучастия в преступлении - сквозной, так как охватывает собой нормы как Общей, так и Особенной части УК РФ. В целом, его регламентации посвящено более 50 статей УК РФ. Не исключением, в данном случае является и институт пособничества в совершении преступления.

Очевидно, что предупреждение пособничества в преступлении должно соответствовать происходящим в нем изменениям, вызваны, прежде всего, усложнением его форм и способов. Нельзя не отметить, в этой связи, что УК РФ значительно усовершенствовал названный институт. В его рамках уточнена дефиниция пособника преступления, введен ряд новелл (добровольный отказ пособника преступления, криминализация финансирования террористической деятельности и посредничества в получении взятки), регламентирована ответственность соучастников преступления. УК РФ определенным образом коснулся и других уголовно-правовых основ предупреждения групповой преступности: оставил только одну форму прикосновенности к преступлению - заранее не обещанное укрывательство преступлений; закрепил посредственное совершение преступления. В итоге анализ судебной и следственной практики показывает, что российский уголовный закон за счет своих внутренних резервов в известной мере активизировал предупредительное воздействие на групповую преступность. Однако потенциал такого воздействия до сих пор еще не реализован в полном объеме.

В контексте изложенного, следует, в частности, систематизировать в УК нормы о пособничестве. Прежде всего, нужно четко сформулировать дефиницию пособничества в Общей части УК РФ. При этом важно особо различать посредничество как наиболее опасную форму пособничества, признавая его необходимым (существенным) соучастием, в преступлении.

Нуждается в дальнейшей оптимизации и регламентация ответственности за пособнические действия. В настоящий период уголовный закон не содержит критериев определения вида и размера наказания пособнику преступления. Между тем, при определении меры его ответственности необходимо не только руководствоваться общими правилами, установленными для всех лиц, совершающих преступление, но и учитывать специальные критерии, прежде всего характер и степень его фактического участия в совместном совершении преступления, необходимость его участия в совершении такого преступления. Характер участия - это качественная характеристика, которая определяется функциональной принадлежностью лица к роли исполнителя, организатора, подстрекателя, пособника. Законодательная система названных видов соучастников отражает общественную опасность деяния каждого из них по убывающей. Пособник по общественной опасности совершаемых им деяний находится на низшей ступени этой своеобразной «иерархической лестницы». При такой оценке в расчет принимается исключительно характер соучастия в преступлении. Степень участия - количественная характеристика, которая требует сравнения действий не только различных соучастников, но и в рамках одного вида соучастника. Необходимость пособнических действий требует выяснения того, мог ли исполнитель обойтись без помощи пособника. При этом значимость действий последнего определяется положением самого пособника, особенностями совершаемого преступления и свойствами личности того соучастника, которому оказывается содействие. Можно выделить следующие типы рассматриваемого вида соучастников, характеризующиеся различной степенью общественной опасности в убывающем порядке: пособник, оказавший значительное содействие совершению преступления; пособник, оказавший незначительное содействие совершению преступления. Значительность содействия может выражаться в объеме совершенных пособником действий (два и более способа содействия совершению преступления), то есть в повышенной степени фактического участия в совершении преступления, а также в важности (относительной ценности) оказанного содействия совершению преступления.

Единое основание уголовной ответственности всех соучастников ни в коей мере не лишает ее самостоятельного значения применительно к каждому из них.

Данное положение прямо вытекает из содержания ст. 33 УК РФ, четко разграничивающей функциональные роли каждого соучастника преступления. Поэтому лицо, организовавшее или руководившее исполнением преступления, несет ответственность за организацию преступления. Лицо, склонившее исполнителя к совершению общественно опасного и противоправного деяния, - за подстрекательство к преступлению, а лицо, содействовавшее совершению преступления, - за пособничество в преступлении. В процессе индивидуализации наказания суд, определив характер участия лица в конкретном преступлении, совершенном в соучастии, учитывает степень общественной опасности содеянного, причем, как справедливо подчеркивает Т.А. Лесниевски-Костарева, индивидуальную степень, т.е. интенсивность действий соучастника в рамках своей роли. Поэтому особо активная роль в совершении преступления отнюдь неслучайно признается одним из обстоятельств, отягчающих наказание.

Далее следует отметить, что на практике возникают определенные сложности в связи с оценкой добровольного отказа пособника от совершения преступления. В действующей редакции ч. 4 ст. 31 УК РФ содержится достаточно размытая формулировка на этот счет: если пособник преступления предпримет все зависящие от него меры для предотвращения преступления, то он освобождается от уголовной ответственности. Другими словами, законодатель ставит решение этого вопроса в зависимость от субъективной оценки правоприменителя. Думается, что одним из вариантов решения данного вопроса выступает, прежде всего, учет вида пособничества в совершении преступления (интеллектуального или физического).

В первом случае тот, кто дал совет (например, указал способ приготовления яда или уничтожения подписи на документе) уже не в состоянии возвратить все в исходное состояние. Однако он может в целях освобождения от наказания уведомить о происходящем правоохранительные органы или лицо, в отношении которого совершается преступное посягательство. Во втором случае, если пособник заблаговременно проинформирует исполнителя, что отказывается от участия в преступлении, то он может освобождаться от наказания только при наличии явки с повинной или деятельного раскаяния. Это объясняется тем, что обещание физического содействия составляет вместе с тем интеллектуальное пособничество, которое укрепляет решимость исполнителя. Поэтому, несмотря на отказ пособника от физического содействия совершению преступления, интеллектуальное влияние на исполнителя преступления может не терять своей силы, а, следовательно, для предотвращения последнего требуются конкретные действия по его недопущению и пресечению.