Кроме этих общих положений в законе к речам, произносимым с участием присяжных заседателей, установлено отрицательное требование: стороны не имели права касаться вопроса о наказании, чтобы не повлиять этим на решение присяжными вопроса о виновности. Прямого запрещения в Судебном уставе не сделано, оно выводилось из ст. 746 УУС.

М.В. Немытина называет это требование «странным, противоречащим здравому смыслу», и пишет, что «этот запрет, скрывавший от присяжных то, что, казалось бы, им знать просто необходимо, проводился в практике. Присяжные же, нередко ошибочно предполагали суровую меру наказания, угрожавшего подсудимому, предпочитали выносить оправдательный вердикт, чтобы не брать «грех на душу» [29. C. 72]. Это ошибочное положение судебных уставов 1864 г. было отменено лишь в 1910 г.

По содержанию прения на суде коронном и на суде с присяжными заседателями не одинаковы. Стараясь что-либо доказать, стараясь убедить, необходимо всегда иметь ввиду - кому предназначается речь. В первом случае речь имеет ввиду юристов, знающих закон и судебную практику, поэтому речь может быть короче, деловитее. Присяжным заседателям приходится нередко выяснять то, что для юриста является чуть ли не аксиомой, необходимо бывает больше останавливаться на сведении доказательств в систему, стараться выяснить, доказывать силу одних, слабость других [18. C. 326].

Число лиц, участвующих в заключительных прениях, законом не ограничено. Сложность и важность дела может вызвать необходимость возложения обязанностей обвинителя на двух и даже более представителей прокуратуры. По той же причине подсудимый может иметь нескольких защитников, а потерпевший, пользующийся правами обвинителя, гражданский истец или гражданский ответчик в уголовном суде - нескольких представителей.

«Устанавливая судебное состязание, закон имеет в виду две стороны -обвиняющую и защищающую, и задачей их законной борьбы ставится исследование истины в уголовном деле, насколько она доступна силам человеческого понимания. Численное неравенство сил не имеет в этом отношении значения. Оно лишь случайный признак. Гораздо важнее количества представителей сторон - их качество. Рассматриваемые с точки зрения таланта и знания, несколько заурядных защитников не могут составить надлежащего противовеса одному талантливому обвинителю, а три-четыре рядовых прокурора не идут в сравнение с одним богато одаренным защитником, горячим словом которого движет глубокое внутреннее убеждение» [23. C. 369].

Руководство прениями лежит на председателе. Прения сторон состояли из: 1) обвинительной речи прокурора (или частного обвинителя); 2) объяснений гражданского истца по делу; 3) из защитительной речи защитника или из объяснений самого подсудимого (ст.735, 736 УУС).

Прения происходят именно в том порядке, какой указан в ст.736 УУС, но допускались отступления. Хотя нарушение порядка судебных прений, состоящее в предоставлении гражданскому истцу слова после защитительной речи; и представляет существенные неудобства, но не может служить поводом к отмене приговора, если защитнику не было отказано в праве предоставить возражения, а подсудимому дано было последнее слово.

1) Речь обвинителя. По существу своей роли и по закону прокурор является в суд как представитель интересов общества и государства, он действует именем общего блага. По изложению речь прокурора должна быть спокойна. В ней, как говорит Муравьев Н.В., «не должно быть места ни страсти, ни увлечению; прокурор преследует преступления не от себя, не за свой личный счет - если так можно выразиться - и в результате преследования он лично не заинтересован, хотя и не должен относиться равнодушно или апатично, не должен видеть в нем только одну формальную обязанность» [30. C. 86-192]. П.Н. Обнинский советует избегать «всяких эффектов в речи; ни вступлений, ни заключений, по его мнению, не надо. Также обвинитель должен отступаться от всякого ехидства и подсиживания по отношению к обвиняемому и его защитнику. Бой должен быть вполне честный, открытый» [31. C. 84]. М.Ф. Громницкий не советует «подробно излагать обстоятельства дела. Такое изложение без нужды утомляет и раздражает судей, он советует касаться только спорных данных, если они имеют значение доказательств. Но знать дело и все его обстоятельства обвинитель должен хорошо» [18. C. 329-330]. А.Ф. Кони писал, что прокурор -«говорящий публично судья. На обязанности его лежит сгруппировать и проверить все изобличающие подсудимого и - если подведенный им итог с необходимым и обязательным учетом всего, говорящего в пользу обвиняемого создаст в нем убеждение в виновности последнего, - заявит о том суду в связном и последовательном изложении, со спокойным достоинством исполняемого грустного долга, без пафоса, негодования, и преследования какой-либо иной цели, кроме правосудия, которая достигается не непременным согласием суда с доводами обвинителя, а непременным выслушиванием их» [22. C. 15].

Согласно ст.737 УУС, прокурор в обвинительной речи излагает существенные обстоятельства обвинения в том виде, как они представляются по судебному следствию, и заключение свое о свойстве и степени вины подсудимого. Устанавливалось, что обвинительная речь прокурора не должна была представлять дело в одностороннем виде, извлекая из него только обстоятельства, обличающие подсудимого, она не должна была преувеличивать значение имеющихся в деле доказательств и улик и важности рассматриваемого преступления (ст.739 УУС).

На прокурора, кроме того, возлагалась обязанность отказаться от обвинения и не поддерживать обвинительного акта в случаях, когда он найдет оправдания подсудимого уважительными (ст.740 УУС). По данному вопросу высказывался А.Ф. Кони: «Прокурор в России, в смысле деятеля в судебном заседании поставлен в такое положение, которому может позавидовать всякое иностранное законодательство. Нигде с такой точностью и красотой не проведена спокойная, беспристрастная роль прокурора, как обвинителя на суде. В судебном заседании прокурор имеет право отказаться от обвинения, когда признает оправдания подсудимого заслуживающими уважения. Таким образом, прокурор на суде является, в сущности, говорящим судьей, однако таким, который обязан рассказать суду, почему по внутреннему, глубокому убеждению, он находит, быть может, даже со скорбью, что подсудимый действительно виновен» [25. C. 397].

Эти положения, направленные против обвинительного уклона прокурорской деятельности в суде, были включены в Устав уголовного судопроизводства по предложению либеральных деятелей судебной реформы. Практическое исполнение этих норм устава значительно улучшило бы положение подсудимого, гарантировало бы беспристрастность судебного разбирательства, но все они реализованы не были. «Судебная практика пореформенных лет не знает случаев отказа прокурора от обвинения, не знает примеров наличия в обвинительной речи прокурора обстоятельств, которые смягчали бы вину подсудимого» [13. C. 187-188].

2) Речь потерпевшего. По Судебному уставу потерпевший участвовал в прениях или как гражданский истец или в делах, преследуемых в порядке частного обвинения. В последнем случае, которые могут быть прекращены примирением сторон, частный обвинитель представляет суду, если признает нужным, такие же объяснения, какие возлагаются законом на прокурора (ст.741 УУС).

3) Согласно ст.742 УУС, гражданский истец может объяснять и доказывать все те действия и обстоятельства, от признания и определения которых зависят его требования, но он не должен касаться уголовной ответственности подсудимого. В делах, рассматриваемых с участием присяжных заседателей, гражданский истец свои объяснения о причиненных ему убытках; и доказательствах, на которых основано его требование о вознаграждении, представляет после постановления решения присяжными. Для признания гражданского требования необходимо доказать, во-первых, наличность преступления, т.к. этим обусловливается право на его удовлетворение; во-вторых, в большинстве дел важно доказать виновность данного лица. В этой части речь гражданского истца может совпасть с речью обвинителя, произносит он ее вслед за обвинением, и до вердикта присяжных. Вторая половина речи гражданского истца составляет выяснение гражданских последствий преступления и просьб ее удовлетворения. Гражданский истец должен твердо уяснить, чего он ищет, в каком размере, с кого, на каком основании. Все это он излагает на суде с присяжными заседателями уже после их вердикта. На суде без присяжных заседателей обе половины речи соединяются вместе [18.C. 331].

4) Речь защитника. Согласно ст.747 УУС, защитник подсудимого объясняет в защитительной речи все обстоятельства и доводы, которыми опровергается или ослабляется выведенное против подсудимого обвинение. Из этого вытекает следующее требование (предъявляемое Судебным уставом лишь к защитнику), чтобы они не распространялись в речах «о предметах, не имеющих отношения к делу». «Вопрос о том, относится, ли данный предмет к делу или нет, имеет субъективный характер: одним кажется, что имеет, другим - наоборот. С другой стороны, требование, чтобы прения выяснили данные судебного следствия, обязывает их и к надлежащей полноте» [18. C. 324-325]. В защитительной речи адвокат также не должен был распространяться о предметах, не имеющих отношения к делу, и. не употреблять оскорбительных выражений (ст.744, 745 УУС). Закон, однако, не предъявлял защите тех требований, которые предъявлялись прокурору. Защитник, даже будучи убежден в виновности подсудимого, вследствие неопровержимых доказательств обвинения или собственного его признания, обязан был говорить о снисхождении и возражать прокурору. Председатель не мог прервать защитительную речь адвоката.

По изложении защиты подсудимым или его защитником, как прокурор или частный обвинитель, так и гражданский истец могли представить свои возражения, но, во всяком случае, право последнего слова принадлежало подсудимому или его защитнику (ст.748 УУС). Предоставление подсудимому последнего слова считается одним из существенных условий процесса, в его речи должны быть соблюдены те же правила, которые установлены для защитников (ст.747 УУС).

П.Н. Обнинский отмечает, что «некоторые судебные ораторы практикуют следующий прием, они умышленно не показывают противнику с первого раза всего оружия, а самое, по их мнению, вредоносное держат до поры, до времени под полою и пускают его в ход лишь при вторых речах, с целью озадачить противника неожиданностью и помешать ему своевременно стать в оборонительное положение» [31. C. 150]. Данный прием автор называет «нерыцарским, запрещенным правилами честного поединка, и при том всегда принимаемым в ущерб истины, которая одна только должна руководить прениями. Не нападать на противника врасплох, не бить его исподтишка и тем покупать дешевую победу неправому, а напротив, смело и открыть развернуть перед ним весь план своей атаки, чтобы дать ему полную свободу и возможность в выборе целесообразных средств обороны - составляет непременную обязанность каждого судебного оратора. Вся сила его должна сосредоточиться в первой речи уже потому, что дальнейшие препирательства всегда грешат отрывочностью, выхватывая из целого лишь участки, далеко иногда не существенные, случайно и по капризу противника» [31. C. 150].

В дореволюционной литературе живо обсуждалась проблема, насколько прокурор и адвокат должны быть связаны в прениях показаниями подсудимого. По мнению Л.Е.Владимирова, «одна из весьма обыкновенных ошибок обвинителя заключается в том, что он заменяет положительные доказательства виновности доказательствами ложности оправданий, приводимых подсудимым» [29. C. 69]. Для подсудимого естественно стремление к самооправданию. В силу этого даже невиновный человек в состоянии волнения, под страхом грозящего ему наказания может давать ложные показания, которые будут без особого труда опровергнуты прокурором. Это не может служить основой для вердикта присяжных и приговора судьи, «настоящим основанием [29. C. 69] для последних может быть только доказанное обвинение, опирающееся на собственные, независимые материалы». Точно так же и «защита вовсе не обязана поддерживать ложные объяснения своего клиента; она стоит самостоятельно и независимо, как интегральная часть самого суда. Защита должна требовать доказательства от обвинения - в этом ее основная задача. Не на личное пререкание с обвинителем она должна тратить свое время, а на критику положительных основ обвинения» [29. C. 69].

Прокурор и адвокат, работая в условиях состязательности в суде присяжных; должны знать, какая речь произведет большее впечатление на присяжных заседателей, будет более эффективной. Существующее мнение о том, что присяжные заседатели легко оказываются жертвами адвокатского красноречия, глубоко ошибочны. Ни обвинитель, ни защитник не должны в гнаться за красноречием и эффектами, превращать свои речи в публичные лекции по общественным вопросам, утомляя присяжных количеством связанных слов, вызывая раздражение за бесцельно потраченное время [29. C. 69].

Если подсудимый несовершеннолетний (от 10 до 17 лет), то к представлению заключительных объяснений допускаются и его родители или опекуны (постановление 2.06.1897г.). Если сам несовершеннолетний подсудимый был удален, по особому определению суда из зала на время заключительных прений (ст.613 УУС), то он допускается к представлению последнего слова [18. C. 331-333].

Наконец, из прений нельзя исключить ссылок на предметы общеизвестные, удостоверение которых на судебном следствии обычными приемами - допросом свидетелей и официальными справками - подтверждено быть не может. К таким относятся: научные данные, превратившиеся в аксиому, исторические события, не подлежащие сомнению, явления природы или такие условия общежития, которые всеми признаны общеобязательными.

Невозможно требовать судебных доказательств того, что признается всем человечеством или значительной его частью, что бесспорно считается в том или другом исповедании веры догматом или таинством, или входит, как существенное начало, в общественное или государственное устройство, или, наконец, внушается с детства путем воспитания и элементарного научения. Сюда нужно отнести также и цитаты из Священного писания и общепризнанных классических произведений всемирной литературы, а также ставшие историческими афоризмы. Такие ссылки и цитаты иногда необходимы, как освобождающие речь от напрасного многословия или выпукло рисующие мысль говорящего под условием, конечно, что эти ссылки будут сделаны правдиво и с полной точностью [25. C. 367-368].

После окончательных объяснений защитника, председатель суда спрашивал подсудимого, «не может ли он представить еще что-либо в свое оправдание, и, в случае отрицательного ответа, объявлял прения сторон прекращенными (ст.749 УУС).

По окончании заключительных прений допускалось возобновление прений сторон: 1) в случае обнаружения или представления какою-либо из сторон нового доказательства; 2) если подсудимый в своем, последнем слове представит новые оправдания, которые не были предметом судебных прений, и прокурор предъявит требование о предоставлении ему возможности представить возражения на новые доводы подсудимого; 3) когда суд признает необходимым передопросить подсудимого или свидетелей; 4) в случае требования присяжных о проведении или возобновлении какого-либо следственного действия [54. C. 647-648].

ГЛАВА 3. Постановление и объявление приговора

3.1 Постановление приговора без участия присяжных заседателей

Материалом для вопросов служат прежде всего выводы обвинительного акта. Основанием для вопросов также должно служить судебное следствие и заключительные прения, в чем они развивают, дополняют или изменяют эти выводы (ст. 751 УУС). Прения могут служить материалом для вопросов лишь в том случае, если основываются на данных судебного следствия. Следствие и прения могут изменить выводы обвинительного акта в трех смыслах:

а) они могут обнаружить «новое преступление». Согласно ст.752 УУС, вопросы не предлагаются, если «оно по закону подвергает наказанию более строгому, чем деяние», определенное в акте.

б) Могут обнаружиться обстоятельства, не устанавливающие новое деяние подсудного, а лишь квалифицирующие вину. Ст.755 УУС разрешает ставить по ним частные вопросы.

в) Могут открыться обстоятельства, смягчающие вину подсудимого, которые должны быть включены в вопросы. Суд не может отказать подсудимому в постановлении вопроса об одной из причин, по которым или содеянное не вменяется в вину, или же наказание уменьшается, или вовсе отменяется, если причина эта принадлежит к числу указанных в законе (ст.763 УУС) [18. C 334-336].

Из ст.750 и ст.751 УУС можно сделать выводы:

1) вопросы ставятся по всем законным признакам преступления потому, что только в этом случае ответы суда будут заключать в себе весть тот фактический материал, наличностью которого обусловливается применение наказания и другие последствия осуждения;

2) вопросы не могут быть поставлены по обстоятельствам, несоответствующим законным признакам какого-либо преступления;

3) по каждому обвинению суд должен ставить отдельный вопрос [37. C. 698-699]. Ст.756 УУС гласит, что не следует ни в каком случае соединять такие вопросы, из которых один может быть разрешен утвердительно, а другой - отрицательно.

Суд приступал к рассмотрению следующих вопросов: 1) было ли в действительности событие, приведшее к обвинению подсудимого; 2) виновен или не виновен подсудимый по всем предметам обвинения; 3) какой закон о наказании должен быть применен подсудимому; 4) о вознаграждении за вред, нанесенный преступлением (ст.754 УУС).

Если в преступлении участвовало несколько лиц, то о степени участия каждого из них постановлялся отдельный вопрос. Если среди них были лица моложе 17 лет, следовало ставить вопрос, действовали ли они «с полным разумением» [7. C 70-71], Вопросы обсуждались, излагались в окончательном варианте на вопросном листе, подписанном всеми членами суда (ст.764 УУС).

Эти вопросы обсуждались судьями в совещательной комнате, где не могли находиться посторонние лица, в том числе и прокурор (ст.765 УУС). Суд должен выносить резолюцию после каждого выслушанного им дела, а не удаляться для совещания и вынесения резолюции совместно по нескольким делам. Нахождение секретаря в совещательной комнате законом не запрещалось. Не признавалось поводом к отмене решения «разговор на ухо» между прокурором и председателем, если он происходил до совершения судом такого действия, против которого защитник мог представить возражения, также разговор между прокурором и членом суда во время рассмотрения присяжными вещественных доказательств представляет лишь нарушение «порядка и тишины» [54. C. 688-690].

Составители Устава уголовного судопроизводства признали, что единственным критерием при оценке судом всех собранных по делу доказательств может быть только внутреннее судейское убеждение, но они опасались, что новизна такой оценки может вызвать ряд практических затруднений. Поэтому составители Устава решили, что в нем надлежит поместить главнейшие правила оценки доказательств, не имеющие силы закона, но основанные на житейском опыте и логике. Они должны были помогать судьям и присяжным разбираться в сложных делах, приходить к правильным выводам в вопросе о доказанности совершения преступления подсудимым [52. C. 791].

В числе намеченных правил об оценке доказательств были следующие положения: 1) подсудимый признается виновным, доколе противное не будет доказано. Всякое сомнение о вине или о степени виновности подсудимого объясняется в его пользу. Это положение представляет собой формулу презумпции невиновности. 2) Указывался ряд обстоятельств, при наличии которых «собственное признание подсудимого не принималось в уважение». 3) Указывался, ряд обстоятельств, при наличии которых «показания свидетелей не принимались в уважение». 4) Признавались достоверными акты, составленные в присутственном месте или у должностного лица в отношении удостоверяемых ими фактов, «доколе противное не будет доказано». 5) Давалось следующее определение улик и их доказательственной силы: «Уликою признается всякое обстоятельство, из которого можно вывести заключение или о событии преступления или о вине подозреваемого лица. Те только улики могут быть приняты во внимание при решении дела, которые имеют несомненную связь с предметом суждения». 6) «Ни собственное признание подсудимого, ни показание свидетелей не принимаются в уважение; если оно сделано не на суде, а при предварительном следствии, без присутствия при том посторонних лиц» [52. C. 791-792].

Однако при окончательном обсуждении проекта Устава уголовного судопроизводства мысль о помещении в Уставе или в приложенной к нему инструкции каких бы то ни было правил об оценке доказательств была отвергнута, поскольку, кроме теоретической ошибочности, приносила бы и практический вред делу правосудия. Она предоставляла бы судьям и присяжным «легкий способ постановления решений подведением обстоятельств дела под известные и единожды навсегда установленные формулы, без самостоятельного разбора значения каждого обстоятельства и без тщательного соображения силы всех обстоятельств в совокупности».

Поэтому при окончательном редактировании Устава уголовного судопроизводства из него были исключены всякие указания на силу и значение отдельных доказательств. Суд должен был решать вопрос о виновности подсудимого, не будучи связан ни сознанием последнего, ни отказом обвинителя от поддержания обвинения, исключительно по внутреннему своему убеждению, основанному на обсуждении в совокупности всех обстоятельств дела (ст.766 УУС).

Голосование судей осуществлялось по каждому вопросу отдельно, в последовательности, установленной законом: сначала подавали голоса младшие члены и в последнюю очередь - председатель. Приговор выносился большинством голосов, а при равенстве голосов предпочтение отдавалось тому мнению, которое поддерживалось председательствующим (ст.767-769 УУС).

Суд постановлял приговор или осуждающий, или оправдывающий. Оставление в подозрении не допускается [10. C. 266]. Возможен был еще один вариант решения: об освобождении подсудимого от суда за давностью совершенного деяния, в результате «милостивого манифеста», т.е. по решению высшей власти или по другой законной причине прекращения дела (ст.771 УУС).

Суду разрешалось при определении наказания (при обстоятельствах, уменьшающих вину) смягчать его одной или двумя степенями, ходатайствовать перед императором о смягчении наказания в размере, выходящем из пределов судебной власти, или даже о помиловании подсудимого, «вовлеченного в преступление несчастным для него стечением обстоятельств» (ст.774 УУС).

Суд делал также определение относительно вещей, «добытых преступным деянием», которые возвращались к их законному владельцу, о вознаграждении за убытки, о возмещении судебных издержек (ст.776 УУС). Причем оправданный мог вчинить иск о вознаграждении ущерба лицу, возбудившему судебное преследование, если это лицо действовало «недобросовестно», искажало обстоятельства происшедшего, давало ложные показания и пр. Он мог предъявить иск и судебным лицам (следователю и прокурору), если докажет, что они действовали «пристрастно, притеснительно, без законного повода или основания или же вообще недобросовестно» (ст.783 УУС). Но в отличие от взыскания с частных лиц, взыскания с должностных лиц производились не в уголовном суде, оправдавшем подсудимого, а в суде гражданском [7.C. 71-72].

Сущность приговора излагалась письменно в резолюции, которую подписывали все члены суда и которая немедленно прочитывалась в зале. Присутствующие в зале суда выслушивали приговор стоя (ст.786, 789-790 УУС). Коронные судьи объявляли резолюцию сидя [54. C. 708]. По делу, требующему продолжительных совещаний, разрешалось отложить постановление резолюции до следующего дня (ст.791 УУС). Объявление резолюции, основанной на оправдательном решении присяжных заседателей, не может быть отложено до следующего дня [54. C. 708].

Вместе с провозглашением, сущности приговора председатель суда объявлял день и час, когда приговор в окончательной форме будет прочитан при открытых дверях присутствия, и приглашал участвующих в деле лиц явиться к этому времени в суд (ст.792 УУС). Объявление подсудимому приговора окружного суда не в тот день, который был для этого назначен при объявлении краткой резолюции, могло быть признано существенным нарушением закона лишь тогда, когда подсудимый докажет, что оно имело для него вредные последствия [54. C. 688-690]. На изготовление приговора давалось две недели. Приговор писался от имени Императорского величества (ст.ст.793, 796 УУС).

3.2 Постановление приговора с участием присяжных заседателей