Сопоставительный лингвоэстетический анализ художественных переводов

Размещено на http://www.allbest.ru/

11

Орский гуманитарно-технологический институт (филиал) федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего образования «Оренбургский государственный университет»

СОПОСТАВИТЕЛЬНЫЙ ЛИНГВОЭСТЕТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ПЕРЕВОДОВ

Флоря А.В.,

д-р филол. наук, профессор

Предмет данной статьи -- сопоставительный лингвоэстетический анализ переводов одного текста, выполненных одним и тем же автором в разных жанрах. Такая работа может быть весьма полезна на занятиях по стилистике и теории перевода на факультете иностранных языков.

Для анализа мы взяли работы орского поэта и переводчика Ю.И. Лифшица. В его творчестве значительное место занимает многолетняя работа над произведениями В. Шекспира. Он перевел 8 пьес великого англичанина, а также его сонеты, причем дважды: полностью -- рифмованным стихом (впервые -- в газете «New Ведомости» в 2004-05 гг.). 11 из них были включены в академическое издание сонетов Шекспира в серии «Литературные памятники» -- М.: Наука, 2016) и 42 стихотворения -- белым стихом (в газете «Металлург» в 1996-98 гг.), повторив в этом отношении опыт переводчика XIX в. Ивана Мамуны.

Основательность и серьезность подхода Лифшица к делу проявилось и в попытке теоретического осмысления своего и чужого опыта работы над Шекспиром и оформилось в обширном эссе «Как переводить сонеты Шекспира» (опубликовано на сайте «Русский Шекспир» и некоторых других интернет-ресурсах).

Нас в данном случае интересует сопоставительный анализ разных версий сонета 1.

Приводим его в оригинале (далее -- ВШ 1)

1 From fairest creatures we desire increase,

2 That thereby beauty's rose might never die,

3 But as the riper should by time decease,

4 His tender heir might bear his memory:

5 But thou, contracted to thine own bright eyes,

6 Feed'st thy light's flame with self-substantial fuel,

7 Making a famine where abundance lies,

8 Thyself thy foe, to thy sweet self too cruel.

9 Thou that art now the world's fresh ornament

10 And only herald to the gaudy spring,

11 Within thine own bud buriest thy content,

12 And, tender churl, mak'st waste in niggarding:

13 Pity the world, or else this glutton be,

14 To eat the world's due, by the grave and thee [4, 39]

Перевод Ю. Лифшица белым стихом (далее -- ЮЛ 1)

1 Мы страстно жаждем, чтобы умножалось

2 Все что ни есть прекрасного на свете.

3 Пусть роза -- воплощенье красоты, --

4 Завянет, распуститься не успев,

5 Но в памяти потомства своего,

6 В его бутонах нежных возродится.

7 Но ты в свои лучистые глаза

8 Глядишь и глаз не можешь отвести,

9 Помолвлен с отражением зеркальным.

10 Сгораешь ты на медленном огне,

11 В костер бросаешь собственную сущность,

12 Хотя, глодая самого себя,

13 Ты голодаешь, сидя на пиру,

14 И ненавидишь до смерти себя,

15 Желая смерти юности своей.

16 Ты ныне освежаешь, украшая,

17 Весь этот мир; не кто иной, как ты

18 Весны предвозвещаешь торжество

19 И в то же время губишь на корню

20 В себе самом начало новой жизни,

21 Хоронишь содержание свое,

22 Тем самым, юный скряга, совмещая

23 В одном лице и мота и скупца.

24 Жалея мир, смири свой аппетит,

25 Не то твоя проглотит ненасытность

26 Не что-нибудь, а достоянье мира

27 Да и тебя навек загонит в гроб.

25.02.1996 -- 15.06.1996 [1]

Рифмованный вариант (далее -- ЮЛ 2)

Пусть только наилучшее растёт!

И не погибнет роза красоты,

Когда цветы умрут, но в свой черёд

Их обессмертят юные цветы.

А ты, влюблённый в собственную стать,

Горишь самоубийственным огнём,

В пиру предпочитаешь голодать,

Чтоб жертвой стать себе и палачом.

В тебе -- весь мир, ты -- юности венец,

Весны герольд, но свой богатый клад

В себе ты прячешь, милый мой скупец,

И в то же время тратишь невпопад.

Не ешь того, что всем принадлежит,

Не то тебя убьёт твой аппетит.

[2004] [3, 19]

Лифшиц столкнулся с проблемой, которая возникает перед любым переводчиком сонетов Шекспира: в рифмованном 14-строчном сонете очень трудно, практически невозможно, передать во всех подробностях сложнейшую барочную образность автора и его своеобразную логику. По-видимому, самые значительные интерпретаторы ВШ С. Маршак и А. Финкель олицетворяют два полюса -- поэтический перевод, который значительно упрощает и гармонизирует оригинал, и буквализм, представляющий оригинал более полно и точно, однако проигрывающий в художественности.

В «белом» переводе Лифшиц отказывается от эквилинеарности и эквиритмии, т. е. от соблюдения количества строк и строфики и рифмовки, излагает содержание ВШ 1 в форме, аналогичной монологу из шекспировский пьес [2, 14]. ЮЛ 1 содержит 27 строк, т. е. почти вдвое больше, чем в каноническом сонете, зато скрупулезно передает смысл подлинника. В ЮЛ 2, напротив, эквилинеарность и эквиритмия соблюдены максимально, вплоть до сплошных мужских клаузул.

В белом стихе Лифшиц стремится к воссозданию, авторского синтаксиса, но отчасти передаёт звукопись. В оригинале:

From fairest creatures we desire increase.

В ЮЛ 1:

Мы страстно жаждем, чтобы умножалось

Все что ни есть прекрасного на свете.

У Шекспира в строке 1 повторяются сначала отдельные звуки, потом целые звуковые синтагмы: creatures, increase [k --- r -- i: -- z], у Лифшица -- и отдельные звуки: всё, есть [с], и комбинации звуков, причем с тенденцией к укрупнению: жаждем, умножалось [жа], прекра[снава на св']ете. То есть у переводчика не передаются конкретные звуки, а воспроизводится сам характер звукописи. Аналогичным образом Лифшиц пытается выдержать и ассонанс: у Шекспира он строится на гласных переднего ряда: [i; i:] fairest creatures we desire increase у Лифшица -- на звуке [а]: стр[а]стн[а], ж[а]ждем, умн[а]ж[а]л[а]сь. Мы далеки от мысли, что Шекспир вкладывал в свою фонетическую оркестровку определенный смысл. Можно говорить лишь о субъективном восприятии читателя. Постепенное укрупнение повторяющихся звуковых комбинаций может работать на закрепление смысла, выраженного в центральных словах: increase и умножалось. Звукописью может создаваться эффект расширения, разрастания. Ассонансы, т. е. гласные, прошивающие, пронизывающие строку, подчеркивают ее единство. Связность на фонетическом уровне вполне может служить оформлением темы родственных связей, о которых говорится в этих строках и сонете в целом.

Так или иначе, в оригинале применяется не просто звукопись, а звукопись особого рода: аллитерации тяготеют к укрупнению и поддерживаются ассонансами. Лифшиц, хотя и оперируя другими звуками, сохраняет сами эти принципы.

В стихотворном переводе он этого не делает, если повторы звуков и есть, они гораздо менее заметны (только наилучшее) или дистанцированы (пусть... растет).

Первая же фраза в обоих перевода различается диаметрально: Мы страстно жаждем, чтобы умножалось // Всё, что ни есть прекрасного на свете (ЮЛ1) и Пусть только наилучшее растет! (ЮЛ 2). Кроме того, резко меняется модальность и цель высказывания: в первом случае -- констатация: мы жаждем, чтобы умножалось, во втором -- оптатив, т. е. пожелание: пусть растет! Конечно, меняется и эмоциональный регистр -- вернее, эмоциональность возникает во втором случае. Понятно, что переводчик только для размера вставил слово «только», отчего возникает неуместный и отсутствующий у Шекспира мотив элитаризма. В оригинале: мы особенно жаждем, страстно жаждем, чтобы развивалось наилучшее, но там не сказано: пусть увянет всё остальное. Конечно, слово «растет» можно понимать по-разному: не только произрастает, но и `преумножается, развивается, совершенствуется', однако и это не лучший вариант.

Сугубо аллегорическое, эмблематическое значение слова «роза»: beauty's rose might never die -- `чтобы роза красоты никогда не могла умереть', как ни странно, передано в стихотворном варианте, что технически труднее:

И не погибнет роза красоты,

когда цветы умрут, но в свой черёд

их обессмертят юные цветы.

Здесь четко сказано, что роза красоты и цветы -- не одно и то же. В ЮЛ 1, напротив:

Пусть роза -- воплощенье красоты, --

Завянет, распуститься не успев,

Но в памяти потомства своего,

В его бутонах нежных возродится.

Здесь роза -- не аллегория, а символ, т. е., с одной стороны, это обобщенный образ (воплощенье красоты), с другой -- реальный цветок. Правда, не совсем ясно, как этот реальный цветок оставит потомство, не успев распуститься. Вероятно, это все-таки не настоящая роза...

Лифшиц, видимо, ради разнообразия, отказался от повторения слова tender -- сначала tender heir (`нежный потомок'), потом tender churl (`нежный скряга'). В первом случае это слово употребляется в положительном контексте (даже если учесть дополнительные оттенки: `хрупкий, слабый', то такие потомки, спасающие предка от забвения, тем более вызывают уважение), во втором -- в отрицательном. Мы полагаем, в повторе данного слова есть смысл: адресат Шекспира сам уже не дитя, ему пора быть отцом, а он отвергает эту роль, предпочитая оставаться нежным потомком. Нежный скряга -- это не просто оксюморон (вернее, катахреза -- сочетание не прямых, а контекстуальных антонимов), но еще и упрек в инфантильности. Лифшиц не воссоздает этой детали ни в стихотворном переводе (юные цветы -- милый мой скупец), ни, что удивительно, в белом (в бутонах нежных -- юный скряга). Важная для сонета тема потомства, выраженная в слове heir, передана только в ЮЛ 1, да и то за счет декомпрессии -- расширения текста (в памяти потомства своего, в его бутонах нежных).

Второй катрен ВШ 1 в концентрированном виде содержит необыкновенную, ярчайшую образность: друг поэта заключил свадебный контракт со своими яркими глазами, кормит пламя своего света самим собой (как свеча), устраивает голод там, где изобилие, он враг самому себе, жестокий к своему сладостному «Я» (to thy sweet self). Конечно, передать всё это буквально -- немыслимо даже белыми стихами. Лифшиц проясняет шекспировские образы, делая их более привычными. Герой помолвлен не со своими собственными глазами, а с зеркальным отражением, что ассоциируется с более знакомым образом Нарцисса. Образ питания пламени самим собой не передан вообще. Образ голода посреди изобилия (искусственного голода при богатом урожае) заменен несколько менее абсурдным голоданием на пиру. Шекспировская строка Thyself thy foe, to thy sweet self too cruel расшифрована (вместо абстрактного thy sweet self более определенное юности своей), причем, как и в оригинале, сохраняются повторы, хотя и других слов:

И ненавидишь до смерти себя,

Желая смерти юности своей.

Как и следовало ожидать, в ЮЛ 2 тенденция к прояснению проявляется тоже: А ты, влюблённый в собственную стать. С другой стороны, фраза горишь самоубийственным огнём ближе к ВШ 1, хотя и проще. Образ пира из ЮЛ 1 сохранен: в пиру предпочитаешь голодать. Последняя строка этого катрена дана в компрессивном виде: чтоб жертвой стать себе и палачом.

В обоих вариантах Лифшиц так или иначе усиливает шекспировские формулировки, переводя их в тропеическую форму: bright eyes -- лучистые глаза (ЮЛ 1), которые не очень уместно ассоциируются с таковыми же глазами княжны Марьи; thyself thy foe -- жертвой стать себе и палачом (ЮЛ 2).

В данном фрагменте ВШ 1 есть, по крайней мере, две очевидные особенности. Во-первых, концентрация местоимений, доходящая до тавтологии: thou, thine own, thy, self-(substantial), thyself thy, thy, self. Этот прием аккумуляции абсолютно откровенен и понятен: Шекспир подчеркивает эгоизм героя, замыкание в самом себе. Лифшиц, видимо, для избежания тавтологии несколько уменьшает количество таких слов, хотя в общем сохраняет эту черту, особенно в ЮЛ 1:

Но ты в свои лучистые глаза

Глядишь (...)

Сгораешь ты на медленном огне,

В костер бросаешь собственную сущность,

Хотя, глодая самого себя,

Ты голодаешь, сидя на пиру,

И ненавидишь до смерти себя,

Желая смерти юности своей.

Во-вторых, Шекспир прибегает к игре слов путем повторов и созвучий во фразе Thyself thy foe, to thy sweet self too cruel: thyself -- thy ... self, to -- too. Возможно, это самоценные каламбуры, которых много и в стихах, и в пьесах Шекспира. В стихотворном варианте эта особенность отсутствует, но в ЮЛ 1 присутствует игра слов -- других:

Хотя, глодая самого себя,

Ты голодаешь, сидя на пиру,

И ненавидишь до смерти себя,

Желая смерти юности своей.

В первом случае это парономазия, выражающая двойственность поведения героя, во втором -- обыгрывание фразеологически связанного и свободного значения слова.

В переводах последних 6 строк Лифшиц достаточно полно передает причудливый орнамент образности и логики оригинала, расшифровывая в обоих случаях слово grave, формулируя мысль о губительности эгоизма не только для мира, но и для самого эгоиста: ненасытность (...) тебя навек загонит в гроб (ЮЛ 1) и тебя убьет твой аппетит (ЮЛ 2). Для слова glutton (`обжора') более точный вариант -- ненасытность.

Эпитет, взятый Шекспиром для весны -- gaudy, т. е. `буйная, пестрая, вульгарно яркая, крикливая' -- по-видимому, оттолкнул переводчика, в ЮЛ 2 для него нет вообще никаких эквивалентов, а в ЮЛ 1 она торжествующая. Этот распространенный старославянизм подкреплен другим, редким -- предвозвещаешь, усиливающим книжную окраску этого фрагмента.

Во фразе Within thine own bud buriest thy content, где имеется в виду росток, в ЮЛ 2 он заменен кладом, который семантически увязан со скупцом в следующей строке. В ЮЛ 1 сохранен «растительный» смысл этой метафоры: губишь на корню в себе самом начало новой жизни.

Таким образом, мы видим, что в двух переводах у одного и того же автора встречаются отдельные диаметральные расхождения в деталях. С другой стороны, некоторые нововведения переводчика совпадают: пир вместо урожая и разъяснение шекспировского образа гроба в финале.

Некоторые нюансы ВШ 1 переданы точнее в ЮЛ 1, некоторые в ЮЛ 2. Первое, возможно, из-за более пространной формы, позволяющей комментировать шекспировский текст, второе -- из-за последующего осмысления оригинала. Сравнение обеих версий ВШ 1 позволяет не только изучить переводческий метод и его эволюцию, но и лучше осознать первоисточник: что переводчик сохранил в обоих текстах из оригинала и из своей трактовки, что заменил. Например, в разный вариациях этого сонета реализуются противоположные стратегии. В ЮЛ 1 -- расширение, максимальное приближение к оригиналу, его разъяснение, в ЮЛ 2 -- компрессия, упрощение. В ЮЛ 1 реализуется преимущественно нейтральная стилистика, в ЮЛ 2 -- умеренно-книжная. В ЮЛ 1 сохраняется образная эклектика, разбросанность шекспировых образов, в ЮЛ 2 -- большее единообразие (например, в ЮЛ 1 рядом росток, погибший в почке, и скупость, в ЮЛ 2 -- спрятанный клад и скупость). Но, при этих различиях, сохраняются центральные мотивы ВШ 1 (введенный автором в обоих текстах образ голодания на пиру поддерживает сквозную тему еды, пожирания, поглощения), сохраняет, а иногда усиливает парадоксальность образов (например, через сближение слов голодать и глодать), подчеркивая тем самым общую абсурдность описываемой ситуации. Текст Шекспира строится на взаимоисключающих противоречиях (оксюморонах, катахрезах): famine -- abundance, tender churl и др., подчеркивающих ненормальность эгоизма.

Для стилистического анализа всегда бывает ценным сопоставление черновых вариантов или разных редакций произведения. Гораздо интереснее, когда один и тот же автор создаёт несколько вариаций одного текста, являющихся самостоятельными законченными произведениями (например, три версии «Леноры» Г. Бюргера у В. А. Жуковского). Такие случаи довольно редки, и вариации Ю. И. Лифшица могут послужить полезным материалом как для собственно филологического анализа сонетов Шекспира, так и для обучения студентов.

перевод жанр пьеса сонет шекспир

Список литературы

1.Лифшиц, Ю. В. Шекспир. Сонеты 1-42. Экспериментальные / Ю. Лифшиц [Электронный ресурс]. -- Режим доступа: https://poezia.ru/works/107672

2.Первушина, Е. А. Предисловие // Шекспир У. Сонеты : Пер. Ю. И. Лифшица / Е. А. Первушина [Текст]. -- Екатеринбург : Издательство Уральского университета, 2006. -- С. 3-16.

3.Шекспир, У. Сонеты : Пер. Ю. И. Лифшица / У. Шекспир [Текст]. -- Екатеринбург : Издательство Уральского университета, 2006. -- 176 с.

4.Шекспир, У. Сонеты : на англ. яз. с параллельным русским тек¬стом / Сост. А. Н. Горбунов / У. Шекспир [Текст]. -- М.: Радуга, 1984. -- 368 с.

Размещено на Allbest.ru