Способы выражения определения в русском и сравниваемых иностранных языках

I had gone on board early in the morning and soon discovered that I was thrown amid the oddest collection of persons I had ever encountered. There were two French traders and a Belgian colonel, an Italian tenor, the American proprietor of a circus with his wife, and a retired French official with his. The circus proprietor was what is termed a good mixer, a type which according to your mood you fly from or welcome, but I happened to be feeling much pleased with life and before I had been on board an hour we had shaken for drinks, and he had shown me his animals. He was a very short fat man, and his stengah-shifter, white but none too clean, outlined the noble proportions of his abdomen, but the collar was so tight that you wondered he did not choke. He had a red, clean-shaven face, a merry blue eye, and short, untidy sandy hair. He wore a battered topee well on the back of his head. His name was Wilkins and he was born in Portland, Oregon. It appears that the Oriental has a passion for the circus and Mr Wilkins for twenty years had been travelling up and down the East from Port Said to Yokohama (Aden, Bombay, Madras, Calcutta, Rangoon, Singapore, Penang, Bangkok, Saigon, Hue, Hanoi, Hong-Kong, Shanghai, their names roll on the tongue savourily, crowding the imagination with sunshine and strange sounds and a multicoloured activity) with his menagerie and his merry-go-rounds. It was a strange life he led, unusual, and one that, one would have thought, must offer the occasion for all sorts of curious experiences, but the odd thing about him was that he was a perfectly common-place little man and you would have been prepared to find him running a garage or keeping a third-rate hotel in a second-rate town in California. The fact is, and I have noticed it so often that I do not know why it should always surprise me, that the extraordinariness of a man's life does not make him extraordinary, but contrariwise if a man is extraordinary he will make extraordinariness out of a life as humdrum as that of a country curate. I wish I could feel it reasonable to tell here the story of the hermit I went to see on an island in the Torres Straits, a shipwrecked mariner who had lived there alone for thirty years, but when you are writing a book you are imprisoned by the four walls of your subject and though for the entertainment of my own digressing mind I set it down now I should be forced in the end, by my sense of what is fit to go between two covers and what is not, to cut it out. Anyhow, the long and short of it is that notwithstanding his long and intimate communion with nature and his thoughts the man was as dull, insensitive, and vulgar an oaf at the end of this experience as he must have been at the beginning.

The Italian singer passed us, and Mr Wilkins told me that he was a Neapolitan who was on his way to Hong-Kong to rejoin his company, which he had been forced to leave owing to an attack of malaria in Bangkok. He was an enormous fellow, and very fat, and when he flung himself into a chair it creaked with dismay. He took off his topee, displayed a great head of long, curly, greasy hair, and ran podgy and beringed fingers through it.

'He ain't very sociable,' said Mr Wilkins. 'He took the cigar I gave him, but he wouldn't have a drink. I shouldn't wonder if there wasn't somethin' rather queer about him. Nasty-lookin' guy, ain't he?'

Then a little fat woman in white came on deck holding by the hand a Wa-Wa monkey. It walked solemnly by her side.

'This is Mrs Wilkins,' said the circus proprietor, 'and our youngest son. Draw up a chair, Mrs Wilkins, and meet this gentleman. I don't know his name, but he's already paid for two drinks for me and if he can't shake any better than he has yet he'll pay for one for you too.'

Mrs Wilkins sat down with an abstracted serious look, and with her eyes on the blue sea suggested that she did not see why she shouldn't have a lemonade.

'My, it's hot,' she murmured, fanning herself with the topee which she took off.

'Mrs Wilkins feels the heat,' said her husband. 'She's had twenty years of it now.'

'Twenty-two and a half,' said Mrs Wilkins, still looking at the sea.

'And she's never got used to it yet.'

'Nor never shall and you know it,' said Mrs Wilkins.

She was just the same size as her husband and just as fat, and she had a round red face like his and the same sandy, untidy hair. I wondered if they had married because they were so exactly alike, or if in the course of years they had acquired this astonishing resemblance. She did not turn her head but continued to look absently at the sea.

'Have you shown him the animals?' she asked.

'You bet your life I have.'

'What did he think of Percy?'

'Thought him fine.'

I could not but feel that I was being unduly left out of a conversation of which I was at all events partly the subject, so I asked:

'Who's Percy?'

'Percy's our eldest son. There's a flyin'-fish, Elmer. He's the orang-utan. Did he eat his food well this morning?'

'Fine. He's the biggest orang-utan in captivity. I wouldn't take a thousand dollars for him.'

'And what relation is the elephant?' I asked.

Mrs Wilkins did not look at me, but with her blue eyes still gazed indifferently at the sea.

'He's no relation,' she answered. 'Only a friend.'

The boy brought lemonade for Mrs Wilkins, a whisky and soda for her husband, and a gin and tonic for me. We shook dice and I signed the chit.

'It must come expensive if he always loses when he shakes,' Mrs Wilkins murmured to the coast-line.

'I guess Egbert would like a sip of your lemonade, my dear,' said Mr Wilkins.

Mrs Wilkins slightly turned her head and looked at the monkey sitting on her lap.

'Would you like a sip of mother's lemonade, Egbert?'

The monkey gave a little squeak and putting her arm round him she handed him a straw. The monkey sucked up a little lemonade and having drunk enough sank back against Mrs Wilkins's ample bosom.

'Mrs Wilkins thinks the world of Egbert,' said her husband. 'You can't wonder at it, he's her youngest.'

Mrs Wilkins took another straw and thoughtfully drank her lemonade.

'Egbert's all right,' she remarked. 'There's nothin' wrong with Egbert.'

Just then the French official, who had been sitting down, got up and began walking up and down. He had been accompanied on board by the French minister at Bangkok, one or two secretaries, and a prince of the royal family. There had been a great deal of bowing and shaking of hands and as the ship slipped away from the quay much waving of hats and handkerchiefs. He was evidently a person of consequence. I had heard the captain address him as Monsieur le Gouverneur.

'That's the big noise on this boat,' said Mr Wilkins. 'He was Governor of one of the French colonies and now he's makin' a tour of the world. He came to see my circus at Bangkok. I guess I'll ask him what he'll have. What shall I call him, my dear?'

Mrs Wilkins slowly turned her head and looked at the Frenchman, with the rosette of the Legion of Honour in his buttonhole, pacing up and down.

'Don't call him anythin',' she said. 'Show him a hoop and he'll jump right through it.'

I could not but laugh. Monsieur le Gouverneur was a little man, well below the average height, and smally made, with a very ugly little face and thick, almost negroid features; and he had a bushy grey head, bushy grey eyebrows, and a bushy grey moustache. He did look a little like a poodle and he had the poodle's soft, intelligent and shining eyes. Next time he passed us Mr Wilkins called out:

'Monsoo. Qu'est-ce que vous prenez?' I cannot reproduce the eccentricities of his accent. 'Une petite verre de porto.' He turned to me. 'Foreigners, they all drink porto. You're always safe with that.'

'Not the Dutch,' said Mrs Wilkins, with a look at the sea. 'They won't touch nothin' but Schnapps.'

The distinguished Frenchman stopped and looked at Mr Wilkins with some bewilderment. Whereupon Mr Wilkins tapped his breast and said:

"Moa, proprietarre Cirque. Vous avez visitй'.

Then, for a reason that escaped me, Mr Wilkins made his arms into a hoop and outlined the gestures that represented a poodle jumping through it. Then he pointed at the Wa-Wa that Mrs Wilkins was still holding on her lap.

'La petit fils de mon femme,' he said.

Light broke upon the Governor and he burst into a peculiarly musical and infectious laugh. Mr Wilkins began laughing too.

'Oui, oui,' he cried. 'Moa, circus proprietor. Une petite verre de porto. Oui. Oui. Nest-ce-pas?'

'Mr Wilkins talks French like a Frenchman,' Mrs Wilkins informed the passing sea.

'Mais tres volontiers,' said the Governor, still smiling. I drew him up a chair and he sat down with a bow to Mrs Wilkins.

'Tell poodle-face his name's Egbert,' she said, looking at the sea. I called the boy and we ordered a round of drinks.

'You sign the chit, Elmer,' she said. 'It's not a bit of good Mr What's-his-name shakin' if he can't shake nothin' better than a pair of treys.'

'Vous comprenez le franзais, madame?' asked the Governor politely.

'He wants to know if you speak French, my dear.'

Приложение 2

Я отплыл из Бангкока на маленьком, повидавшем виды суденышке грузоподъемностью четыреста - пятьсот тонн. В тусклом салоне, служившем также столовой, вдоль стен тянулись два узких стола, по обе стороны которых стояли вращающиеся кресла. Каюты находились во внутренней части корабля, и в них было очень грязно. По полу разгуливали тараканы, и даже если вы человек совершенно невозмутимый, вам будет не по себе, когда, подходя к раковине помыть руки, вы увидите, как из нее лениво выползает жирный таракан.

Мы спустились вниз по широкой, неторопливой, добродушной реке, зеленые берега которой были усыпаны домишками на сваях, стоявшими прямо у воды. Мы прошли заставу, и взору моему открылось море, голубое и спокойное. Увидев его, вдохнув его запах, я почувствовал прилив восторженной радости.

На корабль я сел рано утром и вскоре обнаружил, что судьбе было угодно поместить меня в чрезвычайно разношерстное общество. На борту находились два французских коммерсанта, бельгийский полковник, итальянский тенор, владелец цирка, американец с женой и какой-то французский чиновник в отставке, тоже с женой. Владелец цирка был, что называется, компанейским парнем, людей такого типа вы всегда можете, в зависимости от настроения, приблизить к себе или держать на расстоянии, но я в то время был вполне доволен жизнью, и не прошло и часа, как мы уже успели сыграть в кости на стаканчик спиртного, после чего он показал мне своих животных. Это был очень низкорослый, полный человек, его белая, не отличавшаяся особой чистотой куртка плотно облегала благородные контуры его живота, однако воротник ее был настолько узок, что оставалось только удивляться, как это он не задыхается. На красном, чисто выбритом лице его светились веселые голубые глаза, а короткие рыжеватые волосы торчали во все стороны. Потрепанный тропический шлем лихо сидел на затылке. Родом он был из Орегона, из города Портленда, звали его Уилкинс. Оказывается, жители стран Востока неравнодушны к цирку, вот уже двадцать лет мистер Уилкинс колесил по всему Востоку, от Порт-Саида до Иокогамы (Аден, Бомбей, Мадрас, Калькутта, Рангун, Сингапур, Бангкок, Сайгон, Ханой, Гонконг, Шанхай - имена городов со смаком слетают с языка наполняя воображение солнечным светом, громкими звуками и бьющей в глаза пестротой), со своим зверинцем и каруселями. Он жил удивительной, странной жизнью, и можно было предположить, что в жизни этой происходит много интересного и любопытного, но как ни парадоксально, этот маленький толстяк был совершенно заурядной личностью, и вы нисколько не удивились бы, окажись он владельцем гаража или хозяином третьеразрядного отеля в каком-нибудь заштатном калифорнийском городишке. Истина, подтверждение которой я встречал в жизни столь часто и которая тем не менее всегда меня озадачивает, заключается в том, что человек, живущий в необычных условиях, сам от этого необычнее не становится, но, с другой стороны, человек необычный сделает свою жизнь необычной, даже если он всего-навсего рядовой сельский священник.

Жаль, что здесь будет не вполне уместна история отшельника, которого я навестил в Торресовом проливе; этот моряк с потерпевшего кораблекрушение судна прожил на острове в полном одиночестве целых тридцать лет, но когда пишешь книгу, ты заточен в четыре стены своего сюжета, и хотя, дабы ублажить мой отвлекающийся мозг, я сейчас об этой истории вспоминаю, в конце концов, мне придется этот кусочек выкинуть. Короче говоря, суть в том, что при длительном и тесном общении с природой и собственными мыслями человек этот по прошествии этих уникальных тридцати лет остался таким же нудным, бесчувственным и вульгарным чурбаном, каким был прежде.

Мимо нас прошел певец-итальянец, и мистер Уилкинс сказал мне, что этот тенор родом из Неаполя и плывет в Гонконг, чтобы присоединиться к своей труппе, от которой он отстал из-за приступа малярии, случившегося с ним в Бангкоке. Итальянец был крупного телосложения, довольно толст, и когда он плюхнулся в кресло, оно испуганно под ним скрипнуло.

Он снял шлем, и миру предстала крупная голова с длинными, курчавыми и засаленными волосами, по которым он провел толстыми окольцованными пальцами.

- Не очень общительный малый,- заметил мистер Уилкинс.- Я угостил его сигарой, но выпить со мной он отказался. Не удивлюсь, если мне скажут, что он немного не того. Согласитесь, тип не из приятных.

На палубе появилась невысокая полная женщина в белом платье. За руку она вела небольшую обезьяну, которая важно шествовала рядом.

- Позвольте вам представить миссис Уилкинс,- объявил владелец цирка,- и нашего младшего сыночка. Берите кресло, миссис Уилкинс, и знакомьтесь с этим джентльменом. Я не знаю его имени, но он уже дважды заплатил вместо меня за виски, и если бросать кости лучше он не умеет, ему придется угостить чем-нибудь и тебя.

С глубокомысленным, отсутствующим выражением на лице миссис Уилкинс опустилась в кресло и, не отрывая глаз от голубых волн, дала понять, что не имеет ничего против бутылочки лимонада.

- Боже, какая жара,- пробормотала она, обмахиваясь шлемом.

- Миссис Уилкинс плохо переносит жару,- сообщил ее муж.- Она борется с ней вот уже двадцать лет.

- Двадцать два с половиной года,- поправила миссис Уилкинс, все так же глядя в волны.

- И так к ней и не привыкла.

- Никогда не привыкну, и тебе об этом прекрасно известно,- отрезала миссис Уилкинс.

Ростом она была под стать мужу и почти такая же полная, лицо, как и у него, было красное и круглое, и такие же рыжеватые, чуть растрепанные волосы. Интересно, подумал я, они потому и женились, что так похожи друг на друга, или с течением лет их черты приобрели такое поразительное сходство! Не поворачивая головы, она продолжала с рассеянным видом смотреть на море.

- Ты уже показал ему животных? - спросила она.

- Даю голову на отсечение, что да.

- Как ему понравился Перси?

- Он был им совершенно очарован.

Я не мог не почувствовать, что меня самым несправедливым образом вытесняют из беседы, предметом которой я частично являлся, поэтому я решил вмешаться:

- Кто такой Перси?

- Наш старший сынок. Смотри, Элмер, летающая рыба Он орангутанг. Он сегодня хорошо позавтракал?

- Прекрасно. Это самый большой орангутанг, живущий в неволе. Я не отдал бы его и за тысячу долларов.

- А кем вам приходится слон? - спросил я.

Миссис Уилкинс не удостоила меня взглядом, ее голубые глаза продолжали безразлично созерцать море.

- Никем не приходится,- ответила она.- Просто другом.

Мальчик-слуга принес лимонад миссис Уилкинс, виски с содовой - ее мужу, а мне - джин с тоником. Мы бросили кости, и я подписал счет.

- Он может обанкротиться, если всегда проигрывает в кости,- негромко произнесла миссис Уилкинс, обращаясь к береговой линии.

- Мне кажется, дорогая, Эгберт хочет попробовать твоего лимонада,-сказал мистер Уилкинс.

Миссис Уилкинс чуть повернула голову и взглянула на обезьянку, сидевшую у нее на коленях.

- Хочешь, Эгберт, мамочка даст тебе глотнуть лимонада?

Обезьянка чуть взвизгнула, и, обхватив ее покрепче, миссис Уилкинс протянула ей соломинку. Обезьянка пососала немножко лимонада и, утолив жажду, удобно устроилась на просторной груди миссис Уилкинс.

- Миссис Уилкинс без ума от Эгберта,- пояснил ее муж.- Ничего удивительного, он ведь ее младшенький.

Взяв новую соломинку, миссис Уилкинс задумчиво допила лимонад.

- Об Эгберте не беспокойтесь,- заметила она.- С ним все в порядке.

В этот момент французский чиновник, все время мирно сидевший в сторонке, поднялся и принялся прогуливаться по палубе. В порту его провожали французский посланник в Бангкоке, несколько секретарей, один из королевских наследников. Они долго раскланивались с отъезжающим, жали ему руки, а когда корабль наконец отчалил от пирса, махали платками и шляпами. Видимо, он был важной персоной. Я слышал, как капитан обращался к нему Monsieur le gouverneur (господин губернатор - фр.)

- На нашем корабле это самая крупная птица,- оживился мистер Уилкинс.Он был губернатором в одной из французских колоний, а сейчас просто путешествует. В Бангкоке он был на моем представлении. Пожалуй, спрошу, не хочет ли он чего-нибудь выпить. Как мне к нему обратиться, дорогая?

Миссис Уилкинс медленно повернула голову и взглянула на француза, прохаживающегося взад-вперед по палубе. В петлице у него была закреплена розетка ордена Почетного легиона.

- Никак не обращайся,- отозвалась она.- Покажи ему обруч, и он сам в него прыгнет.

Я едва удержался от смеха. Monsieur le gouverneur был невысокий человечек, много ниже среднего роста, хлипкого телосложения, с маленьким некрасивым лицом и крупными, почти негроидными чертами. Кроме того, у него были густые седые волосы, густые седые брови и густые седые усы. Он действительно чем-то смахивал на пуделя, и глаза у него, как у пуделя, были добрые, умные и блестящие. Когда он в очередной раз проходил мимо, мистер Уилкинс окликнул его:

- Monsoo. Qu'est-ce que vous prenez? (мосье, что вы будете пить? фр.) - Я не могу воспроизвести всю эксцентричность его акцента.- Une petite verre de porto (рюмочку порто - фр.) - Он повернулся ко мне: -Иностранцы всегда пьют порто, тут уж впросак не попадешь.

- Только не голландцы,- откликнулась миссис Уилкинс, глядя за борт.-Они ни к чему, кроме шнапса, и не притронутся.

Высокопоставленный француз остановился и взглянул на мистера Уилкинса в некотором смущении, мистер же Уилкинс, легонько стукнув себя в грудь, объявил:

- Moa, proprietaire Cirque. Vous avez visit (Я владелец цирка. Вы посещали - искаж. фр.).

Тут мистер Уилкинс по необъяснимой причине изобразил руками обруч, как бы приглашая пуделя прыгнуть сквозь него.

Затем он указал на обезьянку, которая продолжала сидеть на коленях миссис Уилкинс.

- La petit fils de mon femme (младший сын моей супруги фр.)., -представил он.

Губернатор весь просиял и захохотал, смех у него был особый -музыкальный и очень заразительный. Мистер Уилкинс тоже начал смеяться.

- Oui, oui, - закричал он.- Моа, владелец цирка. Une petite verre de porto. Oui. Oui. N'est-ce pas. (Да, да. Рюмочку порто. Да, да. Не так ли? фр.)

- Мистер Уилкинс говорит по-французски, как настоящий француз,-сообщила миссис Уилкинс бегущим волнам.

- Mais tr s volontiers (c удовольствием - фр.), - согласился губернатор, все еще улыбаясь.

Я пододвинул ему кресло, и, поклонившись миссис Уилкинс, он уселся рядом с нами.

- Скажи пуделю, что нашего сыночка зовут Эгберт,- сказала она, глядя на море.

Я подозвал мальчика, и мы заказали всем выпить.

- Подпиши счет, Элмер,- сказала миссис Уилкинс.- Нечего мистеру, не знаю, как там его, играть в кости, если он не может выбросить больше двух троек.

- Vous comprenez le fran ais, madame? (Вы понимаете по-французски, мадам? - фр.) - вежливо обратился губернатор к миссис Уилкинс.

- Он спрашивает, дорогая, говоришь ли ты по-французски.

Размещено на Allbest.ru