Подсистема проприальных единиц

Размещено на http://www.allbest.ru/

ПОДСИСТЕМА ПРОПРИАЛЬНЫХ ЕДИНИЦ

В работе «Об истине и лжи во вненравственном смысле» Ф. Ницше писал о недостижимости «вещи в себе» и о способности человека становится творцом языка в том смысле, что он может выразить отношение вещей к людям посредством «самых смелых метафор» [6, c. 396]. Процесс создания метафор начинается с «возбуждения нерва», становящегося изображением и затем звуком. При этом «мы думаем, что знаем кое-что о самих вещах, когда говорим о деревьях, красках, снеге и цветах; на самом же деле мы обладаем лишь метафорами вещей, которые совершенно не соответствуют их первоначальным сущностям» [там же].

По Ницше, человеческое познание целиком метафорично. Человек ищет пути к истине (иллюзорной по сути) как способа реализации своего эстетического отношения к объекту: «Что такое истина? Движущаяся толпа метафор, метонимий, антропоморфизмов, -- короче, сумма человеческих отношений...; истины -- иллюзии, о которых позабыли, что они таковы, метафоры, которые уже истрепались и стали чувственно бессильными» [6, c. 398]. проприальный номинация имя собственный

Какое место имеют в этом процессе познания собственные имена (далее в тексте - СИ)? Первое, что приходит в голову, - введение в языковую реальность объектов действительности. Процесс именования, подобно метафорическому осмыслению, открывает принципиальную возможность для объективного оформления объекта действительности в языке, для понимания и усвоения этого объекта. В свое время А.Ф. Лосев, подробно анализируя соотношение вещи и имени, указал: «именовать значит точно и резко отличать именуемое от всего прочего» [4, c.174]. Ученый полагал, что именование (наделение вещи именем) - процесс особого познания, поскольку «имя относится … к одушевленным вещам» [4, c.177], и предполагает «живую, интеллигентную индивидуальность» [там же]. Поэтому «имя есть всегда имя одушевленной вещи» [там же]. Таким образом, можно было бы сказать, что СИ - языковые метафоры, в основе создания которых находится признак одушевленности, если бы не существенные отличия, обнаруживаемые в «поведении» «метафорических» СИ по сравнению с метафорами апеллятивными.

Н.Д Арутюнова выявила два принципиальных положения, не позволяющих считать онимную метафору «полноценной»: отсутствие категориального сдвига и возможность (в некоторых случаях - обязательность) обстоятельств места и времени при онимных «псевдоидентификациях» (термин Н.Д. Арутюновой) [1, c. 19-20, 27]. Так, по мнению исследователя, нельзя сказать «*Вы сейчас медведь или *На той неделе он был в лесу заяц» [1, c. 27], но вполне возможны и даже тривиальны высказывания типа: «Сегодня я - Наполеон!» (В. Маяковский), «Он в Риме был бы Брут, в Афинах Периклес, А здесь он - офицер гусарской» (А.Пушкин), «Диана в обществе … Венера в маскараде» (М. Лермонтов).

Важно и то, что метафора как категориальный сдвиг может быть рассмотрена на метаязыковом уровне, поскольку «интерпретация одного языкового знака посредством других, в ряде отношений однородных знаков того же языка представляет собой метаязыковую операцию» [7, c. 119]. Но СИ такой процедуры не предполагают, поскольку при псевдоидентификации актуализированы не отношения метафорического подобия, а замещения. Р.О. Якобсон в работе «Два аспекта языка и два типа афатических нарушений» описал случай, когда такого замещения не происходит: «Русский писатель Глеб Иванович Успенский (1840 -- 1902) в последние годы жизни страдал душевной болезнью, сопровождавшейся расстройством речи. Свои собственные имя и отчество Глеб Иванович он расчленял на два независимых имени, обозначавших для него два отдельных существа: Глеб был наделен всеми добродетелями, а Иванович стал воплощением всех пороков Успенского» [7, c. 129]. По мнению лингвиста, «лингвистический аспект этого раздвоения личности состоит в неспособности больного использовать два символа для обозначения одного и того же объекта; тем самым здесь мы имеем расстройство подобия» [там же], однако вряд ли в этом случае выявляются «два определяющих признака метафоры: один -- семантический, а именно одна из составляющих ее глубинной структуры «можно сказать, что не..., а ...»; второй -- формальный, а именно полный или по крайней мере частичный эллипсис этой формулы в поверхностной структуре. [2, c. 149]. Иными словами, находясь в здравом уме, автор данной статьи принимает свои имя и отчество не по признаку «можно сказать, что не Евгения, а (Евгения) Николаевна», а «можно сказать и Евгения, и Николаевна». При этом и Евгения, и Николаев- на, и Белицкая - логически одноранговы, поскольку не могут интерпретировать друг друга. Иными словами, СИ не могут представлять метаязыковую операцию и, как следствие, не могут быть описаны в терминах метафоры.

Ю.М. Лотман и Б.А. Успенский объясняли такую специфику проприальных единиц тем, что «система СИ образует не только категориальную сферу естественного языка, но и особый его мифологический строй» [6, с. 62], когда «общее значение СИ в его предельной абстракции сводится к мифу» [6, с. 61-62]. Ю. Лотман и Б. Успенский предположили возможность «существования «языка собственных имен» и связанного с ним мышления как мифогенного субстрата» [6, с. 72]. И если «мифологический текст в условиях немифологического сознания … порождает метафорические конструкции» [6, с. 69], можно утверждать, что язык СИ по каким-то причинам лишен такого «прочтения». Если согласиться с Э. Касcирером в том, что «именно метафора создает духовную связь между языком и мифом» [3, c. 33], тогда остается только разобраться в существе этой связи, опираясь на конкретный языковой материал. Добавим, что, на наш взгляд, философской подосновой и одновременно категориальной научной парадигмой такого исследования должна стать теория синергетики как науки о сложных открытых нелинейных саморазвивающихся системах, поскольку подразумевает возможность несовпадения прецедентное «прочтения» предшествующего знания с его пониманием в настоящий момент. В этом случае объект исследования не сводится к строго детерминированной модели, а лишь рассматривается как реализованная возможность и сформировавшаяся закономерность, которая, при определенных условиях, может изменить вектор своего развития. Как представляется, рассмотрение проприальных единиц в рамках теории синергеники и, в частности, лингвосинергетики, позволит интерпретировать «новую теорию проприальности» Р. Коутса [8] не как последовательность присвоения имени и последующего его «ношения», а как нелинейный логико-дискурсивный и одновременно лингво-мифологический процесс, реализуемый лингвистическими структурами «называния» и «отождествления».

ЛИТЕРАТУРА

1. Арутюнова Н.Д. Метафора и дискурс // Теория метафоры: Сборник: Пер. с анг., фр., нем., исп., польск. яз. Общ. ред. Н.Д. Арутюновой и М.А. Журинской. -- М.: Прогресс, 1990. -- С. 5 - 32.

2. Вежбицкая. Сравнение -- градация -- метафора. Перевод с польского Г.Е. Крейдлина // Теория метафоры: Сборник: Пер. с анг., фр., нем., исп., польск. яз. Общ. ред. Н.Д. Арутюновой и М.А. Журинской. -- М.: Прогресс, 1990. - С. 133-152.

3. Кассирер Э. Сила метафоры // Теория метафоры: Сборник: Пер. с анг., фр., нем., исп., польск. яз. Общ. ред. Н.Д. Арутюновой и М.А. Журинской. -- М.: Прогресс, 1990. -- С. 33-43

4. Лосев А.Ф. Вещь и имя Лосев // А.Ф. Имя. Сочинения и переводы. - СПб.: Алетейя, 1997. - 616 с.

5. Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Миф -- имя -- культура // Лотман Ю.М. Избранные статьи в трех томах. - Т.1. Статьи по семиотике и топологии культуры. - Таллин: Александра, 1992. - С. 59-76.

6. Ницше Ф. Об истине и лжи во вненравственном смысле // О пользе и вреде истории для жизни; Сумерки кумиров; Утренняя заря: Сборник / Ф. Ницше. - Минск: ООО «Попурри», 1997. - С. 259-264.

7. Якобсон Р. Два аспекта языка и два типа афатических нарушений. Перевод с английского Н.В. Перцова // Теория метафоры. - М., Прогресс, 1990 - С. 110-132.

8. Coates, Richard. Properhood // Language, Volume 2, Number 2 (2006), pp. 356- 382.

Размещено на Allbest.ru