Становление древнерусской государственности: социально-политические и этнокультурные трансформации общества в контексте восприятия современников (VIII – начало XII в.)

Второй параграф посвящен анализу хазарской проблемы, которой уделяется все большее внимание в современной историографии. Показательно в этом плане усиление интереса к трудам О. Прицака, в которых преувеличивается роль хазар в истории восточных славян. В частности он ведет речь о хазарском происхождении полян, основании хазарами Киева, господстве хазар в Киеве вплоть до 30-х гг. Х в. и т.п. Эти идеи, в той или иной степени, получившие развитие у ряда зарубежных и отечественных историков, основываются на интерпретации еврейско-хазарских документов Х в., которым многие исследователи склонны доверять больше, чем ПВЛ.

В параграфе анализируется полемика вокруг еврейско-хазарских документов, их содержание и обстоятельства возникновения. Особое внимание уделяется «Кембриджскому документу» (текст Шехтера) и «Киевскому письму», на которых базируется основная система доказательств О. Прицака и его последователей. Проведенный анализ не дает основания для кардинального пересмотра той схемы славяно-русо-хазарских отношений, которая представлена в ПВЛ. В то же время, текст Шехтера может пролить свет на некоторые темные страницы древнерусской истории, свидетельствуя о том, что Хазарский каганат оказывал ожесточенное сопротивление русской экспансии в его сферу влияния. Вопреки идиллической картине ПВЛ, на этом пути у русов были не только победы, но и тяжелые поражения. Отголоски этого противостояния и нашли отражение в тексте Шехтера, только в панегирическом для хазар тоне.

«Киевское письмо» не содержит известий, подтверждающих мнение о принадлежности Киева, на момент составления документа, Хазарскому каганату и о господствующем положении в городе иудейской общины. Не дают оснований для кардинального пересмотра традиционной схемы славяно-русо-хазарских отношений и новейшие археологические данные.

Параграф третий - «Призвание» или «завоевание»: о природе «варяжской дани» - посвящен анализу полемики вокруг летописного «Сказания о призвании варягов», определению характера скандинавского присутствия в Восточной Европе IX-X вв.

Важное значение для понимания характера варяжского присутствия в Восточной Европе имеет реконструкция системы даннических взаимоотношений между пришельцами и туземными «племенами». С этой целью были привлечены восточнославянские письменные и этнографические источники, сравнительно-исторический материал (прежде всего - данные о скандинавах и западных славянах). Особо следует выделить «Орозий короля Альфреда», содержащий рассказ норвежца Оттара о том, как он взимал дань с лопарей (конец IX в.). По словам Оттара, дань распределялась по принципу знатности: чем знатнее плательщик - тем больше плата. Порядок раскладки общественных расходов в зависимости от социального статуса существовал практически повсеместно, в том числе и у славян. На Руси он продержался до установления ордынского «выхода», основанного на иных принципах раскладки. При характеристике системы даннических взаимоотношений первых русских князей со славянскими и финно-угорскими племенами необходимо учитывать и другие особенности, характерные для скандинавов. Согласно сагам, размер и качество дани зависели от личности сборщика и количества сопровождавших его воинов. Данное обстоятельство проливает свет на обстоятельства гибели князя Игоря. Нет также оснований считать, что «варяжская» дань была легче «хазарской».

Даннические отношения Киева с подвластными «племенами» конца IX - Х в. - это отношения между завоевателями-варягами и подчиненными восточнославянскими и финно-угорскими ПС. Для варяго-русов, а потом и для русо-полян, и простое население, и знать подданных «племен» - данники. Союз отдельных представителей местной знати с предводителями варяжских дружин был возможен, но только в плане организации совместной эксплуатации других «племен» и народов.

Комплексный анализ отечественных и зарубежных источников, особенности геополитической ситуации в Европе «эпохи викингов», не подтверждают летописную версию о «призвании Рюрика», а свидетельствует в пользу непопулярной в отечественной историографии концепции «варяжского завоевания». «Призвание» на княжение, скорее всего, вымысел летописца второй половины XI - начала XII в., отразившего более реалии своего времени, чем IX столетия.

В четвертом параграфе - Объединение племенных союзов под властью Киева. Политическая природа «Киевской Руси» Х в. - раскрывается процесс формирования Киевской Руси, выделяются этапы огосударствления «племенных территорий», анализируется интеграционная роль скандинавского фактора. Реконструируется следующая картина. В IX в. скандинавы активизируются в Восточной Европе. Для противодействия им объединяются словене, кривичи, чудь, меря и, возможно, весь. Видимо, это был первичный ССП, который со временем мог перерасти в более высокую форму интеграции. Однако произошло вмешательство третьей силы. Приблизительно, в середине IX в. варяжскому конунгу Рюрику удалось утвердиться в Ладоге и объединить под своей властью ряд славянских и финно-угорских ПС. Подвластная Рюрику территория реконструируется наложением на карту известий ПВЛ, сведений скандинавских географических сочинений и археологических данных. Основу ее составили земли «племен», фигурирующих в «Сказании о призвании». Летописные известия о раздаче Рюриком городов своим мужам отразили процесс перехода сформировавшегося под эгидой варягов Северного ССП в третью, заключительную стадию интеграции. Это обстоятельство позволило преемникам Рюрика начать новую волну экспансии. Взятие Смоленска и Киева привело к расширению Северного суперсоюза на юг и перенесению резиденции русов в Киев. Поскольку Северный ССП находился уже на высшей стадии интеграции, можно вести речь о первоначальном раннегосударственном ядре, его расширении, последующем огосударствлении зон 1-й и 2-й стадий интеграции.

В середине Х в. ядром развивающегося ССП была территория, очерченная городами Киев, Вышгород, Чернигов, Любеч (Полянская земля, включая, возможно, западно-северянское пограничье), Смоленск (смоленские кривичи), земли Северного ССП. Она охвачена 3-й стадией интеграции. Лишь Полоцк на каком-то этапе выпал из этой «обоймы», до взятия его Владимиром Святославичем. «Все славинии» (лендзяне /волыняне?/, северяне, дреговичи, древляне, часть кривичей) Константина Багрянородного, платившие дань Руси, находились на 2-й стадии интеграции по отношению к Киеву. Наконец, некоторые ПС вступали в военный союз с Киевом (вятичи, хорваты, дулебы, тиверцы). В середине Х в., после погрома, устроенного Ольгой, 3-я стадия интеграции распространяется на древлян.

Завершается формирование Киевской Руси при Владимире Святославиче, когда окончательно покоряются под дань восточнославянские «племена», а в важнейшие городские центры назначаются княжеские наместники. Повторные завоевания ПС были обусловлены не только попытками освободиться из-под опеки Киева, но и стремлением киевских князей охватить их 3-й стадией интеграции.

Распад родоплеменных связей, далеко зашедший ко второй половине Х в., ускорил трансформацию ПС в города-государства, по мере оформления которых сложный (включающий в себя элементы, связанные разным уровнем интеграции) ССП эволюционировал в федерацию земель (городов-государств) с центром в Киеве. Асинхронность политогенеза в разных частях восточнославянского мира придавала Руси конца Х - начала ХI в. сложный и неоднородный характер - она сочетала в себе элементы и суперсоюза племен, и федерации земель (то есть, являлась образованием переходным от суперсоюза «племен» к союзу /федерации/ земель). Окончательно «федерация» оформляется в середине ХI в. Ядром ее станет бывшая Полянская земля, включая и районы наиболее сильного русо-полянского влияния - так называемая Русская земля в «узком смысле слова».

Пятый параграф - «Русь», «Руская земля»: борьба новгородской и киевской книжных традиций. В древнерусских летописях, как давно установлено наукой, названия «Русь», «Русская земля» использовались в двух значениях: широком (применительно к территории всей Руси) и узком (к территории Среднего Поднепровья). Первичным, как показали изыскания Д.С. Лихачева и И.В. Ведюшкиной, было широкое значение, тогда как более узкое получает распространение в XII и XIII вв. О начале формирования «Русской земли» в Среднем Поднепровье можно говорить с момента появления здесь Аскольда и Дира. Их поход на Константинополь стал для автора ПВЛ исходным хронологическим рубежом датировки событий русской истории, когда собственно и стала «прозывати Руская земля». Особый статус «среднеднепровской Руси» и ее главных городов определялся тем, что они сформировались на основе Полянской земли - в территориальном, и норманно-полянского синтеза - в этнополитическом плане, что обеспечило господствующее положение региона в восточнославянском мире. Этим же обстоятельством (зона русо-полянского синтеза) объясняется и использование в летописях названия «Русская земля» в «узком смысле». Эксплуатация подвластных «племен» осуществлялась коллективными усилиями всех русо-полянских центров, что обусловливало особый характер отношений между этими центрами и сохранение за крупнейшими из них ведущей роли в восточнославянском мире на протяжении ХI столетия.

Обстоятельства утверждения династии Рюриковичей у восточных славян, особенности исторического развития, способствовали становлению на Руси своеобразного двоевластия Киева и Новгорода, боровшихся за право называться «старейшим градом». Противостояние велось не только в политической, но и в идеологической плоскости. Учитывая особенность менталитета эпохи, борьба новгородских и киевских книжников за первенство вращалось вокруг права преемственности с варяжской «русью». Так, Н1Л, касаясь вопроса «о начале Русьския земля» исходила из примата Новгорода. Преимущество новгородцев подчеркивалось и тем, что киевляне ведут свое происхождение от полян, а новгородцы, якобы, от варягов, от которых «прозвашася Русь». Тем самым новгородские книжники проводили мысль, что Русская земля «прозвашася» от их предков.

Полностью отбросить эти аргументы киевские книжники не могли. Поэтому проблему «начала Руси» они перевели в иное русло, акцентировав внимание на вопросе, «кто въ Киеве нача первее княжити». Не отрицая того, что «людье Нооугородьци от рода Варяжьска», южный летописец попытался генетически связать с варяго-русами полян.

По-разному решали киевский и новгородский книжники вопрос о соотношении руси и варягов.

Перед нами борьба двух традиций - киевской и новгородской, полянской и словенской, которые, при всем собственном этноцентризме, основываясь на сложившейся иерархии этнических общностей, не могли не признать высокую, по сравнению с другими восточнославянскими группами, престижность друг друга. Эта традиция диалектического единства борьбы и признания выросла из исторических реалий, определивших особую сакральную и политическую роль двух «старейших» городов на Руси и двух основавших их «племен».

Шестой параграф - Место и роль скандинавских элементов в военно-политической системе формирующегося Древнерусского государства (Х - первая половина XI в.). Ведущую роль в политических процессах X - начала XI в. на Руси играли те регионы и центры, где зафиксировано наиболее активное присутствие скандинавов. Такая роль сравнительно малочисленных варяжских элементов была обеспечена рядом факторов: больший культурно-исторический опыт по сравнению с восточнославянскими и финно-угорскими объединениями; военно-техническое превосходство и др. По мере деструкции родоплеменных связей, роста славянских городов и консолидации местных общин, приобретения славянами военного опыта, а так же в связи с затуханием «эпохи викингов» эти преимущества постепенно сходят на нет. Варяжские князья для укрепления своей власти над подвластными ПС, достижения победы в междоусобной борьбе, организации дальних грабительских походов должны были не только пополнять дружину славянскими элементами, но все больше опираться на народное ополчение, повышать его боеспособность. И хотя окончательно норманнская эпоха завершилась при Владимире, уже применительно к правлению Игоря и Святослава уместно вести речь о норманно-полянском периоде. С князя Владимира начинается собственно славянский (полянский) этап в истории восточных славян. «Варяжский ренессанс» при Ярославе протекал под контролем русской администрации. А главное, роль варягов была иной, чем в норманнский период, как в плане участия в аппарате управления, так и в плане удельного веса в системе военной организации Древней Руси. Тем не менее, в междоусобных войнах еще побеждал тот, кто опирался на варягов. Ни Владимир, ни Ярослав Мудрый, будучи новгородскими князьями, не могли противостоять Киеву без привлечения варягов.

Однако, военное превосходство варягов таяло на глазах. Битва на Листвине 1024 г. - первый известный случай, когда их участие на стороне одного из претендентов на власть не принесло ему дивидендов. Подходила к концу «эпоха викингов», да и в военных услугах варягов Русь нуждалась все меньше. Формирование городов-государств вступало в завершающую стадию. Повышалась тактико-техническая оснащенность народного ополчения, что обусловливалось как приобретавшимся опытом и заимствованиями у варягов и южных соседей, так и развитием ремесленного производства, добившегося в Х в., как показал А.Н. Кирпичников, значительного прогресса в производстве вооружения. Следствием всех этих процессов стала трансформация племенных ополчений в ополчения земель, ядром которых, постепенно, становилась тяжеловооруженная пехота горожан. Вскоре от былого превосходства скандинавов не осталось и следа.

Варяги на территории Восточной Европы преследовали собственные интересы. Но для наиболее полного и оптимального их удовлетворения они вынуждены были заключать союзы с отдельными местными племенными объединениями, что видно на примере словен и полян. Норманны не создавали для восточных славян государственности, однако на протяжении достаточно длительного времени выступали в качестве организующей военно-политической силы. Тем самым, они содействовали формированию институтов публичной власти и налоговой системы, возвышению ряда местных племенных объединений, что привело, в итоге, к доминированию полянской общины, а потом и Киевской земли над остальными восточнославянскими землями. Варяжский фактор не только «подтолкнул» государствообразующие процессы у восточных славян, но и придал им масштабность, катализировав интеграционные явления на огромных пространствах Восточной Европы. Эта масштабность являлась результатом взаимодействия многих факторов, важнейшим из которых стало наложение двух колонизационных потоков - славянского и скандинавского. Будучи различными по силе и по конечным целям, они, несмотря на временную гегемонию в отдельных регионах скандинавов, привели в итоге к господству восточнославянского элемента.

Третья глава - Формирование политических элит в эпоху становления Древнерусского государства (межэтнический симбиоз и социальная стратификация) - состоит из четырех параграфов. В первом - Вождь-харизматик древних славян: представления о сакральной сущности правителя в традиционном обществе - предпринимается попытка реконструкции сакральных функций вождя у древних славян, выявления элитных качеств и факторов, способствовавших достижению высокого социального статуса. Особое внимание уделяется происхождению такого распространенного в древности явления, как признание власти иноэтничного правителя. Существование феномена добровольного признания власти иноплеменников, передача им статуса правящей элиты объясняется, в первую очередь, двумя факторами: 1) особенностями традиционного мышления, склонного к сакрализации власти вождя, вере в особую удачу избранных богами личностей; 2) иерархией этнических общностей, с точки зрения престижности принадлежности к ним.

Во втором параграфе - Пути формирования древнерусской правящей элиты и судьба «родоплеменной» знати - анализируются пути и факторы формирования высшей правящей элиты в эпоху образования Древнерусского государства. Особое внимание уделяется проблеме преемственности «племенной» и древнерусской правящих элит.

Наблюдения над восточнославянским материалом, сравнительно-исторический анализ, показывают, что смена исторических эпох сопровождалась и сменой элит. Не было генетической преемственности, за небольшими исключениями, между «племенной знатью» и знатью древнерусской, равно и как между нобилитетом «киевской» и «московской эпох» (на последнее обстоятельство обращал внимание В.Б. Кобрин). Масштабная трансформация системы социальных связей вела не только к смене форм, но и содержания, перемещению различных социальных сегментов по вертикали и горизонтали, замене одних элементов социальной конструкции другими, в том числе и на личностном уровне.

Особое значение в процессах социальных трансформаций периода становления древнерусской государственности играл этнокультурный фактор, компенсировавший, в известной степени, недостаток социально-экономических и политических связей. В тех исторических условиях это вело к существенным сдвигам в иерархии элит, вытеснением отдельных «туземных» сегментов «инородными». Вследствие варяжского завоевания сформировался высший, «надплеменной», элитарный правящий слой, представленный варяго-русами. Завершение формирования Киевской Руси и выход ее на 3-й уровень интеграции вели к ликвидации, в основной своей массе, «племенного» нобилитета. Таким образом, и на уровне «земель» высший элитный слой оказался представлен наместниками киевского князя и его дружинами. «Туземные» элиты теперь преобладали, в основном, на низовых общинных уровнях. Дальнейший процесс формирования древнерусской правящей элиты, первоначально варяжской в своей основе, шел по пути кооптации в нее иноэтничных, прежде всего - славянских, элементов.

Третий параграф - Этнополитическая иерархия и качественные характеристики правящей элиты в «Повести временных лет». У каждого этноса имеется определенная градация других этносов по уровню престижности и, в той или иной степени, разработанная система представлений о собственном месте в этой иерархии. Сказанное справедливо и к этносам в целом, и к правящим в них элитам. Собственная шкала этнических ценностей сложилась и в Древней Руси. На высшей ступени этнической иерархии ПВЛ стояла Русь, пришедшая с Рюриком, и собственно славяне. Среди восточных славян имелась своя градация, которая, в несколько упрощенной троичной конструкции, может быть представлена так: поляне-словене-остальные. Особый статус полян и словен обосновывался и их особым отношением к Руси. Из иноэтничного окружения особое место занимали представители тюркского и германского миров, во многом определявших политические процессы в Восточной Европе VIII - начала XI в. Но если авары и хазары воспринимались однозначно как враги, то восприятие варягов было двояким: среди них были и свои, и чужие. Отношение к варягам, во многом, как к своим объясняется не только соответствующим происхождением значительной части древнерусской правящей элиты, но и большей этнокультурной близостью, более высокой позицией, занимаемой ими в выстроенной общественным сознанием иерархии этносов. Свои варяги, судя по элитным качествам (смысленые, храбрые), которыми характеризуются их представители в ПВЛ, стоят выше основной массы восточнославянских «племен», но уступают полянам (смысленым и мудрым). Показательно, что эпитеты высшего качества (смысленый и мудрый) прилагаются еще к византийцам и не прилагаются к представителям тюрских (аварам, хазарам, печенегам) и восточнославянских (кроме полян) этнообразований.

Смысленый и мудрый - это и социальные качества, позволяющие выполнять соответствующие функции. Показательно, что летописец использует их для характеристики представителей древнерусской правящей элиты, тогда как в отношении «племенной» знати употребляет понятия «лучьшие» и «нарочитые» мужи. «Лучьшие», судя по всему, добились высокого статуса личными достоинствами, а «нарочитые» приобрели его по рождению.

Такая «качественная» градация, проводимая в ПВЛ на социальном и этническом уровнях, достаточно прозрачна. Понятия «мудры» и «смыслены» обладают не только выраженной позитивной семантикой, но и «абсолютным», «безотносительным» качеством. Тогда как «лучшие» и «нарочитые» - качества «относительные». Даже у заведомо непрестижных этнополитических общностей (печенегов и пр.) могли быть свои «лучшие» и «нарочитые». Но среди них не могло быть «добрых», «смысленых» и, тем более, «мудрых».

Представления о мудрости, смысленности как элитарных качествах были достаточно широко распространены не только в Древней Руси («Слово», «Житие», «Сказание» и др.), но и в Античном мире (Аристотель), и средневековой Европе (Регинон Прюмский и др.).

В четвертом параграфе - «Бояре/боляре» «Повести временных лет»: особенности книжного образа - предпринята попытка реконструировать летописный портрет древнейшего боярства, определить его место в отображаемой книжником общественной иерархии, посредством анализа выполняемых функций и занимаемого места по отношению к другим социальным группам.

В ПВЛ упоминаются бояре/боляре у русских, болгар, византийцев, венгров, поляков и даже египтян. Бояр из «племенных союзов» ПВЛ не знает. Практически все «русские» бояре, так или иначе, связаны с Рюриковичами и упоминаются в контексте с ними, за исключением сообщений под 1015 и 1018 гг. о новгородских боярах и вышгородских болярьцах. В тех случаях, когда наряду с князьями и боярами фигурируют другие слои населения, бояре, по значимости, следуют сразу же за князем. Характерна триада: князь - бояре - люди. Здесь налицо бинарная оппозиция бояре - люди = знать - простые люди, которая сохраняется и тогда, когда перечень социальных групп расширяется. К качественным характеристикам боярина, относится богатство, но, в отличие от знатности, оно не является его главной отличительной чертой. Среди бояр существует градация. Наряду с боярами/болярами, по одному разу упоминаются великие бояре (договор 911 г.) и болярьце. В первом случае речь может идти об этикетной, возвеличивающей форме обращения в договоре, а во втором - о «мелких» боярах из младшего города. Как младший город не вполне город, а пригород, так и его бояре, не вполне бояре, а болярьце.

В ПВЛ содержится лишь одно (под 1093 г.) ясное указание на то, что бояре входят в состав дружины. Оно же является единственным свидетельством участия бояр в сражении. В остальных сообщениях ПВЛ русские бояре никак не связаны с войной или войском. В битве место мужам. Поэтому, когда отрок-кожемяка победил печенежина, Владимир «великимь мужемъ створи того и отца его», а не боярином. Показательно, что когда речь идет о вопросах войны и мира, строи земленем и оуставе земленем, то князья советуются с дружиною; выборе веры - с боярами и старцами; суде над младшим князем - с боярами и людьми.

В эпизодах, в которых присутствуют бояре и мужи, мужи играют активную, а бояре пассивную роль. Мужи - действуют, бояре, как правило, - сопутствуют князю. Функции бояр в ПВЛ четко не определены. Дважды они выступают в роли советчиков князя, но ни разу самостоятельно (в выборе веры Владимир советуется с боярами и старцами градскими; Святополк в 1097 г. советуется с боярами и киянами по делу Василька Теребовльского). Обычно же на долю бояр в ПВЛ достается участие в княжеских пирах и обедах, оплакивание умерших/погибших князей и участие в их похоронах. Напротив, мужи вполне самостоятельны и самодостаточны.

На страницах ПВЛ, бояре не играют сколько-нибудь важной роли при князьях. По-крайней мере, она менее значительна, чем роль бояр при византийском императоре. Складывается впечатление, что бояре выполняли, если так можно выразиться, «представительские функции». И по своему статусу, и по поведению, бояре ПВЛ ближе к «былинным боярам», чем к «старшим дружинникам».

Глава четвертая - Эволюция древнерусской государственности в XI - начале XII столетия - состоит из трех параграфов. Параграф первый - Государственный строй Руси первой половины XI в. «Ряд Ярослава». Киевская Русь конца Х - начала ХI в. являлась образованием переходным от суперсоюза племен к союзу (федерации) земель. Ядром ее была «Русская земля» в узком смысле слова, главные города которой (Киев, Чернигов и Переяславль) осуществляли совместное управление и эксплуатацию ПС, а потом и формирующихся на их основе земель. Сфера влияний разделялась Днепром: Правобережье и Новгородская земля находились в сфере «ответственности» Киева, Левобережье - Чернигова и Переяславля. Черниговская и Переяславская земли формировались в зоне поляно-северянского синтеза. На первых порах здесь главную роль играл Чернигов, а потом, не без влияния Киева, происходит раздел сфер влияния на черниговскую и переяславскую, окончательно закрепленную завещанием Ярослава Мудрого.

Вследствие «ряда Ярослава» Киевская Русь окончательно приобретает черты сложного союза (федерации) земель, состоящего из союзов (федераций) земель: Киевской (Киевская, Туровская, Волынская и будущая Галицкая земли), Черниговской (Чернигово-Северская, Муромо-Рязанская земли, Тьмутаракань с волостью), Переяславской (Переяславская, Ростово-Суздальская земли и тянувшие к последней территории). Новгородская и Полоцкая земли обладали особым статусом, при этом первая входила в сферу влияния Киевской федерации. Что касается Полоцкой земли, то Киев претендовал, с разной степенью успешности, на ее включение в орбиту своего влияния, хотя, судя по сообщению Лаврентьевской летописи под 1128 г., мало был уверен в положительном результате и историческом праве на нее. Смоленская земля, вероятно, находилась в «общерусском» владении. Сложная федерация держалась на триединстве трех главных полянских центров при сохраняющемся старшинстве Киева.

Вместе с тем, ряд Ярослава создавал прецедент для легитимации сепаратистских устремлений как Чернигова и Переяславля по отношению к Киеву, так и Владимира-Волынского и Смоленска по отношению к старшим городам. Сам факт передачи Ярославом городов в княжение сыновьям играл роль внешней санкции и для их потомков, и для самих городов. Вторая половина XI в. стала временем выхода на политическую сцену нового сильного «игрока» - городских общин, позиция которых начинала все более определять политический расклад.

Второй параграф - На пути к новой политической системе: от восстания в Киеве 1068 г. до Любечского съезда. Важной гранью для межкняжеских отношений и последующего развития политической ситуации на Руси стало восстание в Киеве 1068 гг., завершившееся бегством Изяслава Ярославича и посажением на киевском столе Всеслава Брячиславича. Это первый известный случай изгнания и избрания киевлянами князя. С помощью поляков Изяслав вернулся в Киев, однако его второе княжение было менее прочным, чем первое. Новгородская и Волынская земли оказались под властью его братьев, вследствие чего он стал слабее и Святослава, и Всеволода. Да и с киевской общиной отношения были безвозвратно испорчены. Попытки Изяслава пойти на союз с Всеславом, принадлежавшим к другой ветви Рюриковичей, дали основания Святославу и Всеволоду на изгнание старшего брата из Киева. В свою очередь, нарушение принципа родового старшинства при вокняжении Святослава в Киеве Всеволод попытался потом использовать для исключения прав Святославичей на Киев. Интересную картину в этой связи дает анализ мест захоронения Ярославичей и их сыновей. У гроба Ярослава, «дом» которого (за исключением Полоцкой земли) княжил на Руси, были положены только Всеволод и его сыновья. Это подчеркивало особую связь «рода Всеволодова» с родоначальником на сакрально-генеалогическом уровне, легитимировало его особые права на Киев. Сходным образом захоронение Святослава в Чернигове (в церкви св. Спаса, где лежал Мстислав Владимирович - первый черниговский князь-Рюрикович) должно было символизировать исключение прав Святославичей на Киев.

Смерть Святослава в 1077 г. и возвращение Изяслава в Киев привели к перераспределению столов и восстановлению раздела сфер влияния по Днепру. В условиях жесткого дуумвирата Ярославичей на положении изгоев оказались их родные племянники, двоюродный брат Давыд Игоревич, внучатые племянники (Ростиславичи). Занявший в 1078 г. великокняжеский стол Всеволод меняет отношение к подразросшейся родне. Однако главной его заботой было укрепление позиций собственного семейства: 1) волости «сыновцам» он дает на Правобережье, в «отчине» Изяслава; 2) пытается «нейтрализовать» старших в родовой иерархии племянников, наиболее опасных для его сыновей (Роман Святославич и Ярополк Изяславич погибают при загадочных обстоятельствах, а Олег Святославич оказывается в заточении в Византии); 3) делает сына Владимира Мономаха соправителем. Решил для своей семьи Всеволод и «новгородскую проблему», посадив там внука - Мстислава Мономашича. Поэтому Святополк, сев на великое княжение по смерти Всеволода, оказался намного слабее своего отца. Он не контролировал не только Новгород, но и Юго-западную Русь, где дальновидный Всеволод посадил Игоревича и Ростиславичей. Вряд ли Святополк готов был смириться с такой ситуацией, равно как и Святославичи, лишенные черниговской отчины. Разгоревшаяся междоусобная война показала, что никто не мог быть уверен в победе. На все это накладывалось усиление половецкой экспансии. В этих-то условиях и собрались князья на съезд в Любече.

В третьем параграфе - Любечский съезд и его последствия - анализируются причины и обстоятельства созыва Любечского съезда, последствия принятых на нем решений для социально-политического развития Руси. Анализ «Поучения» Владимира Мономаха (особенно реконструкция «гадания»), КПП, Н1Л, «Сказания» и других источников позволили по новому взглянуть на сведения ПВЛ и реконструировать сложную картину межкняжеских и межволостных отношений рассматриваемого времени. Рассмотренный материал позволяет сделать вывод, что на Любечском съезде 1097 г. конституируется новый союз Киева, Чернигова и Переяславля («триумвират»), предусматривавший фактическое равенство сторон и направленный как против половецкой угрозы, так и против сепаратизма оформлявшихся городов-государств, стремившихся выйти из единого политического пространства. «Триумвират» являлся непрочным образованием, раздираемым как междукняжескими, так и межволостными противоречиями. Тем не менее, он позволил ослабить внешнюю опасность, замедлить процесс распада Киевской Руси, смягчить его негативные последствия. Когда внешняя угроза уменьшилась, ослабли скрепы поддерживавшие единство Руси. Завершение процесса формирования городов-государств привело к окончательному распаду и самой сложной федерации, и федераций, ее составлявших. Со второй трети XII в. центробежные тенденции переходят в решающую, необратимую стадию. Заканчивалась эпоха зыбкого политического единства, начинался новый этап развития древнерусской государственности - этап независимого существования городов-государств.

Сложная федерация распадается. Но сохраняется генеалогическая федерация (выражавшаяся в единстве княжеского рода и праве его на корм в Русской земле), которая накладывается на систему самостоятельных городов-государств и сохраняющиеся элементы былой иерархии городов. Продолжало сохраняться, следовательно, не только единое культурное, идеологическое, социально-экономическое, но и, в известной степени, политическое пространство. Продолжалась история народа, ощущавшего себя не только «киянами», «смольнянами», «новгородцами» и т.п., или «православными», но и «русскими».

В пятой главе - Личность на переломном этапе развития государства и общества: феномен Владимира Мономаха - предпринята попытка проникнуть во «внутренний мир» Владимира Мономаха, реконструировать его взгляды на социум, современников, судьбоносные политические события, место князя в обществе и его предназначение, способы репрезентации княжеской власти в условиях трансформирующейся социально-политической системы и социокультурной среды. Это позволило по-новому взглянуть на ментальные установки древнерусского общества, распутать сложные клубки политических коллизий рубежа XI-XII вв. Выбор Владимира Мономаха в качестве объекта исследования обусловлен не только его выдающейся ролью в общественно-политической жизни Руси того времени, но и особенностями источниковой базы - Владимир единственный из князей, от кого сохранилось литературное наследие.

Параграф первый - «Гадание» Владимира Мономаха как источник по истории межкняжеских отношений конца XI - начала XII в.: проблема политического и нравственного выбора князя. Использование нетрадиционных источников имеет особое значение для изучения Древней Руси, учитывая скудость источниковой базы и ограниченные перспективы ее расширения. В этой связи представляет интерес запись «гадания» Владимира Мономаха и составленная им по этому поводу подборка стихов из Псалтири, сохранившиеся в его «Поучении». Записи были сделаны князем зимой-весной 1101 г., по горячим следам встречи на Волге с послами от Святополка и Святославичей, которые в ультимативной форме предложили ему принять участие в изгнании Ростиславичей. Оказавшись перед судьбоносным выбором и для него, и для его потомков, и для Руси в целом, Владимир отказался преступить «крест», который целовал Ростиславичам. Последствия этого решения могли быть для него трагическими. В этих условиях он и решил «узнать волю Божью», обратившись к Псалтири. Полученное предзнаменование оказалось в высшей степени благоприятным для Владимира и его «семени», почему он не преминул его записать в назидание потомкам, как необычайную милость, проявленную Господом.

В параграфе предпринята попытка реконструкции процедуры «гадания» Владимира Мономаха, содержания заданного им Господу вопроса и полученного на него ответа. С этой целью проведен детальный анализ не только соответствующего текста Поучения, но и наиболее репрезентативных русских, западноевропейских и византийских средневековых известий о «гаданиях» по священным книгам, рассмотрены все наиболее вероятные способы «гадания».

Первый выпавший стих (результат «гадания») повторяется в Псалтири трижды (Пс. 41: 6, 12; 42: 5). Следующие за ним выписки сознательно подбирались князем, о чем свидетельствует порядок расположения псалмов и анализ их по надписям. Интерпретация содержания «гадания» и подборки из псалмов осуществлялась как методом буквального толкования, так и с использованием методов экзегетической традиции. Эффективность такого подхода была проверена на «гадании» Михаила Тверского и псалмах, которые пел перед смертью Борис («Чтение» и «Сказание» о Борисе и Глебе).

В пс. 41 и 42, по мнению Феодорита, Феодора Антиохийского и Иоанна Златоуста, Давид пророчествует о предстоящем вавилонском пленении евреев, а выпавший стих (Пс. 41: 6, 12; 42: 5) свидетельствует о будущем возвращении в Иерусалим, о чем Давид получил «удостоверение от Бога». С пророчеством о вавилонском пленении иудеев и последующим счастливым возвращением в Иерусалим связаны также пс. 123 и 55, из которых сделал выписки Владимир. Учитывая актуальность темы «вавилонского пленения» и возвращения в Иерусалим, можно предположить, что вопрос, на который искал ответ Мономах, был связан с Киевским столом: «Стану ли я великим князем киевским?»; «Займу ли я киевский стол?» и т. п. Не будем забывать, что Киев ассоциировался с Иерусалимом.

В таком случае ответ был получен прямой и исчерпывающий, поскольку выпавший стих пророчествовал о благополучном возвращении иудейского народа в Иерусалим; причем, трижды.

И в псалтирных выписках, и в «Поучении» в целом, и в «Письме» Олегу Святославичу Владимир ассоциирует себя с Давидом. Под врагами, прежде всего Саулом, видимо, подразумеваются Святополк и его сообщники. О том, что Владимиру угрожала смертельная опасность могут свидетельствовать выписки из пс. 55, 57, 58, 62, 33 (связаны с чудесным избавлением Давида от врагов). Однако будущее, благодаря открывшейся Божьей воле, видится князю в радужном свете, о чем говорят выписки из пс. 29 (содержит пророчество об обновлении «дома», причем к лучшему), 57 и 62 (об истреблении гонителей), 63 (об «освобождении» Давида), 62 (о воцарении Давида) и др.

В сочинениях Мономаха и ряде других древнерусских произведений, проводивших его взгляд, прослеживается еще одна оппозиция, органически связанная с вышеотмеченной: св. Борис=Владимир Мономах - Святополк Окаянный=Святополк Изяславич.

Предсказания Псалтири сбылись. Род Владимира оказался и самым многочисленным, и самым удачливым на Руси. Потомки Мономаха сидели и на Московском столе вплоть до пресечения «династии Калитовичей».

Второй параграф - Конфессиональная составляющая политического успеха Владимира Мономаха. Лукавил ли Владимир, выставляя себя в «Поучении» и в «Письме» Олегу примерным христианином? Думается, нет. Князь собственным примером являл миру преимущества и добродетели христианина, выделяясь на полуязыческом фоне своих современников. Набожность Владимира объясняется не только воспитанием матери-гречанки. В бурной, наполненной опасностями жизни князя имели место особо знаковые события, которые должны были укрепить его в вере. Так, по сообщению Киево-Печерского патерика, в период черниговского княжения Владимир Мономах тяжело заболел и находился при смерти. Только зелье Агапита-лечца поставило его на ноги. Попытки князя материально отблагодарить спасителя не увенчались успехом. Мних отверг дары, но передал Мономаху наставление, суть которого сводится к следующему: материальные богатства князя ему не принадлежат, так как их не взять в иной мир; князь должен раздать все свое имение нуждающимся, поскольку ради этого его Бог избавил от смерти; если князь ослушается - подвергнется, по воле Божьей, новой смертельной опасности. Владимир, действительно, воспринял спасение как милость Господа, избавившего его от смерти для того, чтобы он защищал и «набдил» нуждающихся, что следует из его наставлений детям, содержащих параллели с наставлениями Агапита.

Другой судьбоносный эпизод в жизни Мономаха - обстоятельства гибели в 1093 г. единственного родного брата Ростислава. Когда русские у Треполя побежали от половцев и стали переправляться через Стугну, Ростислав, совершивший страшный грех (убийство инока), начал тонуть на глазах Владимира, как и было ему предсказано. Пытаясь помочь согрешившему брату (вернее - помешать свершиться Божьему правосудию), Мономах сам едва не тонет. Господь в очередной раз спасает Владимира, но и предупреждает...

В «Поучении» Мономаха имеются косвенные указания на болезнь и исцеление, и на спасение в водах Стугны.

Была в жизни князя и уже рассматривавшаяся встреча на Волге с послами от «братьев» со всеми ее последствиями.

Можно привести еще пример из жизни князя - избиение Итларевой чади, несмотря на то, что «роте с ними ходивъ». Только христианская мораль, отрицающая языческую «роту», могла оправдать его перед лицом своей совести. Не в этом ли отношении христианина к язычникам заключался секрет особого успеха Мономаха в борьбе с половцами? В отличие от других князей, в той или иной степени скованных «языческими условностями», он поступал в отношении врагов рода русского, христианского, как библейские герои в отношении врагов иудейского народа. В то же время, Мономах был терпим к «языческим слабостям» своих подданных.

Параграф третий - Идеальные образы князя-христианина в «Поучении» Владимира Мономаха и древнерусские реалии. «Поучение» Владимира Мономаха - один из наиболее ценных источников по истории Древней Руси, предоставляющий исследователю возможность получить информацию из «первых рук». Мономах, «поучая детей», рисует идеальный образ князя в жанре «автопортрета». Но «портрет» этот пишет не просто «с себя», а с библейского образа правителя, которому придает свои индивидуальные черты.

Главное для Владимира - достичь царствия небесного и наставить на тот же путь спасения своих детей. Тем не менее, создается впечатление, что у Владимира Мономаха в повседневной жизни «руки не доходили» до воспитания детей в духе христианского благочестия. И необходимость учиться, о которой он неоднократно упоминает, рассматривалась им, скорее, как средство повышения престижа, чем возможность, скажем, изучать Св. Писание. И если сам Мономах Священные тексты знал не плохо по меркам того времени, то его сыновья, судя по всему, не знали другой молитвы, кроме «Господи помилуй». Но и этого, по мнению Владимира, достаточно, чтобы в период вынужденного безделья не пускать в голову пустые мысли и использовать время с пользой для души.

Дорога князю и «земная безопасность» его чад. Умудренный опытом, он дает им вполне практические советы, которые должны были помочь победам на рати и сохранить жизнь. Особо заботится князь о престиже своих сыновей, как хозяев и правителей, о том, чтобы их деятельность воспринималась обществом в выгодном ракурсе. Для этого они должны, помимо надлежащего исполнения своих функций, быть близки людям, буквально каждому, и в повседневной будничности, и в печали. Ну и конечно, высокому социальному статусу князя должен соответствовать его моральный облик.

Ведя речь о живучести языческих представлений в домонгольской Руси, не стоит забывать, что в эпоху Мономаха христианство пустило достаточно глубокие корни в сознании высших слоев общества и населения крупных городов. Конечно, по формальным меркам даже князья оставались во многом язычниками... Но сами то эти язычники считали себя христианами! И Владимир оперировал к этому христианскому самосознанию «язычников», наглядно показывая, что он тверже других в вере, а, следовательно, и выше. Эти своеобразные «проповеди» ложились на благодатную почву, особенно в условиях обострения противостояния с половцами. Говоря об определенной исключительности Владимира, о том, что его мать была гречанкой, носительницей богатых христианских традиций, не будем забывать, что и по отцовской линии князь являлся христианином в 4-м поколении. И если мы внимательнее присмотримся к княжой и боярской среде, то христианский феномен Мономаха, конечно, не померкнет, но и не покажется таким уж исключительным явлением.

Глава шестая - Государство и общество Древней Руси X - начала XII в. глазами современников - состоит из двух частей. В первой части - Представления древнерусских книжников XI - начала XII в. о «земле»/стране, власти, социуме - анализируются наиболее информативные и ранние древнерусские источники (укладывающиеся хронологически в изучаемую эпоху - до начала XII в.). Часть состоит из 6 параграфов, посвященных отдельным древнерусским произведениям: § 1 - Слово о законе и благодати митрополита Илариона; § 2- Память и похвала князю русскому Владимиру; § 3 - Житие Феодосия Печерского; § 4 - Чтение о святых мучениках Борисе и Глебе; § 5 - Сказание о Борисе и Глебе; § - 6 Сказание о чудесах святых мучеников Романа и Давыда. В заключении первой части осуществлен синтез результатов полученных по итогам анализа отдельных документов. Для синтезного анализа были взяты пересекающиеся представления о Русской земле/стране, власти, социуме. Уникальные известия проанализированы в тексте соответствующих параграфов.

В сочинении Илариона страна, область, земля выступают синонимами. Однако, к Руси понятие страна не применяется: в основном - земля, один раз - область. Понятия Руская земля, наша земля и т.п., с одной стороны, и руский язык (русский народ), или все (в смысле - люди Русской земли) могут выступать синонимами. Показательно смысловое взаимоналожение понятий град и земля, Киев и Русская земля.

Квинтэссенцией земли у Илариона являются грады. Он знает формулу земля-грады-веси-люди, но применительно к Греческой земле, а в отношении Русской применяет вся земля = все грады=все люди.

Иаков Мних использует понятие Русская земля, употребляемое в территориальном смысле (чаще всего) и в значении русские люди (один раз отождествляет с домом князя). Состоит Русская земля из городов и сел. В тоже время вся Русская земля = все грады.

Нестор («Чтение» и «Житие») применительно к Руси в основном использует понятие страна: Руская страна, вся страна, сея страна, его [князя Владимира. - В.П.] страна. Русь, как страна, состоит из множества стран. При этом страной могла называться как отдельная земля, так и (в «Житии») составляющие ее городовые волости. Упоминаются иные и чужие страны. В «Чтении» по одному разу используется вся Руская земля и земля сея. Областью может называться как княжеское владение, так и земля с главным городом. В «Житии» в качестве синонимов могут выступать град, область, княжеский стол, а в «Чтении» - земля - страна - область.

В «Сказании» используются понятия Русская земля (чаще всего), Русская страна (сторона), Русь, Русская волость. Русская волость может пониматься и как Русская земля, и как власть над Русской землей. Вся Русская земля состоит из отдельных земель, городов и весей. Синонимом понятия Русская земля могут выступать мы, наш язык (народ), противопоставляемые, соответственно, всей земле/всему миру и населяемым ее/его народам.

В «Сказании чудес» также встречается Русская земля, вся Русская земля. Однако, в отличие от «Сказания», вся Русская земля состоит из областей (синоним - волость), во главе с городами. Понятием область могла обозначаться и совокупность населения области.

Тема города присутствует во всех рассматриваемых произведениях, однако представлена в них неравномерно. Наиболее значима она в «Слове», «Житии», «Чтении» и «Сказании чудес». Город - главная составляющая несущей конструкции Русская земля/страна - область/волость и средоточие власти. Зачастую понятия город, земля и волость взаимозаменяемы.

Центральное место в политической и социальной картине мира древнерусских книжников XI - начала XII вв. занимал князь. Его социальный образ многогранен и дифференцирован, в зависимости от характера и сюжетной линии произведения. Важным достижением рассматриваемого времени стало начало выработки представлений об идеальном князе, что нашло наиболее полное отражение в «Слове», «Сказании» и «Чтении».

Важная информация об отношении древнерусских книжников к тому или иному Рюриковичу, их представлениях о сущности княжеской власти, элитарных княжеских качествах, можно извлечь из анализа эпитетов, прилагаемых к князьям. Эпитеты подчинены определенной системе, как в рамках отдельного произведения, так и применительно к рассматриваемому корпусу источников в целом. Типологически их можно разделить на три основных группы: социальные (характеризующие качества, присущие князю-правителю); политические (характеризующие пределы княжеской власти); христианские (характеризующие князя как христианина). Показательно, что по отношению к князьям языческой эпохи применялись эпитеты, связанные непосредственно с княжой деятельностью, а в отношении князей-христиан (исключение - Владимир и Борис, для характеристики которых применяются все виды эпитетов) - христианские. Данное обстоятельство может свидетельствовать о сакральном значении княжеской власти: от того, насколько князь являлся добродетельным христианином, зависел успех его правления и сакральная защита вверенной ему Господом земли. Социальные добродетели были подчинены христианским и вытекали из них.

Важную информацию о своих героях древнерусские авторы могли закладывать в параллели с персонажами ветхозаветной и христианской истории. Такие параллели не только говорили о многом читателю, сведущему в Св. Писании и Святоотеческой литературе, но и формировали в его сознании сакральную иерархию русских князей. В конструировании такой иерархии не последнюю роль играл генеалогический фактор.

Законным и естественными способами занятия княжого стола в «Житии», «Чтении», «Сказании» и «Сказании чудес» считались воля отца (либо старшего в роду князя) и родовое старшинство. При этом правило старшинства не ограничивало волю отца, которой отдавалось предпочтение («Житие», «Чтение», «Сказание» и «Сказание чудес»). Сыновья рассматривались как наследники отца и преемники престола («Сказание чудес»). Все эти произведения пытались обосновать принцип замещения столов, провозглашенный «Рядом Ярослава», внешней санкцией для которого и служил подвиг Бориса и Глеба. В то же время, ни один из авторов не являлся сторонником единодержавия. Более того, попытка Святополка сконцентрировать власть в одних руках, устранив братьев, и в «Чтении», и в «Сказании» рассматривалась как преступление, как акт, противный Господу. Идеал книжников - наследственная власть всех сыновей «по отцу». Власть над Русью одна, но делится она между князьями - наследниками своего отца. Особенно последовательно эта мысль проводится в «Сказании». В то же время, в «Житии», как о само собой разумеющемся говорится о призвании князя жителями Тмутаракани при посредничестве Великого Никона. «Сказание чудес» сообщает о призвании киевлянами Мономаха. Инициатива в его приглашении отводится большим и нарочитым мужам, хотя не отрицается и участие всех людей.

Принцип наследования власти, видимо, наиболее близок и Илариону, который акцентировано указывает на генеалогическую преемственность Владимира со Святославом и Игорем, Ярослава - с Владимиром. Иаков Мних также подчеркивает, что Владимир сел в Киеве на место своего отца и деда. В то же время, Иларион больше делает упор на сакральную составляющую передачи власти: Господь вверяет князю власть и людей. Представления о сакральном способе приобретения власти, покоящиеся на фундаменте провиденциализма, естественны и для других авторов.

Среди княжеских функций особо выделяются сакральная, социальная и военная. Правда, авторы, как правило, не акцентируют на этом внимание и общая картина их представлений на этот счет реконструируется из «сопутствующей», по большей части, информации.

Глубина отражения сакральной роли князя в жизни общества зависела не только от личных убеждений книжников (вряд ли здесь были существенные различия), их литературного таланта, но и от характера произведения.

От характера произведения зависела и трактовка материальной стороны бытия князей. Особо ярко она выражена в «Житии» и «Сказании». Для Нестора важно было, путем противопоставления, показать, что князья и бояре, в отличие от Феодосия, приверженцы, прежде всего, ценностей «сего мира». Автор «Сказания» стремился продемонстрировать читателю, от каких благ княжения «сего мира» отказался Борис в пользу «царства небесного». Прием контрастного противопоставления не только усиливал мотивацию и значимость духовного подвига Бориса, но и, «от обратного», гиперболизировал истинные, вечные, ценности по сравнению с преходящими - земными, материальными.

Анализ «Жития» и «Сказания» не оставляет сомнений в том, что и книжники, и население Древней Руси главную отличительную черту княжого быта видели в необычайном материальном богатстве.