Размещено на http://www.allbest.ru/

Российская академия наук

Институт российской истории

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

доктора исторических наук

Специальность- Историография

на тему: Советская историческая наука середины ХХ века: синтез трех поколений историков

Выполнила:

Сидорова Любовь Алексеевна

Москва - 2009

Работа выполнена в Центре «Историческая наука России» Института российской истории Российской академии наук.

Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор Данилов Александр Анатольевич; доктор исторических наук Сенявский Александр Спартакович; доктор исторических наук Цамутали Алексей Николаевич

Ведущая организация: Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова.

Защита состоится « » _________________ 2009 г. в _____ час. на заседании Диссертационного совета Д 002.018.02 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора наук при Институте российской истории РАН по адресу: 117036, Москва, ул. Дм.Ульянова, д. 19.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Института российской истории РАН (Москва, ул. Дм.Ульянова, д. 19).

Автореферат разослан « » ________________2009 г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат исторических наук Т.М. Смирнова.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы. Современная историческая наука не может плодотворно развиваться без использования достижений предшествующих поколений ученых, накопленных ими знаний, выработанных исследовательских методов. Изучение опыта собственного развития, его сопоставление с современным состоянием отечественной историографии является непременной составляющей исторической науки как одной из ветвей гуманитарного знания. Раскрытие содержания этапов развития исторической мысли позволяет определить направленность ее движения, оценить достигнутые результаты и, отталкиваясь от них, наметить новые исследовательские горизонты. Особое место в самопознании отечественной исторической науки занимает ее советский период. Современное движение исторического знания требует осмысления этого этапа его развития, понимания сути происходивших процессов, которые самым непосредственным образом связаны с проблемами, решаемыми исторической наукой России сегодня.

Существует настоятельная необходимость дать объективную картину развития советской историографии, так как в современной исторической науке она нередко характеризуется крайне односторонне и преимущественно с политизированных позиций как однородный поток идеологизированного знания. Такой нигилистический взгляд на советскую историческую науку приходит в противоречие с собственными суждениями работающих сегодня историков о трудах своих предшественников, многие из которых они ставят очень высоко.

Предложенный в диссертации генерационный подход к изучению отечественной исторической науки дает возможность изучить советскую историческую науку как сложное и неоднородное явление, слагавшееся из исследовательской деятельности работавших в ней различных по своему менталитету поколений историков. Изучение советского этапа отечественной историографии в рамках этого метода открывает новые возможности для выяснения степени ее зависимости от внешних условий развития, позволяет показать ее преемственность с классической российской исторической наукой.

Отечественная историческая наука середины ХХ века представляет в этом отношении особый интерес. В ней одновременно работали три поколения историков - дореволюционное, первое марксистское и послевоенное, творчество которых, несмотря на приоритет марксистско-ленинской парадигмы, имело свою специфику, что не могло не отражаться на общем состоянии советской историографии того времени. Исследование профессиональной культуры советских историков трех поколений дает основания для определения роли и места каждой генерации в сообществе советских историков, способствует созданию его целостной картины.

Объектом исследования выступает система советской исторической науки середины ХХ столетия, включающая в себя образующие ее институты, деятельность исследователей и опыт познания истории.

Предметом исследования является научное творчество и взаимоотношения трех поколений отечественных историков середины прошлого века, деятельность которых развивалась под влиянием специфических условий их формирования как исследователей, особенностей генерационного восприятия политических и идеологических установок, усвоения марксистской исследовательской парадигмы, а также традиций межличностного общения в научном сообществе.

Хронологические рамки работы охватывают, в основном, период 40-х - 50-х гг. ХХ в., однако в ряде случаев потребовалось обращение ко времени второй половины 30-х гг. и начала 60-х гг.

Территориальные рамки исследования. Советская историческая наука середины ХХ в. изучалась, в основном, на примере ведущих научных центров страны, в первую очередь Москвы и Ленинграда.

Степень изученности темы. В изучении истории советской исторической науки середины ХХ в. можно выделить два этапа. Первый из них охватывал период 1960-х - 1980-х гг. и характеризовался вниманием к рассмотрению проблематики исследований, к показу спектра научных интересов советских историков. Историографический анализ был построен на марксистской парадигме истории Очерки истории исторической науки в СССР. Т. I-IV. М., 1955-1966; Советская историческая наука от ХХ к ХХII съезду КПСС. Сб. ст. Ч. 1-2. М., 1962-1963; Историческая наука и некоторые проблемы современности. Статьи и обсуждения. М., 1969 и др.. В наиболее концентрированном виде он проявился в пятом томе «Очерков истории исторической науки в СССР» (М., 1985) и монографии А.С.Барсенкова «Советская историческая наука в послевоенные годы (1945-1955)» (М., 1988). В этих работах советская историческая наука середины прошлого века рассматривалась в рамках «единой концепции поступательного развития на основе марксистско-ленинской теории, постоянного совершенствования методологии и методики исторического исследования» Очерки истории исторической науки в СССР. Т. V. М., 1985. С. 4..

С начала 1990-х гг. начала происходить переоценка опыта осмысления отечественной истории, связанная с отказом от марксистско-ленинских концептуальных подходов как единственно возможного метода ее исследования. Увидели свет многочисленные публикации, в которых пробивали себе дорогу освобожденные от политизации предшествовавших лет суждения об историческом прошлом страны. Большое внимание было уделено проблемам советской истории середины ХХ века как выражению постиндустриальной фазы его развития, вопросам власти и политико-идеологического климата в стране на излете сталинизма, в частности, кампании борьбы с космополитизмом, дискуссии по вопросам марризма и пр. Аксютин Ю.В., Пыжиков А.В. Постсталинское общество: проблема лидерства и трансформации власти. М., 1999; Алпатов В.М. История одного мифа: Марр и марризм. М., 2004; Данилов А.А., Пыжиков А.В. Рождение сверхдержавы. СССР в первые послевоенные годы. М., 2001; Зубкова Е.Ю. Послевоенное советское общество: политика и повседневность. 1945-1953. М., 1999; Илизаров Б.С. Тайная жизнь Сталина. По материалам его библиотеки и архива. К историософии сталинизма. М., 2003; Илизаров Б.С. К истории дискуссии по вопросам языкознания в 1950 году // Новая и новейшая история. 2004. № 5; Жуков Ю.Н. Сталин: Тайны власти. М., 2005; Ионов И.Н. Цивилизационное сознание и историческое знание. М., 2007; Костырченко Г.В. Идеологические чистки второй половины 40-х годов: псевдопатриоты против псевдокосмополитов // Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал. Т. 2. М., 1997; Костырченко Г.В. Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм. М., 2003; Куманев Г.А. Проблемы военной истории Отечества. 1938-1945. М., 2007; Невежин В.А. Сталин и война. Застольные речи 1933-1945 гг. М., 2007; Пихоя Р.Г. Москва. Кремль. Власть. Сорок лет после войны. 1945-2005. М., 2007; Сенявский А.С. Урбанизация России в ХХ веке. Роль в историческом процессе. М., 2003; Сивохина Т.А., Зезина М.Р. Апогей режима личной власти. «Оттепель». Поворот к неосталинизму. М., 1993; Сизов С.Г. Идеологические кампании 1947-1953 гг. и вузовская интеллигенция Западной Сибири // Вопросы истории. 2004. № 7; Соколов А.К., Тяжельникова В.С. Курс советской истории. 1941-1991. М., 1999; Фирсов Б.М. Разномыслие в СССР. 1940-1960-е годы. История, теория и практика. СПб., 2008; Шестаков В.А. Новейшая история России с начала ХХ в. и до сегодняшнего дня. М., 2007 и др. Новые тенденции в исследовании истории советского общества оказали значительное влияние на формирование подходов к изучению отечественной исторической науки середины ХХ в., которая рассматривается в диссертации в контексте общих проблем советской истории этого времени.

Существенную роль в раскрытии поставленных задач сыграли работы, созданные в рамках активно развивающегося в последние годы направления по изучению повседневности, основанному на использовании приемов исторической антропологии Андреевский Г.В. Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху. 1920-1930-е гг. М., 2003; Он же. Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху. 1930-1940-е гг. М., 2003; Антипина В.А. Повседневная жизнь советских писателей. 1930-1950-е гг. М., 2005; Журавлев С.В. Маленькие люди и большая история. М.: РОССПЭН, 2000 и др., которые также дали интересные результаты применительно к истории исторической науки, поставив вопросы роли историков, их общностей, самосознания ученых в исследовательском процессеЗверева Г.И. Обращаясь к себе: самосознание профессиональной историографии ХХ века // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. 1999. № 1; Россия в ХХ веке: Судьбы исторической науки. М., 1996; Кефнер Н.В. Научная повседневность послевоенного поколения советских историков. Автореферат дисс. на соискание степени канд. истор. наук. Омск, 2006; Колеватов Д.М. Научное сообщество как социальный фильтр («Репрессивное давление» в научной судьбе М.А.Гудошникова и М.К.Азадовского. 1940-е гг.) // Мир историка. Историографический сборник. Выпуск 1. Омск: ОмГУ, 2005; Корзун В.П. Образы исторической науки на рубеже XIX - ХХ вв. (анализ отечественных историографических концепций). Омск-Екатеринбург, 2000; Историческая наука на рубеже веков. М., 2001 и др..

Значительное место в изучении истории советской исторической науки заняли вопросы взаимоотношения исторической науки, идеологии и политики. Был сделан акцент на показе зависимости ее развития от политического заказа, оценивался ущерб, который был нанесен господством марксистско-ленинских догматов в осмыслении проблем истории. Исследования свидетельствовали, что идеологизация советской исторической науки являлась препоной для ее развития, приводила к искажениям в отображении прошлого Алексеева Г.Д. Историческая наука в России. Идеология. Политика. 60-80-е гг. ХХ в. М., 2003; Аксютин Ю.В., Волобуев О.В. ХХ съезд КПСС: Новации и догмы. М., 1991; Бордюгов В.А. Чрезвычайный век российской истории. Четыре фрагмента. СПб., 2004; Булыгина Т.А. Общественные науки в СССР (1945-1985). М., 2000; Бычков С.П., Корзун В.П. Введение в историографию отечественной истории ХХ в. Омск, 2001; Дубровский А.М. Историк и власть: Историческая наука в СССР и концепция истории феодальной России в контексте политики и идеологии (1930-1950-е гг.). Брянск, 2005; Дубровский А.М., Прудникова Е.П. Идейное перевооружение: патриотизм и идеология большевиков (1920-1940-е гг.) // Отечественная культура и историческая мысль XVIII - ХХ веков. Сб. ст. и материалов. Вып. третий. Брянск, 2004; Дьяков Ю.Л. Историческая наука и власть (Советский период). Тула, 2008; За «железным занавесом»: Мифы и реалии советской науки. СПб., 2002; Зеленов М.В. Аппарат ЦК РКП(б) - ВКП(б), цензура и историческая наука в 1920-е годы. Н.Новгород, 2000; Иванов К.В. Как создавался образ советской науки в постсталинском обществе // Вестник Российской академии наук. 2001. т. 71. № 2; Литвак Б.Г. Парадоксы российской историографии на переломе эпох. СПб., 2002; Новый образ исторической науки в век глобализации и информатизации. М.: ИВИ РАН, 2005; Образы историографии. Сб. ст. Под ред. А.П.Логунова. М., 2000 и др. .

В конце ХХ века в отечественной историографии получил распространение вывод, что вся послеоктябрьская историческая литература являлась сплошь политизированной, фальсифицированной и, следовательно, не могла претендовать на научность. Этот тезис был сформулирован Ю.Н.Афанасьевым в книге «Советская историография». Он оценил всю советскую историографию как «особый научно-политический феномен, гармонично вписанный в систему тоталитарного государства и приспособленный к обслуживанию его идейно-политических потребностей» Афанасьев Ю.Н. Феномен советской историографии // Советская историография. М., 1996. С. 37..

В опубликованной в том же издании статье «Становление советской историографической традиции: наука, не обретшая лица» Н.В.Иллерицкая поддержала данную Ю.Н.Афанасьевым оценку. Она пришла к выводу, что «партийное руководство наукой сыграло свою пагубную роль - советская историческая наука перестала быть наукой, так и не предприняв серьезных попыток стать ею» Там же. С. 187..

В последние годы в научном сообществе все более утверждается точка зрения, согласно которой использование формулы «феномен советской историографии» сочетается с признанием ее достижений Бычков С.П., Свешников А.В. Проблема феномена советской историографии // Очерки истории отечественной исторической науки ХХ века. Омск, 2005.. Историческая наука России ХХ века рассматривается многими исследователями как поступательный процесс, в котором сохранялись традиции предшествующих периодов. В этом отношении весьма характерна позиция петербургских историков В.С. Брачева и А.Ю. Дворниченко, которые в своей книге, посвященной деятельности кафедры русской истории Санкт-Петербургского университета, отметили взаимосвязь между советской и досоветской историографией. Подчеркнув, что, «пройдя сквозь переходное время 1920-х гг., русская историческая наука выльется в форму «феномена советской историографии» со всеми присущими этому явлению чертами», они подкрепили свои рассуждения о специфике советского периода мыслью о том, «что тысячами зримых и незримых нитей историография этого времени была связана с предшествующей, «дореволюционной» Брачев В.С., Дворниченко А.Ю. Кафедра русской истории Санкт-Петербургского университета. 1834-2004. СПб., 2004. С. 5..

Советская историческая наука изучалась также через исследование творчества отдельных историков, их жизни и деятельности, посредством анализа предложенных ими научных концепций. Все без исключения работы такого плана ставили проблему «Историк и время», показывая ученых в окружавшей их действительности, во многом определявшей возможности и пределы творческой активности. Появилась тенденция представлять деятелей науки без парадного блеска, возникло стремление проникать в психологию личности, показывать особенности творческой лаборатории исследователей Академик Ю.В.Бромлей и отечественная этнология. 1960-1990-е годы. М., 2003; «Будущего нет и не может быть без наук…» (Памяти профессора Московского университета Михаила Герасимовича Седова). М., 2005; Брачев В.С. Крестный путь русского ученого. Академик С.Ф.Платонов и его «дело». СПб., 2005; Он же. Русский историк А.Е.Пресняков (1870-1929). СПб., 2002; Он же. Травля русских историков. М., 2006; Брачев В.С., Дворниченко А.Ю. Кафедра русской истории Санкт-Петербургского университета (1834 - 2004). СПб., 2004; Вандалковская М.Г. П.Н.Милюков, А.А.Кизеветтер: История и политика. М., 1992; Ганелин Р.Ш. А.В.Предтеченский в ЛОИИ // Анатолий Васильевич Предтеченский. Из творческого наследия. СПб., 1999; Горская Н.А. Борис Дмитриевич Греков. М., 1999; Дворниченко А.Ю. Владимир Васильевич Мавродин. Страницы жизни и творчества. СПб., 2001; Дубровский А.М. Александр Александрович Зимин: трудный путь исканий // Отечественная история. 2005. № 4; Он же. С.В.Бахрушин и его время. М., 1992; Емельянов Ю.Н. С.П.Мельгунов: В России и эмиграции. М., 1998; История идей и воспитание историей: Владимир Иванович Герье. М., 2008; Каганович Б.С. Евгений Викторович Тарле и Петербургская школа историков. СПб., 1995; Кобрин В.Б., Аверьянов К.А. С.Б.Веселовский. Жизнь. Деятельность. Личность. М., 1989; Малинов А.В., Погодин С.Н. Александр Лаппо-Данилевский: Историк и философ. СПб., 2001; Панеях В.М. Творчество и судьба историка: Борис Александрович Романов. СПб., 2000; Пивоварова О.Г. Историко-педагогическая деятельность М.М.Богословского // Отечественная история. 2005. № 5; Попов И.И. А.П.Новосельцев и некоторые вопросы изучения истории древнейших государств Восточной Европы // Отечественная история. 2005. № 6; Портреты историков: Время и судьбы. В 4 т. М.- Иерусалим, 2000 - 2004; Твардовская В.А. Б.П.Козьмин. Историк и современность. М., 2003; Цамутали А.Н. «У меня, как всегда, много работы…» Несколько штрихов к облику Николая Леонидовича Рубинштейна // Страницы Российской истории. Проблемы, события, люди: Сб. ст. в честь Б.В.Ананьича. СПб., 2001; Историки России XVIII - начала ХХ века. Под ред. А.Н.Сахарова. М., 1996 и др.. Особое место в этом ряду занимают очерки о русских и советских историках, включенные в коллективные издания «Историки России. XVIII - начало ХХ века» (М., 1996) и «Историческая наука России в ХХ веке» (М., 1997), которые явились первым опытом объективной оценки их творчества в постсоветской историографии.

За последние несколько лет увидели свет книги, посвященные таким советским историкам, как П.В.Волобуев, П.А.Зайончковский, И.И.Минц, А.М.Панкратова и др. В них собраны не только статьи об их жизни и творчестве, но и документальные материалы, воспоминания и пр. «Жаль, мало пишу…» Статьи, письма, архивные документы академика РАН П.В.Волобуева. М., 2006; «Из памяти выплыли воспоминания…» Дневниковые записи, путевые заметки, мемуары академика АН СССР И.И.Минца. М., 2007; Гражданин, солдат, ученый. Воспоминания и исследования. Памяти А.И.Зевелева. М., 2007; Константин Николаевич Тарновский. Историк и его время. Историография. Воспоминания. Исследования. СПб., 2002; Петр Андреевич Зайончковский. Сборник статей и воспоминаний к 100-летию историка. М., 2008; Долг и судьба историка. Сборник статей памяти доктора исторических наук П.Н.Зырянова. М., 2008; Историческая наука и образование на рубеже веков. М., 2004; Историк и время. 20-50-е годы ХХ века. А.М.Панкратова. М., 2000 и др. Популярной формой стал выпуск сборников творческих биографий историков, биобиблиографических справочников Историки мира. Вып. 1-2. М., 1998-2001; Историки России XVIII - ХХ века. Вып. 1-7. М., 1995-2000; Историки России. Биографии. М., 2001; Историки России. Послевоенное поколение. М., 2000; Историки России: Иконография. М., 2008 и др..

Предложенный в диссертации генерационный подход возник из опыта изучения исторической науки лет «оттепели», который убедил автора не только в существовании в ней исследовательской струи, несмотря на засилье догматического прочтения истории, но и навел на размышления о взаимосвязи между научной позицией историка и его принадлежностью к определенному поколению.

За последние несколько лет проблема поколений, в том числе и в контексте исторической науки, начала появляться в отечественной историографии. Увидели свет работы, в которых рассматриваются отдельные аспекты и характеристики поколений советских историков Алексеева Л., Голдберг П. Поколение оттепели. М., 2006; Историки России. Послевоенное поколение. М., 2000; Данилов В.П. О возможностях поколенческого анализа в познании исторического процесса в России // Отцы и дети: Поколенческий анализ современной России. М., 2005; Матвеева Н.В. Особенности формирования послевоенного поколения советских историков (на примере Томского государственного университета) // Университеты как регионообразующие научно-образовательные комплексы: Тезисы докладов региональной научной конференции. Омск: ОмГУ, 2004 и др.. Сделаны первые шаги в осмыслении когнитивных возможностей такого подхода в целом Отцы и дети: Поколенческий анализ современной России. Под ред. Ю.Левады и Т.Шанина. М., 2005..

Таким образом, накопленный историографический опыт исследования истории исторической науки, появление новых тенденций раскрытия ее особенностей позволяет ставить вопрос о ее изучении с использованием новых методов, каковым является, в частности, генерационный подход.

Целью исследования является изучение советской исторической науки середины ХХ века в контексте работавших в ней трех поколений исследователей - дореволюционного, первого марксистского и послевоенного, а также анализ межличностных коммуникаций в сообществе советских историков.

В соответствии с поставленной целью были определены следующие задачи исследования:

- Оценить степень влияния политики и идеологии на советскую историческую науку в целом и на каждое из работавших в ней поколений в отдельности;

- Раскрыть генерационные особенности отношения к марксистской парадигме истории;

- Показать методы методологической верификации исследований и особенности их интерпретации историками трех поколений;

- Выявить способы и специфику использования «руководящих» цитат историками различных генераций в качестве обязательного атрибута исторического исследования;

- Проанализировать характер профессионального общения в сообществе советских историков середины ХХ в.

Источники. Поставленные в диссертации задачи решались на основе изучения обширного комплекса архивных и опубликованных материалов. Проведенное исследование базировалось преимущественно на архивных документах. Были изучены материалы Отделения исторических наук АН СССР (стенограммы заседаний ученого совета, материалы обсуждений, постановления и распоряжения), хранящиеся в Архиве РАН (ф. 457, 1577), фонда Института красной профессуры (личные дела и автобиографии слушателей Института, ГА РФ, ф. 5284), научный архив Института российской истории РАН за весь изучаемый период. Комплекс документов архива ИРИ РАН - стенограммы заседаний секторов Института, материалы конференций и совещаний, личные дела и автобиографии научных сотрудников Института, отличающиеся высокой информационной насыщенностью и цельностью в отражении повседневной исследовательской практики, - имел особое значение для раскрытия поставленных в диссертации проблем.

Выбор именно этого источникового комплекса в качестве основного был обусловлен несколькими причинами:

во-первых, являясь ведущим исследовательским центром страны, Институт сосредоточил в своем составе видных историков всех трех поколений, определял общий вектор развития советской исторической науки середины ХХ в.;

во-вторых, документы первичных научных подразделений - стенограммы заседаний секторов Института - в большей степени, чем материалы заседаний ученых советов, общих собраний, отразили неформальную сторону исследовательской деятельности и межличностного общения историков тех лет;

в-третьих, обращение к данному источниковому массиву объясняется тем, что большинство документов впервые вводятся в научный оборот, либо использовались ранее чрезвычайно фрагментарно и для решения иных исследовательских задач.

Опубликованные источники подразделяются на несколько групп. Первую из них составляют документы личного происхождения. Это дневники и подневные рабочие записи советских историков трех поколений, в том числе А.Е.Преснякова, Ю.В.Готье, С.Б.Веселовского, М.В.Нечкиной, Н.М.Дружинина, Н.Я.Эйдельмана, С.С.Дмитриева, И.И.Минца, Б.Г.Тартаковского Веселовский С.Б. Дневники 1915-1923, 1944 годов // ВИ. 2000. № 2-12; Готье Ю.В. Мои заметки. М., 1997; Дневник академика Н.М.Дружинина // Вопросы истории. 1995. № 9-12; 1996. № 1-4, 7, 9-10; Дневник академика М.В.Нечкиной // Вопросы истории. 2004. №№ 10-12; 2005. №№ 1-2, 4-12; 2006. №№ 1-3, 5-7; Из дневников С.С.Дмитриева // Отечественная история. 1999. №№ 3 - 6; Дневники Натана Эйдельмана. М., 2003; «Из памяти выплыли воспоминания…» Дневниковые записи, путевые заметки, мемуары академика АН СССР И.И.Минца. М., 2007; Тартаковский Б.Г. Из дневников военных лет. М., 2005 и др. и др. Они дают возможность изучить лабораторию исследователей, понять роль личностного фактора в научном творчестве, оценить общественную и научную позицию историков. Были использованы также дневники историков «старой школы», жизнь и деятельность которых находится вне хронологических рамок данного исследования, например, А.Е.Преснякова, Ю.В.Готье. Готье Ю.В. Мои заметки. М., 1997; Александр Евгеньевич Пресняков. Письма и дневники. 1889-1927. СПб., 2005. Они имеют большое значение для характеристики поколения «старой профессуры», для сопоставительного изучения образа деятельности этого поколения советских историков с последующими.

Также к этой группе источников относятся воспоминания историков о времени и о себе, о своих коллегах по историческому цеху, автобиографии, эпистолярное наследие советских историков середины ХХ века (И.В. Бестужева-Лады, П.В .Волобуева, Р.Ш. Ганелина, Э.Б. Генкиной, А.Я. Гуревича, Е.В. Гутновой, А.А. Данилова, Н.М. Дружинина, С.В. Житомирской, А.И. Зевелева, А.А. Зимина, Г.З. Иоффе, И.Д. Ковальченко, К.Г. Левыкина, И.И. Минца, Ю.А. Полякова, А.В. Предтеченского, М.Г. Рабиновича, А.Н. Сахарова, М.Г. Седова, А.Л. Сидорова, Б.Г. Тартаковского, А.А. Формозова, В.В. Шелохаева и др.) составили следующую группу опубликованных источников. В них нашли отражение вопросы как повседневной научной и научно-педагогической деятельности историков, так и творческой лаборатории исследователей. Историки давали оценки происходивших событий, раскрывали свои мировоззренческие позиции, делились мыслями о научном сообществе Академик С.Ф.Платонов: Переписка с историками: В 2 т. Т. 1. М., 2003; Анатолий Васильевич Предтеченский. Из творческого наследия. СПб., 1999; Дружинин Н.М. Воспоминания и мысли историка. М., 1979; Кучкина О.А. О моем отце // История и историки. 2005. Историографический вестник. М., 2006; Сидоров А.Л. Институт Красной профессуры // Мир историка. Историографический сборник. Выпуск 1. Омск, 2005; Бестужев-Лада И.В. Свожу счеты с жизнью. Записки футуролога о прошедшем и приходящем. М., 2004; Ганелин Р.Ш. Советские историки: о чем они говорили между собой. Страницы воспоминаний о 1940-х - 1970-х годах. СПб., 2004; Гуревич А.Я. История историка. М., 2004; Гутнова Е.В. Пережитое. М., 2001; Жаль, мало пишу… Статьи, письма, архивные документы академика РАН П.В.Волобуева. М., 2006; Ковальченко И.Д. Научные труды, письма, воспоминания (из личного архива академика): Сб. материалов. М., 2004; Константин Николаевич Тарновский. Историк и его время. Историография. Воспоминания. Исследования. СПб., 2002; Левыкин К.Г. Мой университет: Для всех - он наш, а для каждого - свой. М., 2006; Рабинович М.Г. Записки советского интеллектуала. М., 2005; Тартаковский Б.Г. Все это было… Воспоминания об исчезающем поколении. М.,2005 и др..

Среди мемуаров следует выделить воспоминания историков о своих старших коллегах и учителях. Они имеют особую ценность для данной работы, так как дают материал для оценки межпоколенческих взаимоотношений в сообществе историков, для изучения историографической традиции Зимин А.А. Н.Г.Бережков // Отечественная культура и историческая мысль XVIII - ХХ веков. Сб. ст. и материалов. Вып. 3-й. Брянск, 2004; Итенберг Б.С. Несколько слов о Михаиле Герасимовиче // «Будущего нет и не может быть без наук…» (Памяти профессора Московского университета Михаила Герасимовича Седова). М., 2005; Китанина Т.М. В семинаре А.В.Предтеченского. 1951-1953 //Анатолий Васильевич Предтеченский. Из творческого наследия. СПб., 1999; Лурье Я.С. Из воспоминаний об Александре Александровиче Зимине // Одиссей. Человек в истории. 1992. М., 1994; Манфред А.З. Милица Васильевна Нечкина - мастер исторического повествования // Проблемы истории общественной мысли и историографии. К 75-летию академика М.В.Нечкиной. М., 1976; Рамазанов С.П. О педагогической деятельности Б.Г.Могильницкого // Методологические и историографические вопросы исторической науки. Вып. 25. Сб. ст. Томск, 1999; Фоменко В.Т. Воспоминания об Израиле Менделевиче Разгоне // Мир историка: историографический сборник. Вып. 1. М., 2005 и др..

Особую группу источников составили научные труды советских историков трех поколений, в которых отразилась исследовательская позиция их авторов. Преимущественно привлекались монографии, статьи и доклады, появление которых вызвало неоднозначные оценки как со стороны партийного руководства исторической наукой, так и собственно научного сообщества. Среди таких изданий следует назвать, в первую очередь, «Русскую историографию» Н.Л.Рубинштейна (М., 1941), двухтомную «Историю Казахской ССР» (М., 1943), «Феодальное землевладение Северо - Восточной Руси» С.Б.Веселовского (М., 1947), сборник «Петр Великий» (М.-Л., 1947), монографию Б.А.Романова «Люди и нравы древней Руси (Историко-бытовые очерки XI-XIII вв.)» (Л., 1947) и др. Эти работы стали знаковыми в истории советской исторической науки. В их историографических судьбах отразились ведущие тенденции ее развития, проявились сложные переплетения исторической науки и правящей идеологии.

Большую группу источников составили материалы периодики. Были изучены журналы «Большевик» («Коммунист»), «Историк-марксист», «Борьба классов», «Пролетарская революция», «Вестник АН СССР», «Исторический журнал», «Вопросы истории», «История СССР», «Вопросы истории КПСС» и др. Содержащиеся в них научные статьи, рецензии, опубликованные постановления ЦК партии и Президиума АН СССР дали обширный материал для понимания ситуации, которая складывалась внутри и вокруг советской исторической науки в изучаемый период времени.

Использовались также документы и материалы, в которых были отражены основные вехи истории советской исторической науки, директивные партийные документы в этой области, работы классиков марксизма-ленинизма, в том числе сталинские, оказавшие влияние на развитие отечественной историографии.

В качестве источников, характеризующих научное сообщество с точки зрения его социально-демографического состава, были изучены биобиблиографические справочники и указатели, содержащие информацию о возрастном, образовательном, профессиональном уровне советских историков Кто есть кто в РГГУ. М., 1997; Современная историческая наука Западной Сибири в лицах. Историки Омска. Биобиблиографический словарь. Под ред. В.П.Корзун. Омск, 1999; Чернобаев А.А. Историки России ХХ века. В 2-х тт. Саратов, 2005 и др. .

Информативное богатство всего комплекса источников, как архивных, так и опубликованных, позволило рассмотреть развитие советской исторической науки середины ХХ века как результат совместных усилий историков всех трех работавших в ней поколений.

Методы исследования. Исследование проводилось на основе сравнительно-исторического метода и комплексного подхода, с позиций историзма, научности, объективности и многофакторности. Особое значение имел метод типизации и группировки, историко-антропологический и генерационный подходы в изучении истории исторической науки. Сущность генерационного метода в изучении историографии заключается в исследовании роли одновременно работавших в науке больших групп историков разных поколений, составлявших в совокупности единое профессиональное сообщество, в выяснении их влияния на развитие исторической науки данного периода. Его использование дает возможность проследить зависимость профессиональной судьбы историков от условий, сформировавших ту или иную их генерацию. В диссертации широко используется категория генерации (поколения) историков, которая понимается как общность специалистов, примерно в одно и то же время начавших заниматься профессиональной научно-исследовательской и преподавательской деятельностью. Границы этого термина достаточно подвижны: к одному поколению могут быть отнесены люди, разница в возрасте которых относительно велика. Крутые изломы истории разбивали единство поколений, и в силу личностных особенностей историки примерно одного возраста оказывались причисленными и сами относили себя к разным поколениям. Вместе с тем, самоидентификация и определение в общественно-профессиональном мнении историка как представителя того или иного поколения - категория достаточно постоянная. Генерации историков достаточно четко вычленяются при некоторой условности возрастного фактора, находящегося в основе такого деления. В середине ХХ века в исторической науке работали три поколения советских историков - дореволюционное (историки «старой школы»), первое марксистское (поколение «красных профессоров») и послевоенное.

Научная новизна исследования. Впервые предпринята попытка изучить историю исторической науки с использованием генерационного метода. Его применение дало возможность показать особенности воздействия идеологии и политики на исследовательскую деятельность советских историков разных поколений, изучить генерационную специфику восприятия и использования методологии марксизма. В диссертации подняты вопросы межличностного общения в сообществе советских историков середины ХХ в., проанализированы характерные черты профессиональных коммуникаций историков разных поколений. Такая постановка проблемы дала возможность по-новому оценить характер развития советской исторической науки и ее вклад в российскую историографию, отказавшись от стереотипного нигилистического либо апологетического ее восприятия. В научный оборот введен большой комплекс документов из Архива Института российской истории РАН. На его основе, с привлечением материалов Архива РАН и опубликованных источников, сформирована база данных, содержащая информацию о социально-политическом, культурном и научном облике советских историков, работавших в середине ХХ в.

Практическая значимость работы. Материалы диссертации могут быть использованы в дальнейших научных исследованиях по проблемам истории и методологии отечественной исторической науки, в изучении духовной жизни советского общества, при подготовке лекционных и специальных курсов, учебных пособий по отечественной историографии и культуре.

Апробация результатов исследования. Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на заседании Центра «Историческая наука России» Института российской истории РАН. Основные положения диссертации были представлены в виде двух монографий и серии статей, девять из которых опубликованы в ведущих рецензируемых научных журналах и изданиях.

Они нашли отражение в ряде выступлений и докладов на научных конференциях, в том числе на международных - «Основные этапы развития российской государственности. Центр и периферия. Х-ХХI вв.» (Москва. 30-31 октября 2008 г.) и «Российская государственность в лицах и судьбах ее созидателей: IX-XXI вв.» (Липецк. 31 октября - 1 ноября 2008) и Всероссийской научной конференции «Тысячелетие развития общественно-политической и исторической мысли России» (Нижний Новгород.14-16 мая 2008).

Структура диссертации. Поставленные цели и задачи исследования определили структуру работы. Диссертация состоит их введения, пяти глав, заключения, списка источников и литературы и приложений.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во введении обосновывается актуальность темы диссертации, ставятся цели и задачи исследования, характеризуется степень научной разработанности проблемы и состояние источниковой базы, раскрывается методология исследования, его научная значимость и новизна, а также определяются объект и предмет исследования, его хронологические и территориальные рамки, приводятся сведения о научной апробации результатов исследования.

Глава первая «История и политика в научном творчестве трех поколений советских историков» раскрывает зависимость отечественной исторической науки середины ХХ века от внешних факторов, первенствующую и определяющую роль среди которых играл контроль партийных органов, прямо вторгавшихся в исследовательскую деятельность историков. Главной идеологической составляющей была в тот период идея советского патриотизма, которая активно внедрялась в гуманитарной сфере и в области изучения истории, в частности. Она сочеталась с остававшейся в силе с середины 1930-х гг. критикой школы М.Н.Покровского.

Включение идеи советского патриотизма, вобравшего в себя элементы российского патриотизма в широком смысле слова, в арсенал партийно-государственной идеологии и пропаганды способствовало появлению позитивных моментов в оценках событий дореволюционной истории России и в осмыслении историографического наследия. Однако отрицание национального нигилизма в духе М.Н.Покровского, проводимое как политика партии в области исторической науки, имело не только положительные стороны. Одновременно вызревала тенденция (получившая свое крайнее выражение в годы «холодной» войны) к абсолютизации идеи советско-государственного патриотизма, доведению до степени отрицания любого зарубежного опыта и, тем самым, к ее компрометации. Она отчетливо проявилась на состоявшемся летом 1944 г. в ЦК ВКП (б) совещании историков.

Послевоенное оживление исследовательской деятельности советских историков проходило на фоне многочисленных проработочных кампаний, инициировавшихся ЦК партии. С 1947 г. стала постепенно набирать силы идеологическая кампания, вылившаяся в следующем году в борьбу с космополитизмом и буржуазным объективизмом. Одним из наиболее заметных ее эпизодов была дискуссия по фундаментальному труду Н.Л.Рубинштейна «Русская историография». События вокруг этой книги можно рассматривать как видимое проявление влияния, производившегося на историков внешними политико-идеологическими факторами.

В диссертации поставлен вопрос о влиянии политических репрессий на сообщество советских историков и развитие исторической науки середины ХХ века в целом. Репрессии наложили свой отпечаток на последующую деятельность советских историков всех трех поколений, понуждая их занимать выжидательную позицию по отношению даже к тем переменам в исторической науке, которые отвечали их собственным научным представлениям и были санкционированы сверху; они породили «цензуру собственной головы».

Наименее болезненно налагаемые партийно-идеологическим контролем ограничения переносили историки первого марксистского поколения. Партийность была той реальностью, в которой шло их формирование как исследователей-профессионалов. Она органично входила в систему их жизненных ориентиров; ею было принизано их научное творчество. Историки «старой школы» стремились дистанцироваться от политически заостренных тем. Степень политизированности представителей послевоенного поколения исследователей в значительной степени зависела от генерационной принадлежности их научных руководителей.

Выявлено влияние идеологической доминанты на решение советскими историками источниковедческих задач. Принцип приоритета источника в историческом исследовании в руководящих партийных документах послевоенных лет квалифицировался как “ложный академизм”.

Пропагандистской акцией, затронувшей советскую историческую науку середины ХХ в., была общесоюзная дискуссия, развернутая вокруг брошюры И.В.Сталина «Марксизм и вопросы языкознания». Большое значение для советской историографии приобрел сталинский тезис о том, что, несмотря на идеализм и вульгаризаторство Н.Я.Марра, все ценное и поучительное при соблюдении критического подхода должно быть у него взято. В данной связи напрашивалась аналогия с отношением к школе М.Н.Покровского, к более объективной оценке ее деятельности. Идеологические кампании сопровождали XIX съезд КПСС, работу И.В.Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР».

После смерти И.В.Сталина самым заметным идеологическим элементом в советской исторической науке была борьба с культом личности, сначала в безличной, а затем в персонифицированной форме. Историки выступили критиками преувеличения роли личности в истории в исторических исследованиях, однако политико-идеологическая конъюнктура не способствовала глубокому и объективному рассмотрению заявленной проблемы. Советские историки находились в состоянии ожидания прояснения идеологической обстановки. Ее неясность и неопределенность выступали в качестве катализатора творческой активности, следствием чего было усиление интереса к общим проблемам истории.

Для историков советского общества сверка идеологических координат продолжала доминировать. Она велась под знаком достижения объективности исследований, внимания к истории советского периода, возрождения духа дискуссионности в научной деятельности, однако касалась в основном формально-содержательной, а не сущностной стороны исследовательской деятельности.

Объективность исследования в середине 1950-х гг. приравнивалась к соблюдению этого требования в отношении оценки роли личности в истории. Безграничное преклонение перед такими историческими личностями, как Иван Грозный, Петр Великий и др., перед деятелями более близких эпох сменилось довольно-таки нейтральным к ним отношением, подчеркнутым вниманием к прочим участникам исторического процесса. Сиюминутная конъюнктура, как одно из основных следствий идеологического диктата в исторической науке, являлась препятствием к изучению проблем истории на всех уровнях

Глава вторая «Генерационные особенности восприятия марксистской парадигмы истории» посвящена анализу отличий в понимании и интерпретации существовавших в советской исторической науке середины ХХ в. методологических подходов историками трех изучавшихся поколений. Показано, что все они работали в русле так называемой марксистской парадигмы, альтернатив которой практически не было. Однако понимание советскими историками марксизма было далеко не однозначным. Как правило, этим термином обозначался набор уже достаточно устоявшихся в советской исторической науке положений и подходов к изучению истории, который не был полностью тождествен философско-социологической теории К.Маркса и Ф.Энгельса и обозначался дефиницией марксизм-ленинизм.

Доминирование марксистско-ленинских концептуальных основ в советской исторической науке допускало некоторые вариации в отношении к ним историков. Модель использования марксистской парадигмы не была единственной и в существенной степени определялась тем, к какому поколению относился тот или иной историк и чью школу он наследовал.

Сложность и важность вопросов соотношения методологии и фактов сделали их непременным элементом рефлексии российских историков всех поколений. Они определяли модели использования методологии марксизма - творческую, догматическую и формальную, - которые можно выделить в советской исторической науке середины ХХ в. В трудах историков они существовали как в чистом виде, так и в смешении элементов нескольких одновременно. Преимущественное внимание к историческому факту было свойственно для первой и третьей, доминирование теории - для второй модели.

В отношении историка к факту проявлялась его творческая индивидуальность, поэтому внутри каждого поколения исследователей были ученые, в большей или меньшей степени склонные к теоретизированию или к фактологии; наилучших результатов достигали те из них, кто допускал между ними разумный синтез, находил свое золотое сечение. Использование в качестве базовой одной из моделей было самым тесным образом связано с принадлежностью исследователя к определенной генерации. Отношение к факту как основе исследовательской деятельности, фундаменту будущей работы историки «старой школы» сохранили и в советское время. Они считали, что использование в качестве основы исследования не осмысленных самостоятельно, заимствованных теоретических построений без достаточной проработки фактического материала приводит к отсутствию четкой авторской позиции и путаным суждениям, а введение в научный оборот новых источниковых массивов расценивали как залог развития исторической науки. Решение данной проблемы в рамках марксистской парадигмы не оставляло историкам этого поколения иных путей, кроме как следования формальной модели использования марксистских подходов (уход от них под прикрытием руководящих цитат) либо попытки реализации творческой модели (при позитивном отношении к марксистской гносеологии).

Позиции «старой профессуры» в отношении исторических фактов противостояла точка зрения советских историков генерации «красных профессоров» (особенно тех из них, кто занимался историей советского общества), которую характеризовало преклонение перед марксистскими постулатами и социологическими схемами. Она претерпела определенные подвижки в середине 1930-х гг. в связи с постановлением о преподавании гражданской истории. Внимание к изучению истории, а не только социологии в определенной мере изменило отношение к фактам, особенно у творческой части поколения «красных профессоров».

Изменения в исследовательской позиции отдельных представителей первой марксистской генерации были связаны не только с изменившимися внешними условиями развития советской исторической науки. Немаловажную роль в них сыграл творческий контакт между поколениями. Поэтому не случайно, что именно у историков, занимавшихся проблемами досоветской истории, наиболее часто встречались попытки отказа от применения догматической модели использования методологии марксизма, в чем можно видеть прямое влияние их предшественников. Напротив, историки советского общества и, конечно же, партии, принадлежавшие к генерации «красных профессоров» и послевоенному поколению историков, в наибольшей мере сохранили преклонение перед вопросами теории, подчинив им фактическую сторону своих трудов, несмотря на постоянное прокламирование тезиса о важности опоры на факты.

Проблема соотношения теории и факта в историческом исследовании возникала на каждом переломном этапе развития советской исторической науки. Взятый с середины 1930-х гг. курс на внимательное отношение к историческим фактам был ослаблен к началу 1950-х гг., когда на волне сменявших одна другую идеологических кампаний наблюдалось повышенное стремление к догматическому теоретизированию. Новый всплеск интереса к этой проблеме возник в период «оттепели». Эта позитивная тенденция имела большое значение для формирования исследовательских позиций вступавшего в науку нового, послевоенного поколения советских историков.

Российская классическая историческая школа XIX в. сформировала принципы работы с источником, которые стали основой для исследовательской деятельности всех последующих отечественных историков. Скрупулезность в отношении к содержавшейся в источнике информации, точность и всесторонность ее анализа, критическое отношение и установление ее подлинности - вот тот фундамент, на котором строилась работа историков с источником. В качестве основного условия в обращении с историческими источниками выдвигалось требование их научной критики, в основе которой лежали объективность и историзм. Произвольная, а тем более однонаправленная выборка источников признавалась недопустимой. В повседневной исследовательской практике историкам «старой школы» приходилось в ряде случаев отступать от своих принципов обращения с историческими источниками, опуская информацию, которая уж слишком очевидно приходила в противоречие с общепринятыми на определенный момент марксистско-ленинско-сталинскими трактовками.

То, что для историков дореволюционной формации было нарушением, отступлением от привитых им со студенческой скамьи навыков работы с историческими фактами, для поколения «красных профессоров» стало осознанной позицией, которая имела свои обоснования. Объективность в отношении к историческим источникам оценивалась с позиций классовости и партийности. Под таким углом зрения исключение из исследовательской практики источников, не прошедших тест на идеологическую выдержанность, не считалось нарушением принципа историзма.

К середине ХХ века в советской исторической науке утвердилось понимание истории, основанное на марксистских постулатах формационности и классовости. Оно официально разделялось советскими историками всех работавших в это время генераций и для большинства из них было непреложным фактом и убеждением. Существовавшая разница в подходах по большей части не затрагивала их основ, а характеризовала степень свободы интерпретации, большую или меньшую долю догматизма в исследованиях. Даже историки «старой школы», многие из которых, как, например, С.Б.Веселовский, продолжали работать в рамках историко-юридической школы, неодобрительно относились не к марксистской теории, а к догматическому способу ее приложения к исторической науке.

Одновременное существование двух типов восприятия марксистско-ленинских теоретических положений - догматического и творческого - приводило к образованию своеобразных методологических ножниц. Их преодоление сторонники названных моделей использования методологии марксизма также видели по-разному. Первые - в безусловном следовании руководящей цитате, вторые - во вдумчивом отношении к историческим фактам. советская историческая наука

Формальная модель использования марксистской методологии имела несколько типов мотиваций. В исследованиях историков «старой школы» она часто служила элементом дистанцирования от марксистской парадигмы. Историки марксистских поколений иногда с помощью этой модели избегали крайностей догматизированно-идеологизированных подходов.

Однако в целом в середине прошлого столетия безусловно преобладали канонизированные в сталинском варианте методологические установки. Как вспоминал П.В.Волобуев, догматизм и некритическое отношение к высказываниям классиков марксизма-ленинизма были непременными атрибутами той эпохи Академик П.В.Волобуев. Неопубликованные работы. Воспоминания. Статьи. М., 2000. С. 22.. В таких условиях часть исследователей старалась не выходить на решение проблем, предполагавших обязательную постановку вопросов общего порядка.

Другим краеугольным камнем марксистско-ленинской методологии был классовый подход. Его применение советскими историками трех поколений имело свои черты и особенности, что, в свою очередь, также определяло формирование той или иной модели использования марксистской парадигмы. Классовая подоплека была предметом поиска как в событиях истории, так и в оценке деятельности исторических лиц, а также при характеристике творчества самих историков. Классовость напрямую отождествлялась с объективностью и партийностью исследования. Для первого марксистского поколения советских историков это было аксиомой. Если изложение документального материала ставило под сомнение интересы правящей партии, то оно не могло быть признано верным.