Влияние скандинавского элемента на формирование древнерусского государства

Ряд письменных скандинавских источников указывает на присутствие скандинавов на торговых путях Древней Руси. Это поминальные камни с рунические надписями, устанавливаемые на родине в честь погибших людей из знатных родов.

«Ярко окрашенные установлены эти камни: Хабъярн и его брат Хродвисл, Эйстейн [u] Эймунд вместе установили эти камни по Хравну к югу от Ровстейна. Они добрались вплоть до Айфора. Вифил вел [отряд]»; т.е. Хравн погиб на одном из днепровских порогов (Айфоре)».

«Торстейн сделал [памятник] по Эринмунду, своему сыну, и приобрел этот хутор и нажил [богатство] на востоке в Гардах» (т.е. на Руси. - Й. Х.) - повествует, к примеру надпись на камен из Веда в Упланде». Цит. По: Йоахим Херрман Славяне и норманны в ранней истории Балтийского региона.//Славяне и скандинавы. М., 1986, С. 49.

Некоторые скандинавы оседали на чужбине.

«Хертруд воздвигла этот камень по своему сыну Смиду, доброму воину, Его брат Халльвинд, он живет в Гардах…» - сообщается на камне из Гордбю на Эланде». Там же. С. 49.

Как вытекает из русско-греческих договоров и данных топонимики, оживленная торговля с участием купцов-скандинавов развивалась также на пути Волхов - Ловать - Днепр, здесь предметами обмена были скорее русские товары, доставляемые через административные центры, - дань, получаемая от населения в виде мехов, меда, воска.

Именно эта торговля была описана Константином Багрянородным. Бабиков М.В.BYZNTINOROSSICA. Свод византийских свидетельств о Руси. М., С. 49. Скандинавские товары, поступающие а Ладогу, очевидно, не проводились через Новгород дальше на юг, а направлялись скорее на Волгу; зато торговые отношения Скандинавии с Южной Русью могли развиваться через двинско-днепровкий путь. Из этих наблюдений может следовать, что положение скандинавских купцов в разных русских землях не было одинаковым: на путях Ладога - Волга и Двина они играли роль посредников между Скандинавией и арабским Востоком; на пути ладожско-киевском («из варяг в греки») они служили Древнерусскому государству и русским феодалам. Поэтому наиболее ощутимые следы скандинавской иммиграции проявляются именно на ладожско-волжской ( Ладога ) и двинско-волжской ( Смоленск ) магистралях.

По мнению Х.Ловмияньского положение, отстаиваемое Т.Арне, о существовании шведской колонии в Смоленске в большей степени опровергает, чем поддерживает теорию норманнского происхождения Древнерусского государства. Ведь Смоленск не играл в IX - X вв. выдающейся самостоятельной роли, зато был важным торговым центром. Да к тому же археологические исследования, проведенные Д.А.Авдусиным показали, что только один из 25 или 26 курганов, изученных Арне, и признанных скандинавскими (их примерно около 700 раскопанных) можно отнести к таковым, да еще один курган, пропущенный Арне. Но даже если не два скандинавских захоронения, а более, как считает Т.Арне, являются скандинавскими, остается фактом, которого он не отрицает, что преобладающую массу погребений составляли славянские. К тому же славянские и скандинавские захоронения перемешаны, что указывает на мирную совместную жизнь обеих этнических групп. Из этих данных также вытекает, что нет оснований говорить о захвате скандинавскими купцами власти над местным населением, что подтверждает и количественное соотношение обоих элементов приведенное выше.

Х.Ловмяньский считает: «русские политические круги в Смоленске, как и в иных пунктах Руси, терпимо относились к скандинавским пришельцам, поскольку торговля, которой они занимались, отвечала потребностям славянской знати и прежде всего приносила большой доход княжеской казне. Ведь скандинавы усилились в Смоленске только с конца IX в., т. е. в условиях достаточно развитой русской государственности». Х.Ловмяньский Русь и норманны. М., 1985, С. 112

Отражение торговых контактов мы можем наблюдать и в лексике рунических надписей, подробно разобранных Е.А.Мельниковой. И хотя надписей с военной тематикой найдено больше, по мнению А.Рупрехта, поездки на Восток с торговыми целями преобладали. Это можно объяснить поздней практикой написания рунических надписей XI - XII вв., когда между Скандинавией и Русью стала преобладать другая форма отношений - наемничество. Там же. С. 130

Это прямые упоминания о регулярных торговых поездках купца в Земгалию: « Он часто плавал в Земгалию на корабле с дорогими товарами вокруг Домеснеса» МельниковаЕ.А. Скандинавские Рунические надписи. М., 2001, С. 62.

Из надписи следует также, что Земгалия, видимо служила важным рынком сбыта товаров, но не источником импорта в скандинавские страны: «Главным рынком, через который поступали в Скандинавию восточные, византийские, русские изделия был Новгород» Там же. С. 62.

Надписи также свидетельствуют о существовании торговых товариществ, компаний, обществ. Слово felagi, производное от flag (соединение средств, паёв, т. е. товарищество, компания, общество, объединение). Х.Ловмяньский считает, что упоминание felagi в надписях, говорящих о поездках в Восточную Европу, видимо могут рассматриваться как свидетельство того, что по крайне мере часть торговых поездок имела более или менее организованные формы.

Однако даже в основных торговых центрах Руси - Ладоге и Новгороде - имеется очень незначительное присутствие рунических надписей. Одна такая надпись обнаружена в Ладоге на деревянной палочке и одна - на обломке кости в Новгороде. Эти находки, по свидетельству А.В.Арциховского, подчеркивают незначительность скандинавского элемента на Руси. Палочки с руническими надписями - элемент скандинавского языческого ритуала. Их находки на Севере исчисляются многими тысячами. При раскопках Бергена в Норвегии их, например, учтено 30 тысяч.

На Руси при больших масштабах раскопок как раз районов предполагаемых норманнских поселений, где к тому же хорошо сохраняется дерево, их найдено лишь две. Это заставляет предполагать, что обладатели «норманнских» вещей не следовали скандинавским верованиям. Кузьмин А.Г. «Варяги» и «Русь» на Балтийском море.//Вопросы истории. 1970, № 10.

Рассматривая русско-скандинавские торговые отношений в IX - XI веках отдельно хотелось бы обратить внимание на рассмотрение основных торговых путей Древней Руси.

«…бе путь изъ Варягъ в Греки и изъ Грекъ по Днепру, и верхъ Днепра волокъ до Ловоти, по Ловоти внити въ Илмерь озеро великое, из негоже озера потечеть Волховъ и вътечеть в озеро великое Нево, и того озера внидеть устье в море Варяжьское, и по тому морю ити до Рима, а от Рима прити по томуже морю ко Царюгороду, а отъ Царягорода прити в Понтъ море, въ неже втечеть Днепръ река».

Это описание пути из «варяг в греки» помещено на первых же страницах начальной русской летописи - Повести временных лет, составленной Нестором в начале XII века в Киеве.

По данным археологов, в IX веке основным международным торговым маршрутом Восточной Европы был путь к Черному морю по Дону, а не по Днепру. С рубежа VIII и IX веков и до XI века по этому пути из стран Арабского Халифата в Восточную Европу, Скандинавию и страны Балтики почти непрерывным потоком двигались тысячи серебряных монет - дирхемов. Они оседали в кладах в тех поселениях, где велась торговля и жили купцы. Такие клады IX века известны на Оке, в верховьях Волги ( в том числе в Тимерёве), по Волхову вплоть до Ладоги ( у Нестора - «озеро Нево»), но их нет на Днепре. Самое большое торгово-ремесленное поселение на этом пути, существовавшее уже с середины VIII века, - Ладога. С этого времени в Ладоге и её окрестностях бок о бок жили скандинавы, славяне и финны (последних славяне звали - «чудь»). Летописец Нестор знал, что путь на Восток, на Каспий и в Хорезм (Хвалисы) шел по Волге, параллельно Днепровскому пути. Более ранний автор, восточный географ Ибн Хордадбех, описавший все ему известные «пути и страны» в 840-е годы, позднее в 880-е годы, добавил к своему труду маршруты купцов-русов - первое упоминание торговых путей Восточной Европы. Эти купцы везли бобровые и черно-бурые меха и мечи из «отдаленных славянских земель к морю Румийскому», и там с них брал десятину властитель Рума (Константинополя) - столицы Ромейской (Византийской) империи. Другой маршрут проходил по «реке славян», которую большая часть исследователей считает Доном; оттуда купцы шли к Хамлиджу - столице Хазарии (одно из названий Итиля), где платили десятину правителю хазар. Потом они направлялись на Каспий и далее караванным путем до Багдада. Там русы называли себя христианами, чтобы уменьшить размер пошлины, переводчиками им служили славянские рабы. (Арабы).

Торговый путь, ведший на Каспий, был, судя по всему, хорошо известен восточному географу. Маршрут же, по которому русы шли к Румийскому (Средиземному) морю, был ему не знаком: возможно, это первое упоминание пути из варяг в греки.

Само название «русь» В.Я. Петрухин напрямую связывает с освоением скандинавами речных путей Восточной Европы: «Здесь не могли использоваться «длинные корабли» викингов: чтобы плыть против течения рек, преодолевать волоки, пороги, необходимы были небольшие, удобные для переноски и переоснащения суда - однодеревки, на которых крепились борта и уключины для гребли. Поэтому на Востоке скандинавы называли себя не викингами, а «росами» - «гребцами»; по-славянски скандинавское наименование «рос» звучало как «русь». Петрухин В.Я. Путь из варяг в греки. //Родина. 2002, № 11-12.

Конечно, вопрос о происхождении слова «русь» спорен, для освещения рассматриваемой темы о торговых путях это не играет значительной роли. Участие в торговых походах на территории Руси скандинавов доказано многочисленными археологическими находками. Хотя до сих пор не ясна их роль в этой торговле, они были посредниками между русскими купцами и иноземцами, или настолько ключевой фигурой, что даже их профессиональное название «росы» в последствии было унаследовано целым народом. Во всяком случае, В.Я. Петрухин напрямую связывает «русь» с дружинами русских князей: «Вплоть до середины X века, по свидетельству византийского императора Константина Багрянородного, быт руси - дружины князей, уже прочно обосновавшихся в Киеве, - был связан со сбором и оснащением однодеревок по всему Днепровскому пути. Археология располагает свидетельствами этой работы: ладейные заклепки для крепления бортов - обычные находки на древнерусских поселениях IX - X веков». Там же.

В середине X века русь (под русью мы понимаем княжескую дружину, не вдаваясь в этнические подробности) собирала однодеревки уже для ежегодной торговой экспедиции в Константинополь. Весной, когда вскрывался лед на реках, славяне - подданные руси - рубили в своих лесах пригодные деревья и сплавляли их в Днепр, где продавали княжеским дружинникам. Однодеревки приходили из Новгорода, Смоленска, Любеча, Чернигова и Вышгорода и собирались у Киевской крепости. В июне они спускались к Витичеву на Днепре и сплавлялись дальше вниз по реке к Днепровским порогам. Константин Багрянородный самым подробным образом описывал пороги, проходя через которые Русь должна была вытаскивать свои ладьи на сушу. Он приводил параллельные наименования этих порогов «по-росски» и «по-славянски». Благополучное преодоление порогов сопровождалось благодарственными жертвами возле огромного дуба на острове св. Григория (Хортица). Затем ладьи Руси следовали до острова св. Эферия (Березань) в устье Днепра, где останавливались на два - три дня и вновь переоснащались однодеревки. Далее они плыли до устья Днепра и до Селины - рукава Дуная. Здесь, на Болгарской земле, русы уже чувствовали себя в безопасности и продолжали плавание вдоль побережья Черного моря, пока не достигали Месемврии ( современный Несерб), располагавшийся уже в византийских землях. Видимо, большая часть каравана оставалась здесь, избранные купцы с товарами отправлялись в Константинополь, где останавливались на подворье св.Маманта. Там же.

Чтобы ежегодно осуществлять такое грандиозное предприятие, в котором была задействована в той или иной мере вся Восточная Европа, необходим был устойчивый механизм взаимоотношения руси с византийским миром и миром славян. Походу руси в Византию предшествует зимнее полюдье среди подвластных руси племен - древлян, дреговичей, кривичей, северян и прочих, живших по рекам, впадающим в Днепр. Именно они весной сплавляли однодеревки и продавали их руси. Установились не просто даннические, но договорные, взаимовыгодные отношения: у славян русь получала в виде дани те товары, которые потом везли в Константинополь. (Подробное описание этого мероприятия мы наблюдаем в полном курсе лекций Ключевского В.О. Русская история. 2000.С. 140-142.) Ключевский В. О. «Русская история, полный курс лекций», Ростов-на-Дону «Феникс», 2000.

Впоследствии, после гибели от рук древлян князя Игоря, его женой Ольгой была установлена система погостов, оброков и даней.

Слово «погост» первоначально означало стан для дружины, собирающей дань. Ольга заменила полюдье системой специальных пунктов, куда свозилась дань. Эти пункты - города и погосты - уже существовали в IX - X веках на самом пути из варяг в греки и на Волжском пути (в Верхнем Поволжье); Ольга расширила и упорядочила сбор дани по Днепру и Десне в Левобережье - в землях, со времен Олега контролируемых русскими князьями. Новые погосты были учреждены также на Новгородском Севере Руси, по рекам Мсте, соединяющей Поволховье с Верхним Поволжьем, и Луге, впадающей в Финский залив. Останавливалась Ольга и во Пскове - по преданию, её родном городе - на реке Великой, соединяющий путь из варяг в греки (бассеин Ловати) с Чудским озером. «Таким образом, опираясь на путь из варяг в греки, как на становой хребет Древнерусского государства, Ольга распространила новую государственную систему на запад и восток от этой оси». Там же.

Мы упомянули существование погостов на Волжском пути. Впервые река Волга упомянута во II веке до н.э. под именем Ра. Древнейшее название Волги - Ра зафиксировано в «Авесте», а также у Геродота и Птолемея. Тюркское название реки - Итиль, принятое в византийской, затем в арабской и персидской литературе, появилось не позже VI века н.э. «Происхождение слова Волга также связывали с северорусской формой «волгас» - низкий берег реки, со славянским «волглый» - сырой, влажный либо финно-угорским понятием «белая», «светлая». Кирпичников А. Великий Волжский путь.// Родина. 2002, № 11-12.

В последней четверти 1-го тысячелетия н.э. значение Волжского пути возросло настолько, что он стал основной дорогой, соединившей Европу и Азию. На то были веские причины. В VII - VIII веках в результате арабской экспансии доступ европейцев в Средиземное море и их связи с Византией и Передним Востоком нарушились и торговля была вынуждена искать другие пути. Такой путь через Восточную Европу в страны Азии, издревле известный, был использован в полной мере.

ВВП (Великий волжский путь) в последней четверти 1-го тысячелетия н.э. можно представить состоящим из нескольких отрезков. Основу, естественно, составляла сама Волга, к ней тяготели реки и сухопутные трассы, представлявшие её транспортное положение. Не будет преувеличением протянуть общий маршрут Волжской системы с учетом её прямого и косвенного функционирования от Британии и Голландии до Ирана и Ирака.

Северная часть ВВП - это Северное и Балтийское моря, Финский залив, река Рева, Ладожское озеро, река Волхов, озеро Ильмень. Далее кратчайшим и удобным (даже с учетом волоков) переходом к истоку Волги был «Селигерский путь» по рекам Поле, Явони до озера Селигер и по реке Селижаровке с выходом на Волгу. Дальнейшее передвижение происходило по главной реке вплоть до её устья. Южный участок плавания включал Каспийское море до его южного побережья (наприме, до области Джурджан).

Далее шла сухопутная дорога до города Рея или дальше - до Багдада. Наибольшая часть водного пути приходилась на пространство Восточной Европы. Путешественники преодолевали волоки, а на Неве и Волхове - пороги.

Караванное движение кораблей из района Балтики (например, от Бирки) до района Каспия ( допустим, до Дербента) с учетом, что расстояние составляло около 5500 км, занимало два месяца и еще несколько месяцев на обратный путь. В речной части на обратном пути плыли против течения, а средняя скорость дневного перехода равнялась 25 км. В течение летнего сезона суда, побывавшие в городах Прикаспия, едва успевали вернуться на свои исходные базы в регионы Балтики. Иными словами, парусно-весельные суда одной флотилии могли осуществить полную поездку раз в год.

В систему передвижения кораблей и грузов по Волге входили реки Кама (так называемый пушной путь), Вятка, Ока, Клязьма, Которосль, Мста. Самостоятельное значение имели Донской и Неманско-Донецкий пути. С верховьев Волги был выход к западной Двине, «а по Двине в варяги, а из варяг до Рима».(1) (ПВЛ с.9) И Волжский и Донской пути сближались друг с другом у города Калач, в месте, называемом «переволока». В среднем течении Волги на юго-восток от нее отходили сухопутные пути в Хорезм, а на западе - Киев и далее в Чехию и Южную Германию. Среди водных дорог Русской равнины Волжский путь относится к наиболее разветвленным и значительным, а его стержневое направление по отношению к направлению Запад-Восток - магистральным.

Основополагающее влияние на использование ВВП, особенно его прибалтийской части, оказала Северная Русь. Правители новообразованной державы существенным образом расширили балто-европейские связи. Ладога и другие северные русские города выдвинулись тогда в качестве центров, активизировавших экономические и транспортные контакты Запада и Востока. Скорее всего, при первом представителе новой правящей династии - князе Рюрике - со скандинавскими странами была установлена система безопасного плавания - «торговый мир» и, следовательно, на значительной части балто-волжского маршрута были созданы условия максимального благоприятствования свободному судовождению.

С провозглашением Киева новой столицей важнейшей магистралью страны становится Балто-Днепровский путь. Отныне торговые потоки Руси направляются не только в города Передней и Средней Азии, но и в Византию. При этом ВВП, который в течении VIII и большей части IX века был практически главной дорогой Руси, в период X столетия не утратил торгово-транспортного значения. Около 900 года происходит географическая переориентация исламской торговли в Восточной Европе. На смену прежним лидерам, Ираку и Ирану, выдвигается государство Саманидов в Средней Азии. Соответственно усилился приток на территорию Европейской России саманидских дирхемов.

Через Хазарию и возвысившуюся в X веке Булгарию, Русь и страны Балтийской Европы продолжали получать восточные изделия и арабское серебро. Объем этих ценностей по сравнению с IX столетием заметно возрос. Главнейшим транзитным центром исламской торговли с Европейским миром становится Булгар и города Булгарского царства.

Начиная со второй четверти XI века международное транспортное значение ВВП снижается и приобретает региональное значение. Волжский путь был вновь востребован в период господства на Нижней и Средней Волге Золотой Орды. Не случайно на великой реке возникла столица этого государства Сарай, на Волге появились караваны судов армян, персов, индийцев, арабов, греков, генуэзцев, русских.

«Расцвет Волжского пути в период раннего Средневековья обозначил целую историческую эпоху, которая оставила великое наследие». Кирпичников А.Н. Великий Волжский путь.//Родина. 2002, № 11-12.

Н.И. Васильева считает что присутствие скандинавов на торговых путях Восточной и Южной Руси сильно преувеличено. Не только к скандинавам, но и к Греции «путь из варяг в греки» на начальном периоде развития Древнерусского государства отношения не имел: «… «путь из варяг в греки» не имел к Скандинавии никакого отношения. Самое забавное, что первоначально он не имел никакого отношения к Греции! Вплоть до принятия христианства отношения Руси и Византии были враждебными, а экономические связи - очень слабыми». Васильева Н.И. Русь и варяги. //Русь и варяги. Новый взгляд на историю Европы и Руси. 1999, С.49.

Ссылаясь на работы В.Л.Янина по археологии (Янин В.Л. Денежно-весовые системы русского средневековья. М. 1956. С.105,152.) Васильева пишет: «За весь период 8-10 вв. на Руси не было обнаружено ни одного византийского динария - первая находка, и то единичная, относится только к 979 г. Зато в изобилии, начиная со второй половины 8 в., встречаются арабские серебряные монеты - дирхемы, и одиночные находки, и целые клады». Там же. С. 49.

В интересующий нас «варяжский» период основной торговый поток шел между Русью и Арабским Халифатом, и прервался он только в начале XI века - арабский мир вошел в полосу кризиса, чеканка дирхемов прекратилась. Именно тогда на Руси появились византийские денарии, англосаксонские пени и др.

И это действительно подтверждается в работе В.М.Потина «В Северной Руси значительный приток дирхемов начался (по В.Л.Янину) в конце VIII в. Приток дирхемов сокращается в конце X в., чтобы прекратиться вовсе в начале следующего столетия. Около 970 г. начинается поступление европейского денария. Период господства этой монеты в XI в. сменился на Севере Руси в 30-40-х годах XII в. «безмонетным периодом», продолжавшимся более двух - двух с половиной столетий». Потин В.М. Нумизматическая хронология и вопросы истории Руси и Западной Европы в эпоху раннего средневековья.// Северная Русь и её соседи в эпоху раннего средневековья. Л.,1982, С. 129.

Однако В.М. Потин в этой же работе указывает на вероятность ошибок в датировке археологических памятников по монетам, так как время, прошедшее после чеканки этих монет, может исчисляться десятками, а иногда и сотнями лет. А методы нумизматической датировки археологических памятников еще находятся на стадии разработки.

Получается что первоначальными торговыми партнерами Руси на юго-востоке были мусульмане - арабы, иранцы, а греки «подключились» гораздо позднее.

Обращаясь к той же работе В.Л. Янина, Н.И.Васильева указывает на то, что на территории России обнаружено 25 кладов дирхемов, относящихся к наиболее раннему периоду их европейского обращения (конец VIII - первая половина IX веков), не считая единичных находок. В Западной Европе того же времени обнаружено таких кладов почти вдвое меньше - 16, и все они приходятся на земли балтийских славян; только 4 клада обнаружено в Швеции, и все они датируются более поздним временем. Васильева Н.И. Русь и варяги. //Русь и варяги. Новый взгляд на историю Европы и Руси. 1999, С. 50.

Свидетельства археологии и современных источников показывают, что западнославянское Поморье было неизмеримо более экономически развитым и богатым регионом, чем Скандинавия. Территория наиболее важного экономического центра славян-венедов, города Волина (Юлина, Юмны), расположенного в устье Одера, в несколько раз превышала площадь крупнейшего шведского центра Бирки… Там же. С. 50.

Именно на этот центр торговли (город Волин) указывает Н.И. Васильева в своей работе ссылаясь на немецкого хрониста XI века Адама Бременского: «Там, где Одра впадает в Скифское море, лежит знаменитейший город Юмна, отличный порт, посещаемый греками и варварами, живущими вокруг. О славе этого города, о котором много всем рассказывают, а часто и неправдоподобное, необходимо поведать кое-что, достойное внимания. Юмна - самый большой из всех городов Европы. В нем живут славяне вместе с другими народами, греками и варварами. Даже и прибывающие туда саксы получают равные права с местными жителями, если только, оставаясь там, не выставляют напоказ своей христианской веры. Все в этом городе еще преданы губительным языческим обрядам. Что же касается нравов и гостеприимства, то нельзя найти народа более честного и радушного…». Цит. по: Васильева Н.И. Русь и варяги. //Русь и варяги. Новый взгляд на историю Европы и Руси. 1999, С. 49.

По мнению Н.И. Васильевой, путь «из варяг в греки», описанный летописцем, не ведет с неизбежностью в Скандинавию. В сагах Новгород еще упоминается, зато о Днепре они дают самое смутное представление. Вполне вероятно это объясняется вообще скудностью и не точностью скандинавских источников. Письменные традиции того времени у норманнов были еще не развиты.

И если в сагах упоминание Древнерусских городов и рек незначительно, то рунические надписи свидетельствуют о несомненном присутствии скандинавов на торговых путях Восточной Европы.

Мы ясно видим, что водные торговые пути, проходящие через территорию формирующегося Древнерусского государства, имели огромное значение как для скандинавских народов, так и для славянского населения Восточной Европы. Скандинавы были в первую очередь заинтересованы в мирном развитии отношений со славянским населением.

Здесь можно говорить только о взаимовыгодном сотрудничестве скандинавов и славян на водных путях Древнерусской равнины. Славяне пользовались знаниями и опытом норманнов в торговых операциях. Для скандинавов осуществление торговых экспедиций в Византию без содействия и участие в них славянского населения было не возможно.

2.3 Участие в военных походах. Наёмничество

С развитием и формированием Древнерусского государства на первый план выходит другая форма взаимоотношений. Частые походы русских князей на внешних врагов, как и междоусобные войны, способствуют развитию новой формы отношений - наёмничеству. Участие скандинавских дружин в военных походах русских князей упоминается во многих источниках, как русских, так и скандинавских. Известен рассказ Начальной летописи о том, как Владимир, одолев своего киевского брата Ярополка в 980 г., утвердился в Киеве с помощью призванных из-за моря варягов: «В лето 6488. Приде Володимиръ съ Варяги Ноугороду, и рече посадникомъ Ярополчимъ: «идете къ брату моему и рцете ему: Володимеръ ти идеть на тя, пристраивайся противу битъся». «Повесть временных лет». Сос. Кузьмин А.Г. Под ред. Виргинского В.С. М., 1979, С. 38.

В летописи упоминается участие варягов в убийстве Святополком брата своего Бориса «Святополк, же окаянный, узнав, что Борис еще дышит, послал двух варягов прикончить его. Когда те пришли и увидели, что он еще жив, то один из них извлек меч и пронзил его в сердце». Художественная проза Киевской Руси XI - XIII веков. М. 1957. С. 69.

Варяги участвовали в борьбе братьев не только на стороне Святополка, но и на стороне Ярослава. Они состояли в его дружине в Новгороде, и если судить по тексту летописи, имели место конфликты между местным населением и варягами, приведшие к уничтожению последних. Притом за это лучшие новгородские люди были наказаны Ярославом. По-видимому, Ярослав ценил присутствие варягов в своей дружине, раз наказал новгородцев.

«Ярославу же не ведущу отьне смерти, Варязи бяху мнози у Ярослава, ит насилье творяху Новгородцемъ и женамъ ихъ. Вставшее Новгородци, избиша Варягы во дворе Поромони, и разгневася Ярославъ, и шедъ на Рокомъ, седее въ дворе, пославъ к

Новгородцемъ, и рече: «уже мне сихъ не кресити». И позва к собе норочитые мужэи, иже бяху иссекли Варягы, и обольстивъ я исече». «Повесть временных лет». Сос. Кузьмин А.Г. Под ред. Виргинского В.С. М., 1979, С. 38.

Ярослав постоянно использовал варягов на службе: «В лето 6526. Приде Бореславъ съ Святополкомь на Ярослава с ляхы. Ярославъ же, совокуписъ Русь и Варягы и Словене, поиде противу Болеславу и Святополку, и приде Волыню, и сташа оба полъ рекы Буга». Там же. С. 50.

«В лето 6532. Ярославу сущю Новегороде, приде Мьстиславъ ис Тъмутороканя Кыеву, и не прияша его Кыяне. И возвративъся Ярославъ, приде Новугороду, и посла за море по Варягы. И приде Якунъ с Варягы, и бе Якунъ сь лепъ, и луда бе у него золотомь истъкана». Там же. С. 52.

Об участии варягов в походах русских князей рассказывают и скандинавские источники - саги и рунические надписи. Наиболее известен поход, организованный шведским хёвдингом по имени Ингвар, причем он упоминается не только по руническим надписям, но и по более поздним письменным памятникам: «Саге об Ингваре» и Исландским анналам. Сага была записана около 1190 года, возможно монахом Оддом Сноррасоном ( умер в 1200 году) на латинском языке, а затем в начале VII века переведена на древнескандинавский.

В саге приводится дата смерти Ингвара: по христианским источникам - 1041 г. или 1040 г. по внутрескандинавскому летоисчислению - через 9 лет после смерти Олава Харальдссона, что соответствует 1039 г. или через 11 лет после смерти Олава, т. е. в 1041 г. Анналы помещают известие о смерти Ингвара под 1041 г.

Маршрут Ингвара по описанию саги восстановить практически невозможно: её свидетельства неопределенны и допускают различные интерпретации.

«Единственный отмеченный Повестью временных лет крупный поход начала 1040-х годов, в котором приняли участие варяги, - это нападение русского войска на Константинополь, осуществленный в 1043 году под руководством сына Ярослава Владимира и воеводы Вышаты и закончившийся разгромом русского войска». Мельникова Е.А. Скандинавские Рунические надписи. М., 2001, С. 58

Именно в связи с этим событием в летописях в последний раз упоминается присутствие в русском войске наемного варяжского отряда.

Связи между Скандинавией и Русью не ограничивались торговлей и военными походами. Ярослав Мудрый и другие русские князья охотно давали при своем дворе приют изгнанным со своей родины скандинавским королям и принцам. В Новгороде в конце Х в. жил норвежский король-викинг Олаф Трюгвасон. В Киеве нашел гостеприимное убежище креститель Норвегии король Олаф II Святой. На Руси вырос его сын и преемник Магнус Добрый. При дворе Ярослава жил и следующий норвежский король-викинг Харальд Суровый, взявший в жены дочь Ярослава Мудрого Елизавету. Харальд участвовал в военных походах Ярослава и признавал его своим повелителем. После смерти Харальда его вдова Елизавета Ярославовна вышла замуж за датского короля Свена Эстридсена ( XI в.). Сам Ярослав был женат на Ингигерде - дочери шведского короля Олафа Скётконунга; позже внук его, другой киевский великий князь - Мстислав I Владимирович, взял в жены опять-таки шведскую принцессу.

Таким образом, династические связи Руси со Скандинавией до монгольского нашествия были, вероятно, теснее, чем с каким-либо иным государством Западной Европы. Экономической основой этих связей были общие интересы в посреднической торговле между Западом и Востоком.

В X в. происходит некий разрыв в отношениях между Русью и Швецией. Обращение в православную веру, при том, что шведы остались язычниками, и принятие в качестве «официального» славянского языка совпали по времени с резким уменьшением импорта арабского серебра в Скандинавию. Гвин Джонс Викинги. Потомки Одина и Тора. М. 2004. с. 267

Некоторый спад наметился уже во времена Святослава; его связывают с приостановкой волжской торговли, последовавшей за нападением Святослава на Булгарский каганат, но вызванной также нехваткой серебра в арабских странах. Скандинавы привыкли к серебру, им требовалось серебро, и когда оно перестало поступать через Русь с Востока и из Польши, норманны обратили свой взоры к Германии и Англии.

Серебро гарцких копей попадало на Север вместе с другой военной добычей, а со временем, все больше за счет торговли, серебряные английские монеты входили в Данагельд. Там же. С. 268.

Бирка переживала упадок начиная с 970 г., ибо ее благополучие зижделось на торговле с Русью. Теперь интересы Швеции и Киевского княжества далеко не во всем совпадали, а в каких-то областях оказались прямо противоположными. Русы преследовали свои цели с оглядкой на Византию, и пропасть, разделившая Швецию и Русь, становилась все шире. И если во времена Ярослава это отстранение было не столь заметно благодаря откровенным норманнским симпатиям князя, то после смерти Ярослава в 1054 г. история Востока уже не содержит в себе ничего, имеющего отношение к нашей теме.

Или почти ничего, Скандинавские «верингские» дружины просуществовали еще по крайней мере двадцать лет. Нет ничего удивительного в том, что предприимчивые и отважные норманны поступали на службу к византийским императорам: та же неистребимая жажда славы и богатства приводила их сородичей в дружину Хигелака в начале VI в., Харальда Прекрасноволосого - в конце IX в. и Кнута Могучего - в начале XI в. Война была выгодным и уважаемым ремеслом. А где еще военная служба могла быть столь почетной и вознаграждаться столь щедро, как в великолепном, богатейшем городе на Босфоре? Известно, что отряды, а иногда и целые армии скандинавов нередко выходили на битву с врагами империи. Источники сообщают довольно много об их военных походах в X в.: они высаживались на Крите и южном побережье Италии, сражались в Месопотамии и Далмации, умирали в песках Прикаспия. Их корабли бороздили воды различных морей. Около 1000 г. веринги получили статус личной гвардии императора. «Варвары с секирами» несли службу при императорском дворе до начала XIII в., но после 1066 г. состав этих дружин качественно изменился. Во времена славных, порой чудовищных и по большей части ничем не подтвержденных подвигов Харальда Сурового в 1034 - 1042 гг. веринги были в основном выходцами из Скандинавии, но после норманнского завоевания Англии множество англосаксов и «английских» данов, бежавших из родной земли, стали наёмниками в Константинополе. Там они встретили немало так и не нашедших своего счастья французов и нормандцев. Вскоре верингская гвардия стала по преимуществу английской, а не норманнской - пример взаимосвязи викингской экспансии на Западе и на Востоке.

Варяжское присутствие на древнерусской территории делается все более очевидным. Но при этом становится очевидной и несостоятельность концепции колонизации Верхней Руси скандинавами и уже тем более ее норманнского завоевания.

Подтверждают это и раскопки 1997 года, проводимые в Новгороде под руководством академика В.Л.Янина. Экспедиция обнаружила в городище «законсервированные» в почве предметы обихода, скандинавского происхождения. На некоторых изделиях были написаны заклинания, обращенные к Тору. Это ясно указывает на присутствие на Новгородской земле норманнских воинов. Федорова А. Конунги земли Новгородской. //Поиск. М., 1997, № 46.

На пресс-конференции, посвященной итогам раскопок, академик В.Л.Янин указывал, что раскопки подтвердили версию о том, что постоянно враждующие между собой местные племена призывали иноземных военачальников со стороны для избежания бессмысленной междоусобной распри. Славяне не «сдались» варяжским конунгам, а всего лишь наняли опытных вояк, чтобы организовать оборону города. Ученые обнаружили берестяные грамоты, свидетельствовавшие о том, что между варяжскими князьями и жителями города был заключен договор, не позволяющий варягам приобретать на Руси землю или собирать дань с новгородцев. За свой ратный труд варяжские воины получали жалование. Археологические открытия 1997 года. М.,1997, С. 57-62.

Если датчане выступали в Англии прежде всего как колонисты и захватчики, а шведы на Руси - как купцы и наемные войны, то причины этого различия форм деятельности следует искать в местных условиях, которые были не одинаковы в обеих зонах норманнской экспансии. В Англии были открыты возможности для завоевания, но не для широкой торговли; на Руси было совсем наоборот. Викинги и варяги приспосабливались к местной конъюнктуре и на каждой из этих территорий сыграли различную роль.

????? III. ????????????? ??????? «????????? ????????»

3.1 Русь: варяги или славяне

Из всего списка вопросов по норманнской проблеме определенно можно выделить группу тех вопросов, рассмотрение которых позволит гораздо ближе подойти к ответу на поставленную в работе проблему. Краеугольным камнем норманнской концепции начала Руси является летописное сказание о призвании варягов в Повести временных лет. С точки зрения норманнистов термины «варяги» и «русь» отождествляются с норманнами. Их противники - антинорманнисты соответственно «варягов» и «русь» относили к Западным славянам, финнам, немцам и т. д., но только не к скандинавам. Сделаем попытку подойти к этому вопросу нейтрально и попытаться разобраться в большинстве современных концепций по данному вопросу, исследуемых в научной литературе.

Одно из первых упоминаний о народе рус мы находим у сирийского автора VI в. Псевдо-Захарии, или Захария Ритора, компилятора, использовавшего хронику греческого автора Захария Митиленского. «Хроника» Псевдо-Захарии была известна давно. Еще в начале XX в. Маркварт обратил внимание на имя рос (hros) или рус (hrus) в сирийском источнике. Но будучи сторонником традиционной концепции скандинавского происхождения названия «русь», он предпринял попытку связать упоминание этого имени с германцами - выходцами из Скандинавии, осевшими в причерноморских степях, - герулами или росомонами. Н.В.Пигулевская а затем и А.П.Дьяконов отождествили народ рус со славянами, известными по описаниям византийских авторов, точнее - с антами. Как отмечает В.Я. Петрухин: «Это описание дало основание Б.А. Рыбакову переименовать древности антов в «древности русов», [Рыбаков, 1953; Рыбаков 1982], а В.В. Седову сузить ареал этих древностей до Среднего Поднепровья, максимально приблизив их к центру будущего древнерусского государства Киеву [Седов,1987]». Петрухин В.Я. Начало этнокультурной истории Руси IX - XI веков. М.,1995, С. 42-43.

В.Я. Петрухин обращает внимание на тот перечень, в который включен народ рос в источнике. «Вглубь от них [живет] народ амазраты и люди-псы, на запад и на север от них [живут] амазонки, женщины с одной грудью; они живут сами по себе и воюют с оружием и на конях. Мужчин среди них не находится, но если желают прижить, то они отправляются мирно к народам по соседству с их землей и общаются с ними около месяца и возвращаются в свою землю… Соседний с ними народ ерос (рос, рус, согласно Пигулевской - В.П.), мужчины с огромными конечностями, у которых нет оружия и которых не могут носить кони из-за их конечностей. Дальше на восток у северных краев еще три черных народа» [Пигулевская, 1941. С. 165- 166]. Там же. С. 42-43.

Указывая на отсутствие таких персонажей в реальной истории описываемого времени (уже у Геродота амазонки считаются прародительницами реальных савроматов), В.Я Петрухин утверждает мифологичность данного народа. «Народ рус» сирийского источника остается за «стеной», в царстве фантастических существ на краю ойкумены». Там же. С. 48.

В древности на Русь из Византии попала повесть о нападении персов и их союзника - скифского воеводы (кагана) на Царьград в 626 г. Известна она по старославянским рукописям XV - XVII вв. Боровский Я.Е. Византийские, старославянские и старогрузинские источники о походе Русов в VII в. на Царьград.// Древности славян и Руси. М.1988. С. 114.

Аналогичная повесть была переведена в 1042 г. с греческого на старогрузинский язык Георгием Мтацминдели на Афоне. В названии грузинской рукописи («Осада Константинополя скифами, кои суть русские») и в самом тексте имеются указание на то, что «осаждавшие в 626 г. Константинополь скифы были русские, государь которых назывался хаканом» Там же. С. 114.

Оба перевода восходят к оригиналу повести, написанной в VII в. Очевидцем и и современником событий Феодором Синкеллом. В.Г. Василевский считал, что повесть еще в VII в. вошла как составная часть в Пасхальную хронику. Бабиков М.В. BYZANTINOROSSICA Свод византийских свидетельств о Руси. М., 2004, С. 51. Повесть, опубликованная в 1853 г. В Риме, значительно шире освещает события. Однако отличие в текствх Пасхальной хроники, повести Феодора Синкелла и ее переводов незначительные.

Название в грузинском манускрипте скифов руссами указывает на вероятное участие в осаде Константинополя восточных славян. Схожесть обрядов погребения, описываемых в исследуемых источниках, с обрядом погребения убитых русских воинов Святослава (названных также скифами и тавроскифами) зафиксированном византийским историком X в. Львом Диаконом указывает на то, что в осаде Константинополя в 626 г. Большую силу составляли славяне лесной полосы Среднего Поднепровья, у которых в VI - VII вв. господствовал обряд трупосожжения, в то время как у южных (степных) племен практиковался преимущественно обряд трупоположения.

Об участии русов в осаде Константинополя в 626 г. свидетельствует тот факт, что, по вычислениям Константина Багрянородного, плаванье русов из Киева в Константинополь начиналось в июне и в июле они уже приближались к Константинополю и Анатолии, что соответствует свидетельству Пасхальной хроники и повести Феодора Синкелла, по которому кагану пришлось ожидать войско славян с 29 июня по 29 июля, то есть славяне, прибывшие под Константинополь на ладьях-однодеревках, могли быть русами.

Подтверждают это и археологические материалы, найденные на всем протяжении великого водного пути из Киева в греки. Византийские монеты VI - VII вв., золотые и серебряные вещи этого времени, обнаруженные в Киеве, Среднем Приднепровье и на юге, там, где проходил торговый путь из Киева на Царьград. Сюда эти вещи могли попасть не только путем торгового обмена между русами и греками, но и в результате военных походов восточных славян против Византийской империи.

Упоминание о нападении русов на Константинополь в 626 г. Сохранено и в некоторых рукописных византийских материалах: в Типике Большой Константинопольской церкви (церковном уставе IX - X вв.) по Патмосской рукописи X в. И в хронографе греческого Анонима XVIII в., который, по мнению К. Сафы и А. Кирпичникова, известие об участии русов в осаде Царьграда взял из известных нам древних источников. Боровский Я.Е. Византийские, старославянские и старогрузинские источники о походе Русов в VII в. на Царьград. // Древности славян и Руси. М.,1988. С. 114.

И хотя приведенные источники не позволяют нам указать на происхождение «рус» (данное выражение применено в более поздних источниках, описывающих осаду Царьграда в 626 г.), мы можем сделать вывод о том, что вероятными участниками осады были восточные славяне (русы) из Среднего Приднепровья, которые пришли под Царьград морским путем на ладьях-однодеревках. Это был один из первых походов Руси на Константинополь, позволяющий определять у восточных славян самостоятельность и независимость (по крайне мере от скандинавов) в VII в. н. э.

В первой половине IX в. не ведомый никому народ рос на свойх кораблях атаковал византийские города Сугдею и Амастриду. В 839 г. послы этого народа объявились сначала при дворе византийского императора Феофила, а затем в Ингельгейме, на Рейне, у императора Людовика Благочестивого. Бертинские анналы повествуют о том, что послы просили дать им возможность возвратиться в свою землю через страну франков, но Людовик заподозрил в них шпионов и велел выяснить, что это за народ, называвший себя именем «рос» (Rhos). Назаренко А. Две Руси IX века. // Родина. 2002, № 11-12. Подозрительность императора франков в 839 году имела основания - Людовик все время вынужден был сражаться с викингами. В тех же Бертинских анналах прямо говорится, что послы «рос» (Rhos) были «от народа свеонов», то есть шведов. Бабиков М.В. BYZANTINOROSSICA свод византийских свидетельств о Руси. М., 2004, С. 50. Таким образом из текста анналов явно свидетельствует, что «рос» (Rhos) - это шведы. По всей видимости, эти послы были представителями той Руси, которой принадлежал и флот, появившийся под стенами Царьграда в 860 г., о чем в подробностях повествуют ряд византийских текстов, в том числе и принадлежащих очевидцам, например константинопольскому патриарху Фотию (858 - 867, 877- 886), известному богослову и писателю.

Нельзя упрекнуть византийских авторов, в том числе и Льва Диакона, описывающего поход Святослава на Константинополь, в плохом знании новоявленных врагов, неожиданно нападающих и удаляющихся на своих кораблях. У Льва Диакона, а затем у многих византийских авторов росы называются тавроскифами, то есть относящихся к кругу «реальных» варварских народов Северного Причерноморья, и явно не связанных с мифологией. Там же. С. 50.

В.Я. Петрухин основываясь на этих данных, пишет: «Логично предположить, что росы византийских и латинских источников IX в. и русь - это один народ, происходящий из Скандинавии (Швеции), но обитающий уже по соседству с хазарами». Петрухин В.Я. «От тех варяг прозвася…» //Родина.1997, № 10.

В объяснении отсутствия в Швеции (и в Скандинавии вообще) народа по имени «русь» или «рос» В.Я Петрухин соглашался с мнением известного датского филолога XIX века Вилтгельма Томсена, который, утверждал, что имя «русь» относится к древнешведским словам с основой на rops - типа ropsmardr, ropskarl со значением «гребец, участник похода на гребных судах». Да и финно-язычные народы называют Швецию Ruotsi, Rootsi, что закономерно дает в древнерусском языке русь. Там же.

Обратимся к Повести временных лет - основному летописному источнику Древней Руси. Начинается она с описания разделения земель между сыновьями библейского Ноя. Летописец пересказывает источник, восходящий в конечном счете к Хронике Георгия Амартола (IXв.). Древний автор задался целью рассказать о начале Руси и определить ее место в в современном ему мире. Упомянув в описании «Афетова» удела реки, протекающей по территории Руси, в том числе Волгу, которая по летописи, «идеть на восток, в часть Симову», летописец сообщает о живущих здесь народах. «В Афетове же части, седять Русь, Чюдь и вси языци: Мера, Мурома, Весь, Мордва, Заволочская Чудь, Пермь, Печера, Ямь, Угра, Литва, Зимегола, Корсь, Летьгола, Любь. Ляхове же и Пруси, Чудь приседять к морю Варяжьскому; по сему же морю седять Варязи семо ко въстоку до предела Симова, по тому же морю седять к западу до земле Агнянски и до Волошьски. Афетово бо и то колено: Варязи, Свеи, Урмане, (Готе), Русь, Агняне, Галичане, Волъхва, Римлане, Немци, Корлязи, Веньдици, Фрягове и прочии, ти же приседять от запада къ полуденью с племянем Хамовым». Цит. по: Кузьмин А.Г. «Варяги» и «русь» на Балтийском море. //Вопросы истории 1970. № 10.

В этом отрывке дважды присутствуют термины «русь» и «варяги». А.Г. Кузьмин, анализируя этот отрывок, приходит к мысли о его неоднородности: «Здесь дважды и в разных смыслах упоминается «русь», дважды говорится о чуди и о «варягах». Фраза «Афетово бо и то колено», открывающая перечень европейских народов, указывает, видимо, на позднейшее наслоение: так можно было сказать, ориентируясь на предшествующий текст, уже содержащий «Афетовы колена». Вместе с тем, этот сюжет перекликается с отмеченной выше интерполяцией в сказания о призвании, с той, впрочем, немаловажной разницей, что и «варязи» и «русь» упомянуты здесь как отдельные народы. Очевидно, в узком значении этнонима они отличались от шведов и, норвежцев и готов» Кузьмин А.Г. «Варяги» и «русь» на Балтийском море. //Вопросы истории. 1970, № 10.. Выше отмеченное сказание о призвании варягов неоднократно приводилось нами в работе.

Разбирая этот отрывок из ПВЛ, Петрухин объясняет это несоответствие тем, что предание о происхождении руси из Скандинавии летописцу нужно было согласовать с общим этноисторическим контекстом. Именно поэтому в космологическом (этноисторическом) введении к ПВЛ о заселении земли потомками сыновей Ноя летописец помещает изначальную русь среди племен Скандинавии в «колене Афетове», составляя список: «Варязи, Свеи, Урмане, (Готе), Русь». Таковы, по его мнению были методы и цели средневековых книжников вообще. Петрухин В.Я. Начало этнокультурной истории Руси IX - XI веков. М.,1995, С. 51.

Несогласованность в тексте летописи - о расселении народов и призвании ВАРЯГОВ остается. Если «Варязи», «Свеи» и «Русь» - это один и тот же народ, а именно так мы можем понять прочитав указанные отрывки, то остается неясным - почему они присутствуют в перечне раздельно, под разными именами.

Все имеющиеся разногласия в прочтении ПВЛ (необходимо также учитывать, что это не только летописный источник, но так же и литературный памятник, которому вполне может быть присуще содержание сочинений авторов), а также других источников - византийских, сирийских, латинских, скандинавских (еще более литературных, чем ПВЛ), восточных и т. д. позволяют предположить о том, что «варяги» и «русь» не имели прямого отношения к Скандинавии.

А.Г. Кузьмин, проведя тщательный анализ вышеприведенного отрывка, определяет территорию расселения варягов: на восток от прусов и чуди (от Новгорода до Мурома по Верхней Волге, западные пределы расселения варягов - это славянское Поморье. При этом ссылаясь на ал-Бируни (XI в.) у которого мусульмане и булгары знают Балтийское море как море варнаков. А именно с Балтийским - Варяжским морем средневековые авторы отождествляли значительную часть пути, которым варяги шли в Болгар и Грецию. Надо отметить, что именно к этому району приковано внимание многих антинорманнистов.

Филологическое построение, принятое В.Я. Петрухиным также не является единственным. Еще С.Гедеонов показал, что имя «варяг» появляется одновременно (в 20-е годы XI в.) в письменных источниках у греков (в форме «варанг»), арабов («варнак» или «варанк») и в северных сагах «веринг» - vaering. При этом в сагах «верингами» именуются только те викинги, которые служили в Византии. В литературе предлагались и объяснения этнонима из славянских корней (от глагола «варяти» - беречь, защищать). Черных П.Я. К вопросу о происхождении имени «варяг». «Ученые записки» Ярославского государственного педагогического института. Вып. IV. 1944.

В языке заэльбских славян вплоть до XVIII в. сохранялось слово «варанг», означавшее меч или шпагу. Таким образом, объяснения этнонима «варяг» филологами не является ни обязательными, ни даже вероятными. Основными здесь должны являться несомненно исторические выводы.

А.Г. Кузьмин говорит о ряде источников, указывающих на «Русь» у южных берегов Балтики. Хорошо известно свидетельство Ибн-Якуба, посетившего в 965 г. Германию и близко знакомого с положением в Прибалтике. Ибн-Якуб считает русов «островитянами», живущими по соседству с болгарами (волжскими) и достигающими Испании через «рукав моря Окиануса», отмечает могущество их на морях. Вместе с тем эти «русы» - многочисленные племена. Их территория примыкает к восточной границе владений Мешко (польского князя), и они же совершают нападения на корабли с Запада на северного соседа поляков - прусов. Из Кракова славяне и русы приходят со своими товарами в Богемию. Есть другой документ, который локализует Поморскую Русь именно в непосредственной близости от Кракова. Это «Дагоме юдекс», документ конца X в., известный в ряде списков не позднее XII века. Есть еще ряд источников, относящих Русь к Западному Поморью. Это сообщения комментатора Адама Бременского, комментарий к «Законам Эдуарда Исповедника» (до 1134 г.), Штаденские анналы и т. д. С Поморьем, видимо, следует связать и указание Адама Бременского на то, что датские мореплаватели за пять дней достигали из Сконии (Южной Скандинавии) Бирки, а из Бирки таким же образом за пять дней достигали Руссии. Путь в Новгород, занимал минимум две недели. Бабиков М.В. BYZANTINOROSSICA свод византийских свидетельств о Руси. М., 2004, С. 49. По видимому, не стоит игнорировать такое количество источников, их нужно объяснять. Летописец ПВЛ дает нам два варианта пути «из варяг» и «в варяги»: через Ладогу и Ильмень, а также по Западной Двине. Но он считал, что этот путь ведет в Рим. Апостола Андрея он отправил в Рим из Корсуня через Киев, Новгород и «варяги». Если же учесть, что «варяги», через земли которых шел, по легенде, апостол, примыкают или даже входят в состав Священной Римской империи, то представление киевского летописца не будет выглядеть ни наивным, ни безграмотным.