Взаимосвязь экономического развития общества и социальной политики государства

Размещено на http://www.allbest.ru/

Взаимосвязь экономического развития общества и социальной политики государства

Оглавление

Введение

1. Конкретные экономические формы, категории, экономические законы: сущность и значение их познания

2. Функции экономической теории и ее связь с практикой

3. Экономическая теория - основа эффективной социально-экономической политики государства

Заключение

Литература

Введение

Рыночные преобразования в постсоветских государствах сопровождались не только сломом сложившейся социально-экономической системы, но и пересмотром основ экономической теории. При советском режиме экономическая наука, зажатая в узкие рамки идеологического контроля, сильно отставала, в то время как на Западе она стремительно развивалась. Игнорирование западных достижений обедняло содержание наших научных разработок и учебных курсов, делая их односторонними, а во многих случаях и некомпетентными. С переходом к рынку знакомство с богатой и разнообразной экономической литературой стало реальностью. Молодежь начала осваивать главные достижения мировой экономической мысли. Идеологического контроля и цензуры больше нет. Благодаря этому появилась возможность свободно и самостоятельно осмысливать происходящие события, в особенности то, что происходит с нами самими.

Однако, к сожалению, в силу ряда причин, о которых речь пойдет ниже, возможность свободного осмысления происходящего не превратилась в действительность. Научное и преподавательское сообщество оказалось неспособным воспользоваться полученной свободой. Об этом говорит безоговорочное восприятие не отвечающей нашим нуждам идеологии. Мы имеем в виду, во-первых, реализацию рекомендованной международными организациями модели рыночных реформ, во-вторых, поворот на сто восемьдесят градусов от марксизма к неоклассической теории, что повлекло за собой механическое переписывание западных учебников и доминирование неоклассики в преподавании экономических дисциплин. Большинство не обремененных грузом фундаментальных знаний преподавателей политической экономии в одночасье "обратились из Савла в Павла" и стали ретранслировать "экономике", как и раньше начетнически воспроизводя написанное и полностью игнорируя альтернативные теории, подходы и решения.

Насколько оправдан такой поворот? Содержатся ли в переведенных учебниках по "экономике" и написанных по их образцу учебниках российских авторов ответы на проблемы постсоветского экономического развития? Все ли было ложно в нашей прежней теории и так ли все безупречно в новой, чтобы безоглядно заменить первую второй? Что и как следует воспринимать из западной экономической мысли? В настоящей статье мы предпринимаем попытку ответить на эти вопросы.

При всей позитивности широкого знакомства с западными теориями, к сожалению, дело не обошлось без того, чтобы бочка меда не была испорчена ведром дегтя. Из одной крайности мы ударились в другую. Если раньше в экономической теории монопольное положение занимала марксистско-ленинская концепция как "единственно верная", то теперь такое же положение заняла господствующая на Западе и воспринятая оттуда неоклассическая (монетаристская) концепция. Раньше, например, курс экономической теории строился исключительно в рамках разработанной классиками (Смит, Рикардо, Маркс) трудовой теории стоимости, а теория предельной полезности упоминалась в аспекте "критики буржуазных теорий". Теперь учебный курс строится исключительно в рамках разработанной так называемыми неоклассиками (Вальрас, Менгер, Джевонс) теории предельной полезности, а трудовая теория стоимости даже не упоминается, словно ее не было вовсе.

Подобное замалчивание одного и выпячивание другого, конечно же, продиктовано не научными, а идеологическими мотивами. С научной точки зрения необходим как один, так и другой подход. Политическая экономия социализма много проигрывала от того, что игнорировала предельные величины в анализе деятельности фирм. Основные же слабости неоклассической теории, на которые обычно указывает критика, как раз связаны с недооценкой ею роли труда в формировании стоимости товара. Если в трудовой теории недооценивалась роль рыночных регуляторов, то в теории предельной полезности - роль сферы производства. Очевидно, этим следует объяснять смещение сегодня фокуса общественного внимания от показателя производительности труда в прошлом к показателю обменного курса рубля сейчас.

Не зря говорят, что все познается в сравнении. После 12 лет жизни в условиях капитализма нам легче сравнивать с ним советскую систему, а неоклассическую теорию (экономике) - с той марксистской политической экономией, которую мы изучили и преподавали в советский период.

Цель работы - показать взаимосвязь экономической теории, экономической политики и хозяйственной практики

В соответствии с указанной целью необходимо решить следующие задачи:

- охарактеризовать экономические формы, экономические законы;

- определить функции экономической теории и ее связь с практикой;

- доказать, что экономическая теория является основой эффективной социально-экономической политики государства.

1. Конкретные экономические формы, категории, экономические законы: сущность и значение их познания

Объект экономической теории как критерий ее развития означает, что развитие экономической теории, включающее в современных условиях -- и это следует подчеркнуть -- и преодоление отмеченных выше недостатков, должно происходить на основе сохранения адекватности этого процесса содержанию и границам ее объекта -- экономической деятельности. Последняя выделяется в совокупности сфер общей жизнедеятельности человечества: экономической, политической, социальной, нравственно-психологической, семейно-бытовой. Экономическая деятельность -- особая и определяющая сфера в жизнедеятельности людей. Особенность ее в том, что это единственная сфера, в которой происходит непосредственное взаимодействие человека (человечества) с природой. В этом смысле только в экономической деятельности выделяются (конституируются) две стороны: природопреобразующая, техно-технологическая сторона, реализующаяся в определенном результате, совокупности благ и отношения между людьми по присвоению и использованию полученного "результата" для удовлетворения своих потребностей (экономические, или производственные отношения). Определяющий характер экономической деятельности по отношению к другим сферам состоит в том, что это есть деятельность по обеспечению самого существования человека (человечества), есть, по выражению С. Булгакова, "постоянная борьба между жизнью и смертью".

Характерны черты первой стороны экономической деятельности. Содержание ее -- взаимодействие с природой (непосредственно производство). Форма -- целесообразная трудовая деятельность. Цель -- результат (продукт, благо) как потенциальный источник обеспечения жизни. Средства -- "участники" производственного процесса, формирующие "результат", т.е. именно "средства" (факторы, агенты, реквизиты и т.д.) производства. Исторически наибольшее распространение в характеристике "средств" получила категория "факторы производства". От Аристотеля до Маршалла как определяющие рассматривались два фактора -- природа и труд. "В известном смысле, -- пишет А. Маршалл, -- существуют только два фактора производства -- природа и человек". Это положение разделяется всеми экономистами, хотя начиная с А. Смита они пользуются "триадой факторов": земля, труд, капитал. Объясняется это тем, что "капитал" -- особенный, отличный от первых двух фактор.

“На самом деле, -- замечает И. Шумпетер, -- в утверждении, что капитал -- это "фактор -- отличный от других", есть смысл, поскольку если капитал состоит из благ, то в связи с этим создаются проблемы обесценения и возобновления, которые не возникают в связи с двумя другими факторами”.

Подчеркнем, что выделение названных факторов есть важный шаг в характеристике именно первой стороны экономической' деятельности, есть адекватное отражение в экономической теории реалий ее объекта. Почему же "триада", как отмечает И. Шумпетер, весьма неохотно принималась большинством экономистов? Она подвергалась резкой критике, в частности Е. Бем-Баверком, Ф. Найтом. Ее не принимал К. Маркс. Как известно, в марксистской трактовке первая сторона экономической деятельности характеризуется категорией "производительные силы", представляющей взаимодействие человека со средствами производства (прежде всего, средствами труда). Само по себе это не отрицало признания К. Марксом роли земли, труда и капитала как источников богатства, т.е. и факторов производства. В данном аспекте подход Маркса более динамичен и диалектичен, ибо "по определению" предполагает важность и неизбежность изменений в производительных силах, а также диалектику взаимодействия человека с материальными факторами, технологией и т.п. "Триада факторов" в этом смысле статична, поскольку предлагает лишь "научно подобранный", "вечный" набор обязательных элементов производства. Это признает И. Шумпетер: "Триада факторов, -- пишет он, -- имеет еще и экономический смысл, так как представляет полный перечень физических реквизитов производства, элементы которых не накладываются друг на друга и различаются экономическими характеристиками". Однако в основном критика "триады" связана с другим аспектом.

Этот аспект опять-таки связан с "интеллектуальной операцией", главная заслуга в рассмотрении которой принадлежит Ж.Б. Сэю. Эта "операция" напрямую связывает факторы производства с определенной долей причитающегося им дохода (рента, заработная плата, прибыль). Получалось, что "факторы" производят не только продукт (что бесспорно), но и качественно и количественно определенные экономические формы его присвоения (что уже не является бесспорным). Данный аспект порождает ряд вопросов. Во-первых, при безусловно имеющейся внешней связи отдельных доходов с соответствующими факторами корректно ли в методологическом плане отождествлять чисто производственный (техно-технологический) процесс с процессом получения доходов? Ответ не может быть положительным. Во-вторых, вызывает сомнение и возражение представляемая "простота" экономической деятельности, когда структура производства непосредственно определяет характер и размеры получаемых доходов. Экономическая практика показывает, что процессы здесь (динамика прибыли и заработной платы, стремительное обогащение одних и разорение других, степень дифференциации доходов и т.д.) зависят не только от чисто производственных, но и многих других факторов.

В целом концепция "триады факторов", обладая привлекающей "красотой", существенно упрощает (искажает) экономическую деятельность, сводя ее по сути к "одноплоскостной конструкции", исключая важную относительно самостоятельную и активную роль ее второй стороны -- экономических отношений. Тем самым "снимается" и важная роль взаимодействия двух сторон экономической деятельности, определяющей ее историческое развитие.

Характер производственных отношений -- обязательная взаимозависимость людей, выражающая соответствующий характер процесса удовлетворения потребностей в обществе (личная, вещная, иная). Содержание экономических отношений выражается прежде всего в способах распределения (присвоения) факторов производства (собственность на средства производства). Форма отношений -- формы (механизм) движения произведенного продукта в сферу потребления (натуральные, товарно-денежные и т.д.) Важно подчеркнуть реальность экономических отношений, складывающихся в процессах производства, распределения, обмена и потребления. Имеется в виду, во-первых, что это не поведение людей, которое, конечно, имеет место, но вторично по отношению к реальным взаимосвязям людей, производно от него. Во-вторых, реальность экономических отношений в том, что они характеризуют процессы, проявляющиеся в экономических категориях (цены, процент, прибыль, заработная плата и т.п.), но не процессы, происходящие в головах людей (рациональный выбор, максимизация полезности, принятие решений и т.д.). Последнее тоже имеет место, но также производно от реального экономического процесса.

Эти моменты характеризуют различия в трактовке предмета экономической теории классиками и неоклассиками. Но точно так же только что приведенная характеристика экономической деятельности в единстве двух ее сторон позволяет определить те важнейшие направления, реализация которых должна способствовать развитию экономической теории в современных условиях.

Прежде всего, это "восстановление в правах" экономической деятельности как объекта экономической теории. Это открывает потенциальные возможности для введения в теорию свойственных ей границ. В связи с этим важное значение приобретает "разведение" двух сторон экономической деятельности, лишь одна из которых (экономические отношения) представляет предмет экономической теории. В свою очередь в первой стороне обнаруживается реальный источник развития объекта: это факторы производства как источник общественного результата (продукта) и активный элемент в диалектическом взаимодействии сторон экономической деятельности, определяющей в конечном счете и характер взаимозависимости людей. Наконец, "восстановление в правах" экономической деятельности как объекта экономической теории дает методологический ключ к объяснению постиндустриальных тенденций. Их основы не в исчерпании рынком своих возможностей, не в дисфункции роли потребительского выбора или утрате индивидом возможностей максимизации полезности и т.п. Основа--в изменении роли отдельных факторов производства в процессе природопреобразовательной деятельности, выдвижении в нем на первый план человека как производителя, носителя и потребителя научного знания. Это, конечно, сегодня звучит банально, но главное в том, что эта банальность остается за рамками проблем мейнстрима, "располагающегося" преимущественно в сфере обмена (обращения).

Далее, "восстановление в правах" объекта экономической теории по-новому освещает природу общей экономической теории. В мейнстриме "экономическое" -- это субстрат, связанный исключительно с товарно-денежными формами. Так, характеризуя "экономическую деятельность", Л. Мизес подчеркивает: "Экономика как наука развилась из дискуссии о денежной цене товаров и услуг", "суть экономической деятельности в осуществлении актов обмена"

Предлагаемая постановка об объекте экономической теории позволяет "определиться" с содержанием и ролью господствующего в недавнем прошлом в отечественной науке формационного подхода. Сегодня общепризнано, что используемый в советской науке и связываемый с именем К. Маркса формационный подход на деле имел весьма отдаленное отношение к Марксу. В основном это был продукт сталинской интерпретации известных текстов Маркса. Очевидно также, что сегодня в российской науке формационный подход имеет неопределенный статус "зависания": им, как правило, не пользуются в теоретико-методологических исследованиях, но в то же время бытует мнение, что "от формационного подхода не стоит отказываться".

Крупные исторические ступени экономической деятельности выделяются, иными словами, по двойственному критерию: доминирующий фактор производства и господствующие экономические (производственные) отношения. Таких ступеней три: аграрно-традиционная, индустриально-рыночная, постиндустриальная (в рассматриваемой классификации -- научно-информационная) экономики. "Внешне" предлагаемое решение напоминает подход современных социологов: Д. Белла, Э. Тоффлера и др.

Следует сказать и о некритическом отношении к уже "традиционной" трактовке предмета экономической теории, данной Л. Роббинсом в 30-х гг. прошлого века. Во-первых, она имеет "поведенческое" содержание. Во-вторых, она связана с некорректным сопоставлением ограниченных ресурсов с безграничными потребностями. Дело в том, что ресурсы ограничены лишь в краткосрочном (моментальном) периоде, а потребности безграничны лишь в долгосрочном периоде. В краткосрочном же периоде ограничены не только платежеспособные, но и действительные, и даже абсолютные потребности. В-третьих, в современной трактовке предмета в мейнстриме абсолютизирована "свобода выбора".

Обращение к реальному объекту экономической теории позволяет более точно и глубоко понять развитие общей экономической теории и в содержательном смысле. Дело в том, что развивающаяся экономическая деятельность, проходя через крупные исторические ступени, обобщает и "развивающееся содержание" основным категориям теории. Это развитие от относительно конкретного к более емкому, абстрактному содержанию.

При этом всякое конкретно-историческое содержание того или иного экономического феномена оказывается частным случаем более общего содержания. Можно показать, что такие "метаморфозы" происходят с самим названием экономической теории -- "политическая экономия", с категориями "экономический человек", "богатство", "производительный труд", "экономика", "полная занятость" и т.д.

Сохраняющиеся "вековые" особенности российской экономики обусловливают особую важность использования в ней известных, выявленных экономических закономерностей с обязательным учетом реалий экономики России. Отмеченный "алгоритм" в российской экономической мысли ("общее экономическое" приходит в Россию с Запада, а учет "особенного российского" уводит решение проблемы за рамки "экономического") важно иметь в виду и при решении общей проблемы о роли экономической теории в России, и, в частности, при обсуждении вопроса о российской научной экономической школе.

Российские рыночные реформы, как все помнят, проводились и обстановке раздуваемых официальной пропагандой повышенных ожиданий. Их инициаторы уверяли, что в отличие от плана рынок - это такой чудодейственный способ ведения хозяйства, переход к которому позволит за короткое время превзойти советский уровень эффективности экономики и народного благосостояния. Надо, мол, только как можно скорее заменить государственную собственность частной. Тогда появится эффективный предприниматель, и рынок невидимой рукой поведет нашу экономику к небывалым высотам. Поэтому, говорили далее, надо спешить. Чем более крутыми и решительными будут преобразования на этом пути, тем скорее якобы достигнем желанной высоты. Отсюда требование "шоковой" терапии, потому что "чем больше шоку, тем больше толку".

Важно при этом подчеркнуть, что авторство этих утверждений отнюдь не принадлежит российским реформаторам. Основная роль в решении того, как и что делать с российской экономикой, принадлежала международным организациям, в частности МИФ и Мировому банку. Они, в свою очередь, руководствовались господствующей на Западе неоклассической экономической теорией, мировоззренческую основу которой составляет теория общего равновесия Л. Вальраса. Согласно последней экономика, функционирующая на основе рыночной саморегуляции, наиболее эффективна и стремится к состоянию полного равновесия. Решающим инструментом действия механизма такой системы, по Л. Вальрасу, являются цены на товары и услуги, свободно определяемые соотношением спроса и предложения. Роль рынка Вальрас рассматривал по аналогии с аукционистом, который собирает заявки продавцов и покупателей до начала производства и определяет равновесные цены. В результате экономика достигает полного равновесия.

В последующем эти идеи получили дальнейшее развитие в трудах множества других экономистов и легли в основу господствующей ныне в мире неоклассической концепции, охватывающей широчайший круг экономических проблем. В частности, движение цен было увязано с количеством денег в обращении ("денежное правило Фридмана"), согласно которому рост денежной массы не должен превышать темпы роста национального продукта. Только в этом случае, утверждают монетаристы, экономика будет иметь необходимую предпосылку устойчивого роста. Ее можно обеспечить, утверждают они, путем ограничения увеличения денежной массы этими пределами.

С позиции неоклассического подхода плановое хозяйство уничижительно характеризовалось как "административно-командное" и "распределительное", а система частного предпринимательства - как созидательная, в которой продукт заслуженно достается породившему его фактору производства. Согласно этой трактовке прибыль представляет собой нечто другое (не больше и не меньше как предельный продукт капитала), а заработная плата (также не больше и не меньше) - предельный продукт труда. Переход к такой системе в российских условиях, утверждали инициаторы реформ, обеспечит небывалый рост экономики, поскольку плоды созидания достанутся именно тем, кто действительно "умеет хорошо работать". Тем самым населению прививалось убеждение, что в новой экономической системе всякая несправедливость в распределении (не говоря о воровстве и коррупции) будет исключена объективным механизмом рыночной конкуренции.

Эти идеи и рекомендации, подкрепленные авторитетом МВФ, Международного банка и других международных организаций, были положены в основу российских рыночных реформ. По согласованию с ельцинским руководством страны из этих организаций в Россию для руководства рыночными преобразованиями прибывали легионы так называемых экспертов, некоторые из которых, как потом оказалось, были больше озабочены собственным обогащением, чем нашим благополучием. (Теперь против них в США заведены уголовные дела за многомиллионные хищения российской собственности.) Они-то при содействии отечественных пособников и осуществили ту шоковую терапию, плоды которой мы теперь пожинаем.

Правда, их не все оценивают одинаково. Те немногие, к чьей выгоде проводились преобразования, поют реформаторам славу. Но как себя чувствуют четыре пятых населения, ставшие их жертвой? На мой взгляд, именно с точки зрения их интересов и положения надо подходить к оценке российских реформ. Со времени их начала прошло 12 лет, и этот срок является достаточным, чтобы сравнить тогдашние обещания с реальными итогами, которые имеем сегодня.

Реформы привели к результатам, противоположным ожидавшимся. Предсказания западных советников-неоклассиков и их российских последователей, что после краткосрочного кризиса шоковой терапии начнется стремительный экономический рост, потерпели полное фиаско. Вместо этого Россия и другие страны СНГ оказались в тисках самого глубокого и длительного кризиса за всю свою историю. Коротко отметим его основные черты:

-десятилетний спад производства, самый глубокий за всю историю индустриальных стран в мирное время (разрыв между нами и западными странами по ВВП на душу населения увеличился с исходных 2 до 4-5 раз);

-беспрецедентное устаревание производственного аппарата, сопровождающееся технологической деградацией экономики (средний возраст оборудования возрос с исходных 8-10 лет до 20 и более лет);

-резкое усиление социального неравенства (по сведениям журнала "Форбс", 100 граждан России в течение последних десяти лет прибрали к рукам четверть национального богатства страны, тогда как 30 млн. россиян оказались ниже черты бедности. За время реформ коэффициент смертности возрос с 8-9 до 14-15 на тысячу человек. Это значит, что преждевременная смерть уносит ежегодно 600-800 тыс. жизней.);

-структурная деформация экономики с гипертрофией топливно-сырьевого комплекса в ущерб обрабатывающей промышленности и высоким технологиям.

Столь кричащие кризисные явления не могли не поставить под сомнение научную состоятельность той теории, на основе которой проводились вызвавшие их преобразования. Если она хороша, то почему столь печальны последствия ее применения? Если неограниченная свобода рыночных отношений и ценообразовании (либерализация цен), замена государственной собственности частной (приватизация), свободное движение капиталов внутри страны и на международной арене (либерализация внешнеэкономической деятельности) так полезны, как расписывала неоклассика, то откуда и как могли возникнуть отмеченные выше последствия реформ?

Однако, как ми печальна наша ситуация, в ней есть по крайней мере одна позитивная сторона. Мы можем сравнить нынешний период рыночного развития с прошлым периодом планового развития. Эта уникальная возможность имеет исключительную научную ценность.

Никогда ранее капитализм не создавался по заранее составленным чертежам. Он всегда возникал естественноисторическим путем, что использовалось либеральной теорией для доказательства соответствия этого общественного строя разуму и человеческой природе. Так, по крайней мере, объяснялся факт достижения золотым миллиардом высот технического и экономического прогресса. Приняв западные рыночные ценности, уверяли нас, Россия также быстро поднимется на тот же уровень процветания. Под влиянием этой иллюзии российский правящий класс принял разработанные международными организациями чертежи строительства капитализма. Теперь приходится иметь дело с тем, что из этою получилось.

Ведущие ныне страны раньше других вступили на этот путь, либо в свое время заняли, либо и последующем отвоевали ключевые рубежи на мировом рынке и закрепили за собой передовые позиции и в области научно-технического прогресса. России также было обещано место на этом Олимпе. Оказалось, что никакого другого смысла рыночных реформ и не было. Либерализация и приватизация были предназначены для превращения России в сырьевой придаток развитых стран.

Что это действительно так, подтверждается множеством фактов. Так, мировые рынки оказались закрытыми для экспорта российских изделий. Зато наши границы открыты для ввоза множества товаров, многие из которых с успехом можем производить сами, что и делали в недалеком прошлом. Иностранный капитал охотно скупает наши компании добывающей промышленности, но ничего или почти ничего не вкладывает, например, в российское машиностроение как ключевую отрасль технической модернизации экономики. Не нужно это и отечественному капиталу, который вполне довольствуется своей компрадорской ролью, считая, что стране не требуется развитие науки и образования. В результате еще недавно развивавшиеся наукоемкие производства пришли в полный упадок. Приведем и такой характерный пример. В течение каждой советской пятилетки в строй вводились 1,5-2 тыс. крупных промышленных предприятий, которые и ныне составляют гордость и славу отечественной индустрии. За период, равный двум пятилеткам, российские олигархи, присвоившие неисчислимые народные богатства, не построили ни одного крупного предприятия, аналогичного великим стройкам советских пятилеток. Зато перевели за рубеж и припрятали многомиллиардные средства, поставленные на службу западному капиталу. И это в то время, когда снижение производства привело к уменьшению рабочих мест и росту безработицы, а износ и старение оборудования сопровождается ростом несчастных случаев и катастроф. Имеется множество других примеров и данных, свидетельствующих о паразитическом образе жизни, безразличии класса собственников к судьбе страны и народа и его полной неспособности модернизировать производство.

Такова, на наш взгляд, объективная реальность, в свете которой следует оценивать принятую модель экономики. Если в рамках планового хозяйства хотя и медленно, но мы все-таки приближались к уровню развитых стран, то в рамках модели рынка мы превратились в страну периферийного капитализма, отличающегося особым, а именно подчиненным типом воспроизводства.

Наше нынешнее положение подтверждает то правило мировой экономики, что отстающие страны включены в нее в качестве обслуживающего сектора развитых стран. Для периферийного капитализма характерна такая однобокость структуры хозяйства, в которой преобладают сырьевые производства или отрасли с большой долей малоквалифицированного ручного труда. В то же время, отсутствуют или крайне слабо развиты отрасли обрабатывающей промышленности с наукоемкой технологией, отличающиеся высокой долей добавленной стоимости. Этим предопределяется и структура их экспорта и импорта. В первом преобладает продукция сырьевых отраслей (нефть, газ, древесина, хлопок, каучук и другие природные ресурсы), а во втором - изделия высокой технологии или дорогостоящие услуги.

Таким образом, зависимость отстающих стран от развитых закрепляется по линии как экспорта, так и импорта. Этому способствует устойчивый диспаритет цен. Ведь известно, что рост стоимости изделий высокой технологии намного опережает их рост на сырье и природные ресурсы. В результате развитые страны все больше обогащаются, а отстающие все больше беднеют. Условия предоставления международных кредитов, как и вся система Вашингтонского консенсуса, лишь сохраняют и усугубляют эту ситуацию. Казалось бы, что ввиду колоссально возросшего внешнего долга отстающих стран международные организации должны быть заинтересованы в повышении их платежеспособности и должны требовать от них принятия мер в направлении роста их конкурентоспособности. Ничего подобного! Об этом не бывает речи почти никогда, и понятно почему. В таком случае встанет вопрос о развитии в отстающих странах отраслей высоких технологий, повышении их образовательного и научно-технического уровня и осуществлении других мер по повышению конкурентоспособности этих стран на мировом рынке. Между тем условия Вашингтонского консенсуса требуют от них другого - либерализации экономики, чтобы их границы были открыты для иностранных товаров и капиталов. Меры по защите национальных интересов в ущерб транснациональным корпорациям, по Вашингтонскому консенсусу, считаются нарушением "правил хорошего поведения", под которым понимается неограниченный доступ транснационального капитала к эксплуатации ресурсов отстающих стран. Рыночная экономика этих стран подчинена не развитию национального хозяйства, а обогащению транснациональных корпораций. Так был создан и поддерживается порочный круг бедности, из которого отстающие страны не могут теперь вырваться и вынуждены постоянно воспроизводить свое отставание. Именно этот капкан приготовлен для нас, если и дальше будем следовать принятому курсу.

В этой связи нельзя не коснуться утверждений о якобы происходящем в последние годы экономическом росте (Приложение 1, 2).

Согласно оценкам Минэкономразвития России, прирост ВВП в III квартале 2003г. составил 6%, что свидетельствует об определенном замедлении экономического роста относительно показателей двух предыдущих кварталов (7,5% и 7,4% в I и II квартале т.г. соответственно).

На диаграмме (приложение 2) представлена динамика роста ВВП за последние 2 года.

Как видно из рисунка, производство услуг ускорилось до 7,2% (7,1% в I полугодии т.г.), в том числе рыночных услуг - до 8% (7,9% в I полугодии т.г.). Производство нерыночных услуг составило 2,2% (2,2% и 2,5% в I и II квартале т.г. соответственно).

Производство товаров, напротив, существенно замедлилось, темпы роста в III квартале т.г. снизились до 4,5% (7,6% и 7,7% в I и II квартале т.г. соответственно). Причиной замедления, наряду со снижением роста производства в промышленности до 4,8% (7,5% и 7,1% в I и II кварталах т.г.), послужило резкое сокращение темпов роста в строительстве - до 6,6% (13,8% и 14,6% в I и II кварталах т.г.).

Вклад производства товаров в общий прирост ВВП по итогам т.г., согласно оценкам Минэкономразвития РФ, сократится до 42,3% (46,8% в предыдущем году), соответственно, вклад производства услуг увеличится до 57,7% (53,2% в предыдущем году). Структура вклада отдельных отраслей экономики представлена в приложении 3.

По прогнозам, вклад производства в промышленности в общее увеличение ВВП в т.г. сократится на 1,1 процентного пункта - до 29,7%, в строительстве - на 1,6 п.п. - до 11,7%. При этом возрастет вклад транспорта - до 7,5% (на 1,2 п.п.) и других отраслей - до 12% (на 3,5 п.п.).

В структуре формирования ВВП по доходам ожидаются достаточно позитивные изменения по итогам т.г. В частности, сокращение относительной величины чистых налогов на производство и импорт, при одновременном увеличении доли оплаты труда, валовой прибыли экономики и смешанного дохода.

Замедление экономического роста в III квартале связано в основном со снижением темпов роста производства товаров (прежде всего, в сентябре т.г.) по сравнению с динамикой предыдущих кварталов. Только за счет сохранения и даже незначительного ускорения производства услуг удалось избежать более существенного падения прироста ВВП.

Наибольшее влияние на замедление производства товаров, наряду с резким падением темпов роста производства в промышленности, оказало снижение темпов роста в ТЭК.

Ограничение производства в топливной промышленности, на наш взгляд, вызвано, с одной стороны, как ограниченными возможностями транспортной инфраструктуры, так политикой государства в области налогообложения. Кроме того, дополнительные экспортные доходы изымаются из экономики в Стабилизационный фонд и не способствуют экономическому росту. С другой стороны, на замедлении темпов роста ВВП сказался подрыв доверия к банковской системе.

Ситуация в III квартале 2004 г. является сигналом к тому, что рост экономики России не имеет широкой основы и продолжает существенно зависеть от ТЭКа. При сохранении благоприятной внешнеэкономической конъюнктуры, проведения реальных реформ совершенно не наблюдается, что является тупиковым путем развития России.

Таким образом, на протяжении последних 3-4 лет деятельность Правительства РФ, к сожалению, не была направлена на использование благоприятных внешних факторов для проведения реальных преобразований в экономике. В то же время, очевидно, что именно в этот период нужно было использовать сложившийся благоприятный внешний фон для серьезного реформирования экономики в целях создания базы дальнейшему поступательному развитию, которое уже не будет основываться только на мировой конъюнктуре цен на энергоносители.

Если верить этим данным, то за отмеченные годы рост ВВП составил более чем полтора раза. Однако надо прямо сказать, что доверия эти данные не вызывают, поскольку не подтверждаются другими экономическим показателям. Ведь рост экономики не падает с неба, он является функцией инвестиций, а они в экономику не вкладываются в том объеме, который необходим для такого роста.

Известный закон Харрода-Домара гласит: темп экономического роста прямо пропорционален объему инвестиций и обратно пропорционален капиталоемкости продукции.

Это значит, что каждый процент роста имеет свою инвестиционную цену, которую по доступным данным Госкомстата определить трудно. Возможно, что такое сопоставление затруднено постоянными переоценками основных фондов и инфляционной неразберихой в оценке текущего объема продукции. Тем не менее рост в полтора раза не иголка в стоге сена, которая может легко затеряться. Если мы имеем дело не с очередной потемкинской деревней, а с объективной реальностью, то такой отнюдь неплохой рост непременно должен был сказаться на других экономических показателях. Но как раз этого-то и не видно.

Национальный контекст экономической теории. Во-первых, в национальном стиле исследования, в учете особенностей национального экономического мышления. Последние коренятся как в специфике национальной экономики, так и исторически сложившихся в обществе социокультурных ценностях и традициях. К специфике отечественной экономической науки можно отнести нацеленность на философско-методологическое обоснование экономических явлений и процессов; включение в анализ не только "сущего", но и "должного"; особое внимание к социальной стороне экономики, социальной справедливости, роли духовного и других неэкономических факторов акцент на общенациональном, народно-хозяйственном уровне в трудовом характере экономики и т.п.

Во-вторых, своеобразие выражается и в том, что национальная экономика в силу своего исторического состояния может тяготеть к той или иной форме ее теоретического отражения, или иной научной парадигме. Но чем специфичнее эта экономика, тем больше фрагментов из других парадигм будет включать ее теоретическая структура, по сути формируя тем самым нечто вроде смешанной (конвенциональной) парадигмы. В такую парадигму применительно к России должен, безусловно, войти сильный институциональный фрагмент; место в ней могут занять и многие параметры трудовой парадигмы, исторически сформировавшейся на основе трудовой теории стоимости.

В-третьих, национальное своеобразие находит снос выражение и в экономических законах. Здесь, однако, возникает принципиальный вопрос: существуют только национальные спецификации универсальных экономических законов (макроэкономических, микроэкономических, институциональных) или и специфические национальные экономические законы? С первым согласятся, пожалуй, все экономисты, со вторым -- вряд ли. Однако аргументы можно привести и в пользу второго варианта. Ведь нельзя не обратить внимания на то, что рад экономических характеристик пронизывает экономику страны независимо от исторически господствующего типа отношений. В частности, сильная роль государства в России проявлялась на самых разных этапах истории, в самых разных экономических системах (естественно, не оставаясь при этом неизменной и по масштабам, и по способам реализации). Это формирует основание для вывода о том, что указанная характеристика, видимо, и есть выражение одного из национальных экономических законов, который в разных исторических системах принимает специфические формы выражения. Чем более уникальными являются национальные факторы, тем, очевидно, более множественными и более выпуклыми будут такие характеристики ("национальные экономические законы").

экономический культура общество

2. Функции экономической теории и ее связь с практикой

В свете отмеченной ситуации и нерадостной перспективы встает вопрос о том, насколько научна та неоклассическая теория (экономике), которая принята ныне к преподаванию и на основе которой проводились российские рыночные преобразования.

Если марксистская экономическая теория была идейным заблуждением, а плановое ведение хозяйства дурной практикой, как теперь часто говорят, то каким же образом не только в военном, но и в экономическом отношении мы могли быть второй сверхдержавой мира? Если же принятая теперь неоклассическая экономике является наилучшей теоретической основой более эффективной экономики, то откуда множество наших социально-экономических бед, происходящий откат на положение отсталой, периферийной страны?

На этот коренной вопрос нашей жизни, как и на множество вытекающих оттуда других вопросов, необходимо найти научно обоснованные ответы. Но в неоклассической теории мы их не находим. За свою неспособность отвечать на проблемы современного экономического развития экономике подвергается фундаментальной критике на Западе. К сожалению, эта критика до нас не доходит и во внимание не принимается.

Между тем она представляет первостепенный интерес. В свое время знаменитый Т. Веблен (1857-1929) опубликовал работу под названием "Почему Экономикс не эволюционная наука?"

Этот же вопрос поставил и известный американский экономист А. Эйхнер (1937-1986): "Неоклассическая теория, против которой столь резко возражал Веблен, продолжает господствовать.

С тех пор она была дополнена кейнсианской макроэкономикой (весьма отличной от собственных воззрений Кейнса), и вытекающей из такого соединения "неоклассический синтез" значительно усовершенствован переводом на язык математики, предпринятым Хиксом и Самуэльсоном. Однако Веблену и сегодня не составило бы большого труда обнажить подлинную суть этой теории. По большому счету, это все та же теоретическая конструкция, которая господствовала в его время, хотя и несколько приглаженная".

Теорию, о которой писали Веблен и Эйхнер, Маркс в свое время называл "вульгарной", объясняя причину ее ненаучности апологетическим характером. В самом деле система понятий, предопределенной целью которой является оправдание социальных и экономических позиций господствующего класса, не может быть научной по определению.

Именно этим грешит современное экономическое образование в мире и в России. По этому поводу А. Эйхнер пишет: "Экономикс как самостоятельная дисциплина включает в качестве главного содержания концепцию - ту самую неоклассическую ортодоксию, раскритикованную Вебленом, - которая не находит подтверждения в реальности. Действительно, данная теория - не более чем надуманный набор утверждений, основанных на метафизических и, следовательно, ненаучных аксиомах.

Не удивительно, что государственная политика, следуя подобной теории, просто обречена на неудачу".

Современная российская действительность явилась наиболее убедительным подтверждением верности этого постулата.

Тем не менее в целях полной объективности хотелось бы отделить апологетическую аксиоматику неоклассики от используемых этой школой методов конкретного анализа, выполняющих служебную функцию.

Один из известных западных методологов Имре Лакотош разграничивает две стороны научной теории, одну из которых он называет мировоззренческим ядром, а другую - защитным поясом. Под первым он понимает ее аксиоматику, ее исходные постулаты, под вторым - математический и графический аппарат анализа конкретных ситуаций.

Последний - аппарат анализа -представляет несомненную ценность, но зачастую он концептуально слабо связан с первым.

Этим аппаратом могут пользоваться и представители других направлений в науке. Концептуальную суть неоклассики составляет ее аксиоматика, лежащая в основе этой теории. Именно она и подвергается критике.

Российская ситуация дала новый обильный материал для этого. Остановимся кратко на том, насколько неоклассические постулаты отвечают вернее не отвечают на вопросы российского экономического развития: если верно, что рыночная экономика по природе своей (имманентно) стремится к равновесию, то почему у нас сложился такой диспаритет цен, когда чистый доход перераспределяется в пользу сырьевого экспортно-ориентированного сектора, а жизненно необходимые для технического прогресса отрасли обрабатывающей промышленности пришли в полный упадок? если верна теория предельной производительности и источником прибыли является продуктивность капитала, то откуда бешеный рост доходов крупных собственников при технической деградации российской экономики?

-если верно, что условием полной занятости является так называемая гибкость заработной платы (т. е. зависимость, согласно которой падение занятости сопровождается повышением заработной платы), то почему у нас так выросла безработица при одновременном снижении оплаты труда?

-если верно, что экономический рост зависит от жесткости денежной политики, а сжатие денежной массы является стимулом этого роста, то почему все это, наоборот, обернулось у нас невиданным спадом производства?

-если верно, что снижение процентной ставки (ставки рефинансирования) ведет к росту объема инвестиций, то почему ничего подобного у нас не произошло? Почему капиталы утекают туда, где процентная ставка низка, а не остаются тем, где она высока?

-если верно, что приватизация и рынок непременно выдвигают эффективного собственника, то почему на их месте у нас оказались мошенники и грабители, некоторые из которых в тюрьмах, а другие в бегах?

Список подобных вопросов, на которые неоклассическая теория не может дать вразумительного ответа, можно продолжить. Но и приведенных вопросов достаточно, чтобы усомниться в научном характере так безоговорочно принятой нами экономической теории - экономике, которой мы теперь обучаем нашу молодежь.

На поверку оказывается, что, несмотря на свою математическую и графическую элегантность, эта теория носит не столько научный, сколько идеологический характер. Положенная в основу наших рыночных реформ, она больше всего явилась идеологическим оправданием грабежа и господства одних над другими.

На наш взгляд, именно потому, что господствующая ныне в качестве мэйнстрима неоклассическая теория, в соответствии с которой проводились российские рыночные реформы, является не столько научной теорий, сколько классовой идеологией господства одних над другими. Она связывает кризисы не с внутренней природой капитализма, а с воздействием внешних и случайных сил.

Очевидно, что тяжесть положения российской экономики не объяснима с этих позиций. Поэтому естественно, что разрушительные итоги реформ породили сомнения в научной состоятельности неоклассической ортодоксии.

Если обещанные цели не только не достигнуты, а теперь ясно, что в рамках принятой модели развития они вообще не достижимы, то возникает другой вопрос: почему мы должны отказываться от того, что в наших условиях так или иначе себя оправдывало, и принимать то, что никак себя не оправдывает?

В нашем собственном наследии мы находим немало такого, что с большой пользой сегодня может быть использовано, правда, не столько для частной наживы, сколько для общего блага. Для обсуждения того, от какого наследства, на мой взгляд, не следует отказываться, важно подумать по крайней мере над такими вопросами:

-почему мы должны отказываться от идеи планомерности и пропорциональности, если рыночная саморегуляция породила колоссальные макроэкономические диспропорции?

-почему должны отбросить учение о соответствии цены общественно-необходимым условиям производства, если свободное ценообразование привело к губительному для экономики диспаритету цен?

-почему должны отказаться от общественного контроля над капиталом, если бесконтрольность породила обескровливание экономики, массовую утечку капиталов за рубеж, невиданную безработицу, нищету и преступность?

-почему должны игнорировать эндогенную природу денег, вытекающую из теории стоимости Маркса, если на основе экзогенных представлений монетаризма нас "шарахнуло" вначале от невиданной инфляции к неслыханному бартеру, а теперь "стабильность" хронической инфляции объявляется неким достижением?

-почему отказываемся ставить вопрос об источниках и качестве экономического роста, если рыночное оживление, принимаемое за экономический рост, достигается за счет повышения мировых цен на нефть, технического регресса и деградации человеческого капитала?

Едва ли кто решится сказать, что эти вопросы лишены смысла. Очень многие, наверное, согласятся, что именно они имеют первостепенное значение для российской экономики. Но почему бы не восстановить тогда эти и многие другие полезные идеи, от которых мы так поспешно и необдуманно отказались в угаре рыночного фундаментализма?

Не предлагаю ли тем самым восстановить старую советскую политическую экономию? Никак нет. К сожалению, она не в меньшей степени страдала пороком преобладания идеологического компонента над научным.

Если неоклассическая теория является выражением интересов и самосознания буржуазии, то советская политическая экономия была выражением самосознания бюрократии. Отсюда ее полная сосредоточенность на догматической трактовке марксовых положений и игнорирование лучших достижений современной западной экономической мысли.

Маркс, конечно, и сейчас остается непревзойденным во многих отношениях, но это не значит, что нужно им ограничиваться. В свое время мы проглядели многие достижения экономической мысли XX в., потому что полностью застыли на его плечах. Это относится ко всем и каждому из нас, не исключая и автора этих строк. Между тем современные проблемы нельзя понять без учета достижений XX в.

Так, решающий вклад К. Маркса в научную трактовку капитала неоспорим. Однако современное понимание этой проблемы немыслимо без учета острейшей полемики по этому вопросу в экономической литературе прошлого столетия. Как известно, неоклассическая школа подвергла сомнению теорию эксплуатации, выдвинув свою модель интенсивной производственной функции.

Согласно последней каждому варианту распределения соответствует единственный уровень капиталовооруженности труда, что призвано доказать чисто технологический источник прибыли.

Нельзя убедительно опровергнуть эту математически строго выраженную концепцию, не обратившись к теории ведущего представителя рикардианско-марксистской традиции XX в. П. Сраффы.

Он на том же математическом языке современной экономической науки показал, что цена и распределение определяются одновременно, в силу чего нельзя исчислить стоимость капитала отдельно от стоимости рабочей силы.

В купе с доказательством возможности "обратного переключения технологий" лишает неоклассическую производственную функцию какой-либо рациональной основы. Простое повторение К. Маркса, как бы высоко мы его ни ценили, не может заменить обсуждение проблемы капитала на языке современной науки, адресованном к современным проблемам.

Имея в виду непрерывный и творческий характер развития научной мысли Джоан Робинсон утверждала, что зацикливаться нельзя ни на ком.

Принадлежность к школе не означает слепое следование дорогой учителя. "Школа мысли, - писала она, - процветает, когда ее последователи постоянно пересматривают и тщательно анализируют идеи основателя, проверяют его гипотезы, исправляют его ошибки, примиряют противоречия в его выводах, и адаптируют его метод, чтобы применить его к свежему материалу.

Требуется большая гениальность, чтобы положить начало развитию новой теории; ее сторонники могут восхищаться учителем, даже благоговеть перед ним, но они не должны подчиняться ему.

Наоборот, они должны быть его ближайшими критиками". Но если в прошлом нашу зацикленность на Марксе еще можно было оправдать железным занавесом, то теперь игнорирование достижений мировой экономической мысли ничем кроме косности и умственной лени объяснить нельзя. К сожалению, наш профессорско-преподавательский корпус покорно принимает мишуру неоклассической догматики, не замечая те "бриллианты" западной теории, которые представляют для нас наибольшую ценность.

Из существа экономической теории вытекают ее функции: познавательная, прогностическая и практическая.

Познавательная функция состоит в том, чтобы всесторонне изучить экономические явления и их внутреннюю сущность, что позволяет открыть законы, по которым развивается национальное хозяйство.

Экономическая теория сохраняет научный характер при условии, если опирается на факты - достоверные и типичные для изучаемой социально-экономической жизни. В таком случае факты, как говорится, - "упрямая вещь". К добротной научной основе относится неопровержимая информация о событиях, цифры, статистические материалы, документы, свидетельские показания, ссылки на авторитетные высказывания ученых, практиков и т. п.

Лауреат Нобелевской премии Морис Аллэ (Франция) заявил: "Подчинение данным наблюдениям - золотое правило, от которого зависит любая научная дисциплина. Какой бы не была теория, но если она не подтверждена данными опыта, то не имеет научной ценности и должна отвергаться"1.

Между тем ученые не ограничиваются признанием объективной действительности и стремятся глубже познать экономику. Для этого они проводят научный анализ и теоретическое обобщение реальных фактов.