Пехота и артиллерия

Глава 1. Пехота и артиллерия

К середине 19-го века пехота уже давно стала главным родом войск и заслуженно именовалась царицей полей. Широкое применение огнестрельного оружия сделало ее основной силой, решавшей исход генеральных сражений, и как лавры побед, так и горечь поражений выпадали в первую очередь на ее долю.

Так было и во время гражданской войны в CША. В армиях Севера и Юга, как и в любой из европейских армий того времени, пехота играла главную роль и в количественном, и в качественном отношениях. 75% сухопутных вооруженных сил Конфедерации и 80% сухопутных вооруженных сил Союза составлял именно этот род войск.

Правда, по европейским меркам, организация американской пехоты была несколько диковатой. Основным тактическим соединением здесь также был полк, однако полк этот состоял всего из одного батальона, а иногда и назывался батальоном. Он делился на 10 рот, каждая из которых должна была насчитывать 100 или больше человек. Боевая сила всего полка таким образом теоретически чуть превышала 1000 бойцов, но в действительности достигнуть установленного уставом предела почти никогда не удавалось.

Более того, чем дольше шла война, тем меньшими по размеру становились пехотные полки. Если в 1861 году 1 пеший [95] батальон северян мог насчитывать от 849 до 1000 солдат и офицеров (около 600 человек у конфедератов), то к 1863 году его средняя численность сократилась до 350-400 человек (у южан -- 300-350), т.е. в действительности он был меньше, чем европейский батальон полного состава. Эти небольшие формирования сводились в бригады: от 2 до 5 батальонов в каждой (3-5 в армии Юга), а 3-4 бригады (3-5 в конфедеративных войсках) объединялись в дивизию. В 1862 году и на Юте, и на Севере были введены пехотные корпуса, каждый из которых состоял из 3-4 дивизий.

Эти более крупные соединения были, по европейским стандартам, также невелики. К середине 1863 года, т.е. ко времени проведения решающих операций как на Востоке, так и на Западе, численность федеральной бригады колебалась от 800 до 1700 человек (конфедеративной -- от 1400 до 2000), дивизия в среднем состояла из 3-7 тысяч солдат и офицеров (у южан -- от 6 до 14 тысяч), а корпус мог включать от 12700 до 20 000 бойцов (конфедеративный корпус -- от 24 000 до 28000). [96]

Впрочем, столь своеобразная организация американской пехоты ничуть не снижала ее боевой эффективности. Именно пехота несла главную «ответственность» за создание принципиально новых приемов ведения боя, ставших основным военным итогом американской междоусобицы.

Во многом толчок к изобретению новой тактики дало стрелковое оружие, применявшееся в ходе гражданской войны. Это оружие, как и сама пехота, играло на полях сражений ключевую роль. Согласно статистике, им было нанесено более 90% всех ран, полученных участниками конфликта с 1861 по 1865 года. Как и во времена наполеоновских войн, оружие пехотинцев гражданской войны было дульнозарядным и внешне мало отличалось от тех гладкоствольных ружей, с которыми французские солдаты сражались у Бородино или Ватерлоо. Однако это сходство чисто поверхностное.

Первым и главным отличием было то, что почти все ружья американских пехотинцев -- нарезные. Разумеется, оружие такого рода было хорошо известно и раньше. Так называемые штуцера, имевшие на внутреннем канале ствола винтовую нарезку, уже применялись в начале 19-го века. Но в то время еще не была решена проблема заряжания. Пулю в нарезной ствол приходилось вгонять силой, иногда даже вколачивать молотком, что резко снижало скорострельность такого оружия. Поэтому штуцерами вооружались далеко не все солдаты, а лишь самые меткие из них, да и то в стрелковых (егерских) полках.

Однако в 1823 году капитан британской армии Нортон предложил техническое изобретение, позволившее широко внедрить в европейских армиях нарезное оружие. Этим изобретением была особая пуля, которую затем усовершенствовал французский офицер Минье, давший ей свое имя. В отличие от обычной пули, пуля Минье была меньше в диаметре, чем калибр оружия, для которого она предназначалась. Сзади в ней была сделана небольшая полость, в которую вставлялся особый металлический стаканчик. При заряжании пуля легко входила в ствол, а в момент выстрела давление пороховых газов вдавливало стаканчик в углубление и расширяло пулю до нужного размера. При этом она входила [97] в нарезки и, скользя по ним, покидала ствол с необходимым вращательным движением.

Вторым важным усовершенствованием был капсюль, изобретенный в 1814 году в Филадельфии капитаном Дэниэлом Шоу. После заряжания оружия этот капсюль надевался на специальный шпенек, имевшийся в казенной части винтовок нового образца. При ударе по нему курка он воспламенял пороховой заряд, и происходил выстрел.

Два этих изобретения значительно повысили эффективность дульнозарядного огнестрельного оружия. Нарезки на стволах увеличили дальность полета пули, дистанцию прицельного выстрела и кучность боя в несколько раз. Капсюльный замок упрочил надежность винтовки и снизил количество осечек. Если при стрельбе из кремневки их приходилось в среднем по 411 на каждые 1000 выстрелов, то для капсюльного оружия тот же показатель составил 4,5. Количество же попаданий соотносилось как 270 и 385.

Правда, процесс заряжания был по-прежнему медленным, а, следовательно, и скорострельность оставляла желать лучшего. Для приведения винтовки в состояние готовности требовалось девять приемов:

Опустить приклад на землю, установив его между ступней. Ствол держать левой рукой.

Правой рукой достать патрон из подсумка на поясе (патрон представлял из себя пулю с приклеенной к ней бумажной гильзой, которая была наполнена порохом и покрыта непромокаемым составом).

Зажать пороховой конец патрона между зубов. Оторвать часть гильзы зубами.

Высыпать порох в ствол. Протолкнуть пулю большим пальцем правой руки.

Извлечь шомпол из-под ствола и установить его конец в дуло напротив пули. [98]

Дослать пулю шомполом внутрь ствола до упора.

Извлечь шомпол и вставить его в гнездо под стволом (или воткнуть в землю до следующего заряжания).

Большим пальцем правой руки взвести курок в позицию полувзвода. Взять из сумочки на поясе капсюль и надеть его на шпенек.

«Целься, огонь».

Помимо того, что этот процесс был долгим, он также оказался и излишне сложным для молодых и неопытных солдат. Часто они забывали извлечь шомпол из ствола и посылали его врагу имеете с пулей, оставаясь после этого беспомощными; случалось, что они не меняли капсюль или надевали новый капсюль поверх старого, так что выстрела не происходило. Забывали отрывать конец бумажной гильзы и засыпать порох в ствол. Или, охваченные горячкой боя, продолжали набивать стволы своих винтовок патронами, и если бы, не дай Бог, выстрел все же произошел, то от него пострадал бы не неприятель, а сам стрелок. И такие ошибки при заряжании были на протяжении всей войны. Например, из 24 тысяч винтовок, найденных на Геттисбергском поле, лишь 2536 были заряжены правильно, 50% были заряжены дважды, еще 25% имели в своих стволах от 3 до 10 патронов, а некоторые даже до 23.

Тем не менее в руках опытного солдата дульнозарядная винтовка была грозным оружием. Тест, проведенный в 1860 году, показал, что вооруженный такой винтовкой тренированный стрелок может сделать 10 выстрелов за 5 минут и при этом попасть в квадратную мишень 2x2 фута шесть раз с дистанции в 100 ярдов. С 300 ярдов он поражал мишень 2,5x2,5 фута всеми 10 пулями.

Американцы быстро оценили преимущества этого нового оружия и уже после 1820 года начали перевооружение своей армии капсюльными ружьями. Гладкоствольный капсюльный мушкет образца 1821 года стал вскоре основным оружием армии США, а с 1842 года выпуск кремневых замков совсем прекратился. С 1855 года американские арсеналы прекратили также производство гладкоствольного оружия, а имевшиеся на вооружении ружья 1821 года стали переделываться в винтовки. [100]

Главным же оружием пехоты была теперь винтовка системы Спрингфилд, модель 1855 года. Именно этой системой или же несколько более усовершенствованной винтовкой Спрингфилд 1861 года и была вооружена пехота северян в ходе гражданской войны. Остановимся на ней подробней.

Спрингфилд оказался последним и наиболее совершенным из американских дульнозарядников. Это была массивная винтовка длиной 4 фута 8 дюймов (примерно 142 см), к которой примыкался 18-дюймовый (23 см) плоский штык. Калибр оружия составлял .58 (таков диаметр пули Минье). Дальность стрельбы, а также дистанция прицельного выстрела были значительны -- 1000 и 400 ярдов соответственно. Велика была также и пробивная сила этого оружия. Как показали испытания, пуля, выпущенная из Спрингфилда, за 300 ярдов пробивала 11 досок толщиной в дюйм (2,54 см), расположенных подряд в дюйме друг от друга. За 300 ярдов та же пуля проделывала отверстие в 6,4 доски, а за 500 ярдов она проходила сквозь 5,6 доски.

Но, как известно, человеческое тело -- не доска, и пуля от Спрингфилда производила в нем более страшное разрушение. Попадая в живую «мишень», она с ужасной силой дробила кости (это вызывалось низкой скоростью пули на излете и тем, что она была не оболочена), а проникая в живую плоть, обязательно «прихватывала» с собой часть одежды раненого (причиной чего был большой калибр оружия). В условиях зачаточной военно-полевой хирургии огнестрельные ранения нередко заканчивались фатально. Пуля, угодившая в любую из конечностей, приводила к ее ампутации, а огнестрельные ранения груди, живота или головы, как правило, считались смертельными.

Вооружение пехоты конфедератов было не менее грозным. Его основу составляла английская капсюльная винтовка Энфилд образца 1853 года. Это было надежное оружие, проверенное опытом Крымской кампании и с успехом служившее южанам. Энфилд также заряжался пулей Минье .577 калибра, которую он был способен послать на расстояние 1700 м, а прицельный огонь можно было вести с 853 м. Эта винтовка также была довольно массивной -- длиной 1397 мм без штыка и 1842 мм со штыком. При этом ось штыка была для [101] удобства отклонена от оси ствола, что позволяло солдату производить перезарядку, не натыкаясь рукой на его острие.

Однако в бою штыки, как, впрочем, и любое другое холодное оружие, применялись южанами и северянами довольно редко. Американские историки со свойственной им скрупулезностью подсчитали, что в ходе гражданской войны от колотых и рубленых ран умерло всего 922 человека, причем главным образом не в ходе боевых действий, а в пьяных драках или при усмирении беспорядков. Слабая обученность американских пехотинцев приемам рукопашного боя, а главное, повышение эффективности стрелкового оружия почти исключали штыковые атаки, хотя некоторые генералы безрассудно пытались их предпринять.

Широкое применение капсюлей было важным прорывом в разработке стрелкового вооружения. От него оставалось сделать всего один шаг к металлическому патрону и казнозарядному оружию. К началу гражданской войны этот шаг уже был сделан -- патрон с металлической гильзой изобрели еще в 1856 году. Вскоре в Америке приступили и к изготовлению казнозарядных карабинов для такого патрона. Самым известным из них был карабин системы Шарпса образца 1859 года. Это была короткоствольная винтовка .52 калибра с затвором качающего типа, оснащенная рычагом в виде спусковой скобы. При ее опускании затвор открывал зарядную камору, куда вставлялся унитарный металлический патрон кругового воспламенения.

Применялись в гражданской войне и первые магазинные винтовки. Самой известной из них был карабин, изобретенный американцем Кристофером Спенсером в 1860 году. Так же, как и Шарпс, карабин Спенсера был .52 калибра и оснащался качающим затвором с рычагом -- спусковой скобой. Важным отличием была полость в прикладе, куда вставлялся магазин. Он представлял из себя металлическую трубку, внутри которой находилась еще одна трубка, снабженная спиральной пружиной. При заряжании магазин извлекался из приклада и набивался семью патронами, а затем вновь вставлялся в полость и запирался крышкой. Перед стрельбой было необходимо опустить рычаг затвора. При этом сам затвор выбрасывал из зарядной каморы стреляную гильзу и [102] одновременно прихватывал новый патрон из магазина. Когда он возвращался на место, то отправлял патрон в ствол, а боевая личинка надежно запирала казенник. Воспламенение производилось боковым ударным замком.

Для середины 19-го века Спенсер был принципиально новым типом оружия. Он позволял вести огонь прямо-таки с фантастической скоростью. Стрелок мог выпустить все семь зарядов за семь секунд, а в минуту, если только у него не было под рукой нескольких заранее набитых патронами магазинов, скорострельность равнялась 16 выстрелам. Но поскольку вооруженные Спенсерами северяне часто носили с собой особую восьмигранную коробку с оснащенными магазинами, скорость стрельбы была, конечно, намного выше.

Однако сама скорострельность этого оружия вызывала у федерального генералитета сомнения в его эффективности. Уинфилд Скотт -- первый главнокомандующий вооруженных сил Союза -- был решительным противником снабжения солдат-северян карабинами Шарпса и Спенсера: он считал, что это приведет к бесполезному расходу боеприпасов. Тем не менее после отставки Скотта оба карабина все же заняли свое место в арсенале федеральной армии. Ими были снабжены элитные части Потомакской армии, так называемые [103] Стрелки Соединенных Штатов, составлявшие бригаду небезызвестного полковника Хайрама Бердана.

В отличие от обычных пехотных полков Севера солдаты этой бригады набирались не из какого-нибудь одного штата, а по всей стране, и были единственным подразделением, одетым в темно-зеленую униформу. Главным критерием отбора было умение метко стрелять, и, как гласило строгое правило, «ни один человек, который не может попасть в мишень с дистанции 200 ярдов 10 последовательными выстрелами так, чтобы ни одно из этих попаданий не было удалено [104] от «яблочка» более, чем на 5 дюймов, не будет принят в ряды бригады».

Шарпсами вооружались также и другие элитные стрелки гражданской войны -- снайперы. Их оружие обычно снабжалось телескопическими прицелами, которые в отличие от своих современных аналогов были такой же длины, как и ствол, на котором они крепились. Впрочем, это не мешало стрелкам вести меткий огонь, уничтожая офицеров и генералов противника (например, в сражении при Геттисберге от пули снайпера-южанина погиб командир 1-го корпуса Потомакской армии генерал Рейнольдc). Характерно, что утке в то время снайперы считались профессиональными убийцами и пользовались в обеих армиях всеобщей ненавистью. Как утверждал один солдат-северянин, вид убитого снайпера -- конфедерата или федерала -- всегда вызывал у него радость.

Несколько позже, в конце войны, казнозарядными и магазинными винтовками стали вооружать не только элитные, но и обычные пехотные части северян. Так, в армии Шермана во время его Атлантской кампании три пехотных полка были снабжены магазинными пехотными винтовками Спенсера -- улучшенным вариантом его короткоствольного карабина. Эти винтовки хорошо зарекомендовали себя во время битвы за Атланту и в сражении у Франклина, где вооруженные ими солдаты нанесли противнику чувствительный урон.

«Мы уложили атакующих мятежников грудами, -- писал домой восхищенный возможностями нового оружия солдат из Коннектикута. -- Мятежники не любят наших винтовок. Они говорят, что у янки есть дьявольская «кофейная» мельница [105], которую они заряжают в субботу утром и стреляют потом всю неделю. Это хорошая винтовка».

Среди различных изобретений в ходе гражданской войны применялись и те, что впоследствии широко распространились в 20-м веке. К их числу следует отнести ручные гранаты с взрывателем ударного действия. Известны два основных вида этого метательного оружия: так называемый «кетчум», напоминавший благодаря хвостовым стабилизаторам маленькую авиационную бомбу (использовался при осаде укреплений) и «Эксельсиор Хейнса».

Последний представлял из себя полую сферу, состоявшую из двух половин, внутрь которой помещался другой шар, наполненный черным порохом. Этот шар был «утыкан» 14 ниппелями, на каждый из которых надевался капсюль.

Теоретически при ударе о землю хотя бы один из них должен был сработать, произведя взрыв. Но на практике так получалось не всегда, да к тому же граната была небезопасна для самого «метателя» и использовалась редко.

По тому же принципу были устроены и первые наземные мины нажимного действия. По сути, они представляли собой [106] артиллерийские снаряды, вкопанные в землю с прилаженным сверху ударным взрывателем. Однако эффективность их была невысока, кроме того, генералы-северяне быстро нашли способ борьбы с подобными «адскими машинами». Сначала Мак-Клелан в 1862 году, а затем и Шерман в 1864 году заставляли заниматься «разминированием» взятых в плен солдат Конфедерации.

Изобретение капсюлей позволило также создать и совершенно новый тип ручного короткоствольного оружия. Речь идет о «великом уравнителе шансов» -- револьвере полковника Кольта, который был запатентован в 1835 году. Впервые он был опробован американцами в войне против индейцев-семинолов, но настоящее боевое крещение изобретение Кольта получило во время Мексиканской кампании. К началу гражданской войны револьверы были уже широко распространены и в ходе конфликта служили в качестве обычного офицерского оружия.

Наиболее популярным из них был Кольт Нэви (военно-морской) образца 1861 года. Изначально Самюэль Кольт [107] предполагал, что эта модель поступит на вооружение в военно-морской флот США, а армия воспользуется более ранней моделью -- драгунским Кольтом 1847 года. Но последний оказался слишком большим и тяжелым. Это было оружие .44 калибра со стволом 8 дюймов (около 24 см) и общей длиной 14,5 дюйма (около 37 см), весившее 4 фунта и 2 унции (около 2 кг).

Его, правда, продолжали использовать, но большинство офицеров предпочитало все же кольт военно-морской модели. Этот револьвер был менее громоздким, чем драгунский вариант (длина ствола 7 дюймов, т.е. примерно 16 см), и более легкого калибра (.36, хотя попадались модели .44 калибра). Прицельная дальность стрельбы из морского Кольта составляла 40-50 м, -- вполне приличная дистанция для ручного короткоствольного оружия.

Недостатком этого револьвера как военно-морской, так и более поздней армейской модели 1861 года -- был долгий и сложный процесс заряжания. Кольт, как и большинство других револьверов своего времени, не предназначался под унитарный патрон и заряжался порохом, пулями и капсюлями по отдельности. Перед заряжанием владельцу револьвера нужно было прежде всего прочистить каморы и просушить их, выстрелив по капсюлю на каждую. Затем в эти каморы засыпался пороховой заряд, объем которого тщательно выверялся. Поверх пороха стрелок помещал специальный комок ваты или шерсти, иногда смачивая его маслом.

Из шестизарядных камор таким образом обычно заряжалось только пять, чтобы боек курка приходился на пустую [108] камору. В противном случае из-за непроизвольного выстрела владелец револьвера, носивший его на поясе, рисковал получить пулю в ногу.

Когда порох был засыпан в каморы, а поверх него установлены ватные комки, туда же при помощи специального рычага запрессовывалась пуля, а поверх нее снова заливалось густое масло. Оно запечатывало камору, не давая заряду подмокнуть, препятствовало непроизвольному цепному выстреливанию патронов и позволяло избежать сбивания черного пороха в комья. Только затем на шпеньки на задней части барабана устанавливались капсюля, но делалось это уже непосредственно перед стрельбой.

Револьвер Кольта был хоть и многозарядным, но «недолгоиграющим» оружием. В реальном бою с его перезарядкой возникали трудности, и владелец такого револьвера был ограничен всего шестью или, вернее, пятью выстрелами.

В известной степени этих проблем позволяло избежать использование Ремингтона -- другого популярного длинноствольного револьвера, и многие офицеры и солдаты предпочитали оружие именно этой системы. В отличие от Кольта Ремингтон имел цельнометаллическую раму, что значительно увеличивало точность стрельбы, а главное, барабан револьвера легко снимался, и стрелок мог не перезаряжать револьвер снова, а попросту иметь запас уже заряженных барабанов и менять их по мере необходимости. Кроме того, вместо капсюльных шпеньков, которые использовались в револьверах Кольта, в задней части барабана Ремингтона были сделаны специальные углубления. Они увеличивали безопасность этого оружия и позволяли заряжать не пять, а все шесть камор.

Ремингтонов, как и Кольтов, было довольно много, и их размеры и калибр варьировались в зависимости от модели. Первыми из этой серии были произведенные в 1860-62 годах армейская и морская модели Билза (.44 и .36 калибров соответственно). За ними следовали армейский и морской Ремингтоны, производство которых было налажено в 1862 году. Новая армейская и новая флотская модели производство которых началось в 1863 году, оказались долгожителями -- их выпускали вплоть до 1875 года. Этот список [109] можно было бы продолжить, но и без того понятно, что револьвер системы Ремингтон быстро завоевал себе популярность. Когда после войны ветераны Юга получили разрешение продавать свое стрелковое оружие, Ремингтон ценился у покупателей особенно высоко и стоил дороже, чем револьверы других систем.

Однако не следует преувеличивать значение ручного короткоствольного оружия. Несмотря на приличную дистанцию прицельного выстрела, револьверы оставались все же оружием ближнего боя и пускались в ход, когда дело доходило или почти доходило до рукопашной схватки. А поскольку случалось это не слишком часто, то и работы для револьверов, по крайней мере в пехотном сражении, было немного.

То же самое с известными оговорками можно сказать и о казнозарядных и магазинных карабинах. Несмотря на превосходство в скорострельности, спешенная кавалерия и пехотные части вроде Стрелков Соединенных Штатов, вооруженные такими короткоствольными винтовками, не могли противостоять обученной пехоте, у которой были хоть и дульнозарядные, но более дальнобойные Спрингфилды и Энфилды. Они, как уже говорилось, составляли основу пехотного вооружения, и, следовательно, участь боя, решалась, как правило, этим оружием.

Таким образом, возможностей дульнозарядного оружия оказалось вполне достаточно, чтобы коренным образом изменить пехотную тактику, и старая, еще наполеоновская метода ведения боя, была в новых условиях неприменима. Сомкнутые пехотные построения (колонны и трехшереножные линии), общепринятые в начале 19-го века, были рассчитаны на гладкоствольные мушкеты с кремневыми замками, эффективность которых была невысока. Дальность стрельбы такого оружия не превышала 300 шагов, а дистанция прицельного выстрела была и того меньше.

Точность стрельбы также оставляла желать лучшего, и единственный способ добиться хоть какого-нибудь результата от гладкоствольных кремневок заключался в том, чтобы подпустить противника на близкое расстояние и дать по нему дружный залп. При этом развернутый в линию полк действовал как один многоствольный пулемет, но результативность [110] его огня была крайне невысока. Атакующие, построенные в колонны, могли приблизиться к оборонительной позиции на 100-150 м, затем развернуться в линию и броситься в штыки, твердо зная, что противник сможет дать по ним только один залп.

Однако изобретение капсюлей и пули с полым основанием положили конец этому преимуществу наступающих. Спрингфилды и Энфилды, дистанция прицельного выстрела которых превышала тот же показатель кремневого мушкета во много раз, делали проблематичной прежнюю манеру наступления. Сомкнутые построения -- как линии, так и колонны, -- отличные цели для стрелков, стали теперь великолепным способом угробить побольше собственных солдат. Им подобало занять заслуженное место на страницах учебников по военной истории, а не на полях сражений.

Нарезное капсюльное оружие вообще давало больше преимуществ обороняющимся (они могли заряжать и стрелять из своих винтовок, не двигаясь с места), чем наступающим, которым приходилось проделывать то же самое на ходу. Когда же эти преимущества были усилены широким внедрением полевых укреплений и особенно траншей (это стало своего рода ответом на обычную для гражданской войны манеру проведения атаки -- сближение с противником на расстояние прицельного выстрела с последующей огневой «дуэлью» двух пехотных линий, стоящих в полный рост), лобовые атаки превратились в чистое самоубийство.

Итак, изобретение и распространение стрелкового вооружения обусловило и необходимость изобретения новой тактики. Однако чтобы такая «революция» действительно могла произойти, одного перевооружения было мало. Новая тактика могла увидеть свет только в том случае, если командующие генералы были в состоянии осознать возможности усовершенствованного оружия, а их войска воспринять инструкции и применить их на практике.

Оба этих условия были в наличии в американских армиях времен гражданской войны. Там хватало талантливых военных вождей, а над молодыми войсками Севера и Юга не довлели никакие военные традиции, воспоминания о былой славе и определенные тактические шаблоны, что делало [111] их особенно восприимчивыми к новациям. И все же процесс создания новых тактических форм оказался долгим, тяжелым и болезненным и так и не был доведен до логического конца.

К началу гражданской войны в регулярной американской армии доминировала наполеоновская методика ведения боя. Именно на ней было построено обучение в академии Вест-Пойнт и боевая подготовка личного состава, и именно она применялась американцами в Мексиканской кампании. Там их пехота, как и в начале 19-го века, проводила наступление в сомкнутых колоннах с последующим развертыванием в трехшереножную линию для фронтальной штыковой атаки. Мексиканская армия не была достаточно хорошо подготовлена и оснащена, чтобы наказать своего противника за применение столь «древней» тактики, и, в отличие от гражданской войны, в сражениях Мексиканской кампании штыковые атаки в сомкнутом строю приносили оружию североамериканцев победу.

Но потери, которые они при этом несли, все же заставляли их чаще прибегать к обходным маневрам и использованию мобильной артиллерии для поддержки наступления. Поэтому опыт Мексиканской кампании не прошел для армии США совсем даром. Джефферсон Девис, будущий президент Конфедерации, который занял после победы над Мексикой пост военного министра, несколько модернизировал тактику пехоты. Количество шеренг в линии было уменьшено до двух, а расстояние между людьми в каждой из них увеличено до 2 футов (более 60 см). Но эти изменения были, конечно, незначительными и не устраняли проблему.

К началу гражданской войны многие американские офицеры по-прежнему пребывали в твердой уверенности, что наполеоновская тактика колонн и сомкнутых линий -- это самое эффективное средство для прорыва обороны противника. В результате на полях первых сражений эти устаревшие боевые порядки господствовали практически безраздельно. Более того, вплоть до 1863 года они рекомендовались штабными ведомствами Севера и Юга, на что указывает, например, «Карманный справочник офицера», изданный в Ричмонде в 1862 году. Полководцам советовалось разворачивать [112] пехоту в две линии, имея кавалерию на флангах, а артиллерию впереди пехоты. При наступлении вторая линия проходила в интервалы первой и бросалась в штыковую атаку. Первая линия, становясь таким образом второй, поддерживала ее огнем и служила активным резервом.

В деталях подобный боевой порядок выглядит следующим образом. Пехотный полк высылал одну роту в стрелковую цепь и затем разворачивался в две шеренги, протяженность каждой из которых не превышала 200-300 метров. Фронт развернутой бригады составлял примерно 1400-1500 м, а интервалы между бригадами -- 150-300 м.

Ключевым маневром считалось развертывание колонны в линию и свертывание линии обратно в колонну. Последняя использовалась в тех случаях, когда требовалась быстрота передвижения или когда это диктовалось условиями местности, например, при прохождении через узкий дефиле. Обычно такая колонна представляла собой плотную массу от 8 до 20 человек в глубину, особенно уязвимую для огня неприятельской пехоты и артиллерии. Опасным был также сам момент перестроения, когда несколько залпов могли привести полк в полное замешательство.

Поэтому опытные офицеры предпочитали строить свои полки в такие колонны, которые простым поворотом направо или налево превращались в линии. При проведении этого маневра колонна могла двигаться в направлении, перпендикулярном направлению атаки, а затем, развернувшись в нужную сторону, перейти в наступление как боевая линия. Обычно это называлось «двигаться левым (правым) флангом». Но совершать подобные перемещения были способны лишь хорошо обученные пехотинцы.

Такой сложной и подчас неуклюжей являлась пехотная тактика в начале гражданской войны. Ее применение в реальных боевых условиях должно было неизбежно привести к кровавым потерям среди наступающих, что, собственно, и происходило на самом деле. А поскольку с самого начала роль наступающих играли в основном федералы, то именно они и несли наибольший урон. Южане, державшиеся оборонительного образа действий и в стратегии, и в тактике, оказались в несколько более выгодном положении. [113]

В значительной степени своими блестящими победами в 1861 -- начале 1862 годов они обязаны бездумному применению федеральными генералами устаревшей наступательной тактики. Кроме того, военные вожди Конфедерации, такие, как Роберт Э. Ли или Джозеф Э. Джонстон, быстро осознали преимущества, которые дает хорошо построенная оборона, а в наступлении -- маневрирование и фланговые обходы, и с успехом пользовались как тем, так и другим.

Впрочем, разговор об этом еще будет вестись на страницах нашей книги. Нам предстоит рассмотреть несколько наиболее типичных сражений гражданской войны и проследить на их примере развитие наступательной и оборонительной тактики пехоты -- главного из родов войск этого конфликта. Но чтобы показать процесс более рельефно и полно, мы уделим внимание еще одному важному виду оружия, также сыгравшему в этой войне не последнюю роль. Речь идет, конечно, об артиллерии. [114]

Глава 2. Оружие и тактика артиллерии

В середине 19-го века с оружием «бога войны» происходили, в общем, те же перемены, что и с оружием «царицы полей». Артиллерия, как и стрелковое вооружение, находилась в стадии перехода от дульнозарядных к казнозарядным системам, но к началу гражданской войны этот переход еще не был завершен. Тем не менее артиллерийские орудия данного периода ушли далеко вперед по сравнению с пушками наполеоновской эпохи, и технические усовершенствования, которые были привнесены в этот вид вооружения, почти не отличались от тех, что улучшили качество стрелкового оружия. Первым из них была модернизация артиллерийского запала. В 1807 году появляется артиллерийская капсюльная трубка, которую наполняли смесью сурьмы, калия, угольной пыли и серы. Она воспламенялась от трения или удара и после изобретения американским конструктором Хидденсом курка с ударником быстро нашла себе применение. Теперь процесс заряжания значительно ускорился, стал более надежным и менее зависимым от внешних условий.

Артиллеристам больше не приходилось вставлять в запальное отверстие фитиль и затем поджигать его специальным запальником. Установив трубку и ударный курок, производивший выстрел канонир просто дергал за шнур, прикрепленный к этому курку, и воспламенял таким образом [115] пороховой заряд. Но в сухопутной войне чаще применялся так называемый фрикционный запал. Он также имел форму трубки, наполненной гремучей смесью, воспламенение которой производилось трением: когда артиллерист дергал за шнур, в запале загоралось нечто вроде спички, приводившей систему в действие.

Другим важным нововведением была внутренняя нарезка канала ствола. Как и у стрелкового оружия, такая нарезка увеличивала дальность полета снаряда почти в два раза и повышала точность стрельбы. Во время гражданской войны существовало несколько основных типов нарезных орудий. Первый из них предложил в 1851 году капитан армии США Паррот. Его пушки изготавливались либо из литого железа и скреплялись в казенной части прессованными железными обручами, либо из полос кованного железа, которые обертывались сверху другими полосами, закрученными спиралью и сваривались затем вместе под воздействием высоких температур. Последний способ применяли, как правило, для производства 3-дюймовой пушки Паррота, имевшей прицельную дальность стрельбы в 1830 ярдов и максимальную дальность в 4000 ярдов.

Кроме нее, тот же конструктор разработал и множество других моделей нарезных орудий с разными калибрами и [116] прочими тактико-техническими характеристиками. (Самым крупным из них было ужасающее 300-фунтовое чудовище, которое, конечно, не могло найти себе применение на поле боя.) Но армии северян охотно пользовались нарезной 10-фунтовкой Паррота, и батареи таких орудий принимали участие во всех крупных сражениях. Их максимальная дальность стрельбы достигала 1900 ярдов, что позволяло вести эффективный огонь на дистанции в 1500 ярдов.

Впрочем, все орудия системы Паррота не были лишены и некоторых недостатков. Спиралевидные нарезки, нанесенные на канал ствола, становились круче у жерла пушки, что придавало снаряду более сильное вращательное движение, но при этом он часто вырывал последний оборот спирали и терял точность.

Однако проблемы, связанные с нарезными орудиями, на этом не заканчивались. Поскольку артиллерия оставалась по-прежнему дульнозарядной, у канониров, так же, как и у пехотинцев, вооруженных винтовками, возникали трудности с заряжанием. Чтобы решить эту проблему, были разработаны два основных типа снаряда.

Первый напоминал огромную пулю Минье. Он тоже имел полое основание, в которое вставлялся металлический стакан, и взрыв пороховых газов производил с ним такое же действие, как с вышеназванной пулей. Снаряды больших калибров снабжались дополнительно еще и медными кольцами, охватывавшими их корпуса. От давления газов такое кольцо образовывало венчик, входивший в нарезки. Этого, однако, оказалось недостаточно для меткой стрельбы, и на кольце стали делать специальные выемки, которые и должны были скользить по нарезкам, как по желобу. [117]

Другим типом был снаряд Шенкла. Он имел коническую форму, его поверхность покрывалась бороздками. Поверх этого конуса надевался специальный колпак из папье-маше, которое, расширяясь от порохового взрыва, точно входило в нарезку. Сообщая снаряду вращательное движение, папье-маше затем отпадало или же оставалось в канале ствола. Благодаря конической форме, центр тяжести этого снаряда находился впереди центра оси, из-за чего его полет был так же точен, как полет стрелы. Единственным недостатком снаряда Шенкла была уязвимость папье-маше. От влаги и сырости оно часто разбухало, но это удалось устранить при помощи особых цинковых колпаков.

Использованию нарезных орудий препятствовало еще одно затруднение. Гранаты и особенно шрапнель, пригнанные точно по нарезкам, не получали для своих трубок воспламеняющего огня и, следовательно, не могли разорваться. Для устранения этого недостатка пробовали пользоваться взрывателем ударного действия, и он оказался подходящим для гранаты, но бесполезным для шрапнели. Тогда американцы прибегли к английской системе воспламенения. Толчок, получаемый снарядом от взрыва пороховых газов, вколачивал в снаряд установленную на трубке металлическую затычку. Скользя по специальной трубочке, вставленной внутрь гранатной трубки, она разбивала капсюль из гремучего состава, который и производил воспламенение внутреннего заряда.

Попытки усовершенствовать артиллерию не ограничились только нарезками на канале ствола и капсюльными трубками для воспламенения зарядов. Гражданская война вдохновила многих горе-изобретателей на творческий труд, и патентные бюро были буквально завалены разными предложениями. Большинство из них оказалось совершенно непригодными [118], а некоторые просто опасными. К числу последних относился, например, проект орудия, настолько облегченного, что оно было легче собственного снаряда (нетрудно представить себе результат такой стрельбы). Другим не менее курьезным, было предложение заряжать два стоящих рядом орудия снарядами, соединенными друг с другом железной цепью. Изобретатель предполагал, что при выстреле ядра будут растягивать цепь, которая срежет наступающую пехоту, как косой. Проблема, однако, заключалась в том, что добиться полной синхронности стрельбы никак не удавалось. Какая-нибудь из пушек обязательно стреляла немного раньше, и выпущенный из нее снаряд, вместо того, чтобы лететь вперед, совершал круговое движение, грозя размозжить головы расчету соседнего орудия.

Впрочем, среди этих нелепых прожектов попадались порой действительно стоящие изобретения. К их числу относилось и то, что было запатентовано 4 ноября 1862 года изобретателем Гатлингом. Предложенное им оружие не было похоже ни на что, существовавшее в то время, и к артиллерии его можно отнести лишь условно.

Картечница Гатлинга, как называлась эта необычная пушка, представляла собой огромный барабан, на который было помещено семь стволов под патрон крупного калибра. Эти [119] патроны подавались в стволы из казенника по мере вращения барабана, а в казенник они поступали из специального пружинного трубчатого магазина. Вращение стволов производилось при помощи боковой рукоятки, отчего вся конструкция сильно смахивала на мясорубку. В сущности, она и была «мясорубкой», поскольку могла стрелять с сумасшедшей скоростью -- 250 выстрелов в минуту.

К сожалению, северяне не поняли преимуществ изобретения Гатлинга, и на полях гражданской войны оно не нашло почти никакого применения. Зато позже картечница была оценена по достоинству, и не только в Америке. Этот прообраз пулемета был принят на вооружение многими армиями Европы, в том числе и русской, а впоследствии разработанная Гатлингом система использовалась для изготовления турельных пулеметов.

Другим изобретением гражданской войны, также получившим потом широкое распространение, была установка [120] артиллерийских орудий на железнодорожную платформу. Впервые такого рода орудие было применено южанами в семидневном сражении под Ричмондом летом 1862 года.

Тяжелая гаубица, получившая гордое название «Леди Мерриммак» (в честь «Мерриммака» -- первого броненосного корабля Конфедерации), двигалась по заброшенной железнодорожной ветке на платформе, которую толкал небольшой паровоз. Время от времени она останавливалась, чтобы произвести выстрел по укреплениям северян, не нанося им, впрочем, особого вреда. Но несмотря на столь ничтожную эффективность, опыт «Леди Мерриммак» не был забыт, и много позже, уже после гражданской войны, он был использован при создании блиндированных поездов, вооруженных артиллерией крупного калибра.

Южане пытались использовать также и одну из первых казнозарядных артиллерийских систем -- поставляемую англичанами пушку Уитворта. Это было 11-фунтовое нарезное орудие, заряжавшееся с казны коническими снарядами, которые оно могло послать на расстояние 9,5 км, а дистанция прицельного выстрела составляла 2560 м. Однако из-за нехватки боеприпасов орудия Уитворта, которых к тому же [121] было немного, использовались редко, и не сыграли в боевых действиях сколько-нибудь заметной роли.

Та же судьба постигла и многие другие технические усовершенствования американской артиллерии. Даже нарезные стволы, столь значительно повышавшие эффективность артиллерийского огня, не применялись в ходе боевых действий достаточно широко. Их было довольно трудно чистить, а при ведении огня картечью они уступали обычным гладкоствольным пушкам. Обстрел гранатами с близкого расстояния из орудий Паррота часто не давал нужного результата.

Нарезное орудие слишком глубоко вбивало в землю посланную им гранату, и разрыв не мог причинить противнику серьезного урона, а кроме того, богатые возможности нарезной артиллерии часто оказывались невостребованными из-за нехватки других технических приспособлений, которые к тому времени еще не были изобретены. Так, 3-дюймовое орудие Паррота, способное вести прицельный огонь с дистанции в 1830 ярдов, часто пребывало в праздности исключительно потому, что корректировать огонь на таком расстоянии было невозможно. [122]

Поэтому в годы гражданской войны как федералы, так и конфедераты по-прежнему широко использовали медные гладкоствольные орудия и были вполне довольны их работой. Самым распространенным из них был «Наполеон» -- гладкоствольная 12-фунтовая пушка, предназначенная для легких батарей и поставленная на их вооружение в 1857 году. Прицельная дальность огня из такого орудия составляла от 800 до 1000 ярдов (в зависимости от снаряда), а максимальная дальность стрельбы ядром превышала милю.

Использовались и более легкие гладкоствольные системы, например, 6-фунтовая бронзовая пушка образца 1841 года. Свою надежность и эффективность она доказала еще в Мексиканскую кампанию и на полях сражений гражданской войны была по-прежнему уместной. Но потеснить «Наполеон», одинаково любимый северянами и южанами, она не могла.

Снаряды, которые использовались в гладкоствольной артиллерии, в общем, не отличались от тех, что предназначались для нарезных орудий, хотя их изготовление и не требовало таких сложностей. Они делились на четыре основных типа, каждый из которых пускался в дело в определенной ситуации. Против артиллерии и укреплений применялись так называемые цельнолитые снаряды конической или сферической формы (ядра).

Этот тип снаряда позволял вести огонь на наибольшей дистанции и с наибольшей точностью. Ядро, выпущенное из «Наполеона», летело со скоростью 1440 футов (около 5 м) в [123] секунду и поражало цель на расстоянии 1500 м. Однако этот снаряд был практически неэффективен против пехоты, даже если она наступала в сомкнутом строю.

Граната обладала большей разрушительной силой, хотя и была менее точной. Она представляла из себя полое ядро, наполненное порохом, с вставленным в нее фитилем, которое разрывалось в гуще врагов, производя там страшные опустошения. Гранатами обычно вели огонь как по артиллерии, так и по пехоте, причем наилучшей дистанцией для этого снаряда считалось расстояние от 300 до 1300 ярдов.

Не менее разрушительной для живой силы противника была сферическая картечь, или шрапнель. Это тоже было полое ядро с тонкими стенками, наполненное ружейными пулями (от 27 до 48), к которым добавлялся пороховой заряд с фитилем. Выстреленное из пушки, ядро разрывалась в воздухе, осыпая неприятеля смертоносным свинцовым дождем.

Обычная картечь представляла из себя жестянку, наполненную пулями, но без порохового заряда. При выстреле они разлетались, как дробь из охотничьего ружья, охватывая широкий фронт вражеской пехоты. Дистанция картечного выстрела достигала 1300 ярдов, но наибольший эффект этот снаряд имел на расстоянии 100-200 ярдов.

Кроме того, была еще крупная картечь, применявшаяся для стрельбы на дальние дистанции. Она представляла из себя довольно сложную конструкцию из трех слоев, разделенных деревянными или металлическими дисками и скрепленных вместе железным стержнем. Каждый из них заключал в себе три железных шара, которые при выстреле разлетались в девяти разных направлениях.

Процесс заряжания любым из этих снарядов{5} был по-прежнему довольно долгим и сложным. Обычно для обслуживания одного орудия требовалось девять человек, не считая наводчика (капрала), причем каждый из них выполнял свою функцию. По команде «заряжай!» 1-й номер расчета подходил к жерлу орудия, держа прибойник параллельно оси [124] канала ствола. В то же время номер 6-й (или 7-й) передавал номеру 5-му снаряд, а тот передавал его номеру 2-му. Последний вкладывал снаряд в жерло пушки, и номер 1-й досылал его прибойником внутрь ствола. Пока происходил этот процесс, номер 3-й затыкал запальное отверстие большим пальцем, одетым в специальный напалечник, сделанный из кожи.

Когда орудие было заряжено, наводчик (на схеме он обозначен буквой G) регулировал угол наклона ствола и давал указания номеру 3-му, занимавшему позицию у поворотного рычага. При помощи этого рычага он осуществлял наводку орудия в горизонтальной плоскости.

После того, как пушка была наведена, подавалась команда «готовсь!». Номер 3-й протыкал протравником картуз и устанавливал в запальном отверстии капсюльную трубку, а сверху -- курок с ударником; номер 4-й дергал за спусковой шнур, и происходил выстрел.

Послав неприятелю снаряд, артиллеристы возвращали орудие на исходную позицию, номер 1-й прочищал канал ствола банником, и весь процесс повторялся снова. Действуя таким [125] образом, тренированный расчет артиллерийского орудия мог производить два выстрела в минуту.

Итак, несмотря на большое количество усовершенствований и изобретений основная масса артиллерии гражданской войны оставалась дульнозарядной и гладкоствольной и, если не считать применения новой системы запала, мало чем отличалась от того же рода войск времен Наполеона. Иными словами, «бог войны» все же не поспевал за «царицей полей», и это отставание стало главной причиной того, что в ходе конфликта между Севером и Югом не было создано никакой принципиально новой артиллерийской тактики.

Был повинен также ландшафт, на котором разворачивались главные боевые действия. Большинство крупных сражений, такие, как Шайло, Фейр-Уокс, Семидневная битва, Мёрфрисборо, Чанселорсвилл, Глушь и многие другие, происходили в густых лесах, где для пушек было немного работы и где артиллерийские расчеты часто оказывались беспомощными жертвами стрелков, укрывшихся в зарослях. Впрочем, в такое же положение артиллеристы могли попасть независимо от условий местности.

Дистанция прицельного выстрела картечью -- самым эффективным из противопехотных снарядов -- не превышала 200-300 ярдов, в то время как вражеские стрелки, вооруженные винтовками, могли спокойно и не торопясь уничтожать артиллеристов и ездовых лошадей с расстояния 400-500 ярдов. В этом случае орудийный огонь оказывался против них, как остроумно заметил один федеральный артиллерист, участник Гетгисбергского сражения, «все равно что винтовка против москитов». Проблема эта была, конечно, не нова. Во время Крымской кампании с ней уже столкнулись русские артиллеристы, и решить ее удалось лишь позже, после введения казнозарядных орудий. [126]

В известной степени недостаточная эффективность артиллерии во время гражданской войны вызывалась также и ее организацией. По европейским стандартам, полевые орудия американцев были слишком тяжелы, следовательно, слишком неповоротливы и лишены мобильности. Таким был даже 12-фунтовый «Наполеон», не говоря уже о 20- и 30-фунтовых «монстрах», которых пытались использовать обе враждующие стороны в начале и середине конфликта. А ведь кроме пушек были еще огромные фургоны с боеприпасами (артиллерийской батарее, состоявшая из шести пушек, требовалось по 128 зарядов на орудие), так что для передвижения каждой батарее требовались 72 лошади.

Однако тяжесть артиллерийских орудий не была главной проблемой. Хуже то, что, несмотря на популярность наполеоновской доктрины, американские генералы не уделяли должного внимания концентрации своей артиллерии и созданию артиллерийского резерва.

Три шестиорудийных батареи объединялись обычно в артиллерийский полк (батальон), каждый из которых придавался пехотной дивизии. Такая организация сохранялась в американской артиллерии вплоть до 1863 года, когда, наконец, сначала конфедераты, а затем и федералы создали в своих армиях независимые артиллерийские парки. Впрочем, генерал Ли, надо отдать ему должное, понял необходимость этих перемен еще раньше, летом 1862 года и, едва успев принять командование армией, сформировал небольшой артиллерийский резерв.

Из всего вышесказанного вовсе не следует, что «бог войны» не сыграл в этом конфликте совсем никакой роли. Артиллерия, конечно, занимала свое далеко не последнее место на полях сражений и была для пехоты помощником № 1. Обычно она располагалась между интервалами пешей линии или же в 50-100 ярдах перед ней, и, если поблизости не было пехотных или конных частей, для поддержки батареи специально выделяли полк или хотя бы несколько рот.

Во время атаки орудия поддерживали пехоту своим огнем по батареям и пехоте противника, а нередко и следовали за наступающими линиями, останавливаясь время от времени, чтобы дать залп. В обороне артиллерия вела огонь сначала [127] по батареям противника, а затем по его пехоте, и случалось, что стрельба нескольких удачно расположенных орудий останавливала или даже отражала атаки целых дивизий (позже мы расскажем об этих эпизодах). Но все же такого значения, как в наполеоновских войнах, где артиллерия часто становилась решающим фактором победы, в гражданской войне она не имела никогда.

Отдельно надо отметить попытки использование привязных аэростатов для корректировки артиллерийского огня, делавшиеся как федералами, так и конфедератами.

Например, федералы перестроили в 1861 году угольную баржу в речную плавбазу для аэростата-корректировщика. Это судно, получившее наименование «Джордж Вашингтон Парк Кастис», имело длину 24,3 метра, ширину 4,4 метра и осадку 1,7 метра. Его водоизмещение составляло 122 тонны. Газ для наполнения баллона вырабатывался в специальном генераторе путем взаимодействия серной кислоты с железными опилками. Насос под давлением нагнетал газ в аэростат.

Обычно аэростат поднимали на высоту около 300 метров, недосягаемую для ружей и пушек противника. С такой [128] высоты наблюдатель мог осуществлять корректировку артогня на дистанции до 4,8 километров.

Впервые этот аэростат был использован в ноябре 1861 года на реке Маттавумен, притоке Потомака. В дальнейшем он успешно применялся вплоть до самого конца войны.

Отметим в данной связи, что знаменитый граф Фердинанд фон Цеппелин (1838-1917) во время гражданской воины в Америке состоял военным наблюдателем при армии федералов. Впервые Цеппелин поднялся на аэростате 19 августа 1863 года на реке Миссисипи в районе города Сент-Пол (штат Миннесота). Достоинства привязного аэростата в качестве высотного наблюдательного пункта были ему очевидны. Но изобретательному графу захотелось, чтобы воздушный аппарат мог свободно перемещаться в желаемом направлении и сбрасывать бомбы на головы противника. Так он пришел к идее создания дирижаблей жесткой конструкции, широко применявшихся в ходе Первой мировой воины.

Таким образом, война Севера и Юга была в первую очередь борьбой пехоты и стрелкового оружия, и тактические уроки этой войны касаются в основном инфантерии. Но боевые порядки и методика ведения боя пехоты не были неизменными с 1861 по 1865 год и совершили за эти четыре года сложную эволюцию.