Цифровизация, сетевизация общества постмодерна и развитие цифровой криминологии и девиантологии

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Цифровизация, сетевизация общества постмодерна и развитие цифровой криминологии и девиантологии

Ю.Ю. Комлев

Аннотация

Введение: в статье анализируется состояние современного общества постмодерна в ситуации цифровой девиантизации социума. Новые глобальные вызовы требуют разработки интегрированного социально-технологического знания в предметном поле таких новых областей науки, как цифровая девиантология и цифровая криминология.

Материалы и методы: в статье предпринята попытка систематизировать положения новых теоретических работ по кибердевиантности и киберпреступности, обобщить материалы интернет-исследований. Собранные автором англоязычные и отечественные источники обработаны методом качественного контент-анализа.

Результаты исследования: цифровизация и сетевизация стали новыми измерениями социума. Наряду с прогрессивными переменами они породили невиданные возможности для хищений, мошенничества, взломов, насилия и других новых форм негативной девиантности в киберпространстве. В последние годы сформировалось предметное поле цифровой девиантологии и криминологии, которое лежит на пересечении девиантологии, криминологии, социологии, юриспруденции, семиотики, теории масс-медиа и других наук, в том числе математических. Для изучения киберпреступности и кибердевиантности исследователи обращаются к интегративным концепциям и подходам, широко используют не только бесконтактные методы сбора и обработки цифровой информации, но и вычислительные алгоритмы и аналитику больших данных.

Обсуждение и заключения: развитие цифровой девиантологии и криминологии закладывает теоретические основы для диалектичного моделирования причинно-следственных связей, построения адекватных реалиям цифрового мира прогностических моделей отклоняющегося поведения. Эвристические возможности цифровой науки значительно улучшают использование ограниченных правоприменительных ресурсов полиции и других силовых структур в деле обеспечения правопорядка и реализации социального контроля в XXI веке.

Ключевые слова: цифровизация, сетевизация, эпоха постмодерна, большие данные, цифровое общество, киберпреступность, кибердевиантность, цифровая криминология, цифровая девиантология

Abstract

цифровой девиантология криминология

Digitalization, networkization of post-modern society and the development of digital criminology and deviantology

Introduction: the article analyses the state of current post-modem society under digital deviance of society. New global challenges require the development of integrated social and technological knowledge in the subject field of such new areas of the science as digital deviantology and digital criminology.

Materials and Methods: the author attempted to systemize principles of new theoretical works on cyberdeviance and cybercrime, generalize Internet-surveys. English and domestic sources collected by the author had been processed by qualitative content analysis.

Results: digitalization and networkization have become new dimensions of society. Along with progressive changes, they have created unprecedented opportunities for theft, fraud, hacking, violence and other new forms of negative deviance in cyberspace. In recent years, the subject field of digital deviance and criminology has formed, which lies at the intersection of deviance, criminology, sociology, law, semiotics, media theory and other sciences, including mathematics. To study cybercrime and cyberdeviance, researchers turn to integrative concepts and approaches, widely use not only contactless methods of collecting and processing digital information, but also computational algorithms and analysis of big data.

Discussion and Conclusions: the development of digital deviantology and criminology lays the theoretical foundation for dialectical modelling of causal relations, building predictive models of deviant behavior adequate to the realities of the digital world. The heuristic possibilities of digital science significantly improve the use of limited law enforcement resources of police and other law enforcement agencies in law enforcement and social control in the XXI century.

Key words: digitalization, networkization, post-modern era, big data, digital society, cybercrime, cyberdevantry, digital criminology, digital deviantology.

Введение

Технологии радикально меняют жизнь человечества и отдельно взятого человека. Середина прошлого века - это рубеж, с которого начинается компьютерная эра. Как известно, в 1941 году в США была разработана первая электронно-вычислительная машина «Марк I». Затем последовала серия ЭВМ: «Марк n, nI, IV», ENIAC, EDVAC, IBM. В ноябре 1950 года коллектив под руководством академика С.А. Лебедева создал советскую ЭВМ - МЭСМ.

Изобретение компьютера - величайшее событие XX века, сопоставимое с появлением колеса, изобретением письменности, огнестрельного оружия, летательных аппаратов, с освоением космоса и покорением атома. Компьютеры и информационные технологии быстро и постоянно совершенствуются, широко внедряются в жизнь и деятельность человека во всех ее проявлениях. Компьютерные станции, а затем Интернет и социальные сети изменили общество постмодерна, в том числе мир криминальный.

В итоге технологических и социальных перемен происходит масштабная цифровая девиантизация социума. Появление новых и развитие «старых» проявлений кибердевианости и особенно киберпреступности, потери, к которым они приводят, - это новые глобальные вызовы. Ответы на них может дать лишь интегрированное социально-технологическое знание, которое формируется в новом предметном поле таких областей науки, как цифровая девиантология и ее наиболее развитая часть - цифровая криминология.

Обзор литературы

Работа является продолжением серии публикаций автора по развитию девиантологии и криминологии как социологии преступности в интегративной парадигме применительно к новым социально-технологическим реалиям эпохи постмодерна (цифровизации и сетевизации), феноменам кибердевиантности и киберпреступности. Она подготовлена на основе изучения широкого круга новых англоязычных источников и исследований отечественных авторов, в том числе представленных в свободном доступе на интернет-ресурсах. К числу фундаментальных исследований в области цифровой криминологии нужно отнести работы британских криминологов Мэтью Уильямса и Пита Бернапа (Cyberhate on Social Media in the aftermath of Woolwich: A Case Study in Computational Criminology and Big Data // The British Journal of Criminology), австралийских исследователей Грега Стрэттона, Анастасии Пауэл и Роберта Кэмерона (Crime and Justice in Digital Society: Towards a `Digital Criminology' // International Journal for Crime, Justice and Social Democracy) и публикации других зарубежных ученых, а также российских социологов, девиантологов и криминологов.

Материалы и методы

В статье предпринята попытка систематизировать положения теоретических работ и обобщить материалы интернет-исследований в контексте цифровизации и сетевизации общества постмодерна и его цифровой девиантизации. Собранные автором материалы из англоязычных и отечественных источников обработаны с помощью метода качественного контент-анализа. Это позволило описать процессы цифровизации и сетевизации как новые измерения социума в эпоху постмодерна; специфику и различные проявления кибердевиантности и киберпреступности; метододологию интернет-исследований, а также развитие новых интегративных областей социально-технологического знания - цифровую девиантологию и цифровую криминологию.

Результаты исследования

Хронология перемен в мире постмодерна такова, что, во-первых, в 50-е - 80-е годы происходит стремительное развитие элементной базы вычислительной техники, операционных систем и программного обеспечения, что многократно повышает мощность и быстродействие ЭВМ, емкость магнитных накопителей и технологические возможности для передачи цифровых данных. Эти сдвиги в технологиях приводят к удешевлению производства ЭВМ, их минитюаризации и персонализации при фантастическом росте вычислительного потенциала. Персональные компьютеры, в итоге, становятся доступными для массового потребителя. За короткое время они завоевывают мир: получают широкое распространение не только в системах управления, исследовательских и образовательных организациях, государственных учреждениях, в деловых офисах, но и в повседневной жизни обычного человека.

Во-вторых, с 80-х годов XX века до нулевых годов XXI века идет процесс развития связанных между собой компьютерных станций от частных и ведомственных закрытых сетей до открытой повсеместно объединяющей по каналам связи компьютеры и компьютерные сети в глобальную информационную систему Интернет. С появлением первого текстового браузера в 1991 году, а затем графического браузера в 1993 «глобальная сеть» становится потенциально общедоступной различным пользователям, предоставляя им практически неограниченные возможности для создания, накопления, передачи, получения текстовых, графических, аудио- и видеоданных в цифровой форме.

Современные черты Интернет приобретает к 1995 году после создания системы гипертекста (World Wide Web), «дружественных» браузеров для операционной системы Windows и удобных для пользователей сервисов. Он взрывообразно завоевывает мировую популярность, поскольку эффективно связывает и объединяет миллионы обычных людей по всему миру как постоянных пользователей гигантской цифровой библиотеки, осуществляющих почтовую переписку, online-общение в чатах, электронные покупки, обучение и развлечения. В последующем новые программные продукты и системы online-доступа к Интернету с мобильных сотовых телефонов и других устройств многократно расширяют круг пользователей «мировой паутины». В настоящее время большинство пользователей предпочитает выходить в Интернет с мобильных устройств. К концу 2018 года в мире было зафиксировано 5,3 млрд мобильных подключений и только 1,1 млрд подключений к Интернету с помощью проводной связи¹. К марту 2019 года число интернет-пользователей в мире превысило 4 млрд. В Китае насчитывается наибольшее число - 829 млн интернет-пользователей, в Индии - 560 млн, в США - 293 млн, в России - 109,5 млн'Интернет-доступ (мировой рынок). URL: //http://www.1adviser.m(дата обращения: 25.10.2019). Там же.. По оптимистическим прогнозам, в 2020 году количество пользователей Интернета достигнет отметки в 5 млрд человек.

В-третьих, с 2002 по 2010 годы происходит стремительное распространение online-платформ, социальных сетей в Интернете. Online-платформа (сайт социальной сети) предоставляет своим пользователям киберпространство, открывая неограниченные возможности для социального взаимодействия во времени и пространстве, для обмена различными типами контента. Социальные сети в социологическом смысле как структуры, объединяющие взаимодействующих людей, существовали, разумеется, во всех обществах и до компьютерной революции. Создание же Интернета и online-платформ привело к экспоненциальному расширению социальных связей между людьми и возникновению взаимосвязанных online-сообществ. Популярность социальных сетей в Интернете и сегодня обусловлена расширяющимися возможностями оnline-платформ и специальных сервисов для удобного общения, выстраивания социальных отношений, развлечений, образования, рекламы и бизнеса.

В 2019 году в мире насчитывалось 250 социальных сетей, их количество продолжает расти. Среди online-платформ особенно популярны Facebook, Twitter, Instagram, «Вконтакте», «Одноклассники». Так, Facebook - самая большая интернациональная социальная сеть, созданная в 2004 году. Количество аккаунтов в рамках этой платформы превышает 1,2 млрд. Twitter стал работать в 2006 году, объединив 0,5 млрд пользователей. Instagram появился в 2010 году и сегодня им пользуются 0,1 млрд человек. Самые популярные российские социальные сети основаны в 2006 году. Количество пользователей «ВКонтакте» приближается к отметке 300 миллионов; «Одноклассники» объединяют 290 млн человекСамые популярные соцсети в мире. ТОП-20. URL: //http://www.samye-populyamye-socsety-v-mire-top-20(дата обращения: 25.10.2019).. Рост числа сетевых пользователей продолжается и сегодня, особенно в молодежной среде.

За весьма короткое по историческим меркам время, благодаря компьютеризации и информационным технологиям, в центре которых Интернет, социум постмодерна приобрел зримые черты цифрового общества. Процесс цифровизации («перехода на цифру») можно определить в широком социологическом значении как широкомасштабное внедрение информационных цифровых технологий во все сферы социальной реальности, жизни и деятельности человека.

Цифровизация оказывает колоссальное влияние на основные подсистемы социума (экономику, политику и управление, образование, культуру и масс-медиа, здравоохранение), на социальную структуру общества («цифровая стратификация») и его функционирование, вызывая новые социальные, коммуникативные, девиантные эффекты и практики. Цифровизация особенно наглядно проявляет себя в экономической сфере. Поэтому нередко ее интерпретируют в узком смысле как процесс перехода к цифровой экономике. Прежде всего, это развитие интернет-банкинга, интернет-торговли, интернет-рекламы, электронных платежей, электронного документооборота, online-услуг, интернета вещей, электронного доступа к государственным услугам.

В число стран-лидеров цифровой экономики по индексу цифровизации (digital evolution index) входят Норвегия, Швеция, Дания, Южная Корея, США. Россия в этом рейтинге находится на 39 месте, соседствуя с Китаем и Индией¹. Цифровизация в России в целом находится на начальном этапе. Наиболее успешно она развивается в банковской сфере, в распространении интернет-торговли, в ТВ и мультимедиа, в образовании и медицине, в транспортных системах, в нефте- и газодобыче. Примером реальной цифровизации в повседневной жизни россиян является использование интернета вещей в управлении транспортом с помощью Яндекс. Навигатора. Этот сервис обеспечивает обмен цифровыми данными в online-режиме между сервером, приложениями и водительским смартфоном без участия человека. Яндекс. Навигатором пользуются 13 млн российских водителей. Процесс цифровизации в России быстро набирает обороты. Так, по числу интернет-пользователей страна занимает уже 8-е место в мире. Закономерно, что вопросы развития цифровой экономики и других сфер бытия определены стратегией развития информационного общества в России на 2017-2030 годы, утвержденной Указом Президента РФ от 09.05.2017 г. №203Что такое цифровая экономика? URL: http://www.fingiamo1a.oig/leoria-finaiisov/i1erm2198-2198-chto-1akoe-1silrovaya-ekonomica. (дата обращения: 26.10.2019). Кремлин.ру. URL: http://www.kremlin.ru/acts/bank/41919. (дата обращения: 26.10.2019)..

Цифровизация в экономике и других сферах общества постмодерна - неотвратимый, но неоднозначный тренд. С одной стороны, она стимулирует позитивные социальные перемены. Например, в хозяйственной деятельности: исключает рутинный бумажный документооборот, ускоряет все технологические процессы, повышает производительность труда, прибыль, снижает издержки, обеспечивая простоту и точность в предоставлении и получении услуг и товаров, минимизирует влияние ошибок, связанных с «человеческим фактором». С другой стороны, цифровизация уже сегодня создает немало социальных и экономических проблем. Среди них - феномен «цифрового неравенства», состоящий в разрыве уровней образования между людьми, в неравных условиях доступа к цифровым услугам и продуктам. В цифровой экономике неизбежна компрессия рынка труда, поскольку уже в недалеком будущем не нужны будут многие массовые профессии: водители, продавцы, учителя, госслужащие, банковские клерки, занятые рутиной, поддающейся оцифровке. Все эти люди, как жертвы массовой безработицы, могут стать девиантами, адаптируясь соответствующим образом к новым цифровым условиям на рынке труда. Перевод личной и конфиденциальной информации на цифровые носители создает невиданную ранее зависимость человека от того, как и где хранятся и используются эти данные.

Внедрение новых открытий, как это уже не раз бывало в истории, приносит не только благо, но и вред: во все времена появляются новые, более технологичные преступления. Цифровизация создает невиданные ранее возможности для хищений, мошенничества, взломов и других форм негативной инновационной, по Р. Мертону, девиантности в киберпространстве Интернета. Понадобилось всего несколько высокотехнологичных лет, чтобы пройти путь от внедрения персонального компьютера и первых компьютерных преступлений до массовой киберпреступности. В результате цифровизации экономики и сферы услуг, наряду со «старыми» киберпреступлениями, быстро распространяются новые формы киберпреступности и кибердевиантности. Эти перемены иллюстрируют результаты интернет-исследований. Так, в обзоре австралийских криминологов структурированы киберпреступления, обусловленные технологическими факторами:

• киберпреступления, включающие несанкционированный доступ к компьютерной системе, сетевым данным, с помощью взломов, онлайн-атак и / или «вредоносных программ, вирусов»;

• киберкражи, в том числе хищение денег, данных, интеллектуальной собственности, электронное пиратство, совершаемые путем мошенничества или с помощью вредоносных программ;

• кибертерроризм в форме сообщений, поддерживающих предполагаемые террористические акты; распространение инструкций по изготовлению взрывчатых веществ и другого оружия и прочее;

• киберсекс-торговля людьми и секс-туризм, а также сексуальная эксплуатация детей в киберпространстве [1].

В 2018 году на Всемирном экономическом форуме в Давосе было признано, что киберпреступность стала одним из наиболее критических глобальных рисков. По одним экспертным оценкам, ежегодные потери мировой экономики в результате киберпреступлений достигают 500 млрд долларов.

Для сравнения - годовой ВВП Швейцарии в 2017 году оценивался в 659 млрд долларов¹. По мнению других экспертов, финансовый ущерб от кибератак в мировой экономике составит в 2019 году до 2 трлн долларов, в 2020 году - до 3 трлн долларов ВЭФ анонсировал создание Глобального центра кибербезопасности. URL: https://www.securitylab.ru/news/491033.php МИД РФ: ущерб мировой экономике от киберпреступности в 2019 году может достичь $2 трлн. URL: https://www.tass.ru/ politika/5551244 (дата обращения: 20.10.2019).. Причем и эти оценки весьма условны, поскольку не отражают реального положения дел в бизнесе из-за стремления финансовых организаций утаить реальные потери, чтобы сохранить репутацию и не растерять своих клиентов. По данным аналитиков Сбербанка, потери от киберпреступлений в 2017 году во всех отраслях российской экономики оцениваются в 550-600 млрд рублей. В следующем году планировалось, что размеры ущерба должны были приблизиться к 1 трлн рублейДанные исследования Сбербанка и его дочерней компании Bi.Zone «Новые вызовы цифрового мира», посвященное со-временным киберугрозам и противодействию им. URL: https://www.roscongress.org. (дата обращения: 28.10.2019)..

Мир постмодерна в начале XXI века, благодаря распространению online-платформ и взрывному росту социальных сетей в Интернете, иначе говоря, в силу сетевизации, приобрел еще одно новое измерение, которое характеризуется термином «сетевое общество». По оценке М. Кастель - са, именно сети составляют новую социальную морфологию современного социума. С его точки зрения в «сетевом обществе» все ключевые социальные структуры и деятельность его членов организованы вокруг сетей электронных коммуникаций [2]. Сетевизация, как было показано выше, достигла такого уровня к настоящему времени, что позволяет электронным коммуникациям с помощью online-платформ охватить практически все общности и социальные слои. Она привела к образованию и стремительному расширению online-сообществ. Развивающееся по экспоненциальному закону социальное online-пространство представляет собой, по оценке Моссбергпер, новую «социально-техническую совокупность, которая создает новую публичную сферу, обеспечивающую цифровое гражданство» [3].

Среди явных плюсов сетевизации: неограниченные возможности для общения вне расстояния и времени, создание новых и поиск утерянных контактов, а также неограниченный потенциал для самовыражения и саморазвития, обучения, чтения, просмотра и прослушивания, развлечений, для рекламы и продвижения бизнеса, интернет-торговли, организации заработка.

Феномен сетевизации, как и цифровизация, порождает не только новые возможности, но и новые проблемы, глобальные риски. Среди отрицательных моментов сетевизации и сетевой активности, особенно в среде молодежи, следует выделить новые формы кибердевиантности. Среди них: сетевая зависимость и утрата навыков реального общения, бегство от действительности (искейперство), кибер - лудомания, виртуальные сексуальные домогательства и насилие, компьютерная педофилия, запугивание и киберпреследование, интернет-торговля наркотиками, пропаганда ненависти, распространение экстремистских идей и сетевой кибертерроризм. Многие молодые люди, беспечно размещая в социальных сетях личную текстовую информацию, фото и видео, рискуют стать жертвами злоумышленников, поскольку online-платформы никогда не удаляют контент пользователей и о пользователях. Так, например, серверы Facebook каждую неделю накапливают около 100 террабайт личной информации. Не афишируемое online-платформами «коллекционирование» сведений о сетевых пользователях порождает предпосылки для виктимизации. Наибольшие риски кибервиктимизации существуют для таких уязвимых социальных групп, как подростки, женщины, пожилые люди, этнические меньшинства. Доступность сетевой online-информации значительно расширяет возможности не только для виктимизации пользователей, но и для появления новых форм киберпреступности и кибердевиантности.

По мере роста online-сообществ, расширения социальных сетей быстро растет объем и так называемой «темной стороны» социальных сетей, где не соблюдаются законы. Разумеется, не вся информация в «темной паутине» обязательно является незаконной. Тем не менее, этот сегмент сети обеспечивает идеальную среду для распространения незаконного контента, ориентированного на распространение экстремистских идей и кибертерроризм, изготовление отравляющих, взрывчатых веществ и другого оружия, вовлечение молодых людей в суицидальное поведение и отклонения в сексуальном поведении.

Цифровизация и сетевизация, вооружая киберпреступников и кибердевиантов новыми технологическими возможностями, создают и относительно безопасную среду для эскалации криминальной активности в киберпространстве. При этом система формального социального контроля сдержать волну цифровой девиантизации социума не может в условиях несовершенного законодательного регулирования, поскольку в Интернете практически заблокирована реализация классического принципа неотвратимости наказания.

Законодатели разных стран, реагируя на глобальные вызовы в цифровой сфере, принимают законы, направленные против киберпреступлений, вводят и совершенствуют уголовную ответственность за их совершение. Однако консервативное уголовное законодательство с национальной юрисдикцией и, тем более, правоприменительная практика в силу инерции отстают от требований дня, что порождает серьезные проблемы в сфере обеспечения кибербезопасности. Кроме того, эти проблемы обусловлены дефицитом подготовленных для правоохранительной системы кадров, недостаточно развитым международным сотрудничеством, взаимодействием между бизнесом и правоохранителями по вопросам безопасности в киберпространстве.

Вместе с тем Интернет и социальные сети создали предпосылки для трансформации традиционных форм управления и обеспечения социального порядка, стимулировали работу над созданием и внедрением новых цифровых форм социального контроля и слежения за пользователями «мировой паутины», участниками сетевого общения. Цифровой мониторинг и другие практические аспекты совершенствования социального контроля в цифровом мире все еще недостаточно отрефлексированы в работах интернет-исследователей.

Однако на протяжении десяти последних лет к изучению социальных эффектов Интернета, воздействию процессов цифровизации и сетеви - зации на социум и человека активно обращаются зарубежные и отечественные социологи, другие представители обществоведения. В интернет-исследованиях широко используются положения семиотики, теории масс-медиа, социологии культуры, социологии науки и технологий. Так, начиная с 2010-2012 годов ряд американских и британских социологов (Д. Лаптон, Д. Фаррелл, Дж. Петерсон М. Карриган, Э. Хэад, X. Дэвис и др.) сосредоточили внимание на определении предметного поля цифровой социологии как интегративной науки о цифровом обществе и его киберфеноменах. В частности, Д. Лаптон обратил внимание на большой социальный смысл включения цифровых технологий, цифровых средств массовой информации и социальных сетей в повседневную жизнь современного человека. Особую роль цифровой реальности он увидел в контексте совершения киберпреступлений, наступления последствий цифровой виктимизации, цифрового неравенства и обеспечении социальной справедливости в цифровом обществе. Для зарубежных интернет-исследований весьма типичен анализ идентификационных процессов, происходящих в киберпространстве. Одно из них - формирование киберобщностей: сетевых пользователей, представителей маргинальных сообществ, расовых и этнических меньшинств, ЛГБТ-сообществ, а также экстремистских групп и групп ненависти.

Весьма интересные обобщения в рамках социологической рефлексии цифровой социальной реальности содержат публикации и российских исследователей: О.В. Крыштановской, М.В. Киба - кина, В.Ф. Ницевича, И.В. Грошева и др. В работах отечественных социологов широко обсуждается научный арсенал различных социологических концепций, подходов и методов, применяемых к осмыслению социальных аспектов цифровизации и сетевизации. Исследователи обращают внимание на социальные эффекты и проблемы, создаваемые Интернетом, социальными медиа и популярными online-платформами в российском обществе [4].

В целом зарубежные и отечественные социологические работы посвящены анализу проблематики «цифрового разрыва в стратификации»; специфики функционирования социальных медиа, новых идентификационных процессов, новых коммуникативных, в том числе девиантных практик. В результате непродолжительного развития цифровой социологии были концептуализированы такие понятия, как «цифровое общество», «социальная цифровизация», «цифровое неравенство», «цифровое наблюдение» и др. [5]. Вместе с тем социальной теории цифровизации все еще нет, несмотря на существенный рост числа социологических интернет-исследований.

Технологические и социальные сдвиги в киберпространстве привели к тому, что с постоянным ростом числа интернет-пользователей, развитием цифровой экономики и сферы online-услуг постоянно формируются и пополняются колоссальные массивы цифровых данных. Online-платформы аккумулируют персональные сведения об участниках сетевого общения. В этой информации находит отражение гипертрофированное стремление большого числа пользователей «мировой паутины» к самопрезентации; желание давать собственные оценки тем или иным фактам (комментарии, лайки, посты, репосты), в том числе и криминальным событиям. В теневом секторе киберпространства сохраняется и стремительно приумножается незаконный контент. Отсюда эмпирическую основу для изучения социальных эффектов и проблем Интернета, феноменов кибердевиантности составляют материалы субъективной статистики, полученные с использованием бесконтактных опросных методик, содержательного анализа цифровой текстовой и видеоинформации.

Судя по возрастающему количеству научных конференций и публикаций в ведущих социологических и криминологических журналах, наибольший интерес зарубежные, отечественные исследователи проявляют к изучению новых форм киберпреступности и кибердевиантности, специфики информационного социального контроля над ними, других социальных феноменов и последствий цифровизации и сетевизации в мире постмодерна.

В итоге сформировалось предметное поле цифровой девиантологии и криминологии, которое лежит на пересечении девиантологии, криминологии, социологии, юриспруденции, семиотики, теории масс-медиа и других наук, в том числе математических. Разумеется, терминология в этой области исследований еще не устоялись. Так, киберпреступление, киберпреступность - все еще чрезвычайно дискуссионные термины, которые обсуждаются в работах девиантологов и криминологов, например, Я.В. Костюковского, Д.Н. Карповой, С.В. Бондаренко, Ю.Ю. Комлева, В.А. Номоконова, Т.Л. Тропиной, Э.Л. Кочки - ной, А.В. Федорова, М.В. Немова и многих других. Нет определенности относительно феномена киберпреступности в юридическом дискурсе, в уголовном законодательстве. Киберпреступность нередко интерпретируют предельно широко: как «преступления в сфере компьютерной информации»; «преступления с использованием компьютерных технологий»; «преступления, совершаемые в киберпространстве». Впрочем, одно из рабочих определений киберпреступности, адекватное начальному этапу цифровизации, приводит профессор В.А. Номоконов. Оно состоит в том, что киберпреступность - это «совокупность преступлений, совершаемых в киберпространстве с помощью или посредством компьютерных систем или компьютерных сетей, а также иных средств доступа к киберпространству, в рамках компьютерных систем или сетей, и против компьютерных систем, компьютерных сетей и компьютерных данных» [6]. В англоязычных источниках обычно предлагаются наиболее общие конструкции, в соответствии с которыми киберпреступность определяется, как «любая преступная деятельность, включающая использование информационных технологий»; «преступная деятельность, которая осуществляется с помощью компьютеров или Интернета»; «преступная деятельность, которая связана с Интернетом, компьютерной системой или компьютерной технологией»; «преступления, в которые вовлечены компьютер и сеть». Более поздние определения кибепреступности концентрируют внимание на компьютере как инструменте и одновременно как объекте преступления. Например, киберпреступность - «это преступления, совершенные в Интернете с помощью компьютеров, которые используются в качестве инструмента или целевой жертвы» [7]. Примечательно, что во всех этих трактовках отсутствует человек как жертва высокотехнологичного преступления. Отсюда с девиантологической точки зрения киберпреступность можно определить как множество проявлений негативной кибердевиантности, состоящих в нарушении уголовно-правовых запретов с использованием компьютеров, цифровых технологий и обращенных против компьютерных систем, социальных сетей и их пользователей.

В англоязычных источниках находит отражение и многообразие определений цифровой криминологии. За рубежом криминология рассматривается чаще всего как наука социологическая, поскольку преступность - ее объект - явление социальное [2, 8]. Иногда она определяется как область социальных наук, которая занимается изучением и анализом преступности, причин преступного поведения, что также вполне укладывается в девиантологический дискурс. Судя по публикациям на тему киберпреступности, можно встретить такие словосочетания, как «компьютерная криминология», «вычислительная криминология», «виртуальная криминология», «киберкриминология», «алгоритмическая криминология», «цифровая криминология». Несмотря на некоторые смысловые различия, все эти концепты, по сути, используются как синонимы. Так, компьютерная криминология рассматривается исследователями как междисциплинарная область социальных исследований, которая занимается изучением и анализом преступности, порожденной широким использованием компьютеров. Вычислительная криминология объединяет криминологические исследования с методами прикладной математики и информационными технологиями.

На начальном этапе цифровизации в конце XX и первые годы XXI века интерес исследователей (Монтгомери, Клаф, Уолл, Смит, Грабоски, Урбас и др.) был преимущественно обращен к киберпреступлениям, совершаемым в отношении компьютеров. Среди них: взломы операционных систем, похищение программных продуктов, несанкционированный доступ к компьютерам, киберкражи денежных средств и финансовых данных, интеллектуальной собственности с помощью вредоносных программ у корпоративных клиентов [1]. В этот исследовательский период чаще всего используется концепт «компьютерная криминология». Изучение киберпреступлений, «сфокусированых на компьютере», хорошо описывает метафора, предложенная П. Грабоски - «старое вино в новых бутылках». Иначе говоря, традиционные теории преступности и объяснительные модели, выстроенные на их основе для обычных «уличных» краж, были еще вполне применимы и для описания причин киберпреступлений в отношении организаций, использующих обработку цифровых данных с помощью компьютеровGiabosky P.N. Virtual criminality: Old wine in new bottles? // Social & Legal Studies. 2001. №10 (2)..

На следующем историческом этапе с дальнейшим развитием цифровизации и сетевизации, когда невероятно возросла доступность online-информации, у киберпреступников появилось значительно больше новых возможностей для совершения online-преступлений и девиаций, прежде всего, в отношении многочисленных частных пользователей. Различные формы нелегального обогащения в условиях сетевого обмена и обращения к различным ресурсам Интернета (интернет-серфинга) породили и новую специфическую кибермотивацию преступников. Они стали атаковать не только вычислительные машины и базы данных финансовых и других деловых организаций с помощью вирусов-шифровальщиков и внедрения вредоносных программ (supply chain-атак), но и обычных людей - пользователей цифровых услуг и сетевых ресурсов с помощью инновационных криминальных приемов. В их числе типичным способом является рассылка киберпреступниками фишинговых сообщений (поддельных писем) интернет-пользователям, с тем чтобы войти к ним в доверие и совершить кибермошенничество.

Внимание ученых, изучавших в этот период киберпреступность, расширилось до изучения новых форм негативной кибердевиантности. Они включали в себя online сексуальную эксплуатацию детей и детскую порнографию, секс-бизнес, секс-торговлю людьми и секс-туризм (Митчелл, 2010; Рейнс, Хенсон, Фишер 2011); различные формы кибернасилия, киберпреследования и киберзапугивания (киберсталкерство, кибер - буллинг), домогательств, кибертерроризма и распространения инструкций по изготовлению взрывчатых веществ) (Веббер, 2013; Мартин, 2014; Уэйменн, 2016 и др.).

Стало очевидно, что новые формы и способы совершения киберпреступлений, другие проявления кибердевиантности, вызванные цифрови - зацией и сетевизацией, интенсивными социальными изменениями в обществе, стали сложнее и разнообразнее. Отсюда следует, что для их моделирования и объяснения уже не вполне подходят традиционные криминологические теории, построенные без учета теоретической интеграции и социотехнологических эффектов цифрового общества. В публикациях криминологов в этот период все чаще стал использоваться концепт «цифровая криминология».

В последнее время развитие цифровой криминологии и исследовательской практики пошло по интегративному пути. Зарубежные криминологи активно ассоциируются в исследовательские группы с прикладными математиками, IT-специалистами [8]. Для изучения киберпреступности и кибердевиантности они стали больше обращаться в криминологической теории - к интегративным концепциям и подходам, в эмпирических исследованиях - не только к бесконтактным методам сбора и обработки цифровой информации, но и к вычислительным алгоритмам и аналитике big data (большие данные). Так, например, поступили британские криминологи, изучающие терроризм, преступления ненависти и «триггерную» преступность [3].

В работах криминологов Ш. Браун (2006), М. Яра (2012) К. Хейворда (2012) также широко использовались идеи гибридизации социологических, криминологических и технологических знаний. Эти и другие труды наметили основные пути построения интегрированного социально-технологического знания в цифровой криминологии о природе и детерминации киберпреступности. Исследователи предложили для построения объяснительных моделей различных проявлений киберпреступности объединить знания из различных социальных и технологических дисциплин с опорой на непротиворечивые положения дополняющих друг друга криминологических теорий. Для усиления эвристического потенциала гибридного подхода они обосновали необходимость широкого привлечения математических методов и алгоритмов для обработки и анализа больших сетевых данных о преступности и преступниках. Например, гибридизированный подход, обозначенный Ш. Браун, далеко выходит за пределы ответственности традиционной криминологии и становится частью криминологии, цифровой или виртуальной, поскольку позволяет учитывать роль цифровых технологий в широком спектре правонарушений и виктимизации; сетевого опыта в совершении преступлений; online-маргинализацию по признакам пола, возраста, этничности; состояние и динамику цифового неравенства и другие социоструктурные и процессуальные факторы киберпреступности в эпоху постмодерна.

Австралийские исследователи Г. Страттон, А. Пауэлл, Р. Кэмерон - теоретики цифровой криминологии - также использовали интегративный подход, концептуализируя киберпреступность и кибердевиантность как тех - носоциальные практики в цифровом мире, а цифровизацию общества интерпретировали как совмещение цифрового и социального. Криминологи, опираясь на теории сетевого и цифрового общества, стали рассматривать киберпреступность и кибердевиантность в еще более интегративном ракурсе. Они исходили из объединения знаний в области информационных технологий, социологии, криминологии, политической науки, культурологии, теории масс-медиа, а также юриспруденции.

Цифровая криминология в интерпретации этой группы ученых дает объяснение стимулирующему воздействию информационных технологий на феноменологию киберпреступности и создает интегративную платформу для расширения границ интегративной теории киберпреступности и ее эмпирического исследования [1].

Обсуждение и заключения

Таким образом, наряду с онтологическими предпосылками, обусловленными процессами цифровизации и сетевизации в глобальном мире постмодерна, сложились и гносеологические условия для развития цифровой криминологии и, следовательно, цифровой девиантологии, поскольку они соотносятся как часть и целое.

Цифровая девиантология задает более широкое предметное поле, раздвигает границы, как теории, так и исследовательской практики, при изучении преступности и других взаимосвязанных с нею форм негативной девиантности, получивших широкое распространение в киберпространстве Интернета, в социальных сетях.

Интегративное изучение киберпреступности и кибердевиантности в рамках цифровой девиантологии позволяет многомерно и диалектично моделировать причины и следствия, формы многообразной девиантной активности в цифровом обществе, о чем убедительно свидетельствует, судя по англоязычным источникам, зарубежный опыт. Это актуальное направление в развитии девиантологии создает интегративную теоретическую основу, немалые вычислительные и эвристические возможности для изучения, предупреждения новых общественно опасных форм киберпреступности и кибердевиантности. Использование на теоретической платформе цифровой девиантологии бесконтактных опросных методик, контент-анализа цифровой текстовой и видеоинформации, вычислительных алгоритмов для обработки структурированных, неструктурированных «больших данных» и других эмпирических материалов - надежный путь для построения прогностических моделей киберпреступности и кибердевиантности. Возможность предвидеть с помощью аналитики big data время и место совершения преступлений позволяет значительно улучшить использование ограниченных правоприменительных ресурсов полиции и других силовых структур. Более того, за математически выверенным прогнозированием следует и выработка новых правовых форм и практик информационного социального контроля над киберпреступностью и кибердевиантностью, более адекватных социально-технологической реальности быстро меняющегося «цифрового мира».

Список литературы

1. Stratton G., Powell A. and Cameron R. Crime and Justice in Digital Society: Towards a `Digital Criminology' // International Journal for Crime, Justice and Social Democracy 6 (2):17-33. 2017. [Электронный ресурс]. URL: http://www.digitalcommons.wcl.american.edu/cgi/viewcontent.cgi? article=1233&context=facsch _lawrev. (дата обращения: 28.10.2019).

2. Castells М. The Rise of The Network Society: The Information Age: Economy, Society and Culture. John Wiley & Sons, 15 August 2000.

3. Matthew L. Williams Pete Burnap Cyberhate on Social Media in the aftermath of Woolwich: A Case Study in Computational Criminology and Big Data // The British Journal of Criminology, Volume 56, Issue 2, March 2016. [Электронный ресурс]. URL: http://www.doi.org/10.1093/bjc/azv059 (дата обращения: 19.10.2019).

4. Кибакин М.В., Гришаева С.А. Актуальные проблемы рефлексии цифровой социальной реальности: переосмысление научных концепций // Цифровая социология/Digital Sociology. 2019; 2 (1):4-9. [Электронный ресурс]. URL:https://www.doi.org/10.26425/2658-347X-2019-1-4-9 (дата обращения: 28.10.2019).

5. Ницевич В.Ф. Цифровая социология: теоретико-методологические истоки и основания // Цифровая социология / Digital Sociology. 2018; (1):18-28. [Электронный ресурс]. URL: https://www.doi. org/10.26425/2658-347X-2018-1-18-28 (дата обращения: 28.10.2019).

6. Номоконов В.А., Тропина Т.Л. Киберпреступность как новая криминальная угроза // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2012. №1 (24). [Электронный ресурс]. URL: https://www.cyberleninka.ru (дата обращения: 29.10.2019).

7. Aghatise J. Cybercrime definition [Электронный ресурс]. URL: https: //www.researchgate.net/ publication/265350281_Cybercrime_definition (дата обращения: 29.10.2019).

8. Комлев Ю.Ю. Интегративная криминология: девиантологический очерк. Казань: КЮИ МВД России, 2016.

9. Комлев Ю.Ю. Интеграция криминологических знаний, расширенная методологическая триангуляция и «big data» в социологическом изучении преступности // Вестник ВЭПС. 2019. №3.

References

1. Stratton G., Powell A. and Cameron R. (2017) Crime and Justice in Digital Society: Towards a `Digital CriminologyV/Intemational Journal for Crime, Justice and Social Democracy 6 (2):17-33. [Elektronnyj resurs]. URL: http://www.digitalcommons.wcl.american.edu/cgi/viewcontent.cgi? article=1233&context=facsch _lawrev. (data obrashcheniya: 28.10.2019).

2. Castells M. The Rise of The Network Society: The Information Age: Economy, Society and Culture. John Wiley & Sons, 15 August 2000.

3. Matthew L. Williams Pete Burnap Cyberhate on Social Media in the aftermath of Woolwich: A Case Study in Computational Criminology and Big Data // The British Journal of Criminology, Volume 56, Issue 2, March 2016. [Elektronnyj resurs]. URL: http://www.doi.org/10.1093/bjc/azv059 (data obrashcheniya: 19.10.2019).

4. Kibakin M.V., Grishaeva S.A. Aktual'nye problemy refleksii cifrovoj social'noj real'nosti: pereosmyslenie nauchnyh koncepcij // Cifrovaya sociologiya/Digital Sociology. 2019; 2 (1):4-9. [Elektronnyj resurs]. URL:https:// www.doi.org/10.26425/2658-347X-2019-1-4-9 (data obrashcheniya: 28.10.2019).

5. Nicevich V.F. Cifrovaya sociologiya: teoretiko-metodologicheskie istoki i osnovaniya // Cifrovaya sociologiya / Digital Sociology. 2018; (1):18-28. [Elektronnyj resurs]. URL: https://www.doi.org/10.26425/2658-347X-2018-1 - 18-28 (data obrashcheniya: 28.10.2019).

6. Nomokonov V.A. Kiberprestupnost' kak novaya kriminal'naya ugroza / VA. Nomokonov, T.L. Tropina // Kriminologiya: vchera, segodnya, zavtra. 2012. №1 (24). [Elektronnyj resurs]. URL: https://www.cyberleninka.ru (data obrashcheniya: 29.10.2019).

7. Aghatise J. Cybercrime definition [Elektronnyjresurs].URL:https://www.researchgate.net/publication/265350281_ Cybercrime_definition (data obrashcheniya: 29.10.2019).

8. Komlev YU.YU. Integrativnaya kriminologiya: deviantologicheskij ocherk. Kazan': KYUI MVD Rossii, 2016.

9. Komlev YU.YU. Integraciya kriminologicheskih znanij, rasshirennaya metodologicheskaya triangulyaciya i «big data» v sociologicheskom izuchenii prestupnosti // Vestnik VEPS. 2019. №3.

Размещено на Allbest.ru