Религия как фактор развития гражданского общества и партийных институтов

Размещено на http://www.allbest.ru/

Российский университет дружбы народов

Кафедра политического анализа и управления

Религия как фактор развития гражданского общества и партийных институтов

П.В. Иванов

аспирант

Д.И. Плотников

аспирант

Аннотация

религия социальный гражданский общество

Анализируется роль религии в социальных процессах при взаимодействии государства и гражданского общества на примере России в период Гражданской войны и ЮАР в эпоху Национальной партии. Особое внимание уделяется механизмам политического влияния церковных институтов на внутреннюю среду, как в условиях политического коллапса, так и в случае вмешательства извне, а также попыток дестабилизации исправно функционирующей политической системы.

Ключевые слова и словосочетания: Россия, ЮАР, Национальная партия, религия, гражданское общество, политические системы, политические партии, метасоциальный порядок.

]В современных условиях религиозные вопросы играют большую роль в обществе, влияя на развитие политических процессов, более того, ряд религиозных вопросов становится предметом международных политических противоречий.

В обозримом будущем влияние религиозных организаций на политические системы будет возрастать.

Если отталкиваться от аксиомы Инниса, который утверждает, что коммуникационные инструментарии определяют тип социального устройства, то религию можно идентифицировать в качестве внешнего реципиента при моделировании политической системы по Дойчу. Тем самым религия как элемент системы де-факто вовлечена в коммуникационные процессы государства, а значит, ее положение не зависит от секулярности государства -- эссенционально. Возникает вопрос, можно ли выделить религиозный институт как самобытную единицу без идеологической привязки к конкретному метасоциальному течению? Если да, то каков спектр влияния религиозных институтов в качестве «миранды»? Можно ли применять религию как инструмент пропаганды? Насколько эффективно сотрудничество религиозных институтов с государственными?

Природа политического участия религиозных организаций многообразна и может быть как гармонизирующей, так и деструктивной. В ходе данного исследования предстоит выяснить, как в кризисных условиях ресурсы религиозных организаций направляются на нормализацию общественной среды и рекреацию паритета в гражданском обществе. Христианские организации в условиях деконструкции государственных институтов принимают на себя ряд социальных функций, содействуя обществу в поддержании уровня жизни и удовлетворяя его запросы на социальную справедливость.

В XX в. активно развивался и формировался секулярный подход в вопросах изучения взаимоотношений религиозных, гражданских и политических институтов. Секуляризационная парадигма предполагает, что религия утрачивает свое влияние и является неэффективным институтом, который перестает удовлетворять эпистемологическим запросам времени и факторам реальной жизни. Наиболее остро данная ситуация проявлялась в прокоммунистических государствах, которые на государственном уровне вводили запреты и ограничения на деятельность религиозных организаций. Подобная дискриминационная политика приводила к тому, что для удовлетворения своих метасоциальных потребностей люди начинали поиск новых смыслов, который приводил к росту антиклерикализма.

После деконструкции прокоммунистических политических систем в Восточной Европе страны данного региона столкнулись с системным кризисом, вызванным совокупностью причин, одна из которых заключалась в идеологической слабости партийных институтов. В условиях системного кризиса в данных странах начался процесс национального подъема и восстановления религии. В результате менее чем за десять лет религиозные организации были воссозданы как социальный и политический институт. Результатом таких трансформаций явилось понимание неэффективности секуляризационной парадигмы. Рост влияния религии на процесс взаимодействия государства и общества сделал необходимой выработку нового научного подхода для изучения данного общественно-политического процесса.

На смену секуляризационной парадигме, доминировавшей во второй половине XX в., пришла десекуляризационная, определяющая современный мир как постсекулярный, в котором религии вновь выходят на арену мировых политических процессов. Новое поле исследовательского пространства, модифицирующее теоретические подходы, связано с пониманием религии как цивилизационной характеристики и основанием культурной самобытности, что по-новому проблематизирует политические коллизии современности: конфессиональная идентичность может выступать необходимым условием гармонизации социальной системы.

Кризисные условия позволили религиозным организациям вернуться в политическое поле и обеспечить устойчивый базис для формирования политических систем. Во многих государствах фиксируется позитивная тенденция развития общественных институтов в тесной взаимосвязи с религиозными, как правило, обусловленная предопределенностью соотношения религиозного и общественного, а также развитием диалога секулярного и религиозного.

Методологическую основу данного исследования составили работы М.М. Мчедловой, Д. Биллингса, Н. Дидерихса, Г. Лассуэла, К. Шмитта, Г. Альмонда, Г. Спенсера. Их концепции основаны на том, что фундиро- ванность проблемы соотношения религии и гражданского общества выражается через взаимосвязь клерикального с политическим, где религиозные институты берут функцию мобилизующего звена как по отношению к политической системе, так и в контексте флуктуаций внутри гражданского общества. Консолидация общественных масс в формате креационирования политического мифа выступает с позиции естественного цивилизационного процесса, который запускается синергетически.

Д. Биллингс и Ш. Скотт роль религии отождествляют с ролью социального института в политическом процессе. Ее можно толковать через следующие факторы: религия как катализатор невмешательства, религия как катализатор сопротивления, религия как катализатор контрреволюции [1, с. 184]; вместе с тем нельзя отрицать ее взаимосвязь с мироощущением через позицию уникального культурного феномена, отражающего самоидентичность [1, с. 186].

Вопрос о понимании религиозного начала как политического актора раскрывается через необходимость создания гомогенной, гармоничной политической системы [2]. Для общества с ярко выраженной светской дисциплинарной властью актуальность церкви как дублирующего института власти возрастает пропорционально уровню клерикализации социума. Для африканерской и русской эклектик позиции церкви витальны, так как она становится дополнительным актором в вопросах создания или поддержания определенного политического мифа, мобилизации общественного мнения и бихевиорального регулятора. Религиозный институт позволяет интегрировать объект в систему, корректируя его габитус, а также восполняет отсутствие паритета между членами социума. Важность роли регуляции габитуса церковью обусловливается возможностью сдерживания роста криминогенности в кризисных условиях. В государстве, где церковь совпадает с эклектикой, религия становится симбиотичной с политическими управленческими институтами.

Религиозные организации косвенно обладают схожими структурными элементами с партийными институтами. Подобные совпадения отмечаются в вопросах территориального характера деятельности, вопросах членства и рекрутирования, внутренней иерархичности и идеологии. В периоды кризиса данные совпадения позволяют церкви использовать свой высокий мобилизационный потенциал. Политическая идеология изменяется в зависимости от внутренних и внешних бифуркаций, тогда как религиозные институты напрямую определяются собственной догматичностью, а идеологическая апологетика не так подвержена структурной эрозии.

Согласно Ю. Хабермасу, для секулярного светского социума религия не должна служить своеобразным анкером как по причине невозможности религиозного диктата поведенческих норм, так и по причине теософистских воззрений, противоречивых по отношению друг к другу. Претенциозность на верификацию истинности своих учений у представителей одной религии может нарушать права другой, усиливая эскалацию конфликтов внутри плюралистического общества. С другой стороны, невозможно отрицать вспомогательную роль религии для секулярного и постсекулярного обществ. Она выражается в моральном ориентировании при условии, что мораль, которую привносит конкретное религиозное течение, не противоречит уже существующему правовому обычаю в целом, а значит, не представляет опасности для институциональных основ государственности. Ю. Хабермас считает, что частично делегированные религиозным институтам государственные полномочия в вопросе нравственной рекреации, по умолчанию не могут являться ни дискриминационными, ни асимметричными с точки зрения коммуникации. Кроме того, он настаивает на нейтральном отношении секулярного государства к концепциям блага в вопросе соотношения диалога светских институтов и религиозных, где дискуссия об интерпретации блага естественна в рамках диалога между секулярным и религиозным, но до тех пор, пока одна из сторон не переходит к радикализации и эксремизму. По нашему мнению, актуальность интерпретации религиозного сознания с позиции Ю. Хабермаса подходит не только либеральному государству, которое составляет предмет его исследования, но применима и к технократическим формам с авторитарными и экстрактивными институтами как в ЮАР с 1948 до 1994 г., так и в ситуации, когда общественный конфликт внутри социума не обладает признаками светскости, а находится в транзиторном состоянии от религиозного к секулярному на фоне системных кризисных флуктуаций. Примером подобного состояния может служить гражданский вооруженный конфликт в России периода 1917--1922 гг.

В течение своей истории Россия развивалась как христианская держава и православная цивилизация [3]. Церковь в царской России как часть государства была неотделима от имперских властей. Церковные организации осуществляли значительную социальную деятельность. При многих православных церквях и монастырях существовали благотворительные организации, а система школьного образования частично находилась в ведении церкви. Православная церковь позволяла населению удовлетворять свой запрос на социальную справедливость. Одно из главных положений христианства -- тезис о равенстве. Все это способствовало тому, что в многонациональной Российской империи Православная церковь содействовала развитию институтов гражданского общества и активной политической социализации людей. Именно поэтому в конце XIX -- начале XX в. революционные организации начинают активную антирелигиозную кампанию с целью общей дестабилизации государственной системы и нарушения привычной связи между государством и обществом.

Деятельность революционеров прервала коммуникационные каналы церкви. К началу Февральской революции 1917 г. большинство населения России оказалось под влиянием расцерковления и мало прислушивалось к мнению церковных пастырей [4]. Снижение роли церковных институтов в общественно-политических процессах привело к ликвидации социального контроля, в результате чего вырос уровень криминогенное™. После Февральской революции церковь оказалась в весьма сложном положении. В политической сфере был ликвидирован главный тезис «За Веру, Царя и Отечество», а в экономической сфере церковные институты лишились государственной финансовой поддержки.

Наибольший урон церкви был нанесен Декретом «О свободе совести, церковных и религиозных обществах», принятый большевиками вскоре после Октябрьского переворота в Петрограде и захвата власти. Согласно тексту документа: «1. Церковь отделяется от государства. <...> 9. Школа отделяется от церкви. Преподавание религиозных вероучений во всех государственных и общественных, а также частных учебных заведениях, где преподаются общеобразовательные предметы, не допускается. <...> 12. Никакие церковные и религиозные общества не имеют права владеть собственностью. Прав юридического лица они не имеют» [5, с. 373--374]. Дальнейшая антирелигиозная политика новых властей породила новые проблемы для России. Церковь была лишена как значительной части собственности, так и возможности участвовать в процессах развития образования, что привело к ликвидации церкви как самостоятельного политического субъекта. Несмотря на активную антирелигиозную политику, Православная церковь сохранила значительный нематериальный ресурс власти. Патриарх в ответ на новый всплеск преступлений в России в начале 1918 г. объявил анафему тем, кто участвовал в насилиях и грабежах, и призвал верующих противостоять произволу [6, с. 74--76]. Позиция вызвала активную реакцию большевистских властей и породила обвинения главы РПЦ в контрреволюции.

Агрессивная дискриминационная кампания партии большевиков против исповедующих христианство вызвала обратную реакцию. Духовные власти в стране активно откликнулись на призыв патриарха. Например, в Омске состоялся крестный ход, в котором участвовали все городские приходы, где звучали призывы по защите храмов и веры [7, с. 124--128]; церковь продолжала сохранять значимую роль в социальных процессах, содействуя государственной власти в вопросах обеспечения общественной безопасности.

Постановление Собора Русской Православной Церкви от 2--15 августа 1918 г. запретило православным христианам заниматься политикой от имени церкви, но не препятствовало политической деятельности от своего имени. В результате постановления Белое движение не получило дополнительную легитимацию от церковных властей.

Отметим, что лидеры Белого движения в России активно привлекали православных священников к политическим и общественным процессам. Верховный правитель России А.В. Колчак неоднократно в своих выступлениях затрагивал вопросы религии и положения Православной церкви. Так, газета «Русская армия» писала: «Идет война не за приобретение территории неприятеля, не из-за каких-либо корыстных целей, а война, главным образом, за Святую Православную Церковь». В начале своего правления А.В. Колчак отмечал: «Ослабла духовная сила солдат. Политические лозунги, идеи Учредительного собрания и неделимой России больше не действуют. Гораздо понятнее борьба за веру, а это может сделать только религия» [8]. В своих планах Белое движение активно готовилось использовать политический потенциал церковных институтов для восстановления гражданского общества и систем местного самоуправления. Верховный правитель предполагал воссоздать местное самоуправление в России с опорой на систему общин, созданных на базе церковных приходов.

В период Гражданской войны церковь стремилась восстановить диалог государства и общественных институтов на основе сотрудничества белыми правительствами и тем самым вернуть себе значимое политическое положение. Церковь активно участвовала в помощи раненым воинам. В Омске «Союзом православных приходов» был открыт лазарет. Союз обращался за помощью к состоятельным людям города с просьбой взять на себя оборудование и содержание одной или нескольких кроватей в открываемом лазарете [9, с. 4]. В Сибири по инициативе М.К. Дитерихса из православных добровольцев формировались боевые дружины Святого Креста [10, с. 103]. Спектр политической вовлеченности церкви охватывал как идеологическую составляющую, так и благотворительную деятельность.

Активную политику взаимодействия церкви и государства проводило Белое движение на юге России. Правительство А.И. Деникина приняло декларацию [11], в которой Православная церковь была признана главенствующей и охраняемой государством, но свободной и независимой во внутреннем самоуправлении. Русский генерал в отношении РПЦ придерживался «средней линии», что помешало ему в полной мере использовать ее политический потенциал в нормализации общественной жизни региона. П.Н. Врангель, возглавлявший Белое движение на юге России в 1920 г., трансформировал эту политику в воззвании «За что мы боремся?», в котором провозглашалось: «Слушайте, русские люди, за что мы боремся: за поруганную веру и оскорбленные ее святыни. За освобождение русского народа от ига коммунистов, бродяг и каторжников, вконец разоривших Святую Русь» [12, с. 467]. Публикация воззвания позволила правительству Врангеля провести политическую мобилизацию с опорой на церковные организации, что содействовало стабилизации политической и экономической ситуации в Крыму. Были возрождены многие религиозные организации, которые, принимая на себя часть социальных функций государства, содействовали беженцам, давали приют бездомным детям, оказавшимся в Крыму.

Исторический опыт Гражданской войны в России позволяет сделать вывод о том, что Русская Православная Церковь обладает значительным влиянием на устойчивость политической системы и развитие гражданского общества в России, а также обеспечивает их регулярный диалог и целесообразное взаимодействие.

После окончания Гражданской войны антирелигиозная кампания в России вышла на новый уровень, что привело к ликвидации РПЦ как социального и политического субъекта, стагнации общественно-религиозных организаций и разрушению коммуникационных связей государства и общества, а также к тотальной дискриминации по религиозному признаку. Отказ от выстраивания политической системы с учетом религиозных интересов общества сделал политическую систему, выстроенную партией большевиков, уязвимой для воздействия как внутренних, так и внешних факторов. Результатом такого воздействия стала нестабильность системы и, как результат, сбои в функционировании, которые могли быть нивелированы религиозными организациями.

Рассматривая роль религиозных институтов в южноафриканском обществе, необходимо учитывать, что под южноафриканской государственностью подразумевается африканерский базис. Африканеры являются стартовым элементом политического инжиниринга независимой Южно-африканской Республики с 1950-х годов. Соответственно, следует выделить следующую тождественность: Национальная партия ЮАР, отражающая политическое волеизъявление населения, фактически соотносится с суверенностью ЮАР. Национальная партия ЮАР фактически выступает в роли субъекта политической персонализации африканерской цивилизации. Исходя из того, что фундаментальным аспектом в вопросе самоидентификации африканерской цивилизации является Голландская реформатская церковь, получается, что конфессиональная подоплека отражает культурный код африканера и как самобытной ипостаси, и как полноправного члена африканской континентальной системы, где само понятие «бур» коррелируется именно с Африкой, а не с европейским происхождением, что находит отражение в концепции «Великого трека».

Церковь выступает за сохранение африканерской эклектики, и любые попытки деструктивных социальных интеграционных процессов представляют опасность для цивилизации африканеров. Церковь объясняет это через волю Бога: «Раз люди созданы разными, со своими культурами и национальностями, попытки смешения и ликвидации африканерской эклектики есть нарушение воли Бога» [13], а это значит, что изолированность африканерской культуры обусловлена в первую очередь не экстрактивными институтами, характеризующимися шовинизмом и межэтническими конфликтами, а инклюзивными [14], использующими элементы метасоциального порядка [15] через сращивание религиозных институтов и политических тенденций развития.

Важна также роль религиозных институтов в процессе создания общей государственности и переходу к мирному сосуществованию [16]. Следовательно, идея федерализма и единения в общий объект с сохранением закрытости каждого из субъектов и есть результат применения концепции сегрегационной модели в государственном администрировании. С другой стороны, следует принимать во внимание тот факт, что гомогенность с точки зрения конфессиональной подоплеки де-факто невозможна по причине нахождения африканерской цивилизации и церкви во враждебной среде. Демографические особенности ЮАР не позволяют вести ускоренный се- кулярный диалог ввиду непропорционального соотношения африканеров и других африканских этносов, а также дифферентности их габитуса [17]. Даже при соблюдении правительством религиозного плюрализма диспропорция [18] и несбалансированные социальные интеграционные процессы пагубно сказываются на коммуникационной диверсификации внутри действующей политической системы, что уже нашло свое подтверждение в институциональном кризисе 1990-х годов.

Таким образом, надобщественное сосуществование требует единой нормы права, где необходима гомогенность, а значит, для поддержания политических институтов обязателен федеральный межконфессиональный диалог с целью предотвращения проявлений экстремизма.

Ключевым аспектом в вопросе агрегирования и артикуляции внутрисистемных институтов [19], проводимых в рамках политического курса Национальной партии ЮАР, становится выступление церкви в роли инспирирующего легитиматора принимаемых правовых решений, что влияет не только на партию, но и на все остальные отрасли государственного администрирования путем сакрализации [20] необходимых элементов поведения, относящихся к африканерской эклектике, а также креационировании африканерского социума в целом, где церковь обеспечивает менеджмент коллективных мнений партиципантов общества с последующей мобилизацией ее членов.

Если исследовать церковные организации не с инспирирующей и легитимизующей позиций по отношению к политической системе ЮАР в период правления Национальной партии, а как продолжение лобби самой партии, то церковь превращается в оплот поддержания конкретного политического мифа [21], становится рупором по дискредитации «британской короны». Ее оккупация представляется бесчеловечной; военные преступления колонистов и их туземных союзников касались и вопросов теологии. Архиерейские чины напрямую обвиняют англиканскую церковь в потворстве интересам Британии, не имеющем ничего общего с христианской моралью, что спровоцировало разрушение общества через проникновение в страну экстремистских коммунистических идеологий, ставших оппозицией вмешательству КНР и СССР во внутренние дела суверенной ЮАР. Следовательно, выявляется, что роль церкви не ограничивается лишь идеологической подоплекой, но продолжается в активном противостоянии подрывной деятельности внутри государства, где церковь дублирует позицию спецслужб ЮАР.

В современном южноафриканском обществе роль церкви сводится к коммуникационной функции, объединяющей членов африканерской цивилизации и добровольно обращенных в христианство представителей других этнических групп в вопросе легитимации ЮАР как унитарного государства. Это означает, что создание несепарированного гражданского общества, где будет присутствовать вся популяция ЮАР, возможна и благословляется церковью при условии, что африканерская культура, история и быт не будут подвергаться деструкции.

На основе проведенного исследования можно сделать вывод о том, что религиозные институты играют значительную мобилизационную и интегративную функции во взаимоотношениях гражданского общества и государства. Особенно важной эта роль становится в условиях политического кризиса, когда религия быстрее других институтов обеспечивает мобилизацию общества, а также способствует сохранению каналов коммуникации посредствам собственной структуры. Христианство исключает любые формы дискриминации, поэтому как политический институт оно необходимо при создании и развитии гражданского общества и эффективного функционирования политической системы в целом, обеспечивая устойчивую коммуникацию между гражданским обществом и государством.

Религиозные институты противодействуют терроризму, оказывая поддержку государству в обеспечении общественной безопасности. Религия способна не только самостоятельно мобилизовать своих последователей для обеспечения порядка, но и содействовать государству в вопросах арбитража.

Исходя из полученных результатов следует, что религия обладает схожими с партийными организациями такими признаками, как рекрутирование и территориальность. Кроме того, религия является отражением типа цивилизационной диверсификации общества [22], которая определяет политическую систему государства. В вопросах регуляции общественных отношений религия апеллирует к метасоциальному порядку, тогда как секулярные государства -- к дисциплинарному. Опыт применения религиозных институтов в рамках концепции «separate development» и использования религиозных структур во время открытого гражданского вооруженного конфликта доказывает, что в период системного кризиса, возрастает спрос на поиск метасоциального порядка.

Учитывая результаты, полученные в исследовании, можно прогнозировать, что ситуация в ЮАР будет развиваться по сценарию, схожему с ситуацией в России. После деконструкции режима Африканского национального конгресса (АНК) в стране начнется кризисный переходный период, в ходе которого произойдет быстрое восстановление Голландской реформистской церкви -- социального и политического субъекта, обеспечивающего базис устойчивого транзита и трансформации в политической системе республики.

По нашему мнению, роль религии через призму политологического эс- сенциализма сводится к структурной этнической редукции, что отражается и в гражданском обществе. Данная тенденция отчетливо прослеживается в анализе представленных кейсов. Христианские церкви в условиях кризиса не поддерживают его разрастание, а стремятся к установлению диалога между политическими субъектами и обществом, нередко занимая позицию медиатора.

Текущий политический кризис в ЮАР, как следствие тотального политического даунгрейда, и возрастающий риск дестабилизации существующей политической системы в Российской Федерации во многом схожи, прежде всего на уровне отсутствия гомогенного гражданского общества и внутрисоциальных коммуникаций. Рост сепаратизма, популяризация радикальных идеологических течений обусловлены перманентной эскалацией конфликта между заведомо неравными этносами. Такое неравенство обусловливается культурно-историческими особенностями, поведенческими характеристиками, а также типами политической культуры. От отсутствия паритета берет свое начало культурная замкнутость и невозможность интеграции новых членов общества, приобретают политический вес диаспоры, что усложняет работу и органов местного самоуправления, и органов правопорядка. Одним из путей консолидации негомогенного социума представляется эксплуатация направленного, аккредитованного религиозного потенциала как инструмента коммуникации, интеграции и предупреждения экстремизма.

Библиографический список

1. Billings Dwight B., Shaunna L. Scott. Religion and Political Legitimation // Annual Review of Sociology. 20 (1994): 173-202. Accessed September. 9, 2020.

2. МчедловаМ.М., КудряшоваМ.С. Религия и политика: от секуляризации к новым теоретическим координатам исследования // Политическая наука. 2016. Спецвыпуск. URL: https://cyberleninka.ru/article/n7religiya-i-politika-ot-sekulyarizatsii-k-novym-teoreticheskim-koordinatam-issledovaniya.

3. Huntington Samuel P. The clash of civilizations and the remaking of world order. London: Penguin, 2014.

4. Дионисий. 'Русская Церковь в Белой борьбе // Церковные ведомости. 2014. URL: https://kondakov.ws/blog/Episkop-Dionisiy-(RPTSZ)-Russkaya-T.

5. Декреты Советской власти. М., 1957. Т. 1. C. 373-374.

6. Беллавин В.И. Послание Святейшаго Тихона, Патриарха всея России // Богословский вестник. Сергиев Посад, 1918. C. 74-76.

7. Сизов С.Г. Крестные ходы в Омске в 1918-1919 годах как способ выражения гражданской позиции Церкви в условиях российской Смуты // Вестник Омской православной духовной семинарии. 2016. № 1. С. 124-128.

8. Черкасов-Георгиевский В.Г. 90-летняя история Русской Православной Церкви за границей: 1917-2007 годы. М., 2012. URL: http://simvol-veri.ru/xp/istoriya-russkoie-pravo-slavnoie-cerkvi-zagraniceie-1917-%E2%80%93-1923-godi.html.

9. Просим откликнуться // Сибирский казак. 1919. № 50.

10. Волков Е.В. Колчаковские офицеры: опыт исторического исследования. Челябинск, 2001.

11. Denikin A.I. Essays on Russian turmoil. The armed forces of South Russia. The collapse of the Russian Empire. October 1918 - January 1919. URL: http://csef.ru/en/politica-i-geopolitica/423/denikin-ai-ocherki-russkoj-smuty-vooruzhennye-sily-yuga-rossii-raspad-rossijskoj-imperii-oktyabr-1918-yanvar-1919-2542.

12. Врангель П.Н. Воспоминания: 1916-1920. М., 2006.

13. Diederichs N. Nasionalisme as lewensbeskouing: en sy verhouding tot internasiona- lisme. Bloemfontein: Nasionale Pers, 1936.

14. Acemoglu Daron, Robinson James A. Why nations fail: the origins of power, prosperity, and poverty. London: Profile, 2013.

15. Touraine Alain. Le retour de l'acteur: essai de sociologie. Paris: Fayard, 2002.

16. Vorster J.D. Veelvormigheid En Eenheid. Lux Verbi, 1978.

17. Wagenaar E. Die vestiging van die Blanke en die Bantoe, in Op die Stormberge. Kaap-stad: Tafelberge-Uitgewers, 1971.

18. Weisse W. Religion and Politics In the Transition-Process of South Africa // Outline of a Research Project: Journal for the Study of Religion. 1998. № 2. Р. 149-173.

19. Almond Gabriel A., Verba Sidney. The Civic Culture: Political Attitudes and Democracy in Five Nations. London, 2016.

20. Шмитт К. Политическая теология. М., 2000.

21. Lasswell Harold D. Propaganda Technique in the World War. N.Y.: P. Smith, 1938.

22. The Works of Herbert Spencer. Osnabruck: Zeller, 1966. Vol. 1.

Размещено на Allbest.ru