Агенты социальной мобильности

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Лекция

Агенты социальной мобильности

Виды социальной мобильности

Социальная мобильность - это перемещение индивидов или их групп между различными уровнями социальной иерархии, определяемой с точки зрения широких профессиональных или социально-классовых категорий. Т. е. мобильность - это изменение места в социальном пространстве.

Начало изучению явления социальной мобильности положил П.А. Сорокин. Он рассматривал данный процесс как выполнение жизненной социальной функции.

Основными характеристиками социальной мобильности выступают: направление, разновидность и направленность. В зависимости от различного сочетания этих характеристик выделяют следующие виды и типы мобильности.

Основными видами социальной мобильности являются:

1. межпоколенная (интергенерационная, межгенерационная) - это изменение положения в социальном пространстве индивида по сравнению со статусом родителей;

2. внутрипоколенная (интрагенерационная) - это сравнение позиций, занимаемых одним и тем же индивидом в разные моменты трудовой жизни.

Основными типами мобильности являются:

1. вертикальная - перемещение из одной страты в другую. Может быть восходящей или нисходящей. Как правило, восходящая мобильность, связанная с повышением социального статуса, доходов, является добровольной, а нисходящая - вынужденной;

2. горизонтальная - переход индивида из одной социальной группы в другую, расположенную на том же уровне социального пространства. Как разновидность выделяют географическую мобильность - перемещение из одного места в другое при сохранении прежнего статуса. Если подобное перемещение сопровождается переменой статуса, то говорят о миграции.

Виды социальной мобильности можно выделить и по другим критериям:

1. по дальности: мобильность небольшой дальности (между смежными иерархическими уровнями) и большой дальности (между отдаленными уровнями);

2. по количественному показателю: индивидуальная и групповая;

3. по степени организованности:

а) стихийная (например, перемещение с целью заработка жителей ближнего зарубежья в крупные города России);

б) организованная, которая управляется государством. Может проводиться с согласия людей (например, перемещение в советское время молодёжи на комсомольские стройки) и без их согласия (депортация народов);

в) близко к перечисленным видам мобильности прилегает структурная мобильность. Её причина - изменения в структуре народного хозяйства, происходящие помимо воли и сознания людей (появление новых отраслей промышленности и, соответственно, новых профессий, статусов).

Изучение социальной мобильности производится с помощью двух систем показателей. В первой в качестве единицы счета выступает индивид. Основными показателями выступают объем мобильности (абсолютный и относительный, совокупный и дифференцированный) и степень мобильности.

Объем мобильности показывает число индивидов, которые переместились по социальной лестнице в вертикальном направлении за определенный промежуток времени. Степень мобильности определяется двумя факторами: диапазоном мобильности (количество статусов в данном обществе) и условиями, которые позволяют людям перемещаться. Так максимум мобильности всегда наблюдается в обществе в период каких-либо социальных и экономических преобразований (эпоха Петра Великого, советское общество в 30-е гг., российское общество в 90-х гг.). Степень мобильности зависит также от исторического типа стратификации (кастовая, сословная, классовая).

Во второй единицей отсчета служит статус. В данном случае объем мобильности (количество людей изменивших свой статус) описывает её направление. Мерой мобильности выступает шаг мобильности (дистанция), который показывает количество ступенек, на которые переместился индивид в вертикальном направлении. Может быть межпоколенным и внутрипоколенным ("социальная карьера"), межклассовым и внутриклассовым.

Выделим факторы, определяющие социальную мобильность в обществе: исторический тип стратификации, состояние экономики, степень её развитости, социальная обстановка в стране, идеология, традиции, религия, образование, воспитание, семья, место жительства, индивидуальные особенности человека (талант, способности).

П.А. Сорокин разработал теорию каналов вертикальной мобильности. В качестве подобных каналов выступают социальные институты: семья, школа, армия, церковь, собственность. Причем семья и школа являются одним из самых главных механизмов социального отбора, определения и наследования статуса. Советское общество одним из самых мобильных, так как доступное все слоям бесплатное образование открывало перед каждым возможности продвижения.

Можно выделить следующие общие закономерности социальной мобильности:

1. в периоды серьезных изменений в обществе появляются группы с ускоренной моделью мобильности ("красные директора" в 30-е гг.). Фактор происхождения (место рождения, социальный статус семьи) играет меньшую роль;

2. общее направление межпоколенной мобильности молодежи - из группы работников физического труда в группу работников умственного труда;

3. чем выше социальный статус родителей, тем чаще профессия передается по наследству, и наоборот.

Мобильность в советском и постсоветском обществе

социальная мобильность

Как и в случае многих других западных теорий, траектория восприятия концепта социальной мобильности проходила через первоначальный этап жесткой критики. Вместе с тем именно критика закладывала пути и возможности для ознакомления с основными постулатами и возможностями работ Сорокина. В данном случае значение имели не столько критические аргументы, поскольку они были достаточно стандартными, сколько реальное знакомство с содержанием, без которого не было бы возможно дальнейшее использование этих идей. Собственно, и работы Сорокина, и других западных социологов, работающих над проблематикой социальной мобильности, были маркированы как «буржуазные», что потребовало в первую очередь развенчания их буржуазной сущности.

Соответственно сторонники этой теории обвинялись в попытках представить социальное продвижение в качестве важнейшего средства улучшения социального положения каждого работника в капиталистическом производстве.

Естественно, магистральной линией критики теории социальной мобильности стало игнорирование марксистского подхода, что, впрочем, абсолютно верно соответствует интенциям Сорокина. Из этого вытекало и противоречивое отношение к еще одному важнейшему положению теории социальной мобильности - о наличии социальной иерархии в обществе, обусловливающей вертикальную мобильность. Признание существования ярко выраженной социальной иерархии в капиталистическом обществе наталкивалось на серьезные трудности при переносе на общество социалистическое.

Видение общества как разделенного на классы, различия между которыми будут стираться на пути построения коммунизма, также препятствовало принятию и той части теории социальной мобильности, в которой речь шла о перемещениях по социальной лестнице групп людей. Советские социологи признавали, что в социалистическом обществе могут происходить перемещения в социальном пространстве только индивидов, соответственно речь могла идти только о социальных перемещениях. Поэтому в советской социологической науке понятие «социальные перемещения» длительное время использовалось как заменитель термина «социальная мобильность», созданного в рамках буржуазной теории и требующего дополнительных процедур адаптации при применении в исследованиях социалистического общества.

Уже ко второй половине 1980-х гг. проблематика социальной мобильности стала «нормализованной» для советских ученых и достаточно широко разрабатывалась. Основное внимание при этом уделялось изучению молодежи, соотношения ее ценностей и ориентаций с реальными возможностями для реализации профессиональных устремлений. Естественно, выводы о существовании каких-либо пределов для свободы жизненной реализации сопровождались указанием на их ограниченный и временный характер, и задачей социологов становилось нахождение барьеров, которые еще не были ликвидированы в советском обществе. Одним из аспектов критики западных социологов являлось сведение социальной мобильности к профессиональной. Однако это было справедливо и относительно советских ученых, поскольку они затрагивали лишь трудовую мобильность. Базировались все эти работы на принципах классового подхода, «поскольку общая тенденция развития социологических исследований и их теоретического обобщения с конца 50-х гг. состояла в том, чтобы, опираясь на теорию классов, разработать концепцию стратификации применительно к реально существующему, находящемуся в процессе развития, советскому обществу».

Развал Советского Союза и стремительная трансформация структуры общества резко оживили интерес к проблематике социальной мобильности.

Закрытые ранее темы стали интенсивно разрабатываться. Так, вопрос о механизмах формирования правящего класса в советском обществе стал предметом специального рассмотрения В.А. Борисовым. Несмотря на то, что название работы («Социальная мобильность в Советской России») ориентирует на более широкий характер процессов социальной мобильности, здесь в первую очередь рассматривается именно проблема создания советской бюрократии. Российский социолог выделяет несколько специфических каналов социальной мобильности, которые возникли в Советском Союзе: использование «выдвиженцев» (новой когорты интеллигенции, ранее оттесненной на другой план), появление народной интеллигенции из рабочих и крестьян, интенсификация мобильности через применение репрессий. Автор утверждает, что в советском обществе существовал всего лишь один-единственный канал социальной мобильности, находившийся под жестким контролем партии, и тот уже в брежневский период был практически заблокирован, что угрожало жизнеспособности всей общественной системы.

Для ученых с постсоветского пространства овладение этой сложнейшей технологией измерений не стало приоритетным. Обзор основных методологических наработок западных социологов в измерении социальной мобильности (конструирование шкалы мобильности, выбор метода обработки данных, проблемы интерпретации данных) предложила своей работе она остановилась на репрезентации уже ставших классическими подходов, не выходя на цели их адаптации к специфическому социокультурному контексту.

В России были попытки разработать методологические основания для измерения социальной мобильности. Опираясь на теорию Сорокина, в которой в социальном пространстве описываются три основных измерения - экономическое, политическое и профессиональное, российский социолог предложил выделить в каждом из них базовые показатели, которые в дальнейшем могут использоваться в эмпирических исследованиях. Так, экономическое положение индивида или страты можно измерять по: а) доходу, который определяется как сумма средств, получаемая объектом измерения в единицу времени; б) отношению к собственности, которая будет представлять порядковую шкалу, на нижнем конце которой зафиксировано положение наемного работника, а на верхнем - позиция безраздельного собственника; в) роли в организации труда, т. е. в иерархии управленческой деятельности.

Для измерения политического подпространства использовать следующие переменные и шкалы: а) ранг государственной иерархии, представляющий собой порядковую шкалу от статуса рядового избирателя до реального главы государства; б) партийную принадлежность (хотя в данном случае существуют серьезные проблемы с разработкой координатной оси партийной принадлежности, поскольку иерархия партий выстраивается по многочисленным основаниям); в) ранг партийной иерархии (фиксация уровня престижа индивида в рамках той политической партии, к которой он принадлежит). И наконец, для измерения профессионального статуса предлагаются следующие переменные: а) образование (которое прямо измеряется количеством лет, затраченным индивидом на получение формального образования); б) квалификация (порядковая шкала, на которой зафиксированы отметки, характеризующие официально признанную степень мастерства); в) ранг профессии, под которым подразумевается престиж конкретной профессиональной деятельности в данном социуме для данного времени. Вместе с тем выделение девяти переменных делает крайне сложным и измерение мобильности, и составление общей модели социального пространства.

Гораздо более простая эмпирическая модель измерения социальной мобильности была опробована М.Н. Реутовой для изучения направления и интенсивности межпоколенной мобильности молодежи. Следует сразу оговориться, что она рассматривает исключительно межпоколенные социальные перемещения, где анализировались различия в социальном статусе по гендерным линиям: «отцы - сыновья», «матери - дочери».

Таким образом, были разработаны четыре показателя, характеризующие основные направления межпоколенной мобильности: 1) общая интенсивность (степень отклонения статуса детей от статуса родителей); 2) интенсивность восходящей межпоколенной мобильности, где вычисляется соотношение молодых людей, получивших более высокий профессиональный или образовательный статус по сравнению со статусом родителей; 3) интенсивность нисходящей межпоколенной мобильности (более низкий статус) и 4) нулевая интенсивность, характеризующая воспроизводство социального статуса родителей или приобретение молодыми людьми социальных статусов, условно адекватных родительским.

Это яркий пример, свидетельствующий о более общей тенденции, распространенной в постсоветской социологии. В эмпирических исследованиях учитывать сложный комплекс из множества переменных становится проблематичным, поэтому на практике социологи все же прибегают к редукции социального пространства, обычно останавливаясь на таких показателях, как доход, престиж профессий и образование. Практически не используется по литическое подпространство во многом из-за того, что партийная система в странах бывшего Советского Союза функционирует в режиме, далеком от идеалов либеральной демократии.

Вместо наращивания сложности измерений проблематика социальной мобильности в постсоветском пространстве стала изучаться в ином аспекте, в соотношении с ценностями, установками и идеалами, которые трансформируются при изменениях социального положения индивидов.

Распад коммунистической идеологии и структурообразующих принципов советского общества привел к резкому слому сложившихся социальных отношений, в постсоветском пространстве на руинах прежней системы начали формироваться новые формы социальных и культурных иерархий. Поскольку социологи традиционно оценивают социальную структуру с учетом нескольких критериев, где «объективные» социально-экономические показатели дополняются «субъективными» оценками престижа, то исследователи социальной мобильности в начале 1990-х гг. столкнулись с очень сложными задачами. Измерять перемещение по ступенькам социальной иерархии в стабильном обществе гораздо проще, чем в таком пространстве, где масштаб изменений тотален, темп быстр, а перспективы неясны. Традиционные методы измерения социальной мобильности малопригодны в условиях, тем, что различные критерии формирования социальной структуры имеют и разную скорость изменений, и темп адаптации субъективных оценок к ситуации трансформации значительно запаздывает. Соответственно многие социальные группы резко утратили свои позиции по социально-экономическим показателям (уровень зарплат и т. п.), тогда как уровень социального престижа этих групп снижался с гораздо более медленной скоростью.

Можно отметить и очевидные различия в судьбе этого понятия в западной и постсоветской социологии. Если западные ученые (в первую очередь американские) увлеклись задачами усовершенствования технологии измерения социальных перемещений, все более уходя в дебри математических тонкостей, то данный методологический аппарат оказался практически не востребован учеными из стран бывшего Советского Союза. Вместо «жесткой» версии изучения социальной мобильности, когда акцент ставится на надежность получения и интерпретацию данных, более востребованной оказалась «мягкая» гуманитарная версия, изучающая изменения в ориентациях, мировоззренческих установках, адаптивных стратегиях, жизненных стилях, которые вызывает перемещение вверх или вниз по социальной лестнице.

Для ученых с постсоветского пространства по-прежнему актуальной остается задача более полной интеграции в международное научное поле.

Каналы мобильности в российском обществе

Важной характеристикой советского общества был жесткий контроль за каналами вертикальной мобильности. Допуская некоторую свободу движения на начальных стадиях карьеры, система контроля становилась тем жестче, чем ближе "карьерист" продвигался к высокостатусным позициям. Продвижение определялось решением "вышестоящих и контролирующих инстанций". Система мобильности советского образца не содержала внутренних механизмов регуляции: социальное движение оживлялось только в ситуациях внешних напряжений, перетасовывавших элитные группы. В этом смысле репрессии являлись необходимым элементом функционирования всей системы мобильности в целом.

Вступление советского общества в фазу "мирной жизни" привело к практически полной остановке вертикальной мобильности. Словечко "застой" в этом смысле очень точно. Изменения, начавшиеся в 1985 г., породили всплеск надежд, связанных с возможностью индивидуального достижения. В массовом сознании начинавшиеся реформы были тесно связаны с возможностью изменить свою жизненную ситуацию личным усилием, в первую очередь улучшить материальное положение. И, как казалось в конце 80-х -начале 90-х, такие возможности стали открываться. Конец 80-х - тот короткий период времени, когда свобода начать новую деятельность была максимальна, причем начатое приносило отдачу быстро.

Новые возможности оказались доступны далеко не всем социальным группам. Реформы в той форме, в которой они имели место, создали возможность реализации достижимых установок для ограниченного круга социальных акторов в немногих точках социального пространства. Это прежде всего крупные города и те сферы деятельности, адресатом (а, значит, и инвестором) которых выступали негосударственные структуры.

Восходящая мобильность оказалась возможна только в тех зонах социокультурного пространства, где разблокированность индивидуальной инициативы была максимальной. Но и в этих сферах жалобы на то, что "все схвачено" (читай - жесткий контроль за каналами мобильности со стороны бюрократических и криминальных структур), последнее время все слышнее.

Поманившие в начале перестройки возможности "хороших заработков" сменились противоположными тенденциями с началом реальных экономических реформ. Для большей части населения, по-прежнему зависящей от государственного бюджета, началось медленное "проседание".

Возможность проявлять инициативу появилась у каждого третьего работающего. Однако эта возможность мало влияет на размер оплаты: число тех, кто полагает, что ему открылись возможности увеличить заработок, в полтора раза меньше. При этом увеличение заработков не всегда дает чувство улучшившегося благосостояния - дополнительно зарабатываемые суммы слишком низки и нестабильны для этого.

Система социальных санкций, поощряющих инициативу, не сложилась. Динамика доходов самым тесным образом связана с представлением о собственной позиции на шкале социальных статусов. Субъективный статус - кумулятивный показатель, однако именно доход является решающим фактором при оценке респондентами своей позиции в социальной иерархии.

Закрытость и открытость российского общества

В молодом, быстро развивающемся обществе вертикальная мобильность идёт очень интенсивно. Россия эпохи Петра I, Советская Россия в 20-30е годы, Россия эпохи перестройка (90-е годы ХХ века) - примеры подобного общества. Выходцы из низших классов благодаря счастливым обстоятельствам, трудолюбию или изворотливости, быстро продвигаются наверх. Здесь для них уготовлено множество вакансий. Но вот все места заполнились, и движение вверх замедляется. Новый класс богачей загораживается от общества множеством социальных барьеров. Попасть в него теперь неимоверно сложно. Социальная группа закрылась.

По мнению западных учёных, только в период индустриализации СССР был открытым обществом - в связи с острой нехваткой управленческих кадров. Тогда в СССР все люди имели равное исходное положение и равные шансы на социальное восхождение. Страна воздала систему массовой подготовки специалистов. Позже потребности в кадрах были удовлетворены даже с некоторым запасом: люди с высшим образованием стали занимать рабочие места. Появились рабочие-интеллигенты.

Советские философы выдали это за очередное достижение социализма. В "застойный" период, т.е. в 70-80е годы, начинается саморекрутирование социальных слоёв. Общество стабилизировалось, вертикальная мобильность ослабла, система стала закрываться, социальные слои стали преимущественно заполняться за свой счёт: дети рабочих становились рабочими, дети служащих - служащими.

Данные социологических исследований демонстрируют высокую степень "закрытости" в российском обществе даже группы рабочих. С 1986г. она пополнялась главным образом за счёт выпускников ПТУ и других аналогичных учебных заведений. Группа работников сферы обслуживания также пополнялась за счёт учащихся, рабочих и специалистов с дипломом. В этом тоже сказываются традиции советской эпохи.

1989 год знаменательный период в развитии российского общества. Именно в этом году стало очевидно для большинства людей, что если ты не успеешь немедленно обогатиться, то окажешься на социальном дне. После начала перестройки 1985г. большинство выжидало, им говорили: "Высказывайте свои мысли свободно". Но народ боялся: а вдруг внесут в чёрный список и, как в 1937г., подведут под статью. Им говорили: "Обогащайтесь!" Но большинство помнило нэп и то, что с ним в начале 30-х годов сделали. Но в 1989 году стало совершенно ясно, что пути назад нет, и на страну нагрянул капитализм.

С 1989 по 1994г. в российском обществе произошли все главные события. Население не смогло устремиться по пути обогащения: в "осадок" выпали пенсионеры, дети, многосемейные, малоимущие, инвалиды, интеллигенция, активный период социализации у которых пришёлся на советский период, и которая усвоила, что обогащение безнравственно. За бортом оказались чуть ли не все жители моногородов (военно-промышленных, научных и т.д.), малых и отчасти средних городов, где рынок труда оказался чрезвычайно узким, и устроиться на работу стало невозможно, особенно если единственное в городе предприятие закрылось.

Вперёд же вырвались три группы населения, которые к моменту финиша (линия старта - 1989г.) составили класс "новых русских": 15% - криминалитет (те, кто ещё при советской власти занимался подпольным бизнесом и сколотил состояние), 70% - номенклатура (те, кто в нужное время оказался на нужном месте и участвовал в разделе "общественного пирога"), 15% - "разночинцы" (представители разных групп - от инженера научно-исследовательского института до преподавателя ВУЗа).

В 1994 году происходит ещё одно знаменательное событие - закрытие высшего класса. Он создаёт законы, частные клубы, привилегированные школы "под себя". В основном и целом его ряды укомплектовались, а вся общественная собственность поделена между мощными группировками и кланами. То, что осталось неподеленным, уже заранее распределено между ними. Между "социальным дном", которое, подобно воде в котле, постоянно нагревается пламенем нужды и бедности, и крышкой социального котла мечется особый слой наиболее нагретых частиц - "челноки", будущий средний класс, а сейчас формирующаяся мелкая буржуазия. Она экономически активна, но политически бесправна, так как крупная буржуазия принимает законы (да и то в отчаянной борьбе с силами старого порядка) "под себя". Она сама ещё крепко не встала на ноги.

Создать нечто "под себя" - означает закрыть крышку котла и никого к себе не пускать. На научном языке это именуется социальной клаузулой (социальным закрытием высшего класса).

Подобное наблюдается практически во всех обществах в большей или меньше степени. Находящаяся в неупорядоченном броуновском движении мелкая буржуазия вносит динамизм и неустойчивость: скопив капиталец, "челнок" отправляется за покупками в дальнее и ближнее зарубежье, а по возвращении его обирают таможенники, чиновники, рэкетиры. Тех, кто попытался немного обогатиться и протиснуться в высший класс, на подходе к нему "отстреливают, так как чем ближе к закрытой крышке котла, тем выше конкуренция, слаще доля пирога, лучше виды на будущее.

Вместе с тем открыт доступ в сельский и городской средний класс. Прослойка фермеров крайне незначительна и не превышает 1%. Средние городские слои ещё не сформировались. Но их пополнение зависит от того, как скоро "новые русские" и руководство страны будут оплачивать квалифицированный умственный труд не по прожиточному минимуму, а по его рыночной цене.

Две волны маргинализации в России

Россия пережила минимум две крупные волны маргинализации. Первая наступила после революции 1917 г. Из социальной структуры насильственно были выбиты два класса - дворянство и буржуазия, входившие в элиту общества. Новая пролетарская элита стала формироваться из низших классов. Красными директорами и министрами в одночасье стали рабочие и крестьяне. Минуя обычную для стабильного общества траекторию социального восхождения через средний класс, они перескочили одну ступеньку и не попали бы в будущем.

По существу, они оказались теми, кого можно назвать восходящими маргиналами. Они оторвались от одного класса, но не стали полноценными, как это требуется в цивилизованном обществе, представителями нового высшего класса. У пролетариев сохранились прежние манеры поведения, ценности, язык, культурные обычаи, свойственные низам общества, хотя они искренне старались приобщиться к художественным ценностям высокой культуры, обучались грамоте, ходили в культпоходы, посещали театры и агитационные студии.

Путь "из грязи в князи" сохранился вплоть до начала 70-х годов, когда советские социологи впервые установили, что все классы и слои нашего общества теперь воспроизводятся на собственной основе, т.е. только за счет представителей своего класса. Так продолжалось всего два десятилетия, которые можно считать периодом стабилизации советского общества и отсутствия массовой маргинализации.

Вторая волна наступила в начале 90-х годов и также в результате качественных изменений социальной структуры российского общества.

Возвратное движение общества о социализма к капитализму привело к радикальным изменениям в социальной структуре. Элита общества сформировалась их трех пополнений: криминалитета, номенклатуры и "разночинцев". Определенная часть элиты пополнилась из представителей низшего класса: бритоголовые прислужники российских мафиози, многочисленные рэкетиры и оргпреступники часто являли собой бывших пэтэушников и недоучек. Эпоха первоначального накопления, ранняя фаза капитализма, вызвала к жизни брожение по всех слоях общества. Путь к обогащению в этот период, как правило, лежит вне правового пространства. Среди первых начали обогащаться и те, кто не имел высокого образования, высокой нравственности, но вполне олицетворял "дикий капитализм".

В элиту вошли, кроме представителей низов, "разночинцы", т.е. выходцы из разных групп среднего советского класса и интеллигенции, а также номенклатура, которая в нужное время оказалась в нужном месте, а именно у рычагов власти, когда предстояло делить общенародную собственность. Напротив, преобладающая часть среднего класса совершила нисходящую мобильность и пополнила ряды бедных. В отличие от старых бедных, существующих в любом обществе, эту часть называют "новыми бедными". Они влияют специфическую черту России. Такой категории бедных нет ни в Бразилии, ни в США, ни в какой иной стране мира. Первая отличительна черта - высокий уровень образования. Учителя, преподаватели, инженеры, врачи и другие категории бюджетников оказались среди бедных только по экономическому критерию - доходам. Но они не являются таковыми по другим, более важным критериям, связанным с образованием, культурой и уровнем жизни. В отличие от старых, хронических бедных "новые бедные" - временная категория. При любом изменении экономической ситуации в стране в лучшую сторону они готовы моментально вернуться в средний класс. И детям они стараются дать высшее образование, привить ценности элиты общества, а не "социального дна". Таким образом, радикальные изменения социальной структуры российского общества в 90-е годы связаны с поляризацией среднего класса, расслоением его на два полюса, пополнивших верхи и низы общества В результате численность этого класса существенно сократилась.

Попав в слой "новых бедных", российская интеллигенция оказалась в маргинальной ситуации: от старых культурных ценностей и привычек она отказываться не хотела и не могла, а новые принимать не желала. Таким образом, по своему экономическому положению эти слои принадлежат к низшему классу, а по образу жизни и культуре - к среднему. Точно так же в маргинальной ситуации оказались представители низшего класса, пополнившие ряды "новых русских". Для них характерна старая модель "из грязи в князи": неумение прилично себя вести и говорить, общаться так, как требовал того новый того новый экономический статус. Напротив, нисходящую модель, характеризующую движение бюджетников, можно было бы назвать "из князи в грязи". Некоторые специалисты полагают, что маргинальность - это однопоколенное явление, временный фантом. Приехавшие из сельской местности в города маргинальны, но их дети лишь отчасти наследует по инерции некие элементы маргинальной субкультуры. А уже во втором-третьем поколениях эта проблема исчезает, и, таким образом, маргинальность преодолевается.

Размещено на Allbest.ru