Образ родины как объект патриотизма

Размещено на http://www.allbest.ru

Размещено на http://www.allbest.ru

Несмотря на многоплановость подходов к исследованию патриотизма, все авторы сходятся в том, что его основным объектом является родина, а точнее - образ родины, складывающийся в сознании человека. Однако если число работ, посвященных проблемам патриотизма в целом и патриотического воспитания в частности, увеличивается от года к году, то образу родины как объекту патриотизма в современной науке уделяется мало внимания, а имеющиеся исследования достаточно противоречивы. Преимущественно анализом понятия «родина» занимаются филологи и литературоведы, исследующие его семантические аспекты и особенности выражения в творчестве литературных классиков. Особую актуальность дискурс родины обретает в условиях глобализации. Успешное развитие национальных государств в современных условиях требует постоянной заботы о сохранении национально-культурной идентичности, что невозможно без формирования патриотизма граждан, основой которого является устойчивая связь человека, социальных групп и родины.

Приступая к анализу рассматриваемой проблемы, следует обратиться к анализу самого понятия «родина» и его связи с понятиями «отечество» и «отчизна». Очевидно, что слово «родина» этимологически восходит к словам «род», «родной» в значении «свой по рождению, по духу, по привычкам» [12, с. 628; 17, т. 3, с. 1372], оно связано с глубинными культурными архетипами рода и матери-земли [16, с. 410]. В русской лексикографии у слова «родина» выделяются два основных значения: 1) родина как родная страна - «большая родина», и 2) родина как место рождения - «малая родина». Слово «отчизна» было заимствовано в XVI в. из польского языка, где «ojczyzna» - суффиксальное производное от «ojciec» - «отец» [21, с. 220]. От слова «отец» производно и слово «отечество», также использующееся для обозначения родной земли. Русское слово семантически соответствует словам во многих других славянских и романских языках, также производным от слова «отец» - украинское - «батьківщина» (от «батько»), английское - «fatherland» (от «father»), немецкое - «Vaterland» (от «vater»).

Изначально понятие «родина» и синонимичные ему использовались для обозначения места рождения, родной земли, позднее они начинают использоваться для обозначения родной страны и государства. Так, слово «родина» в значении «родная страна» впервые встречается у Г.Р. Державина в конце XVIII века [18, т. 3, с. 491]. Что же касается традиции писать слово «родина» с большой буквы, она возникла достаточно поздно - в конце 1942 г., когда патриотическая тематика в Советском Союзе стала чрезвычайно востребованной [11, c. 238], в отличие от первых лет советской власти, когда понятие «родина» считалось буржуазным, а патриотизм был заклеймен как чувство, присущее исключительно эксплуататорам.

Объясняя различие понятий «родина» и «отечество», русский философ Г.П. Федотов отмечает, что термин «родина» связан с так называемым «материнским сознанием», которое апеллирует к языку, песне, сказке, народности и неопределимой, но могущественной жизни бессознательного, а термин «отечество» - как один из возможных синонимов «родины» - связан с «отцовским сознанием», относящимся к долгу и праву, к социально-государственной, сознательной жизни [19, т. 1, с. 324]. В настоящее время в политическом и научном дискурсе термины «родина», «отечество» и «отчизна» используются как синонимы, выделение какого-либо смыслового значения терминов, зависит от предпочтений автора. Тем не менее, можно говорить и о сформировавшемся устойчивом словоупотреблении указанных понятий. Так, данные опросов [5] молодых (до 30 лет) носителей русского языка указывают, что «родина» для них - это «место рождения, которое нужно любить», «отечество» - «государство, которому нужно служить», а «отчизна» - «страна, которую нужно (доблестно) защищать». Отождествление отечества и национального государства свойственно и ряду исследователей [6].

Образ родины имеет два существенных пласта. С одной стороны, он восходит к коллективному бессознательному, к архетипическим образам, с другой стороны, - является результатом социального конструирования. Образ родины глубоко укоренен в социальной памяти народа, он насквозь мифологизирован и пронизан символами, улавливаемыми на уровне подсознания. В основе образа родины - древний архетип родиныматери [3, c. 16], мифологический образ «мать - сыра земля» [22, c. 58].

У каждого конкретного человека образ родины начинает формироваться с рождения под влиянием национальных традиций, обычаев, культуры, родного языка. Как отмечет И. Сандомирская, родина начинается с родного дома и с домочадцев, откуда ощущение родственной близости переносится сначала на родной край / сторону и земляков, а затем и на родную страну и соотечественников, превращаясь в своего рода духовную связь [13, c. 29]. Образ родины неотделим от памяти о родительском доме, о земле, на которой вырос человек. Родина - это «мир ощущений и чувств человека, мир его детства и взрослой ностальгии» [6, c. 14]. Привязанность к родной земле зародилась раньше, чем национальные чувства и гражданская позиция. Это, по мнению Я. А. Слинина, «интимная любовь человека к месту своего рождения и обитания, к людям, среди которых он живет, к языку, на котором говорит, к поэзии и прозе, написанной на этом языке» [15]. Людям свойственно относиться к родине как к родной матери, ощущать себя причастным месту, в котором он родился и вырос. Как пишет И. Сандомирская, «родина глубоко внедрена в коллективное тело своего субъекта» [14, c. 16].

По мнению русского философа И.А. Ильина, «первая, живая ячейка родины есть семья» [10]. Ценность родины осознается человеком не сразу, а со временем, а вот семья входит в систему ценностей ребенка почти с рождения. Родина познается через семью: сначала родина для маленького человека - это родители, родные и близкие люди и «их пределы - это родной дом, родные стены, родное село, родная улица, родные места и т.д.» [13, c. 32]. Позже родиной мы называем родную деревню, родной город, родной край - все это «малая родина». Постепенно понятийные границы «малой родины» расширяются и охватывают все то, что называется «большой родиной», родной страной. Родина отождествляется с народом и верой, с культурой, бытом и природой.

Образ родины имеет и более глубокое, метафорическое и символическое значение, в этом смысле она не привязана к конкретному месту, родина - это ощущение себя в безопасности, чувство уверенности и стабильности, это понятность того, что окружает человека. «Родина в самом прямом смысле слова означает место, где родился. И в то же время это не только место, ибо Родина не совпадает ни с географическим понятием, ни со страной, ни с государством. Родина - это ощущение себя дома: не в своей квартире или избе, а в своем мире, который меня окружает, является продолжением меня самого, то, без чего меня просто нет» [7, c. 69]. И в этом плане существенное значение играет язык. «Язык является нашей Родиной, нашим домом в той степени, в какой мы даем бытию сказаться через нас, в той степени, в какой мы способны говорить, а не просто издавать членораздельные звуки», - пишет В.Д. Губин [Там же, c. 76]. В образе родины существенным является не столько соотнесенность с определенным местом и временем, с определенной частью страны или с государством как политическим субъектом, сколько оценочно-эмоциональная составляющая. И.А. Ильин писал: «Родина не есть то место на земле, где я родился, произошел на свет от отца и матери, или где я “привык жить”; но то духовное место, где я родился духом и откуда я исхожу в моем жизненном творчестве» [10]. Родина - это нечто невыразимое и труднообъяснимое логически, это запахи и звуки, символы и образы, связанные с чем-то «своим», знакомым и близким. Как с близким и любимым существом с родиной разлучаются, по ней тоскуют, ей изменяют [8, c. 231]. Родина персонализируется, это не только хрестоматийная «родина-мать», но и «матушка-отчизна»:

Вижу всюду трепет жизни,

Где ни брошу только взор… Это - матушки-отчизны

Нескончаемый простор (Савинов).

К родине обращаются как к живому и разумному существу, от которого можно ждать адекватной речевой реакции [5]:

За каплю крови, общую с народом, Прости меня, о родина! Прости! (Некрасов).

Всю жизнь я,

Отчизна, боялся

В надеждах

Тебя обмануть (Федоров).

Образ родины одухотворен, наполнен ассоциативными связями и эмоциональными переживаниями.

Анализируя образ родины, стоит особо остановиться на том, что в современном мире он является не только и не столько результатом естественного формирования, но и сознательно конструируется государственными идеологами. На этот аспект формирования образа родины указывает в своем исследовании И. Сандомирская, подчеркивающая, что родина «начинается» с общественной идеологии, «сконструированной без нашего личного участия и предстающей перед нами в качестве неоспоримой данности репрезентации», что придает ей статус авторитетного образца: «язык официальной доктрины все теснее сплетается с личными воспоминаниями, образуя нераздельное общее и целое символического пейзажа Родины» [13, c. 3]. Идеологическое конструирование образа родины в России начинается в петровский период российской истории и с тех пор является важной составляющей процесса национально-государственной и культурной идентификации.

Важнейшую роль в конструировании образа родины играет язык, создающий духовное единство людей, говорящих на нем. И. Сандомирская показывает, как понятие «родное» постепенно приобретало все новые и новые значения, придавая многоплановость понятию «родина» [14, c. 18]. Изначально, «родное» - это непосредственно соприкасающееся с телом, исконное, свое, неотъемлемое: «родная семья», «родной брат (отец)», «родная мать (сестра)». Биологическая «врожденность» срастается с эмоциональной, любовной близостью, так возникают «родной голос», «родные руки», «родные глаза» и т.п. В круге родного обитают «родные» и «близкие», их пределы - «родной дом», «родные стены», «родное село», «родные места». Любимые места также начинают именоваться родными, появляются «родные поля и леса», «родные просторы», «родное небо»; индивидуальная память и семейная история воплощаются в «родном очаге», «родных пенатах», «родных могилах».

Постепенно географические пределы «родного» расширяются, в них входят «родной город», «родной край», «родная страна» и даже - «родная планета». Размеры такого «вторично-родного» зависят от степени удаления от него: в городе человек тоскует по «родной сторонке», по «родным полям и лесам», в чужом городе - по «родному городу», в изгнании - по «родной стране», «родному краю», в космическом полете - по «родной планете». «Вторично-родное» не является результатом непосредственно переживаемой любовной близости или кровной привязанности, оно есть итог идентификации с коллективной идеологией.

Важнейшими понятиями для формирования коллективной идентичности являются понятия «почвы» и «корней», символизирующие уже не телесную, кровную близость, а близость духовную, мировоззренческую. «Родными» и «близкими» в данном контексте являются те, кто разделяет общие идеи, имеет общее миропонимание, именно так формируется историческая общность народа. По отношению к такому сообществу духовно близких людей проявляются моральный долг («долг перед родиной») и эмоциональная привязанность («любовь к родине»).

На следующем этапе экспансии «родного» появляются «родная речь», «родное слово», «родная литература», «родная история». Здесь налицо идеологизация и политизация «родного», проявляющаяся, например, в официальных названиях учебных курсов «Родная речь», «Отечественная история». Высшей степенью идеологизации «родного» является перенос представлений о «прирожденно-своем» на политические институты и символы власти, так формируется идеологическая доктрина народного единства.

Конструирование образа родины происходит не только через целенаправленное словоупотребление понятия «родной» и близких ему. По мнению М. Биллига [4, c. 47-49], в формировании образа родины важное место занимает такая форма риторического указания, как дейксис. Дейктически используются такие слова как «я», «ты», «мы», «здесь», «сейчас». Так, например, «мы» может использоваться для отсылки к идентичности говорящего и аудитории, но неясно, кто составляет такую аудиторию. В этой двусмысленности дейксиса короткие слова могут напоминать о родине и делать ее при этом родной. Дейксис родины обращается к национальному «мы» и помещает «нас» в «нашу» родину.

Конструирование образа родины лингвистическими средствами основывается на том, что между языком дома и родины имеется сходство. Французский философ Г. Башляр в работе «Поэтика пространства» писал, что наш детский дом - это «наш первый мир, подлинный космос во всех смыслах этого слова». Соответственно, все населенное пространство «содержит в себе идею дома» [23, р. 4-5]. Национальное пространство обладает такими чертами, будучи воображаемым как домашнее пространство, уютным в своих границах и защищающим от опасностей внешнего мира. И «мы» нации на родине можем легко воображать «себя» в качестве своего рода семьи. Как отмечает М. Биллиг, «чтобы национальный дом был знакомым, “нам” необходимо сделать его таковым. Но “мы” не можем заниматься этим постоянно и сознательно. Чтоб чувствовать себя как дома, “мы” должны обыденно и бессознательно использовать язык создания родины. “Мы” должны каждодневно наполнять окружающую среду этим языком. И в этом отношении важны небольшие и незаметные слова дейксиса. Они помогают закрывать национальную дверь во внешний мир. Точно так же как существование “нас” предполагает существование “их”, так и “эта страна” предполагает противопоставление “тем странам”… Когда слова, создающие родину, используются регулярно, “нам” незаметно напоминают, кто “мы” и где “мы”. “Мы” опознаемся даже без упоминания. В этом отношении национальная идентичность представляет собой привычный образ речи и слушания; это форма жизни, которая привычно закрывает входную дверь и запечатывает границы» [4, c. 49-50]. Причем упоминание о «нас» должно звучать не только в речах политиков, но и постоянно упоминаться в средствах массовой информации. Важно, чтобы это происходило не только в дни национальных праздников или в связи с выборами, это должно быть ежедневным. Постоянно должны упоминаться явления, считающиеся знаковыми, являющиеся символами родины.

Как уже отмечалось, важнейшую роль в формировании образа родины играет социальная или историческая память. Следует отметить, что интерес к исследованию социальной памяти непрерывно возрастает, начиная со второй половины XX в. как в Западной Европе, так и в России. Большинство исследователей, занимающихся указанной проблематикой, сходятся в том, что «прошлое» не возникает в знаниях людей само по себе, а, является «искусственным продуктом» современности. Воспоминание, согласно М. Блоку, не есть пассивное созерцание картинок, а «в сущности, является восстановлением прошлого», и оно возможно только на основе материала (понятий, форм языка и т.д.), подготовленного многими другими людьми. Любая память, согласно М. Блоку, - это усилие восстановления [24, р. 75]. Воспоминания, в том числе и о героическом прошлом родины, столь важные для формирования ее образа, конструируются, это не просто некая «данность», а относящаяся к современности, созданная ею «общественная конструкция».

Таким образом, социальная память - это управление «прошлым в настоящем» [9], это не просто хранилище фактов прошлого, а непрерывно функционирующее реконструирующее воображение. Прошлое непрерывно опосредуется настоящим, приспосабливается к нему, и то, как и в какой мере происходит это опосредование, зависит от духовных потребностей и интеллектуального потенциала конкретной общности индивидов. Символические объекты - от местностей до ритуалов - создавая образ родины, формируют групповую идентичность, соединяют людей в народ, нацию. Однако сами эти символические объекты нуждаются в интерпретации и популяризации.

Образ родины конструируется путем культивирования специальных патриотических символов: памятников былой славы, вечного огня, гербов и флагов. По мнению Б. Андерсона, главными национальными символами (символами родины) являются монументы и могилы Неизвестного солдата [1, c. 33]. Именно с помощью уже ушедших неизвестных героев, превратившихся в памятники-символы, «наша страна, совершая отдельные ошибки, на самом деле всегда остается права» [2]. Национальные символы, как указывает Э. Хобсбаум, «внушают чувство уважения и преданности, поскольку в них отражается полнота прошлого, национальной мысли и культуры» [20, c. 58]. Патриотическими символами могут стать и портреты вождей (живущих и умерших), и особые формы национальных праздников (например, парады и демонстрации) и даже салат «Оливье» на новогоднем столе или жареная индейка на день Благодарения [11, c. 85].

Традиции коллективной памяти и актуальные идеи настоящего, связанные между собой, являются основанием любого общества. «Общество интерпретирует или даже знает прошлое только через настоящее, и к тому же настоящее имеет для него конкретный смысл и эмоциональную ценность только потому, что после него просматривается некоторое продолжение» [24, р. 76]. Социальная память занимает важнейшее место в формировании образа родины, в ней запечатлеваются события и «отбираются» значимые исторические факты, связанные с национальными успехами, происходит выбор ценностей, разделяемых определенной общностью людей. Образы прошлого предстают в качестве способов внедрения мифа об исконном единстве на почве эмоциональности воспоминаний, причем современный уровень развития информационно-коммуникационных технологий существенно расширяет возможности для управления этими процессами и конструирования образа родины, соответствующего чьим-то, далеко не всегда благородным устремлениям.

В условиях глобализации образ родины не утратил своей духовной и идеологической ценности, поскольку ключевыми игроками в политике по-прежнему остаются национальные государства, а большинство людей, как и прежде, идентифицируют себя с определенной национально-государственной общностью. Более того, в условиях глобализации родина приобретает еще и свойства социального капитала: в общественно-политической жизни, в средствах массовой информации, идет постоянная борьба за право говорить о родине. Патриотические высказывания «инвестируются» в рекламу и пропаганду с целью получения экономических и политических дивидендов. Образ родина перестает быть только личностным или общественным достоянием, превращаясь в коммерческий продукт и своего рода «товарный знак», и эти «новейшие» трансформации образа родины еще ждут пристального осмысления.

Список литературы

общественный родина духовный образ

1. Андерсон Б. Воображаемые сообщества: размышления об истоках и распространении национализма. М.: КанонПресс-Ц; Кучково поле, 2001. 288 с.

2. Андерсон Б. Непогрешимость наций.

3. Артановский С. Н. Российское патриотическое сознание сегодня: кризис и возрождение // Социальный кризис и социальная катастрофа: сб. материалов конференции. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2002.

4. Биллиг М. Повседневное напоминание о Родине // Логос. 2007. № 2. С. 34-71.

5. Воркачев С.Г. Слово «Родина»: значимостная составляющая лингвоконцепта // Язык, коммуникация и социальная среда: сб. научн. трудов / под ред. В.Б. Кашкина. Воронеж: ВГУ, 2006. Вып. 4.

6. Гребенюк Т.Н. Образ Родины: общечеловеческая ценность versus политическая ценность // Вестник Томского государственного ун-та. 2007. № 8. С. 14-16.

7. Губин В.Д. Философствование как поиск Родины // Хора. 2008. № 3. С. 69-78.

8. Зализняк А.А., Левонтина И.Б., Шмелев А.Д. Ключевые идеи русской языковой картины мира. М.: Языки славянской культуры, 2005. 544 с.

9. Зарецкий Ю.П. Истории, которые у нас не пишутся // Неприкосновенный запас: дебаты о политике и культуре. 2009. № 5. С. 261-276.

10. Ильин И.А. Манифест русского движения. 15. Любовь к Родине

11. Ноженко М.В. Национальные государства в Европе. СПб.: Норма, 2007. 344 с.

12. Ожегов С.И. Словарь русского языка / гл. ред. С.П. Обнорский. Изд-е 3-е. М.: Гос. изд-во иностр. и нац. словарей, 1953. 848 с.

13. Сандомирская И. Книга о Родине: опыт анализа дискурсивных практик // Wiener Slawistischer Almanach. Sonderband 50 (Венский альманах славистики. Спецвыпуск 50). Wien: Gesellschaft zur Foerderung slawistischer Studien, 2001. 286 с.

14. Сандомирская И. Родина в советских и постсоветских дискурсивных практиках // Интер. 2004. № 2-3. С. 16-26.

15. Слинин Я.А. Россия и общество будущего // Я.А. Слинин и Мы: к 70-летию профессора Я.А. Слинина. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2002. Серия «Мыслители». Вып. 10.

16. Телия В.Н. Концептообразующая флуктуация константы «родная земля» в наименовании родина // Язык и культуры: факты и ценности: к 70-летию Ю.С. Степанова. М., 2001. С. 409-418.

17. Ушаков Д.Н. Толковый словарь русского языка: в 4-х т. М.: Астрель; АСТ, 2000.

18. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: в 4-х т. Изд-е 4-е, стереот. М.: Астрель; АСТ, 2003.

19. Федотов Г.П. Судьба и грехи России: в 2-х т. СПб.: София, 1992.

20. Хобсбаум Э. Изобретение традиций // Вестник Евразии. 2000. № 1. С. 47-62.

21. Шанский Н.М., Боброва Т.А. Школьный этимологический словарь русского языка: происхождение слов. М.: Дрофа, 2000. 400 с.

22. Щербинина Н.Г. Политический миф России. Томск: Изд-во Том. гос. ун-та, 2002. 96 с.

23. Bachelard G. The Poetics of Space. Boston: Beacon Press, 1969.

24. Block M. Memoire collective, tradition et coutume a propos d'un livre recent // Revue de synthese historique. 1925. Т. 40. P. 73-83.

Размещено на Allbest.ru