Размещено на http://www.allbest.ru/

1

1

Российский университет дружбы народов

Кафедра социологии

(Не)институциональные форматы социальной активности российской молодежи (по результатам экспертных и массовых опросов)

доктор социологических наук, доцент

Троцук Ирина Владимировна

аспирантка Сохадзе Кетеван Георгиевна

магистрантка Лаврушина Александра Игоревна

Аннотация

В статье представлены результаты ряда опросов московского студенчества, проведенных Социологической лабораторией Российского университета дружбы народов в рамках мониторинговых и сравнительных проектов по изучению ценностных ориентаций и мировоззренческих доминант молодых поколений. Авторы предлагают разные контекстуальные «фреймы» для интерпретации устойчивых коллективных представлений российской молодежи о сути политической деятельности и потенциале своей социальной активности. В качестве базовых объяснительных моделей в статье рассмотрены, с одной стороны, факторы вовлечения в работу общественных объединений неполитического характера, с другой стороны, мотивы волонтерской деятельности.

Ключевые слова: молодежь, социальная активность, ценностные ориентации, государство, общественные объединения, волонтерство, опрос.

Summary

The article presents the results of a number of surveys on the samples of Moscow students conducted by the Sociological Laboratory of the Peoples' Friendship University of Russia within monitoring and comparative projects aimed to identify value orientations and worldview priorities of the younger generations. The authors consider various contextual “frames” for the interpretation of the collective representations of the Russian youth on the nature of politics and their potential for social activities. The article presents two basic explanatory models: on the one hand, the factors of the involvement in the work of non-political public associations; on the other hand, the motives for volunteer work.

Key words: youth, social activities, value orientations, the state, public associations, volunteering, survey.

На протяжении десяти лет Социологическая лаборатория Российского университета дружбы народов ежегодно проводит различающиеся по своим тематическим акцентам опросы студенческой молодежи, фактически решая одну и ту же основную задачу - обозначить доминантные ценностные ориентации молодых поколений и попытаться реконструировать базовые черты мировоззрения студенческой молодежи. Нередко подобные эмпирические проекты носят сравнительный характер - используя схожий опросный инструментарий, мы стараемся отследить, насколько близки по своим ценностям, опасениям и надеждам молодые поколения тех стран, что в последние несколько десятилетий прошли сложный переходный период, суть которого с определенной долей условности исследователи характеризуют как «постсоциалистический транзит» [см., напр.: 2]. Однако любые сравнения в социологической работе носят вспомогательный характер в том смысле, что наиболее важны данные, описывающие конкретную выборочную (и генеральную) совокупность, а потому интерес для нас представляют, прежде всего, характеристики российской студенческой молодежи и возможности их корректной интерпретации. Решение этой задачи требует контекстуализации полученной информации иными эмпирическими данными, проясняющими, казалось бы, ожидаемые частотные распределения. Рассмотрим в качестве примера такой тематический блок нашего опросного инструментария, как достаточно простые вопросы о политических интересах студенческой молодежи и уровне социального доверия в данной социально-демографической (и поколенческой) группе. Уже в одном из первых наших опросов в 2007 году [3] на выборке в 1070 студентов московских вузов мы обнаружили, что около 70% опрошенных декларативно в той или иной степени заинтересованы в информации о политических событиях в стране и мире; каждый десятый отказался включить политическую повестку дня в сферу собственных интересов, в основном по причине отсутствия свободного времени (каждый второй из незаинтересованных) или бессмысленности подобных увлечений, ссылаясь на свою неспособность повлиять на политическую ситуацию или воспроизводя устойчивое оценочное клише, что «политика - грязное дело». Хотя речь идет об опросе 2007 года, мы неоднократно проводили повторные опросы по аналогичному инструментарию и схожей модели выборки, поэтому в статье представлены усредненные данные, которые оставались практически неизменными до 2013 года (последний опрос был проведен в конце 2015 - начале 2016 года, и его данные оказались несколько иными, о чем будет сказано ниже).

Зафиксированное выше пессимистичное восприятие сферы политического не мешает студентам участвовать в выборах - отказывается это делать каждый четвертый, будучи уверен, что его голос ничего не может изменить или на что-то повлиять; наоборот, каждый второй убежден, что общая ситуация в стране оказывает значительное влияние на реализацию его/ее жизненных планов. Каждый второй уверенно называет себя патриотом, а каждый третий испытывает сложности с однозначной квалификацией себя в терминах патриотизма, преимущественно в силу невозможности маркировать свое отношение к стране как «патриотизм» (в середине и конце 2000-х годов, в отличие от нынешнего периода возобладавшей позитивной коннотированности термина, медийный и публичный дискурсы презентировали размытые трактовки слова «патриотизм» с явно негативными оценочными акцентами) или же будучи приверженцем идеи глобализирующегося мира, в котором понятие патриотизма теряет смысл.

Эти терминологические затруднения не мешают студентам заявлять о гордости за историческое прошлое страны, ее природные богатства, культурное наследие и спортивные достижения. Объекты консолидированного молодежного недовольства - социально-экономическое развитие страны, уважение прав и свобод человека, деятельность государственных структур и общий уровень жизни. Подобные оценки не могут не сопровождаться низким уровнем социального доверия: лишь треть доверяет правительству, российским и международным негосударственным организациям, судам и средствам массовой информации; четверть - Совету Федерации и Общественной палате; каждый пятый - Государственной Думе. Абсолютный лидер молодежного рейтинга социального доверия - Президент Российской Федерации (порядка 60%), каждый второй заявил о доверии церкви, банкам и крупному бизнесу, тогда как на противоположном полюсе условной шкалы социального доверия (15%-20%) оказались полиция, органы охраны правопорядка и армия. Иными словами, уровень доверия молодых россиян базовым социальным институтам низок. В качестве одного из возможных объяснений можно обратиться к распределению ответов на серию утверждений, описывающих ситуацию в российском обществе. Около двух третей опрошенных считают, что Россия - страна с огромным потенциалом развития, а все ее проблемы обусловлены неспособностью власть предержащих управлять страной и их приверженностью собственным эгоистическим интересам, а нередко слепым копированием западного опыта и неуважением законов. В 2014 году респонденты весьма жестко высказались и относительно приоритетов российского государства: мнению студентов, оно представляет и защищает интересы богатых (43%) или государственных служащих (34%).

В 2015 году мировоззренческие доминанты студенческой молодежи несколько изменились, но не настолько, чтобы можно было говорить о радикальных трансформациях ценностных ориентаций молодых поколений: все также большинство студентов, по крайней мере декларативно, заинтересовано в политической повестке дня в той или иной степени (69%), а каждый десятый все так же отказывается включать политические вопросы в сферу своих интересов либо по банальной причине отсутствия свободного времени (каждый четвертый в этой небольшой группе политически апатичных), либо считая политические вопросы бессмысленными для себя лично (каждый третий), а политику в целом оценивая как «грязное дело» (каждый четвертый). Все также четверть московских студентов не участвует в выборах, полагая, что их голос ни на что не способен повлиять в принципе; и, наоборот, 37% уверены, что ситуация в стране в значительной степени определяет реализацию их жизненных планов (впрочем, ровно столько же придерживается прямо противоположного мнения).

В 2015 году был вновь подтвержден достаточно низкий уровень социального доверия студенческой молодежи, хотя по многим социальным институциям ситуация значительно улучшилась. Так, 57% опрошенных (а не каждый третий, как в 2007 году) доверяет правительству, 63% (против 58% ранее) - Президенту, каждый второй - церкви, судам и Совету Федерации, чуть меньше (порядка 45%) - Общественной палате, Государственной Думе, полиции и органам охраны правопорядка, армии (против 15%-20% ранее); почти по 40% (а не каждый третий) - российским и зарубежным неправительственным организациям; уровень доверия банкам и крупному бизнесу остался на прежнем уровне (выше 40%), каждый третий заявил о доверии средствам массовой информации и политическим партиями (ранее менее 14%). Иными словами, уровень социального доверия российской молодежи возрос, причем и по прямым вопросам о доверии, и по контекстуальным: так, в 2016 году по сравнению с 2014 годом снизилась доля уверенных, что государство представляет и защищает интересы богатых (26% против 43%) и государственных служащих (30% против 34%, хотя с учетом статистической погрешности показатель не изменился).

Какие контекстуальные «фреймы» могут помочь корректно интерпретировать устойчивость весьма пессимистичных оценок российской студенческой молодежи? В качестве одного из них может выступать «социальный имидж» государственного служащего [4]: по мнению россиян, негативный образ госслужащих в обществе сложился потому, что от них ожидают профессиональной компетентности, честности и объективности при выполнении служебных обязанностей, порядочности, ответственности и законопослушности, веры в идеалы социального служения, бескорыстного, доброжелательного, активного и заинтересованного участия в решении общественных проблем, а наблюдают разные варианты неэтичного поведения - мошенничество, вымогательство, взяточничество, пренебрежительное отношение к людям и законам, использование служебного положения в личных интересах и бюрократическую волокиту. В результате россияне характеризуют государственных служащих как безразличных к нуждам и интересам граждан коррумпированных бюрократов (ведущих себя неэтично и профессионально некомпетентных), которые хотят лишь удержаться на должности и получить прямую (неформальную) от нее выгоду.

На наш взгляд, не менее важным интерпретационным «фреймом» для понимания причин политической пассивности и социальной апатичности российской молодежи должен выступать (не)институциональный формат ее социальной активности. Как правило, утверждения о политическом безразличии российской молодежи и населения в целом основываются на двух количественных показателях: с одной стороны, на объективно низкой вовлеченности населения в работу политических или политизированных организаций (зачастую даже членами партий и общественных движений федерального уровня люди являются номинально, потому что «так надо» по самым разным причинам - карьерным, социального спокойствия, «за компанию» и пр.). Так, один из опросов, реализованных нами на репрезентативной (по параметрам факультета и курса обучения) выборке студентов Российского университета дружбы народов в 2016 году, показал, что треть опрошенных (31%) не симпатизирует вообще никаким политическим партиям/силам/движениям, чуть больше придерживается «провластной» позиции, заявляя о симпатиях политическим силам, «находящимся сейчас у власти» (38%), со значительным отставанием за ними следуют либерально-демократические (17%), социал-демократические (16%), национал-патриотические (10%) и коммунистические (7%) партии/движения.

С другой стороны, около половины россиян признаются, что совершенно не разбираются (и не хотят) в политике, а на еще большую долю населения политика нагоняет тоску [5]. Государство, кстати, реагирует на эту ситуацию поразному, но на уровне официально-государственнического дискурса все же предпочитает нагнетать «ура-патриотическую» риторику (базирующуюся на самых разных сюжетах - от демографических до геополитических) и разрабатывать комплексные и широкомасштабно финансируемые программы воспитания «настоящих» патриотов, начиная с уровня дошкольного образования. Впрочем, контролируемые и регулируемые государством институциональные форматы вовлечения молодых поколений в политическую и - шире - социальную активность оказываются слабо востребованы, что дает основания предположить возможность большей заинтересованности молодежи в иных - негосударственных - форматах, в частности, в рамках общественных объединений - добровольных, самоуправляемых некоммерческих структур, созданных по инициативе граждан для реализации общих целей, указанных в уставе [6]. фрейм коллективный социальный молодежь

На сегодняшний день оформилось три базовых направления в изучении общественных объединений [7. С. 31]: партикуляристское - сосредоточено на построении объяснительных моделей участия людей в деятельности общественных объединений (подход, как правило, используется в изучении благотворительных организаций); мобилизационное - утверждает, что «коллективное действие направлено на создание общей ценности» [8. С. 14] и мобилизацию ресурсов для достижения целей (подход чаще используется для анализа истории и деятельности политических партий); концепция новых социальных движений - как саморегулируемых и самокоординируемых неформальных групп, придерживающихся ценностей индивидуальности, автономности и гуманизации человеческих отношений, которые возникают в постиндустриальном обществе не как симптом социального конфликта (традиционный подход), а как способ позитивного разрешения социальных кризисов, порождающий новые и устойчивые социальные ценности и образ жизни [9. С. 44]. Последний подход акцентирует внимание на неполитических функциях общественных объединений - создание социального капитала и атмосферы социального доверия в целях интеграции социума, становление активистской политической культуры и демократизация общества, всестороннее развитие личности.

Наш экспертный опрос разведывательного характера, реализованный в 2012 году методами анкетирования и лейтмотивных интервью (было опрошено 22 представителя общественных объединений, работающих на территории стран-участниц СНГ, в ходе Второго образовательного семинара для молодых парламентариев и молодежных лидеров государств-участников СНГ в Страсбурге) показал, что на постсоветском пространстве причины политической пассивности и социальной апатичности, фиксируемых через неучастие молодежи в работе общественных объединений, как и мотивы, толкающие молодежь к таковой в основном в русле научно-просветительских, культурно-массовых, благотворительных, спортивных, гражданско-патриотических, экологических и прочих проектов, весьма схожи. Так, мотивы участия в деятельности общественных объединений чаще всего связаны со стремлением выразить себя, получить новый опыт, изменить мир, защищать и отстаивать права молодежи, изменять общественное мнение по конкретным вопросам, помогать людям, расширяя свои компетенции, получая новый опыт и навыки.

В 2014 году по уже апробированной, но несколько доработанной анкете было опрошено 65 представителей российских неполитических общественных объединений («Российский Союз Молодежи», «Национальный совет молодежных и детских объединений России», «Детские и молодежные социальные инициативы», «Всероссийский студенческий союз» и др.). Принимая решение о вступлении в общественное объединение, респонденты руководствовались разными мотивами: личными симпатиями к членам организации или ее деятельности, традициями вовлечения людей своей профессии или круга в подобную деятельность, удобной организационно-правовой формой и т.д. В среднем на момент опроса респонденты являлись сотрудниками общественного объединения в течение пяти лет, а в целом общественной деятельностью занимались чуть более семи лет, хотя разброс здесь значителен (от 8 месяцев до 25 лет).

Основные мотивы участия респондентов в деятельности общественных объединений таковы: самореализация, саморазвитие, самовыражение и личностный рост; желание изменить окружающую действительность, быть полезным обществу, стать социально-значимым через помощь другим людям и защиту их интересов и идеалов справедливости; сложное сочетание двух первых мотивов, в том числе в формате совпадения личных интересов с приоритетами деятельности общественного объединения. Судя по наиболее типичным ответам, общественные объединения привлекают молодых людей именно как «добровольные, самоуправляемые, некоммерческие формирования, созданные по инициативе граждан» («позволяют расширить круг контактов и увеличить возможности»; «дают уверенность в свободе выбора, действий, технологий, применяемых в рамках НКО»), «объединившихся на основе общности интересов для реализации общих целей» («в команде легче решать задачи»; «наличие единомышленников»; «вместе мы можем сделать больше»).

Подобная мотивация одновременно обусловлена и определяет такие объективные организационные черты общественных объединений, как сложная система (проектного) финансирования (членские взносы - 56%, спонсорская помощь - 51%, гранты - 46% и государственная поддержка - 38%); преимущественно региональный (44%) или федеральный (39%) статус; в основном культурно-массовые (75%), научно-просветительские и спортивные (по 43%) и благотворительные (20%) инициативы и проекты, причем, как правило, общественные объединения широкопрофильны и занимаются сразу несколькими видами проектов, объединенных лишь своим «объектом» - молодежью; для участников общественных объединений их работа не является основным источником дохода (в отличие от 16%), большинству она вообще не приносит доход (67%) - эти респонденты преимущественно работают в государственных структурах, реже занимаются предпринимательством или фрилансом. Каждый второй через 10-15 лет надеется все также связывать свою жизнь с тем общественным объединением, сотрудником которого сегодня является - либо в качестве его активного участника (31%), либо как его руководитель (26%).

Несмотря на то, что статистические данные, опросы общественного мнения и просто здравый смысл подсказывают, что общественные объединения, особенно молодежные, в российском обществе сегодня - что-то скорее желаемое, чем действительное, опрошенные позитивно оценивают роль и значение не только собственных организаций, но и в целом общественных объединений - считают ее значимой и «видимой» гражданам (69%), приводя в качестве аргументов их продуктивную работу («привлекают внимание общества к социальным проблемам»; «делают реальные дела»), пробуждение социальной активности («люди стали чаще проявлять свою гражданскую позицию») и поддержку государства («общественные организации зачастую становятся полноправными партнерами власти в решении социальных вопросов»). Те эксперты, что не считают деятельность общественных объединений значимой и «видимой» гражданам, связывают это с проблемами с финансированием («недостаточно средств для организации своей деятельности»), слабой информационной поддержкой («СМИ привыкли освещать другие сюжеты») и отсутствием государственной поддержки («государство выдавливает независимые структуры и заменяет их корпоративно встроенными в вертикаль власти»).

В качестве основных причин незаинтересованности молодежи в участии в деятельности общественных объединений эксперты назвали отсутствие материальной выгоды («всем сначала нужно помочь себе, себя прокормить, для себя заработать, а потом уже помогать другим; …очень много барьеров, а если сам неблагополучный, то тебе не до общественной деятельности»), отсутствие интереса / желания / времени / мотивации («ноль стимула и мотивации»), плохую информированность («молодежь недостаточно информирована о всех прелестях участия в общественных объединениях и видит только минусы») и негативный образ общественных объединений («престиж работы в общественных организациях невысок»; «неправильное позиционирование НКО»; «неверное представление о деятельности общественных организаций в СМИ»).

В последние годы в России активно развивается и менее институционализированный вид социальной активности - волонтерство (или добровольческая деятельность). Многообразие определений волонтерства не позволяет однозначно оценить масштабы его распространения, поскольку часть законодательных актов объединяет волонтерство и благотворительность, другие определения включают в волонтерство только формальную занятость с заключением договора и т.д. Международная организация труда пытается унифицировать «индикаторы» волонтерства, утверждая, что оно подразумевает свободную деятельность без принуждения, по мотивам, отличным от материального обогащения и получения иной личной выгоды, ориентированную на достижение социально полезных и значимых целей [10] «за пределами своего домохозяйства и круга ближайших родственников» [11. С. 14], независимо от степени формальности, сферы применения, продолжительности, частоты и масштабов.

В современной России самым крупным проектом, для реализации которого было привлечено рекордное количество волонтеров, стали XXII Олимпийские зимние игры 2014 года в Сочи (23650 волонтеров). В рамках этого спортивного события нами было проведено разведывательное исследование методом анкетирования - опрошено 220 человек (вместо запланированных 379, согласно расчетному размеру выборки, по причине занятости волонтеров). Волонтерство предсказуемо оказалось делом молодых: до 35 лет соотношение тех, кто впервые выступил в качестве волонтера, и тех, для кого подобная деятельность не в новинку (треть участвовала в социальных проектах, треть - в спортивных мероприятиях), примерно одинаково, а затем резко меняется - среди 36-54-летних 88% впервые выступили в качестве волонтеров в Сочи. Можно утверждать, что люди, начавшие волонтерскую деятельность, остаются верны своему решению - 23% имеют волонтерский стаж более трех лет, 27% - менее года, причем большинство имеют единомышленников - модальное число знакомых волонтеров у респондентов - 10 (39%), медианное - 20.

Ответы на открытый вопрос о мотивах волонтерской деятельности мы перекодировали и объединили в три группы по частоте упоминаний: (1) желание принять участие в важном для страны событии, помочь в его проведении, а также заинтересованность и стремление получить новый жизненный опыт; (2) желание (интересного) общения и патриотические чувства; (3) реже всего - принудительное командирование, любовь к спорту или желание попрактиковаться в иностранном языке. Волонтер для респондентов - это добрый человек, готовый оказать помощь; каждый пятый считает, что волонтер - оптимист с активной жизненной позицией, готовый к безвозмездной работе; каждый десятый видит в нем ответственного человека, ориентированного на работу с людьми.

Лично для респондентов волонтерство - это самореализация посредством труда, общения и желания помочь людям, т.е. ядро волонтерства в его идеальных трактовках и реальном восприятии неизменно - желание помогать. Саморазвитие как цель волонтерства упоминается чаще, как и патриотизм, а безвозмездность и активная позиция, наоборот, реже, как, видимо, очевидные атрибуты волонтерства, которые вряд ли стоит подчеркивать в собственном случае. Выполняя добровольческую работу, большинство волонтеров ощущает одновременно сопричастность общему делу (66%) и удовольствие от процесса и результата работы (64%), реже - груз ответственности (58%), осознание своей нужности (50%) и гордость тем, что работает волонтером (37%). Только 23% однозначно хотят, чтобы их труд был «виден» и по достоинству оценен окружающими, а 43% демонстрируют «правильное» восприятие волонтерства - ничего не ждут от окружающих в ответ, просто делают то, что считают нужным.

Таким образом, несмотря на объективно фиксируемую аполитичность и социальную пассивность российской молодежи (в статистических данных и результатах опросов общественного мнения), у молодых когорт формируются «правильные» представления о сути деятельности общественных объединений и волонтеров, пусть пока таковые далеко не всегда получают реальное воплощение. Безусловно, представленные в статье данные не претендуют на репрезентативность - это лишь два разведывательных кейса, позволившие обнаружить значимые «типологические синдромы». Однако и столь небольшой объем эмпирических данных позволяет утверждать, что интерпретировать развитие молодежных общественных объединений в российском обществе, видимо, следует с позиций партикуляристской модели, тогда как волонтерских инициатив - в контексте концепции новых социальных движений, порождающих новые социальные ценности и образ жизни в целях социальной интеграции, становления активистской культуры и всестороннего развития личности.

Литература

1. Исследование выполнено при поддержке РГНФ. Грант №15-03-00573.

2. Голенкова З.Т., Нарбут Н.П. История социологической мысли в странах Центральной и Восточной Европы. М., 2003.

3. Мы считаем необходимым сделать отсылку и подробно остановиться на одном из первых исследований 2007 года, поскольку обозначенные в нем «синдромы» молодежного сознания в целом сохранились по сей день.

4. Троцук И.В., Ивлев Е.А. Несколько слов о причинах высокого уровня социального недоверия в молодежной среде: образ гражданского служащего // Вестник РУДН. Серия «Социология». 2016. №2.

5. Нарбут Н.П., Троцук И.В. Мировосприятие российской молодежи: патриотические и геополитические компоненты // Социологическая наука и социальная практика. 2014. №4.

6. Ст. 5 Федерального закона «Об общественных объединениях» от 19.05.1995 г. №82-ФЗ (принят Государственной Думой 14.04.1994 г.).

7. Гусева Е.Б. Общественные объединения как субъект социальнокультурной деятельности в условиях становления гражданского общества. М., 2005.

8. Olson M. The Logic of Collective Action. N.Y., 1965.

9. Кузьмичев К.С. Общественные объединения как институт социализации молодежи. М., 2007.

10. Manual on the Measurement of Volunteer Work // International Labor Organization. Geneva, 2008.

11. Трохина А.В. Занятость волонтеров в России: формирование и регулирование: Автореф. дис. к.э.н. М., 2012.

Размещено на Allbest.ru