Коммунизм как псевдорелигия

Размещено на http://www.allbest.ru/

Национальный исследовательский университет Высшая школа экономики

Коммунизм как псевдорелигия

Васильев Леонид Сергеевич, профессор

Аннотация

коммунизм религия сознание идея

Констатации того факта, что крайние формы авторитарной диктатуры, доходящей до уровня тоталитаризма, нежизнеспособны, явно недостаточно для того, чтобы убедить сторонников сталинизма - а их достаточно много в нашей изуродованной большевиками стране - в закономерности крушения Советского Союза. Но речь вовсе не в неправомерности чьих-либо страданий по поводу неизбежного конца такого рода экстремальной модификации хорошо известной первобытно-восточной структуры власти-собственности. И дело не в том, что кому-то можно и нужно доказать, что тоталитаризм в его крайней форме долго существовать просто не может, что конец его так или иначе, чуть раньше или несколько позже, но должен был наступить. Это почти то же самое, что убеждать сторонников имперско-коммунистической идеи в нашей стране, в России, в том, что наш вождь был не великим героем, а величайшим преступником. Но почему? Неужели людям не доступны доводы разума? Вот к этому-то все и сводится. Не доступны. А почему? Потому, что у нас, в России, идея коммунизма в некоторой степени приняла форму своеобразной религии со всеми или почти всеми свойственными религиозному сознанию нормами поведения и восприятия реальности. В чем это проявлялось и проявляется?

Констатации того факта, что крайние формы авторитарной диктатуры, доходящей до уровня тоталитаризма, нежизнеспособны, явно недостаточно для того, чтобы убедить сторонников сталинизма - а их достаточно много в нашей изуродованной большевиками стране - в закономерности крушения Советского Союза. Но речь вовсе не в неправомерности чьих-либо страданий по поводу неизбежного конца такого рода экстремальной модификации хорошо известной первобытно-восточной структуры власти-собственности. И дело не в том, что кому-то можно и нужно доказать, что тоталитаризм в его крайней форме долго существовать просто не может, что конец его так или иначе, чуть раньше или несколько позже, но должен был наступить. Это почти то же самое, что убеждать сторонников имперско-коммунистической идеи в нашей стране, в России, в том, что наш вождь был не великим героем, а величайшим преступником. Но почему? Неужели людям не доступны доводы разума? Вот к этому-то все и сводится. Не доступны. А почему? Потому, что у нас, в России, идея коммунизма в некоторой степени приняла форму своеобразной религии со всеми или почти всеми свойственными религиозному сознанию нормами поведения и восприятия реальности. В чем это проявлялось и проявляется?

Можно начать с того, что до появления Маркса и марксизма и тем более до попытки воплотить созданную им теорию на практике, причем в условиях, которые категорически не соответствовали тем, что предписывались этой теорией, прежде ничего подобного не происходило. Бывали, конечно, в истории случаи, когда религиозные доктрины вроде христианства, ислама, буддизма или индуизма влияли на кардинальную трансформацию позиций недовольного жизнью населения. Это обычно происходило с обществами, которые, что важно, обретали веру в счастье не на грешной земле, а вне ее. И идеологическая ставка на отнюдь не стопроцентно гарантированное счастье обрести бессмертную сущность во внеземной Высшей Реальности вызывала живой отклик в сердцах людей и придавала им некоторую надежду на заслуживающее внимание посмертное будущее и соответственно ощущение духовного комфорта. Важно добавить к сказанному, что наиболее горячо поддерживала такие утопические идеи обычно именно мировая деревня, т.е. отсталые и обездоленные неграмотные крестьяне, не слишком далеко ушедшие от примитивной первобытности с ее привычной сильной тягой к элементарному равенству и связанной с ним справедливостью.

В православной России религия тоже значила очень много, причем отнюдь не только среди абсолютно преобладавших в стране крестьян, но в их среде особенно. Вспомним, что в триаде министра просвещения Уварова в середине XIX в. все начиналось не с самодержавия, а с православия. Самодержавие было вторым, народность (не вполне ясная категория) -- третьим . Это значит, что без православия Россия, по мнению министра, не могла существовать. Постараемся воспринять этот аргумент с должным пониманием. Вопрос о том, насколько религиозен наш народ, вызывал оживленную полемику еще где-то в середине того же XIX века (спорили из числа наиболее известных Гоголь и Белинский). Но стоило ли оспаривать то, что вне сомнений? Религия действительно играла в стране огромную роль. Россия и ее народ, что представляется вполне очевидным, могли бы обойтись без православия лишь в том случае, если бы ему нашлась вполне подходящая замена. И эта замена в суровую годину роковых надломов обрела неожиданный облик марксистского коммунизма. Или, иначе, в России в момент очень жестокого кризиса эта более чем сомнительная доктрина взяла на себя функции привычной для людей религии. И у нее получилось. Почему так произошло?

В ситуации вселенского кризиса, который завершился в стране гражданской войной с поруганием всех привычных духовных и прочих, вполне жизненных и посюсторонних ценностей, все изменилось. Люди метались, не зная, что же думать, во что верить. И вот в этой неординарной обстановке на смену православию и поруганной церкви с униженным и уничтоженным духовенством пришла коммунистическая идея, красивый миф с его столь желанными для русского народа призывами к равенству и справедливости. Но откуда он, этот миф, все-таки взялся? Ведь марксизм как доктрина того же XIX в. много чем грешил, [1] но ничего общего с религией не имел. Он, особенно если обратить внимание не на диктатуру пролетариата, а на отмирание государства, скорее был в чем-то близок к анархизму. Во всяком случае в I-м Интернационале, созданном Марксом, его союзниками, -- правда, охотно спорившими с ним, -- были именно анархисты. Но век ортодоксального марксизма был недолог. А к концу его приложили руку, во-первых, западный пролетариат, категорически не желавший идти на баррикады, и, во-вторых, канцлер О. фон Бисмарк. Канцлер без труда одолел Маркса на его же поле, в объединенной им, Бисмарком, Германии, где по его, Бисмарка, инициативе стала проводиться та самая политика (хорошая зарплата и все необходимые социальные гарантии), к которой немецкие трудящиеся и стремились.

Одно время могло показаться - и самому жившему в Лондоне Марксу, издали наблюдавшему за «перерождением» немецкого рабочего класса и претендовавшей на руководство им не слишком марксистской социал-демократии, похоже, так и казалось, -- что его доктрина себя не оправдала. Все, однако, изменили события в России, под знаком которых прошли конец XIX и первые почти два десятилетия ХХ в. Российские большевики, которые продолжали считать себя, в отличие от германских социал-демократов, самыми правоверными марксистами и старались приукрасить положение дел с едва еще заметным российским пролетариатом, сумели удачно сыграть, достав выигрышный билет. В разгар неудачно для России складывавшейся мировой войны, крушения самодержавия и буржуазно-демократической революции они осознали, что настало время попытаться поймать рыбку в мутной воде. Конечно, пролетариев в стране не прибавилось, даже, скорей поубавилось (пошли в солдаты). Но зачем им пролетарии? Достаточно покричать о них. А дело делать можно и иначе. Особенно имея в виду, что речь стоит вести о мировой революции, для чего в России достаточно разжечь пламя - а дальше все пойдет, как надо, особенно в период мировой войны. Превратим ее в гражданскую, против мировой буржуазии! Формально лозунг этот не слишком противоречил ортодоксальному марксизму, ради идей которого они большевики, тогда и старались. О России, что легко понять, почитав их партийную литературу, никто из вождей РСДРП и не думал. Да и что им она, коль скоро на карте стоит мировая революция, а самым слабым звеном в цепи ее врагов оказалась, на их счастье, именно Россия. Это горящая спичка либо куча подожженного хвороста, не более. И -- куй железо, пока горячо!

Поэтому тактика была решительно изменена. Нужно поднять всю недовольную войной и кризисом солдатско-крестьянскую массу на те самые марксистские баррикады, куда не захотели идти вполне довольные жизнью европейские пролетарии. Поначалу этой взбудораженной массе вполне могло показаться, что все обещанное большевиками обязательно когда-либо сбудется, ибо она воспринимала идеи коммунизма как нечто вроде новой религии. Или, во всяком случае, то, что успешно заменяет религию. Да и как было такие обещания иначе воспринимать, если речь шла о том, что перед нами некое светлое будущее. В чем это проявилось? Прежде всего в том, что людям интенсивно внушался новый символ веры. Суть его была в том, что смысл бытия свелся к созданию новой, невиданной прежде жизни (светлого будущего или, проще, того же христианского рая), причем не в посмертном существовании, но здесь, на земле, и не когда-нибудь, а сейчас, при их жизни, к тому же не где-нибудь, а на всей планете.

Но оговоримся. При всем ее примитиве инертную крестьянскую массу пустыми обещаниями с места не сдвинуть. Нужно было в дополнение к ним - к светлому будущему - прибавить нечто, вполне осязаемое сейчас, сегодня. И большевики, не долго думая, выбросили в массы притягательные лозунги: землю - крестьянам, мир -народам и, едва ли не самое главное, жгучий призыв грабь награбленное! Такого рода принципы новой идеологии в глазах массы необразованных людей вполне могли, даже должны были восприниматься не только как генеральные принципы новой религии, приходившей на смену старой, не оправдавшей надежд. Это было вообще нечто неслыханное. Ведь призывали к поголовному грабежу имущих на сей раз не бунтовщики, а вполне вроде бы надежные и красиво говорившие, все всерьез обещавшие грамотные люди, революционеры. Мало того, именно в качестве весомого залога истинности этой новой веры людям предлагалось, перераспределив имущество и ресурсы, создать на столь вроде бы не очень надежной, даже сомнительной основе уже сейчас, в ходе государственного переворота и развязанной большевиками гражданской войны, фундамент равенства и справедливости.

Принципиально новая и во многих отношениях весьма совершенная идеология, давно продуманная и убедительно изложенная, с удивительной легкостью была переинтерпретирована большевиками. Она в ее новом и не всеми оцененном тогда варианте, специально приспособленном для нужд мировой деревни обещала нечто привлекательное. Ведь грабить-то нужно было хотя и всех имущих, что называется, подряд, но все же с чувством собственной правоты. Грабим-то награбленное. Обретая нужный облик религиозно-культурной, даже в какой-то мере этической традиции, люди вроде бы сохраняли основные и привычные параметры поведения со всеми присущими им нормами бытовой этики. Делая вполне осознанный акцент на борьбу со всеми инакомыслящими и не верящими в идеалы коммунизма, по сравнению с чем нормы нынешнего фундаменталистско-экстремистского ислама сего террористами-шахидами отступают на задний план ,-- эта идеология в определенной степени действительно как бы заместила собой религию, во всяком случае успешно в глазах народа, пусть даже не всего, претендовала на это. Будучи буквально вынужденной сохранять именно такой статус, она не только оказалась в русле привычных ожиданий и надежд, но и достаточно быстро овладела душами многих.

Это проявлялось во многом: в повторении простейших лозунгов, в сакрализации вождя-первосвященника, включая спекуляцию на его имени и культ его посмертных мощей, в создании новых храмов с их проповедями и поучениями, чью роль стали успешно выполнять комитеты, советы и иные сходные по типу организации, начиная с ВКП(б), не говоря уже о свойственной новым условиям бытия могущественной устной и письменной пропаганде, масс-медиа, в ликвидации старых памятников, изображений и замене их новыми, в переименованиях, что замещало практику культа святых. Однако при этом важно учитывать, что новая идеология, объективно представая в отсталой России перед широкими массами необразованных людей в единственно доступном им псевдорелигиозном обличии, в то же время реально, объективно, т.е. в представлении неплохо образованного ее руководства все же оставалась такой, какой она мыслилась создавшим ее прародителем. А это влияло на акценты и рождало новые нормы поведения и принципы этики.

Отводя элементам обрядово-ритуального сакрального церемониала (парады, немногочисленные праздники, много более частые собрания с обязательными портретами вождей) - а это важнейший элемент обычной религии - важное, но все же относительно и особенно для обычной религии второстепенное место, псевдорелигиозная коммунистическая идеология ставила своей главной целью создать принципиально новый народ и, немало в этом преуспев, многое изменила в этических принципах и бытовом поведении людей. Речь идет прежде всего об отношении человека к ближнему, об искусственном разрушении семьи и любых людских связей.

Дело в том, что борьба с неверующими - социально чуждыми или просто несогласными - с первых же шагов новой власти приняла форму массового безжалостного уничтожения всех, чье происхождение и соответствующий ему интеллектуальный потенциал были выше уровня среднего неграмотного или полуграмотного подданного советской империи. Свойственный добуржуазным обществам принцип власти-собственности в ее советско-коммунистической, крайне жесткой модификации означал, что все и вся в стране, включая самих подданных, суть неотъемлемая принадлежность власти, которая вправе распоряжаться этим по своему усмотрению. А конкретно это значило, что генофонд страны выбраковывался таким образом, чтобы преобладающими были и оставались те, кто был склонен активно и старательно служить власти, воспринимая каждый ее шаг, включая массовое уничтожение обреченных выстрелами в затылок или ликвидацию, вымирание их в лагерях ГУЛАГа, как явную необходимость.

Разумеется, это не могло не сказаться на нормах поведения и этических стандартах населения. Роль ГУЛАГа, через учреждения которого, включая многомиллионную армию служителей и охранников, так либо иначе прошли десятки миллионов, невозможно приуменьшить. Она видна на каждом шагу. Достаточно обратить внимание на лексику, вошедшую в обиход и ставшую почти нормой в стране после и в результате пребывания доброй половины ее взрослых представителей в местах, где иных слов привычно не употребляли. Прибавьте к этому параллельно шедший процесс уничтожения мало нужного коммунистическим верхам крестьянства с его примитивными отсталыми представлениями, сводящимися, как упоминалось, к требованиям равенства и справедливости. Сделав вначале ставку именно на это и уничтожив затем с помощью бедных всех более зажиточных, а потом прибегнув к голодомору, который обошелся отечественной деревне, по разным примерным подсчетам, в 5-7 млн жизней, власти взяли после этого курс на крайнюю степень истощения загнанных в колхозы людей. На практике это означало, что поверившие коммунистам были жестоко обмануты. Но это значило и другое: люди были вполне осознанно разобщены.

После всех невзгод гражданской войны и особенно после того, как большевики свернули нормы НЭПа, когда как-то можно было вздохнуть, и начали наступление на деревню, все снова стало изменяться. Обманутое, но все еще верившее в обещания население старалось, как могло, ради светлого будущего при его жизни. Умирая от голода и невзгод, массами оказываясь в местах заключения, где подвергались бесчеловечному издевательству, люди, тем не менее и вопреки здравому смыслу, некоторое время еще продолжали доверять своим обманщикам и мучителям. Многие из них даже в момент самого изощренного над ними издевательства со стороны репрессивных органов были готовы чуть ли не искренне отдавать жизнь во имя вождя, который уничтожал их бессчетно и бессмысленно. И, если подойти к проблеме рационально, игнорируя эмоции и забыв о давно порушенных и официально попранных социоэтических стандартах (вспомним сладостно воспетого пропагандой несчастного Павлика Морозова), легко окажется, что какое-то время внедренная в народ новая вера, обретя форму псевдорелигии, умело делала свое дело.

Притекавшие в города и создававшие индустрию вчерашние крестьяне, преимущественно молодежь, воспринимали при помощи повседневной пропаганды новую извращенную формулу жизни (жить ради процветания коммунистической империи, где строится счастливое светлое будущее) и соответствующие ей принципы поведения и этические стандарты. Одна из основных функций любой религии и коммунистической идеи как заменителя ее, - это воспитание верующих в духе всех ее требований и формирование соответствующих догме этических норм и стереотипов поведения. И от того, насколько успешно религия справляется с этим, зависят ее прочность и процветание. Коммунизм как идеология, заместившая религию в России, до поры до времени справлялся с реализацией этой очень важной функции. Даже ход Второй мировой войны, несмотря на обошедшийся в десятки миллионов жизней роковой просчет вождя на начальном ее этапе, убеждает в этом. Ведь пропаганда уверяла людей на фронте и в тылу, что люди на этой войне умирают за вождя. И многие верили в это, во всяком случае, никто вслух не смел оспаривать.

Однако стоит заметить, что уже в годы войны общая ситуация в стране, складывавшаяся вполне в пользу коммунистов в предвоенное время, сильно изменилась. Но прежде, чем обратиться к этому важному вопросу, несколько слов о процессе формирования марксистско-коммунистических идей вне России (о восточноевропейских странах речи нет, там коммунизм навязывался силой), в частности в Китае, который становился в середине ХХ века главным соперником СССР. Там с коммунистической идеей как чем-то вроде псевдорелигии дело обстояло иначе.

Размещено на Allbest.ru