Неспособность к индивидуальной и социальной саморефлексии как симптом современности

Размещено на http://www.allbest.ru/

Харьковский национальный университет радиоэлектроники

Неспособность к индивидуальной и социальной саморефлексии как симптом современности

Покровский А.Н.

Аннотация

Проблемное поле современного цивилизационного процесса при поверхностном рассмотрении часто не поддается фиксации в его целостности. Системные причины кризисных явлений на уровне непосредственной организации социальной практики распадаются на множество насущных задач. Их решение, однако, далеко не всегда приводит к ожидаемым результатам. В качестве возможной причины необходимо рассмотреть очевидный разрыв между наличным уровнем развития цивилизации и уровнем господствующего мировоззрения.

Ключевые слова: социальная саморефлексия, мировоззрение, отчуждение, поле актуальной практики.

Ключові слова: соціальна саморефлексія, світогляд, відчуження.

Key words: social self-reflection, Weltanschauung, estrangement.

Тема критического анализа процессов и тенденций, наблюдаемых в большинстве доминирующих в современном мире социальных систем, совсем не является новой для западного философского дискурса. Более того, тема эта многими современниками рассматривается как моветон, как попытка воскресить давно и безнадежно устаревшую критику позапрошлого столетия (начиная, конечно же, с Маркса), рожденную в совершенно иных социальных, политических и экономических условиях. Та же ситуация с уже хрестоматийными - и, видимо, именно из-за своей хрестоматийности не актуальными - критическими мыслителями века недавно минувшего. Здесь список сколь обширен, столь же и диковинен для восприятия большинства homo modernus. Конечно же, так обстоит дело с точки зрения носителя «среднего» для нашего времени мировоззрения, то есть того, кто и составляет доминирующее в условиях демократического политического режима большинство. Речь, конечно же, идет не о теоретической осведомленности относительно основного массива философских идей и концепций, наработанных в ХХ столетии, продолжающих оставаться фундаментом современного социогуманитарного знания, а об активной их включенности в актуальный общесоциальный дискурс. Понятно, что говорить о такой включенности как реальности в современном обществе не представляется возможным. Но философское мышление - это не узкоспециализированная «высоколобая» сфера профессиональной деятельности; точнее - не только. Это, прежде всего, способ наиболее глубокого вопрошания современности о себе самой в рамках животрепещуще актуальных обстоятельств, то есть не что иное, как максимально широкий, приводящий к «приращению» смыслов анализ глобального контекста.

Именно этой рефлексивной всеохватности и не хватает современности для развертывания интенсивной саморефлексии, которая одна только и может помочь найти действительные истоки и логику развития того глубокого системного кризиса, который столь очевидно проявился в ХХ столетии и приобретает новые формы в последние годы. Но любопытно именно то, что кризис этот был предвосхищаем и всесторонне осмысляем всей предшествующей западной философской традицией, что не имеет аналогов в истории: никогда прежде ни одна цивилизация не понимала (а не интуитивно «ощущала») с такой очевидностью собственное движение в направлении, противоречащем всему своду собственных же представлений. Следует только заметить, что философски схваченное и осмысляемое состояние цивилизации так и осталось недоступным для адекватного восприятия широкими социальными кругами.

Парадокс заключается именно в том, что цивилизация, создавшая - как ей самой долгое время казалось - наиболее действенный инструментарий планирования и организации осознанного и целесообразно ориентированного процесса развития, оказалась бессильной перед порожденными ее собственной логикой развития процессами, по причине непосильности последних для схватывания общественным сознанием. К тому же оказалось, что сами цели развития до конца не прояснены и артикулированы невнятно, носят зачастую спекулятивный характер, то есть деятельность элементов системы разворачивается в пределах размытого контекстуального поля, которое лишено реальных механизмов приведения частной активности в соответствие системным задачам. Объяснить такое парадоксальное положение можно тем, что общественное сознание лишено выхода на системный уровень существующей цивилизации, что, как следствие, полностью исключает саму возможность выведения проблем, существующих на этом уровне системной организации, из потаенности в круг актуальных проблем, причем в рамках не индивидуального, а именно общественного сознания. Прорыв общественного сознания в поле сущностных проблем общества позволил бы осуществиться рефлексивной самоактуализации общества как целостной системы, однако возможность его ограничена объективным уровнем развития (или регресса) общественного сознания, под которым здесь понимается доминирующий в реалиях современной усредненной политической, экономической и социальной модели общества тип мировоззрения с присущими ему механизмами адаптации и рефлексивной практики.

Фактичность отсутствия значимой (то есть могущей воплотиться в социальной практике, а не только наличествующей на теоретическом уровне) позитивной саморефлексии проявляется даже при поверхностном анализе актуальной социальной реальности. Показательным является противоестественное единство рациональности на уровне конкретных актов и бессистемности и даже иррациональности на макроуровне. Это противоречие носит не частный, а системный характер, обнаруживаясь на разных полюсах социальной практики: как в иррациональном по своей сути уничтожении среды обитания и в не менее иррациональном разрушении экономического базиса, так и в коллапсе пространства социальной коммуникации, тотальном манипулятивном наступлении на личность. В целом можно сделать следующий вывод: иррациональность макропроцессов складывается из множества конкретных индивидуальных и групповых действий, каждое из которых в отдельности вполне может быть рационально обосновано экономическими, политическими и даже экзистенциальными соображениями.

В данном случае можно говорить о нарушении гомеостаза социальной системы, когда деятельность отдельных элементов не только не встроена в общий контекст, но и разрушительна для системы в целом. Но особую озабоченность вызывает то, что указанное парадоксальное сочетание частной «микрорациональности» с общесистемной «макроиррациональностью» демонстрирует цивилизация, давшая человеческому мышлению наиболее радикальный в плане рефлексивных возможностей универсальный инструментарий если не постижения истины - сегодня это уже очевидно самой науке, - то уж, по крайней мере, выявления и упразднения заблуждений и противоречий. На поверку же оказывается, что, имея мощнейший в истории аппарат социогуманитарного знания, включающего последние достижения системной аналитики, в плане схватывания и сущностного постижения реальности в её целостности современная цивилизация не продвинулась сколь либо значимо (в плане не в принципе доступного для осознания, а действительно актуального), так как действительные подвижки в этом направлении повлекли бы за собой стремительные качественные последствия для системы в целом. В действительности же разрыв между доступными интеллектуальными и техническими средствами и способностью общественного сознания контролировать и организовывать их использование, как представляется, продолжает всё более нарастать. Речь здесь идет не о теоретических достижениях как таковых, а об общем философском уровне современности, то есть о поле актуальных в широком социальном контексте проблем (не только - и даже не столько - потенциально доступных восприятию - хотя и это уже проблема, - но и субъективно воспринимаемых в качестве первостепенно важных) и доступного инструментария работы с ними.

Само по себе отсутствие широкого интереса к философскому способу вопрошания и анализа не является действительной проблемой, тем более что обосновать необходимость философии как первейшего инструмента повседневной практики довольно проблематично без осознания неотложной актуальности самой философской проблематики. К тому же рассмотрение проблемы в этом ключе подспудно подразумевает виновность философии как сферы деятельности в собственной несостоятельности, что, как представляется, не имеет под собой никаких оснований. Наоборот, именно отсутствие широкого интереса к проблемам, традиционно относимым к философскому кругу, обусловливает деградацию самой философии как способа мыслительной деятельности и социальной практики. Поэтому отсутствие осознанной социальной актуальности философской проблематики как таковое вполне возможно - и даже необходимо - рассматривать как важный симптом, особенно если акцентировать внимание на критической функции философского познания, которая очевидно остается невостребованной в случае общей невостребованности философского подхода. социальный цивилизационный господствующий мировоззрение

Парадоксальность ситуации становится очевидной, если принять во внимание господствующий скепсис по отношению ко всем без исключения социальным институциям и часто к социальной реальности как таковой. Скепсис этот часто принимает радикальные формы, вплоть до полного отрицания всякой ценности любой устойчивой традиции или структурности. Причем этот скепсис чаще всего проявляется латентно: не в виде сколь либо целостных интеллектуальных (в таком случае это была бы уже рефлексивная, то есть философская, практика) конструкций, а непосредственно в моделях поведения, в основном деструктивных - в перспективе - как для индивида, так и для общества. Именно поэтому число активных участников массовых беспорядков во время стихийных бедствий или острых социальных конфликтов (события в Новом Орлеане в 2005-м году или в пригородах Парижа в 2008-м) значительно превосходит число активных участников любого организованного протестного мероприятия, направленного на борьбу с какой-либо социальной проблемой (включая акции «Зеленых» или «Антиглобалистов»). И дело не только в большой доле антисоциального элемента среди населения крупных городов, ведь такие явные проявления массового откровенно антиобщественного поведения демонстрируют лишь вершину айсберга социальной аномии. Его скрытую часть составляют мириады невидимых «невооруженным» взглядом индифферентных социальному порядку поступков, когда интуитивно ощущаемый дискомфорт от пребывания в социальной среде или неотлагательная насущность какой-либо потребности непосредственно преобразуются в действие, минуя любые процедуры рефлексивного контроля. Очевидно, что такая социальная патология (а это именно патология) может лишь в незначительном числе случаев объясняться причинами психологического характера. В общем ситуация должна трактоваться скорее наоборот: психическая неадекватность индивида, проявляющаяся в социальной дезорганизации, может быть прямым следствием негативного влияния социальной среды. Но тогда с неизбежностью должен возникать вопрос (и он давно уже возник, но - опять же - только в рамках теоретического анализа) о патологии как социально порождаемом, то есть системном явлении, которое становится неотъемлемой частью функционирования самой системы. Но очевидно, что выстраиваемая таким образом система действительно патологична, так как ее существование основывается на уничтожении собственного базиса. В контексте данной работы вопрос ставится конкретнее: почему даже крайняя наглядность и очевидность воистину диалектического единства микрорациональности и макроиррациональности не порождает развёрнутой активной саморефлексии не только в рамках философского анализа (в этом плане недостатка как раз не наблюдается), а в широком социальном контексте? Иными словами: чем можно объяснить сочетание крайне негативной оценки происходящих процессов и отсутствия действительной заинтересованности в поиске причин, эти процессы порождающих? Представляется, что ответ необходимо искать в специфическом способе организации взаимодействия различных аспектов теоретической и прикладной деятельности.

При рассмотрении «среднего уровня» цивилизации становится очевидным, что основной массив её собственных достижений пассивно эксплуатируется в процессе общественного производства и потребления. И это не должно вызывать удивления, ведь степень знакомства современного «цивилизованного» человека с картиной мира, созданной его собственной цивилизаций, крайне низка, при том, что современное общество, тем более в условиях информационной революции, является наиболее открытым (в информационном и социологическом смыслах). При этом наблюдается, что вполне логично, отсутствие сколь либо значимой саморефлексии, что проявляется как в отсутствии общественного интереса к данному виду интеллектуальной практики (фактичность чего пронизывает буквально всю ткань социальной реальности), так и в крайне низком уровне философско-критической развитости общественного дискурса. Но именно это отсутствие заинтересованности и должно беспокоить больше всего, ведь отсутствие интереса не только к актуальным событиям, но и к их осмыслению в рамках некой целостной картины мира, являющейся, в свою очередь, следствием такого осмысления, безусловно, свидетельствует о глубоком кризисе мировоззрения. Существование мировоззрения, являющегося более или менее целостной системой, в той или иной степени онтологически фундированной, немыслимо без сколь либо целостного же представления о мире, на который это воззрение проецируется. Говорить на этом основании об отсутствии мировоззрения, однако, недопустимо: оно есть, раз есть осмысленная практика - либо необходимо ставить под сомнение сам разумный характер этой практики, что является весьма непродуктивным, так как анализ большей части конкретных актов этой практики позволяет установить её рациональное обоснование в рамках смысловых и ценностных конструкций, санкционирующих эти акты. Вопрос должен ставиться, поэтому, не о действии как таковом, а именно о процедуре санкционирования действия, то есть о том механизме, который отвечает за принятие решений, и о том «общем плане» реальности, в рамках которого это действие проходит процедуру легитимации.

Проблема может быть сформулирована так: господствующий тип частного мировоззрения, составляющий фундамент общественного сознания, обладает явным дисфункциональным устройством, раз уж его несоответствие достигнутому уровню цивилизации имеет негативные структурные последствия. Можно утверждать, что господствующий тип мировоззрения не соответствует той среде, в которой он, собственно, господствует: «потенциальный» уровень культуры, то есть тот уровень, на котором циркулируют и воплощаются в практику основные достижения цивилизации, сегодня очевидно недостижим Речь здесь, конечно же, идёт не о теоретической возможности события, а о реальных предпосылках, могущих это событие необходимо обусловить. Этих предпосылок, очевидно, нет. для активного освоения (а, значит, и подчинения!) подавляющим большинством членов общества. А если говорить строго, то никем, ведь такое освоение (подчинение) возможно только как коллективная практика, то есть практика, осуществляемая в рамках стереотипных моделей. Поэтому и на стратегическом уровне социальной системы наблюдается та же несостоятельность, выражающаяся в пассивной эксплуатации общесистемных ресурсов и системных компонентов в частных или узкогрупповых интересах.

Представляет ли указанное несоответствие мировоззрения и наличного уровня развития социальной системы проблему? Безусловно, представляет, и, что важно, не только теоретическую, но и практическую, причём в нескольких аспектах. Политический аспект этой проблемы наиболее очевиден и его проявления легко наблюдаемы даже в традиционных центрах демократии: низкая активность избирателей и откровенный саботаж политических инициатив правящих элит со стороны большинства электората однозначно свидетельствуют об исчезновении даже иллюзорной уверенности в том, что политический процесс хотя бы в какой-то степени подконтролен обществу, а политические элиты хоть в какой-то степени руководствуются общественными интересами. Утеря такой уверенности непосредственно свидетельствует об автономизации политической сферы, о сокращении ее подчиненности не только «широкой общественности», но и самим политическим элитам, власть которых приобретает номинальный, пассивный характер; реальные же процессы разворачиваются в силу собственной логики Наиболее показательный пример здесь - проект по объединению Европы, который осуществляется вопреки желанию большинства жителей этой самой Европы, что красноречиво показали соответствующие референдумы в тех немногих странах, правительства которых были вынуждены их провести. Отсутствие поддержки очевидно даже политическим элитам, в чём они цинично и признались, прибегнув при утверждении европейской конституции (либо номинальной ее подмены в идее договора) к сворачиванию демократической процедуры прямого волеизъявления, безусловно необходимой - с точки зрения современной теории демократического государства - при принятии решений, связанных с ограничением государственного суверенитета. По всей видимости, имеет место системный кризис самой модели западной демократии: общественное сознание не в силах контролировать политические процессы, а политическая элита уже явно тяготится необходимостью соблюдения демократических процедур, и особенно процедуры легитимации через выборы и плебисциты. Особенно острый характер этой проблеме придает то мощное легитимно не предусмотренное влияние, которое имеют в современном политическом процессе латентные структуры.. Стоит отметить вновь проявившееся очевидное и оттого еще более любопытное сочетание высокой протестной активности граждан при ущемлении конкретных групповых интересов (например, при угрозе увольнений или сокращении оплаты труда) на фоне пассивности относительно тех глобальных процессов, которые, собственно, и порождают большую часть частных проблем Например, введение единой европейской валюты, которое в одночасье понизило уровень жизни большей части населения стран зоны евро; или политика открытых границ, которая, очевидно, невыгодна прежде всего населению стран с высоким уровнем жизни. Оба эти процесса не сопровождаются значимыми протестными действиями, кроме, может быть, ограниченных выступлений радикальных движений, что неоспоримо свидетельствует о реальной неспособности общественного сознания схватывать макроуровень действительности. Ещё один пример касается западноевропейских проектов по повышению пенсионного возраста, что объясняется властями нехваткой рабочих рук и старением общества (люди живут дольше, и это становится проблемой - чем не интеллектуальный шарж на современность), каковые, в свою очередь, выступают как главные причины дальнейшей открытой миграционной политики, долженствующей обеспечить приток дополнительной (и «дешевой») рабочей силы. Однако оба эти процесса происходят на фоне постоянного роста безработицы, и особенно среди молодёжи. Налицо очевидный «порочный круг», но его наличие не вызывает заметной интеллектуальной озабоченности, хотя вновь присутствует латентный негативный скепсис, проявляющийся, например, в радикализации националистических движений., вызывающих недовольство.

Ещё один аспект указанной проблемы состоит в том, что при отчуждении общественного сознания от макроуровня социальных процессов имеет место и вполне реальное отчуждение индивида от его собственной социальной практики в силу неподконтрольности ему тех процессов, которыми и обусловливается эта практика. Причина кроется в том, что львиная доля генеральных ресурсов современного общества - в как никогда ранее подавляющей пропорции - циркулирует как раз на этом «потенциально» открытом, но «кинетически» недоступном общественному сознанию уровне, а реальное освоение (утилизация) этих ресурсов происходит в рамках макроструктур, которые, как отчасти было показано выше, тоже не являются полем актуальной и осознанной в ее целостности практики для большинства социальных элементов. Что касается экономических и других институтов, то их многоуровневая иерархическая структура и концентрация управления, подобно политической системе, не позволяют наличному уровню общественного сознания подчинить их деятельность потребностям общественной системы, так как эти потребности являются действенными стимулами социальной практики лишь тогда, когда они социально актуализированы, то есть превращаются в общественные интересы. Но при таком существенном разрыве между реальным уровнем общественного сознания и достигнутым цивилизацией уровнем инструментальных средств, на котором только и возможно активное теоретическое и практическое овладение общественными процессами, единственной стратегией частного поведения становится извлечение частной же выгоды, понимаемой исходя из того же наличного «частного» уровня индивидуального или корпоративного осознания.

Очевидно, что при такой модели адаптации происходит двоякое перерождение рациональной функции. С одной стороны, способность к разумной деятельности начинает носить социально индифферентный или явно антисоциальный характер, когда интеллектуальное усилие, направленное на приобретение позитивных - с точки зрения индивидуальных или групповых стереотипов - эффектов никак не согласуется с общесистемными потребностями, которые сами по себе даже не зафиксированы в сколь либо отчётливой форме. С другой же стороны повсеместно проявляется тенденция к вырождению рациональности в «рационализацию», то есть использование рациональных по своей сути процедур для обоснования неприемлемых - по разным причинам: от правовых ограничений до соображений морали или личных убеждений, - стратегий поведения. Традиционно функцию обоснования того, что само по себе фактически неприемлемо, но является необходимым в рамках существующей схемы реальности, выполняла идеология. Такое перерождение рациональности в инструмент идеологических манипуляций с «истиной» должно вызывать особую озабоченность, так как два этих способа духовной практики в принципе противоположны по своей направленности и способу осуществления. Складывается ситуация, в которой рациональная функция вырождается в «служанку» идеологии, которая, в свою очередь, всегда была инструментом интеллектуального «освящения» частно-групповых интересов Эта тенденция проявляется уже довольно давно; в качестве классического примера можно вспомнить рассуждения Достоевского в его «Дневнике писателя» относительно спорных аспектов адвокатской практики.. Но в последнее время представители западной социологической науки (и особенно американской) говорят уже не только о «правовой инфляции» (А. Этциони), но о формировании целой «культуры виктимизации» От англ. to victimize - “делать жертвой”; тенденция перекладывать индивидуальную ответственность на обстоятельства социального, психологического и любого иного происхождения. (И. Горовиц). То есть речь идёт уже не об отдельных видах специфической девиантной социальной практики, ищущей убежища в маргинальной идеологии, а о целостной культурной традиции, в рамках которой рационально выверенные аргументы могут оправдать даже откровенно аморальный или даже преступный поступок. Таким образом, рациональная функция прямо противопоставляется в рамках социальной практики основному структурирующему элементу социальной системы - принимаемому «по умолчанию», всегда ускользающему от окончательного схватывания, но функционально незаменимому моральному суждению. Рационально «оправданные» в узких границах всегда недостаточного формально-правового описания социальной реальности индивидуальные произвол или безответственность, таким образом, освобождаются от внешнего принудительного санкционирования коллективной волей, исходящей не из упрощённых схем поиска юридической «истины», а из интуитивно постигаемой на протяжении многих поколений и поверяемой в повседневной коллективной практике жизненной «правды», лежащей вне всякого логического обоснования, но постигаемой в спонтанной открытости живой ткани непосредственного социального взаимодействия.

Таким образом, в различных областях социальной практики проявляется всё та же проблема несоответствия общественного сознания, имеющего, очевидно, определённый мировоззренческий фундамент, существующему уровню развития самой социальной системы. Познавательный интерес, следовательно, представляет даже не столько критика современности как таковой, сколько эта на первый взгляд парадоксальная неспособность современности к позитивной саморефлексии. Вопрос заключается в том, как объяснить это со всех сторон кажущее себя несоответствие стратегии адаптации и той среды, в которой адаптация осуществляется. Другими словами, инфляция ratio как теоретической методы и как бытийной парадигмы необходимо нуждается в тщательном всестороннем анализе. Очевидным кажется одно: причина, по которой существует такой явный перекос, состоит в очень слабо проработанном философском (не в смысле «науки», а в смысле мировоззренческой системы) и, в частности, онтологическом фундаменте «среднего» мировоззрения. Отсюда столь очевидное любому наблюдателю противоречие между мощным технико-технологическим и естественнонаучным уровнем цивилизации и откровенной поверхностностью и даже наивностью мировоззренческих моделей, доминирующих в коллективном сознании. Но без воссоздания на «обыденном» уровне этой первично необходимой обоюдной связи между миром и его предметным образом даже самый глубокий и тщательный философский анализ не даст ощутимого социально измеримого результата, как это с очевидностью продемонстрировало ХХ столетие.

Размещено на Allbest.ru