Может ли возникнуть постмодернистский средний класс в индустриальном обществе

Размещено на http://www.allbest.ru/

Институт проблем народонаселения

Может ли возникнуть постмодернистский средний класс в индустриальном обществе

Проф., д. с. н. Елена Авраамова, зам. директора

1. Средний класс трансформирующегося общества

Прежде чем рассматривать качество среднего класса, его модернистские или постмодернистские черты, хотелось бы начать разговор с того, чтобы поместить российский средний класс в общий контекст социально-экономической трансформации. Россия осуществляет переход от общества традиционного и индустриального в модернизированное и постиндустриальное. Не обсуждая успехи и неудачи на этом пути, сосредоточимся на проблеме социальной структуры эпохи трансформации.

Радикальная реорганизация прежней социальной структуры общества и обеспечивающих ее функционирование социальных институтов происходит в России в кратчайшие исторические сроки. Незавершенность и переходность этого процесса с неизбежностью сопровождается проблематизацией традиционных норм, образцов поведения, ролей, статусов, системы социального контроля в целом. В совокупности эти процессы могут быть определены как кризис социальной идентичности. Кризис проявляется в размывании критериев, по которым осуществляется социальная идентификация, и усугубляется тем, что трансформирующееся общество еще не сформировало и не предложило доминантных оснований для адекватного позиционирования индивидов и групп в социальном пространстве.

Кардинальные социально-экономические преобразования 90-х годов спровоцировали значительные качественные изменения социальной структуры российского общества и придали стимул интенсивной социальной мобильности. Если сдвиги в социальной структуре можно рассматривать как наиболее значимый критерий оценки общественных трансформаций, то социальная мобильность - конкретная форма реализации этих структурных сдвигов.

Интенсивная вертикальная мобильность является одним из основных адаптационных механизмов, обеспечивающих социальную стабильность и интеграцию трансформирующегося общества. В рамках либеральной модели трансформации, реализуемой в начале 90-х, доминировало представление о том, что структурные изменения в экономике обеспечат расширение «пространства наверху» за счет расширения сегментов рынка труда, обеспечивающих достаточно высокие статусные позиции (прежде всего, рост численности менеджеров, управленцев). Таким образом, будет обеспечен канал восходящей мобильности, примиряющей общество с неизбежными социальными и материальными потерями, сопутствующими болезненным реформам. Однако, уже вскоре, когда проявился структурный кризис экономики, а акционирование не привело к появлению массового слоя собственников, стало очевидно, что первоначальные посылки были неоправданно оптимистичны - «пространство наверху» Здесь мы имеем ввиду не слой элиты, а «upper middle» и «middle-middle» классы. не расширилось, а сократилось. Многочисленные социологические опросы середины 90-х фиксировали нисходящий характер социальной мобильности большинства населения, следующий из сравнения респондентами своего прошлого и нынешнего социальных статусов.

Особенность социальной мобильности трансформирующегося общества и ее отличие от характера социальной динамики в стабильно развивающихся экономиках состояла в том, что большинству населения пришлось изменять привычные модели социально-экономического поведения в соответствии с новыми требованиями институциональной среды. Знания и навыки, трудовые мотивации и модели коммуникаций пришлось обновлять и формировать вновь. Образование и профессиональный статус, полученные в дореформенный период, для значительной части населения, занятого в секторах экономики, подвергшихся экономическому спаду, уже не гарантировали сохранение сложившегося уровня жизни. Его поддержание и, тем более, повышение, потребовало значительных усилий, связанных с выстраиванием адаптационных стратегий, адекватных сформированным социально-экономическим условиям. Низкий уровень оплаты труда в бюджетной сфере стимулировал мобильность, связанную не только с переменой места работы, но и профессии, сферы и характера занятости. Данные, полученные в ходе наших исследований и касающиеся интенсивности изменений в жизни за прошедшие десять лет, показывают, что российское общество не является инерционным: более трети опрошенных меняли за этот период место работы, а пятая часть респондентов меняла и профессию. При этом всего 6% респондентов пытались и начинали собственное дело.

Эффективные адаптационные практики часто предполагали осуществление деятельности, связанной с быстрой материальной отдачей, но потерей статуса («челноки», торговля, занятость в ЛПХ), что породило проблему «статусной несовместимости» - рассогласования продвижения по шкалам материального и общественного положения. Сейчас, спустя десять лет после начала активных реформ, можно оценить характер социальной динамики российского общества, и наши исследования дают возможность это сделать. О том, какое представление респонденты сохранили о своем месте в социальном пространстве десять лет назад и как оно соотносится нынешним, можно заключить из данных таблицы 1.

Таблица 1. Изменения общественного положения за 10 лет

Приведенные данные показывают направленность социальных перемещений, которая имеет ярко выраженный нисходящий вектор. В качестве наиболее уязвимых предстают бывший верхний и «выше среднего» слои - 83% первого и около 90% второго спустились на одну или две ступени социальной лестницы. Что касается бывшего среднего и низших социальных слоев, то они более чем наполовину сохранили свою социальную идентичность. При этом важно то, что пополнение среднего слоя произошло преимущественно за счет социальных мигрантов из более высоких слоев, что указывает на преобладание нисходящего вектора социальной мобильности. Подняться в средний слой из нижнего и «ниже среднего» слоев удалось примерно шестой части респондентов, а спуститься в него из более высоких пришлось от 50 до 60% опрошенных. Обращает на себя внимание и то, что перемещения из бывшего среднего слоя имеют ярко выраженный негативный характер.

Важным обстоятельством, ограничивающим восходящую мобильность в современном российском обществе, является локализация (региональная, поселенческая, отраслевая) сфер, где она в принципе может быть реализована. Прежде всего, наши данные указывают на существенные различия характера социальной динамики в регионах. Если рассматривать уровень представительства среднего слоя как некую результирующую социально-экономического развития регионов, ясно, что характер социальной динамики зависит от успешности регионального развития: чем она выше, тем больше доля тех, кто сохранил свою социальную идентичность. Позитивная социальная динамика невелика и в наиболее благополучных регионах, но она все же больше, чем в остальных. Различия характера социальной динамики по типам поселений в целом подтверждают тенденцию распространения процессов модернизации от центра к периферии и соответствует большим возможностям социальной мобильности в областных центрах и меньшим - в районных центрах и селах.

Негативная социальная динамика характеризует, прежде всего, группу, чей возраст к началу реформ превышал 40 лет. Лишь менее 10% из них сумели повысить свой социальный статус, а чуть более 10% - его удержать. Для большинства представителей этих возрастных групп характерно снижение, и в трети случаев - резкое снижение социального статуса. Позитивная социальная динамика свойственна в основном молодым - тем, чей возраст десять лет назад не превышал 30 лет. Тенденция позитивной социальной динамики для этих возрастных групп дает надежду на то, что постепенно складываются «нормальные» каналы вертикальной мобильности, функционирующие в стабильных экономиках.

Наибольший «социальный урон» понесли не имеющие высшего образования. Среди них практически нет тех, чей социальный статус повысился за последние десять лет. Начиная с уровня образования «среднее специальное» и выше более половины респондентов сумели удержать свою социальную идентичность, но лишь в группе высокообразованных (высшее образование, дополненное ученой степенью) присутствуют те, кто за годы реформ поднялся по социальной лестнице (более четверти представителей соответствующей группы). Вместе с тем, высшее образование - базовый уровень специалистов различных профессий - не стало ресурсом восходящей мобильности. Повысить социальный статус удалось лишь 8% представителей этой группы, а более трети спустились вниз на одну или две ступени социальной лестницы.

Низкий доход предполагает негативную оценку произошедших социальных перемещений. Из низкодоходной группы 60% респондентов рассматривают свой прошлый статус как более высокий и лишь 2,4% как более низкий по сравнению с нынешним. При переходе к более высоким на сегодняшний день доходным группам доля тех, кто спустился вниз по социальной лестнице, постепенно снижается. Переломный уровень дохода, когда позитивный вектор социальной динамики преобладает над негативным составляет в среднем 300$ - в соответствующей группе число повысивших социальный статус за десять лет превышает число тех, кто его понизил, и при этом две трети соответствующей доходной группы сохранили свою социальную идентичность. В высокодоходной группе позитивный характер социальной динамики преобладает: 30% представителей соответствующей группы оценили свое общественное положение выше, чем то, которое имели до начала реформ.

Данные наших исследований помогают несколько прояснить вопрос о том, какие представления о механизмах вертикальной мобильности сложились у населения. Значение образования и профессии возрастает в случае позитивных социальных перемещений, но значимость этого фактора признает лишь треть тех, кто повысил свой социальный статус, для остальных значимость образовательно-профессионального фактора еще меньше. Существенно более весомым фактором адаптации выступают связи и знакомства, которые для тех, кто снизил свой социальный статус, значительно опережают по значимости образование и профессию. Лишь в группе, для которой характерна позитивная социальная динамика, социальные связи уходят на второй план. Это свидетельствует об отсутствии универсальных механизмов социальной мобильности.

2. Масштаб и функции среднего класса

В модернизированных обществах средний класс представляет собой центральную фигуру, для которой характерно рациональное поведение, направленное на минимизацию издержек и максимизацию прибыли, рефлексирующую свои социальные и экономические интересы и способную продвигать и отстаивать их на институциональном уровне, используя механизмы демократии.

В случае исполнения ряда функций (быть экономически эффективным и независимым актором, являться законопослушным налогоплательщиком, активным инвестором в национальную экономику, субъектом гражданского общества, интегрирующего и проводящего его интересы на политическом уровне) статистически обозначенный средний слой становится средним классом - базовым социальным образованием, способствующим не только развитию страны, но и ее интеграции в систему отношений развитых государств, проходящих путь глобализации. В такой постановке вопрос, рождается ли из российского среднего слоя средний класс, является одним из важнейших.

Социальную группу, способную выполнять функции среднего класса, следует искать на пересечении основных идентификационных признаков, к которым относятся материальное благосостояние, социально-профессиональный статус и социальная самоидентификация индивидов или групп. Признаки, попадающие в соответствующее идентификационное пространство, могут быть взаимообусловлены и взаимоувязаны, и тогда происходит, так называемая, статусная совместимость: уровень образования определяет социально-профессиональный статус, который гарантирует определенный уровень дохода, который в свою очередь определяет социальную идентичность и т.д. В развитых обществах именно статусная совместимость позволяет соответствующему социальному образованию исполнять определенные функции в обществе: инвестиционную, канала вертикальной мобильности, функцию гаранта социальной стабильности и другие, делающие средний слой «классом в себе» и «классом для себя» - основой и оплотом позитивно развивающегося общества.

Средний общественный слой выделяется как по субъективной самооценке, так и по объективным признакам - уровню образования и дохода. Можно предположить, что, имея относительно высокий уровень образования и материальной обеспеченности, а также адекватную этим характеристикам самооценку, средний слой реализует особый тип социально-экономического поведения. Располагая такими ресурсами, он в принципе способен исполнять социально-экономические функции, поддерживающие в равновесии все общественное здание.

Идентификационное пространство среднего слоя описывается вышеназванными тремя базовыми признаками. При этом возможна ситуация, когда статусная совместимость нарушена, т.е. респондент обладает одним, двумя или ни одним из признаков среднего слоя.

Сегодня в идентификационное пространство среднего слоя попадает менее 10% респондентов (ядро среднего слоя). В то же время еще 19% респондентов обладают двумя признаками, имея какой-либо один в дефиците. Половину из этой совокупности составляют те, кто добился достаточно высокого материального положения без высшего образования. Тех же, кто в числе двух базовых признаков имеет образование и достаточно высокий доход - менее 2%. Совокупность групп, проигрывающих по одному параметру, можно рассматривать как протосредний слой, имея в виду, что недостающий признак может быть «достроен» (например, получено высшее образование). Менее трети респондентов имеют лишь один признак среднего слоя, которым в большинстве случаев является высшее образование, не подкрепленное ни адекватным уровнем доходов, ни относительно высокой социальной самооценкой. Втрое меньше тех, кто имеет лишь признак дохода. Важно обратить внимание на то, что 44% населения не обладают ни одним из признаков среднего слоя. В идентификационное пространство среднего слоя попадают преимущественно молодые (не старше сорока лет), мужчины, жители крупных городов.

Важно определить, насколько характер социально-экономического поведения слоя, вписанного в данное идентификационное пространство, можно интерпретировать как выполнение функций, имманентных развитому среднему классу. Для этого мы исследовали следующие функции:

· Функция трудовой активности (выполняется в случае, если респондент имеет по крайней мере одно место постоянной работы);

· Функция добросовестного налогоплательщика (выполняется при отсутствии устных договоренностей о размере оплаты труда по месту основной работы (для наемных работников) или в случае подачи налоговой декларации (для предпринимателей и самозанятых);

· Функция потребления товаров (считается выполненной при наличии более чем одного товара престижного потребления);

· Функция потребления услуг (считается выполненной в случае потребления респондентом более чем одного вида платных услуг (бытовых, образовательных и медицинских);

· Функция потребления культурных благ (выполняется в том случае, если значение коэффициента стиля жизни превышает среднее значение);

· Инвестиционная функция (считается выполненной, если размер сбережения присутствуют не только в наличной форме, и их размер превышает 6 тысяч рублей);

· Функция политического участия признается выполненной, если респондент отмечает свое участие хотя бы в одних выборах последнего избирательного цикла и фиксирует свое членство в одной из общественных организаций.

Как удалось установить, единственной функцией, которая выполняется более, чем половиной респондентов, обладающих признаками среднего слоя, является трудовая. Несмотря на развитие с начала 90-х годов частного предпринимательства, подавляющее большинство занятых (около 90%) в России продолжают оставаться наемными работниками. Различными видами предпринимательства и самозанятости охвачено, по данным массового опроса, лишь 6% населения Массовый слой предпринимателей еще не сформировался, но средний слой в большей степени, чем нижние, склонен к предпринимательской деятельности. Вместе с тем, предпринимательская активность в случае самозанятости часто является вынужденной. Исследования стран с переходной экономикой Earle and Sakova (2000), Business Start-Ups or Disguised Unemployment? Evidence on the Character of Self-Employment From Transition Economies. Labour Economics, Sept 2000. показывают, что самозанятые по своим основным социально-трудовым характеристикам весьма схожи с работающими по найму и предпочли бы вернуться на рынок труда в качестве таковых. И хотя на примере самозанятости можно видеть признаки чуть более активного трудового поведения среднего слоя, чем представителей других групп, все же эту форму занятости нельзя назвать для него типичной. В то же время заметно преобладание среднего слоя в частном секторе экономики. Наиболее отчетливо это видно на примере частных предприятий («новых», а не приватизированных): на них занята четверть представителей среднего слоя.

Все другие функции представителями среднего слоя осуществляются слабее, чем трудовая: менее половины тех, кто должен платить налоги со всех заработков их реально платит; менее трети имеет организованные сбережения, которые можно было бы рассматривать как источник внутренних инвестиций; лишь чуть больше трети проявляет заметное политическое участие, свидетельствовавшее бы о стремлении проводить и отстаивать свои социально- экономические интересы. В то же время, тем, кто не входит ни в ядро, ни в протосредний класс, эти функции присущи еще в значительно меньшей степени.

Чем больше социально-экономических функций, присущих полноценному среднему классу, исполняется группой, тем больше оснований для причисления ее к этому социальному образованию. Следовательно, о масштабах российского среднего класса можно судить, исходя их анализа распределения респондентов по числу выполняемых ими соответствующих функций (см. рисунок 1).

Таблица 2. Выполнение функций среднего класса

Мы видим, что самую большую долю российского населения (ровно треть из числа всех опрошенных) составляют сегодня те, кто не выполняет ни одной из функций среднего класса. Одна, две или три реализованные функции характерны для статистически весьма значимых долей выборочной совокупности. Можно заключить, что, осуществляя известное (пороговое) число функций, респондент может быть отнесен к среднему классу При этом встает методологический вопрос о пороговом значении числа функций. Представляется, что, исходя из того, что из семи исследуемых функций три относятся к потреблению, минимальным пороговым значением может быть принято четыре (больше половины) функций.. Таким образом, респонденты, исполняющие любые четыре социально-экономические функции, отнесены нами к протосреднему классу. Те же респонденты, которые выполняют более четырех функций, могут рассматриваться как представители российского среднего класса. В такой постановке к среднему классу относятся менее 3% населения, и чуть менее 7% составляет протосредний класс.

3. Социальное позиционирование среднего класса

Нас не в последнюю очередь интересует, представляет ли средний класс социальное образование, способное к саморазвитию, стал ли он уже или может ли стать в перспективе «локомотивом» общественного развития, то есть, является ли он «динамическим средним классом».

Рис.1. Распределение респондентов по числу выполняемых функций среднего класса

Более развитый «человеческий капитал», позволяющий добиваться больших успехов в непростых и быстро меняющихся условиях, есть базовое отличие представителей среднего класса от других. Вместе с тем, представляется, что не только объективные социально-демографические характеристики продвинули представителей обобщенного среднего класса в социальный авангард. За этими объективными признаками угадывается иное отношение к жизни, иные мотивации, расширяющие представления о собственных возможностях и, соответственно, позволяющие выстраивать более сложные, но и более эффективные стратегии социально-экономического поведения. Об этом свидетельствуют данные таблицы 3, где средний класс тестируется по признаку значимости личных усилий для успешной социальной мобильности, продвижения вперед по векторам материального достатка и общественного положения. Эти данные весьма интересны. Во-первых, очевидна тесная связь социальной депрессии и патернализма - 80% относящихся к низшим классам не признают значимости собственных усилий и рассчитывают в решении своих проблем на государство. В промежуточном социальном образовании (классе «ниже среднего») уже вдвое меньше патерналистски ориентированных. Ядро среднего класса вполне определенно оценило значимость личных усилий: здесь нет никого, кто бы признавал, что «от нас ничего не зависит», и 55% тех, кто считает, что «все зависит от нас».

Таблица 3. Сравнение значимости личных усилий для обобщенного среднего класса в сравнении с другими социальными образованьями

Каковы же ресурсы более успешной, чем у других групп, социально-экономической адаптации? Начнем с уровня профессионализма, поскольку реализация именно этого ресурса способна обеспечить позитивную социальную динамику при «нормальной» работе механизмов вертикальной мобильности. Значимость этого ресурса, в первую очередь, следует из концентрации высокого уровня профессионализма в ядре среднего класса. Если к профессионалам высокого уровня относят себя 46% респондентов из домохозяйств, отнесенных к протосреднему классу, то в его ядре «профи» уже составляют больше половины (52,4%). В то же время в ядре среднего класса нет практически никого (0,8%) из тех, кто бы считал, что не достиг среднего уровня профессионализма. В нижних классах таких около половины. социальный адаптация общество

Даже при наличии трех основных компонент, определяющих вхождение в средний класс, продвижение вверх обусловлено плотностью социальных сетей, в которые встроен индивид. Между тем, социальные связи являются наиболее дефицитным ресурсом. В соответствии с определением Дж. Колемана Coleman J.S. Foundations of Social Theory. Belnap Press of Harvard University Press: Cambridge. 1990., под социальным капиталом мы понимаем социальные связи, которые могут быть конвертированы или использованы в качестве замены экономических ресурсов. Наши исследования показали, что плотными и разветвленными социальными связями, позволяющими рассчитывать на помощь в решении сразу нескольких жизненно важных проблем (поиск работы, образование, лечение, жилищные проблемы), обладают лишь 3% респондентов и все они сосредоточены в ядре среднего класса. Связями, позволяющими решить лишь одну из названных проблем, обладает 7% респондентов и две трети из них - представители ядра. Иными словами, выстраивание эффективных социальных сетей есть прерогатива среднего класса Для высшего класса данные не рассчитывались, но с большой долей вероятности можно предположить, что его представители обладают наиболее мощным социальным капиталом. .

Результаты адаптации представителей среднего класса совершенно иные, нежели в других группах (Таблица 4). Здесь сосредоточено 40% тех, кому удалось успешно приспособиться к новой социально-экономической реальности. В качестве адаптационных стратегий используются самые различные варианты социально-экономического поведения. Таким образом, средний класс обладает явно большим динамическим потенциалом, чем те слои общества, что расположены внизу социальной лестницы. В целом же, представители среднего класса реализуют вполне рациональные стратегии, имея в виду их достаточно высокую адаптивность к сложимся сегодня в России социально-экономическим условиям.

Таблица 4. Результаты социально-экономической адаптации (в %)

Может быть, это не та рациональность, которая является основой организации экономической и политической сфер идеального общества модерна. В терминах М. Вебера, поведение российского среднего класса эпохи трансформации можно было бы назвать ситуативно-рациональным. «Общественный договор», определяющий институциональный контекст такого поведения, включает непрописанные статьи и неформализованные пункты. В этом смысле современный российский средний класс несет на себе определенные черты постмодерна.

Размещено на Allbest.ru