Социальная структура и институты российского общества в контексте противоречий глобализации и регионализации

Теоретическая и практическая значимость диссертационного исследования. Результаты исследования важны для понимания сущности и характера актуальных социальных процессов, оценки программы и результата приводимых в настоящее время реформ российского общества, оценки перспектив и горизонтов глобального развития. Отдельные положения исследования могут быть использованы для решения теоретических и практических проблем социально-экономического развития российского общества, в процессе разработки государственной и региональной модели социальной политики, в законодательной деятельности, социально-политическом прогнозировании, а также в преподавании ряда учебных дисциплин, преподаваемых в высших учебных заведениях и в системе подготовки, переподготовки и повышения квалификации государственных и муниципальных служащих и их резерва.

Апробация работы. Основные положения диссертации изложены в монографиях и брошюрах автора: "Макроструктурные процессы в мировом сообществе: социологический анализ". (Ростов-на-Дону. Изд-во СКНЦ ВШ, 2005); "Социальные противоречия в развитии мирового сообщества" (Ростов-на-Дону. Изд-во "Логос", 2005); "Глобализация: сущность процесса и факторы развития" (Ростов-на-Дону. Изд-во "Логос", 2005); "Социальная модернизация российского общества: влияние глобальных и региональных тенденций" (Ростов-на-Дону. Изд-во СКНЦ ВШ ЮФУ, 2010); "Теория социальных трансформаций: анализ субъектов" (Ростов-на-Дону. Изд-во СКНЦ ВШ ЮФУ, 2009); Глобализация: влияние на структуру общественной системы" (ЗАО "Сервис-связь. п. Каменоломни" 2010); "Влияние региональных факторов на систему общественной иерархии" (ЗАО "Сервис-связь. п. Каменоломни" 2010).

Результаты диссертационной работы докладывались на международных и всероссийских конференциях: "П.А. Сорокин и современные проблемы социологии". (Санкт-Петербург, 2009); "Современное российское общество: проблемы безопасности, преступности, терроризма (Краснодар, 2005); "Экономика, социология и управление: опыт и проблемы" (Новочеркасск, 2005); "Социология и инноватика: теория и практика" (Москва, 2005); "Наука в современном обществе: состояние и тенденции развития" (Шахты, 2007); "Социальная и культурная динамика России в условиях глобального кризиса" (Москва, 2009); "VI Всероссийская научная конференция "Сорокинские чтения"" (Москва, 2010). Всего по теме диссертации опубликовано 27 работ, общим объемом 46,35 п.л., в том числе 12 работ в изданиях из перечня ВАК.

Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на кафедре "Гуманитарные и социальные науки" ШИ (ф) ГОУ ВПО ЮРГТУ(НПИ).

Структура исследования подчинена целям и задачам исследования и включает пять глав, введение, заключение, список литературы и приложения.

Основное содержание

Во Введении обосновывается актуальность темы диссертации, освещается степень ее разработанности, определяются цели и задачи исследования, его объект и предмет, рассматриваются теоретико-методологические основы исследуемой проблемы, эмпирическая база и источники, фиксируется ее научная новизна и положения, выносимые на защиту.

В первой главе "Теоретико-методологические принципы социологического анализа социальной структуры в условиях глобализации" формируется теоретико-методологический фундамент исследования социальной структуры в условиях глобализации, дается концептуальный анализ понятия глобализация. В параграфе 1.1. "Принципы исследования социально-структурных отношений и их социологической интерпретации" проведен анализ различных взглядов представителей классической и современной социологии на социальную структуру, ее стратификационное и институциональное измерения. Базовые принципы анализа социальной структуры разработаны теоретиками классического периода. Маркс, раскрывая зависимость классовой структуры от способа производства, включает исследование классовой структуры в процесс фундаментального анализа всей системы производственных отношений. Вебер считает экономический аспект классообразования частным случаем стратификационного анализа. Маркс сделал акцент на слоях и группах, обеспечивающих базовую социальную динамику, сосредоточил внимание на существовании полярных классов, чье взаимодействие объясняет базовое противоречие социального строя и его трансформацию. Вебер пытается разработать методологическую концепцию для создания широкого полотна социальной иерархии. Знаковым явлением современной социологической науки становится конвергенция двух подходов социально-структурного анализа, развитие обоих подходов в направлении оптимальной применимости к изменяющимся под воздействием глобализации условиям: социоструктурный анализ с позиций целостности социальной системы и макросоциальной динамики и многомерный стратификационный анализ социальной структуры сложных трансформационных обществ, в которых формируются множество социальных позиций на основе инновационных способов деятельности. Деполяризация и дезантагонизация основного классового отношения, описываемого марксистской теорией, компенсируется возникновением новой оппозиции, раскрываемой на основе понятия "социальная эксклюзия". В условиях возрастания глобальных рисков система социального неравенства выступает моделью производства и распределения социальных рисков.

Институциональная структура общества производит закрепление и обеспечивает воспроизводство социально-статусной структуры и социальной иерархии. Проблема устойчивого воспроизводства социальных структур российского общества весьма актуальна в контексте модернизационного развития и вызов глобализации. Воспроизводство социальных групп этакратического общества в условиях либеральных рыночных реформ является результатом зависимости от траектории предшествующего развития ("path dependence"), или результат формирования объективно существующей институциональной матрицы, определяющей специфику, взаимосвязанность конкретных институтов и устойчивость институциональной системы конкретного общества. Формирование институциональной матрицы привязано к определенному "месторазвитию". Глобальные связи производят трансформацию "месторазвития" - им становится глобальный мир. Формируются новые характеристики институциональной структуры. С одной стороны, происходит формирование новой целостной системы взаимосвязанных эффективных институтов. С другой стороны, глобальные миграции вместе с людьми перемещают в новые регионы культуру, особенности социальной деятельности, социальные практики, сформированные в других социальных условиях. Не выдерживая давления мультикультурализма, институциональная структура теряет целостность и слаженность, что актуализирует в условиях становления глобального мира проблему социальной интеграции.

1.2. Принципы социологической интерпретации процессов социальной интеграции. Анализ классического наследия и современных работ позволяет рассмотреть глобализацию в контексте социально-интеграционных процессов. Ключевыми категориями в работах классиков выступают понятия, так или иначе выражающие интегрированное социальное состояние, которое образуется устойчивой взаимозависимостью людей, социальных групп, институтов, структур. Интеграция общества уподобляется органической взаимозависимости частей, когда система в целом и каждая специализированная ее часть в отдельности не могут функционировать друг без друга. Идея доведена Т. Парсоном до "абстрактного" совершенства. В этом ключе глобальная интеграция может мыслиться как формирование мирового общества - структурно-функциональной конструкции мирового масштаба. Кроме того, Парсонс выделяет специализированную подсистему, непосредственно направленную на реализацию функции интеграции социальной системы. Социетальная подсистема реализует функцию интеграции через нормативный порядок, задающий критерии принадлежности тех или иных индивидов к обществу, набор статусов, прав и обязанностей его членов, общий для всех и специфический для каждой из подгрупп сообщества. Развивая концепцию Парсонса, Н. Лапин полагает, что каждая из четырех парсоновских функций (AGIL), а не только I, реализуется на общесистемном уровне как социетальная, обеспечивающая целостность сообщества как социальной системы.

Рассматривая глобализацию как процесс системной интеграции, следует учитывать "полноту" структурно-функциональной конструкции, поддерживающую целостность той или иной общности. Реализация базовых функций (жизнеобеспечения, властного регулирования, культурно-духовной интеграции, социально-статусной дифференциации) внутри общности говорит о замкнутости системы. Так, основной характеристикой глобализации можно считать выход реализации институциональных функций за рамки национального государства - формирование глобальной подсистемы жизнеобеспечения, институтов властного регулирования, социально-дифференцирующих структур и каналов мобильности, культурно-духовной интеграции на наднациональном уровне. Акцентируя в "societal community" не столько "подсистему", сколько "сообщество", "общность" людей, разделяющих принципы нормативного порядка, можно совершить методологический переход к обоснованию трансформации социально-интеграционной матрицы в результате изменения характера и направленности индивидуальных и коллективных практик, ценностно-нормативного сознания. Социетальное сообщество как интегрирующее ядро системы теряет четкость очертаний и территориальной юрисдикции, в результате территориально локализованные системы на социетальном уровне теряют четкость и жесткость системной структурированности. Социальные последствия ослабления силы интегрирующего ядра - пластичность институционального оформления социальной жизни. Социально-территориальная структура глобализирующегося общества теряет определенность политико-административного деления, превращаясь в сложное многослойное и составное пространство, обеспечивающее функционирование глобальной социальной системы на основе взаимозависимости и социальной самодостаточности локальных общностей. Базовым элементом территориальной интерпретации социально-структурных отношений становится "регион", который в контексте глобальной системы перестает рассматриваться исключительно как элемент административной структуры государства.

Следует учитывать особенности регионализма как результата трансформации (распада) существовавших ранее политических образований и регионализма как одного из необходимых процессов в рамках глобализации, интегрирующей отдельные пространства и территории в большую систему. Смысл региональной интеграции в рамках глобализационного процесса - регион как промежуточный этап постепенного формирования глобальной системы и регион как "опосредующая" подсистема, направленная на сопряжение глобальных процессов и специфических особенностей территориально-социальных систем. Единство региона обеспечивается целостностью социально-структурного пространства, организацией власти и общностью социокультурной среды за счет реализации социетальных функций.

1.3. Теоретико-методологические основания интерпретации глобализации как фактора изменения социальной структуры современного общества. О "глобальных проблемах" мировая общественность заговорила еще в 60-х годах ХХ века. В середине 80-х получает академическое признание термин "глобализация" и, как часто бывает в социальных науках, появление понятия вызывает дискуссию относительно эмпирического референта понятия и способов интерпретации процесса. В настоящее время объективность существования процессов, описываемых понятием глобализации не вызывает сомнений, как и ее давление на изменение социально-стратификационной и социально-институциональной структур общества. В то же время выделение характеристик социально-структурных трансформаций зависит от специфики интерпретации самого феномена глобализации.

В классической социологии (Конт, Дюркгейм, Спенсер и др.) содержится по крайне мере две идеи, которые можно рассматривать как теоретико-методологическую основу интерпретации глобального проекта. Во-первых, это реальность общества sui generic, социальность как скрепляющая общество "плазма", обладающая "вещественно-телесными" определениями. Во-вторых, идея расширения объема обществ, которые в перспективе должны будут слиться в едином человечестве. Речь идет не просто о связях и взаимодействиях на уровне мировой экономики, мировой политики, а об определенной модели общества, распространяемой в мировом масштабе. Как правило, это форма социальной организации, отождествляемая с обществом модернитиПроцессы модернизации как внутренней структурной трансформации общества ведут к становлению структурно-функциональной целостности глобального сообщества. Модернизация и глобализация, соответственно, не просто составляют две стороны единого процесса, их следует рассматривать как инварианты трансформации: расширение границ глобального общества происходит на основе внутренней перестройки социальной системы.

В концепцию "монолитной модернити", утверждающей неизбежность становления универсального глобального порядка в будущем с трудом вписываются специфические, уникальные институциональные порядки многих стран и регионов. В результате некоторые страны провозглашают курс догоняющего развития как стремление к институциональному воплощению западного институционального модерн-проекта, доказавшего свою эффективность для Западной Европы и Северной Америки. Ряд стран выбирает модели локального развития, основанные на добровольном согласии на зависимое развитие, на движение в фарватере лидеров. Модернизация в этих условиях формирует модель стратегии прорыва в усвоении и переработке технологического, социального и организационного опыта развитых стран. Сопротивление проекту глобализации реализуется как поиск самостоятельных моделей развития, основанных на специфике локальной (региональной) институциональной конструкции, как, например, евразийство. Растет сопротивление глобализации, основанное на подчеркивании противоположности культурных кодов (прежде всего западной иудео-христианской и исламской цивилизаций).

Особенность ситуации в том, что подобное многообразие существует не столько как совокупность "локальностей", сколько как многообразие, пестрота институционально-культурных моделей в рамках "единого места". Анализ деятельности новых субъектов глобального уровня, социальных практик массовых субъектов позволяет зафиксировать множество векторов социальной трансформации глобальной системы. Одним из таких векторов выступает формирование социальных иерархий и социальной интеграции на основе детерриториальных сетевых структур, другим - глобализация практик сопротивления, от несистемных террористических выпадов до формальной, внешней адаптации базовых структур модерна к условиям незападного мира.

Во второй главе "Социальная модернизация российского общества: влияние глобальных и региональных тенденций" рассматривается взаимодействие базовых векторов социальной трансформации российского общества конца 90-х - начала 2000-х годов. 2.1. Глобализация как фактор модернизационных изменений. Основной тенденцией развития российского общества становится сосуществование и взаимодействие двух императивов социального развития - глобализации как включения в целостную, взаимосвязанную, интегрированную социальную общность и модернизации как внутренней структурной перестройки общества и экономики. Глобализация выступает требованием времени, фактором, инициирующим ускорение трансформационных процессов. Но простое включение в глобальную экономику не гарантирует модернизации и экономического роста. Важен способ, механизмы включения в нее: 1) наукоемкие отрасли, высокотехнологичное производство, технологические, информационные, управленческие, финансовые услуги, 2) инженерные усовершенствования и на массовый выпуск комплектующих к товарам, производства развитых стран, 3) экспорт сырья. В настоящее время роль РФ в мировой экономической системе сводится к роли поставщика сырья и потребителя продуктов производственного сектора. Данная тенденция нарастала еще в позднесоветские времена. Либеральные реформы 90-х нанесли существенный удар по индустриальному сектору экономики. После дефолта 1998 г. на некоторое время возобладал внутренне ориентированный рост, но с 2002 г. экспортно-сырьевая модель экономики закрепилась. Включение в глобальную экономику на основе сырьевой модели катастрофично для России, поскольку закрепляет ее отставание от развитых стран. Только органично включившись в новейшие мировые инновационные процессы, наладив высокотехнологическое производство в конкурентных масштабах, Россия может не опасаться вызовов глобальной экономики. Проблемы форсированного создания структур современности - "анклавная" модернизация, эрозия ценностно-нормативного пространства, которая проявляется в ценностно-нормативной амбивалентности.

2.2. Процессы регионализации и этнические конфликты периода общественной транзиции. Сложность российской ситуации в том, что действие векторов модернизации и глобальной интеграции налагается на процессы дезинтеграции и регионального сепаратизма, охватившие советское, а затем и российское общество в период кризиса конца ХХ века. Предполагалось, что регионализация, приближая власть к народу, будет способствовать полноценной реализации прав и свобод. Поэтому сначала постсоветскую регионализацию пытались рассматривать в качестве синонима демократического процесса.

РФ унаследовала региональную структуру и модель отношений с регионами, принятую в Союзе ССР, в результате которой в одних регионах формировалось региональное иждивенчество, в других - ощущение несправедливой эксплуатации ресурсов (региональная концентрация экологически вредных, высокотоксичных производств, массовые заболевания населения, сокращение жизни, рост смертности, снижение качества жизни). Оба типа региональных настроений усиливали тенденции регионального сепаратизма, в то время как его объективным основанием выступает унаследованная административная структура. Полифункциональная институционализированность регионов, их автономность, независимость друг от друга, почти полное отсутствие горизонтальных связей, их осуществление через властную вертикаль, в условиях ослабления центра и разрушения установленной им региональной иерархии вело к региональному самораспаду и росту этнического сепаратизма.

Этнические конфликты, возникшие на территории России, вызвали усиление внутригосударственных миграционных потоков, на фоне глобальных миграционных потоков. Конфликты, связанные с мигрантами, имеют не столько политическую, этноконфессиональную (хотя этот компонент присутствует), сколько экономическую природу. Основа мигрантофобий - это конкуренция на рынке труда, рост стоимости жилья и преступности. В 90-е годы деиндустриализация российской экономики усилила архаические, натурально-хозяйственные формы жизнеобеспечения населения; происходила демодернизация человеческих ресурсов, технического уклада и социальной структуры. Это проявилось в актуализации клановых структур, институтов общинной самоорганизации и т.д. Однако если начало 90-х представляется этапом тотальной регионализации и формирования автономных, замкнутых на региональном иждивенчестве или анклавной эксплуатации имеющегося регионального ресурса, то в 2000-е годы регионы выступают самостоятельными субъектами интеграции в общемировые процессы, в региональные объединения.

2.3. Социальная интеграция/дезинтеграция общества: роль политико-управленческой сферы. Проблема российского общества заключается не столько в разрушении существующих системных связей, сколько в преобладании процессов разрушения, распада связей над процессами выстраивания дублирующих, заменяющих связей в ущерб социальной интеграции. Институциональное пространство российского общества оказалось дезинтегрированным не только по линии столкновения "старых" и "новых" институтов, по линии власть-бизнес, законодательная-исполнительная власти, институты, обеспечивающие региональную замкнутость и требования динамики рынка труда и т.д. Речь идет, прежде всего, о характеристиках субъектов политического управления - политико-бюрократической элите и специфических структурных характеристиках системы государственно-политического управления.

Ключевая особенность российских элит состоит в неразличимости границ между политической элитой и бюрократией. Инструментом ее господства выступал государственный интерес, провозглашаемый в качестве общенациональной цели и ценности. Демократия, частный интерес и частная собственность быстро утратили потенциал объединительной и мобилизующей силы. Новая элита быстро утратила характеристики политически мобилизованного субъекта, превратившись в конгломерат властных группировок, безразличных идее развития. Такая "раздвоенная" интенциональность деятельности характерна для номенклатурной управленческой элиты: провозгласив социальную цель - формирование массового класса собственников, она реализовывала личностные стратегии конвертации власти в собственность по максимально выгодному курсу, демонтируя по ходу структуры, выступавшие инструментами интеграции советского пространства.

Решительное движение от "воинствующего децентрализма" осуществилось на основе ослабления парламентаризма и закрепления за исполнительной властью лидирующего положения во властной вертикали. В отношении взаимодействия "центр - регионы" начала реализовываться модель "централизованной федерации", что требует постоянного восстановления баланса власти, совершенствования распределения компетенций между субъектами различных уровней. В этой логике следует согласиться, что, скорее всего, в стране утвердится третья модель федерализма, для чего необходимо учитывать фактор глобализации и его влияние на структуру общественной системы.

В третьей главе "Глобальные факторы влияния на структуру общественной системы" раскрываются институциональные и стратификационные изменения социальной системы российского общества под воздействием глобализационных процессов. 3.1. Институциональное моделирование и системная интеграция России в международные объединения. Анализ показывает, что глобальная интеграция осуществляется двояко: как процесс стихийного приспособления индивидов, социальных групп, организаций, народов и государств к существующим глобальным тенденциям, к социально-экономическим системам других стран, к становящимся социальным практикам глобального производства, обмена, потребления, а также в результате сознательной целенаправленной деятельности различных социальных субъектов по моделированию институциональных структур глобальной интеграции. Первый путь осуществляется как реакция людей и социальных групп на противоречия и разрывы институционального пространства и проявляется в стихийных попытках компенсировать проблемы за счет самоорганизации, создания "новых форм жизненной политики". Современная ситуация удивительным образом напоминает период становления европейского модерна, с той разницей, что полем институционального поиска становится глобальный мир, а не западноевропейская ойкумена - к тому же институциональная трансформация современного глобального мира в духе модернити в существенной части несет в себе проектный замысел.

Сложность, многогранность, конфликтность, противоречивость облика глобализации означает необходимость учитывать в ходе институционального моделирования системы международной интеграции наиболее значимых тенденций. Первая из них - усиление глобальной взаимозависимости мира, при ослаблении механизмов институционально-системной интеграции. Вторая - ослабление институционально-системной интеграции за счет несистемных компонентов или элементов другого системного уровня (неотрадиционность, неоархаика, неформальные структуры и др.). Третья - усиление ряда институциональных структур модерна, традиции, архаики как средства защиты агентов, не обладающих ресурсами глобальной конкуренции. Еще один тренд - это приспособление многочисленных этнических, национальных структур и практик к доминирующим (лидерским) институтам модернити. Это приспособление обусловлено, на наш взгляд двумя процессами: во-первых, структурной дифференциацией общества на основе выбора наиболее эффективных адаптивных социальных форм, во-вторых, стремлением выработать приемлемые формы взаимодействия с модернизированным миром. В итоге мы имеем ряд социальных тенденций, действующих как разнонаправленные векторы.

В этом ключе можно рассматривать деятельность различных международных организаций, образующих институциональный каркас современного этапа глобального общества. Одно из направлений институционально-системной интеграции России в глобальную систему - участие в деятельности этих институтов и организаций. Межправительственные организации содействуют повышению глобальной управляемости, но ограничивая государственный суверенитет, они не имеют инструментов принуждения к обязательному выполнению решений. Другой путь подсказывает регионализация как этап формирования глобального мира и возможность адаптации институтов решения глобальных проблем к локально-региональным контекстам (интеграция в ЕС, участие в региональных блоках экономического сотрудничества). Особой формой для страны, имеющей огромные границы, является формирование институтов приграничного сотрудничества.

Происходящее в глобальном мире сжатие социального пространства и времени порождает социально-структурную мозаичность, фрагментарность территорий (от "белых пятен" с точки зрения глобальных процессов до территорий максимальной насыщенности глобальными событиями). В современном глобальном мире формируется новая институциональная модель интеграции, которую можно назвать "открытым регионализмом", поскольку она не предполагает жестких институционально заданных условий, существует за счет снятия ограничений, оставляет возможность формирования малочисленных субрегиональных группировок и даже двусторонних союзов.

Структурная сложность глобальной системы разрушает монополию государства как субъекта мировой политики и глобальных взаимодействий. Но институциональное устройство российского общества не способствует реализации в полной мере многоуровневых моделей глобальной интеграции, предполагающих дисперсию социальной власти между различными социально-институциональными субъектами. Парадокс заключается в том, что усиление государства должно осуществляться одновременно с перераспределением полномочий в системе административно-территориального управления РФ и развития структур гражданского общества. Государство должно не только перераспределить функции, в том числе глобального сотрудничества, на другие уровни власти, уступить часть своих полномочий негосударственным субъектам, но и осуществить необходимые институциональные реформы в качестве лидера и главного конструктора в условиях слабости других субъектов.

3.2. Признаки медийной интеграции и расширение каналов информационного воздействия на общественные процессы в России. Одним из важнейших глобализационных процессов и условием формирования глобального сообщества выступает медийная интеграция. Социальной основой этого типа единения становится формирование информационного общества, технологической - развитие информационно-компьютерных технологий. Новое качество коммуникативных технологий обеспечивает формирование качественно новой социальной системы - глобального сообщества. Компьютерные сети, связывая пользователей разного уровня, выступают технической и организационной матрицей социальных, экономических, политических отношений современного общества. Информатизация общества несет в себе не только расширение демократических возможностей, но и порождает противоположную тенденцию к социально-политической дезинтеграции общества и добровольному отстранению от демократического процесса и социальной жизни. Порождаемое информационной перенасыщенностью добровольное отстранение от демократического процесса и отказ от социального участия ведут к социально-политической дезинтеграции общества, но создают новые формы интеграции, на основе "потребляемых" образов. Новый тип глобальной интеграции на основе потребления отличается от производственных объединений, политической интеграции, классовой солидарности эпохи модерна. Новая солидарность принципиально детерриторизирована. Обратная сторона идеологии консюмеризма - ее абсолютная деполитизация. Технологии функционирования глобального ТВ - адаптация произведенных ведущими компаниями продуктов к местным условиям. Но если в обычных медиа формирование фиктивной реальности является во многом результатом информационного манипулирования, то в функционировании современных электронных средств заложено формирование виртуальной реальности, на основе которой формируются новые формы интеграции - виртуальные общности. Информационные технологии обеспечивают "собирание" глобальной общности на основе культурной дифференциации национально-государственного пространства, которая сопровождается расколом населения на основе цифрового, информационного неравенства. В общем рейтинге готовности российских регионов к информационному обществу обнаружен глубокий разрыв между центром и регионами почти по всем основным показателям. Кроме региональной дифференциации информационные технологии формируют новые принципы социальной иерархии, основанные на информационном неравенстве.

3.3. Воздействие глобализации на структуру и образ жизни представителей различных общественных групп. Интеграция России в глобальные процессы формирует новую модель социального неравенства на основе включенности индивидов и социальных групп в глобальные взаимосвязи и процессы. Интерпретация данной модели в терминах социальной эксклюзии позволяет представить складывающуюся структуру России в виде континуума групп, на разных полюсах которых находятся индивиды и сообщества, включенные в процессы перераспределения ресурсов в глобальном масштабе, или не имеющие к ним доступа. Каналы формирования "включенных": выход российского бизнеса в глобальное пространство, функционирование транснационального капитала, наднациональных управленческих структур и организаций глобального пространства. В отличие от глобальной финансовой сферы эти группы людей продуцируют и распространяют интеллектуальную продукцию - идеи и правила поведения, без которых, как способа социальной интеграции, глобальная система была бы не возможна. Кроме высокой материальной обеспеченности, денежного и вещного богатства, социальные группы, включенные в глобальное функционирование, отличает детерриториальность, отсутствие зависимости образа жизни от конкретных территорий, что проявляется в легкости перемещения по всему миру, возможности осуществления профессиональной деятельности, независимо от пространственной локализации.

Отмечается возрастающее стремление элит к самоизоляции от бедных, хотя российский сектор глобальных элит, российские группы, включенные в глобальное сообщество, еще слишком зависимы от территориального фактора, государственной власти, обременены социальными долгами. Направленная самоизоляция российских элит только формируется за счет утраты ею социальных обязательств. У. Бек подчеркивает существование "конфликта виртуальных и реальных налогоплательщиков" Бек У. Что такое глобализация? М.: Прогресс-Традиция, 2001. С. 17. С точки зрения социетальной целостности российского общества, его часть, наиболее мощная в плане обеспечения экономическими ресурсами, перестает быть "частью", даже если его представители сохраняют гражданство как род обязательств по отношению к некоторому политически организованному территориальному сообществу. При этом свобода российских элит от территориального сообщества (частично унаследованная исторически) дополняется некоторой степенью зависимости от российской власти.

Природа глобализации, состоящая в том, что отдельные лица, группы, организации напрямую связываются друг с другом, минуя обязательное государственное участие, используют информационно-коммуникативные технологии для синхронизации деятельности, определяет прохождение границы "эксклюзии" в глобализирующемся мире по следующим основаниям - знание/незнание языка международного общения, пользование/отсутствие доступа к мировой компьютерной сети Интернет. Вполне закономерно, что практической целью Болонского процесса становится ориентация образования на формирование лингвистических компетенций с учетом потребностей глобальной экономики. Государственная система российского образования специально ориентирована на овладение компьютерной и лингвистической грамотностью, но в этом направлении отдельные успехи не могут компенсировать громадные провалы, связанные в первую очередь с региональным неравенством.

Фактор владения иностранным языком и пользование Интернетом усчитывался нами в ходе проведения эмпирического исследования, направленного на определение различий в отношении россиян к глобализационным процессам. Исследование было проведено в Южном Федеральном округе (города Ростов-на-Дону и Краснодар), в ходе которого было опрошено 620 человек. Мы не ставили задачу дать полную социально-слоевую характеристику российского общества в силу трудностей эмпирической репрезентации некоторых социальных слоев. Для проведения опросов мы выделили три социальные группы, ориентируясь на различный уровень включенности в глобальные процессы, определяемый сферой профессиональной деятельности. Первая группа - это работники предприятий различных форм собственности городского жилищно-коммунального хозяйства, профессиональная деятельность которых слабо связана с внешнеэкономической деятельностью. Вторая группа - работники системы высшего образования, преподаватели и сотрудники вузов. В отличие от системы ЖКХ современное высшее образование ориентировано на системную интеграцию в глобальные образовательные процессы. Третья группа - студенты, сфера деятельности которых роднит их с группой сотрудников, но имеется специфический параметр - возраст. Результаты опросов полностью подтвердили гипотезу, что доминирующими факторами, определяющими ресурсную и мотивационную готовность россиян к интеграции в глобальное сообщество, выступает не рекреационные устремления, а профессиональная деятельность, предполагающая интенсивные интернациональные контакты, и возраст. Среди россиян появляются группы, которые связывают свой профессиональный рост и карьерные траектории с глобальными процессами и возможностями мировой экономики. Тем не менее, говорить о том, что в российском обществе формируется слой "глобальных работников" было бы преждевременно. Понимание социальной перспективы очевидно среди образованных социальных групп и молодежи. Но отсутствует важнейший признак социальных групп, включенных в глобальное функционирование - детерриториальность социальных практик. Единственный слой, потенциально способный превратиться в глобально востребованный и конкурентоспособный ресурс - это научные работники. Фактом востребованности российских ученых на мировом рынке можно было бы гордиться, если бы "утечка мозгов" не дополнялась потоком миграции из слаборазвитых стран. Вовлечение России в глобальный миграционный оборот ведет к тому, что возникает проблема "вымывания" культурного и квалифицированного трудового потенциала. Возникает угроза демодернизации социальной структуры, когда социальную нишу, которую когда-то занимали наиболее квалифицированные и образованные кадры, заполняют неграмотные гастарбайтеры. Таким образом, под влиянием глобализации социальная структура российского общества приобретает достаточно противоречивые черты, позволяющие утверждать, что глобальный мир - это единство неравных, имеющее тенденцию к росту неравенства и социальной эксклюзии слаборесурсных групп.

Глава IV. "Региональные факторы влияния на систему общественной иерархии" посвящена анализу этнических, кратических и территориально-поселенческих проблем социального структурирования. 4.1. Этнические статусы и их роль в региональном позиционировании. В основе социальных процессов регионализации лежит трансформация институциональной структуры с учетом экономической, политической, культурной специфики региона, который могут составлять как части одной страны, так и группа стран, находящихся в географической близости. Разработка региональной политики в современном полиэтническом обществе с необходимостью должна учитывать этнокультурное многообразие, которое само по себе может выступать препятствием для интеграции социума, и этностатусное неравенство, которое потенциально угрожает стабильности социального порядка. Факт этнической иерархии как способа построения этносоциальных отношений в рамках единого общества не является безусловным, поскольку совпадение линий этнического деления и социальной стратификации не характерно для модернизированных обществ. Становление современного государства с необходимостью вело к формированию надэтнической идентичности, которая обеспечивала чувство причастности к более широкому сообществу людей, чем этническая группа - нации, которая становится новым механизмом легитимации территориального единства. Но процессы глобализации неожиданно актуализировали категорию этничности, причем в ее примордиальной версии. Причиной выступает кризис нации-государства как института модерна и глобальные миграции из регионов доминирования традиционной этнорелигиозной идентичности.

Асимметрия федеративного устройства сохраняет матрицу этностатусных конфликтов. Некоторыми национальными элитами (особенно в Татарстане, Калмыкии, Адыгее, Дагестане, Ингушетии, Чечне), весьма активно отстаивается модель "ассиметричной этнической федерации". Но эта модель возвращает нас к исходному основанию этностатусной иерархии - природной среде, которая усиливает адаптивный потенциал группы, превращаясь в показатель этнического статуса. Упорядочить и унифицировать структуру и отношения административных регионов с этническим статусом в настоящее время весьма затруднительно, поскольку этничность продолжает оставаться способом организации социального и политического пространства России.

Тем не менее, преувеличивать роль этнизации российских территорий и этническую доминанту в качестве фактора социальной репрезентации не следует. Российское общество не является "глубоко разделенным" или "плюральным" в привычном понимании. Очевидна контекстуальность и конъюнктурность этнизации социальных дискурсов. Формирование устойчивого социального порядка повлияло на поиск других оснований социальной репрезентации, поскольку современность разрушает однозначность связи этнической и культурной принадлежности. Необходимо учитывать надэтнический характер российской культуры, в поле притяжения которой существуют многие этносы, существующие на территории Российской Федерации. Подоплекой "межнациональных конфликтов" становятся притязания этнических элит за повышение собственного экономического и политического статуса, а национальный суверенитет становится средством торга центральной и региональных властей.

4.2. Изменение в процессах социального производства национальных и региональных элит. В ходе реформ 90-х годов была предпринята попытка полномасштабной трансформации не только номенклатурного принципа, но и традиционной для России модели элитообразования. Но большинство элитологов подчеркивает преемственность и воспроизводство в современной российской элите некоторых базовых номенклатурных характеристик и черт. Трансформация элит привела к формированию консолидированной бюрократии, сращенной с крупным бизнесом. Вместе с тем, важнейшей процедурой рекрутирования элит становятся выборы органов власти и важнейшая новация постсоветской России - формирование региональных элит. Региональная власть получила доступ к многообразным ресурсам, за счет которых воспроизводились региональные элиты. Административный ресурс и усиление региональных элит связаны с процессами ослабления государственной власти и активной политической борьбой на федеральном уровне в начале 90-х годов. Определенные выгоды, прежде всего в плане контроля над транзитными и сырьевыми ресурсами, в тот же период был сформирован ресурс этнонациональной мобилизации - один из мощнейших ресурсов региональных элит.

Национальные элиты регионов по своим качествам и уровню сознания были более модернизированы, чем основная масса, хотя бы потому, что обучались и работали до распада Союза в современных учреждениях и организациях. Многие занимали высокие должности в административных структурах. Тем не менее, национальная элита сделала ставку на традиционность. Этнокультурная элита задает способы актуализации и легитимации этничности тем, что формулирует критерии этногрупповых различий, обобщает события социально-этнической жизни и истории, влияет на историческую память, формирует настроения. Ценностный, идентификационный вакуум, возникающий в трансформирующемся обществе, усилил стремление к архаике и традиционным основаниям социальной жизни, что проявилось в доверии к максимально "традиционным" институтам армии и церкви. Этим объясняется феномен лидерства людей, так или иначе связанных с указанными институтами - генералы Дудаев, Аушев, муфтий А. Кадыров и т.д. Уже в начале 2000-х годов наглядно проявились другие тенденции. Отмечается сужение круга претендентов на региональную власть, нарастание "замкнутости" управленческих команд. О частичной утрате элитой функций регионального лидерства свидетельствует падение интереса к региональным выборам у местного населения.

4.3. Региональный эгоизм и территориальный сепаратизм: анализ социальных противоречий. Взаимодействия регионов с Центром реализуются в рамках множества моделей, от лоббирования региональных интересов до политических демаршей. Региональные стратегии и деятельность характеризуются как сугубо эгоистичные, если никак не учитывают интересы других регионов, а результат их применения наносит ущерб интегрированному целому. Так, стремление строить федеративные отношения на основе делегирования центру только тех полномочий, с которыми не в силах справиться сами регионы следует оценить как проявление "регионального эгоизма" и как предпосылка для трансформации федеративных отношений в конфедеративные, которые легко превратят Россию с ее обширными территориями, этнокультурным многообразием и наличием множества депрессивных регионов в конгломерат полусуверенных (учитывая неизбежную зависимость от других сильных мировых игроков) политических образований. Регионы России резко контрастируют друг с другом на основании климатического фактора, ресурсной обеспеченности, территории, уровня урбанизации, развитости инфраструктуры, и как следствие имеют различный инвестиционный потенциал. Очень велик разброс между регионами по уровню инновационного потенциала. Большинство из этнонациональных образований являются финансово дотационными. Для некоторых регионов, автономных образований федеральная финансовая помощь становится основным источником доходов. Крайней формой регионального эгоизма выступает финансовый и иной шантаж центральной власти, превращение региона в зону действия криминального экономического порядка, "серую зону". В России 90-х такой зоной стала Чечня. Нефтедобыча и переработка нефти в регионе превратились в кустарный промысел и теневой бизнес. Осуществлялось хищение бюджетных средств, проходящих через российские и чеченские банки, использование фальшивых авизо нанесло ущерб больше чем на треть миллиарда долларов по тогдашнему курсу.

"Региональный эгоизм" - понятие, описывающее более широкий круг явлений, чем борьба региональных элит за реализацию собственных интересов. Политическое и экономическое поведение региональных субъектов федерации зависит от позиции региональных элит, которые, как правило, собственный интерес не афишируют и предпочитают "подковерные" взаимодействия. Но региональный эгоизм апеллирует к более широкому кругу, к региональному территориальному сообществу. Что можно противопоставить региональному эгоизму? Поскольку предметом эгоистических стратегий становится ограниченный экономический ресурс регионов, ответ очевиден - его рост на основе самостоятельного устойчивого развития и модернизация экономики как условие этого роста. Необходимо реформирование федеративного устройства с учетом формирования системы сотрудничества федерального центра и регионов в решении проблем социальной модернизации общества и упрочение социокультурного основания интеграции российского общества - национально-гражданского единства.

Глава V. "Новый федерализм и проблемы социальной интеграции российского общества" раскрывает наиболее актуальные практические аспекты социально-интегративных процессов в контексте общественного взаимодействия. 5.1. Сотрудничество федерального центра и регионов в решении проблем социальной модернизации общества. Принципом подлинного федерализма является сотрудничество субъектов различного уровня социальной организации в определении стратегических ориентиров развития и способов их реализации. В условиях вызовов глобализации стратегическим ориентиром развития выступает инновационная переориентация экономики и развитие высокотехнологического сектора, для чего у России имеются все основания. Можно выделить две модели перехода к созданию национальной инновационной системы. Первая основывается на развитии наукоемких отраслей, концентрации науки в центрах научных и прикладных разработок, увеличение их финансирования. Ее можно обозначить как сегментарная или матричная структура. Вторая предполагает превращение всей экономики в инновационную по сути. Ее преимущество - практически неисчерпаемые возможности потребления инноваций, в то время как первая имеет ограничения. В настоящее время реализовывается преимущественно первая модель, продолжается тенденция концентрации научного потенциала вокруг федерального центра, структуры активного потребления инноваций в регионах не формируются.

Превращение инновационности в необходимое условие и сущностную черту российской экономической модели требует перестройки всей системы общественного и экономического функционирования и управления, преобразования общества в целом. Сильная этакратическая традиция толкает Россию на путь инновационного развития по "точечной" или сегментированной модели. Роль федерального центра видится, в первую очередь в создании институциональной структуры, способствующей как эффективному функционированию инновационного сектора, так и развитию инновационности в обществе в целом. Кроме формирования общего институционального контекста (частная собственность, фондовый рынок, патентное право) усилия федерального Правительства по развитию тенденций инновационной переориентации российской экономики направлены на формирование ряда специальных институтов, нацеленных не только на восстановление научного потенциала страны, но и на стимулирование внедрения передовых разработок (особые экономические, внедренческие зоны). Специальным инструментом, созданным еще в 90-е годы, но получившим в настоящее время новое значение, становятся федеральные целевые программы, имеющие как региональную, так и отраслевую, и "проблемную" направленность. Например, локализация промышленных, технико-внедренческих зон и технопарков преимущественно осуществляется в наиболее промышленно развитой и инфраструктурно освоенной части российского хозяйственного комплекса. Такое размещение предполагает наибольшую отдачу при довольно скромных вложениях. При этом ни одной зоны не предполагается разместить в регионах Дальнего Востока. Тем не менее, финансирование ФПЦ периодически переживает проблемы. Среди препятствий реализации программ финансовый кризис представляется наименее значимым. Скорее всего, государственные структуры выступают недостаточно эффективными "программистами" и координаторами инновационной деятельности. Федеральная модель государства предполагает движение инициативы от социально-экономических и политических субъектов нижнего уровня, поскольку именно там формируется настроение и потребности в инновациях.

Различие территорий в плане инвестиционной привлекательности и инновационного уровня развития не является существенным препятствием развития инновационных структур. Государственная региональная политика вполне может строиться на основе "эшелонирования" уровней развития. Региональная стратегия должна учитывать разнородность регионального состава федерации (далеко не всегда следует стремиться к региональному выравниванию) и развивать институты межрегионального сотрудничества как инструменты усиления горизонтальных связей федерации. Таким образом, в достаточно централизованной федерации будут вызревать механизмы горизонтального сотрудничества, составляющего основу функционирования рыночной институциональной среды. Упор должен делаться не столько на финансирование разработок, сколько на поиск области их применения. Не следует забывать, что возможность превращения "инновационного прорыва" в стратегию развития конкретной территории на уровне региональной общности осуществляется не только в результате значительных финансовых вливаний, но и как стратегия "малых дел", модернизации малого бизнеса.

5.2. Развитие системы территориального самоуправления. Глобализация, производя детерриторизацию социальных взаимодействий людей, повышает ценность и значимость территориальной организации жизни. Трансформации российского федерализма предполагают осуществление реформы местного самоуправления. Но рассмотренная в рамках социально-институциональной реформы федерализма, муниципальная реформа будет оценена негативно. Во-первых, самостоятельность данного уровня управления не реализована. Зависимость местных бюджетов от дотационных источников финансирования усилилась. Во-вторых, межмуниципальное сотрудничество должно выступать институционализацией горизонтальных связей федерации. Но формально независимые органы местного самоуправления разного уровня по-прежнему стремятся к вертикальному "сотрудничеству", не имея "интереса" к упрочению межмуниципальных взаимодействий. В-третьих, реформа предполагала приблизить власть и управление к населению, в результате же взаимная отчужденность только усилилась. В-четвертых, местное самоуправление должно стать институциональным каналом реализации активности населения по жизненному обустройству территории, но население по прежнему ожидает решения проблем начальством. Обсуждение проблем МСУ сводится преимущественно к вопросам списка разграниченных полномочий и налоговой базы, финансово-бюджетных механизмов самоуправления.