Интегративные процессы в современном мире

Размещено на http://www.allbest.ru/

1. Интегративные процессы в современном мире

Само происхождение слова «интеграция» в переводе с латинского может иметь два значения. integrum -- целое и integratio -- восстановление, восполнение.

На основе моего опыта пусть и не очень большого, интеграция - это объединение чего-либо. Мне до этого никогда и не приходило в голову, что это объединение происходит для восстановления чего-либо, для лечения. Тут нельзя забывать о синергии. По сути, интеграция ей и является, по крайней мере, если мы будем рассматривать процесс интеграции в идеале, то от объединения мы должны получить максимально положительный эффект.

Всегда ли это так?

Пожалуй, попробую начать с такого вида интеграции как социальная.

Объединение двух людей по сути уже интеграция. Но далеко не всегда она является положительной. К примеру, дружба ребенка отличника с двоечником может привести либо к тому, что один подтянется, либо тем, что оценки и поведение другого ухудшится, однако это, безусловно, дает положительный эффект, ведь человек нашел друга. А дружба это, прежде всего одно целое.

Перейдем к интеграции человека и группы. Придя в новый неорганизованный коллектив высококвалифицированный специалист либо поднимет этот коллектив ,либо под воздействием этого коллектива станет неорганизованным . И однозначно положительно эффекта ,как в первом случае ,на мой взгляд достигнуть невозможно.

Что происходит в случае «Группа и группа». Так как число человек в группе увеличивается, воздействие большего количества людей на человека как в группе, так и вне нее. И появляется гораздо большая вероятность того, что эффект интеграции окажется отрицательным

Что касается объединения компаний, то статистика показывает, что в 70% случаях не достигается положительный синергетический эффект

Самым наглядным примером интеграции сегодня является «Евросоюз».

На мой взгляд весьма правильно то, что для вступления страны в эту организацию, разработан перечень требований к кандидатам. Они продуманы до мелочей. И это помогает избежать той ситуации, когда присоединение еще одного субъекта рушит всю систему, как это было в случае с группой.

Россия - это чистый пример интеграционной страны. Причем, объединены в ней такие народы, такие экономики, которые объединять по сути дела невозможно.

Огромной интеграционной державой являлся СССР. Субъективно говоря, это был пример более удачной интеграции, чем сейчас. А все потому, что была общая цель, политика была направлена прежде всего на улучшение положения страны целом и таким образом работал механизм синергии.

Сейчас этого нет, мы еще не научились пользоваться таким инструментом как интеграция с максимальной пользой. Так, к примеру, мы до сих пор оплачиваем долги бывших стран советской республики. Мы продаем им же свои природные ресурсы и как это не печально показываем пример того, как интеграция работает не в нашу пользу.

Можно сказать, что интеграция в последнее время становится всеобъемлимующей, практически во всех областях нашей жизни она присутствует. Но, как мне кажется, в некоторых случаях она нелепа и бессмысленна. Это я и пыталась показать в своем эссе. Прежде чем решиться на интеграцию на любом уровне необходимо четко определить какой эффект мы получим от этой интеграции. К счастью наука не стоит на месте и разработана масса методов, которые помогают математически рассчитать ее эффект. Именно это и будет являться, на мой взгляд, основой получения синергетического эффекта, которого все так жаждут от интеграции.

2. Теория глобализации в социологии

На рубеже второго и третьего тысячелетий в широком спектре интересов социальных наук - социологии, политологии, культурологии, экономической теории - доминантной все более явственно становится проблема глобализации. Ей посвящают свои работы виднейшие западные социологи Н. Луман, И. Валлерстайн, Дж. Александер, политологи Ч. Краутхаммер, И. Фергюсон, С. Кадерман и др. Эта проблема все больше привлекает внимание и российских социологов, политологов, историков, ей посвящены поя- вившиеся в 1999-2000 годах публикации А.Г.Володина, В.Н. Да- хина, А.С. Дрикера, Г.П. Орлова, А.П. Уткина, Г.К. Широкова и других политологов, социологов, историков.

Что же представляет собой процесс глобализации современного общества?

Глобализация - это постепенное преобразование разнородного мирового социального пространства в единую глобальную систему, в которой беспрепятственно перемещаются информационные потоки, идеи, ценности и их носители, капиталы, товары и услуги, стандарты поведения и моды, миропредставление, деятельность социальных институтов, общностей и индивидов, механизмы их взаимодействия.

Глобализация как всемирный процесс глобальных изменений, преобразующих облик современного мира, не начинается с «белого листа», а имеет свои исторические, экономические, политические, социокультурные предпосылки. Одной из исторически первичных предпосылок этого глобального процесса явилась эпоха Возрождения, представлявшая собой специфическое проявление протоглобализации в европейских масштабах. Она характеризовалась чертами формирования нового - капиталистического - экономического уклада; общеевропейского рынка; международных отношений, отразившихся в зачатках международного права; развитием гуманизма и свободомыслия; началом становления национальных культур и их взаимодействия.

Вторым этапом, подготавливавшим процесс современной глобализации, стала интернационализация капиталов, рынков товаров и услуг на рубеже ХІХ-ХХ столетий, когда завершился раздел мира между наиболее развитыми в промышленно-экономическо-военном отношениями странами. Человечество вступило в эпоху господства империализма с его неотъемлемым стремлением к экспансии и гегемонизму, приведшим к Первой, а затем и ко Второй мировой войнам.

Возникшее в конце Второй мировой войны стремление к объединению усилий многих стран в борьбе против фашизма и его по- следствий (Антигитлеровская коалиция), создание Организации Объединенных наций (1944), Международного валютного фонда (1944), принятие Всеобщей декларации прав человека (1948), Пакта о гражданских и политических правах и Пакта об экономических, социальных и культурных правах (1966),- означало создание исходных политико-правовых элементов процесса глобализации.

Мощным стимулятором и ускорителем этого процесса стало создание и стремительное нарастание экономической (а затем и всякой другой) мощи трансформационных корпораций (ТНК). Их штаб-квартиры располагаются обычно в одной из развитых западных стран, главным образом в США, в то время как сеть их пред- приятий, фирм и т.п. распространяется по странам, в которых меньшая стоимость трудовых и природных ресурсов гарантирует более высокую прибыль. ТНК стремится обосноваться в тех странах, где можно ожидать низкие налоги на прибыль, минимальный контроль над эксплуатацией окружающей среды и где есть дешевая и послушная рабочая сила. В течение последних десятилетий деятельность ТНК становится все более глобальной: в 1950 г. дочерние предприятия более чем в 20 странах мели только три из 315 крупнейших компаний мира, а в настоящее время их более 50. К концу XX века 600 крупнейших ТНК обеспечивали более 1/5 общемирового промышленного и сельскохозяйственного производства.

Другим активным проводником глобализации являются международные банки, страховые компании и другие ведущие финансовые организации, обладающие способностью и возможностями совершать трансферы больших денежных масс из одной страны в другую, и использующие это для оказания экономического давления на национальные правительства, как это было сделано в отношении России, которая в результате такого давления оказалась в августе 1998 г. в тяжелейшем финансовом кризисе.

Третьим активным и эффективным действующим аспектом глобализации являются глобальные торговые сети, которые действуют как каналы глобального экономического обмена, связывающего многие страны, регионы мира и компании. Например, либерализация торговли в районах Европейского сообщества в 1992 г. привела к появлению крупнейшей в мире зоны свободной торговли. Она охватывает 324 миллиона человек и имеет тенденцию к расширению за счет вхождения в нее бывших постсоциалистических стран. Зона свободной торговли, созданная США и Канадой, тоже имеет тенденцию к расширению, и если она в будущем рас- пространится на большую часть Центральной и Южной Америки, то данный торговый союз охватит около 580 миллионов человек. Новые, быстро развивающиеся, индустриальные страны - Гонконг, Южная Корея, Сингапур и Тайвань, которые называют «четырьмя драконами», стали инициаторами создания подобной зоны в Юго-Восточной Азии, что способствует дальнейшей экономическо-торговой глобализации.

Четвертый фактором глобализации во все большей степени становится компьютерная революция, тесно связанные с нею коммуникационные технологии и мощные информационные потоки, которые свидетельствуют о возникновении мировой системы производства, распространения и использования информации. Эти информационные потоки, охватывающие все регионы мира, проникают во все поры всемирного социального пространства и видоизменяют его.

Пятым ускорителем глобализационных трансформаций становится глобальная переориентация культуры, в процессе которой становятся все более распространенными понятия «мировая культура», «глобальная культура», «трансформационные культурные потоки», за которыми нередко скрываются претензии на создание новоявленной «культуры транснационального структурного капитализма», ориентированной на формирование американоподобной среды в мировом масштабе для бизнеса и продуктов массовой культуры, тиражируемой миллионами и миллиардами копий при помощи кинематографа, телевидения, видеопроката, Интернета.

Шестым мощным фактором (а по значимости, возможно, и первым) усиления глобализационых трансформаций стало превращение в результате развала Советского Союза биполярного мира в однополярный, в котором подавляющая экономическая, финансовая, научно-техническая, военная мощь Соединенных Штатов Америки никем и ничем не уравновешивается. Если Советский Союз в 1950 г. создавал валовый национальный продукт (ВНП), составлявший 35 % от ВНП США, в 1980 - 80 %, то Россия в 1997 г. сумела создать ВНП, составлявший только 9 % от валового национального продукта США. Япония в том же году обеспечила уровень своего ВНП, составлявшего 38 %, а Китай - 53 %, от ВНП США.

Что же касается военных расходов, то в том же 1997 г. в России они составили 26 %, в Японии - 17, в Китае - 13 % от общей суммы военных расходов США. Если на Японию приходится 17,6% расходов на производство высоких технологий, на Германию- 6,6%, на Китай - 1,6%, то на США - 35 % всех мировых расходов на инновации в данной области (14; 38-39). Столь подавляющее превосходство мирового гегемона позволяет США навязать многим регионам планеты свою систему ценностей, брать на себя претензии защищать демократию «без границ», выраженные в доктринах «ограниченного суверенитета» и регионального права. Причем эти обязательства США берут на себя от имени евроатлантической военно-политической организации НАТО, расширение которой на Восток (вместе с претензией действовать в любой точке мира) следует рассматривать как целенаправленную стратегию навязывания политических и культурных ценностей одного государства всему миру.

В сложной системе детерминации глобальных процессов возрастающую значимость приобретает действие седьмого фактора. Суть его значимости в том, что на рубеже ХХ-ХХІ столетий совершается переход от империалистического раздела эксплуатируемых территорий между странами - эксплуататорами к постимпериалистической стратегии формирования структурной зависимости более слабых в экономическом отношении регионов мира от рынков капитала, коллективно контролируемых мировыми лидерами.

Наконец, нельзя оставить без внимания еще один, восьмой фактор усиливающейся глобализации социальной жизни - нарастающие угрозы мировой окружающей среде, обусловленные все более масштабным и разрушительным воздействием технологических средств на биосферу Земли. За последние полстолетия с лица нашей планеты исчезли сотни видов животных, и этот процесс продолжается фактически безостановочно. Множащиеся из года в год экологические катастрофы, значительная часть которых вызвана промышленно-технологическим вмешательством в природные процессы, не имеют ни государственных, ни любых других пространственных границ. Специалисты утверждают, что бомбардировки объединенными силами НАТО во главе с США в мае 1999 г. Белграда и других городов Югославии, мостов через реки и нефтехранилищ, вызвали огромное количество экологических бедствий не только на Балканах, но и явились первопричиной разрушительного землетрясения в Турции, резкого похолодания, а затем и засухи во многих странах Европы, включая Беларусь и западную часть России. Глобализация угроз мировой природной среде вызывает интернационализацию действий различных организаций, прежде всего неправительственных (таких, как движения «Друзей Земли», «Гринпис», «зеленых» и т.п.), выступающих за всепланетарное объединение усилий, ориентированных на защиту и сохранение окружающей среды, на предотвращение мировой экологической катастрофы.

Все названные факторы действуют не разрозненно, но во взаимодействии друг с другом. Но, давая им социологическую оценку, необходимо учитывать несколько важных обстоятельств. Во-первых, одни из этих факторов, скажем, однополюсная гегемония США в мире или транснационализация бизнеса и эксплуатации слаборазвитых стран в результате функционирования ТНК, оказывают более мощное влияние на масштабы и направленность глобализационных процессов, чем другие. Во-вторых, векторы действия этих факторов не являются в своей сущности линейными процессами, а носят нелинейный характер, реализуются через всплески и затухания, вследствие чего чреваты многовариантностью, непредсказуемостью своих сценариев и результатов. В-третьих, они противоречивы в своей основе, а потому и конфликтогенны, способны оборачиваться множеством разнообразных типов конфликтов-меж- личностных, региональных, межстрановых, вплоть до глобальных.

Большинство западных социологов и политологов трактуют процесс глобализации однозначно позитивно и оптимистически, полагая, что этот процесс приведет к консолидации мира и преодолению конфликтов, подъему уровня жизни народов, социальной стабильности, всеобщему равноправию. Однако социальная реальность оказывается гораздо более сложной, чем теоретические построения, более противоречивой и непредсказуемой. Нельзя не замечать, что интенсификация транснациональных отношений, неизбежно снижающая статус национальных государств, их социально-политическую значимость, оборачивается противоположной тенденций - усилением националистических ориентации, подчеркнутым регионализмом многих слаборазвитых стран и возмущенных своим бедственным положением народов.

Как правило, в прессе западных стран при анализе процессов глобализации основной акцент делается на его позитивных аспектах. Среди них на передний план выдвигаются: глобальные рынки, глобальные технологии, глобальные идеи и глобальная солидарность, приводящие своими совокупными действиями к уменьшению социального пространства, к ускоряющемуся бегу социального времени, к усилению прозрачности границ, минуя которые, контакты между людьми усиливаются в сферах экономики, технологии и культуры. Но чаще всего в рамках такого анализа остаются в тени социальные диспропорции и углубление дисгармонии современного мира, многократно усиленные развертыванием глобализации. Самая главная из них заключается в том, что вследствие господства на мировых рынках транснациональных корпораций глобализация делает богатых богаче, а бедных беднее. По данным подготовленного в ООН доклада о развитии человека за 1999 г., состояние трех самых богатых людей мира превышает совокупный валовый продукт 48 наименее развитых стран, а следовательно, общий доход проживающих в них 600 миллионов людей. Разрыв в доходах между пятой частью мирового народонаселения, живущего в богатейших странах, и пятой частью его, живущего в беднейших странах, возрос с 30 в 1961 г. и с 60 раз в 1990 г. до 75 раз в 1999 г. Итак, сегодня средний американец или японец может получить в свое распоряжение жизненных благ в 75 раз больше, чем средний житель Бурунди, Нигера или Эфиопии. Именно поэтому средняя продолжительность жизни составляет в Японии 80 лет, в Канаде - 79, в США - 76,7, а в Бурунди - 42,4, в Руанде - 40,5, в Сьерра-Леоне - 37,2 года, т.е. почти вдвое меньше. Если уровень грамотности взрослого населения в высокоразвитых странах составляет 99 % (кстати, в Беларуси он выражается таким же показателем), то в Эритрее он выражается цифрой 25,2 %, а в Нигере - 14,3, т.е. в 4-7 раз ниже.

Наконец, сравним различные по уровню экономического развития страны по такому интегральному показателю, как индекс нищеты. Если в Швеции, уровень нищеты населения составляет 7%, в Германии - 10,4%, в Великобритании - 15,1%, в США -г 16,5 %, то в Эфиопии, Сьерра-Леоне он превышает 50 %, а в Нигере достигает 65 %. Итак, становящееся все более масштабным и тяжелым давление глобальной конкуренции в силу углубляющейся социально-имущественной дифференциации приводит к возрастанию глобализации не богатства, а нищеты.

Одновременно с этим происходит глобализация преступности. Организованные преступные синдикаты действуют далеко за пределами национальных границ и вступают в стратегические союзы, объединенные в глобальную сеть, извлекая огромные выгоды из глобализации, благодаря которой они зарабатывают, по оценкам специалистов ООН, 1,5 триллиона долларов в год и по своему экономическому потенциалу сравнимы с транснациональными корпорациями. Один только незаконный оборот наркотиков приносит преступным объединениям доход в 400 миллионов дол- ларов в год и составляет около 8 % всего объема мировой торгов- ли, т.е. почти столько же, сколько дают продажа газа и нефти, и превышает долю в мировой торговле текстиля (7,5 %). Примерно столько же преступным группировкам приносит незаконная торговля оружием. Одновременно транснациональные преступные синдикаты осуществляют торговлю людьми, прежде всего женщинами и детьми. Ежегодно из стран Восточной Европы и СНГ в Западную Европу торговцы людьми вывозят 500 тысяч женщин, а доходы от этой преступной деятельности оцениваются в 7 миллиардов долларов. Примерно 15 тысяч женщин из России и других стран СНГ работают в знаменитых «кварталах красных фонарей» в Германии, а в Нидерландах 57 % ввезенных для этих целей женщин составляют лица в возрасте до 21 года.

Экономическая и технологическая глобализация, индикаторы и главные действующие лица которой не считаются ни с национальными интересами, ни с традициями, культурой и своеобразием образа жизни народов разных стран, придает новые, гораздо более античеловеческие черты социальным конфликтам. Все более мощной питательной средой для политических, этнонациональных, межрелигиозных и иных конфликтов становится мировая торговля оружием. В результате многочисленные и разнообразные по своей сущности и формам проявления конфликты становятся: 1) более масштабными; 2) более кровавыми; 3) все чаще смыкаются с организованным терроризмом, поскольку в них участвуют все больше наемников, которым хорошо платят. Без эффективного урегулирования конфликтных противостояний, в том числе и на международном уровне, глобальная угроза терроризма и обусловленных им конфликтов может стать ужасающей реальностью XXI века.

Глобализация информационных процессов создает новые угрозы сохранению, воспроизводству и развитию культуры многих народов, особенно в слаборазвитых странах. Сейчас много говорят и пишут об удивительных перспективах использования глобальной коммуникационной сети Интернет. Она действительно создает богатейшие возможности для обмена научными идеями, развития образования, установления международных и межличностных контактов, но все эти блага становятся достоянием прежде всего богатых и состоятельных, а не бедных людей. Но покупку компьютера, не говоря уже о его подключении к системе Интернета, средний бангладежец (уроженец не самой бедной страны) должен затратить сумму, превышающую его доход за восемь лет, а средний американец - одну месячную зарплату. Поэтому в Южной Азии, где проживает четверть населения мира (23 %), пользователи Интернет составляют менее 1 %. Английский язык используется почти в 80 % всех сайтов, проходящих через эту систему, хотя говорят по-английски менее 10 % населения планеты. Это создает предпосылки для вестернизации, главным образом, американизации, глобальных культурных потоков, что приводит ко все более широкому распространению пресловутой «глобальной потребительской культуры», критерием успеха которой становятся не духовные ценности, а прибыль и кассовый успех. На все более монополизированной индустрии развлечений, где действуют три главных кита - кинематограф, музыка и телевидение, усиливается доминирование американской продукции. До- ля Голливуда на кинематографическом рынке Японии превышает 50 %, Европы - 83 %, Латинской Америки - 83 %, а кинофильмы других стран составляют менее 3 % кинематографического рынка США. В еще более зависимом положении от доминирования американской индустрии развлечения оказываются африканские страны. Десять ведущих компаний в сфере телекоммуникаций контролируют более 86 % мирового рынка, оцениваемого в 262 миллиарда долларов. Расползающиеся по нашей планете голод (от голода страдает 840 миллионов человек), наркомания (в мире насчитывается более 200 миллионов наркоманов), СПИД (свыше 33 миллионов человек), ухудшение окружающей среды, которую справедливо называют «тихой катастрофой» (ежегодно от нарастающего загрязнения атмосферы умирает почти 3 миллиона человек, почти 1,3 миллиарда людей не имеют доступа к чистой воде), «утечка мозгов» из развивающихся стран в высокоразвитые (только в 1998 г. в США и Западной Европе работало более 250 тысяч специалистов из Африки) - вот далеко не полный перечень тех негативных явлений, которые более или менее тесно связаны с глобализацией богатства и нищеты.

Приведенные факты свидетельствуют о неравномерности и противоречивости процесса глобализации, который ведет не только к социальной интеграции, но и к дезинтеграции, а следовательно- к углубляющейся социальной дифференциации общин, наций, стран, регионов современного мира по критерию принадлежности к интеграционным процессам, к благам культуры и цивилизации. Нельзя не замечать, что интенсификация транснациональных отношений, неизбежно снижающая статус национальных государств, их социально-политическую значимость, оборачивается противоположной тенденцией - усилением националистических ориентации, подчеркнутым регионализмом многих слаборазвитых стран и возмущенных своим бедственным положением народов.

А это чревато новыми противостояниями интересов - народов бедных и богатых стран, лидеров и аутсайдеров социально- экономического развития, мировых центров и периферии. Это в любой момент способно обернуться острыми и крупномасштабными конфликтами, предвестниками чему сегодня могут служить напряженные, чреватые конфликтами отношения между США и Ираном, между США и Северной Кореей.

А кто может поручиться, что экономически преуспевающему, присваивающему себе все преимущества и плоды глобализации «треугольнику»: США - Западная Европа - Япония не станет противостоять вполне возможный в перспективе новый «треугольник»: Россия - Китай - Индия? Становящийся все более масштабным новый «культурный интервенционизм», основанный на информационных новинках и стремящийся к насаждению во всех регионах мира американизированных вариантов культуры и потребительской системы ценностей, наталкивается на возрастающее неприятие, а нередко и со- противление национальных и региональных культурных элит и не только в развивающихся странах Азии и Африки, но и в такой высококультурной и преуспевающей стране, как Франция. А это означает, что усиливающаяся глобализация, вопреки ее самым активным приверженцам и собирателям ее плодов, не ведет к исчезновению национальных интересов ни в экономике, ни в политике, ни тем более, в культуре. Глобально взаимосвязанный мир отнюдь не является безнациональным, а широко распространяемые в нем стандарты вестернизированной, преимущественно американизированной, культуры не в состоянии стать эталоном единой, скроенной по одному образцу «мировой культуры».

Глобализация современного мира ставит проблему формирования глобальной социологии. И на эту потребность все чаще откликаются известные социологи разных стран. Среди появившихся в последние годы глобалистских социологических концепций самой влиятельной является теория мир - системы разработанная профессором Бинтемтонского университета (США), президентом Международной социологической ассоциации Иммануэлем Валлерстайном. Суть этой теории состоит в том, что основополагающей единицей анализа социальной реальности должна стать категория «Историческая система».

При таком подходе в мировом историческим процессе можно выделить несколько видов исторических систем. Первым из них являются «мини-системы», называемые так потому, что они небольшие по размерам и относительно кратковременны (жизненный путь примерно шести поколений), высокогомогенны, т.е. однородны, с точки зрения культурных и управляющих структур. Примером такой именно системы может быть структура майя в Центральной Америке.

Второй вид исторической системы - «мировые империи», которые являются крупными политическими структурами и заключают в себе разнообразные «культурные» модели. Действующая логика такой системы - экстракция дани из самоуправляющихся прямых производителей (в основном сельских), которая передается к центру и перераспределяется среди немногочисленной, но значимой сети чиновников.

Наконец, третий вид исторической системы, согласно теории И. Валлерстайна, это - «мировые хозяйства», представляющие собой огромные неравные цепи интегрированных производственных структур, разделенных многочисленными политическими структурами. Объективная логика их существования заключается в том, что прибавочная стоимость неравномерно распределяется в пользу тех, кто смог захватить временную монополию на рынке. Это- «капиталистическая» логика. (2; 154-155). Конкретным воплощением такой именно системы, с точки зрения И. Валлерстайна, является современная капиталистическая мировая экономика. Существующая ныне «мировая система», считает он, охватывает весь мир и представляет из себя в своей сущности капиталистическую мировую экономику.

По утверждению И. Валлерстайна, А. Смит и К. Маркс ошибочно полагали, что суть капитализма заключена в рынке, буржуазии и свободном труде, тогда как на самом деле капитализм - это системы с единой общемировой логикой. Причем самое главное в этой системе состоит не просто в накоплении капитала, а в приоритете бесконечного накопления капитала. Иначе говоря, это - система, «чьи институты призваны выделять из общей массы и поощрять тех, кто в своей деятельности соблюдает первенство накопления капитала, и наказывать тех, кто пытается следовать другим приоритетам. Совокупность институтов, рассчитанных на эти операции, включает в себя обустройство товарных связей, объединяющих географически разделенные производства и оптимизирующие системную норму прибыли; сеть государственных структур, складывающихся в межгосударственную систему; создание подоходно дифференцированных семейных хозяйств как основных единиц социальной репродукции; наконец, интегрированную геокультуру, легитимирующую институциональные структуры и сдерживающую недовольство эксплуатируемых классов» (1; 17).

Мир-системный анализ процессов глобализации выработал несколько концептов - описаний современной капиталистической мировой экономики. Наиболее существенные из них сводятся к следующему.

Непрерывное накопление капитала - основная движущая сила мировой капиталистической экономики.

Накопление капитала дифференцировано в пространстве в соответствии с разделением по линии: центр - периферия.

Наряду с центром и периферией в мировой капиталистической системе структурно существует полупериферия.

Неоплаченный труд играет большую роль в жизни мировой капиталистической экономики.

Капиталистическая мир-система взаимодействует с международной системой.

Существуют антисистемные движения, которые одновременно подрывают и поддерживают систему.

Жизнь мир-системьютмечена как циклическими ритмами средней продолжительности, так и длительными вековыми изменениями.

Согласно теории мир-системы, мировая капиталистическая экономика включает в себя группу стран ядра, куда входят США, Япония, Западная Европа, страны полупериферии, периферии и внешней арены. К полупериферии относятся страны, расположенные на юге Европы, такие, как Испания или Португалия. Сюда же И. Валлерстайн включает и постсоветскую Россию. Периферию об- ширной мировой системы составляют развивающиеся страны Азии, Африки. Хотя значительные регионы этих континентов, которые не затрагиваются всемирными промышленно-торговыми связями, относятся к внешней арене мировой капиталистической экономики.

Восхваляя всячески триумвират «ядра» мир-системы, состоящего из США, Японии и объединенной Европы, И. Валлерстайн отнюдь не в восторге от неизмененной прочности этого экономического монстра. Он убежден: триумивараты по природе своей - нестабильны, ибо двое могут объединяться против третьего. Вопреки романтикам западной цивилизации, он считает, что более вероятен альянс Японии и США. Причин такого варианта много, и они разного характера. Одна из них состоит в том, что японцы не боятся подпасть под культурное влияние США, в отличие от европейцев, болезненно переживающих последствия американского «культурного империализма».

Хотя мир-системный анализ обращает внимание на глобальные аспекты развития культуры, свойственная ему методология преувеличивает значимость экономики и в этой сфере. Поскольку движущей логикой развития мир-системы признается накопление капитала, то именно экономика признается центральной чертой модерности, а экономический человек - внутренней сущностью рационального субъекта. В результате капитализм интерпретируется как система ценностей, деньги объединяют людей в единую общность. Культурные коды, как деньги и товары включены в циркуляцию капитала. Поэтому формы культуры, с точки зрения валлерстайновской теории, укоренены в повседневном процессе воспроизводства и накопления капитала. Под культурой в ней фактически понимается «идея - система» капиталистической мировой экономики, результат многих исторических попыток сформулировать термины, в которых бы отражалась вся противоречивость социально-политической реальности мир-системы и оправдывалось бы господствующее в ней социальное и социально- культурное неравенство людей и народов.

Мир-системная методология исходит из необходимости пересмотра под влиянием глобализации некоторых традиционных социологических понятий. И. Валлерстайн, в частности, подвергает сомнению правомерность применения в социологии таких категорий, как «прогресс» или «свободная воля», «детерминизм». Он спрашивает: «имеется ли некая рациональная парадигма, альтернативная по своей логике знанию, базирующемуся на вере в прогресс?». И отвечает «На мой взгляд, ответ должен быть положительным». Он размышляет таким образом: «нет повода утверждать о существовании какого-либо линейного тренда» во всеобщей истории человечества, хотя в моральном и интеллектуальном отношении «надежнее допустить возможность прогресса, но такая возможность не будет означать его неизбежности» (1; 11,21). Поэтому «анализ мировых систем стремится лишить понятие прогресса статуса траектории и открыть его заново как аналитическую переменную» (1; 161).

В условиях социально-исторических трансформаций современного мира, утверждает И. Валлерстайн, вызываемых ими многочисленных переходов то, «что мы назвали детерминизмом» является по большей части процессом, внутренне присущим историческим системам, где «логика» системы переводится в набор самодвижущихся, самоподкрепляющихся структур, которые «детерминируют» траекторию. Но, возможно, это также случай, «когда то, что мы называем «свободной волей», возникает, по большей части, в процессе «перехода», когда именно из-за распада этих самых структур реальные исторические альтернативы широки и их сложно предсказать» (2; 161-162).

Длительное время, считает И. Валлерстайн, историческая социальная наука в своих исследованиях руководствовалась методом следования от конкретного к абстрактному, от частного к общему. Но, скорее всего, сегодня следовало бы поступать наоборот: «историческая социальная наука должна начать с абстрактного и двигаться в направлении конкретного, заканчивая связной интерпретацией процессов конкретных исторических систем» (2; 162). Здесь бингемтонский профессор фактически воспроизводит хорошо известное положение, сформулированное полтора столетия на- зад высокоценимым и одновременно критикуемым им К. Марксом, так что новизна данного постулата весьма сомнительна.

Делая общий вывод из анализа мир-системной теории, следует отметить, что она достаточно односторонняя и эклектична. В ней верно подмечены и интерпретированы важные стороны и тенденции всемирного процесса глобализации. Но одновременно она страдает преувеличением роли экономики в создании мировой системы и глобализации социальной жизни. Базовой для мир- системного анализа остается западная, преимущественно американская, модель социально-экономического развития. В результате основное внимание уделяется «ядру» мир-системы и практически игнорируется ее периферия, что приводит к однобокому, следовательно, искаженному представлению о сущности и особенностях глобализации. Вводимое в оборот понятие «геокультура мировой системы модерна» оказывается своеобразной калькой с ценностных ориентации носителей беспрестанного накопления капитала, вследствие чего культурные коды, наравне с деньгами и товарами, включены в циркуляцию капитала, что, конечно же, обедняет содержание и функции подлинной культуры.

Несколько отличные от валлерстайновской, более взвешенные концепции глобализации развивают европейские социологи. Весьма авторитетный западногерманский социолог Н. Луман утверждает, что никто не в состоянии сегодня «оспаривать факт наличия глобальной социальной системы» (9; 128). А такое признание требует пересмотра некоторых определяющих социологических категорий, в том числе и самой основной из них - «общество». Во всех традиционных обществах (античном, средневековом или новом), считает Н. Луман, было важным признавать и принимать только признаки дифференциации, что воплотилось, в частности, в концепции стратификации, базирующейся на стратификационной (или иерархической) дифференциации индивидов и социальных групп и слоев (страт). В современной же трактовке общества, учитывающей усиливающееся значение глобализации, необходимо сочетание различия и идентичности, дифференциации и интеграции, частей и целого, причем основной акцент должен быть сделан именно на интегративные процессы и функции. Необходимость такого именно подхода обусловлена тем, что «в современных условиях глобальная система является обществом, в котором все внутренние границы могут быть оспорены и вся солидарность пошатнется. Все внутренние границы здесь зависят от самоорганизации подсистем и не зависят больше от «источника» в истории, от сущности и логики окружающей системы. Солидарности находятся в процессе деконструкции, которая требует самовыделяющейся способности социальных движений, этнических или фундаменталистских религиозных групп (9; 134-135).

В этой концепции, в отличие от теории мир-системы, основ ной акцент сделан не на экономические факторы, хотя роль их в процессе глобализации, разумеется, не отрицается, не на «источники» социальной дифференциации (собственность, прибыль, власть и т.п.), а на самоорганизации социальных подсистем и самовыделяющейся способности социальных движений, этнических или религиозных групп. Именно благодаря способности к самовыделению (т.е. разграничению себя и окружающей среды) и к само- организации, - сложная социальная система современного общества становится саморефернтной, конструирующей свои структуры собственными системными процессами. К тому же сложноорганизованная и саморазвивающаяся, самовоспроизводящая себя социальная система обладает аутопойтическими свойствами, т.е. производит сама не только свои структуры, но и свои элементы и сети этих элементов. Поэтому, утверждает Н. Луман, «общество возможно только как аутопоейтическая система». А такой подход дает возможность прийти к заключению, согласно которому «больше чем когда бы то ни было, территориальные взаимоза- висимости мирового масштаба вторгаются и ныне во все детали социального».

Аутопоейтические системы способны не только к самовоспроизводству и саморазвитию, но и к самонаблюдению, самоописанию, которое показывает, что осуществляющаяся в обществе функциональная дифференциация производит больше независимости индивидов и групп и одновременно больше их зависимости. Применительно к описанию глобальной социальной системы это, согласно Н. Луману, означает, что «мировое сообщество достигло более высокого уровня сложности с более сильными структурными возможностями, более неожиданными и непредсказуемыми изменениями и, более того, взаимосвязанными зависимостью и взаимозависимостью. Это означает, что конструкции (расчеты, планирование) становятся уже невозможными с центральной и, следовательно, «объективной» точки зрения. Они различаются в зависимости от наблюдающих систем, что относит причины к следствиям, а следствия к причинам. Это разрушает онтологические и логические положения центрального руководства. Нам приходится жить в полицентричном, поликонцептуальном обществе» (9; 140).

Итак, согласно Н. Луману, складывающаяся система неизбежно становится полицентричной и одновременно поликонцептуальной, более того, представляет собой «предельный случай поликонцептуального самонаблюдения» (9; 218). Но совершаемое социальной системой самонаблюдение производится всегда в определенном социокультурном контексте, поэтому, утверждает Н. Луман, «такие системы нуждаются в функции памяти (т.е. культуре), которая представляет настоящее как результат (выход) прошлого». В процессе своего самонаблюдения и самоописания средствами культуры «система создает время, т.е. различие прошлого и будущего состояний, при помощи которого прошлое становится царством памяти, а будущее - царством колебаний (осцилляции). Это различие - эволюционная универсальная. Она актуализируется каждой операционной системой, давая возможность возникновения та- кого измерения, как «мир».

Таким образом, в понимании Н. Лумана, самовозникновение понятия «мир», идентифицируется с понятием «глобальная социальная система» возможно только при наличии культуры, причем культуры, обладающей поликонцептуальностью, многообразием.

И здесь, считает он, возникает вопрос: «подходит ли форма политического устройства, навязанная всем регионам земли, ко всем местным этническим условиям или: стимулирует ли общее условие глобального отчуждения, а не подавления и эксплуатации, по- иск личных и религиозных идентичностей». Если к тому же считать адекватным «способ описания конфликтов как конфликтов интересов и ценностей, которые предполагают возникновение фундаментальных идентификаторов», и включить в определение такие утопичные схемы, «как счастье и интегративное сообщество», то делает вывод билефельдский профессор, «мы сделаем нашу теорию чувствительной к региональным различиям». А добавив ко всему этому то несомненное обстоятельство, что в современном обществе «индивидам все больше разрешается, и даже ставится в обязанность, проявлять свою идентичность, свои предпочтения, интересы, убеждения, стремления», - продолжает Н. Луман, - мы более отчетливо поймем, что «наше описание будет основываться на автономии функциональных систем., специфичность которых отличается от системы к системе. Тогда перед нами окажется общество, не имеющее вершины и центра».

В этом и состоит основной вывод Н. Лумана: в отличие от теории И. Валлерстайна он понимает процесс глобализации мирового сообщества как становление такой глобальной социальной системы, которая не имеет ни вершины, ни центра, а представляет собой полицентричное, поликонцептуальное (благодаря многообразию культур) общество, в котором взаимодействуют друг с другом различные политические, этнические, религиозные, социокультурные идентичности индивидов и социальных групп.

Существенный вклад в социологическое осмысление глобализации вносит концепция структурации, разрабатываемая английским социологом Э. Гидденсом. Он подчеркивает: «Мир стал воистину единой социальной системой в результате усиления отношений взаимозависимости, затронувших сегодня практически каждого человека... Усилившуюся взаимозависимость мирового сообщества можно обозначить универсальным термином глобализация». Отмечая важную роль экономических факторов в осуществлении этого всемирного процесса, таких, в частности, как высокий уровень валового национального продукта (ВНП) в США, других развитых западных странах и связанное с этим усиление влияния этих стран на остальной мир, а также позитивную роль теории И. Валлерстайна, в которой мир рассматривается как единая социальная систем, Э. Гидденс обращает внимание на то, что мир-системная теория концентрируется почти исключительно на экономических факторах развития общемировой системы. Соглашаясь с тем, что экономическая составляющая чрезвычайно важна, он отмечает, «политические соображения, военные столкновения, культурные факторы - все это также имеет важное значение для формирования глобальной взаимозависимости. Под глобализацией, считает он, следует понимать более обширный, чем это рисуется в мир-системной теории, процесс трансформации социального пространства и времени, появление глобальных коммуникаций, трансформации региональных, локальных и даже личных контекстов социального опыта.

Придавая важное значение в развертывании процессов глобализации культурным факторам, Э. Гидденс обращает особое внимание на глобализацию средств массовой информации, где доминирующее место принадлежит американским фирмам. Повсеместное вторжение в социокультурное пространство многих стран американизированных стандартов культуры, тиражируемой средствами кино, телевидения, рекламы, электронной коммуникации, заставило, по его словам, «многих исследователей говорить об империализме средств массовой информации. Они утверждают, что сформировалась единая культурная империя. Страны третьего мира страдают от этого более всего, поскольку не имеют средств для сохранения и защиты своей культурной независимости». Э. Гидденс высказывает вполне обоснованную тревогу в связи с тем, что американский телевизионный экспорт одновременно с рекламой пропа- гандирует коммерциализированную культуру, которая «разрушает различные формы местной культуры», а страны «третьего мира оказываются объектом новой формы империалистической экспансии империализма средств массовой информации».

Теория структурации исходит из того, что глобализация включает в себя множество противоречивых процессов, вызывающих социальные конфликты и новые типы социальной стратификации. Кроме того, она связана с нарастающими угрозами окружающей среде. При этом он обращает внимание на тот факт, что «активная атака человечества на окружающую среду является следствием развития и глобального распространения западных социальных институтов и той значимости, которую они придают постоянному экономическому росту».

В противовес утверждению И. Валлерстайна о том, что в рамках функционирующей мир-системы нет подлинной свободы воли, т.к. господствующие структуры предопределяют весь спектр возможных действий, Э. Гидденс считает, что обстоятельства социального давления отнюдь не освобождают индивидов от осуществления свободного выбора. Личностная идентификация и свобода выбора действующего агента (субъекта действия) тем более важны, считает Э. Гидденс, что «личное взаимодействие является основой всех форм социальной организации, независимо от их масштаба».

Анализ и сопоставление наиболее влиятельных в западной социологии теорий глобализации показывают, что мир-системная теория идет в фарватере традиционной для западной теоретической мысли идеи центра, будь то геоцентризм, гелиоцентризм, антропоцентризм или американоцентризм. В отличие от нее концепции Э. Гидденса и Н. Лумана, развивающиеся в русле постмодернистской социологии, разделяют свойственное постмодернистскому стилю понятие «центра» как средоточие чего-то самого важного и главного, склоняясь к пониманию современной глобальной социальной системы как полицентристской.

Такой социологический подход к проблемам, рождаемым глобализациоными трансформациями современной социальной жизни, является более реалистичным и конструктивным. Сложный и противоречивый конфликт явлений, процессов, отношений, взаимодействий, возникающих в широком и крупномасштабном русле глобализации, свидетельствует, что теоретическая схема мир-системы как однородного социально-экономического пространства, движимого единой для всех индивидов, народов и стран мотивацией, оказывается серьезным упрощением. И если эталонная модель мироустройства, в которой легко угадываются типические черты современного западного общества с его извечным стремлением к накоплению капитала, в той или иной степени соответствует интересам и стремлениям так называемого «золотого миллиарда» людей, живущего в высокоразвитых странах, то нельзя забывать, что за пределами этих стран проживает впятеро больше людей - пять миллиардов, - которые руководствуются другими системами ценностей. И если уж говорить о глобализации как тенденции движения мирового сообщества к единой глобальной социально системе, то следует вспомнить, что в отличие от западного центризма, рассматривающего остальной мир в качестве периферии и утешающего себя иллюзией господства высшего над низшим, в восточном мышлений (даосистском, буддистском) центр одновременно везде и нигде, поэтому может оказаться где угодно, в любой точке социального пространства, которое глобализируется.

Все изложенное позволяет выделить несколько основных параметров глобализации, требующих основательного исследования в рамках складывающейся социологической глобалистики.

Во-первых, системообразующим элементом любой цивилизационной системы, в том числе и глобальной, является экономический фундамент общества, занимающий центральное место в возникновении и сохранении любой цивилизации и ее идентичности (вспомним хотя бы историю феодализма и капитализма). Однако цивилизация отнюдь не сводится только к экономическому укладу, а включает в себя и социальную структуру общества, и существующую в нем политическую систему, и культуру, и рели-гиозные верования, и социальные нормы и институты, и образцы поведения и многое другое. Культурно-цивилизационная общ-ность сохраняет свою идентичность и способность к саморазвитию только в той мере, в какой все эти структурные компоненты в процессе своего взаимодействия образуют единую, целостную, устойчивую и динамично развивающуюся систему. Всякое же преувеличение роли одного из этих компонентов и недооценка других чревата непредвиденными кризисами, катастрофами и, в конечном итоге, разрушением самой системы. Это относится не только к социальным системам, совершившим цивилизационное самоубийство (Римская империя, Советский Союз), но и к любой другой системе, включая и становящуюся глобальной социальную систему. Поэтому глобализацию не следует рассматривать и интерпретировать как линейный процесс, как однонаправленное расширение масштабов глобальных интеграционных процессов.

Во-вторых, глобализация имеет нелинейный характер, сопровождается усилением неравномерности социально-экономического развития, приводящим, с одной стороны, к возникновению пресловутого, экономически преуспевающего «золотого миллиарда», а с другой, - к маргинализации целого ряда стран, где люди находятся на грани выживания, где свирепствуют голод, болезни. Ежегодно более десяти миллионов детей умирает в младенчестве вследствие болезней, вызванных тем, что они голодают, либо тем, что голодают их матери. Эта ситуация имеет тенденцию к ухудшению, что чревато серьезными потрясениями и конфликтами.

В-третьих, в процессе развертывания глобализации возникло противопоставление глобального и локального. Глобализация проникает в самые глубины социально-экономических структур и, сопровождаясь мощными информационными потоками, пропагандирующими западные стандарты жизни, нередко сталкивается в острейших противоборствах с такими локальными структурами, как местный образ жизни, традиции, обычаи, привычки, образцы поведения. Это приводит к возникновению и распространению новых форм идентификации, которые утверждаются в жизни многих социальных групп через трудности, противоречия и конфликты, затрудняя вовлечение индивидов и социальных общностей в становление и развитие глобализационных процессов.

В-четвертых, активные поборники глобализации в ее мир- системном варианте говорят о снижении привязанности интересов крупных и средних собственников и обслуживающей их профессиональной элиты к нации - государству, в силу чего националь-но-государственный фактор в перспективе неизбежно упразднится. Если первая часть таких утверждений достаточно обоснована реальными фактами из жизни многих стран, то вторая расходится с социальной действительностью. На самом же деле глобализация не ведет к исчезновению национальных идентификаций, не заменяет их транснациональным единством интересов крупных предпринимателей и банкиров, а порой, напротив, подталкивает к национальной консолидации, к повышению значимости национальных социокультурных традиций, национального самосознания. Общемировой процесс демократизации общественно-политической жизни очень часто переплетается с возрождением и усилением традиционных национально-цивилизационных и этно-религиозных ценностей. А такая ситуация приводит к тому, что глобализационные процессы в так называемом «центре» и на «периферии» миро- вой системы начинают развиваться не по сходящимся, а расходящимся траекториям. Всякая же попытка втиснуть эти процессы в желаемое для США и их союзников русло путем экономического, военного и иного давления, как показали бомбардировки объединенными силами НАТО городов и стратегически важных объектов Югославии весной 1999 г., способны вызывать обратный эффект и поднять волну национальной солидарности и сплоченности, базирующихся на исконных культурно-религиозных ценностях, выступающих в роли духовных опор жизнедеятельности народа. Тем самым процесс глобализации подвергается серьезным испытаниям и деформациям, умножая силы социальных общностей, противодействующих этому процессу в его нынешних, проамериканских формах.