Методологические проблемы социологии в работах Хосе Ортеги-и-Гассета

Размещено на http://www.allbest.ru/

Методологические проблемы социологии в работах Хосе Ортеги-и-Гассета

ортега испанский социолог

Владимир Евгеньевич кандидат философских наук, доцент кафедры теории и социологии культуры Челябинского государственного института искусства и культуры. Выдающиеся мыслители похожи на сеятелей, щедрой рукой раскидывающих множество идей и проектов. Не исключение в этом смысле и испанский философ, культуролог, социолог X. Ортега-и-Гассет. В своих трудах, в частности в известной книге "Восстание масс", он выделил важные признаки современного общества, которые, по мнению социологов 90-х годов, вполне приложимы к дню сегодняшнему [1]. Также и в области методологии социального познания Ортега использует инструментарий, вошедший в арсенал таких направлений современной социологии, как феноменологическая социология, символический интеракционизм, структурализм. В творчестве испанского социолога есть работы, в которых он специально рассматривает методологические проблемы социологии.

Это в первую очередь книга "Человек и люди". В других работах Ортега касается проблем метода социальной науки при анализе конкретных вопросов общества и культуры. Эта тема привлекательна не только в силу историко-социологического интереса, но и своей эвристической ценностью для современной науки. В работе "Человек и люди" (1956) предметом анализа стала проблема основ современной социологической теории. По мнению ученого, современная социология не дает ясного и систематического изложения как фундаментальных идей: идея социальная, общественная, так и более конкретных идеи закона, права, государства, интернациональности, коллективности, авторитарности, свободы, социальной справедливости и т.д. Ортега предлагает свой путь анализа основных социологических проблем. Исследовательская процедура должна состоять в постепенном нисхождении к последней, изначальной реальности, которая и порождает все прочее. В качестве такой изначальной реальности он называет жизнь человека, причем жизнь каждого в отдельности, "моя жизнь". Жизнь человека есть ситуация, когда человек вынужден пребывать в некой среде, или мире.

Мир это точка пересечения наиконкретнейших обстоятельств, в которой мы всегда существуем. Через свободный выбор разнообразных возможностей действия человек наполняет свою жизнь [2]. Что отличает жизнь человека? Жизнь не дана человеку готовой, она дается ему незаполненной, не готовой, и задача человека наполнять, обживать ее. Каждый человек должен делать свою жизнь, и каждый на свой лад. Жизнь неотчуждаема и каждый должен прожить именно свою жизнь. Человек должен сам определиться в мире вещном и в мире людей и найти правильную линию поведения, он должен сам, своим судом утверждать или опровергать, доходить до сути или вскрывать бессмысленность, и никто его в этом не заменит. Отсюда выводится такое качество жизни человека, как одиночество. Раз жизнь человека неотчуждаема, раз сам человек и только он должен ее наполнить тем или иным содержанием, раз он сам должен искать истину, принимать решения, чувствовать, желать, то жизнь по сути есть одиночество, изначальное одиночество, и только в нашем одиночестве мы это истинно мы. Изначальное одиночество порождает другое изначальное стремление -- жажду общения.

Человек хочет найти того, чья жизнь полностью слилась бы, переплелась бы с его собственной. К этому можно прийти разными путями. Один из путей дружба. Высшая форма такого слияния любовь. "Настоящая любовь лишь попытка обменяться одиночеством". Поэтому живущий человек и мир, окружение, среда, в которой он поневоле должен существовать, представляют одинаково реальную ценность. Жизнь человека, характеризующаяся одиночеством, настолько же изначальна, насколько изначально стремление человека к общению, к выходу в мир. Во взаимной необходимости считаться друг с другом, обоюдности видит Ортега первый признак, который можно отнести к разряду социальных. Однако он, полемизируя с М. Вебером, разводит социальное и меж индивидуальное и трактует социальную реальность в качестве вне-, над индивидуального, навязываемого человеку извне. Люди это все и никто в отдельности. Социум сохраняет прошлое человеческой жизни, делает ее механической, обесчеловеченной, обезличенной [3]. Заметим, трактовка социального в духе Э. Дюркгейма, хотя в данной работе прямых ссылок на французского социолога нет. Вся жизнь человека протекает в переплетении самых различных обстоятельств.

Мир дает возможность человеку проявлять свободу, человек обречен быть свободным. Эта свобода проистекает из того факта, что среда, обстоятельства жизни никогда не бывают однозначны, на них всегда можно взглянуть по-разному, человеку предлагаются разные возможности действовать, быть. Вместе с тем, безжалостно предоставляя человека собственной инициативе и вдохновению, среда возлагает на него ответственность. Человеку поневоле приходится существовать на свой страх и 122риск, выбирать и нести ответственность з а свой выбор. Поэтому жизнь вечный перекресток, постоянное сомнение. В структуре мира Ортега выделяет вещный мир и мир дел и значимостей, различая их по принципу мир "для себя" и мир "для нас". "Вещь" существует независимо от человека и его оценок, в мире же дел и значимостей, наоборот, все существует лишь в меру значимости для нас [4]. Последний аспект Ортега называет прагматическим отношением, "нашим" миром (можно, видимо, назвать этот аспект и ценностным отношением). В силу прагматической природы "наш" мир имеет не материальный, а динамический характер, т.е. обе стороны взаимодействия становятся в чистом виде соприкосновением, а следовательно, явлением чисто динамическим. Ортега не показывает четкую связь между структурой мира и понятием социального, но напрашивается вывод, что социальное, исходя из представленной концепции, ближе к вещному миру, чем к миру значимостей.

Далее мы отметим созвучие некоторых идей испанского социолога с современной феноменологической социологией и символическим интеракционизмом, то же созвучие слышится и здесь. Обратим внимание на путь ученого к такого рода методологии.

Ортега был учеником неокантианца Г. Когена, знал феноменологию Г. Гуссерля, и представленную попытку решения основных методологических проблем социологии можно, видимо, оценить как в некоторой степени пересадку на почву социологии неокантианского разделения наук о природе и наук о культуре. Действительно, в неокантианстве мир культуры порождается ценностным отношением человека, в центре мира ценностей стоит оценивающий человек. В целом же, думается, перед нами достаточно оригинальная микросоциологическая концепция. Обратимся к методологическим суждениям Ортеги в других работах. Принято считать важным источником структурализма в социологии лингвистику Ф. де Соссюра. Однако в 1910 г., т.е. когда Соссюр читал курс общей лингвистики в Женеве, опубликованный в 1916 г. (у Ортеги указаний на знание им этого курса мы не встретили), испанский ученый пишет статью "Адам в раю", где иногда вплоть до фразеологических совпадений с швейцарским лингвистом излагает по сути т о, что сегодня называют структуралистской методологией. Каждая вещь, пишет Ортега, соотносится с другими вещами, "каждая вещь есть отношение между другими вещами".

Следовательно, чтобы правильно изобразить вещь, необходимо предварительно вывести формулу е е отношения к другим вещам, т.е. установить е е значимость, ценность. Приводится следующее доказательство того, что "вещи не более чем значимости": возьмите любую вещь, рассмотрите е е в разных оценочных системах, и вместо одной вещи вы получите несколько совершенно разных. Например, для крестьянина земля это проселок, вспаханное поле, урожай, а для астронома одно из тел в космическом пространстве [5]. Соссюр, как известно, сходным образом различает значение слова и его значимость в конкретном тексте. У Ортеги присутствует и более широкая трактовка тезиса "вещь есть отношение", наряду с аксиологической интерпретацией выделяется онтологическая сторона: "... Без других планет невозможна и планета Земля, и наоборот; каждый элемент системы нуждается в прочих, он и есть взаимоотношение между ними. Поэтому суть каждой вещи есть чистое отношение". Однако в примечании 1915 г. Ортега замечает, что понимание растворенного в отношениях бытия вещи в духе Канта и Лейбница, т.е. отмеченный онтологический аспект, теперь вызывает в нем некоторую неприязнь [6]. Этот онтологический аспект не выделяет в своем исследовании А. Зыкова, н о она подчеркнула другой бытийный момент "перспективизма" Ортеги.

Если каждый субъект оригинален в своем видении мира, то он никем незаменим в познании только ему видимой доли истины. "Мы незаменимы, мы необходимы" таков гуманистический вывод феноменологии философа [7]. В "Размышлениях о Дон Кихоте" Ортега излагает по сути принципы феноменологической социологии. Приведем соответствующий отрывок. Почему, рассуждает Ортега, для читателя так интересно в романах приключение? Приключение раскалывает инертную реальность, оно непредсказуемо, вероятно, ново, уникально, поэтому и 123интересно. А что же представляет собой эта инертная реальность? "Если внимательно рассмотреть наше повседневное понимание реальности, легко убедиться, что реально для нас не то, что происходит на самом деле, а некий привычный нам порядок событий". В этом смысле реально для нас не столько виденное, сколько предвиденное, не столько то, что мы видим, сколько то, что мы знаем. Когда события принимают неожиданный оборот, мы считаем, что это невероятно, поэтому наши предки называли рассказ о приключениях вымыслом [8]. Легко узнать в приведенных суждениях аналогию с центральным понятием феноменологической социологии "социальный, жизненный мир", идущий от гуссерлевского "жизненного мира". Причем, возможно, у Ортеги более глубокое понимание метода феноменологии, понимание, основанное на кантовском различении мира феноменов и мира ноуменов: "... Вещи имеют две грани. Одна из них "смысл" вещей, их значение, то, что они представляют, когда их подвергают истолкованию. Другая грань -- "материальность" вещей, то. что их утверждает до и сверх любого истолкования" [9]. Как видно, здесь слышатся и нотки из нотной тетради современного символического ингеракционизма. Есть ли у Ортеги ответ на вопрос, что составляет вышеназванную "материальность" общественной жизни? На наш взгляд, этот вопрос анализируется в известной работе "Дегуманизация искусства" (1925) в разделе "Немного феноменологии". Среди разнообразных аспектов одной и той же реальности, соответствующих различным точкам зрения, пишет ученый, существует один, из которого проистекают все остальные и который во всех остальных предполагается. Это аспект "живой" или человеческой реальности. Например, в сцене у смертного ложа знаменитого человека "живой" реальностью является обезумевшая от горя супруга, в меньшей степени озабоченный врач, еще менее присутствующий по долгу службы газетчик, а случайно оказавшийся и бесстрастно наблюдающий сцену агонии художник вообще не входит в человеческую реальность. "...

В шкале реальностей своеобразное первенство отводится "живой" реальности, которая обязывает нас оценить ее как "ту самую" реальность по преимуществу" [10]. Вспомним еще одну современную методологическую концепцию. Что вам напоминает следующее рассуждение из статьи "Введение к Веласкесу" (1950): дата рождения Веласкеса это символы господствующего типа жизни в определенном обществе. Родившийся встречается с некой структурой созданной человеческой цивилизацией. "Индивидуум воспринимает структуру коллективной жизни, предшествовавшую его рождению. Он может ее усвоить или, напротив, отважиться на борьбу с нею, но и в том и в другом случае он носит ее в себе, она входит в состав его личности" [11]. Нам этот отрывок напоминает понятие "габитус" из социологии П. Бурдье.

В заключение вернемся к суждению В. Шаповалова о приложимости теории массового общества из "Восстания масс" к нынешнему состоянию социальной реальности. Действительно, в этой работе в структуре общества выделяется инертная масса и творческое меньшинство, аристократия, схожее представление дает А. Тойнби, труды которого Ортега знал. Однако следует добавить, что Ортега в работе "Этюды о любви" показывает механизм связи аристократии с массой, близкий к теории мимезиса Тойнби. "Бесспорно, пишет испанский социолог, что решающей силой в истории любого народа является средний человек".

Этим не отрицается значительная роль неординарных личностей, выдающихся людей, однако их роль состоит во влиянии на среднего человека, показе примера и направлении вверх инерции толпы, т.е. их задача как можно выше поднять средний уровень. Великими народы делают не выдающиеся люди, а уровень развития неисчислимых посредственностей. Бывает, гениев достаточно, а историческая роль нации невелика. "Это непременно происходит тогда, когда массы равнодушны к этим людям, не тянутся за ними, не совершенствуются" [12]. Таким образом, даже эти краткие заметки позволяют сделать вывод, что Ортега действительно щедрый сеятель, в том числе в области изучения методологических проблем социологии, урожай с исследовательского поля которого можно снимать и в конце XX века.

Размещено на Allbest.ru