Традиционное отношение русских к иностранцам

Размещено на http://www.allbest.ru/

21

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ

РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

НОВОСИБИРСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

КАФЕДРА ЭКОНОМИКИ СЕРВИСА

Реферат по дисциплине

«Интеркультурная адаптация »

На тему:

«Традиционное отношение русских к иностранцам»

Автор реферата:

Никитина М.Н.

Группа СТ-81

Факультета бизнеса

Специальность 100103

Социально-культурный сервис и туризм

Руководитель работы: Усова М.Т.

Новосибирск 2012 г.

Содержание

Введение

1. Психологические особенности русского архетипа

2. Традиционное отношение русских к иностранцам

Заключение

Список литературы

Введение

Понятно, что моральные и этические ценности не всегда совпадают в разных культурах. Например, известно, что русским несвойственны такие приоритеты французской цивилизации, как уважение мастерства, хозяйственности и богатства, а также услужливая благожелательность, улыбчивая любезность, вольнодумство, скептицизм, картезианство, любовь к здравому смыслу, фрондерство, гедонизм, откровенный индивидуализм, все общая приверженность к правилам хорошего тона и другие качества французской ментальности.

Можно заранее предположить, что француза в русских неприятно поразят их неулыбчивость, недоверчивость по отношению к «чужим», непунктуальность, вспыльчивость, их негибкость и твердая убежденность в собственной правоте, манера есть не в строго определенные часы, а «как придется», отсутствие принятых в Европе «хороших манер» (например, за столом) и многое другое. Многие реалии российской жизни будут восприняты как противоречие «здравому смыслу» европейца, от чего может появиться даже чувство обиды и психологического дискомфорта.

С другой стороны, ведь и французам далеки и не всегда понятны многие важные для каждого русского вещи. Например, то, что в России важнейшей ценностью для личности является «ее социальная значимость»: русскому человеку очень важно знать, насколько его признают и уважают окружающие люди, способен ли он как-то влиять на ход дел. Французы к этому относятся гораздо спокойнее.

Для русских характерна ориентация на общественное мнение (мир, общество, государство, коллектив сотрудников), горячая жажда справедливости, приоритет эмоциональных ценностей перед материальными, взаимопомощь, беспечность (русское «авось», «небось» и «как-нибудь») и многое другое, о чем пойдет речь дальше. Таким образом, француз, привыкший решать проблему исходя из собственного мнения, будет сбит с толку, поскольку он не в состоянии уловить сложной паутины взаимоотношений в русском коллективе и того, почему они не всегда «стыкуются» с его решением. К тому же его неприятно поразят неритмичность и «авралы» в работе, частые «перекуры», а может вообще сложиться впечатление о том, что русские, эти «Обломовы», не хотят работать. Но это не всегда правда, а если и правда, то далеко не вся.

1. Психологические особенности русского архетипа

Согласно К.Г. Юнгу, «архетип-- это коллективное бессознательное, это то общественное (нормы, представления, предрассудки, мифы), которое впечатано в сознание каждого индивида». Употребляя это слово, мы будем иметь в виду «ключ» к «коду» национального характера. Причем среди русских людей преобладает, по выражению К.Г. Юнга, «интуитивно-чувственный психологический тип», или, как он его еще называл, «интуитивно-этический интраверт».

Если говорить проще, то, по объяснению самого К.Г. Юнга, такому типу людей свойственны особые способности к предчувствию, развитая интуиция, особое чувственное восприятие жизни. Для них характерна сосредоточенность на внутренней (душевной, духовной) жизни. Ведь не случайно основополагающими понятиями для русских служат «душа» (с этим словом в русском языке найдется множество пословиц и поговорок), «правда» (в отличие от рассудочной «истины») и др.

Слово «совесть» как отдельная лексема отсутствует в европейских языках, поскольку переводится словом, производным от латинского consientia, что соответствует русскому слову «сознание». Исторически получилось так, что русские слова «совесть» и «сознание» переводятся на европейские языки одним и тем же словом, что говорит о размытости смысла и неразличении этих понятий. А ведь сознание и совесть для русского -- вещи совершенно неравнозначные и неравноценные! Для русских важнейшее условие счастья -- это чистая совесть, на которой не лежит камнем сознание вины перед кем-то, потому что «Совесть без зубов, а грызет». «Хоть мошна пуста, да совесть чиста», -- говорят они себе в утешение, когда удалось преодолеть соблазн, не совершить дурного, даже потеряв что-то при этом.

Чувственное восприятие жизни русских объясняет, почему в них больше восточной иррациональности, чем западной рациональности, откуда идет их особая страстность. Эмоции у них чаще преобладают над разумом, а страсти -- над материальными интересами. При решении трудного вопроса русский человек будет руководствоваться чаще «голосом сердца», а не рассудком. От него трудно требовать объективности, «разумности», спокойного подхода к делу и жесткой логики.

Экстремизм и максимализм выражается в типичном требовании: «все или ничего».

Эта склонность к экстремизму в характере русских объясняет, почему столь многие события в истории России проявлялись в гиперболической форме, были столь грандиозны по замыслу: например, действия Петра Великого, построившего за несколько лет столичный город на болоте; фанатичное принятие и проведение идей марксизма; наивный энтузиазм и шпиономания при Сталине; сейчас -- бессовестное выпячивание своего богатства «новыми русскими» и т.п.

Чувственное восприятие жизни у русских выражается и в том, что они нуждаются в близких контактах, во взаимопонимании, эмоционально зависят от своего окружения. При этом в России нет личного и семейного изоляционизма, зато есть «чувство локтя», привычка к публичности, ощущению себя среди «своих».

К числу свойств русского народа принадлежит и чуткое восприятие чужих душевных состояний. Отсюда живое общение даже мало знакомых людей друг с другом, легкость завязывания знакомства: через час людям кажется, что они знали друг друга чуть не всю жизнь. Показательно, что англичане, американцы и французы не понимают речи собеседника при малейшей ошибке в произношении, потому что их внимание сосредоточено на внешней стороне речи, на ее звуках. Русский человек, наоборот, обыкновенно понимает собеседника даже при очень плохом произношении: его внимание направлено на внутренний смысл речи, который он интуитивно улавливает. Поэтому русский язык комфортно изучать в России: никто не станет раздражаться от неправильной речи, окружающие будут стараться понимать даже то, что вы не можете выразить.

Русским нелегко переносить сенсорный голод, отсутствие впечатлений и близких отношений между людьми. Не менее тягостна и даже ненавистна им повседневная рутина, излишняя размеренность, «мелочность», т.е. то, что западный человек, напротив, считает нормой и основой жизни.

Многими отмечается, что в отношениях с другими людьми русские как-то по-детски доверчивы, тут же признают положительные свойства любой новизны, новой идеи, новых форм и стараются перенять все новое, легко подчиняясь моде, авторитету сильного, волевого человека.

Для западных людей характерно вербалыю-логическое, а для русских -- образное, интуитивное мышление. Западный человек действует по своей воле и рассудку, у него гораздо меньше развита «обратная» связь с собеседником, он не делает усилий углубиться в смысл беседы: он слышит только то, что было сказано, не пытаясь домыслить услышанное.

У русского же сначала работает воображение и интуиция, а уже потом воля и ум. Русский человек более многослоен, у него развита способность понимать подтекст сказанного, отношение говорящего, его тайные замыслы и пр. Отсюда идет широко распространенное мнение, будто «западные» люди как бы проще, что они более «прямые» и открытые, чем русские, потому что логично рассуждают и выражают только то, что думают. Более того, иногда выражается даже мысль о «неискренности» и «лживости» русских. Надо сказать, что «открытость» и «прямота» совсем иначе понимаются самими русскими. Добавим, что иногда европеец может стыдиться и даже пугаться чужой искренности, совести и доброты как «глупости» или желания «навесить на него» свои проблемы. А русский прежде всего ждет от другого человека именно доброты, совестливости и искренности.

Другое дело, что для них тяжело перенести свои предчувствия и эмоции в рациональную форму конкретных решений. Они долго, сложно и глубоко думают над серьезными вопросами бытия. Но это совсем не значит, что долгие раздумья приведут их к определенным решениям или решительным переменам в жизни. Способность мобилизовать себя для конкретной деятельности у них не развита, находится «на уровне ребенка». Поэтому любая критическая ситуация, когда нужно собрать волю, проявить самостоятельность, может вызвать у русского «детские реакции».

В такой ситуации он более всего склонен обратиться «к старшему» -- к «умному человеку», начальнику, государству. Поэтому в его сознании доминирует желание «жить в сильном государстве», которое защитило бы его интересы или, в крайнем случае, заставило бы его самого собраться для выживания.

На этой ментальной особенности русских построены, например, сюжеты пьес А. Чехова. Французы, например, часто указывают на трудность в восприятии содержания этих пьес: по их мнению, в течение нескольких часов герои пьесы неимоверно страдают, много говорят, пытаются найти выход из неприятной ситуации, в кульминации пьесы -- обязательный скандал. В конце концов, герой доведен до истерики и все зрители ждут развязки. Но нет, увы! Все остается по-прежнему.

Примерно так ведут себя герои в известном фильме Н. Михалкова «Неоконченная пьеса для механического пианино». Казалось бы, в конце фильма всем ясно, что герой не может дальше продолжать двойную жизнь во лжи и обмане, он не в силах пережить унижение и готов покончить с собой... Самоубийство не получилось, герой затихает и бессильно смиряется: «Ничего нельзя изменить в этой жизни, не стоит и пытаться».

По такой схеме живет очень много людей в России. В сложных ситуациях русский человек импульсивен, он может сам донести себя до отчаяния и истерики, но ему трудно решиться на что-то окончательно. При угрозе конфликта он предпочитает не бороться, а уступить. Для него гораздо важнее сохранить «нормальные» отношения с окружающими людьми, чем вступать с ними в конфликт, даже если при этом страдает справедливость, столь важная для него. К характеристике русского архетипа К.Г. Юнгом («интуитивно-этическийинтраверт») следовало бы добавить еще одно общепризнанное качество русских, а именно противоречивость. Многие русские философы и историки обращали на это качество пристальное внимание, объясняя его, во-первых, положением России между Западом и Востоком, а во-вторых, тем, что в русской душе соединилось христианство с особенностями языческого мироощущения, которое так и не изжито до сих пор. Можно назвать и третью причину такой противоречивости -- это сама русская история с ее вечным конфликтом между государственным могуществом и инстинктом свободолюбия народа.

Далее следует остановиться на жестоком, но справедливом постулате: трудно отрицать постепенное разрушение, деформацию традиционного русского архетипа. Так, советская система усилила внешнюю противоречивость русских и способствовала этому разрушению. Выше мы уже говорили о том, как жестоко русский характер деформировался под влиянием «квартирного вопроса». А ведь это только один из аспектов действительности, были и многие другие.

Система советской жизни воздействовала на черты русского характера разрушительно, и всегда в худшую сторону. Как точно отметил А. Солженицын в книге «Россия в обвале», «советский режим способствовал всегда подъему и успеху худших личностей» и, добавим, уничтожению лучших. Например, взамен традиционных моральных принципов в сознание людей насильно вбивались идеологические постулаты: «Кто не с нами -- тот против нас», значит, он -- враг народа; «Отдать свою жизнь во имя коммунизма» -- это подвиг, а «В жизни всегда есть место подвигу!» и т.п. Вот почему в 20-е годы стал возможен такой чудовищный случай в глухой сибирской деревне, когда юный пионер по имени Павлик Морозов донес на своего отца, что он прячет хлеб от колхоза. Семья маленького предателя осталась без хлеба, а несчастный мальчик был в отместку убит. Пропаганда сделала его национальным героем: его именем называли пионерские отряды, корабли, улицы и т.п. О моральной стороне дела тогда редко кто задумывался...

Сама социальная структура советского общества также деформировала русских людей. Особенно негативно повлиял новый постулат приоритета рабочего класса в обществе, вторым (менее важным идеологически) классом было объявлено крестьянство. А вот для интеллигенции в этой структуре нашлось место только «прослойки», как в пироге, -- тонкая прослойка варенья между двумя пышными лепешками, в общем -- очень скромное место. Интересами «прослойки» можно было и пренебречь: оплата труда и условия жизни у интеллигенции были на порядок ниже, чем у рабочего класса. Фраза «Я -- из рабочих!» пролетариями произносилась гордо. В бытовой жизни к людям с интеллигентной внешностью можно обратиться снисходительно: «Эй, шляпа!» (это о не очень сообразительном, рассеянном человеке). О мягком человеке могли сказать, что он «гнилая интеллигенция», «А еще очки надел! Надень вторые!». К потомственным интеллигентам относились не только свысока, но и с подозрением, словно ожидая от них досадных сюрпризов. Униженное положение людей умственного труда неминуемо толкало их на конформизм, услужливость и изворотливость, демонстрацию собственной лояльности, которая в силу привычки иногда становилась личной убежденностью. Это объясняет, например, почему писатели так ополчились в свое время на А. Солженицына: они оказались не в силах простить ему внутренней свободы духа и попытались при этом «выслужиться» перед своим начальством.

Совершенно разрушительно на моральные устои общества действовала «номенклатура». На практике она обозначала наличие особой системы распределения внутри узкого круга «прикормленных» начальников, которые держались друг за друга, образуя цепь круговой поруки. Но было бы еще полбеды, если б речь шла только об ограниченной группе лиц. В конечном итоге произошло смыкание в круговой поруке номенклатуры с криминальными элементами (группировками), ведь у них одни и те же принципы: одни стоят над законом, а другие -- вне закона, и тем и другим «законы не писаны». Практика круговой поруки была подхвачена массами на бытовом уровне, породила «приписки» (завышенные цифры в отчетах), воровство, когда с работы каждый «нес» (т.е. тащил в дом) все, что могло пригодиться (отсюда слово «несуны»). Это усилило скрытность россиян, недоверчивость к любой власти, цинизм.

На моральном здоровье россиян отрицательно отразился также уникальный, единственный в своем роде опыт массового заключения граждан в лагеря (ГУЛАГ). Это дало массу людей с искалеченными судьбами и здоровьем (в том числе и психическим), приучило их к неизбежности лгать и притворяться, породило особый язык, фольклор, анекдоты, своеобразную литературу, даже музыку, песни (сейчас этот песенный жанр манерно называется «русский шансон» -- с «французским» произношением в нос) и проч. У целого поколения людей выработалось особое качество -- «страх на генетическом уровне». А это, в свою очередь, сформировало новую логику в поведении: «как бы чего не вышло» -- лучше ничего не делать. Молодежь, которая стала новым социальным лидером после краха СССР, получила от старших сограждан название -- первое «поколение непоротых» (т.е. не битых), и поэтому лишенных «страха на генетическом уровне»: они не боятся ничего, потому более динамичны и успешны в любых действиях.

Кажется, что сильнее всего русский характер деформировала сама двойственность и лицемерие советской жизни: это колоссальный разрыв между правящей элитой и народом; жесткое вмешательство государства в личную жизнь -- и открытое беззаконие; агрессивная государственная пропаганда -- и полное равнодушие народа к политике; тотальный государственный атеизм -- и скрытая религиозность; официальная мания гигантизма -- и жалкий быт бедных людей с очередями, «доставанием» самого необходимого, с поисками «левых» доходов, с «блатом» и мелким жульничеством «несунов», которые тащат с работы домой все, что может пригодиться. А главная двойственность советской жизни состояла в инстинктивном желании рядового человека любым способом отделить свою личную жизнь от общественной. Поэтому в общественных местах россиянин обычно внешне был хмур, неприветлив, строг, деловит, насторожен и равнодушен. Он внешне демонстрировал свою лояльность, трудовой энтузиазм и т.п., а в тесном кругу «среди своих» мог стать неузнаваемым: улыбчивым, сердечным, сентиментальным, открытым, критически воспринимающим все происходящее и т.д. Внешне это еще больше усиливало свойственную русским противоречивость их характера.

Иностранцы, не утруждающие себя желанием заглянуть поглубже в российскую жизнь и понять причины такой непоследовательности в поведении одного и того же человека в разных ситуациях, сделали расхожим штампом идею «двойственности», «дихотомии», загадочности и даже лицемерия и лживости русских. Неудивительно, что к описанию русского характера так подходит образ крутых «русских горок» -- с их взлетами, падениями и неожиданными поворотами. Ибо в русском человеке можно найти практически все: склонность к национализму -- и открытость всем культурам и новым идеям; жестокость -- и необыкновенную жалостливость; способность причинять страдания -- и умение глубоко сострадать чужой боли; привычку повиноваться, уважение к власти -- и вольнолюбие, удальство, вплоть до анархизма; умение самозабвенно трудиться, забыв обо всем не свете, -- и расслабленность, пассивность, лень, желание посозерцать, перекурить, «посидеть в компании» и в рабочее время «излить душу» друг другу... Все эти качества характера, которые можно найти и в европейцах (но там они как бы «смазаны» и скрыты «корсетом» цивилизации, правилами этикета).

Результаты этнопсихологических исследований подтверждают, что в сознании русских сегодня сталкиваются противоречивые установки и стереотипы поведения. Так, на основании опроса 305 человек, проведенного учеными в нескольких крупных городах России, были выявлены основные типы поведенческих ориентации:

1. на коллективизм (гостеприимство, взаимопомощь, щедрость, доверчивость);

2. на духовные ценности (справедливость, совесть, правдивость, талантливость);

3. на власть (чинопочитание, сотворение кумиров, управляемость и т.д.);

4. на лучшее будущее (надежда на «авось», безответственность, беспечность, непрактичность, неуверенность в себе и т.д.);

5. на быстрое решение жизненных проблем (привычка к авралу, удальство, высокая трудоспособность, героизм и т.д.).

2. Традиционное отношение русских к иностранцам

Если говорить о межнациональных отношениях, то вся история России показывает, что жизнь в многонациональном государстве выработала в русских терпимость к чужим нравам и обычаям. Русский человек -- не националист, не расист, он легко перенимает иноземное.

Причем часто он перерабатывал чужую оригинальную идею до неузнаваемости. Например, если бы не Китай, то не было бы «русских рубах» с расшитым воротом, расписных лаковых шкатулок и маниакальной любви русских к чаю. Без татар не было бы системы русской государственности, «русских шапок», крепких ругательств, сапог, ямщиков, кнута, «русской тройки» и многого другого. Без нежной привязанности царя Петра Первого к голландской керамике не было бы веселой бело-синей «гжели», а без Японии не было бы знаменитых «русских матрешек». Без Ближнего Востока в России не имелось бы «русского самовара». Форма православного христианства, письменность, культовая архитектура, оригинальная живопись и двуглавый орел в качестве герба пришли в Россию из Византийского Запада. А вся современная цивилизация России -- материальная, технологическая, правовая и некоторые элементы духовной культуры -- развивались в тесном контакте (во многом и под влиянием) западноевропейской культуры.

Однако все эти примеры открытости к чужим культурам говорят не только о толерантности, сколько о гибкости, деловом практицизме и переимчивости русских, которые умели быстро схватывать на лету и преобразовывать себе во благо все, что может принести практическую пользу. Под влиянием контактов с иностранцами обогатилась и русская материальная культура, и философия, и язык. Если быть точным, во всем этом сказались смекалка, практичность и жесткий материальный расчет.

Русские всегда были открыты пришельцам, состав которых исторически менялся. Так, в XVIII веке на Руси жило много немцев. «Немец» буквально по-русски -- это «немой человек», не способный ничего выразить или быть понятым. «Немцами» могли тогда называть и поляков, и голландцев, и французов, и все они чувствовали себя в России тогда неплохо. Ганноверские аристократы, недоучившиеся бурши, ремесленники, профессора и разорившиеся купцы добирались до Петербурга, чтобы «поправить дела», а затем вернуться на родину или остаться в этой дикой, но богатой стране. 200 лет тому назад Германия, например, была раздроблена и перенаселена, а в России -- огромные пространства, богатство и расточительность аристократов, покорность и радушие народа. Это помогало укорениться любому чужеземцу, особенно после того, как Петр I силой повернул Россию к западной цивилизации. После Петра I главной чертой русской культуры стала открытость и восприимчивость ко всему иностранному на протяжении трех веков. Только сейчас это качество русских стало видоизменяться, трансформироваться во что-то новое.

Как для всех «немцев» (иностранцев) русские были дикими варварами, жившими по непонятным законам, так и для русских они сами были полусказочными персонажами, к которым проявлялось сложное отношение: и любопытство, и неприязнь. Немцы редко смешивались с русскими, селились в отдельной «слободе» -- например, на Кукуе в Москве. Терпели друг друга -- да, получали взаимную пользу на основе практического расчета -- да, но без особого взаимного притяжения.

Отношение русских к иноземцам интересно проследить по русской литературе, «густо заселенной» иностранцами. Показательно, что русские писатели изображали их, как правило, в сатирическом ключе, в широком диапазоне: от явных злодеев до вроде бы симпатичных людей, но в той или иной степени «испорченных» западной цивилизацией. В русской литературе очень трудно найти целиком позитивный образ иностранца. И дело здесь не в том, что русские литераторы поголовно были националистами, но в самой функции образа иностранца в русской литературе. Они были интересны как литературный прием, который привлекает внимание к проблемам русского народа, дает возможность увидеть самих себя, русских, как бы со стороны, сопоставить национальные менталитеты, разные культуры. Русские писатели изображали, главным образом, немцев, французов и англичан с их особыми национальными чертами. Нетрудно заметить, что именно эти народы оказали самое большое влияние на русскую культуру.

Наиболее часто в литературе встречались немцы. Начиная с Пушкина, они традиционно изображались людьми, для которых очень важен экономический расчет, «благоразумие», любовь к теоретизированию, самоуверенность. Их чрезмерная опора на разум, на «арифметическое» сознание при столкновении с русской действительностью часто ставит их в нелепые положения и даже служит причиной краха или гибели. Галерея немецких образов в русской литературе может обескуражить сатирическим отношением к ним.

И к французам отношение русских было своеобразным. В течение двух веков весь цвет русской нации говорил по-французски, пренебрегая своим природным языком. Сейчас это кажется оскорбительным для русских, даже нелепым, как если бы, например, при дворе Людовика XIV говорили по-китайски. Даже маленький Пушкин учился говорить по-русски у своей няни. В России жило много французов, убежавших от ужасов революции. Однако во всей русской литературе вряд ли найдешь образ симпатичного француза. В своем большинстве -- это гувернантки и гувернеры, приглашенные в богатые дома воспитателями подрастающих детей. Они часто пренебрегали своими обязанностями, были плохо образованы и неумны, склонны к адюльтеру, высокомерны по отношению к русским. В Россию они приезжали с одной целью: заработать, скопить деньги. Через несколько лет уезжали, так и не выучив язык и ничего не поняв в этой стране, чувствуя по отношению к ней только раздражение, отчуждение и усталость.

При всем том иностранцы на протяжении всей истории России успешно интегрировались в российское дворянство. В высшем свете голубая кровь так смешивалась, что, например, Феликс Юсупов, знаменитый убийца Распутина, по одной линии приходился праправнуком королю Пруссии, а по другой был потомком монгольского военачальника. Чтобы убедиться, до какой степени на Руси был силен прилив иноземцев и как они успешно адаптировались в стране, достаточно посмотреть родословные коренного русского дворянства в «Бархатной книге», которая до революции хранилась в Департаменте герольдии при Сенате России. Так вот почти все древнее русское дворянство ведет происхождение от иноземцев, которые в разное время приезжали сюда на службу к князьям или к царю.

Приведем несколько примеров происхождения русских дворян:

из англичан: Хомутовы (от Гамильтонов), Бурнашевы (от Бернсов), Фомицины (от английского врача Фомы), Бестужевы и Бестужевы-Рюмины;

из венгров: Блудовы, Батурины (от Батугердов), Колачевы (от Калаш);

из татар: Ермоловы (от татарского мурзы Арслана -- Ермо-ла), Давыдовы, Черкасские (от султана Игнала), Урусовы (от татарского начальника Едигея), Растопчины, Бибиковы (от Би-бека), Мухановы (от рода Муханов), Дашковы, Уваровы, Апраксины, Державины (от Багрима), Мордвиновы, Арсеньевы, Карамзины (от Кара-мурза) и др.;

из поляков: Чернышевы, Сапега, Потемкины (от шляхтичей Петемнских), Бунины (от Буниковских), Ланские, Грибоедовы (от Гржибовского), Баратынские, Гоголь (от польского шляхтича Яновского, принявшего малороссийскую фамилию Гоголь);

из пруссаков: Шереметевы, Салтыковы, Морозовы;

из литовцев: Голицины (от Голицы), Меньшиковы, Трубецкие, Куракины (от Кураки), Нелидовы, Валуевы (от Воловичей), Глинские, Лихачевы (от Лиховичи) и др.;

из немцев: Хвостовы (от немца Бассавола), Беклемишевы, Орловы, Левшины (от Левенштейн), Марковы (от Гудрет-Маркт), Гороховы (от Гаррах), Поганковы (от Пегенкампф), Востоковы (от Остенек), Толстые, Бозодавлевы (от Кос-фон-Дален), Левашовы, Мятлевы, Неплюевы, Протопоповы, Пушкины (от немца Радши), Васильчиковы (от Индриса) и многие др.

из шведов: Хрулевы, Новосильцевы (от Шалая), Суворовы, Сумароковы;

из итальянцев: Нащокины, Чичерины (от Ciceri), Кашкины (от Кассини -- итальянских греков), Панины, Колошины (от Колоннов -- от них идет и название города Коломна);

прочие: Брюс -- шотландец, Воронцов -- потомок варяга Африкана, Шафиров -- еврей, Фон-Визин -- от взятого в плен при Иване Грозном ливонского рыцаря, Лермонтовы -- от выехавшего из Польши шотландца Лерманта.

Можно допустить, что не все эти факты соответствовали действительности. Иметь предка-иностранца в России было престижно -- и в старину, да и теперь: такой факт в родословной записи и раньше выделял аристократа из общей массы.

Итак, во внешних контактах -- в межнациональных отношениях русские проявляли терпимость. Другие нации всегда представляли для них какую-то особую притягательную силу, к ним их тянуло как к магниту. В контактах с развитыми и «цивилизованными» народами русские всегда старались извлечь максимум пользы: научиться чему-то, перенять технические или культурные новинки, обогатиться с помощью выгодной торговли. Эта открытость внешнему миру, переимчивость привлекательных черт других развитых культур (при сохранении своего архетипа) и создала в России условия для очень своеобразной и мощно развивающейся культуры.

Подобное магнитное притяжение обнаруживалось и по отношению к слабым и малочисленным народам, благодаря чему на своих пространствах Россия сохранила около 200 других народов (!). Правда, этот же «магнит», по выражению академика Д.С. Лихачева, «постоянно отталкивал другие жизнедеятельные народы -- особенно поляков и евреев».

Говорить о толерантности русских на уровне личного сознания труднее за отсутствием документальных и исторических свидетельств, и можно полагаться на личные наблюдения над поведением современников.

В условиях жизни при «железном занавесе» пропагандистская машина закрытого государства успешно создавала образ врага-иностранца с самыми зловредными намерениями. Конечно, эта машина часто работала вхолостую, но многолетняя «промывка мозгов» не прошла даром, воспитав в русских определенное недоверие и элементарный страх. Власти следили за любыми контактами русских и иностранцев: встречи, переписка, телефонные разговоры.

Кто по наивности нарушал этот негласный запрет, тот рисковал очень многим: карьерой, работой и даже свободой.

Иностранцы же в советские времена, несмотря на все тяготы слежки и ограничения передвижения, чувствовали себя в СССР «как короли»: к их услугам были специальные магазины «Березка», за ничтожную сумму денег они имели доступ к тому, о чем русские в своей стране не могли даже мечтать: баснословно дешевые и прекрасно изданные книги, билеты на лучшие спектакли и концерты, туристические маршруты по самым экзотическим уголкам страны, самые престижные гостиницы и рестораны -- словом, все лучшее, что имелось в стране, было к их услугам. Для такой унизительной для собственных граждан государственной политики у СССР были свои экономические резоны -- «выкачивание валюты» из иностранных туристов.

Естественно, что подобная многолетняя политика деформировала отношения иностранцев с местным населением: они просто не могли быть искренними и равными.

Для граждан СССР каждый иностранец, особенно «с Запада» (сюда относились все развитые капиталистические страны, в том числе и Америка), воспринимался как «небожитель»: богатый, свободный, уверенный в себе, не имеющий никаких бытовых проблем (это казалось немыслимым счастьем), изумительно одетый и пахнущий, в общем, «цивилизованный». Любое сравнение самого себя с иностранцем для россиянина подчеркивало разительный контраст, что развивало тяжелые комплексы неполноценности, критическое отношение к окружающей жизни и системе власти.

Ограничение контактов с иностранцами не ослабило природного любопытства русских к иным культурам. Хорошо поставленное гуманитарное образование, тяга к знаниям влекли к общению, пусть даже пассивному: переводилась и издавалась иностранная литература, показывались фильмы, гастролировали артистические и театральные труппы.

Однако «общение на расстоянии» невольно искажало реальный облик людей из других стран. Воображение россиян наделяло их сказочными чертами: все невероятно богаты, живут, как «голливудские кинозвезды» -- роскошно, без проблем, без надоевшей советской рутины, свободные как птицы. Уверенность в богатстве и могуществе иностранцев была настолько сильной, что часто приводило к абсурдным ситуациям. По признанию многих иностранцев, русские иногда ставили в тупик своих случайных иностранных знакомых, обращаясь к ним с фантастическими просьбами: например, привезти в подарок модный костюм «от Диора», духи или кожаное пальто и т.п. Однако подобные случаи говорят, скорее, не о «неумеренных аппетитах русских» или претенциозности, сколько об их наивности, незнании «западной» жизни и истинной стоимости вещей.

Когда советская пропаганда тиражировала документальные кадры нищеты, наркомании, преступности и грязи западных городов, то на это никто не обращал внимания. Навязанный силой стереотип превращался в свою противоположность, и результат достигался обратный: люди верили, что все беды, разочарования и серость обыденной жизни идут исключительно от советской власти, а за границей жизнь представлялась беззаботным раем. Нужно только сделать, чтобы советская власть рухнула -- и тогда все заживут «в раю».

Впоследствии, когда «железный занавес» исчез, многие россияне смогли убедиться в иллюзорности своих представлений о «западной жизни» и не скрывают своего разочарования. Тем не менее почтительное отношение к западной материальной культуре и к технике осталось до сих пор. Свидетельством тому «инновации» в русском языке: «иномарка» и «евроремонт» (см. ч. II, гл. 1).

При контактах с русскими иностранцы, возможно, будут чувствовать себя «не в своей тарелке» из-за постоянного внимания. Сегодня, пожалуй, это не недоверие или враждебность, а просто человеческое любопытство. За каждым иностранцем, ступившим на русскую землю, до сих пор тянется флер загадочности, богатства, особой «культурности». Для этого, конечно, есть основания: народы, сумевшие построить богатую материальную культуру, организовать в своей стране устойчивый порядок, всеобщее уважение к закону, настойчиво декларирующие принципы свободы, вызывают у русских, с одной стороны, глубочайшее уважение, а с другой -- сожаление по отношению к самим себе: «И почему мы так не можем? Чем же мы хуже?»

Разумеется, поверхностный взгляд российских туристов не позволяет проникнуть в сложную суть западной жизни, не мешает идеализации Запада. И в отношении россиян к иностранцам по-прежнему проявляется почтение к западной материальной культуре, открытость к ней (желание пользоваться ее плодами). В то же время есть понимание пропасти и несходства во всем, что касается образа жизни и стереотипов поведения между русскими и «западными людьми».

К тому же поверхностное знакомство с «западной» жизнью не избавило россиян от старых бытовых стереотипов, согласно которым, например, «немцы обожают порядок», «англичане -- это благородные джентльмены», «французы-- самый галантный народ» и т.д. До сих пор для русских сравнение с англичанином или французом в манере держаться -- самый высокий комплимент.

Услышав, что она «ну, прямо француженка», любая дама будет безмерно польщена. Это значит, что она и стройна, и сексуальна, и игрива, и кокетлива, и загадочна, и элегантна, и модна и проч. А для мужчины сравнение с французом говорит о его элегантной одежде, хороших манерах, жизнелюбии, особом внимании и галантности по отношению к женщинам. Сравнение же с англичанином дает представление об особой выправке, элегантности и отличных манерах абсолютно порядочного человека -- «джентльмена». Сравнение с немцем говорит о порядочности, обязательности и пунктуальности человека, с которым просто приятно иметь деловые контакты.

Если учесть традиции русского гостеприимства и доброжелательности, то в процессе общения с русскими (при условии корректного поведения) всегда можно рассчитывать на атмосферу внимания и психологического комфорта. Другое дело, что не стоит рассчитывать на полное доверие: ведь вы «не свой». Бог знает, что у вас на уме. И не стоит на это обижаться.

Заключение

Русский человек всегда открыт новым знакомствам и для него не имеет значения какой национальности будет его новый знакомый. Жизнь в многонациональном государстве выработала в русских терпимость к чужим нравам и обычаям. Русский человек -- не националист, не расист, он легко перенимает иноземное.

Главные и отличительные черты русских людей это гостеприимство, толерантность, готовность к взаимопомощи и поддержке, любопытство и открытость.

Кроме того, в процессе формирования русского менталитета иностранные государства, их культурные особенности и традиции сыграли важную роль, так как западная Европа являлась для жителей России эталоном хорошей жизни и культурной образованности, возможно именно поэтому отношение русских к иностранцам весьма положительное и уважительное.

Конечно, русские извлекают свою пользу в общении с иностранцами, черпают новые знания, заводят тесные контакты, но, несмотря на это они также стараются не подпускать их слишком близко в свою жизнь.

В отношении россиян к иностранцам по-прежнему проявляется почтение к западной материальной культуре, открытость к ней (желание пользоваться ее плодами). В то же время есть понимание пропасти и несходства во всем, что касается образа жизни и стереотипов поведения между русскими и «западными людьми».

Если учесть традиции русского гостеприимства и доброжелательности, то в процессе общения с русскими (при условии корректного поведения) всегда можно рассчитывать на атмосферу внимания и психологического комфорта.

толерантность русский архетип общество иностранец

Список литературы

1. Горин И. Особенности психологического склада жителей России // Вопросы экономики. 1996. № 2.

2. Граждане России: кем они себя ощущают и в каком обществе хотели бы жить: Аналитический доклад, сделанный по заказу Московского представительства Фонда Эберта. -- М., 1998.

3. Забровский А.П. К проблеме типологии образа иностранца в русской литературе // Россия и Запад: диалог культур. МГУЦ. Факультет иностранных языков. -- М., 1994.

Размещено на Allbest.ru