Сам Дюркгейм, как и Маркс до него, не рассматривал Россию в качестве объекта и адресата своих социологических теорий. В "самоубийстве" он намечает, что "Россия пока является европейской страной лишь географически…". Правда, это суждение не имеет для него самостоятельного значения. Учитывая контекст этого суждения, можно полагать, что оно, вероятно, было призвано просто объяснить или оправдать тот факт, что самоубийства в России оказались вне поля его рассмотрения, что, в свою очередь, объяснилось тем, что он не располагал соответствующей российской статистикой.

Дюркгейм знал о самом факте русских переводов его работ и об интересе к ним в России. Но дальше этого его информированность, по-видимому, не распространялась, и о том, как именно воспринимались и оценивались его труды в этой "чисто географически" европейской стране, он скорее всего не знал. Такого рода предположение с большим сожалением высказывал еще его современник, социолог и историк Н.И. Кареев: "…едва ли Дюркгейм когда-либо сам узнает о существовании критической статьи Михайловского, посвященной его книге "О разделении общественного труда", а между тем из всех критик, какие доселе были вызваны этим трудом Дюркгейма, самая сильная и глубокая принадлежит именно названному русскому социологу.

Оценки воззрений Дюркгейма варьировались в соответствии с позициями представителей того или иного направления в русской социальной мысли. В целом популярность Дюркгейма была ниже популярности таких его современников, как Спенсер, Тард или Зиммель. В какой-то мере это проявилось в количестве изданий трудов названных авторов, хотя, разумеется, число публикаций в данном случае выражало не столько степень популярности, сколько другие обстоятельства, в частности, литературную плодовитость самих авторов. По данным И.А. Голосенко и А.С. Скороходовой, до Октябрьской революции Спенсер в России издавался 41 раз.

Многие социологи в России оценили Дюркгейма как тонкого аналитика, стремящегося строить социологическое знание на эмпирическом фундаменте, но не как оригинального мыслителя, прокладывающего новые пути в социальной науке. Такой же первоначально была оценка его и в США, де он был воспринят как фигура второстепенная в сравнении с Тардом. Имя Дюркгейма фигурировало в различных статьях, обзорах, рецензиях, монографиях, учебниках, энциклопедиях как одно из примечательных имен в своевременной социологии наряду со многими другими.

Некоторые русские социологи квалифицировали взгляды Дюркгейма как новую разновидность социологического органицизма. Так, Кареев причислил французского социолога к "органическому направлению" вместе с Г. Спенсером, П. Лилиенфельдом, А. Шеффле, А Фулье и Р. Вормсом. Одновременно он подчеркнул отличие дюркгеймовской теории от воззрений принадлежащих к этому направлению "биологистов", а именно "психологический характер его теории". Учитывая, что речь в данном случае идет о раннем творчестве Дюркгейма, когда он еще в значительной степени находился под влиянием Г. Спенсера, А. Шеффле и А. Эспинанса, причисление его к своеобразной разновидности органицизма имело под собой серьезные основания.

Известный социолог и историк Николай Александрович Рожков (1868-1927) высоко оценил теоретическую позицию Дюркгейма, которую он охарактеризовал как "принцип относительности" в гуманитарных и социальных науках. Этот принцип он противопоставил тенденции к конструированию абсолютного идеала человеческой личности, тенденции, свойственной "субъективной школе" в русской социологии, в частности Н.К. Михайловскому.

В целом идеи Дюркгейма в России были встречены с интересом. Их рецепция происходила преимущественно в академической среде, хотя в России эта среда не являлась более или менее автономной и, вероятно, больше, чем в других европейских странах, сливалась с иными социальными кругами: политическими, литературно-художественными, журналистскими и т.д. Соответственно и рецепция дюркгеймовской социологии носила главным образом академический характер. Доминирующие оценки были умеренно положительными и умеренно критическими. Идеи Дюркгейма не вызывали ни бурного энтузиазма, ни резкого отторжения, они не оказывались в центре интеллектуальных и прочих дебатов. В этом отношении прием, оказанный Дюркгейму, существенно отличался от того, который был оказан Ницше и Бергсону, Тарду или тем более Марксу. Этот прием можно охарактеризовать как "сдержанно-благожелательный" или "холодно-уважительный", но отнюдь не восторженный или резко отрицательный.

2. Оценка теории Э. Дюркгейма о разделении труда и социальной солидарности