Социологическая концепция Пьера Бурдье

Размещено на http://www.allbest.ru/

Введение

Пьер Бурдье - один из крупнейших французских социологов нашего времени, близкий к неомарксизму. Его работы посвящены социологии власти и политики, социальной стратификации общества и “символических капиталов” различных групп, искусства и массовой культуры.

Многими учеными отмечается огромный вклад Бурдье в понимании общества. Для Бурдье характерно глубокое пренебрежение междисциплинарным делением, накладывающим ограничения на предмет исследования и на применяемые методы. В его исследованиях сочетаются подходы и приемы из области антропологии, истории, лингвистики, политических наук, философии, эстетики, которые он плодотворно применяет к изучению таких разнообразных социологических объектов как: крестьянство, искусство, безработица, система образования, право, наука, литература, брачно-родственные союзы, классы, религия, политика, спорт, язык, жилище, интеллектуалы и государственная “верхушка”. В связи с необычностью подхода поставленная тема реферата является очень интересной.

1. Основные понятия концепции

1.1 Социальный агент

Чтобы отойти от структуралистского и феноменологического подходов к изучению социальной реальности Бурдье вводит понятие агента в противоположность субъекту и индивиду. Он подчеркивает, что понятие “субъект” используется в широко распространенных представлениях о “моделях”, “структурах”, “правилах”, когда исследователь как бы встает на объективистскую точку зрения, видя в субъекте марионетку, которой управляет структура, и лишает его собственной активности. В этом случае субъект рассматривается как тот, кто реализует сознательную целенаправленную практику, подчиняясь определенному правилу. Агенты же у Бурдье “не являются автоматами, отлаженными как часы в соответствии с законами механики, которые им неведомы”. Агенты осуществляют стратегии - своеобразные системы практики, движимые целью, но не направляемые сознательно этой целью. Бурдье предлагает в качестве основы для объяснения практики агентов не теоретическую концепцию, построенную для того, чтобы представить эту практику “разумной” или, того хуже, “рациональной”, а описывает саму логику практики через такие ее феномены, как практическое чувство, габитус, стратегии поведения.

1.2 Понятие “габитус” (habitus)

Одним из базовых понятий социологической концепции Пьера Бурдье является понятие габитуса, позволяющее ему преодолеть ограниченность и поверхностность структурного подхода и излишний психологизм феноменологического. Габитус (habitus) - системы прочных приобретенных предрасположенностей (dispositions), структурированных структур, предназначенных для функционирования в качестве структурирующих структур, то есть в качестве принципов, которые порождают и организуют практики и представления, которые объективно приспособлены для достижения определенных результатов, но не предполагают сознательной нацеленности на эти результаты и не требуют особого мастерства. Проще говоря, габитус -- это система диспозиций, порождающая и структурирующая практику агента и его представления. Habitus, продукт истории, производит индивидуальные и коллективные практики -- опять историю -- в соответствии со схемами, порождаемыми историей. Он обусловливает активное присутствие прошлого опыта, который, существуя в каждом организме в форме схем восприятия, мыслей и действия, гарантирует „правильность" практик и их постоянство во времени более надежно, чем все формальные правила и открыто выраженные нормы. Такая система предрасположенностей - то есть присутствующее в настоящем прошедшее, устремляющееся в будущее путем воспроизведения однообразно структурированных практик, внутренний закон, через который постоянно исполняется не сводимый к непосредственному принуждению закон внешних необходимостей, - есть принцип преемственности и регулярности. Он позволяет агенту спонтанно ориентироваться в социальном пространстве и реагировать более или менее адекватно на события и ситуации.

Будучи продуктом некоторого типа объективной регулярности, habitus склонен порождать „резонные", „общепринятые" манеры поведения (и только их), которые возможны в пределах такой регулярности и которые с наибольшей вероятностью будут положительно санкционированы, поскольку они объективно приспособлены к логике, характерной для определенного поля деятельности, объективное будущее которого они предвосхищают. В то же время обычно исключает все „крайности", то есть все те поступки, которые санкционировались бы негативно, поскольку они несовместимы с объективными условиями. За этим стоит огромная работа по образованию и воспитанию в процессе социализации индивида, по усвоению им не только явно выраженных, но и невыраженных, подразумеваемых принципов поведения в определенных жизненных ситуациях. Интериоризация такого жизненного опыта, зачастую оставаясь неосознаваемой, приводит к формированию готовности и склонности агента реагировать, говорить, ощущать, думать определенным -- тем, а не другим -- способом. Габитус, таким образом, “есть продукт характерологических структур определенного класса условий существования, т. е.: экономической и социальной необходимости и семейных связей или, точнее, чисто семейных проявлений этой внешней необходимости (в форме разделения труда между полами, окружающих предметов, типа потребления, отношений между родителями, запретов, забот, моральных уроков, конфликтов, вкуса и т. п.)”.

Таким образом социальный класс - класс идентичных или схожих условий существования и среды - это в то же время класс биологических индивидов, обладающих одинаковым habitus'ом, который понимается как система предрасположенностей, общих для всех продуктов одной и той же среды. При том, что одинаковый опыт для всех (и даже для двух) представителей одного класса невозможен, в то же время очевидно, что представители одного класса с большей вероятностью по отношению к представителям другого класса, сталкиваются с ситуациями, типичными для своего класса.

Habitus имеет тенденцию к постоянству и защищен от изменений отбором новой информации, отрицанием информации, способной поставить под сомнение уже накопленную информацию, если таковая предоставляется случайно или по принуждению, но в особенности уклонением от такой информации. Например, эмпирически подтвержден факт, что люди склонны говорить о политике с теми, кто придерживается аналогичных взглядов. Производя систематические „выборы" мест. событий и людей для знакомства, habitus защищает себя от кризисов и критических нападок, обеспечивая себе настолько, насколько это возможно, среду, к которой он уже приспособлен, т. е. относительно постоянный круг ситуаций, усиливающий его предрасположенности, обеспечивая рынок, наиболее подходящий для его продуктов. Самое парадоксальное качество habitus'a это то, что отбирается информация, необходимая для того, чтобы уклониться от информации. Схемы восприятия и оценки habitus'a, которые приводят к стратегиям уклонения, в значительной степени работают несознательно и ненамеренно. Уклонение происходит либо автоматически, как результат условий существования (например, пространственной сегрегации), либо как стратегическое намерение (как, например, изоляция от дурной компании" или „неподходящих книг"), исходящее от взрослых, сформированных в тех же условиях.

Габитус, по Бурдье, есть в одно и то же время порождающий принцип, в соответствии с которым объективно классифицируется практика, и принцип классификации практик в представлениях агентов. Отношения между этими двумя процессами определяют тип габитуса: способность продуцировать определенный вид практики, классифицировать окружающие предметы и факты, оценивать различные практики и их продукты. (то, что обычно называют вкусом), что также находит выражение в пространстве стилей жизни агентов.

Связь, устанавливающаяся в реальности между определенным набором экономических и социальных условий (объем и структура капиталов, имеющихся в наличии у агента) и характеристиками занимаемой агентом позиции (соответствующим пространством стилей жизни), кристаллизуется в особый тип габитуса и позволяет сделать осмысленными как сами практики, так и суждения о них.

2. Общество как социальное пространство

2.1 Двойственная природа социального пространства

габитус общество пространство поле борьба

По мнению Бурдье особенностью общества является то, что оформляющие его структуры существуют в двух ипостасях: во-первых, как “реальность первого порядка”, данная через распределение материальных ресурсов и средств присвоения престижных в социальном плане благ и ценностей (“виды капитала” по Бурдье); во-вторых, как “реальность второго порядка”, существующая в представлениях, в схемах мышления и поведения, как символическая матрица практической деятельности, поведения, мышления, эмоциональных оценок и суждений социальных агентов.

Таким образом, важно понять соотношение физического и социального пространства в философии Бурдье.

По мнению Бурдье, социология должна действовать, исходя из того, что человеческие существа являются в одно и то же время биологическими индивидами и социальными агентами, конституированными как таковые в отношении и через отношение с социальным пространством (с полями). Как тела и биологические индивиды, человеческие существа помещаются, так же как и предметы, в определенном пространстве и занимают одно место. Они не обладают физической способностью вездесущности, которая позволяла бы им находиться одновременно в нескольких местах. Место, может быть определено абсолютно, как то, где находится агент или предмет, как “локализация”, или как позиция, как ранг в порядке. Занимаемое место может быть определено как площадь, поверхность и объем, который занимает агент или предмет, его размеры или, его габариты (как иногда говорят о машине или о мебели).

Физическое пространство определяется по взаимным внешним сторонам образующих его частей, в то время, как социальное пространство -- по взаимоисключению (или различению) позиций, которые его образуют, как структура рядоположенности социальных позиций. Социальные агенты, а также предметы в качестве присвоенных агентами, и следовательно, конституированные как собственность, помещены в некое место социального пространства, которое может быть охарактеризовано через его релятивную позицию по отношению к другим местам и через дистанцию, отделяющую это место от других. Социальное пространство стремится преобразоваться более или менее строгим образом в физическое пространство с помощью, например, искоренения или депортации некоторых нежелательных людей.

Структура социального пространства проявляется в самых разнообразных контекстах как пространственные оппозиции обитаемого (или присвоенного) пространства, функционирующего как некая спонтанная метафора социального пространства. Например, можно проанализировать структуру школьного пространства, которое в различных его вариантах всегда стремится обозначить выдающееся место преподавателя (кафедру), или структуру городского пространства (в Париже оппозиция “правого берега” “левому берегу”).

Можно увидеть, что социальное деление, объективированное в физическом пространстве, функционирует одновременно как принцип видения и деления, как категория восприятия и оценивания, то есть, как ментальная структура. Именно посредством такого воплощения в структурах присвоенного физического пространства, приказы социального порядка и призывы к негласному порядку объективной иерархии превращаются в системы предпочтений и в ментальные структуры.

Присвоенное пространство есть одно из мест, где власть утверждается и осуществляется как символическое или незамечаемое насилие. Архитектурные пространства, по мнению Бурдье, являются наиболее важными составляющими символичности власти, благодаря самой их незаметности.

Социальное пространство, таким образом, вписано одновременно в объективные пространственные структуры и в субъективные структуры, которые являются отчасти продуктом инкорпорации объективированных структур. Например оппозиция “левого берега” Сены “правому берегу представлена в виде оппозиций, функционирующих как категории восприятия и оценивания: оппозиция театра авангарда и поиска - театру бульварному, конформистскому, повторяющемуся; публики молодой - публике старой, буржуазной; или кино как искусством и экспериментом - залам с исключительным правом показа некоторых фильмов.

Социальное пространство как таковое предрасположено к тому, чтобы позволять видеть себя в форме пространственных схем.

Социальное пространство -- это не физическое пространство, но оно стремится реализоваться в нем более или менее полно и точно. Физическое пространство - это социальная конструкция и проекция социального пространства, социальная структура в объективированном состоянии, объективация и натурализация прошлых и настоящих социальных отношений.

Социальное пространство -- абстрактное пространство, конституированное ансамблем подпространств или полей (экономическое поле, интеллектуальное поле и другие), которые обязаны своей структурой неравному распределению отдельных видов капитала, и может восприниматься в форме структуры распределения различных видов капитала, функционирующей одновременно как инструменты и цели борьбы в различных полях. Реализованное физически социальное пространство представляет собой распределение в физическом пространстве различных видов благ и услуг, а также индивидуальных агентов и групп, локализованных физически (например, постоянное место жительства) и обладающих возможностями присвоения этих более или менее значительных благ и услуг (в зависимости от имеющегося у них капитала, а также от физической дистанции, отделяющей от этих благ, которая сама в свою очередь зависит от их капитала). Такое двойное распределение в пространстве агентов как биологических индивидов и благ определяет дифференцированную ценность различных областей реализованного социального пространства.

Распределения в физическом пространстве благи услуг, соответствующих различным полям стремятся наложиться друг на друга. Следствием этого является концентрация наиболее дефицитных благ и их собственников в определенных местах физического пространства, противостоящих во всех отношениях местам, объединяющим в основном, а иногда -- исключительно, самых обездоленных.

2.2 Присвоение физического пространства

Способность господствовать в присвоенном пространстве, главным образом за счет присвоения (материально или символически) дефицитных благ, которые в нем распределяются, зависит от наличного капитала. Капитал позволяет держать на расстоянии нежелательных людей и предметы и в то же время сближаться с желательными людьми и предметами, минимизируя таким образом затраты (особенно времени), необходимые для их присвоения. Напротив, тех, кто лишен капитала, держат на расстоянии либо физически, либо символически от более дефицитных в социальном отношении благ и обрекают соприкасаться с людьми или вещами наиболее нежелательными и наименее дефицитными. Обладание капиталом обеспечивает, помимо физической близости к дефицитным благам (место жительства), присутствие как бы одновременно в нескольких местах благодаря экономическому и символическому господству над средствами транспорта и коммуникации (которое часто удваивается эффектом делегирования -- возможностью существовать и действовать на расстоянии через третье лицо).

Возможности доступа или присвоения по Бурдье определяются через отношение между пространственным распределением агентов, взятых нераздельно как локализованные тела и как владельцы капитала, и распределением свободных в социальном отношении благ или услуг. Отсюда следует, что структура пространственного распределения власти, иначе говоря, устойчиво и легитимно присвоенные свойства и агенты, наделенные неравными возможностями доступа к благам или их присвоению, как материальному, так и символическому, представляет собой объективированную форму состояния социальной борьбы за то, что можно назвать пространственными прибылями.

Эта борьба может принимать индивидуальные формы: пространственная мобильность, внутри - и межпоколенная -- перемещения в обоих направлениях, например, между центром (столицей) и провинцией или между последовательными адресами внутри иерархизированного пространства столицы -- являет собой хороший показатель успеха или поражения, полученного в этой борьбе, и более широко, всей социальной траектории.

Борьба за пространство может осуществляться и на коллективном уровне, в частности, через политическую борьбу, которая разворачивается, начиная с государственного уровня -- политика жилья, и до муниципального уровня, а именно посредством строительства и предоставления общественного жилья или через выбор коммунального оснащения. Борьба может идти, исходя из целей конструирования гомогенных групп на пространственной основе, т. е. за социальную сегрегацию, которая есть одновременно причина и результат исключительного обладания пространством и оснащением, необходимым для группы, занимающей это пространство, и для ее воспроизводства.

Пространственные прибыли могут принимать форму прибылей локализации, которые в свою очередь могут быть подвергнуты рассмотрению в двух классах. Во-первых, рента от ситуации, которая связывается с фактом нахождения рядом с дефицитными или желательными вещами (благами или услугами, такими как образовательное, культурное или санитарное оснащение) и с агентами (определенное соседство, приносящее выгоды от спокойной обстановки, безопасности и др.) или вдали от нежелательных вещей или агентов. Во-вторых, прибыли позиции или ранга (как те, что обеспечиваются престижным адресом) -- частный случай символических прибылей от отличия, которые связываются с монопольным владением отличающей собственностью. (Физические расстояния, которые можно измерить пространственными мерками или, лучше, временными мерками, по длительности времени, необходимого для перемещения в зависимости от доступности средств общественного или частного транспорта, иначе говоря, власть, которую капитал в его различных видах дает над пространством, есть также власть над временем.) Они могут затем принимать форму прибылей от оккупации пространства (или от размеров), то есть от обладания физическим пространством (обширные парки, большие квартиры), которые могут стать способом сохранения разного рода дистанции от нежелательного вторжения. Одно из преимуществ, которое дает власть над пространством - возможность установить дистанцию (физическую) от вещей и людей, стесняющих или дискредитирующих, в частности, через навязывание столкновений, переживаемых как скученность, как социально неприемлемая манера жить или быть, или даже через захват воспринимаемого пространства - визуального или аудио - представлениями или шумами, которые, в силу их социальной обозначенности и негативного оценивания, неизбежно воспринимаются как вмешательство или даже агрессия.

Шансы для присвоения различных материальных и культурных благ и услуг специфицируются для различных обитателей этой зоны по материальным (деньги, частный транспорт) и культурным способностям присваивать, имеющимся у каждого агента. Можно физически занимать жилище, но, не жить в нем, если не располагаешь негласно требующимися средствами, начиная с определенного габитуса.

Габитус формирует место обитания посредством более или менее адекватного социального употребления этого места обитания.

Помимо экономического и культурного капиталов, некоторые пространства, в частности, наиболее замкнутые, требуют также и социального капитала. Они могут обеспечить себе социальный и символический капиталы лишь с помощью “эффекта клуба”, который вытекает из устойчивого объединения в недрах одного и того же пространства (шикарные кварталы или великолепные особняки) людей и вещей, похожих друг на друга тем, что их отличает от огромного множества других, что у них есть общего, не являющегося общим.

Эффект гетто есть полная противоположность эффекту клуба. В то время, как шикарные кварталы, функционирующие как клубы, основанные на активном исключении нежелательных лиц, символически посвящают каждого из своих обитателей, позволяя ему участвовать в капитале, аккумулированном совокупностью жителей, гетто символически разлагает своих обитателей, объединяя в некоторой резервации совокупность агентов, которые, будучи лишены всех козырей, необходимых для участия в различных социальных играх, могут делиться только своим отлучением. Кроме эффекта “клеймения”, объединение в одном месте людей, похожих друг на друга в своей обделенности, имеет также результатом удвоение этого лишения, особенно, в области культуры и культурной практики (и, наоборот, эффект “клеймения” укрепляет культурные практики наиболее обеспеченных).

Бурдье пишет: “Прежде всего социология представляет собой социальную топологию. Так, можно изобразить социальный мир в форме многомерного пространства, построенного по принципам дифференциации и распределения, сформированных совокупностью действующих свойств в рассматриваемом универсуме, т. е., свойств, способных придавать его владельцу силу и власть в этом универсуме. Агенты и группы агентов, таким образом, определяются по их относительным позициям в этом пространстве. Каждый из них размещен в позиции и в классы, определенные по отношению к соседним позициям (т. е. в определенной области данного пространства), и нельзя реально занимать две противоположных области в пространстве, даже если мысленно это возможно”.

Говоря о позиции агентов в пространстве, Пьер Бурдье подчеркивает тот аспект, что социальное и физическое пространства невозможно рассматривать в “чистом виде”: только как социальное или только как физическое. Социальное пространство - это воплотившаяся физически социальная классификация: агенты “занимают” определенное пространство, а дистанция между их позициями -- это тоже не только социальное, но и физическое пространство.

Следовательно, можно сказать, с одной стороны, что совокупность позиций в социальном пространстве (точнее, в каждом конкретном поле) конституируется практиками, а с другой стороны, -- что практики есть то, что “находится” между агентами. Пространство практик, таким образом, так же объективно, как и пространство агентов. Социальное пространство как бы воссоединяет оба эти пространства -- агентов и практик -- при постоянном и активном их взаимодействии.

Таким образом, общество как “реальность первого порядка” рассматривается в аспекте социальной физики как внешняя объективная структура, узлы и сочленения которой могут наблюдаться, измеряться, “картографироваться”. Субъективная же точка зрения на общество как на “реальность второго порядка” предполагает, что социальный мир является “контингентным и протяженным во времени осуществлением деятельности уполномоченных социальных агентов, которые непрерывно конструируют социальный мир через практическую организацию повседневной жизни”.

Говоря о социальном пространстве как “пространстве второго порядка”, Бурдье подчеркивает, что оно есть не только “реализация социального деления”, понимаемого как совокупность позиций, но и пространство “видения этого деления”, а также не только занятие определенной позиции в пространстве (поле), но и выработка определенной (политической) позиции. “Социальное пространство, таким образом, вписано одновременно в объективность пространственных структур и в субъективные структуры, которые являются отчасти продуктом инкорпорации объективированных структур”.

Таким образом, Бурдье предлагает для анализа социальной реальности социальную праксеологию, которая объединяет структурный и конструктивистский (феноменологический) подходы. Так, с одной стороны, он дистанцируется от обыденных представлений с целью построить объективные структуры (пространство позиций) и установить распределение различных видов капитала, через которое конституируется внешняя необходимость, влияющая на взаимодействия и на представления агентов, занимающих данные позиции. С другой стороны -- он вводит непосредственный опыт агентов с целью выявить категории бессознательного восприятия и оценивания (диспозиции), которые “изнутри” структурируют поведение агента и его представления о занимаемой им позиции.

3. Социальные поля и их свойства

3.1 Общие свойства социальных полей

Социальное пространство включает в себя несколько полей, и агент может занимать позиции одновременно в нескольких из них (эти позиции находятся в отношении гомологии друг с другом). Поле, по Бурдье, -- это специфическая система объективных связей между различными позициями, находящимися в альянсе или в конфликте, в конкуренции или в кооперации, определяемыми социально и в большой степени не зависящими от физического существования индивидов, которые эти позиции занимают.

При одновременном рассмотрении поля представляют собой структурированные пространства позиций, которые и определяют основные свойства полей. Анализируя такие различные поля, как например, поле политики, поле экономики, поле религии, Пьер Бурдье обнаруживает неизменные закономерности их конституирования и функционирования: автономизация, определение “ставок” игры и специфических интересов, которые несводимы к “ставкам” и интересам, свойственным другим полям, борьба за установление внутреннего деления поля на классы позиций (доминирующие и доминируемые) и социальные представления о легитимности именно этого деления. Каждая категория интересов содержит в себе индифферентность к другим интересам, к другим инвестициям капитала, которые будут оцениваться в другом поле как лишенные смысла. Для того, чтобы поле функционировало, необходимо, чтобы ставки в игре и сами люди были готовы играть в эту игру, имели бы габитус, включающий знание и признание законов, присущих игре.

Как уже было рассмотрено, в теории можно сравнивать социальное пространство и географическое пространство, внутри которого выделяются области. Это пространство сконструировано таким образом, что агенты, группы или институции, размешенные в нем, имеют тем больше общих свойств, чем более близки они в этом пространстве, и тем меньше, чем более они удалены друг от друга. В реальности пространственные и социальные дистанции не совпадают. Так, несмотря на то, что почти всюду можно наблюдать тенденцию сегрегации в пространстве, когда люди, близкие в социальном пространстве, стремятся стать близкими (по выбору или вынужденно) в географическом пространстве, все же люди, сильно удаленные в социальном пространстве, могут встречаться, вступать во взаимодействия в физическом пространстве, по меньшей мере, на короткий период или время от времени.

Эти объективные связи - связи между позициями, занимаемыми в распределении ресурсов, которые являются или могут стать действующими, эффективными в ходе конкурентной борьбы за присвоение дефицитных благ.

Социальное пространство сконструировано так, что агенты, занимающие сходные или соседние позиции, находятся в сходных условиях, подчиняются сходным обусловленностям и имеют все шансы обладать сходными диспозициями и интересами, а следовательно, производить сходные практики. Диспозиции, приобретенные в занимаемой позиции, предполагают приспосабливание к этой позиции (sense of one's place). Это чувство своего места, ведущее при взаимодействиях одних людей (“скромные люди”) к тому, чтобы держаться на своем месте “скромно”, а других -- “держать дистанцию”, “знать себе цену”, “не фамильярничать”. Заметим, между прочим, что такие стратегии могут быть совершенно бессознательными и принимать формы застенчивости или высокомерия. В самом деле, социальные дистанции “вписаны” в тело, точнее, в отношение к телу, к языку или к времени.

Можно добавить, что sense of one's place и переживаемое сходство габитуса, как, например, симпатия или антипатия, являются началом всех форм кооптации, дружбы, любви, брака, ассоциации, и, следовательно, всех устойчивых связей, иногда подтвержденных юридически.

Принимая в расчет построенное Бурдье социальное пространство, известно, что точки зрения на мир являются взглядом с определенной точки, то есть с определенной позиции в социальном пространстве. Эти точки зрения будут разные и даже антагонистические, поскольку для каждого агента видение пространства зависит от его позиции в этом пространстве.

Таким образом, представления агентов меняются в зависимости от их позиции (и связанных с ней интересов) и от их габитуса, взятого как система схем восприятия и оценивания. Вследствие этого габитус производит практики и представления, поддающиеся классификации и объективно дифференцированные, но они воспринимаются непосредственно как таковые только теми агентами, которые владеют кодом, схемами классификации, необходимыми для понимания их социального смысла. Так, габитус подразумевает sens of one's place, но еще и sens of others'place. Например, мы можем говорить об одежде, о мебели или о книге: “это мелкобуржуазно” или “это интеллигентно”. Конкретное суждение зависит от социальных условий, позволяющих такое суждение. Во-первых, предполагается, что вкус (или габитус) как система схем классификации объективно соотносится через породившие его социальные обусловленности с определенным социальным условием: агенты классифицируют сами себя и позволяют себя классифицировать, выбирая в соответствии с собственным вкусом различные атрибуты - одежду, еду, напитки, спорт, друзей, которые хорошо сочетаются и которые хорошо им подходят или, более точно, соответствуют их позиции. Точнее, в пространстве возможных благ и услуг выбирают блага, занимающие в этом пространстве позицию, гомологичную той, которую агенты занимают в социальном пространстве.

Во-вторых, классификационное суждение типа “это мелкобуржуазно” предполагает, что мы, как социализованные агенты, способны видеть связь между практиками или представлениями и позициями в социальном пространстве.

Соответствие между позициями и практиками, видимыми предпочтениями, выраженными мнениями , которое устанавливается при посредстве габитусов, диспозиций, вкусов, заставляет воспринимать социальный мир не как чистый хаос, полностью свободный от необходимости и могущий быть построенным каким угодно образом. Но вместе с тем, социальный мир не предстает и как полностью структурированный и способный навязать любому воспринимающему субъекту прототипы собственной конструкции. Социальный мир может быть назван и построен различным образом в соответствии с различными принципами видения и деления: например, деления экономического или деления этнического.

Несмотря на эту потенциальную множественность возможного структурирования социальный мир предстает как сильно структурированная реальность. Социальное пространство представляет собой совокупность агентов, наделенных различными и систематически взаимосвязанными свойствами (во Франции у тех, кто пьет шампанское, больше возможностей иметь старинную мебель, заниматься гольфом, верховой ездой, ходить в театры, чем у тех, кто пьет виски или красное вино). Такие свойства (когда они воспринимаются агентами, наделенными соответствующими категориями бессознательного восприятия, способными видеть, что игра в гольф “изображает” традиционную крупную буржуазию) функционируют в самой действительности социальной жизни как знаки. Различия функционируют и как знаки отличия (позитивного или негативного). Иначе говоря, через распределение свойств социальный мир объективно представляется как символическая система, пространство стилей жизни и группы по статусу, характеризующиеся различными стилями жизни.

Таким образом, восприятие социального мира есть продукт двойного структурирования. Со стороны объективной оно социально сконструировано, поскольку свойства, присущие агентам или институциям предстают в сочетаниях, имеющих очень неравную вероятность, например, у обладателей изящной речи больше шансов быть увиденными в музее, чем у тех, кто ею не владеет. Со стороны субъективной оно структурировано в силу того, что схемы восприятия и оценивания, в особенности те, что вписаны в язык, выражают состояние отношений с символической властью. Эти два механизма участвуют в производстве общего мира.

Но объекты социального мира могут быть восприняты и выражены разным образом, поскольку они содержат всегда часть неопределенности и неясности. Действительно, даже наиболее устойчивые комбинации свойств всегда основываются на статистических связях между взаимозаменяемыми чертами; кроме того, они подвержены изменениям во времени таким образом, что их смысл (в той мере, в какой он зависит от будущего) сам находится в ожидании и относительно недетерминирован. Этот объективный элемент неопределенности, который часто усиливается эффектом категоризации (одно и то же слово может покрывать различные практики) дает основание для множественности воззрений на мир, которая в свою очередь связана со множественностью точек зрения, и, одновременно, для символической борьбы за власть производить и навязывать легитимное ведение мира.

3.2 Символическая власть

Структура поля это состояние соотношения сил между агентами или институтами, вовлеченными в борьбу или распределение специфического капитала, который, являясь результатом предшествующей борьбы, направляет последующие стратегии.

Символическая борьба по поводу восприятия социального мира может принимать разные формы. С объективной стороны, она может проявляться через действия представления, индивидуальные или коллективные, направленные на то, чтобы заставить увидеть и заставить оценить определенные реалии. (Например, манифестация имеет цель показать группу, ее численность, ее силу, ее сплоченность, сделать видимым ее существование). На индивидуальном уровне все стратегии представления себя предназначены манипулировать образом себя и, в особенности своей позицией в социальном пространстве.

С субъективной стороны, можно действовать, пытаясь изменить категории восприятия и оценивания социального мира (слова, названия), которые конструируют социальную реальность и выражают ее. Бурдье приводит пример Кабилии, где группы, дома, кланы или трибы и имена, обозначающие их, являются инструментами и ставками многочисленных стратегий, и что агенты заняты непрерывными переговорами о своей идентичности: например, они могут манипулировать генеалогиями, как ученые манипулируют (с теми же целями) текстами какой-либо дисциплины. Таким же образом, на уровне ежедневной борьбы классов, которую социальные агенты ведут в изолированном и распыленном состоянии, это могут быть оскорбления, сплетни, молва, дискредитация, инсинуации. На уровне коллективном, более свойственном политике, это все стратегии, нацеленные на внедрение нового конструирования социальной реальности через отказ от старой политической лексики или на сохранение ортодоксального видения через сохранение слов, предназначенными называть социальный мир.

Символическая борьба -- как индивидуальная (за существование), так и коллективная, организованная, в политической жизни, - имеет специфическую логику. Объективные властные отношения стремятся воспроизвестись в отношениях символической власти. В эту символическую борьбу за производство здравого смысла, за монополию легитимной номинации, агенты вовлекают символический капитал, полученный ими в ходе предшествующей борьбы, и иногда гарантированный юридически.

Символический капитал есть это экономический или культурный капитал, когда тот становится известным и признанным, когда его узнают по соответствующим категориям восприятия. Специфический капитал имеет ценность, лишь находясь в отношении с некоторым полем, а, следовательно, в пределах этого поля, и лишь при определенных условиях он обратим в другой тип капитала.

Дворянские титулы так же, как и дипломы представляют собой настоящий документ, подтверждающий обладание символической собственностью и дающий право на получение прибылей от ее признания. Символический порядок не устанавливается по образцу рыночной стоимости через простое механическое сложение индивидуальных порядков. С одной стороны, при выработке объективной классификации и иерархии ценностей, предписываемых индивидам или группам, все суждения имеют разный вес; обладатели большого символического капитала (тот кто известен и признан) способны навязать свою шкалу цен, наиболее благоприятную для их собственной продукции. Это происходит, в частности, потому, что на деле в нашем обществе они обладают квазимонополией на институции, официально устанавливающие и обеспечивающие определенные ранги. (Например, образовательная система) С другой стороны, символический капитал может быть санкционирован, гарантирован и установлен юридически в результате официальной номинации (акт, по которому кому-либо присуждается определенное право или звание, как социально признанная квалификация). Официальная номинация есть одно из наиболее типичных проявлений монополии легитимного символического насилия, которая принадлежит государству или его официальным правителям. Тип диплома, например, является универсально признанным и гарантированным видом символического капитала, действующим на любом рынке.

Таким образом структура поля есть состояние соотношения сил между агентами или институциями, вовлеченными в борьбу, где распределение специфического капитала, накопленного в течение предшествующей борьбы, управляет будущими стратегиями. Эта структура, которая представлена стратегиями, направленными на ее трансформацию, сама поставлена на карту: поле есть место борьбы, имеющее ставкой монополию легитимного насилия, которая характеризует рассматриваемое поле, то есть в итоге сохранение или изменение распределения специфического капитала.

Однако в борьбе за производство и навязывание легитимного видения социального мира держатели бюрократического авторитета никогда не получают абсолютной монополии, даже когда прибегают к авторитету науки (как, например, экономисты на службе у государства) к бюрократическому авторитету. В действительности, в обществе всегда есть конфликт между символическими властями, стремящимися внедрить свое видение легитимных делений, то есть конструировать группы. Символическая власть в этом смысле есть власть конструирования мира (делить и объединять, производить декомпозицию, анализ и композицию, синтез).

Чтобы изменить мир, нужно изменить способы, по которым он формируется, то есть видение мира и практические операции, посредством которых конструируются и воспроизводятся группы. Символическая власть, чьей образцовой формой служит власть образовывать группы (либо уже сложившейся группы , которые нужно заставить признать, либо группы, которые еще нужно формировать), базируется на двух условиях. Во-первых, символическая власть должна быть основана на обладании символическим капиталом. Власть внедрять в чужой ум старое или новое видение социального деления зависит от социального авторитета, завоеванного в предшествующей борьбе. Символический капитал - это доверие, это власть, предоставленная тем, кто получил достаточно признания, чтобы быть в состоянии внушать признание. Таким образом, власть конституирования, власть формирования новой группы с помощью мобилизации, или формирования ее “по доверенности”, говоря от ее имени, являясь ее официальным выразителем, может быть получена лишь в результате длительного процесса институционализации, в итоге которого учреждается доверенное лицо, получающее от группы власть формировать группу. Во-вторых, символическая эффективность зависит от степени, в которой предполагаемый взгляд основан на реальности.

Таким образом система образования, государство, церковь, политические партии, профсоюзы -- это поля. В поле агенты и институции борются в соответствии с закономерностями и правилами, сформулированными в этом пространстве игры (и, в некоторых ситуациях, борются за сами эти правила) с различной силой и поэтому различна вероятность успеха, чтобы овладеть специфическими выгодами, являющимися целями в данной игре. Доминирующие в данном поле находятся в позиции, когда они могут заставить его функционировать в свою пользу, но должны всегда рассчитывать на сопротивление, встречные требования, претензии, “политические” или нет, тех, кто находится в подчиненной позиции. В некоторых исторических условиях поле может начать функционировать как аппарат: тоталитарные институции (ссылка, тюрьма, концентрационный лагерь) или диктаторские государства.

Поле есть место отношений сил и борьбы, направленной на трансформацию этих отношений и, как следствие, это место непрерывного изменения. Связность, которую можно наблюдать в определенном состоянии поля, ее внешнее проявление как ориентации на какую-то одну определенную функцию являются продуктами конфликта и конкуренции.

Поле не имеет частей, составляющих. Каждое субполе имеет свою собственную логику, свои правила, свои специфические закономерности. Каждое поле конституирует потенциально открытое пространство игры, ограничения которого есть динамические границы, являющиеся ставками в борьбе внутри самого этого поля.

В своей теории экономики полей Бурдье отмечает необходимость всякий раз идентифицировать те специфические формы, в которых проявляются в различных полях наиболее общие концепты и механизмы (капитал, инвестирование, интерес.)- и избегать, таким образом, какого бы то ни было редукционизма, но, особенно, редукционизма экономического, признающего лишь материальные интересы и стремление максимизировать денежную выгоду.

Заключение

В целом для Бурдье характерно пренебрежение междисциплинарным делением, которое накладывает ограничения как на предмет исследования, так и на применяемые методы. В его исследованиях сочетаются подходы и приемы из области антропологии, истории, лингвистики, политических наук, философии, эстетики, которые он плодотворно применяет к изучению таких разнообразных социологических объектов как: крестьянство, искусство, безработица, система образования, право, наука, литература, брачно-родственные союзы, классы, религия, политика, спорт, язык, жилище, интеллектуалы и государственная “верхушка”.

В своем подходе Пьер Бурдье отходит от крайних структуралистского и феноменологического подходов к изучению социальной реальности. Бурдье вводит понятие “габитус”. Содержание этого понятия связано с обширным философским контекстом. Индивид здесь понимается как социальный агент, реализующий в своей личной практике программу данного общества в зависимости от того положения, которое он в обществе занимает. Индивид некоторым образом и есть общество.

Главную задачу социологии Бурдье видит в выявлении наиболее глубоко скрытых структур различных социальных сред, которые составляют социальный универсум, а также механизмов, служащих его воспроизводству и изменению. Особенность этого универсума заключается в том, что оформляющие его структуры существуют в двух ипостасях. Во-первых, как “реальность первого порядка”, данная через распределение материальных ресурсов и средств присвоения престижных в социальном плане благ и ценностей (виды капитала по Бурдье); во-вторых, как “реальность второго порядка”, существующая в представлениях, в схемах мышления и поведения, то есть как символическая матрица практической деятельности, поведения, мышления, эмоциональных оценок и суждений социальных агентов.

Социальное пространство включает в себя несколько полей, и агент может занимать позиции одновременно в нескольких из них.

Структура поля есть состояние соотношения сил между агентами или институциями, вовлеченными в борьбу, где распределение специфического капитала, накопленного в течение предшествующей борьбы, управляет будущими стратегиями.

Система образования, государство, церковь, политические партии, профсоюзы являются полями. В поле агенты и институции борются в соответствии с закономерностями и правилами, сформулированными в этом пространстве игры (и, в некоторых ситуациях, борются за сами эти правила) с различной силой и поэтому различна вероятность успеха, чтобы овладеть специфическими выгодами, являющимися целями в данной игре.

Поле есть место отношений сил и борьбы, направленной на трансформацию этих отношений и, как следствие, это место непрерывного изменения. Поле не имеет частей, составляющих. Каждое субполе имеет свою собственную логику, свои правила, свои специфические закономерности.

Размещено на Allbest.ru