Общинные формы взаимопомощи в дохристианской Руси

Размещено на http://www.allbest.ru/

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ. ФИЛИАЛ ФЕДЕРАЛЬНОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО БЮДЖЕТНОГО ОБРАЗОВАТЕЛЬНОГО УЧРЕЖДЕНИЯ

ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

«РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СОЦИАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ» в г.НЕФТЕЮГАНСКЕ

ХАНТЫ-МАНСИЙСКОГО АВТОНОМНОГО ОКРУГА-ЮГРА ТЮМЕНСКОЙ ОБЛАСТИ

Кафедра Социальной работы и социального права

КОНТРОЛЬНАЯ РАБОТА

по дисциплине Введение в профессию «Социальная работа»

на тему Общинные формы взаимопомощи в дохристианской Руси

Выполнена студентом (кой)

Крестинина Юлия Аликовна

Нефтеюганск 2012

Содержание

Введение

1. Род - основной фактор социальной взаимопомощи

2. Общинные формы поддержки и взаимопомощи

Заключение

Список используемой литературы

Введение

«Социальная работа» - принятое во всем мире выражение, обозначающее проявление гуманного, милосердного отношения человека к человеку. Она возникла еще на заре формирования мировых религиозных и этических систем как благотворительность, религиозный долг человека, как система благотворительных услуг нуждающимся.

Особенностью наших славянских предков была открытость, сплоченность, высокое чувство долга перед общиной. В современном обществе отмечается потеря этих качеств, поэтому опыт изучения периода древнейших славянских общин интересен и актуален в настоящее время.

Целью исследования является изучение особенностей становления социальной помощи и взаимопомощи в дохристианской Руси.

Предмет исследования: общинные формы поддержи и взаимопомощи. Объект исследования: древние родовые обычаи как фактор формирования основных форм поддержки и взаимопомощи.

1. Род - основной фактор социальной взаимопомощи

Прародители славян - сколоты, венеды, и сами древние славяне жили родовой организацией, родовыми общинами [1]. Основными их занятиями являлись вначале охота, а затем земледелие и скотоводство. Выполнение трудоемких работ было под силу только большому коллективу. Поэтому в жизни славян большое значение приобрела община (мир, вервь). Она являлась органом местного крестьянского самоуправления, в компетенцию которого входили земельные переделы, налогово-финансовые вопросы (связанные с обложением податями и их распределением), решение судебных споров, вопросы помощи нуждающимся. На смену родовой общине пришла территориальная, или соседская, объединявшая несколько семей. Каждая община владела определенной территорией. Общинные владения были общественными и личными. Единство соседской общины поддерживалось не правовыми, а хозяйственными связями.

Род сохранял верховную собственность на землю, выступал регулятором семейно-брачных отношений, выполнял функции взаимопомощи, взаимоответственности и защиты.

У нас семья - это отец, мать, один-два ребёнка. Самое большее, есть ещё дедушка с бабушкой и дядя с тётей, да и те живут, как правило, где-нибудь в другом месте. Если же в семье трое детей, она считается многодетной. В древности, во-первых, все поколения семьи жили обыкновенно под одной крышей, да ещё где-нибудь неподалёку находилось семейное кладбище, так что в жизни семьи незримо принимали участие и давно умершие предки. Во-вторых, детей рождалось гораздо больше, чем теперь. До XIX века, в условиях единобрачия, десять и более детей было обычным явлением. А у древних славян богатому и состоятельному мужчине не считалось зазорным приводить в свой дом столько жён, сколько он мог прокормить.

Представьте себе такой дом, в котором живут четверо-пятеро братьев с жёнами, детьми, родителями, бабушками, дедушками, дядями, тётями, двоюродными, троюродными. Целое общежитие, и все - родственники! Учёные-этнографы, изучающие жизнь самых разных народов, так и называют подобный родственный коллектив: большая семья [3]. Каждый человек, живший в большой семье, ощущал себя в первую очередь не индивидуальностью со своими собственными запросами и возможностями, как мы теперь. Он рассматривал себя главным образом как члена рода. Он казался себе частичкой единого тела, единой души. Любой славянин мог назвать своих предков на несколько столетий назад и подробно рассказать о каждом из них, включая двоюродного племянника троюродного брата шурина своего прапрадеда.

Знакомясь и называя себя, всегда добавляли: сын такого-то, внук и правнук такого-то [2]. Без этого имя было не имя: люди сочли бы, что человек, не назвавший отца и деда, что-то скрывает. Зато уж, услышав, какого ты рода, люди сразу понимали, как себя с тобой вести. Каждый род имел вполне определенную репутацию [3]. В одном люди исстари славились честностью и благородством, в другом встречались мошенники и задиры: значит, повстречав представителя подобного рода, следовало держать ухо востро. Человек знал, что при первом знакомстве его будут оценивать так, как того заслуживает его род. С другой стороны, он и сам чувствовал ответственность за всю большую семью. За одного набедокурившего отвечал весь род. В ту эпоху повседневная одежда каждого человека представляла собой его полный «паспорт». Точно так, как по мундиру военного видно: какое звание имеет, каких наград удостоен, где воевал и так далее. Одежда каждого человека содержала огромное количество деталей, очень много говоривших о её обладателе: из какого он племени, какого рода, и массу других деталей. Глядя на одежду, сразу можно было определить, кто это такой и откуда, а значит, и как себя с ним вести. До сих пор в русском языке сохранилась пословица: «По одежке встречают, провожают по уму» [4]. Только не все теперь знают, из каких отдалённых времён явилась эта народная мудрость. Обычно считается, что «по одёжке» видно, богат ли человек и со вкусом ли одевается. На самом деле всё гораздо серьёзней: впервые повстречав человека, «по одёжке» определяли его род и решали, как себя с ним вести. Когда у кого-то случалась беда, родня - даже самая дальняя, которую мы назвали бы «седьмая вода на киселе» - готова была прийти на выручку. Отстроить сгоревший дом, поделиться имуществом и богатством, помочь отбиться от врагов, заступиться за обиженного. Случалось даже так, что суд решал спорное дело в пользу того, кто приводил с собой больше родни. И даже не потому, что родня эта являлась на суд с оружием. Мой род - моя крепость!

В любой ситуации человек должен был действовать так, как будет лучше для его рода. А свои личные интересы соблюдать только потом. Такое общество, в котором безраздельно властвует род, учёные называют традиционным.

Род, полностью определявший жизнь каждого из своих членов, временами диктовал им свою непреклонную волю в самых деликатных вопросах. Например, если два рода, жившие по соседству, решали объединить свои усилия, вместе отправляться на охоту или в море за рыбой, или отбиваться от врагов, - самым естественным казалось скрепить союз родственными отношениями. Убийство члена одного рода членом другого обычно вызывало вражду родов. Сдерживающим началом служил обычай кровной мести, который остерегал представителей чужих родов от физического насилия по отношению к членам своего рода. Каждый знал, что месть рода настигнет преступившего этот закон. Это приводило и к своей противоположности. Стоит заглянуть в «Русскую Правду» - сборник древнерусских законов («правда» в переводе на современный язык и значит «установление, правило, закон», а также «соответствие закону») [2]. Так вот, «Русская Правда», записанная в XI веке, не только признает кровную месть, но даже устанавливает порядок, какой родственник за какого должен отмщать! Во все эпохи происходили и прямые злодейства, и трагические случайности, когда человек убивал человека. И, естественно, близким погибшего хотелось разыскать и покарать виноватых. Когда подобное происходит сейчас, люди обращаются в правоохранительные органы. А тысячу лет назад люди предпочитали надеяться на себя. Силой навести порядок мог только вождь, за которым стояли профессиональные воины - славянская дружина. Но вождь, - конунг или князь, - был, как правило, далеко. Или в своей столице, или вообще в заморском походе. Да и авторитет его как правителя страны, вождя всего народа (а не только воинов) ещё только устанавливался. В отрыве от своего рода человек мало что значил. Поэтому «дело об убийстве» решалось между двумя родами. Например, у западных славян (за редчайшим исключением) преступник сам направлялся к ближайшему жилью и подробно рассказывал, что случилось. Почему? Причина очень проста. Если бы он попытался утаить содеянное, он прослыл бы среди соплеменников трусом и «немужественным мужчиной», неспособным к ответственности за собственные поступки. А это было самое худшее, что с человеком могло случиться в те времена. Обозвать кого-либо «немужественным» значило произнести попросту непроизносимые речи. Поэтому, если только человек был не совсем уже законченным негодяем, бесповоротной потере репутации он предпочитал возможность весьма суровой расплаты. Дальше события могли разворачиваться по-разному, в зависимости и от «состава преступления», и от характеристик тех «коллективных личностей», которыми являлись столкнувшиеся семьи. Могло кончиться примирением, могло - выплатой денежного возмещения (виры). Но если доходило до кровной мести, это была месть одного рода другому. Мстили не самому преступнику, а его роду. Спрашивается, как же крепче всего «насолить» враждебной семье? А вот как. Истребить в ней самого лучшего, самого достойного человека. Которым преступник чаще всего не являлся. Вот по этой самой причине, возможность кровной мести была не столько поводом для бесконечных кровавых разборок, сколько мощным сдерживающим фактором. Кровной мести - а значит, и поводов дня неё - всячески старались избегать.

Тем не менее, месть, пусть кровавая, считалась признаком доблести, торжества справедливости. Летописец Нестор в «Повести временных лет» восхищается княгиней Ольгой, сумевшей жестоко, но с его точки зрения, справедливо, отомстить древлянам за убийство своего мужа князя Игоря, которая убила посланных к ней сватов Мала, а потом сожгла целый город Искоростень [5]. Месть княгини-язычницы живописуется как справедливый акт, торжество справедливости в духе выполнения древнего родового обычая - мщения за убитого мужа.

Род обеспечивал поддержку своим сородичам, вырабатывал обычаи охранительного порядка, помогавшие роду выжить. Суровые условия борьбы за существование диктовали жестокие с точки зрения современного человека обычаи. Родовая организация человеческого сообщества была первой формой социальной взаимопомощи. Род поддерживал своих сородичей, обеспечивал всех пропитанием, одеждой, жильем, опекал малолетних. Недаром корень «род» - основа таких слов, как природа, народ, Родина, родник, родной, родственник и т.д [6].

Родовые отношения являлись важнейшим охранным механизмом, фактором этнической идентификации и социализации индивида.

социальная взаимопомощь поддержка парадигма

2. Общинные формы поддержки и взаимопомощи

Для ранних форм социальных отношений характерна защита индивида в системе рода и общины.

Архаическая парадигма помощи складывается в то время, когда ведущим миросозерцанием и мироощущением было язычество [5]. Для языческого миросозерцания и мироощущения характерно то, что человек не ощущал себя в обособленности и единичности, он был не часть, а неким единством, заключавшим в себе космическое пространство, и одновременно являясь его продолжением. Человек не противопоставлял себя космосу, природе, а растворялся в них, становясь таким же целым, как и они. Эта «целостность-принадлежность» достигалась общинным существованием, обрядовой и трудовой деятельностью, которые органично вплетались в контекст природы и космоса. Ощущая «себя принадлежностью целого», человек закреплял в общинных традициях нормы своего существования не только в природе, но и в мире людей. Для него не существовало противопоставления этих реалий: одно есть продолжение другого, и поэтому принципы его существования едины. В общине постепенно определяются отношения к людям, не являющимся активными участниками трудовой и коллективной жизни. Возможно, эта та стадия развития общины, когда достаточно точно дифференцировались статусы родства, сложились представления типа «этот свет» - «тот свет», «молодость - старость» и т.д. Причем по отношению ко взрослому миру в одной социовозрастной группе находились старики и дети. Надо сказать, что первоначально половозрастное деление связывалось с социовозрастным. Отношение к старикам такое же, как и к детям. Архаические народные представления о детях и стариках идентифицировали их как «чистых», не живущих половой жизнью, отсюда общность в одежде у тех и других, и одинаковое отношение к ним [4]. Так, инфатицид - узаконенное убийство ребенка - довольно характерное явление на ранних этапах развития общественных отношений, существовал не только в отношении детей, но и стариков [5]. Видимо, детский инфатицид связан с тем, что в родовой общине «родственниками не рождались». Парадоксальная на первый взгляд фраза означает, что новорожденный, появившийся в данной семье, должен был еще «доказать» свое право быть её членом: над ним совершали вполне определенные ритуалы, по ходу которых должно было выясниться, настоящий ли это человеческий младенец или «подменыш», злой дух в обличье ребенка.

Чтобы стать членом племени, ребенок должен был пройти инициацию. Происходила она в три ступени. Первая - непосредственно при рождении, когда повитуха обрезала пуповину наконечником боевой стрелы в случае с мальчиком, либо ножницами в случае с девочкой, и пеленала ребенка в пеленку со знаками рода [3].

По достижении мальчиком трех лет он проходил подстягу - т. е. его сажали на коня, опоясывали мечом и три раза обвозили вокруг двора. После этого его начинали учить собственно мужским обязанностям. Девочке в три года впервые давали веретено и прялку. Действо тоже сакральное, и первой нитью, спряденной дочерью, мать опоясывала ее в день свадьбы для защиты от порчи. Прядение у всех народов ассоциировалось с судьбой, и с трехлетнего возраста девочек учили прясть судьбу себе и своему дому [1]. В двенадцать - тринадцать лет, по достижении брачного возраста, мальчиков и девочек приводили в мужской и женский дома, где они получали полный набор сакральных знаний, необходимых им по жизни. После этого девушка вскакивала в поневу (род юбки, носившийся поверх рубахи и говоривший о зрелости). Юноша после посвящения получал право носить боевое оружие и вступать в брак.

Инфатицид стариков имел другую идеологию и связан с ритуалом отправления на «тот свет». Со сменой идеологии появились формы поддержки стариков, которые были различны. Если по какой-либо причине на помощь не приходила семья, заботу о стариках брала на себя община [4]. Одним из вариантов поддержки стариков был специальный отвод земель по решению общества, «косячка», который давал возможность заготовки сена. В том же случае, когда старики окончательно «впадали в дряхлость», они призревались общиной. Старика определяли на постой к кому-нибудь на несколько суток, где тот получал ночлег и пропитание, затем он «менял» своих кормильцев. Такой вид помощи стал своеобразной общественной повинностью. Возможно, в древности формы поддержки были иными, но их видоизмененная архаическая форма сохранилась до конца XIX столетия.

До принятия христианства на Руси существовали и другие «закрытые» формы помощи, но все они связаны с «институтом старцев» [6]. К примеру, вариантом ухода на «тот свет» был добровольный уход из общины. Пожилые люди, которые не могли участвовать в трудовой деятельности, селились недалеко от общины, на погостах, строили себе кельи и жили за счет подаяния. Подобная форма милости существовала вплоть до XVI века.

В силу того, что старики и дети относились к одной социовозрастной группе, в некоторых случаях типология «старых» и «малых» определялась по признаку «сиротства» - явление, когда субъект оставался без попечения близких родственников. Понятие «сиротство» не идентифицировали только с институтом детства, оно имело иные, антропоморфные смыслы и распространялось на другие виды проблем, такие, как хозяйство, деятельность, статус, социальная роль, что достаточно полно отражают народные пословицы и поговорки: «Сиротинушка наш дедушка, ни отца, ни матери!», «Без коня казак кругом сирота!», «За ремеслом ходить землю сиротить» [6].

Общность постепенно формировала и другие институты поддержки сирот в пределах своего родового, общинного пространства. Так, еще на стадии первобытной коммуны возникли связи между членами разных общин - дарообмен. Дар представлял собой переход вещей из собственности одного субъекта в собственность другого и обязательно предполагал отдар [6]. Такая экономическая система дара и отдара хорошо просматривается в мотивах усыновления внутри родовой общины и появления института «приймачества» у южных славян. «Приймать» в семью сироту, как правило, могли люди пожилые, когда им становилось уже трудно справляться с хозяйством, или когда они не имели наследников. Принятый в семью должен был вести хозяйство, почитать своих новых родителей, а также обязан их похоронить. Здесь налицо принцип - «я - тебе, а ты - мне», или «дар - отдар».

Другая форма поддержки сироты - общинная, мирская помощь. Она по своему характеру совпадала с помощью «немощным старикам», когда ребенок переходил из дома в дом на кормление. Сироте могли также назначать «общественных» родителей, которые брали его на свой прокорм. Однако если сирота имел хозяйство, община противодействовала усыновлению. Такие сироты назывались «выхованцами», «годованцами». Начинаются складываться новые подходы к поддержке вдов. Они, как и старики и сироты, считались социально ущербными субъектами в родовой общине. Оформление института вдов и его дальнейшая поддержка - явление исторически обусловленное, этапное в языческом мире. На ранних этапах российской истории института вдов просто не существовало, поскольку в соответствии с языческой идеологией жена должна была следовать за своим супругом, т.е. после смерти мужа вместе с культовыми предметами, утварью хоронили или сжигали на костре. Появление института вдов у восточных славян происходит незадолго до принятия христианства. Не случайно, что «вдовицы» как особые субъекты выделяются в первых русских законодательных актах, к ним требуют особого внимания, в духовных наставлениях завещают им помогать и «оберегать» их. Как «чистые», находясь близко к миру смерти, вдовы обмывали и обряжали умерших. Это древний вид языческой магии, в качестве же отдара они получали вещи покойного. Сельская община предоставляла им землю, на них распространялись такие же «льготы» мирского призрения, как и на стариков.

Не менее древний обычай - хождение за «навалным» [4]. Он состоял в том, что нуждающейся женщине оказывали помощь продуктами, обычно осенью, после уборки урожая.

Если проанализировать различные формы крестьянских «помочей», то при всем их многообразии просматривается определенный сценарий, в котором сохранены остатки магических аграрных культов. Он состоит из следующих элементов: ритуальный договор (его обязательным элементом является «хлеб - соль и магарыч»), совместная трудовая деятельность в договоренные сроки и по завершению работ совместные трапеза, игры, танцы, катания. В народе «помочи» рассматривались как трудовой праздник, в котором принимало участие все сельское население независимо от социальной принадлежности селянина.

Среди различных видов «помочей» как специфической формы групповой поддержки выделяются обязательные внесезонные и сезонные. К первым относятся такие виды поддержки, которые обусловлены экстремальными ситуациями, например, пожарами, наводнениями или массовым падежом скота (в последнем случае часть приплода отдавали пострадавшим безвозмездно). Особой формой поддержки считались «наряды миром», когда в семье «работные люди больны» и необходима помощь в деле управления хозяйством (растапливание печи, кормление домашнего скота, уход за детьми) [3]. К этой группе поддержки можно отнести и обязательные «помочи» при постройке дома, мельницы (когда, как правило, за угощение осуществляли весь необходимый комплекс работ). К этим же видам «помочей» можно отнести сиротские и вдовьи «помочи» (когда данная группа снабжалась за счет общества хлебом, дровами, лучинами).

Разновидностью архаической модели помощи являются толоки [3]. В разных местностях они мели различную направленность. С одной стороны, они представляли форму совместной деятельности, с другой - форму помощи бедным крестьянам. Толоки включали в себя не только совместную обработку земли, но и различные виды перевозок сена, хлеба, навоза. Довольно своеобразна и форма складчины. Под этим явлением понимается не только совместное кормление, но и совместная заготовка корма для скота. Особым видом толок были женские толоки для «мятья льна». Такая форма взаимовыручки носила чисто экономический характер, поскольку давала возможность не топить один овин несколько раз в одном доме.

Еще один вид хозяйственной помощи - совместное использование рабочего скота. На юге России он назывался «супряга», когда обработка земли осуществлялась «наемными волами». Этот вид помощи предусматривал взаимообмен услугами, при котором предоставляющий помощь в конечном итоге сам выступал в качестве «нанимателя на работу».

Родовая община сформировала принципы и методы поддержки выживания отдельных субъектов в «пандемических» обстоятельствах. Именно там вырабатывались нормы поведения и отношения к людям, которые в силу разных причин не могли участвовать в общественно-трудовой деятельности. Ранние формы помощи и взаимопомощи первоначально носили ритуальный характер и до XIX столетия сохранялись в виде народных праздников, связанных с земледелием и временами года, с почитанием богов. Они проводились всем селением, либо несколькими селениями вскладчину. Каждому из праздников соответствовали свои «братчины, ссыпчины, мирщины, холки, посиделки, беседы, Никольщины» [1].

Таким образом, почитание богов тесно взаимосвязано с оформлением института праздников. Они являлись неотъемлемой частью быта в древнейшей общности. Кроме того, праздники выполняли функцию мирного перераспределения имущества и натуральных продуктов, выступали механизмом экономического равновесия, совместного потребления в ситуациях социального и экономического неравенства. Вполне понятно, почему столь велико количество праздников в году у наших предков. В некоторых отдельных местностях общее число праздников достигало до 150 в году, а если учесть, что многие праздники могли длиться от трех до восьми дней, то это становилось существенным подспорьем в распределении и перераспределении материальных благ.

Заключение

Как видно, уже на стадии родовой общины зарождаются механизмы поддержки тех субъектов общности, которые в силу разных обстоятельств не могут быть равноправными участниками ее жизнедеятельности. Однако параллельно с практикой индивидуальной помощи возникают формы взаимоподдержки. Они связаны не с индивидуальными формами защиты, а с коллективными, когда поддержка оказывается семье, соседской общине, целому роду, на основе сакральных смыслов, аграрно-магических культов, происходит оформление групповых форм помощи по отношению к таким субъектам, как старики, вдовы, дети.

В этот же период возникает явление «помогающего» субъекта. Динамика его развития предполагает ряд стадий от «оберега» к волхву как носителю различных групповых смыслов и этических принципов защиты нуждающихся, а также совокупности определенных способов поддержки отдельных субъектов и группы в целом в разных экстремальных жизненных ситуациях. Модели взаимопомощи носят не только внутриродовой характер, происходит расширение помогающего пространства, что позволяет вырабатывать принципы «соседской» взаимовыручки, архаические праформы которых дошли до XIX века в виде совместных празднований, уборки урожая и т.п.

Исторические корни древних обычаев наложили огромный отпечаток на поведение современных людей. Это поведение неразрывно связано с нашим мифологическим сознанием. Самые древние формы общения и помощи близким (прежде всего своей семье, роду) дожили до наших дней.

Современный человек, не отождествляя себя с природой, остался таким же беззащитным в одиночестве, старости, бедности. Он так же, как и в те далекие времена ищет защиты и помощи в жизни для себя, своих детей, своих родителей. Социальные работа, призванная оказывать такую помощь от лица государства, впитавшая в себя тысячелетний опыт гуманного, милосердного отношения к нуждающимся, должна иметь таких представителей - социальных работников, которые смогли бы работать как «семейные врачи», врачующие жизнь своих подопечных, как «духовные наставники», определяющие правильный путь для молодых и неуверенных, как поддержатели основы общества - семьи.

Процесс становления социальной работы в России имеет глубокие исторические корни, и, несмотря на смену идеологии, в обществе остаются механизмы помощи и поддержки, которые зародились в древности и закреплены в новой реальности, в массовом сознании.

Таким образом, архаические, родовые формы помощи и взаимопомощи являются архетипическими формами всех последующих систем помощи и защиты.

Список источников

Древняя Русь: Материалы к курсу истории России/под ред. М.В. Шиловского. - М., 1998.

Фирсов М.В. История социальной работы в России. - М., 1999;

Мельников В.П., Холостова Е.И. История социальной работы в России; Учебное пособие, 2-е издание. - М.: Издательско-книготорговый центр «Маркетинг», 2002;

Кузьмин К.В., Сутырин Б.А. История социальной работы за рубежом и в России (с древности до начала XX века). - М.: Академический проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2002;

Тетерский С.В. Введение в социальную работу. Учебное пособие. - М.: Академический прект, 2003;

Размещено на Allbest.ru