Основные учения о законах развития общественной жизни

Основные учения о законах развития общественной жизни

1. Понятие закона и его разновидности

По своему содержанию законы мира неорганического, органического и социального глубоко различны. Нельзя говорить о физических законах Ньютона, Архимеда применительно к социальному миру как таковому. В этом различии законов raison d^tre автономных физико-химических, биологических и социальных наук. Но по своей логической природе закон един, потому что познавательная функция его всюду одна и та же. Вот почему можно говорить о понятии закона вообще, не прилагая всякий раз определения "социальный". Вот почему такое отношение к закону мы находим и у виднейших мыслителей прошлого и нашего времени.

Закон как родовое понятие, взятое вне зависимости от природы "подзаконных" объектов, есть формула единообразной связи явлений материальных, психических, социальных или идеальных. Таким образом, понятию закона присущи два элемента. Во-первых, элемент связи явлений, во-вторых, элемент единообразия этой связи, что указывает на повторяемость в комбинациях явлений, о законе которых идет речь. Понятие связи употребляется здесь, конечно, в широком смысле. Во всяком случае, это понятие шире, чем понятие причинности. Связь может быть и не причинной, а чисто идеальной, как, например, в законах математики. Можно утверждать, что указанные два элемента понятия закона, при всех разногласиях в других вопросах, принимаются большинством мыслителей. Это мы докажем, если приведем ряд выдающихся определений закона. Милль, определяя закон, говорит: "Различные единообразия, когда они обнаружены тем, что признается достаточным наведением, мы называем, на обыкновенном языке, законами природы" . Rumelin в иных терминах указывает на те же два элемента. Он говорит: "Закон есть выражение для элементарного, постоянного образа действия сил, признаваемого во всех единичных случаях за основную форму" . Rumelin говорит здесь, правда, о силах, а не о явлениях в широком смысле. Поэтому его определение не подошло бы к идеальным законам. Но это объясняется тем, что он имеет в виду только специальный вид законов, а именно законы природы и общества. Зиммель определяет закон следующим образом: "Законом события вообще можно назвать положение, согласно которому совершение известных фактов безусловно, т.е. всегда и везде имеет своим следствием совершение и некоторых других. Нетрудно видеть, что и здесь налицо отмеченные нами выше два элемента. Наконец, понимание закона В.Вундтом также подтверждает нашу мысль. Определение Вундта гласит: "Научный закон есть формула, выражающая правильную связь логически самостоятельных факторов, которая прямо или косвенно указывает на их причинную или логическую зависимость".

Указав конститутивные элементы понятия закона, которые, по-видимому, в той или иной форме признаются большинством теоретиков, перейдем к выяснению основных разновидностей закона. Можно наметить две главные, логически возможные разновидности: это законы абстрактные (основные) и законы эмпирические (производные, конкретные). Принципом разделения здесь служит характер связи между явлениями, на которую указывает закон. Если эта связь будет настолько строгого характера, что мы имеем научно обоснованное право утверждать: за явлениями А и В при тождественных условиях всегда следуют явления С и D, то перед нами будет абстрактный закон. Если же такого права мы не имеем и утверждаем связь явлений на основании лишь наличного опыта, тогда в нашем распоряжении будет закон эмпирический. Итак, ударение должно быть поставлено здесь на том, что связь, утверждаемая абстрактным законом, обладает безусловно необходимым характером. В эмпирическом законе она таковым не обладает. Мы подчеркиваем это, потому что очень часто абстрактность закона понимают в том смысле, будто им утверждается не только необходимый характер связи, но и то, что этот закон вечно обнаруживается в действительности. На этом основании утверждают, что законы социальные не могут быть абстрактными, потому что история человечества изменчива и не вечна. Выходит так, что законам социальным отказывают в необходимом характере лишь потому, что они не могут быть столь "долговечными" и "седовласыми", как законы естественных наук. Но такой взгляд обнаруживает игнорирование в законе того, что собственно и определяет его, игнорирование идеально-логической природы закона. Такой взгляд, ставящий логику в зависимость от времени, доказывает старое неумение разграничить ее от психологии. Взгляд этот в основе своей проникнут скептицизмом. Но этот скептицизм проистекает не из гносеологических оснований -- в этом случае он был бы законный, а из ошибки в исходном положении. Эта ошибка состоит в том, что относительность бытия, его изменчивость переносят на знание (закон) и на этом основании отказывают социальному закону в присущей ему логической и необходимой значимости. Между тем правильное понимание природы логики должно привести к заключению, что закон утверждает только необходимый характер связи между явлениями, но отнюдь не временную необходимость самой этой связи, т.е. ее наличность. Если есть A, то необходимо есть и В. Вот что утверждает абстрактный закон. Но есть ли в действительности А -- этого вопроса он не касается.

Отсюда характерным признаком первого типа законов является суждение условной формы: если дано А, то явится и В. Характерным признаком второго типа служит суждение категорическое: А есть. Но почему, на каком основании А есть В -- на этот вопрос эмпирический закон ответа не дает. Отсюда станет понятно то определение эмпирического закона, которое дает Милль, впервые ясно развивший взгляд на различие абстрактных (основных) и эмпирических (производных) законов. Он говорит: "Эмпирический закон есть наблюденное единообразие, о котором предполагается, что оно разложимо на простейшие законы, но которое еще не разложено на них.

Мы не имеем возможности подробно останавливаться на характеристике и выяснении познавательного значения той и другой категорий законов. Однако позволим себе сделать несколько дополнительных замечаний. Прежде всего укажем, что указанное деление не может быть приложено к наукам, которые не имеют дела с опытом, например к математике, потому что здесь идет речь исключительно об идеальном, а не опытно-точных законах. Таким образом, установленное выше деление законов имеет приложение исключительно к знанию фактического характера. К проблемам обществоведения оно, конечно, приложимо.

Отличительной чертой законов абстрактных и эмпирических, далее, служит различие в степени их точности. В идеале абстрактные законы абсолютно точны. Но, как всякий идеал, абсолютная точность не есть факт. Строго говоря, все наше фактическое знание лишь вероятно. Но вероятность абстрактных законов неизмеримо выше, чем вероятность эмпирических законов. Высота вероятности первых в каждое данное время соответствует вполне наличной системе наших знаний. Пробным логическим критерием абстрактных законов служит то, что при наличной системе знаний они кажутся нам достоверностью.

Чем же объясняются необходимый характер связи и высшая точность абстрактных законов? Большинство мыслителей объясняют ее тем, что абстрактные законы выражают собой причинную и, следовательно, необходимую связь между явлениями. Разложить комплекс явлений на составляющие их элементы и установить между этими элементами причинную связь для них и значит открыть абстрактный закон. Поскольку же мы устанавливаем связь между целыми комплексами, мы не можем говорить о причинной связи и достигаем лишь эмпирических законов. Итак, большинство отождествляют абстрактный закон с причинной связью. Риккерт также принадлежит к этой группе. Но он провел свой анализ дальше. Риккерт различает историческую, индивидуальную, а следовательно, не подводимую под закон и естественно-научную, всегда выражающую каузальный закон, причинную связь. От той и другой он отличает высшее понятие, понятие принципа причинности. Отсюда вытекает, что причинность не всегда предполагает закон природы, наоборот, закон природы немыслим вне причинности. Таким образом, хотя Риккерт и обосновывает закон природы на понятии причинности, но не отождествляет их вполне. Только принцип причинности, рассматриваемый под естественно-научным аспектом, встает перед нами как закон природы.

Понятие причинной связи не отождествляют с законом также Спенсер, Ксенополь и Эйленбург. Особенно подчеркивает это Ксенополь. "Закон, -- говорит он, -- излагает, как возникает явление, а причина объясняет, почему оно возникает именно так". Ксенополь признает только точные законы. И мы видим, что, хотя он и не отождествляет причинную связь с законом, но обоснование закона, его необходимость ищет все-таки в причинной связи. Эйленбург разделяет понятие причинной связи и закона только потому, что находит туманным понятие причинности и заменяет его понятием функциональной связи. Закон для него и есть выражение функциональной связи явлений. Так же рассуждал бы и Мах. В существе дела это мало меняет картину. Понятие функциональной связи не есть отрицание причинности, а просто попытка освободиться от того метафизического оттенка, который связан с представлением о причинах, и особенно о конечных причинах. В том и другом понятии утверждается все-таки необходимая связь явлений, и закон будет обязателен лишь тогда, когда выразит эту необходимую связь. Таким образом, мы получаем вывод, что необходимый характер связи явлений, выражаемой в абстрактном законе, проистекает из того, что в основе закона лежит причинная или функциональная связь явлений. В этом сходятся все авторы. Но к этому необходимо еще прибавить то различие индивидуальной и естественно-научной каузальности, которое особенно ясное развитие получило от Риккерта и его последователей. В таком случае приходится отказаться говорить о тождестве причинной (функциональной) связи закона. Точнее будет выражение, что закон находит свое обоснование в принципе причинности (функциональности).

Совершенно ясно, что характер необходимости, которым обладает абстрактный закон, в гносеологическом отношении ставит его неизмеримо выше закона эмпирического. Но мы сейчас отметим новую черту в том и другом, которая представит их взаимоотношение до некоторой степени в обратном виде. Причем это будет иметь особенное значение для законов развития. Абстрактный закон, как мы знаем, говорит: если есть, было и будет А, то есть, было и будет В. И только. По отношению к прошлому и настоящему он дает нам могучее орудие понять действительность и воздействовать на нее. Но по отношению к будущему, о чем неизбежно говорят законы развития, значение абстрактного закона сильно падает, потому что в нашем распоряжении нет никаких данных утверждать, что А будет или что оно не будет. Наоборот, эмпирический закон в категорической форме и определенно указывает, что именно будет. Эмпирический закон, говорилось выше, основан лишь на обобщении из непосредственного опыта, и мы не можем полагаться на его необходимость. Но если опыт, лежащий в основании эмпирического закона, будет очень устойчивым и частным, то этот закон получает колоссальное познавательное значение и служит могучим орудием предвидения. В этом отношении он становится выше абстрактного закона. Таковы устойчивые обобщения биологии о стадиях развития организма, астрономии -- о смене дня и ночи о смене времен года и т.д.

2. Основные типы учений о законах развития общественной жизни

До сих пор мы рассуждали о законе с чисто логической точки зрения и безотносительно к вопросу о развитии общественной жизни. Теперь мы можем вернуться к этой проблеме, и все, сказанное выше, поможет разобраться в ней. Действительно, развитие общественной жизни есть факт, и как таковой требует объяснения, т.е. сведения его к тем или иным законам. И мы можем искать в развитии общественной жизни именно ту или другую из установленных выше категорий законов, т.е. или законы абстрактные, или эмпирические. Здесь возможно одно возражение, а именно что принятое нами деление законов не единственное. Безусловно, не единственное, как не может быть единственной всякая классификация. Не единственное, но наиболее удобное. Для подтверждения последней мысли обратим внимание на другие предложенные виды действия законов применительно к социальным наукам.

Проф. Н.И.Кареев и Палант различают два вида социальных законов: каузальные и эволюционные. "Первые касаются постоянной связи, существующей между причиной и следствием". Другие же -- временной (не причинной) последовательности фаз общественной жизни.

Одна фаза общественной жизни, утверждает Н.И.Кареев, не может рассматриваться по отношению к другой как следствие или как причина. Тут исключительно временная последовательность. Однако такое деление законов нельзя признать исчерпывающим. Конечно, если мы будем брать фазу общественной жизни в ее сложности, мы не можем утверждать, что она -- причина или следствие другой фазы. Но ведь каждую фазу мыслимо разложить на элементы и найти причинное объяснение развитию соотношений этих элементов. Тогда мы получим несколько каузальных законов, которые в совокупности объяснят смену фаз общественной жизни. Поэтому, поскольку разбираемая классификация считает совершенно невозможным причинное объяснение фаз общественной жизни, она не принимает, значит, в расчет только что отмеченной нами группы каузально-эволюционных законов. Но этого мало. Возьмем закон соотношения между ростом населения и развитием его благосостояния, а также все статистические законы. Причинная связь в них скрыта. Значит, они не будут каузальными законами. Но они не будут также и эволюционными, потому что не говорят о смене фаз. Значит, эти законы также совершенно не входят в разбираемую классификацию. Одним словом, она игнорирует часть статистических и часть динамических законов. Невыдержанность ее проявляется уже в самом сочетании понятий: законы каузальные противопоставляются эволюционным. Казалось бы, каузальным законам нужно противопоставлять законы некаузальные вообще, а эволюционным -- неэволюционные вообще. Однако этого мы не находим.

Рене Вормс различает три категории социологических законов:

1) законы, приложимые во всякое время и во всех странах, основывающиеся на общих свойствах человеческой природы (например, закон экономии сил);

2) законы сосуществования;

3) законы последовательности.

Но мы не видим здесь fundamentum divisionis. Спрашивается, почему законы постоянные (1 категория) не могут быть иногда законами сосуществования, а иногда последовательности? И обратно, почему законы сосуществования или последовательности не могут быть столь постоянными, как закон экономии сил? Не потому ли, что природа человека менее изменчива, чем общество? Однако менее изменчива не значит неизменчива. За последнее время раздаются весьма и весьма серьезные голоса в пользу принципиальной изменчивости человеческой природы в зависимости от эволюции общественной жизни. Мы говорим о работах Дюрктейма, Леви Брюля, Драгическо. Описанную классификацию тем труднее принять, что и сам Вормс отмечает ее неустойчивость. Выделив категорию постоянных законов, основанных на постоянстве человеческой природы, он сейчас же признает, что эта природа все-таки изменчива, и "мы не желали бы утверждать, что невозможно найти исключения из упомянутых постоянных законов".

Итак, мы возвращаемся к своему делению законов. В полном виде это деление сводится к следующему. Законы общественной жизни могут быть статическими и динамическими. Деление социологии на статику и динамику было предложено О.Контом, и нельзя признать, чтобы оно было вполне выяснено даже теперь. По Конту, социальная статика изучает законы сосуществования и гармонии элементов общества, а социальная динамика -- законы последовательности его развития. "Динамическая социология, -- говорит он, -- рассматривает каждое состояние общества как результат предыдущего и причину следующего". Такое определение динамики нельзя, впрочем, понимать в том смысле, как понял и приложил ее на практике сам Конт, дав закон трех стадий. Его динамика по существу эмпирична, потому что он берет не элементы общественной жизни и устанавливает между ними абстрактную связь, которую можно бы сформулировать в форме действительно условного суждения, а целые комплексы элементов (телеологический, метафизический, позитивный периоды) и устанавливает между ними временную последовательность. Вполне естественно, что установленная им связь не может претендовать ни на какую устойчивость за пределами нашего непосредственного опыта. Но мы не имеем никакого права давать динамике такое ограниченное толкование, тем более когда она еще не построена. Не имея ее, мы не можем наперед предрешать, что она сможет открыть и что не сможет. Единственно, что мы вправе сделать, это наметить в общих чертах поле динамики. Если статика изучает равновесие и гармонию социальных сил, то динамика берет их в их движении, берет общественную жизнь в ее изменении и развитии. "Как возникновение организации из неорганизованного состояния, так и изменение типа организаций, -- говорит Л.Уорд, -- принадлежит к динамическим явлениям". Но давая такое понятие динамики, мы не ставим ей никакого ультиматума изучать явления, беря их во всей сложности и не разлагая на элементы.

Кроме того, между законами статическими и динамическими нельзя видеть принципиального различия. Статика -- это застывшая динамика. И всякий статический закон есть в потенции закон динамический. "А определяет собой В". Это закон статический. Но стоит его взять под категорией времени, стоит рассматривать A не в его застывшем виде, а в процессе изменения, и мы получим соотношение динамического порядка: "Развитие А по такому-то пути влечет развитие В именно в данном направлении". Иного соотношения между законами равновесия и законами развития мыслить нельзя. Жизнь сплошь динамична. Статика -- это упрощенная и по существу необходимая вспомогательная точка зрения на динамический процесс жизни. Странно было бы поэтому ожидать, что между ней и динамикой (как наукой) лежит непроходимая пропасть, ибо в таком случае статическая точка зрения была бы бесплодна в познавательном отношении. Она нисколько не уясняла бы нам жизнь, ибо между ней и жизнью лежала бы также необходимая пропасть.

Нас интересуют здесь специально законы развития -- динамические законы. Соответственно с вышеизложенным они могут быть или абстрактные, или конкретные. Такие две категории законов мыслимы, но это не значит, что все теории принимают именно такое толкование законов. Теории общественного развития очень разнообразны. Одни понимают закон только в абстрактном смысле, другие и в том, и в другом. Одни признают, далее, возможным найти только эмпирические законы развития, другие -- обе категории законов. Отсюда ясно, что теорию можно различать по двум признакам:

1) как данная теория понимает закон и

2) какие категории законов считает она возможным найти в развитии именно общественной жизни.

В зависимости от первого признака теории распадаются на 3 мыслимые группы:

А -- теории, понимающие закон в абстрактном и в конкретном смысле;

В -- понимающие закон только в абстрактном смысле;

С -- понимающие закон только в эмпирическом смысле.

По существу последнюю группу допустить невозможно и вот почему. Мыслить эмпирический закон -- это значит мыслить закон неточный и небезусловно необходимый. Но если я называю какой-либо закон несовершенным, это значит, что одновременно я мыслю и совершенный закон, по отношению к которому и можно только говорить о несовершенстве первого. И если я назову несовершенный закон законом, то тем более придется мне считать таковым закон совершенный. Но обратного отношения между ними нет. Итак, в отдельности закон эмпирический логически неприемлем, и мы оставим третью группу без рассмотрения.

В зависимости от второго признака в группе А можно различать 4 подгруппы теорий:

а) теории, признающие возможность формулировать лишь эмпирические законы;

в) признающие возможность формулировать лишь абстрактные законы;

с) признающие возможность формулировать те и другие;

d) не признающие возможности формулировать ни тех, ни других. Из этих подгрупп вторую фактически встретить, конечно, невозможно: трудно допустить возможность абстрактных и невозможность эмпирических законов. Ввиду этого данную подгруппу мы оставим без рассмотрения. В зависимости от того же второго признака группа В распадается на 2 подгруппы теорий:

а) признающие возможность абстрактных законов и

b) не признающие этой возможности. Сказанное можно свести к следующей классификационной схеме:

3. Определение точки зрения на общественное развитие

После того, как дана классификация возможных типов учений о законах развития общественной жизни, можно иллюстрировать их на конкретном материале, т.е. на реально существующих теориях развития общественной жизни. Но для этого необходимо указать ту сферу, из которой можно черпать подходящий материал. Поставленной цели легко достичь, если разъяснить точку зрения на понятие общественного развития. Мы не думаем в связи с этим вопросом говорить о понятии общественного явления и определять понятие его развития. Та и другая проблема сама по себе слишком обширна, чтобы касаться их мимоходом. Общественность и ее изменение мы берем как данность, исчерпывающее выяснение которой здесь не обязательно. Речь идет только об установлении точки зрения на эту данность, точнее, о предотвращении неясности в понятиях общественного и исторического развития. Дело в том, что с некоторого времени в поисках за законами исторического развития и в понятии исторического закона вполне основательно усматривается некоторый nonsens. Между тем, если бы мы поддались влиянию одной терминологии и махнули бы рукой на все теории, которые говорили и говорят об исторических законах (ввиду того, что так говорить не следует), то благодаря этому мы отвернулись бы от весьма ценного для нас материала. Разгадка этой коллизии лежит в двусмысленности понятия "исторический".

До последнего времени на науку вообще и на историю в частности господствовал взгляд натуралистического позитивизма. Целью всякой науки выставлялось открытие законов природы. История с этой точки зрения являлась наукой обобщающей, попросту социологией, специальной ее ветвью -- динамической социологией. Таких взглядов, например, придерживались Бокль, Лакомб, Бурдо, Энгельс, Милль, Лампрехт. Отчасти сюда же примыкает и Конт. Но последний сознавал различие между науками абстрактными и конкретными, куда относится история, а потому не является характерным выразителем направления. Или же история рассматривалась как сырой материал для социологии (Спенсер, де Роберти и др.)

Но за последнее время этому стремлению рациональным путем, путем открытия законов исчерпать Вселенную как объект науки был противопоставлен тот взгляд, что в природе есть нечто, что не поддается сведению на одни законы. Это нечто было усмотрено в факте, взятом в его индивидуальности и конкретности. Отсюда возникла необходимость дополнить естествознание, или знание, приводящее к общим понятиям и законам, наукой о конкретном, единичном. Такой автономной наукой и была признана история. Эти взгляды намечались еще у Курно, получили развитие у Навилля и наиболее ясно были сформулированы Виндельбандом. Отмеченное направление, которое известно под общим названием идиографического, опирается, таким образом, на противопоставление общему единичного. Еще дальше пошел в развитии этих мыслей Риккерт. Он подверг анализу самое понятие общего и единичного и пришел к выводу, что как общее, так и единичное есть и в естествознании, и в истории. Поэтому мало для обоснования исторического знания противопоставить общее индивидуальному и сделать последнее предметом истории. Надо понять особый характер общего и индивидуального в истории. Этот особый характер его состоит в следующем. Если в естествознании единичное служит только экземпляром рода и подводится под этот род, то в истории индивидуальное неразложимо ни на какие общие отношения и неподводимо под общее понятие. Оно может быть лишь включено в столь же индивидуальное объемлющее целое. Вот общее основание, на котором Риккерт основывает различие истории и естествознания.

Но как бы ни была отлична теория Риккерта от построений Виндельбанда и Навилля, общая черта этого идиографического направления та, что ни о каких законах истории речи быть не может. Риккерт даже весьма резко отзывается о самой возможности говорить по поводу их: для него это разговоры о "деревянном железе". И он, несомненно, прав, если принять те методологические посылки, на которых стоит вообще идиографическая школа, и рассматривать исторический процесс в его неповторяющейся и неразложимой индивидуальности. Таким образом, выясняется двусмысленность термина "исторический" в его употреблении. Становится ясным также и то, что мы берем понятие общественного развития не с точки зрения исторической, как понимает этот термин идиографическая школа. Мы рассматриваем общественное развитие с обобщающей, естественно-научной точки зрения. Поэтому в круг нашего рассмотрения, с одной стороны, совсем не должны войти теории исторического развития, построенные под знаком идиографической методологии, потому что совершенно ясно наперед, что они будут отрицать законы развития, и мы, конечно, не найдем в них ни одного такого закона или даже попытки создать его. С другой стороны, мы без всякого опасения должны рассматривать те теории, которые хотя и говорят об истории, историческом развитии, но рассматривают историю с обобщающей (номотетической или номологической) точки зрения. Очень часто употребляемые теоретиками этого направления термины "историческое развитие", "исторический закон" не могут больше вводить нас в заблуждение, потому что история в их смысле есть просто социология в широком смысле слова. Таким образом, определяется круг тех теорий о законах общественного развития, которые мы можем привлечь для иллюстрации развитой выше схемы.

Но переходя теперь к этой второй части статьи, заметим следующее.

1) Мы, конечно, не можем привлечь для своего обозрения все когда-либо бывшие взгляды и теории на развитие общества, потому что не собираемся дать историю этого вопроса. Предпочтение нами будет отдано наиболее подходящим для нашей цели экономистам и социологам в собственном смысле слова, что объясняется характером настоящего сборника.

2) Существенную трудность в характеристике учений представляет неясность и неполность некоторых из них. Далеко не во всех из существующих учений можно найти ответ на интересующие нас вопросы. В этом отношении они распадаются как бы на две группы: одни выясняют принципиально вопрос о законах и не дают самих законов (это по преимуществу учения социологов, занимающихся методологией общественных наук), другие пытаются установить самые законы, не выясняя их природу (это чаще всего учения эмпириков, социологов и экономистов).