Уклад семейной жизни русского крестьянина по законодательству второй половины 19 века

Уклад семейной жизни русского крестьянина по законодательству второй половины 19 века

«Мы--люди темные, законов не знаем»,- ежедневно говорили крестьяне, особенно когда ошибались против закона и его требований. Однако, незнание закона не есть оправдание никому, ибо основной закон Империи ясно говорил: никто не может отговариваться неведением закона; следовательно, нарушивший закон подлежит ответу, знает он его или не знает -- безразлично.

Для того, чтобы не преступать велений закона и за это преступление не подлежать ответу, каждому необходимо было знать закон, и именно задача народных брошюрок, разносимых офенями по деревням, заключалась в том, чтобы простым и ясным языком изложить ту часть русского закона, которая касалась крестьянской семьи -- так называемые законы семейственные.

Законы эти были распространены на крестьян с 19 февраля 1861 года, т.е. с того дня, как Император Александр II изменил бывшее в то время крестьянское положение, называвшееся крепостным правом, после чего крестьяне получили права состояния свободных сельских обывателей. С тех самых пор и до переломных событий 20 века в законе говорилось : „На крестьян распространяются общие положения законов гражданских о правах и обязанностях семейственных".

Из этих слов закона видно, что с 1861 года для крестьянской семьи существуют те же права и обязанности, какие закон дал и прочим сословиям.

Постараемся же подробно рассмотреть, как пользовались крестьяне данными им правами, как исполняли они при этом и возложенные на них вместе с правами обязанности, указанные законом, ибо нельзя пользоваться только правами, но необходимо, требуя чего-либо от других, им же отдавать то, что обязан им дать. В этом и заключался закон, жизнь по требованиям закона.

Само название закона „О правах и обязанностях семейственных" ясно показывает, что этот закон давал указания о том, как должны между собою жить члены семьи.

Семья состоит, во-первых, из родителей и детей, во-вторых--из супругов, наконец-- из старшего в семье члена, которому подчинялись прочие, и из всех остальных членов семьи, младших по отношению к этому старшему, главе семьи, дома, домохозяину. Поэтому мы постараемся рассмотреть последовательно отношения между собою, родителей и детей, далее--отношения между собою мужа и жены, наконец отношения между домохозяином и младшими членами семьи. Мы будем рассматривать то, как закон велел им относиться друг к другу.

Начнем с родителей и детей.

В России до опустошительных битв русско-японской и Первой мировой войны было еще немного, сравнительно, крестьянских детей, на долю которых выпадала от рождения грустная участь круглых сирот. Огромное большинство с рождения до зрелого возраста жило в родной семье, под родительским кровом.

Покуда дети не становились на ноги, о них заботились родители, которые обязаны были не только кормить, поить их и одевать, защищать их от всякой обиды и смотреть за их имуществом, но, что не менее важно, еще и воспитывать их, т.е. обращать все свое внимание на нравственное образование детей, стараться домашним воспитанием вселить в них уважение к закону и страх Божий. Для того, чтобы воспитать ребенка в этом направлении, мало было одних слов и поучений родительских, гораздо важные для детей пример. Согласно психологии, дитя -- что зеркало: что увидит, то и изобразит. Например, видит, что отец «бьет каждый день мать, начнет играть, да и отколотит, шутя, девчонку, а придет в возраст, женится, и сам начнет обижать жену по примеру родительскому. Видит, например, по тогдашним российским обычаям, что отец редкий день не пьян -- как же ему, в мальчишеский еще возраст, не попробовать вина! Видит девочка, что мать у соседей яйца или что еще ворует, как же ей не думать, что воровать и можно и хорошо?»

Подросшее дитя родители должны были стараться пристроить в ученье, могли отдать его не только в низшую, т.е. в земскую или церковно-приходскую школу, но и в среднюю -- в гимназию, в реальное училище. «Начнут ребенку учителя да воспитатели толковать, что и воровать, и пить, и жену бить грешно и нехорошо; ребенок долгое время даже не понимает, что это серьезно, думает, что с ним шутят. Начнет понимать, но пришел домой из школы--видит, что все это родители проделывают, -- опять возьмет его сомнение, что ничего в том нет дурного. А коль еще попрекнет отца, что нехорошо, мол, так делать, а отец оттаскает его за вихры -- молод еще учить: яйца курицу не учат, так и совсем уже сбился ребенок в понятии, не может понять, что хорошо, что дурно.»

Так родительский дом зачастую, вместо того, чтобы самому воспитывать детей в уважении к закону и в том помогать школе, напротив, портил ребенка и только мешал школе.

Но вот заканчивал ребенок школу, подрастал, его родители должны были к какому-нибудь делу или занятую определить.

«Кабы воспитали его с детства в страхе Божием и уважении к закону, так помнил бы он и заповедь Божию, что в школе заучил, да забыл», помнил бы он и закон, по которому дети должны оказывать родителям чистосердечное почтение, послушание, покорность и любовь, служить им на самом деле, «отзываться о них с почтением, сносить родительские увещевания и исправления терпеливо и без ропота. Так велит закон и Божеский и человеческий, и если бы исполнялся он, то хорошо и легко было бы жить крестьянину. »

«Однако--что посеешь, то и пожнешь: хлебнул сынок водочки, покорила его мать -- обругал ее крепким словом, вступился отец, поучить хотел--ан, сынок так сам его поучил, что бежит старик жаловаться к земскому начальнику или судебному следователю.»

По приведенному отрывку из русской нравоучительной литературы 19 века мы видим, что забывался семейственный закон в крестьянской семье, несмотря на суровое за то возмездие. Доказывают это лучше всего жалобы родителей на оскорбление их детьми. Один земский начальник из-под Москвы сообщил что количество жалоб родителей на оскорбление их детьми увеличилось в течение 5 лет, с 1899 г. по 1903 г., ровно в 2,5 раза.

«Конечно, и дети виноваты, да не без греха и сами родители, и вообще все крестьянство. Родители виноваты потому, что не внушили детям страха Божия и уважения к закону, своим примером уничтожили то и другое, а все крестьянство--потому, что не стыдится, решительно без всякого стеснения, Бог знает что проделывать публично на улице, на глазах у детей, чем и приучает их с малолетства и к пьянству, и к разгулу, и к скандалам, и к дракам, и ко всякому непотребству ; мало того, зачастую в праздники или на свадьбах, смеха ради, подпаивают 9--10-летних ребят и отравляют их водкой с детства. Делают это они, надо думать, не для того, чтобы вредить собственным детям. То-то и горе, что темнота не понимает, что вредно и что не вредно. Давать водку 9--10-летнему ребенку все равно, что давать ему сильный яд, отравлять его навсегда.»

Такими шутками крестьяне из поколения в поколение плодили пьяных и больных, с детства отравленных алкоголем людей, а те то же проделывают со своими детьми. Нынешний ребенок сам придет в возраст и детей будет иметь.

По достижении сыном 18 лет, а дочерью 16 лет, оба могли уже сами вступить в брак. На вступление их в брак не требовалось ничьего разрешения, кроме согласия родителей. Однако, давая право родителям разрушать или запрещать брак детям, закон в то же время строго карал родителей за злоупотребление своею властью, за принуждение детей вступать в брак. За это полагалась тюрьма, не считая церковного покаяния. По крестьянству часто наблюдалось: не успеет сын или дочь войти в возраст, не думает еще начинать новую семью, как уже родители требовали от них: женись или выходи замуж. Причина этому крылась в том, что в крестьянских семьях часто не доставало работников.

Сыновья были вынуждены жениться часто против своей воли, только для того, чтобы семья получила новую работницу. «В роде того, что новую лошадь купить.» Много семейной неустроенности со временем выходило для мужа и для жены из такого брака, а виною ее были сами родители.

Получив родительское благословение, крестьянин обращался прямо к своему приходскому священнику, который и обязан был его повенчать, если не было к тому законных препятствий, а препятствовать браку могли только те случаи: когда хочет жениться уже женатый, или вдовец после третьего брака, или если ему более 80 лет отроду, или если он желает жениться на сумасшедшей, или близкой родственнице, или же если жених, либо невеста не согласны на брак.

Если не было этих препятствий, то брак совершался. Если же брак был совершен, то он ни в каком случае не мог быть расторгнут, уничтожен только потому, что супруги не пожелали вместе жить. Известны случаи, когда они и разводились , и врозь жить начинали, а все считались мужем и женою и все-таки были связаны между собою по закону, который повелевал супругам жить всегда вместе и жене всегда следовать за мужем.

Известно, что часть российского крестьянства придерживалось раскола, или, иначе, „старой веры". Закон в этом отношении был широко веротерпим, т.е. не мешал каждому молиться и верить по-своему. Этот закон смотрел на старообрядцев, как на «заблудших детей общей Православной Церкви», не искал наказания их за «грех», который они взяли на душу, внося раскол, т.е. раздор в Церковь, но старался, напротив, войти в их же интересы. Закон дозволял и им венчаться в православном храме, под условием присягнуть в верности Церкви. Если же раскольники и этим не хотели воспользоваться, то им предоставлялось право, обвенчавшись по-своему, являть свой брак в полиции, т.е. вносить его, записывать в особых, для того учрежденных, книгах. Явленный таким образом брак считался законным, и дети, от него происшедшие, тоже законными детьми, наследниками после своего отца.

Если же брак не был явлен в этих книгах, то вступившие в него для закона почитались холостыми, а дети их считались незаконными, как и всякий незаконный ребенок в крестьянской среде, следующий состоянию матери, т.е. числился в семействе матери и ее родителей.

Приведем известный в 1893 г. в Московской губернии, в Волоколамском уезде, случай, когда муж-раскольник, пользуясь тем, что по паспорту он числился холостым, потому что брак его явлен в полиции не был, женился на стороне второй раз уже законным браком от живой жены, с которою прижил нисколько человек детей. Сколько бы не добивалась обманутая женщина признания своего брака, но по закону она была признана «девкой», прижившей несколько незаконных детей, которые не могли ни фамилию отца носить, ни имущества после него, по закону, наследовать. Впрочем, и в подобных случаях закон приходил на помощь несчастным детям: по решению Правительствующего Сената от 28 февраля 1891 года, за № 1392, дети от раскольничьего брака, не внесенного в полицейские книги, если только они записаны в посемейный список отца, признавались приемышами и имели право на надел того общества, в котором числился их отец.

Вот, именно, в ограждение интересов ни в чем неповинных ребят, закон давал раскольникам право являть свои браки в полиции. Если же многие из них этим благим для них законом не пользовались, боясь «печати антихристовой», то--„насильно мил не будешь".

Итак, каждый русский крестьянин, по достижении известного возраста, мог вступить в брак, начать новую семью. Как уже отмечалось: супруги обязаны были жить вместе, и жена должна была всегда следовать за мужем при перемене местожительства. Однако, жить вместе, это не значило еще исполнить весь закон. Жить в браке как следует, по закону, считалось--со стороны мужа: любить жену как собственное тело, жить с ней в согласии, защищать, извинять ее недостатки и проступки, облегчать ей немощи, доставляя ей пропитание и содержание по силе возможности; со стороны же жены--любить и почитать мужа как главу семьи, угождать ему в качестве хозяйки дома и повиноваться ему, даже более, чем собственным своим родителям.

Много лучше было бы для России 19 века, если бы закон этот исполнялся. Между тем, в крестьянской среде дело в огромном большинство случаев шло совсем наоборот. Кто кого больше содержал--крестьянский муж или жена-крестьянка -- вопрос весьма сомнительный. Работали оба, а кто больше-- это сказать очень трудно, зачастую жена весь дом блюла от пьяницы мужа, думающего что бы ему только стащить из дома на пропой. Что же касалось нравственной, так сказать, стороны супружеского закона, который мы привели здесь, то ежедневно повторяющееся среди мужей-крестьян самое безобразное и беспощадное битье жен, требование их, чтобы жена чуть ни на следующий день после родов шла жать рожь, выгон жен по окончании рабочего времени из дома -- все это ясно доказывает, что в крестьянской среде многие мужья не исполняли супружеский закон.

А между тем российские семейные законы настолько высоко ставили супружеские отношения, что даже не допускали рассмотрения в суде жалоб одного супруга против другого об оскорблении. Не даром пословица говорила, что „между мужем и женой один Бог судья".

Наказанию муж подлежал только в том случае, если истязал жену или, вместо того, чтобы прощать ей ее проступки, слишком жестоко, из мести, ее колотил; тогда он отвечал перед судом, как за самоуправство.

В последнее десятилетие 19 века обращение мужей с женами стало настолько возмутительно противоречить законам, что Правительствующий Сенат нашел возможным для крестьянских жен сделать исключение из общего правила и предоставил земскому начальнику право, в случаях постоянно жестокого со стороны мужа обращения выдавать жене паспорт без согласия и против воли мужа. Распоряжения земского начальника по таким просьбам могли быть обжалованы и мужем и женою в течете 30 дней в Уездном Съезде, который или утверждало распоряжение земского начальника, и тогда жена могла получить паспорт, или же отменяло его, и тогда жена должна была жить с мужем. Вообще же, по общему правилу, жена вписывалась в паспорт мужа и отдельный вид не могла получить иначе, как по согласию мужа. И всякий муж, если он соблюдал закон, о котором мы говорили выше, мог быть уверен, что нигде жена без него отдельного паспорта не получит.

«Весьма было бы желательно, чтобы крестьянские мужья помнили закон и смотрели на жену не как на рабочую скотину, на которую можно валить работу сколько угодно, а как на подругу, венчанную с ними в церкви.» Опять вспомним, что скверная жизнь супругов портила детей, что сын, выросший на дурном примере, войдя в возраст, также начинал смотреть на собственную жену.

А что это повторялось все чаще и чаще, доказывается хотя бы тем, что, по сведениям от земского начальника, о котором мы уже упоминали, количество прошений жен об отдельных паспортах возросло в 1902 году против 1899 года в II раз, а в 1903 году--в 25 раз. Конечно, существовали и «вздорные бабенки» , забывающие, что они в церкви венчаны, и идущие просить паспорта, «чуть только мужья их немножко поучат». Таким земские начальники по большей части и отказывали в отдельных паспортах, но вообще можно с уверенностью сказать, что в большинстве случаев жена просила отдельного от мужа вида не зря, а потому, что уже невтерпеж жить становилось, что вообще «баба» много вытерпит от мужа и только в крайнем случае променяет положение хозяйки своего дома на положение нахлебницы у родных или батрачки в людях. При получении отдельного от мужа паспорта жена, разумеется, имела право забрать с собой свое личное, собственное имущество.

Вообще, надо сказать, что каждый супруг свободно мог распоряжаться своим личным добром, и то, что жена приносила в приданое или, уже будучи замужем, пробрела покупкой ли, подарком, или иным способом, то ей лично по закону и принадлежало. Всякий спор между супругами об имуществе разрешался судом, и ни староста ни старшина, вообще никакая власть, кроме суда, не имела права отобрать имущество у одного и отдать его другому супругу. Также и при получении отдельного паспорта: если муж не отдавал сундука или еще чего, жена должна была обратиться в суд, и только когда суд присуждал мужу отдать, а он все-таки не выдавал, в дело могли вмешаться староста, старшина, урядник или вообще административная власть.

То же самое происходило и в тех случаях, когда муж гнал жену из дома, а добра ей не отдавал, с тою только разницею, что за скандал и выгон жены из дома и староста и старшина могли мужа наказать, как за беззаконие и 6езобразие. А дело о вещах все-таки должно было разбираться в суде; если имущество не дороже 300 рублей, то--в волостном.

Особенно часто крестьянские мужья выгоняли жен «по осени», по окончании полевых работ, чтобы не кормить зимою. Не говоря уже о том, что это беззаконие было не по совести крестьянской общины, эти мужьям «не ведали опасности», что возвратить жену по весне, если она живет где-нибудь поблизости, где можно жить без паспорта, будет очень трудно, так как обязать жену вернуться к мужу не может никакая власть, кроме суда, и притом окружного, где судиться и далеко и долго.

Также следует обратить внимание на то, кто должен был содержать детей, если жене разрешался к выдаче отдельный паспорте и она могла с ним уйти. Хотя в российском законе точно об этом не говорится, но надо думать, что должен был содержать их муж, так как по закону он обязан содержать жену и детей, как глава семьи.

Выдача отдельного паспорта, вследствие чего супруги до истечения срока паспорта разъезжались и расходились, не являлось прекращением брака как таковым. Брак мог быть прекращен исключительно по решению особого духовного суда, и это называлось разводом.

Духовный суд мог дать супругам развод во всяком случае только тогда, когда этого искала одна из сторон, т. е. один из супругов, причем законным поводом для развода могло быть:

1) доказанное прелюбодеяние одного из супругов,

2) неспособность жить в браке, ссылка одного из супругов в Сибирь с лишением прав и

4) более чем 5-летнее отсутствие без вести одного из супругов. Других поводов и способов развода в законе не было.

От брака, как известно, происходят дети. Об обязанностях детей и родителей мы уже говорили. Не говорили мы только о том, как могли по российскому законодательству в крестьянской среде распоряжаться своим имуществом родители и дети, т.е. об имущественных их отношениях.

Как мы уже сказали, родители обязаны были до совершеннолетия детей кормить, поить, одевать их, воспитывать, защищать их интересы обучать, пристраивать к делу, выдавать замуж дочерей.

Глава семьи есть отец, он хозяин своего дома, домохозяин. Дети суть младшие члены семьи, хотя бы они уже пришли в полный возраст. По большей части в крестьянской семье домохозяином являлись отец или мать, иногда, за смертью отца, главою семьи, домохозяином, становился один из сыновей. Тогда к нему переходили все права отца по распоряжению общим имуществом двора, а все прочие члены этого двора уже являлись младшими членами семьи-двора. Поэтому, говоря про крестьянскую семью, нераздельный, общий двор, мы и будем рассматривать имущественные отношения домохозяина и младших членов семьи, что то же самое, что отношения родителей и детей.

Главная разница между домохозяином и младшими членами семьи та, что домохозяин самостоятельно распоряжался общим имуществом двора и не испрашивал на то согласия младших членов семьи. Единственным случаем, когда по российскому законодательству младшие члены семьи могли ему прекословить, может быть такое распоряжение со стороны домохозяина, которое явно невыгодно для всего двора, всей семьи, которое являлось, так сказать, явно нецелесообразным в хозяйственном отношении; в таком случае младшие члены семьи могли заявить свое неудовольствие сельскому сходу, который имел право воспретить домохозяину то или другое распоряжение имуществом, если признавал таковое расстраивающим его хозяйство. Вообще же домохозяин, как уже сказано, самостоятельно вел общее хозяйство, а младшие члены семьи, как участники в общем хозяйстве, имеющие в нем свою, хотя и невыделенную еще часть, должны были поддерживать это общее хозяйство: трудом, если живут дома, или деньгами, если живут на стороне. Именно вследствие этого ни один младший член неразделенной семьи не мог получить паспорта без согласия домохозяина.

С согласия общества и разрешения земского начальника домохозяин мог даже отобрать через полицию уже выданную паспортную книжку и требовать младшего члена семьи на работу, хотя бы по этапу. Мера эта, на первый взгляд суровая, действительно, была необходима. В самом деле, очень часто наблюдалось, что, уходя на сторону «на волю», как говорили крестьяне, сын обещал отцу высылать помесячно столько-то, давал даже письменное обязательство. Отец, раcсчитывая, что сын исполнит обещание, отпускал его в надежде, что тот вовремя пришлет деньги и на подати и на наем временного работника в горячую пору. «Смотришь, проходит месяц, год, два, от сына ни слуха ни духа», а общее хозяйство страдает. Между тем умри сейчас отец, сын тотчас появится и потребует себе равную часть с братьями, которые в то время, как он гулял на воле и если что и нажил, то только на себя, а не на общий двор, работали на общее хозяйство. А если он притом же и старший, то чего доброго и все имущество семьи мог забрать в руки, становился сам домохозяином, а братья становились в подчиненное положение. Один выход оставалося у домохозяина в таком случае: отобрать у него книжку и требовать его на родину, на работу, в помощь общему делу.

Надо сказать при этом, что закон имел в виду возможный случай, что домохозяин может злоупотреблять своим правом воспрещения паспорта, что он по капризу захочет согнать сына с хорошего места или стребовать с него за вольное житье непосильную для сына плату. Поэтому российское законодательство давало право земскому начальнику выдавать детям и вообще младшим членам семьи паспорты без согласия домохозяина и даже против его воли.

Такие распоряжения земских начальников являлись окончательными и не подлежали со стороны домохозяина обжалованию, но земский начальник обязан был точно убедиться в необходимости своего распоряжения и быть в этом деле весьма осторожным.

Возможен был еще такой случай, что сын все-таки, хотя ему земский начальник и откажет в паспорте, не пожелает жить у отца. Например, уйдет куда-нибудь поблизости, где можно жить без паспорта, будет работать на тещу или в работниках, и ничего нельзя с ним было поделать, а общее хозяйство страдало.

В таком случае домохозяину оставался выход: обратиться в суд и просить его присудить с сына на поддержку крестьянства помесячную денежную плату. Тогда можно было и наложить арест на жалованье младшего члена семьи и продать что-либо из его вещей на взыскание. Об этом надо было просить волостной суд (или другой какой) в том месте где отбивающийся от хозяйства сын живет. Вообще, значило по российскому законодательству, что домохозяин «блюдет общее хозяйство» и распоряжается им самостоятельно.

Из этого, конечно, нужно оговорить, не следовало, что он имеет право свободно пьянствовать и общее хозяйство расстраивать: за это он мог быть наказан, по жалобе младших членов семьи, судом (арестом). С другой стороны, младшие члены семьи домохозяину повиновались и хозяйство поддерживали личным трудом или деньгами.

Долгов, без согласия домохозяина, они делать не могли, а если делали, то за это сами и отвечали. Однако, если долг сделан младшим членом семьи не для себя лично, а на общие нужды нераздельного двора, то такой долг мог быть взыскан с общего, нераздельного имущества. Штрафы, наложенные судом за разные проступки, отец за сына платить был не должен. С другой же стороны, младший член двора не мог ни продавать ни закладывать нераздельного имущества.

Данные отношения существовали согласно российскому законодательству между домохозяином и младшими членами двора, покуда они вели общее хозяйство, жили в одном дворе.

Если домохозяин пожелает, то он мог выделить младшему члену семьи отдельную часть из общего имущества, дать ему семейно-имущественный раздел, после которого тот уже образует отдельный двор, сам становится хозяином отдельного, нового двора.

Для того, чтобы раздел мог по российскому законодательству состояться, необходимо, чтобы налицо были следующие условия:

Первое условие для раздела то, чтобы имущество было для дележа достаточно и чтобы каждый из разделенных мог исправно и безнедоимочно вести свое полное хозяйство.

Второе условие, в котором необходимо было при разделе удостовериться, существует ли для раздела основательный повод?

Третье условие -- согласен ли на раздел домохозяин? Если он не согласен, то по прямому закону сход не имел права приступать к разделу вовсе. Исключались из этого правила только те случаи, когда сход признавал, что домохозяин ведет жизнь безнравственную и расточительную, если за дурное поведение он по суду сидел в тюрьме или же что между ним и младшими членами семьи идет такая постоянная вражда, которая делает совместную жизнь решительно невозможной, а также и то признанное сходом обстоятельство, что домохозяин общее имущество тратит исключительно на себя одного, вследствие чего труды младших членов на общее дело не имеют уже смысла, ибо они ставятся домохозяином в положение батраков .

Первое условие, т.е. требование о том, чтобы делились только те, у кого достаточно для этого имущества, существовало в законе для того, чтобы не дробилось крестьянское хозяйство, а с этим не беднело бы крестьянство. Что можно сделать, как можно крестьянствовать на полдуше земли? Конечно, очень плохо. Поэтому, если сход убедится, что полевой земли у делящихся недостаточно, недостаточно и усадьбы и строительного места, то он и не в праве был допустить такого раздела. Делиться можно было только тогда, когда каждый из разделенных будет вполне обеспечен и землею, и скотом, и орудиями земледелия, и стройкою, в противном же случае делиться нельзя по российскому законодательству; не следовало, значит, и настаивать на разделе, хоть и тесно было иной раз жить и неприятно.

Крестьяна рассуждали так: «Ведь жили же отец и дед в гораздо более тесных избах, чем ставят теперь, а жили и не делились попустому. А теперь, чуть только оперился молодец, смотришь, уже просит раздела.»

Происходило это потому, что во время крепостного права помещик не допускал дробиться крестьянскому хозяйству и не позволял расходиться без достаточного повода, после же реформы 1861 года крестьянская семья предоставлена была сама себе и держалась только теми законами, о которых мы сейчас говорили. Законы эти основаны были , главньм образом, на совести, с забвением же совести в крестьянстве, на которое мы указывали, оно, очевидно, распадалось. Не будь требования закона о том, что делиться, во-первых, можно только на сходе, и, во-вторых, что сход может допускать раздел только при наличности известных условий, семейные разделы происходили бы еще чаще: каждый сын, которому отец, хотя бы в пустяке не угодил, самовольно ушел бы от отца, и жил сам по себе забыв, что у него есть родители. Однако этого быть не могло, так как самовольно разделившиеся для закона считались неделенными. Уйдет, например, самовольно сын от отца, отец наделает долгов, а за долги будет отвечать как его имущество, так и имущество сына, самовольно отошедшего, стало быть, считаемого по российскому законодательству неотделенным от отца.

Самовольный раздел считался действительно совершившимся и признавался законом только тогда, если он произошел до издания закона о разделах, т.е. до 18 марта 1886 года .

Итак, по общему правилу, домохозяин, при соблюдении известных условий, мог выделять младшего члена семьи в самостоятельное хозяйство, то есть, просить об этом сельские сход, а сельский сход, убедившись, что условия законные есть, мог утвердить допустить этот раздел.

Однако, даже и отделенные дети должны были содержать родителей, если родители впадали на старости и при неспособности к труду в бедность и болезни.

Член делящейся семьи, недовольный разделом, каждый, даже самый младший, когда приговор уже составлен был обществом, имел право обжаловать его земскому начальнику, в течение 14 дней. Рассмотрев эту жалобу и выслушав объяснения делящихся, земский начальник либо утверждал раздел, либо отменял его. Эти распоряжения земского начальника считались окончательными и обжаловать их в съезд было нельзя.

Если даже все делящиеся разделом были довольны, то все-таки не спешили расходиться, пока земский начальник не рассмотрит приговора и не признает его правильным. Они опасались это делать потому, что земский начальник даже без всякой жалобы мог найти приговор несогласным с законом и тогда он мог быть отменен Уездным Съездом. Если бы приговор был отменен, а делящиеся уже разошлись и начали хозяйствовать самостоятельно, кое-что уже продали из имущества, плотников наняли для особой стройки и тому подобное, тогда вновь сойтись было бы уже трудно, раз у каждого завелись свои особые интересы, а по российскому законодательству--раз приговор отменен, то они опять не в разделе, опять одна семья.

Итак, следовало в самом деле расходиться только тогда, когда земский начальник признавал приговор общества правильным.

Выделенный сын являлся уже домохозяином нового двора, жил и вел свое хозяйство самостоятельно, не спрашиваясь ни в чем у того, от кого получил раздел, но, конечно, отец всегда оставался отцом, власть родительская прекращалась только со смертью родителей или с лишением ими прав, да и после смерти родителей дети обязаны были чтить их память вечно.

В этих немногих словах вся суть законов семейственных, данных крестьянству с прекращением крепостного права. Из того, что мы говорили, видно, что данный ему закон исполнялся далеко не полно, что большинство крестьян признавал только свои права, но совершенно забывал о связанных с этими правами обязанностях. Это нежелательное явление, конечно, зависело отчасти и от недобросовестности отдельных субъектов, но не могло не влиять на него так же и полное незнакомство с законами большинства крестьян.