Сущность и причины депопуляции

Сущность и причины депопуляции

В начале восьмидесятых годов со страниц нашего журнала ныне академик Анатолий Вишневский объявил о происходящей в Европе и затронувшей Россию демографической революции: один режим воспроизводства -- высокая смертность и высокая рождаемость -- сменяется другим -- низкая смертность и низкая рождаемость.

Это был как бы ответ природы и социокультурной среды на успехи медицины, санитарии и повышение уровня жизни в развитых странах.

В конце концов рождаемость и смертность должны были придти в некоторое равновесие, образовав долгое плато. К этому времени ясно объявила о себе закономерность: чем богаче страна, тем, как правило, ниже в ней рождаемость. Но и тем дороже во всех отношениях обходится семье и государству каждый ребёнок.

Россия на этом фоне глобальных сдвигов отличалась от своих более благополучных западных соседей одной странностью: рождаемость в ней падала, а вот смертность, на некоторое время существенно упав, начала расти. Сами понимаете, к каким результатам это привело.

Широкая публика на все эти открытия не обращала почти никакого внимания -- до тех пор, пока она не обнаружила роковой убыли в своих рядах и пока это обстоятельство не превратилось в предмет яростной политической спекуляции.

Из кучи неведомо откуда взявшихся фактов и цифр и путанных интерпретаций выползло словечко, разом из биологического термина превратившееся в расхожее понятие: ДЕПОПУЛЯЦИЯ. Оно обрастало мифами и страхами, в которых давно уже пора разобраться.

Мы -- свидетели и участники исторического сдвига в системе воспроизводства населения. Он делает депопуляцию в России неотвратимой и длительной.

Время можно нарезать по-разному. По войнам. По нашествиям и переселениям народов. По великим открытиям и производственным их последствиям. Как помнится из школьных учебников, эпоха собирательства, охоты и рыболовства сменилась эпохой скотоводства, а той на смену пришло земледелие.

Автор статьи утверждает, что, вступая в XXI век и в третье тысячелетие, мы одновременно вступаем в принципиально новую демографическую эру. Это будет эпоха смены механизма воспроизводства человечества, и она коренным образом изменит всю нашу жизнь.

Депопуляция. С 1992 года смертность в России в полтора -- два раза превышает рождаемость.

Началась естественная убыль населения, которую не перекрывает даже значительная миграция из бывших республик СССР. В общем, с 1992 по 2000 год население России уменьшилось на четыре миллиона человек. По прогнозу Центра демографии Экологии человека РАН в следующие 20 лет Россия потеряет ещё 22 миллиона человек, сократив население до 123 миллионов.

Общество горячо обсуждает, почему рождаемость в России снижается, а смертность растёт и к каким социальным последствиям это может привести. Обычно версии поляризуются по таким осям:

1. Причины локальны и ситуативны -- Причины универсальны и исторически долговременны.

2. Процессом можно управлять, программировать его. -- Процесс высоко инерционный, его можно прогнозировать, но нельзя планировать, к нему нужно адаптироваться, рассчитывая в лучшем случае на небольшую коррекцию.

3. Причины депопуляции в ошибках конкретных государственных правителей -- Депопуляция процесс объективный, исторически заданный.

4. Для России низкая рождаемость, ведущая к депопуляции, будет иметь катастрофические последствия. -- Депопуляция нежелательна, но не катастрофична; противостоять ей можно.

Версии правого края оси в той или иной мере разделяют большинство демографов, экономистов и социологов.

Версии левого края представляют собой запущенные в общественное сознание политиками и публицистами клише, обрастающие соответственными подтверждениями и обоснованиями. Попробуем в них разобраться.

Ну как рожать при таком здоровье…

В самом деле, рождаемость и смертность, естественно, зависят от состояния здоровья тех, кто рожает и умирает. В России главный ответственный за это -- Министерство здравоохранения. В „Государственном докладе о состоянии здоровья населения Российской Федерации в 1997 году говорится: „Снижение рождаемости … свидетельствует о том, что негативные демографические процессы усиливаются под влиянием социально-экономических и политических факторов, которые обусловливают ухудшение состояния здоровья беременных женщин и рожениц“.

В подтверждение приводятся данные: „За последние 5 лет (1992 -- 1997) показатели заболевания выросли: женским бесплодием -- на 3 процента, количество осложнений беременности, родов и послеродового периода -- на 22 процента, … количество нормальных родов снизилось с 45 процентов в 1992 году до 32 процентов в 1997 году … рост врождённых аномалий развития -- на 19 процентов“.

Данные о росте бесплодия плохо стыкуются с данными той же системы здравоохранения о том, что за 90-е годы на треть сократилось число абортов -- главной причины обретённого во взрослой жизни бесплодия. Впрочем, если эти 3 процента роста считаются не от числа всех женщин, способных рожать, а от числа бесплодных женщин, то речь идёт о статистически пренебрежимо малой величине, упоминание о которой в Государственном докладе имеет не информационную, а психологическую цель -- поддержать у читателя впечатление, что всё ухудшается в последние годы, кроме работы Министерства здравоохранения.

„Осложнение родов и послеродового развития …“. Однако за это время в России в среднем на 5 процентов снизилась младенческая смертность.

„Рост врождённых аномалий развития -- на 19 процентов“ … Однако (за отсутствием данных по России) в Санкт-Петербурге и Ленинградской области тенденция противоположная.

Вот ещё пример лукавства в докладе министерства: „По данным официальной медицинской статистики, заболеваемость алкогольными психозами выросла с 1988 по 1994 годы в десять раз (с 5,1 на 100 тысяч населения до 50,0 в 1994 году)… За последующие годы число больных хроническим алкоголизмом, находящихся на учёте в наркологических диспансерах, стало заметно уменьшаться: в 1995 году -- на 2 процента, в 1996 году -- на 16 процентов, в 1997 году -- на 21 процент. Число больных хроническим алкоголизмом, находящихся на учёте в наркологических диспансерах, уменьшилось за 10 лет почти на 20 процентов“. Так уменьшилось или увеличилось?

Начало реформ было тяжелейшим психологическим шоком для большинства. Но уже с 1995 года заметно, как больше и больше людей адаптируются к новым условиям, требующим трезвости, работоспособности, инициативы. Хронический алкоголик просто не выживет. Между прочим, тяжёлый психологический шок и двукратное уменьшение реальных доходов после августа 1998 года уже не привели к всплеску „алкогольного забытья“: по данным Горстата Петербурга, число смертей от случайного отравления алкоголем в Санкт-Петербурге после 17 августа 1998 года стало меньше на одну пятую.

Кстати, стоит отметить, что такое восприятие статистических фактов присуще не только Министерству здравоохранения. В советское время Комитет государственной статистики имел официально установленную цель: демонстрировать цифирью преимущества социализма и порочность капитализма. Люди, работающие со статистикой, в основном остались те же. Изменилась действительность, сегодня капитализм в России; поэтому „краснуха“ заменена „чернухой“ по той же технологии. Социальному исследователю в России сегодня, как и десять лет тому назад, приходится продираться к реальности сквозь „лукавые цифры“.

В докладе мы не нашли убедительных аргументов, что болезненность женщин снизила их плодовитость, и что министерство знает, как её повысить. Рождаемость сократилась вдвое не потому, что часть беременностей закончилась неблагополучно, и не потому даже, что сократилось число беременностей. Причины надо искать вне больницы, вне тела женщины, и до зачатия -- в социальных обстоятельствах, в ценностных ориентациях их ближнего окружения и их самих.

У бабушки бывают только внуки

Может, причина депопуляции в возрастной структуре населения? Число стариков в населении увеличилось и показатель смертности, естественно, вырос. Подавляющее большинство среди умерших составляют люди старше 60 лет. Дети сегодня замещают уже не родителей, (как было в традиционном обществе), а дедушек и бабушек.

В современной России до 15 процентов мужчин в возрасте от 19 до 30 лет находятся в воинских казармах или тюрьмах, и это тоже снижает рождаемость. Сократить социальную изоляцию мужчин хотя бы вдвое -- одно это могло бы увеличить её на 5-6 процентов.

Но всё-таки никто не считает всё это главными причинами снижения рождаемости и депопуляции.

При таких доходах -- только детей заводить!

Медики, левые и правые политики, экономисты, подавляющее большинство населения убеждены, что главная причина роста смертности и снижения рождаемости в 90-е годы в России -- понижение уровня жизни большинства. „Как можно заводить детей, когда зарплата ниже прожиточного минимума для одного человека!“ „Низкая рождаемость является своего рода индикатором материального неблагополучия“. „Установленный прожиточный минимум в нашей стране не обеспечивает уровень рождаемости, необходимый даже для простого воспроизводства населения. Его не в состоянии обеспечить и сложившийся средний уровень зарплаты“.

Посмотрим, так ли это.

Мы с кандидатом медицинских наук Н.В. Ковалёвой (Институт акушерства и гинекологии АМН) опросили в феврале и мае 1999 года 462 роженицы в трёх роддомах Петербурга. Как выяснилось, рожают преимущественно бедные, с душевым доходом ниже прожиточного минимума: 29 процентов бедного населения воспроизводит 66,3 процента населения Петербурга, а на 27 процентов людей экономически благополучных пришлось лишь 8 процентов рождений. После августовского шока рождаемость у бедных повысилась, а у обеспеченных -- понизилась на треть. Получается, показатель рождаемости не положительно, а отрицательно связан с доходом.

А если дело обстоит так, то обеднение населения, вызванное реформами, должно было бы привести к увеличению рождаемости, а не к её сокращению. Что и происходит: число рожениц, принявших решение о ребёнке до августа 1998 года, меньше, чем принявших такое решение после августа. Не ошибка ли это нашей выборки? Может, мы брали в собеседницы богатых, кому никакой дефолт не страшен? Но у нас не было ни одной роженицы из действительно богатых (по их заявлению) семей: богатые предпочитают рожать в домашних условиях или в клиниках за границей. Только что в Петербурге для них открылся частный роддом. Но число этих семей составляет 2-3 процента в населении и практически не может изменить общую тенденцию. Так что приходится признать: нет, это не скошенность выборки, а наглядное опровержение одного из самых распространённых сегодня мифов.

О том же говорят наши данные о различии в доходах одно-двух-трёхдетных семей. В семьях, где родился первенец, средний доход 1154 рубля; в семьях, где новорождённый -- второй ребёнок, -- 925; где новорождённый третий -- 604 рубля. Чем больше детей, тем скромнее и жильё как по площади, так и по числу жильцов на одну комнату. Конечно, дети не приносят с собой дохода и, как правило, не улучшают жилищных условий; но, похоже, не дети приводят семью к бедности, а бедность рождает детей.

О том же свидетельствует и международный опыт: экономически развитые страны имеют малодетные семьи, экономически отсталые общества, например африканские, -- многодетные семьи. Доля детей в возрасте до 16 лет включительно составляет в населении первых 1/5, а во вторых -- половину.

Отрицательная связь между числом детей в семье и доходом была обнаружена ещё в конце ХIХ века. Во второй половине ХХ века эта закономерность перестала отчётливо проявляться в наиболее развитых странах, где сложился многочисленный средний класс.

Почему же версия: низкий уровень жизни -- низкая рождаемость, так распространена сегодня в России? Радикальное переустройство общества пока привело к обеднению большинства. Снижение рождаемости, начавшееся задолго до этих преобразований, продолжалось (о чём никто, кроме специалистов, не знал; с 1913 года демографические показатели фактически не публиковались вплоть до 1988 года). При этом резко возросла смертность мужчин в трудоспособном возрасте, что вместе и вылилось в феномен депопуляции. Совпадение этих процессов в историческом времени легко превращается в массовом сознании в цепь „причина -- следствие“. Левым политикам такая ситуация оказалась очень выгодной -- они могли обвинить реформаторов в геноциде народа.

Профессионалы общественных наук и экономисты-практики тоже оказались без иммунитета против этого поветрия.

Думаю, реалии конца ХХ века продемонстрировали, что объяснение всех социальных процессов экономическими факторами несостоятельно.

Аппетиты и оторопь -- болезни переходного периода

А как связан с рождаемостью момент перепада доходов, переход с одного уровня на другой? Социологическое понятие „депривации“ обозначает резкое увеличение дистанции между притязаниями человека и его реальными возможностями. Дистанция может увеличиться с ростом притязаний, потребностей, ожиданий при неизменных доходах -- и с падением реальных доходов при неизменности притязаний. Депривация первого рода (стресс, по Г. Селье) обычно стимулирует к действиям необходимым, чтобы удовлетворить новые притязания человека. Депривация второго рода, шоковая (дистресс, по Г. Селье) переключает активность на удовлетворение менее „возвышенных“ потребностей, например, сексуальных.

Эта гипотеза требует тщательного анализа; мы можем лишь её проиллюстрировать. Период „перестройки“ 1985-1991 годов можно считать периодом относительной стабильности доходов у всех слоёв населения. Вместе с тем это время пробуждения надежд, ожиданий лучшей жизни. Как изменилась рождаемость в Петербурге в этот период? Она снизилась с 14,5 до 9,3 (на тысячу населения).

Следующий период, 1992-1994 годы -- резкое ухудшение экономической ситуации, ожидания перемен к лучшему в стране и в личной жизни тоже подросли. Рождаемость продолжает снижаться, но меньшими темпами: с 7,6 до 7,1 промилле.

Годы 1996 -- половина 1998 -- относительно благополучный период. (В 1998 году сократились площади огородов, на которых горожане выращивали картофель, -- свидетельство того, что экономическое положение бедных в 1997 году улучшилось.) Показатель рождаемости удерживается на предельно низком уровне 6,6 промилле.

Как нам кажется, стремительное понижение рождаемости в конце 80-х и первой половине 90-х годов вызвано депривацией как первого рода, повышающей притязания, так и депривацией второго рода -- шоком резкого сокращения доступности благ. Причём эффект надежд периода политической „перестройки“ 1988 -- 1991 годов был сильней и продолжительней, чем эффект шоковой депривации в результате экономических преобразований 1992 -- 1998 годов.

В смерти моей прошу винить экономические потрясения

При уменьшении коэффициента рождаемости лишь на три десятых промилле смертность после августа 1998 подскочила на 12 процентов. Если в первой половине 90-х годов рост смертности в основном был задан ростом несчастных случаев, то есть ужесточением силовой борьбы, то теперь -- за счёт перенапряжений и психических стрессов, заканчивающихся инфарктами и инсультами, а также возрождением болезней, господствовавших в прошлом, -- туберкулёза и других инфекционных заболеваний. Произошла историческая деградация структуры заболеваемости и смертности, которую труднее преодолеть, нежели сократить число несчастных случаев. Социальной проблемой остаётся сверхсмертность мужчин во всех возрастах, начиная с рождения и до 50-летнего возраста. В наиболее активном возрасте смертность мужчин превышает женскую троекратно.

Судя по всему, показатели смертности весьма чувствительны и к уровню жизни, и к её переменам. Учитывая прогнозы экономистов, которые не обещают взлёта российской экономики, по крайней мере ближайшие 15 лет, можно уверенно прогнозировать, что коэффициент смертности на 1000 населения не опустится ниже 12 несколько ближайших десятилетий. Он будет удерживаться выше этой планки сначала под влиянием экономических факторов, а за пределами 2015 года -- ещё и постарением населения.

Однако не это определяет депопуляцию. Ещё пару лет назад казалось, что самое тревожное в российском популяционном кризисе -- именно рост смертности. В последнее время всё яснее становится, что причины низкой рождаемости более фундаментальны. И, как мы пытались показать, причины эти не столь просты.

Освободившись от расхожих стереотипов мысли, будем разбираться дальше.

Зигзаг

Распространённая версия малодетности -- кризис института семьи: всё больше разводов, всё напряжённее семейная жизнь, до детей ли тут?!

Правдоподобно, но тогда почему этот кризис углубляется? Почему он должен вести к понижению рождаемости? Логичнее предположить, что социальная необеспеченность ребёнка (вне семьи) увеличит смертность детей, а рождаемость -- вырастет, поскольку сексуальная жизнь лишается семейных ограничений. Но всё как раз наоборот.

О кризисе семьи, точнее, её распаде под влиянием развития капитализма говорили ещё в середине XIX века Маркс и Энгельс. В ХХ веке семья в России непрерывно переживала деструкцию. Перестройка этой сферы продолжается и сегодня, о чём можно судить хотя бы по росту числа детей, рождённых вне зарегистрированного брака.

Чтобы спокойно оценить устрашающий ряд цифр, в котором число внебрачных детей составляет уже треть всех рождённых, стоит вспомнить, что в конце XIX века в Москве и Петербурге таких детей была почти половина. В Великобритании в 1997 году 37 процентов рождённых детей были внебрачными, но у них с рождаемостью всё благополучно.

То, что называется „кризисом семьи“, точнее обозначить „кризисом детства“ -- ростом социальной незащищённости детей, их социальной заброшенности на периферию ценностного поля. Это своего рода зигзаг на фоне устойчивой исторической тенденции к прямо противоположному: неуклонному росту „качества“ (здоровья и образованности) детей. „Зигзаг“ наблюдается и в экономически развитых странах. Например, „во всех развитых странах, по которым имеются соответствующие данные, доля детей, проживающих в бедности, среди взрослого населения превышает долю бедных пожилых и старых среди лиц старшего возраста“. В России к середине девяностых годов положение детей (огромная беспризорность, наркомания, преступность) было осознано как проблема социальной безопасности. Напоминаю, что государственное пособие на ребёнка (58 руб.) в двадцать раз ниже прожиточного минимума, в десять раз меньше средней пенсии по старости.

Лишние дети

Однако, кроме государственного взгляда на детскую проблему, есть ещё отношение к ней тех, кто детей рожает и содержит. В нашем опросе из 462 рожениц 7 процентов (31 человек) заявили, что они детей не хотели, не смогут их содержать и потому отказались от них. Дети переданы в Дом малютки. В роддоме (один из трёх, включённых в опрос), где принимают роды у женщин из менее благополучных семей, за 1998 год было 170 случаев отказа. За пять месяцев 1999 года отказались от своего ребёнка уже 117 матерей.

Как бы запредельно низка (с демографической точки зрения) ни была рождаемость в нашем городе, нежеланные, незапланированные дети это избыточная рождаемость по мнению не только рожениц, но и по массовым представлениям о должном и нежелательном.

„Избыточны“, очевидно, и дети, брошенные родителями. „Численность детей-сирот более чем в два раза превышает число сирот в последний год войны. Но тогда это были истинные сироты. Сегодня же около 95 процентов детей, воспитывающихся в домах ребёнка, детских домах и других учреждениях для детей, составляют сироты при живых родителях“ (И. Гребешева).

Всегда был зазор между желаемым и действительным в этой деликатной сфере. И всегда её так или иначе пытались регулировать.

Цивилизации веками регулировали рождаемость социальными и культурными предписаниями и запретами. В ХХ столетии постепенно большинство из них было дискредитировано или разрушено, и регулирование рождаемости оказалось в ведении не общества, но человека. Как идеал утвердилось: родить только желанных детей и только тогда, когда для этого созданы необходимые условия. К концу ХХ столетия в Европе люди пользуются для этого прежде всего знанием календарных сроков „безопасного“ секса и безопасными для здоровья контрацептами. Пользуются ими 70 -75 процентов населения. Аборт остался лишь для „исправления ошибок“.

В России аборты хотя и сокращаются, но всё ещё остаются массовым методом регулирования рождаемости: на 100 рождений в 1992 году был сделан 221 аборт, в 1993 -- 250, в 1997 году -- 196 абортов. В Европе в три раза выше процент населения, пользующихся контрацептами, и, соответственно, в четыре -- шесть раз меньше абортов.

Последняя победа человека: головой рожаем!

Вот что ответили опрошенные нами роженицы в трёх роддомах Санкт-Петербурга в 1999 году на вопрос, планировалась ли их беременность: да, планировалась -- 65,8 процента; не планировалась, но предполагалась -- 6,3; случайная, но желательная -- 21,6; не планировалась и не желательная -- 6,1; другое -- 0,2 процента.

Второй и третий варианты ответа можно объединить под такой рубрикой: беременность -- случайный, естественный, желанный результат радостей секса. Это эмоциональная готовность партнёров к появлению ребёнка. Первая же категория -- это рационально взвешенное, практически обоснованное решение. Оно может быть в экстремальном случае (например, бесплодия) завершено усыновлением (удочерением) чужого ребёнка или искусственным оплодотворением. Наслаждения сексом здесь как бы отделены от его базовой, природной функции -- репродукции, воспроизводства. Биологическая природа срабатывает уже не как инстинкт, а как исполнитель рационально волевого решения человека. Не „Бог дал“, не „природа дала“, а человек сознательно „взял у природы“ или, точнее, „заказал природе сотворить человека“.

Это не лингвистические уточнения. Ситуация принципиально новая: мы -- современники превращения биологического, естественного процесса воспроизводства населения в социальный процесс, который самоорганизуется всё менее под влиянием биологических и всё более под воздействием социальных, общественных факторов. Это аналогично историческому переходу экономики от охоты к животноводству, от сбора лесных даров к садоводству. Этот переход, начавшийся в XIX веке с права мужчины и женщины на самостоятельный выбор себе супруга, сегодня продолжается -- в праве на планирование семьи, рождений. Это, по-видимому, заметно изменит некоторые социальные институты. Кризис семьи следует осмыслить именно в этом контексте.

Об этом, как известно, прекрасно писал А.Г. Вишневский (в том числе и в „Знание -- сила“). По мнению бельгийского демографа Лестега, „то, что сейчас обусловливает стремление к демократии в Восточной Европе, как и в других частях мира, прокладывает там путь ко второму демографическому переходу. Эпоха растущего религиозного и политического контроля над индивидуальной жизнью человека, которая с такой жестокостью утверждалась на Западе со времён Реформации и Контрреформации и которая длилась до второй половины ХХ века, пришла к концу“.

Вымирание от ума?

Однако Лестег не рассматривает феномен депопуляции. Теоретически она допускалась и даже предполагалась в будущем. Например, известный биолог Джулиан Хаксли ещё в 1970 году утверждал, что рано или поздно вслед за ростом населения мира наступит его убыль. В девяностые годы депопуляция стала фактом в Европе. Причем как в Восточной, так и в Западной она наступила неожиданно для демографов и правительств. Департамент населения ООН на основе данных, представляемых правительствами в 1988 году, сделал прогноз рождаемости на 1994 и 2000 годы. Прогноз оказался оптимистически завышенным по большинству стран, и в 1998 году его пришлось радикально ревизовать.

Смертность превышала рождаемость в 1996 году в Германии и Италии. На грани депопуляции находились Испания (суммарный коэффициент рождаемости самый низкий в Европе -- 1,17, ниже, чем в России, -- 1,23), Греция, Португалия. Из стран Восточной Европы только католическая Польша и Молдавия удерживают рождаемость выше смертности. В России большинство населения атеистическое, но есть православные и миллионы мусульман. В Германии -- протестантская церковь, в Греции -- православная. На грани депопуляции находится также Япония с религией буддизма. Что же объединяет страны с фактической и потенциальной депопуляцией?

Милитаристские тоталитарные режимы в прошлом.

Посттоталитарная жажда жизни

Как можно объяснить этот факт? Нужны социальные и прежде всего социально-психологические исследования. В качестве гипотезы можно предположить, что навязанный народам аскетический образ жизни, навязанное самопожертвование ради величия государства после их исчезновения пробудили в людях неудержимую жажду личной жизни, для которой второй ребёнок -- уже избыточно большое и длительное бремя, фактически отнимающее у женщины право на молодёжный образ жизни и на профессиональную карьеру. Взрыв притязаний, потребностей создаёт высокий разрыв между ними и реальным уровнем жизни, то есть депривацию первого рода, вызывающую высокую неудовлетворённость и достижительную активность. Не страх, не депрессия, а оптимизм становится психологическим фоном, на котором зиждется, из которого вырастает социально-экономическая активность и низкая рождаемость.

Если эта гипотеза верна, из неё следует, что эффект аскетического, тоталитарно-милитаристского прошлого исторически длителен. Он действует не как живая память „трудного детства“, а как антиидеал, от которого нужно уйти как можно дальше.

Бывшие тоталитарно-милитаристские страны не обречены на депопуляционное одиночество, потому что милитаризм не единственная причина депопуляции. Есть ещё одна, более фундаментальная.

Выдох после вдоха -- это не болезнь. Жизнь продолжается

Современная цивилизация возникла в результате модернизации традиционного общества. Её сформировали четыре процесса: индустриализация, урбанизация, экономизация и опирающаяся на науку секуляризация. Но чтобы эти процессы заработали, нужен был витальный, популяционный импульс -- рост населения. Он начался раньше модернизации; он, по сути, дал ей старт. Новая европейская цивилизация формируется на волне популяционного взрыва, а возникнув, усиливает его. Европа в XVIII -- XX веках не только стремительно наращивала собственное население (что так напугало Мальтуса в конце XVIII века), но и десятками миллионов извергала его на другие континенты для завоевания и управления колониями, а также в качестве миссионеров, беженцев и энергичных людей (пассионариев, по Л. Гумилёву), которые вдали от „тесной“ родины надеялись радикально изменить свой личный социальный статус. Быстро растущего населения хватало и на кровопролитные войны в самой Европе.

К концу шестидесятых годов волна популяционного взрыва окончательно спала, а набранная инерция качественно преобразовалась. С семидесятых годов всё больше ресурсов общества направляется на повышение качества населения: улучшение здоровья, общего образования и профессионализации людей. Это оказалось значительно выгоднее экономически, политически и культурно для корпораций и государств, чем наращивание численности населения. Наращивание социальной мощи популяции за счёт повышения его качества идёт столь же стремительно, как ранее за счёт численности.

Изменения в режиме воспроизводства главным образом связаны с урбанизацией. Это видно, как в фокусе, в крупных городах. Жизнь в современном крупном городе требует от человека высокого трудового и борцовского напряжения круглый год, компенсируя это высокими (сравнительно с крестьянскими) доходами, лучшей пищей, одеждой, возможностями общения и развлечения. Не трудности, а гуманистические плюсы урбанизации принудили -- заманили -- людей в одно-двухдетную семью.

Парадоксально, но современная европейская цивилизация, опирающаяся на популяционный взрыв, с самого начала содержала в своём „ядре“, в формообразующем центре „огонь иль ген“ депопуляции. Все крупные города XIX -- XX веков увеличивали численность своего населения стремительнее, чем росло население страны. Но ни один из них, по крайней мере в европейско-американском ареале, не воспроизводил себя за счёт рождаемости. Миграция из сёл и малых городов не только обеспечивала их рост, но и покрывала (и скрывала) их „естественную“ депопуляцию. Пока резервуар для пополнения городов, сельское население, не был исчерпан, никто, кроме демографов и социологов, -- ни государство, ни руководители экономики -- не замечали депопуляцию крупных городов. Но как только село исчерпало себя, а его население восприняло городские стандарты жизни, депопуляционные показатели крупных городов стали показателями стран. И только тогда общественность и государство заметили сам феномен депопуляции, а заодно и окончание эпохи модернизации. Механизм депопуляции, встроенный в модель европейской модернизации, нельзя считать её „летальным геном“, врожденной болезнью, патологией. Наоборот, это механизм саморегуляции, позволяющий погасить популяционный взрыв.

Так что факторов потенциального подъема рождаемости пока не видно. Наоборот, всё говорит за то, что низкая рождаемость будет устойчиво сохраняться на нынешнем уровне. 9-10 рождений на 1000 населения и 12 смертей сохранят депопуляцию в России в течение нескольких десятилетий.

Вся прежняя история человечества была историей его роста. Этот период истории закончится для человечества в первой трети XХI века. Для России и Европы он уже закончился. Следующая фаза истории, которая продлится не менее двух-трёх столетий, будет историей убыли человечества.

До сих пор с ростом населения связывалось развитие. Сохранится ли оно? По-видимому, да, но будет переосмыслено и „перестроено“ с экстенсивного на интенсивный путь.

Итак, выводы, которые я попытался обосновать, следующие.

-- Депопуляция в России неотвратима и исторически длительна, неотвратимо нарастающее сокращение населения и его постарение.

Она вызвана не столько высокой смертностью, хотя это существенно, сколько низкой рождаемостью.

-- Низкая рождаемость не является в принципе патологией, она; благотворна для населения. Но у государства возникнут серьёзные проблемы.

Она с неизбежностью влечёт за собой существенную трансформацию социума. Социальные последствия депопуляции прогнозируемы, а потому уже сейчас можно проектировать превентивные меры, которые могли бы смягчить предстоящие проблемы и конфликты.