Многие идеи Дюркгейма сформировались на основе его знаменитого исследования проблемы самоубийства. Он установил связь между самоубийством и такими факторами, как национальность, религия, пол, возраст и даже время года. Он доказал, что количество самоубийств изменяется обратно пропорционально социальной интеграции, т.е. самоубийство характерно для представителей определенных групп и поэтому становится социальным явлением или, по Дюркгейму, «социальным фактом». «Чтобы объяснить социальный факт, - писал Дюркгейм, - мы должны выяснить его функцию в создании социального порядка». Дюркгейм обосновал принципы объективизма и эмпиризма в исследовании социальных фактов. Главное правило: «Социальные факты нужно рассматривать как вещи», т.е. признавать их независимое от субъекта существование и исследовать их объективно, как исследуют свой предмет естественные («позитивные») науки.

Труды на русском языке, рекомендуемые для чтения:

Социология. Ее предмет, метод, назначение. М,, 1995.

О разделении общественного труда. Метод социологии. М., 1996.

Самоубийство. М., 1994.

Лаппо-Данилевский Александр Сергеевич (1863-1919) - русский историк и социолог, президент первого в стране Русского социологического общества им. М.М. Ковалевского. Сфера научных интересов - методологические исследования истории социальной мысли. Выступал против историко-социологических идей позитивизма контовского типа, полагая, что нельзя подходить к исторической реальности только с номотетической точки зрения, ибо в ней не учитывается специфика исторического факта. Историческим фактом Лаппо-Данилевский считал воздействие сознания индивидуальности на среду, в особенности на общественную. Ближе к истине, по Лаппо-Данилевскому, находится идиографический метод, способствующий воспроизведению своеобразия фактов истории. С позиций неоконтианства (Баденской школы) он утверждал, что установление исторической роли события достигается отнесением его к ценности. Недостаток идеографического подхода, по Лаппо-Данилевскому, состоит в отказе от некоторых общих понятий, в недооценке категорий «целое» и «эволюция». Лаппо-Данилевский полагал, что социальный ученый, сознательно различая номотетические и идиографические подходы, может соединять их в своей работе.

Основные труды: Методология истории. Выпуск 1-2. СПб., 1910-1913.

Парк Роберт Эрза (1864-1944) - американский социолог, основатель Чикагской школы. Президент Американского социологического общества (1925). Для Парка характерен натуралистический подход к социологии, сказавшийся в заимствовании им понятий психологии, биологии и экологии для изучения общественной жизни. На материалах социологических исследований, проведенных в Чикаго и других районах США, Парк развил концепцию влияния естественного окружения на социальную жизнь людей.

Парк внес определенный вклад в развитие исторической социологии, разрабатывая специфические методы анализа исторического развития социальных явлений. Он предлагал рассматривать социальные явления в динамике, делая своеобразные «исторические срезы», выявляя типичные черты в развитии социальных явлений. По мнению Парка, такой подход позволял разработать идеальную типическую модель, помогающую исследовать историческое развитие.

Основные труды: «Социальная экология», «Человеческая природа и коллективное поведение», «Социология и современное общество».

Визе Леопольд фон (1876-1969) - немецкий социолог, представитель так называемой формальной школы в социологии, один из основателей института социальных наук Кельнского университета. Социология, согласно Визе, - эмпирико-аналитическая дисциплина, имеющая своим предметом «социальное» как совокупность процессов межчеловеческих взаимодействий и складывающихся на их основе социальных структур (отношений, групп, институтов различной степени общности и устойчивости). Аналитическим основанием социологии, по его мнению, является понятие социальной дистанции, т.е. сближение индивидов или их отдаление, а также группы по отношению к группе, группы по отношению к индивиду и т.д., что выступает как сущностное определение социальных процессов. Деятельность Визе и его теоретическая концепция послужили связующим звеном между классическим и современным периодами западной социологии.

Щюц Альфред (1899-1959) - австрийский социолог и философ, основатель феноменологической социологии. Щюц предложил собственную версию понимающей социологии, в которой проследил процессы становления человеческих представлений в социальном мире от единичных субъективных значений, формирующихся в потоке переживаний индивидуального субъекта, до высокогенерализованных конструкций социальных наук, содержащих эти значения в преобразованном, «вторичном» виде. Тем самым Щюц пытался решить задачу восстановить связь абстрактных научных категорий с «жизненным миром», миром повседневности, непосредственности знания и деятельности. Однако, упустив из виду реальные материальные процессы социальной жизни, Щюц пошел по пути онтологизации конституированных значений и создания нового варианта социальной онтологии в традиции антинатуралистических «наук о духе».

Труды на русском языке, рекомендуемые для чтения:

Структура повседневного мышления // Социологические исследования. 1988. № 2.

Фуко Мишель Поль (1926-1985) - французский социолог, философ, историк науки, один из основоположников французского структурализма. Основным вкладом Фуко в социологию является его историко-культурная концепция, методологически родственная структурной антропологии К. Леви-Строса. Фуко ставил перед собой задачу преодоления субъективистской ограниченности западной исторической мысли и возможно более объективного воспроизведения социальных феноменов прошлого. Первые работы Фуко посвящены социологическому исследованию душевных и прочих заболеваний. В трактате «Слова и вещи. Археология гуманитарных наук» (1966) Фуко стремился исследовать гораздо более широкую социокультурную систему - от раннего Возрождения до наших дней. Здесь метод Фуко - индукция от описания отдельных явлений культуры к обобщенному определению «системы мысли» («эписистемы»), отраженной этими явлениями. В дальнейших работах Фуко отходит от концепции качественной прерывности «эписистем», нащупывая пути исторической динамики. Он занимается проблемой соотношения знания и власти. Знание, по мнению Фуко, не только связано с властью, является не только продуктом породившего его общественного уклада, но и инструментом его разрушения, свержения власти.

Основные труды: «История безумия в классический век» (1961), «Надзор и наказание» (1975), «Воля к знанию» (1976), «Пользование наслаждениями» (1984), «Забота о себе» (1984).

Труды на русском языке, рекомендуемые для чтения:

Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. СПб., 1994.

Бергер Питер Людвиг (р. 1929) - американский социолог, ведущий представитель феноменологической социологии знания, видный идеолог неоконсерватизма. Социология знания Бергера в значительной степени обусловлена феноменологической социологией Щюца, символическим интеракционизмом Д. Г. Мида, а также социологической традицией Дюркгейма и Вебера. Главные работы Бергера посвящены разработке феноменологической социологии знания, социологии религии, теории модернизации и развития стран «третьего мира». В работе «Введение в социологию» Бергер показал взаимосвязь между «человеком в обществе» и «обществом в человеке». Впоследствии идеи этой книги использовались Бергером при разработке (совместно с Т. Лукманом) феноменологической социологии знания. Занимаясь социологией религии, Бергер стремится показать взаимосвязь между религией и конструированием человеком социальной реальности, проследить процесс секуляризации в исторической перспективе, понять роль и значение религии в современном мире. Единственным выходом из «кризиса секуляризма» (безрелигиозности современного мира) Бергер считает индуктивный подход к интерпретации религиозной истинности. Этот подход представляет собой историко-феноменологический метод исследования религиозных феноменов (отправным пунктом этого метода является человеческий опыт, а не божественное откровение, а цель его - поиски сущности христианства). В результате контакта с «третьим миром» Бергер пришел к выводу о необходимости диалога с различными религиями.

В разработанной им теории модернизации Бергер доказывает, что капитализм и модернизация являются благом для стран «третьего мира» (при этом Бергер осуждает модернизацию Китая времен «культурной революции» и Бразилии в 1960-1970 гг.; обе эти модели модернизации, проведенные в рамках социалистической и капиталистической идеологии, он считал неприемлемыми из-за колоссального количества жертв).

Основные труды: « Введение в социологию» (1963), «Священная завеса» (1967), «Слухи об ангелах» (1969), «Пирамиды жертв» (1975), «Капиталистическая революция» (1986).

Труды на русском языке, рекомендуемые для чтения:

Социальное конструирование реальности (совместно с Т. Лукманом). М., 1995.

Осипов Геннадий Васильевич (р. 1929) - российский социолог, академик РАН, директор Института социально-политических исследований РАН, Президент Академии социальных наук. Осипов был организатором и инициатором проведения первых в СССР конкретных социологических исследований.

Научно-исследовательская деятельность Осипова ведется по следующим направлениям: теоретико-методологические проблемы социологии; предмет и структура социологического знания; методология и методика социологических исследований; применение математических методов в социологии; история социологии. Осипов внес значительный вклад в разработку методологических основ изучения новейших направлений философско-социологической мысли (теории неомарксизма, теорий технократии и менеджеризма, теорий структуры функционирования и социального конфликта).

Основные труды: «Автоматизация в СССР» (1961), «Социология» (1969), «Теория и практика социологических исследований в СССР» (1979), «Принципы социологии» (1988), «Социология и социализм» (1990).

Ядов Владимир Александрович (р. 1929) - российский социолог, доктор философских наук, профессор. Создатель ленинградской социологической школы. С 1989 г. - директор Института социологии Российской академии наук.

Основные направления научной деятельности: методология социологических исследований, социология и социальная психология личности, социология труда, социология науки, общетеоретические тенденции в современной социологии, теория социальных изменений. Наиболее известные исследования, выполненные под руководством Ядова: «Человек и его работа» (1967), «Саморегуляция и прогнозирование социального поведения личности» (1979), «Социально-психологический портрет инженера» (1977).

Основные труды: О диспозиционной регуляции социального поведения личности // Методологические проблемы социальной психологии. М., 1975. Социологическое исследование. Методология, программа, методы. Самара, 1995.

Вопросы для самоподготовки

1. Что такое научная парадигма?

2. Чем отличаются подходы классической науки, неклассической и постнеклассической (модернистской) науки?

3. Как определяется объект научного исследования?

4. Каковы особенности познающего субъекта и как они влияют на результаты социологического познания ?

5. Чем характеризуется научный инструментарий социологии?

6. Какие методы социологического исследования Вы знаете?

7. Что такое методология исследования?

8. Какова роль изучения контекстов социальных действий, явлений, процессов?

9. Что Вы знаете о значении интерпретации результатов социологического исследования?

10. Дайте определение объекта и предмета современной социологии.

11. Что такое метод?

12. Дайте определение науки социологии.

13. Назовите и охарактеризуйте методы получения информации в прикладном социологическом исследовании.

14. Что такое «выборка» и «генеральная совокупность»?

15. Можно ли провести социальный эксперимент?

16. Классифицируйте методы эмпирического исследования.

Литература

Актуальные проблемы социологии, психологии и социальной работы. Екатеринбург, 1993. Вып.2.

Алтухов В. Смена парадигм и формирование новой методологии // Общественные науки и современность. 1993. № 1.

Алтухов В. Контуры неклассической общественной теории // Общественные науки и современность. 1992. № 5.

Андрющенко Е.Г., Дмитриев А.В., Тощенко Ж.Т. Опросы и выборы 1995 года // Социологические исследования. 1996. № 6. С. 3-18.

Астафьев Я.Г. Постмодернизм в познании общества // Политические исследования. 1992. № 3.

Бакиров В. Социальное познание на пороге постиндустриального мира // Общественные науки и современность. 1993. № 1.

Баскакова М.Е., Здравомыслова О.М. Интервью на заданную тему // Социологические исследования. 1993. № 5.

Бауман 3. Социология постмодернизма. Лекция. М., 1991.

Бекарев А., Пик Г. Несколько слов в защиту диалектики // Общественные науки и современность. 1996. № 1. С. 171-175.

Беккер Г., Босков А. Современная социологическая теория в ее преемственности и изменении / Пер. с англ. В.М. Корзинкина и Ю.В. Семенова. М: Изд-во иностр. лит., 1961. 895с.

Белановский С.А. Методика и техника документального интервью: уч. -метод, пособие. М., 1993.

Бочкарева В.И. Становление социологии в России, основные направления ее развития // Социально-политический журнал. 1993. № 4.

Буданцев Ю.Л. Системность в изучении массовых информационных процессов. М., 1986.

Бурдье П. Оппозиция современной социологии // Социологические исследования. 1996. № 5. С. 36-49.

Бутенко И.А. Анкетный опрос как общение социолога с респондентом. М.: Высшая школа, 1989.

Васильев В.П. Методология и методика конкретных социологических исследовании средств массовой информации и пропаганды: Учебно-методическое пособие. М., 1986,

Вебер М. «Объективность» социально-научного и социально-политического познания // Избранные произведения. М., 1990.

Гайденко П.П. Проблема рациональности на исходе XX века // Вопросы философии. 1991. №6.

Гайденко П.П., Давыдов Ю.Н. История и рациональность. М., 1991.

Давыдов А.А. Анализ одномерных частотных распределений в социологии: эволюция подходов // Социологические исследования. 1995. № 5.

Давыдов А.А. Социология как метапарадигмальная наука // Социологические исследования. 1992. № 9. С. 85-87.

Докторов Б.З. О надежности измерения в социологическом исследовании. Л.: Наука, 1979.

Заславская Т.И. Роль социологии в преобразовании России // Социологические исследования. 1996. № 3. С. 3-10.

Илле M.E. К вопросу о предмете социологии // Социально-политический журнал. 1994. № 11-12.

Ильин B. В. Социология как фундаментальная наука // Социологические исследования. 1994. № 3.

Козлова О.Н. О методах анализа социокультурных явлений // Социологические исследования. 1993. № 10.

Лакутин O.В. Качественная и количественная информация в социологии // Социологические исследования. 1992. № 8.

Методы сбора информации в социологических исследованиях / Отв. ред. В. Г. Андриенков, О.М. Маслова. М.: Наука, 1990. Кн.1, 2.

Миронов А.В., Панферова В.В., Субасев Н.С. Методология, методика и техника конкретных социологических исследований // Социально-политический журнал. 1994. № 9-10.

Монсон П. Современная западная социология: теории, традиции, перспективы / Пер. со шв. СПб.: «Нотабене», 1992. 445 с.

Мотыль А. Лабиринт социальной теории // Общественные науки и современность. 1994. №1.

Немировский В.Г. Современная социология и российские культурные традиции // Социологические исследования. 1994. № 3.

Николис Г., Пригожин И. Познание сложного. М., 1990. Новые основания социальной теории? (Сводный реферат) // РЖ «Социология». 1994. №2.

Овсянников В.Г. Методы социологии, их содержание и особенности // Социально-политический журнал. 1993. № 3.

Плотинский Ю.М. Математическое моделирование динамики социальных процессов: Уч. пособие. М., 1992.

Прохоров Е.П. Методология - предмет новой «парадигмы» социологического знания // Социологические исследования. 1994. № 3.

Романенко Л.М. О методике исследования российского общества // Социологические исследования. 1995. № 1. С. 127-131.

Смирнова Н. Социально-культурное многообразие в зеркале методологии // Общественные науки и современность. 1993. № 1.

Собрадо Чавес М., Куллель X. Социальная наука и социальная технология // Общественные науки и современность. 1992. № 6.

Социальная теория: к новой парадигме // Политические исследования. 1993. № 4.

Стацевич Г.Л. Особенности работы интервьюеров при телефонных опросах // Социологические исследования. 1993. № 7.

Степнова Л.А. Изучение экономического сознания методом семантического дифференциала // Социологические исследования. 1992. № 8.

Сычева B.C. Метод вторичного анализа // Социологические исследования. 1995. № 11.

Терещенко O.В. Социолог и ЭВМ. Минск, 1990.

Тихомиров Б.И. Техника социального анализа. СПб., 1992.

Толстова Ю.Н. Логика математического анализа социологических данных. М., 1991.

Федотова В. Классическое и неклассическое в социальном познании // Общественные науки и современность. 1992. № 4.

Хачатурова Т.В. Надежность статистической модели при проверке большого числа гипотез // Социологические исследования. 1992. № 2.

Шамен Д. Критическая теория и прагматический вызов // РЖ «Социология». 1994. №1.

Шюц А. Формирование понятия и теории в общественных науках // Американская социологическая мысль. М., 1994.

Ядов В.А. Социологическое исследование: методология, программа, методы. Самара: Изд-во «Самарский университет», 1995. 328 с.

Яновский Р.Г. Проблемы макросоциологии // Социологические исследования. 1996. № 4. С. 136-140.

Приложение

План дискуссии «Проблемы социологического познания»

1. Что такое социальное познание? Каково в нем место социологического познания?

2. Каковы сильные и слабые стороны сциентизма (принципов классической науки)? Каковы особенности рационального и объективистского подхода к анализу социальной реальности?

3. В чем заключался кризис классической социологии? Чем он реально был обусловлен? Какие продуктивные решения приняли социологи эпохи «модернизма»? В чем они не сумели преодолеть противоречия научного социального познания?

4. Каковы причины «революции постмодерна» в современной социологии? Что дала альтернативная социология в копилку научного знания? Каковы методы постнеклассической социологии, есть ли у них научное будущее или они отражают лишь переходное кризисное состояние общества и социального познания?

5. Имеет ли значение современное социологическое познание для развития управленческих и коммуникативных технологий? Какое методологическое направление играет в этом процессе более значительную роль?

6. Насколько вообще нужна социологическая «теория» и каково ее реальное отношение к обобщению эмпирии, социологической практики?

ТЕМА 3 Человек в общественном контексте

Рассуждая о парадоксах социального познания, мы отмечаем, что наука об обществе возникла чуть ли не позже всех других наук, хотя, казалось бы, постичь природу социального устройства для людей не менее важно, чем познать законы трансформации энергии или передачи информации. К тому же оказывается, что сама технология производства социологического знания делает исследователей «близорукими» микроаналитиками или «дальнозоркими» специалистами по макропроцессам (со всеми вытекающими отсюда ограничениями), не говоря о том, что мы осознанно игнорируем некоторые виды научной «слепоты» в вопросах, которые, казалось бы, представляют для социологии первостепенную важность. Что такое жизнь?* Что такое человек?** Что такое общество?*** Ответы на них с научной точки зрения весьма и весьма туманны.

*См., например: Титов С.А. Проблема контекста в живых системах // Общественные науки и современность. 1996. № 3. С. 134-144.

Такое качество, как «раздражимость, т.е. способность реагировать на изменения внешней и внутренней среды», по мнению автора, отражает «самое существо жизни и может лечь в основу необходимого и достаточного ее определения: живая система - это такая система, которая для своего существования использует знаки, депотируемые посредством своей внутренней семантики» (с. 139).

**См., например: Волков Ю.Г. Личность и гуманизм (Социологический аспект). Челябинск, 1995.

***См., например: Мостовая И.В. Что такое общество? Ростов н/ Д, 1995.

Объясняя характер реальности, в которой мы живем, обществоведы пользуются достаточно определенными понятиями: «система», «организация», «структура», «элемент», «функция», «процесс», «масса» и т.п., добавляя каждый раз специальное определение «социальная» (или «общественный»). Но эта спецификация только вносит путаницу. Либо мы рассматриваем систему как систему, и тогда ее «социальное» качество становится незначительным нюансом, вызывающим некоторые отклонения; либо «социальному» придается первостепенное значение и тогда система не рассматривается и не ведет себя как система. Поэтому развитие «социальной физики» оказывается не менее драматичным, чем «просто» фундаментальной физики.

Многие выдающиеся теоретики естествознания верили в Бога и, скорее, не по банальным причинам, описанным атеистами-религиоведами. Во-первых, известный нам мир достаточно хорошо организован. Во-вторых, его подлинная глубинная природа неясна. В-третьих, довольно складная естественная эволюция полна необъяснимых «перерывов постепенности», которые привели к появлению космоса, жизни, человека.

Но и для обществоведов природа оставила немало загадок. Хуже всего люди знают себя. По сей день спорными остаются все гипотезы о происхождении человека. В образе нашей жизни - масса тайн. Хотя отдельный индивид (не только взрослый, но и ребенок) способен выжить в дикой природе, человек предпочитает совместный образ жизни. Система его естественных потребностей включает такие «неестественные» элементы, как принятие другими людьми, самореализация, познание, творчество. Люди руководствуются своими культурными стандартами не в меньшей степени, чем законами биологического выживания. Собранные волей случая, они тут же начинают строить ассоциацию, устанавливая правила общения, обмена и подчинения. Притягивая друг друга, как капельки ртути (и находя в реакции других подтверждение своего собственного существования), люди стремятся проявить свою личность как индивидуальность, неослабно требуя от других поддержания социального стандарта (в этом смысле социализацию можно метафорически рассматривать как «отесывание Буратин», чтобы их уникальная форма стала вписываться в установленные обществом рамки).

Большинство человеческих особей обладает определенным потенциалом «социальности», который может быть раскрыт только в особой культурной среде общности. Неуловимая ткань межчеловеческого пространства: людских взаимодействий, отношений, общения - становится тем элементом, который делает необходимыми условия возникновения общества.

В этом смысле общество является не произведением человека, а произведением его производства, т.е. культуры. Как всякий артефакт, общество представляет собой довольно хрупкое создание, поскольку его существование и успешное развитие связано с безостановочным культивированием (специальной искусственной поддержкой). Совсем недавняя история показывает, что достаточно разрушить города, сжечь библиотеки или запретить выполнение обычаев и использование национального языка, чтобы привести общество в состояние упадка, деградации или же качественной трансформации его основных признаков. И наоборот: развивать образование, науку и культурное творчество - значит на практике достигать большего социального совершенства и экономического процветания общества.

Ценности, которые имеют существенное значение для множества людей, могут быть уничтожены или возрождены, поддержаны или проигнорированы другими. Люди боятся и обожествляют все высокозначимое и в то же время непонятное, а просто непонятного (и следовательно, непредсказуемого) стремятся избежать или уничтожить его как потенциальную опасность. Поэтому смешение и диалог культур в современном обществе, характерная для постмодернистского этапа социального развития билингвальность (владение разными языками) способствуют снижению коллективной агрессии и выводят борьбу за выживание человеческих «видов» на новый этап.

Возможности «стать человеком»

Отделяя общество от стада (стаи, улья или муравейника), производство - от природы, а человека - от животного, ученые и неученые («стихийные») социологи улавливают наличие некоторого потенциала, позволяющего человечеству развиваться в направлении существенной дифференциации (отделения) от естественного мира. Что же это за особенности?

1. Человек - существо общественное. Он должен и стремится объединяться с себе подобными, чтобы жить, реализуя свои потребности. Этому можно найти естественные причины (детеныши людей из-за большой массы головы рождаются фактически недоношенными, не могут самостоятельно передвигаться; да и здоровая взрослая человеческая особь физически неконкурентоспособна со многими видами хищников, травоядных и рептилий, что заставляет людей объединять усилия), а также социокультурные причины, связанные с тем, что социализация человека носит исключительно искусственный характер и его личность (социальное лицо) формируется только в среде других людей - он не преодолевает животного естества вне облагораживающей человеческой среды. Качество общественного окружения закладывает основу для собственно человеческой самореализации индивида в процессе его жизни (как целесообразной деятельности) и расширяет границы реализации его социальных выборов.

2. Человек - существо мыслящее. Имея возможность запоминать факты, замечать последовательности и проводить аналогии; обладая фантазией и абстрактным, отвлеченно-генерализующим восприятием, люди с помощью «представлений», «понятий» и «логических процедур» сохраняют, трансформируют, передают и совершенствуют опыт друг друга. В этом им помогает постоянно развивающееся умение кодировать (обозначать, в том числе в записи) элементы своего опыта и моделировать возможные ситуации при помощи образных средств и языка.

3. Человек - существо духовное. Он живет в мире своих представлений, воображения, правил, конвенций, значений и ценностей. Его действия ограничены осознанными или неосознанными стереотипами относительно «возможного» и «должного». Пожалуй, только человек преодолевает свои витальные инстинкты во имя реализации неких идей, имеющих социальное значение для него самого или для его сообщества. Так, многочисленные в истории священные войны, революции, восстания и вендетты заставляли многих людей осознанно рисковать жизнью и умерщвлять себе подобных во имя эфемерных, но таких значимых для участников событий духовных ценностей. Американский социолог У.А. Томас в знаменитой теореме своего имени сформулировал эту проблему достаточно широко: если люди определяют некую ситуацию как реальную, она действительно становится реальной по своим последствиям (поскольку человек всегда действует в соответствии со своими представлениями и оценками).

4. Человек - существо творческое. Люди создают разнообразные искусственные продукты из вещества и энергий естественной природы для удовлетворения потребностей, присущих их человеческой природе. Среди этих произведений, «артефактов» не только пища, одежда, жилища, предметы искусства и средства культурной трансляции (книги, компьютеры и т.п.), но и само общество, и сам человек, являющийся тоже продуктом социального производства. Будучи творцом, он зачастую переосмысливает социальные ценности и создает новые формы ассоциации, чтобы полнее выразить свой потенциал.

Вот эти четыре особенности, или способности, по крайней мере две из которых не чужды и животному миру, судя по данным социобиологии, делают человека тем общественным животным, которое сознательно и даже изощренно извлекает зачастую совсем неэгоистическую пользу из необходимости сосуществования с другими людьми.

Ассоциированность, когнитивность, духовность и креативность человека делают его существом культурным, которое устанавливает, поддерживает и изменяет правила сосуществования. Экспансивность и эгоцентризм порождают стремление людей распространить свои правила (суть поддержанные многими представления о должном) на такие объекты, которые, если можно так выразиться, не являлись субъектами той или иной конвенции (соглашения). Люди вовлекают в процессы своей активности животных, землю, целые природные комплексы, других людей (ибо старшие диктуют обязанность соблюдать нормы младшим, а старожилы - вновь прибывшим и т.п.), заставляют жить по новым правилам целые ассоциации (в случае установления над ними господства путем завоевания, передачи власти сверху или демократических выборов).

Если прибавить к описанию человеческой природы эгоизм, приобретающий нередко крайние формы социального выражения и удивительные для «родового существа» проявления: геноцида, неритуального людоедства, убийств, пыток, насилия, издевательства над личностью (человеческим достоинством другого человека), вандализма и варварства - нечеловеческого поведения внешне вполне «социализированных» индивидов, то станет понятно, почему сущность «социального» мы будем искать не столько в «структуре», сколько в «культуре» людских сообществ (ассоциаций).

Среда обитания - социальные общности

Как это сложилось еще на заре человечества, люди продолжают жить группами. Отдельные высоколобые индивиды, преимущественно блуждающие в виртуальных мирах компьютерной реальности, постепенно отвыкают от суетливой общительности многочисленных живых серверов, работодателей и родственников, погружаясь в более контролируемую среду электронных коммуникаций. Но они заказывают книги и пиццу, знакомятся, делают друг другу подарки, переглядываются и переговариваются, сплетничают, кокетничают и ругаются через Internet. Лишенные живого, непосредственного или опосредованного (техносом) общения люди постепенно теряют суть своего человеческого естества, уходя в мир животных страстей или внеэмоционального сверхсознания.

Сравнительно недавно возникшая проблема деления человечества на «виртуалов» и «реалов» (решаемая пока как логическая) требует от социологов уточнения представлений о сущности «социального» и о границах конкретных (а не гипотетических или статистических) сообществ, в которых люди ведут себя как частицы единого целого.

Возможно, соотнесение небольшого числа пользователей мировой компьютерной сети со всем населением нашей планеты (примерно 1/1000) само по себе не позволяет корректировать цели социологов, но такие новые социальные движения, как объединения «зеленых», женщин, рокеров во всем мире, также вызывают особый интерес к проблеме социальной субъектности этих свободных, необычно структурированных организаций. Являются ли они реальными сообществами? По-видимому, да. Они обрастают новыми членами, проводят акции, завоевывают места в парламентах и заставляют общество считаться со своей солидарностью. Похожи ли они на известные нам типы сообществ? По-видимому, нет. Зачастую они обладают модульной (сотовой) структурой, они функционируют как «сборные команды» под решение определенной задачи, их операциональность основана на нетрадиционном распределении (диффузии) власти, ротации членов и доверительном (трастовом) типе сотрудничества.

Однако не только эти новые сообщества заставляют социологов серьезно задуматься. «Визуальная цивилизация» XX в. привязывает к определенным каналам массовых коммуникаций десятки миллионов людей, заставляя их собираться в определенный час у телевизоров (радиоприемников или газетных киосков). Не будучи связаны одним местом проживания, социальным статусом, возрастом, национальностью или профессией, они проявляют свое странное единство сходным поведением, символами солидарности (в одежде, лексике и т.п.) и общностью разделяемых ценностей. Такие массовидные объединения до сих пор остаются малоизученными (за исключением, пожалуй, коммерческой стороны проблемы).

Именно поэтому в центр внимания современной социологии перемещается общность (ассоциация) и основная форма ее социального проявления - массовое (групповое, коллективное) поведение.

Многие исследователи (К. Маркс, Г. Зиммель, М. Вебер и др.) отмечали различия между архаическим и современным обществом. Научная типологизация исторически существовавших общностей была проведена в 1887 г. Ф. Тённисом, который выделил две специфические формы социальной организации: общину (Gemeinschaft) - традиционное сообщество, и общество (Gesellschaft) - современное сложноструктурированное сообщество.

Относительно связи между общиной и обществом (гемайншафт и гезельшафт, community и society) был выдвинут ряд теорий. В их основе лежат три гипотезы:

* эволюционного перерастания,

* интеграционного слияния и

* параллельного сосуществования.

Большинство социологов считает, что община, усложняясь, развивается в общество, т.е. примитивная социальная организация становится более совершенной, а гомогенное строение сменяется иерархическим и комплементарным (говоря простым языком, разветвляется система управления и растет число взаимодополняющих специализированных в своей деятельности общественных групп). Усложнение социальной системы для «эволюционистов» является единственным неоспоримым критерием прогресса.

Поскольку в современном мире сосуществуют и нередко приходят в тесное (не всегда обоюдожелательное) соприкосновение общества с разными типами организации, часть исследователей уделяет наибольшее внимание происходящим процессам «переплавки», вынужденного приспособления (аккомодации) архаических оргструктур, подчинительного сближения механизмов управления этими сообществами. Теоретики ассимиляции считают, что взаимодействие двух «разноуровневых» систем приводит к облагораживающей перестройке архаичной социальной организации по образу и подобию современной, более «продвинутой».

Третья группа социологов отмечает, что в современном метасообществе активно протекают процессы, противодействующие тенденциям глобализации мира: регионализация, зачастую на этнической или религиозной почве, порождающей сепаратизм, и возрождение первичных (кровнородственных или духовнородственных: семейных, патриархально-содельческих, дружеских) человеческих солидарностей.

В обоих случаях имеют место архаическая структура и соответствующий тип организации общностей. В них доминирующее значение приобретают связи «общинного», а не «современного», т.е. опосредованного, ролевого и отчужденного, социального характера. Поэтому социологи-регионалисты (изучающие локальные территориальные сообщества людей - социумы) и примордиалисты (исследующие первичные, «родовые» микрообщности) делают вывод о том, что архаические структуры социальной организации любого развитого общества органично включают в свой состав разнообразные «общины»: поселенческие, религиозные, этнические, клановые, корпоративные. Они не интегрируются, а вкрапливаются в структуру современного общества, сохраняя относительную замкнутость и свой особый характер воспроизводства.

Заметим, что именно последнее обстоятельство позволяет этим общностям политически эмансипироваться, проявляя волю к социальному (в первую очередь национальному, религиозному, государственному) суверенитету.

Община и общество. Чем же различаются традиционные и современные общности (ассоциации)? Упрощенно, схематично их особенности можно представить следующим образом.

Традиционное общество (Gemeinschaft) характеризуется:

1) естественным разделением и специализацией труда (преимущественно по половозрастному признаку),

2) персонализацией межличностного общения (непосредственно индивидов, а не должностных или статусных лиц),

3) неформальным регулированием взаимодействий (нормами неписаных законов религии и нравственности),

4) связанностью членов отношениями родства («семейным» типом организации общности),

5) примитивной системой управления общностью (наследственной властью, правлением старейшин).

Современное общество (Gesellschaft) отличается иным:

1) ролевым характером взаимодействия (ожидания и поведение людей определяются общественным статусом и социальными функциями индивидов),

2) развивающимся глубоким разделением труда (на профессионально-квалификационной основе, связанной с образованием и опытом работы),

3) формальной системой регулирования отношений (на основе писаного права: законов, положений, договоров и т.п.),

4) сложной системой социального управления (выделением института управления, специальных органов управления: политического, хозяйственного, территориального и самоуправления),

5) секуляризацией религии (отделением ее от системы управления),

6) выделением множества социальных институтов (самовоспроизводящихся систем особых отношений, позволяющих обеспечивать общественный контроль, неравенство, защиту своих членов, распределение благ, производство, общение).

В современном обществе усложнение системы социальных связей приводит к формализации межчеловеческих отношений, которые в большинстве случаев оказываются деперсонифицированы. Люди общаются через свои ролевые и статусные «маски»; Президент и Гражданин, Преподаватель и Студент, Водитель и Пассажир, Директор и Работник, Муж и Жена вступают в «социально регламентированные» взаимодействия. При этом поведение каждой из сторон должно оказаться «ожиданным» (предсказуемым, банальным), т.е. ролевые и статусные отношения в принципе развиваются как игра. по обоюдно известным правилам. И если для российской культуры межличностного взаимодействия весьма показательно стремление неделикатно «переходить на личности» («а ты кто такой?!», что, собственно, не удивительно, поскольку отчужденная городская цивилизация сформировалась у нас на протяжении жизни всего одного поколения, а «культурные консервы», по выражению Я. Морено, перевариваются с непривычки так же трудно, как и пищевые), то в более развитых обществах даже эмпатические, «теплые» символы общения (улыбки, объятия, вопросы «как дела?») являются отвлеченными от конкретных «персон» демонстрациями вежливости и опосредованного межролевого взаимодействия.

Российское общество, несмотря на характерное для нас «очеловечивание» (архаизацию) статусных, структурных и ролевых, межличностных, отношений давно нельзя назвать общиной. Оно чрезвычайно сложно структурировано: полиэтнично, функционально дифференцировано, имеет разветвленную систему социального управления, множество развитых общественных институтов. Однако наша милая и очень ценная для западного наблюдателя «национальная особенность» - проникновенная, эмоциональная, непосредственная, интимная ориентация в отношении человека к человеку - социологически может быть истолкована как «недоразвитость» общественной организации, основанной на патернализме и патриархальном восприятии государственной власти, инфантильности правосознания граждан, повышенной роли межличностных связей в решении административных, профессиональных и иных «внеличностных» вопросов.

В определенном смысле промежуточный, переходный характер социальной организации российского общества ставит ряд вопросов: философских - о духовной цене протекающей модернизации (нарушения стабильности и ценностных устоев) и социологических - о критериях явления, которое мы именуем «общность» (объединяющих чертах общины, стабильного и видоизменяющегося общества).

Критерии выделения общности. Если систематизировать взгляды современных социологов по этому вопросу, то следует отметить ряд потенциальных и реальных, необходимых и достаточных оснований выделения общности:

1) сходство, близость условий жизнедеятельности людей (как потенциальная предпосылка возникновения ассоциации);

2) общность потребностей людей, субъективное осознание ими сходства своих интересов (реальная предпосылка возникновения солидарности);

3) наличие взаимодействия, совместной деятельности, взаимосвязанного обмена деятельностью (непосредственного в общине, опосредованного в современном обществе);

4) формирование своей собственной культуры: системы внутренних норм взаимоотношений, представлений о целях общности, нравственности и др.;

5) укрепление организации сообщества, создание системы управления и самоуправления;

6) социальная идентификация членов общности, их самопричисление к этой общности (как достаточное условие и главная характеристика зрелости ассоциации, превращение общности, по словам Гегеля, из «вещи в себе» в «вещь для себя»).

Социологи подразделяют общности на два больших класса, которые в российском обществознании всесторонне обосновал Б.А. Грушин:

* номинальные, классификационные группы, искусственно выделенные исследователем, и

* реальные, социальные группы, или собственно общности.

Анализируя эти реальные ассоциации, исследователи отмечают существенные различия между общностями:

1) фиксированными в социальной структуре общества (статусными группами - элитами, безработными и т.п., функциональными группами - шахтерами, учителями, военными, директорами и т.п., территориальными группами, социумами - конкретными городскими и сельскими сообществами) и

2) нефиксированными в социальной структуре массовидными образованиями (толпами, аудиториями средств массовой коммуникации, зарождающимися коллективными «движениями»).

Всякая зрелая общность выступает в качестве социального субъекта - активной динамизирующей силы общества. Иными словами, зрелость ассоциации определяется не только субъективным критерием идентификации (самопричисления) ее членов, но и объективным показателем организованного целенаправленного поведения (социальной активности общности).

Поскольку зрелые общности проявляют себя тем, что оказывают разнообразные формы влияния на другие ассоциации и общество в целом, было бы логично предположить, что в конце концов они добьются незыблемой монополии - такого положения в социальной структуре, которое позволяет членам общности реализовать наиболее ценные для них интересы и потребности. Возможно, так и произошло становление каст - статусных ассоциаций, воспроизводство которых в веках и даже тысячелетиях было неизменным. Но вот в классовом обществе нет-нет, да и случались бунты, перевороты и революции, которые постепенно (или, наоборот, не очень) меняли весь облик социальной организации и принципы строения общества. (Здесь мы должны иметь в виду, что социальная революция вообще отличается от политической, в частности, тем, что в ней происходит изменение положения основных слоев общества, связано ли это со сменой властвующих персон и идеологий или нет.)

Современное общество западного типа в этом смысле стало самым динамичным, открытым для многочисленных принципиальных и не очень существенных социальных изменений. Именно такой тип общественного развития показал, что экономический расцвет и политическая стабильность (мечта любого населения и любой элиты) вполне достижимы и без консервации социальной структуры, и даже вопреки ей. Недаром современные технологии управления апеллируют к творческой индивидуальности человека, учитывают его стремление к социальной мобильности и мотивируют к участию в принятии управленческих решений теми, кто в обычной социальной структуре был бы однозначно отнесен к разряду «исполнителей» (которым особенно-то думать и решать не положено).

Почему же и каким образом происходят структурные изменения в обществе, которые мы называем социальными революциями? Как они связаны с поведением общностей, т.е. основных элементов социальной структуры? Все ли общности играют в этом процессе сходную роль? Как возникают и разрушаются сложившиеся ассоциации? Эти таинственные процессы давно интригуют социологов. Еще такие исследователи, как К. Маркс и М. Вебер, каждый в своей теоретической картине общества, связывали социальную макродинамику с возникновением новых социальных субъектов (зрелых общностей), которые «раздвигают» сложившиеся пласты социальной структуры, «бурят» и «взрывают» залежи статусных стереотипов (массовых представлений о ценности социальных позиций различных групп), создавая собственные комфортные общественные «ниши». Иными словами, объяснение социальных изменений во многом свелось к изучению проблемы происхождения общностей.

Загадки происхождения ассоциаций

Среди социологов, наверное, больше прагматиков, чем романтиков, поэтому, оставив на совести «Всевышнего Творца» до сих пор не разгаданную тайну истинных сил, влекущих людей к объединению в сообщества, они просто перешли от вопроса «почему?» (возникает общество) к вопросу «как?» (оно развивается), изучая виды и формы возникающих ассоциаций, типы их организации и связующие элементы. Эта тактика в конце концов оказалась удачной, и трудные вопросы, отложенные «на потом», стали постепенно поддаваться разъяснению.

Итак, основная гипотеза исследователей общественного «развития» указала на главный элемент, первоисточник динамизации общества - новые, общности. Для построения объяснительной теории оставалось «всего ничего»:

1) отыскать внутренние причины возникновения новых действующих субъектов в стабильной, уравновешенной социальной системе;

2) проанализировать, откуда берется «строительный материал» для новых ассоциаций, поскольку в устойчивом обществе все его члены имеют социальную «прописку» и занесены в соответствующий «структурный реестр», т.е. люди в своем большинстве уже принадлежат «старым» общностям, привычно встроенным в социальную структуру.

Как древние алхимики, социологи принялись добывать «философский камень» этого знания. И подобно одному из наших остроумных современников, высказавших идею структурной связи между атомами золота и свинца, анализируя количество электронов на внешней орбите (кстати, он основывался на всем известной логике строения таблицы Менделеева), теоретики общностей существенно приблизились к разгадке тайн рождения человеческих ассоциаций.

Первый вопрос «почему возникают общности?», естественно, был связан с проблемой «потребностей» и «активности» (т.е. со смежными понятиями «зачем?» и «как?»). Общность может зародиться там и тогда, когда происходит осознание разными людьми единства их интересов. В основе интереса лежит потребность. Это не фантазия, не мечта или надежда на получение чего-то, а настоятельная необходимость, взывающая к удовлетворению! Потребности людей - единственный внутренний источник их побудительной активности, они лежат в основе наиболее осознанных мотивов - человеческих «интересов» и «ценностей».

Поскольку человек - весьма окультуренное животное, то даже его естественные, врожденные, побуждения приобретают добрую толику «социальной причудливости»: в еде он ищет эстетику и гармонию, в сексе - личностное принятие и признание уникальности, в одежде - стиль, в жилище - имидж (статусный социальный образ) и т.п. Будучи существом в принципе вдумчивым и «сознательным» (в обоих смыслах), он желает того, что знает, т.е. осуществленного или практически возможного. (А об остальном - мечтает.) Поэтому К. Маркс и выдвинул концепцию порождения потребностей производством. Следовательно, отметили социологи, с развитием общества создаются новые возможности и порождаются соответствующие потребности, носители которых могут составить «критическую массу» объединенных интересами потенциальных членов новой общности. Объединение позволяет им осуществлять целеустремленную, наступательную активность во имя насыщения первоначально соединившей их усилия потребности, да и всех остальных потребностей заодно.

Второй вопрос «Из чего же, из чего же, из чего же... (сделаны наши «общности»)?» повлек нить размышлений социологов в другом направлении. Казалось совершенно очевидным, что общности «сделаны» из людей. Но откуда же им, таким свободным и «невстроенным» (в социальную структуру) взяться? Долгий, извилистый путь научного анализа привел к довольно неожиданному по сути и «сложносочиненному» по форме ответу.

Начать его стоит с того, что ученые, как и обыватели, имеют свои социокультурные стереотипы. И тем и другим трудно помыслить, что так хорошо организованный мир «упорядоченных множеств» вокруг них может быть и упорядочен, и организован совершенно другим образом. Поэтому очень долго была распространена (да и сейчас бытует) социологическая гипотеза о том, что все «нормальные» личности прочно вписаны своими общественными ролями и групповыми статусами в ткань социальной структуры, никуда из «стройных рядов» не выбиваются, удовлетворяют свои потребности в сложившихся сообществах и потому не могут, не хотят, не способны кидаться в авантюры создания новых, нелегитимных (не признанных обществом) объединений. Следовательно, потенциальный «материал» для строительства новых общностей собирается «на дне» общества, в некоей люмпенизированной пыли (или неструктурированном осадке, состоящем из «деклассированных элементов», маргиналов).

Маргинальность - это специальный социологический термин для обозначения пограничного, переходного, структурно неопределенного социального состояния субъекта. Люди, по разным причинам выпадающие из привычной социальной среды и неспособные примкнуть к новым общностям (зачастую по причинам культурного несоответствия), испытывают большое психологическое напряжение и переживают своеобразный кризис самосознания.

Теория маргиналов и маргинальных общностей была выдвинута в первой четверти XX в. одним из основателей Чикагской социологической школы (США) Р.Э. Парком, а ее социально-психологические аспекты развиты в 30-40-х гг. Э. Стоунквисто* . Хотя, справедливости ради, стоит отметить, что довольно четкие взгляды на сей предмет сформулировали ранее и представители европейской социологии. К. Маркс рассматривал проблемы социального деклассирования и его последствий, а М. Вебер прямо сделал вывод о том, что движение общества начинается тогда, когда маргинальные слои организовываются в некую социальную силу (общность) и дают толчок социальным изменениям - революциям или реформам.

*Stoncquist E.V. The Marginal Man. A Study in Personality and Culture Conflict. N.Y., 1961

С именем Вебера связана более глубокая трактовка маргинальности, которая позволила объяснить формирование новых профессиональных, статусных, религиозных и подобных им сообществ, которые, конечно же, не во всех случаях могли возникать из «социальных отбросов» - индивидов, насильственно выбитых из своих общностей (безработных, беженцев, мигрантов и др.) или асоциальных по выбранному стилю жизни (бродяг, наркоманов и т.п.). С одной стороны, социологи всегда признавали безусловную связь между возникновением массы людей, исключенных из системы привычных (нормальных, т.е. принятых в обществе) социальных связей и процессом формирования новых общностей: негэнтропийные тенденции и в человеческих сообществах действуют по принципу «хаос должен быть как-то упорядочен». (Именно подобные процессы происходят в современном российском обществе.) С другой стороны, возникновение новых классов, слоев и групп на практике почти никогда не связано с организованной активностью попрошаек и бомжей, скорее, оно может рассматриваться как строительство «параллельных социальных структур» людьми, чья общественная жизнь до последнего момента «перехода» (который часто выглядит, как «прыжок» на новую, заранее подготовленную структурную позицию) была вполне упорядоченной.