О соотношении гражданственности, патриотизма и национализма

О соотношении гражданственности, патриотизма и национализма

Обойти данную тему в контексте нашего разговора просто не представляется возможным. И потому, что понятие "патриотизм" в перестроечные годы стало подаваться в продемократических средствах массовой информации как сугубо негативное. И потому, что само слово «патриотизм» отзывается в современной России настороженностью любого нерусского, подсознательно вызывая в нем чувство национального дискомфорта. Но в не меньшей степени и потому, что у русских, живущих в национальных субъектах нашей Федерации не вызывает никакого энтузиазма упоминание о патриотизме так называемых титульных народов. В большинстве своем, крайне малочисленных, однако, через своих представителей доминирующих в управленческих эшелонах, которые осуществляют политику, больно затрагивающую интересы нетитульного большинства. Да и в новой Европе трактовка национализма приобретает сугубо негативный характер.

Но в патриотизме ли здесь дело? Очевидно, что налицо подмена понятий. То, с чем мы все имеем дело, -- обыкновенный национализм, причем, зачастую в крайних проявлениях, исторически имеющий глубокие корни и обретший в разных краях и весях своих идеологов и глашатаев. А патриотизм, к примеру, российский, русский, бурятский, татарский или калмыцкий вовсе ни при чем.

Кроме того, срабатывает и механизм психологической защиты. Идеологическое воспитание советского времени закрепило в массовом сознании, что национализм является чем-то неприличным и даже постыдным. В самом деле, открыто называть себя националистами до сего времени рисковали сравнительно немногие, либо убежденные его приверженцы, либо субъекты, рассчитывающие на дивиденды, небескорыстно вызывая на себя волну возмущения своих цивилизованных соотечественников. Для большинства же, признание в этом "пороке", даже если это действительно так, явно неприемлемо. Вот тогда-то, в подсознании обывателя и происходит вытеснение неудобного, вызывающего тревогу понятия и замещение его более благозвучным, как патриотизм.

Вместе с тем, следует учитывать и психогенетическую природу националистического. Если исходить из выводов К.Юнга, В.Розанова, Н.Лосского, Г.Лебона, Й.Мьеэна, Н.Бехтеревой, О.Крылова, несмотря на разность объектов их исследований и идеологические позиции, то суть национализма в своей первооснове может быть оценена, как глубоко дремлющий подсознательный инстинкт, обусловленный не только сохранением чистоты своего рода, но и неким утонченным чувством, идущим из глубины человеческой души. В научной интерпретации -- некоего "биохимического голоса" идущего от памяти и воплощенного в таком, с одной стороны, нравственном, а с другой, "автономном психическом" (К.Юнг) качестве, как совесть (См.: 1). Отсюда, попытки "борьбы" с этим чувством не более, чем попытки борьбы с природой человека. Но известно, что с природой нельзя бороться. Ее нужно понимать. И понимая, управлять процессами. Нельзя не отметить, что ясности в данный вопрос наши средства массовой информации и политики не только не внесли, но и, цитируя своих лидеров и кумиров, опять же на обыденном уровне, основательно его запутали.

В противопоставлении патриотизма и национализма довольно часто ссылаются на высказывания Д.Лихачева, который, разделяя эти два понятия, подчеркивает, что патриотизм -- "это даже не чувство, это важнейшая сторона личной и общественной культуры духа, когда человек и весь народ поднимаются над самими собой и ставят себе сверхличные цели" (2, с.468). Национализм же, по его мнению, "самое тяжелое из несчастий человеческого рода...". "Как и всякое зло, оно скрывается, живет во тьме и только делает вид, что порождено любовью к своей стране. А порождено оно на самом деле злобой, ненавистью к другим народам и той части своего народа, которая не разделяет националистических взглядов".

Отсюда и выводы: во-первых, что национализм базируется на чувствах неуверенности и неполноценности, а во-вторых, что "сознательная любовь к своему народу не может сочетаться с ненавистью к другим народам" (См.: 3).

На первый, взгляд убедительно. Тем более, что говорит все это патриарх русской историографии и литературоведения. И по большому счету, если воспринимать сказанное в качестве некоего нравственного императива, кажется, что это действительно так. Но при внимательном рассмотрении возникают и определенные вопросы.

Даже в контексте русской традиционной трактовки национализма как отрицательного феномена (что не свойственно западной традиции), к примеру, если отдельный человек в определенных условиях способен "подняться над собой", то народ может лишь осознать себя самим собой, а значит выделить себя по известному принципу "свой-- другие" (где же здесь зло?); подняться же над самим собой-- значит, если не прибегать к позитивной аллегории, с большой вероятностью потерять этого "самого себя". Или, как это можно отрицать соединение любви и ненависти в одном субъекте? Человек -- не электронная машина, не допускающая в своей программе столь значимого противоречия. Он куда более сложен и, в отличие от ЭВМ, моментально выдающей сигнал сбоя, от природы противоречив. А противоречия лежат в основе его побуждений и действий, причем, как в норме (предмет психологии), так и в патологии (предмет психиатрии).

Нечто подобное можно встретить и у великого А.С.Пушкина, Утверждавшего несовместимость гения и злодейства. Увы, совмещаются. Ведь не случайно существует понятие "гений зла".

В определенной степени данное противоречие корректируется уровнем культуры человека, смягчая или обостряя проявление данного противоречия, но не ликвидируя его вовсе, а лишь очерчивая правила хорошего тона, да и то в ситуациях преимущественно равновесных, когда стороны не нарушают неких правил приличия. А если они нарушаются одной из сторон или обоюдно!?

И к тому же, на характер противоречия оказывают воздействие множество факторов разной природы и силы действия: социальных, идеологических, политических, экономических, психологических и т.д. Не случайно, нигде в мире мы не сможем найти идеального решения проблем, им порождаемых. В одном случае, напряжение вследствие намеренно, явно или тайно создаваемых привилегий титульной нации, как, к примеру, в прибалтийских государствах, в Казахстане или на Украине в Молдавии, Узбекистане и т.д.. В другом случае, вследствие нарушаемых пропорций и группового этно-национального эгоизма, как в любящих поучать весь мир и только три десятилетия назад пошедших по пути преодоления расовой сегрегации Соединенных Штатах, где, несмотря на жесткие нормативы, еще далековато до идиллии. Или в России, где никаких правил в данной области, похоже, еще долго не будет выработано.

На первый взгляд, теоретически, противоречие как бы безупречно, но возникающие на его основе задачи неразрешимы. Что-то вроде знаменитого гордиева узла, рубить который, однако, страшновато. Но вся штука в том, что Александр Македонский вовсе не рубил этот узел мечом, как это, вполне в традициях своего времени, присочинил описывавший его доблести греческий историк Каллисфен. А вот другой историк, Аристобул, повествуя об этом случае, отказывается от драматических приемов, избегает мифологизации: по его описанию, Александр не разрубил мечом узел, а просто вынул заклепку из хомута. "Его, как технически образованного человека, -- замечает немецкий историк Ф. Шахермайр, -- больше устраивал именно такой способ" (4, с. 177-178).

А что если и нам стать в позицию "технически образованных" и попытаться разобрать данное противоречие. В этом случае, прежде всего, окажется, что противопоставление патриотизма и национализма оказывается до известной степени искусственным, поскольку эти два феномена различны по своей природе. А вот их соединение вполне естественно, что было подмечено Н.О.Лосским, определившим патриотизм как "естественную любовь к родине, и национальное чувство, т.е. любовь к русскому народу как носителю важных духовных и исторических ценностей".

Патриотизм - феномен нравственный и обращен к той сфере ценностного мира человека, который лежит в основе нравственной самоидентификации того или иного народа, формирования, по С Лихачеву, его "культуры духа". Кроме того, патриотизм формируется естественным путем и превращается в особую ценность по мере взросления личности (равно как и народа), и кристаллизации ее ценностных, а шире-- жизненных-- ориентации. Выполняя целый ряд позитивных функций, о которых уже говорилось выше, он не может быть ни опасным, ни негативным фактором, а лишь определяет параметры, в которых любой народ может быть самим собой.

Иное дело национализм. Он, по своей природе, уходит корнями в этнонациональную сферу. И если и обретает нравственное содержание, то в связи в ней. Ярко проявившийся в Европе на рубеже ХVII-ХIХ веков, в эпоху становления национальных государств и национально-буржуазных революций, он сыграл определенную положительную роль, став и объединяющей силой и союзником нарождавшейся западной демократии. Именно национализм, как замечает Э.Д.Смит, придал устойчивость и силу социальным процессам через идеологические конструкты типа "общей судьбы", но в особенности -- через миф об "этнической избранности", как правило, обеспечивали этнической группе долгую жизнь (5, р.27-41). Кроме того, в то время только идеология национализма, выступая "от имени псевдонародной культуры... и беря свою символику из здоровой, простой трудовой жизни крестьян, народа..." (6, с. 130), могла солидаризировать богатых и бедных, капиталистов и неимущих. В этом смысле, по справедливому замечанию Н.Скворцова, идеология национализма не только выполняет именно государственную функцию, она политически эффективна и пользуется ответной поддержкой со стороны широких народных масс. Ибо национализм предлагает в данной привлекательной упаковке, "...ощущение безопасности и стабильности в тот период, когда жизненный мир потерял свою целостность, а люди оторваны от своих корней. Таким образом, функцией национализма являлось создание ощущения целостности и исторической непрерывности, связи со своим прошлым, преодоление отчуждения между человеком и обществом, которое несет с собой новый общественный порядок" (7, с. 156-157).

Однако в нашем столетии национализм в своих крайних выражениях приобрел преимущественно негативное значение, чаще становясь союзником (или орудием) агрессивных, тиранических режимов. Что почти не свойственно патриотизму, в силу своей оборонительной природы просто не способному служить в качестве обеспечения агрессии, хотя он временами и может, при идеологическом давлении, обеспечивать внутреннюю реакцию (к примеру, быть базой борьбы с "внутренним врагом").

В определенной степени национализм сохраняет свое позитивное значение, ибо, как показывает опыт, эпоха образования национальных государств еще не завершена. Но, во-первых, восточноевропейский национализм, выполняя свою позитивную функцию, тут же проявил и крайние формы и показал свой антигуманный лик, проявившись в давлении на нетитульные народы по этно-национальному признаку. Во-вторых, он проявился в условиях, когда, по справедливому замечанию многих исследователей и политиков, средства уничтожения стали гораздо более смертоносными, а войны несравненно более разорительными. В итоге националистические побудительные мотивы (как правило, не будучи стабильно и "безопасно" выраженными) стали намного более опасными как для народа, в среде которого они формируются, так и для всего человечества, в чем мы убедились на примерах войн и вооруженных конфликтов в бывшей Югославии, Молдавии, в конфликте между Азербайджаном и Арменией, в Чечне. И человечество, озабоченное своей безопасностью вынуждено, насколько оно сегодня способно, избирать пути и способы адекватного реагирования. В принципе, можно согласиться с У.Лакером и другими исследователями в том, что "между идеями Гердера или демократическим национализмом Мадзини и Гарибальди и межнациональными конфликтами в Восточной Европе наших дней нет ничего общего" (8, с.397).

Возвращаясь к природе национализма применительно к России, следует отметить, что сильнейший толчок его развитию дал процесс распада СССР, совпадающий по времени с "перестройкой". А образование новой России дало естественный толчок процессу формирования российской нации (нации россиян). И самым значимым признаком, указывающим на то, что "процесс пошел" является набирающая силу самоидентификация жителями России себя как "россиян", в отличие от других, то есть не россиян, а, следовательно, и рост национализма, причем во всем диапазоне его проявлений.

Последнее обстоятельство требует пояснения, суть которого сводится к характеристике процессов, исходя не столько из понятия народа (в данном случае русского), сколько из его роли как подавляюще массовой системообразующей основы новой нации, с учетом значения многовековой метисации, которая в основном привела к образованию нового этнотипа, превращению русских в россиян (как это было с превращением славянских массивов в IХ-ХII веках в народы славянской группы, а в случае России-- в русских, народ славяно-угорской группы, со значительным вливанием тюркского элемента). На базе этого слияния и возникли, ближе к XIX веку, собственно россияне, как новый этнотип.

К этому следует добавить и довольно значительный процент россиян, происшедших от межнациональных браков (до одной трети в трех-четырех поколениях), и доминанту русской культуры, на базе которой формировалась национальная (нерусская) интеллигенция, и, наконец, знаковые имена русской славы разных лет, например: А.Суворов, М.Кутузов (тюркские корни), П.Багратион, В.Чабукиани (грузинские), К.Рокоссовский, И.Балинский (польские), Л.Ландау, Ю.Харитон (еврейские), С.Рихтер, Б.Раушенбах (немецкие) и т.д., естественно вписавшиеся как в единую ткань русской культуры, так и в этнотип.

В условиях становления российской государственности и общероссийской нации следует занять по отношению к российскому национализму позицию как к естественному феномену, сопутствующему процессу образования наций и немыслимому без такового, обращая, однако, внимание на его опасные крайности, и, тем самым, выйти за пределы сложившейся российской традиции трактовать этот феномен исключительно в публицистически-негативном духе.

Такого же рода процессы идут и в других независимых государствах в постсоветском пространстве. Сочетание процессов интеграции и размежевания, становления государственности и наций с присущими им атрибутами -- проявлением национальных интересов, формированием национальных идей, конечно же, вызывает их столкновение и, как следствие, напряженность.

На российском уровне -- та же картина. С одной стороны, процесс образования общероссийской нации, а с другой -- углубление самоидентификации народов нашей страны, имеющих свою исторически обретенную территорию, в особенности русских, что явно недооценивается политиками и идеологами.

В такой ситуации многие, прибегая к советам "просвещенных" западных экспертов, пытаются найти аналоги для России в процессах, свойственных нынешней Европе или Америке, постоянно, кстати, ощущающих сепаратистское напряжение. Чего стоят, к примеру, затянувшийся ольстерский конфликт, проблема басков, квебекская эпопея, да и постоянно дающий о себе знать и имеющий глубокие исторические корни территориальный сепаратизм в США (См.: 9).

Но вряд ли это справедливо. Ведь современной России временные аналоги подыскать очень сложно. С одной стороны, наша страна и общество проходят (хоть и не в первый раз) первые стадии формирования капиталистических отношений, со всеми присущими этому процессу "детскими болезнями". Во времени они аналогичны тем что происходили в Европе в XVI -XIX веках. Складывание же общества буржуазного типа с соответствующими ему процессами классообразования и формирования социальной структуры, прерванными в 1917 году, у нас начинается и вовсе с нуля. Нельзя при этом не учитывать и весьма значительный научно-технический и культурный уровень развития страны к началу ''перестройки". С другой стороны образование национальных государств с присущими процессами образования наций в Европе, в основном, прошло в ХУШ-Х1Х веках растянувшись до начала XX века в странах юго-восточной Европы, в то время как Россия специфически вошла в подобные процессы в самом конце века ХХ-го, как бы зависнув на растяжках между эпохами и столетиями. Это очень похоже на Монголию, которая, в соответствии с замыслами идеологов коммунизма, пыталась совершить скачок из феодализма в социализм, минуя целый ряд стадий. Или на многие африканские страны, "втиснутые" в капитализм с уровня родоплеменных отношений. Во всех случаях такого рода скачки стремительны и поверхностны, порождают непростые социальные, экономические, политические, этнические и психические проблемы. В частности, известный франко-африканский психиатр Ф.Фанон в своей книге отмечает, что освоение культурных идеалов белых для многих черных заканчивается расстройством психики. Но малые страны и народы вынужденно приспосабливаются к условиям, в то время, как большие и великие поставлены перед необходимостью эмпирически, отвергая знахарские рецепты политических компиляторов, закономерно искать свой особый путь, дабы не потерять себя. Не "третий", а обеспечивающий самобытность и безопасность этнокультурной идентичности.

Нельзя назвать простыми в каждом случае и отношения людей, принадлежащих к формирующимся или уже сложившимся нациям, с одной стороны, и, как правило, частями организованных диаспор, с другой. Однако при более или менее нормальном развитии отношения типа "свои-другие" выстраиваются в два уровня. На первом как межнациональные отношения в рамках одного государства. А на втором уровне -- в практике взаимоотношений между нациями, имеющими свою государственность и суверенитет. Совершенно естественный для многих стабильных национально-государственных систем, этот уровень только осваивается россиянами, которые еще недавно жили "в семье единой, новой вместе с теми, кого сегодня мы посттепенно начинаем осмысливать как других и даже чужих .

Понятно, что эти "другие" и "чужие" не случайно по-разному поминаются применительно к отмеченным уровням. Отношения между россиянами в нормальном варианте предполагаются лишь как отношения между своими, но "другими". А само сосуществование реализуется в трех классических формах: симбиотической (с характерной тенденцией к слиянию), ксенической (означающей устойчивое сосуществование различных народов как бы в своих нишах и взаимодополняющих друг друга) и, наконец, в химерической (вызванной временными обстоятельствами, а потому весьма конфликтной и неустойчивой).

Беда наша в том, что эти процессы, вследствие отсутствия какой-либо осмысленной национальной политики, основанной на долгосрочной стратегии, порождают слишком много неясностей, в которых национализм, переходя в крайние состояния, находит свою питательную среду.

Говоря о разнородности понятий "патриотизм" и "национализм", следует обозначить их логические пары: "патриотизм -- космополитизм", "национализм -- интернационализм", "гражданственность -- анархизм". В результате становится окончательно ясно, что одно вовсе не вытекает из другого.

Итак, логической парой патриотизма является космополитизм, довольно широко и своеобразно проявляющийся в современном мире и в России у представителей различных социальных слоев и возрастных групп, а в особенности в среде столичной интеллигенции. В крайности своей они противоречат и исключают друг друга. Но в массе житейских ситуаций, в сознании и ценностном мире отдельного человека вполне могут уживаться. В следующих главах, на основе результатов исследований, можно будет хорошо увидеть, как и в каком соотношении это возможно. Сейчас же отметим, что с космополитизмом сочетается, как правило, и "усеченный" патриотизм, показателем которого является связь человека с родным домом, населенным пунктом, регионом, но не со страной. Тем более, что в нынешней России понятие государства неоднозначно понятию Родины.

Логическая пара "национализм -- интернационализм" лишний Раз показывает насколько искусственно совмещение национализма с патриотизмом. Ведь патриотом в разной степени может быть и националист и интернационалист, равно, как гражданин и анархист. Но в то же время гражданин и интернационалист совсем не обязательно должны быть патриотами. Точно так же, как космополит (как показывают исследования, вовсе не "безродный"), вполне может бы одновременно и гражданином, и анархистом, и даже националистом Все дело здесь в специфике формирования данных характеристик складывающейся из них структуры в каждом отдельном случае. А это определяется условиями формирования личности в детстве и юности в особенностях семейного и государственного воспитания.

В российской действительности, с учетом истории нашей страны, формирование подобных структур наиболее интересно с исследовательской точки зрения. И вряд ли можно ошибиться, сказав, что две характеристики, а именно патриотизм и анархизм, играют здесь наиболее существенную роль.

Складываясь в крайнем оформлении двух характеристик: государственность и безгосударственность, притом, что пространство между ними многие столетия оказывалось ничем не заполненным, а если прибегнуть к физической аналогии, было своего рода торричелливой пустотой, как ни странно, обеспечивающей притяжение этих двух несоединимых, взаимоисключающих характеристик, русская душа, русский дух, сам противоречивый, за века блуждания в потемках и минуты озарения выработал, по Н.А.Бердяеву, некую антиномичность (10, с.58), выраженную в единстве-противоречии свободы и воли, рабского, из под палки, порядка внешнего бытия и повседневного внутреннего жития "по совести". И потому дикий для любого европейца вопрос: "Как жить будем, по закону иль по совести?" - для нас, русских, да и остальных россиян воспринимается как нечто естественное, само собою разумеющееся. Потому-то в России непреодолимым препятствием для самых нелепых законодательных актов является дурное их исполнение. И конечно же, именно поэтому, на короткие мгновения, так разительно и непредсказуемо меняется лик россиян и самой России -- от апатии и малоподвижности, к всплескам, сопровождающимся огромными выбросами энергии, к порывам, немыслимым для европейского ума. "Страстность и могучую силу воли, -- замечает Н.Лосский в своей книге "Характер русского народа",- можно считать принадлежащими к числу основных свойств русского народа".

Права З.В.Сикевич, когда пишет, что "свобода в нашем понимании-- понятие европейское, ограниченное некими правовыми рамками..., между тем как воля предполагает стихию, неупорядоченный взрыв "самореализации", прежде всего групповой, а не индивидуальной, никем и ничем неограниченное непокорство...", указывая на маргинальность носителей этих характеристик и душевных состояний, "но разве не маргинальна и сама "воля" в сравнении со «свободой"? (И, с. 8).

Использование трех обозначенных логических пар в социологическом исследовании, в сочетаниях полюсных характеристик по доминантам их проявления обещает весьма интересные результаты, особенно при проектировании социальных портретов как личностей, так и целых народов, и способно пролить свет на многие доселе невыясненные моменты,

К примеру, русские -- патриоты, анархисты, интернационалисты А, скажем, французы -- преимущественно патриоты, националисты, граждане (12, с.87-91, 135-137).

Опыт цивилизованного развития, осознание своей ответственности за судьбу уже не только одного народа, а всей нашей планеты неизбежно приводит к мысли о необходимости надежного контроля за феноменами общественной жизни, могущими представлять всеобщую угрозу. Агрессивный национализм при сочетании разного рода факторов несколько раз за прошедшее столетие приводил человечество к трагедиям глобальных масштабов, варварски попирая законы развития, деформируя пространство и время. А ведь на уровне таких всеобщих категорий, как пространство и время мы встречаемся с функционированием некой всеобщности, в пределах нашей планеты определяемой понятием "ноосфера".

Обобщая исторический опыт, можно сделать вывод о том, что возможно, воздействуя силовым образом, искривить, деформировать пространство. Но можно, при известных условиях, и взломать его, вызвав всеобщую катастрофу. Можно, видимо, "поиграть" и со временем до известного (кому?) предела. Но время есть феномен, явно влияющий на все наши действия. Чем масштабней действие, тем ощутимей, вследствие его возможного несоответствия общей логике и законам функционирования, последствия для всех нас.

Если продуктом таковых действий является материализованная система (скажем, государство), которая по сути своей и по природе сдерживает функционирование ноосферы или придает ей в сколько-нибудь значимых, то есть важных для ее жизнедеятельности масштабах деформацию (это ли не искривление пространства вопреки логике, законам и попытка обернуть время вспять?), то время начинает сокрушать эту систему, тем самым расчищая путь для нормального развития целого. Не случайно мы говорим: система не выдержала испытания временем. И, главным образом, потому, что возможно Движение только вперед, а назад, увы, пусть в самых экзотических Формах, нет.

Если обратиться к истории, то не так ли было, к примеру, с фашистской и советской империями. Не напоминание ли это о том, что эти конструкты от идеологии, материализованные подвижниками в действующих глобальных системах, довольно быстро оказались существенной помехой функционированию ноосферы, а потому и были устранены. Правда, какой ценой.

Но поскольку мы в общих чертах выяснили не только различие между патриотизмом и национализмом и, думается, доказали необязательность и не всеобщность публицистического варианта, выражаемого в связке "национал-патриотическое", уместно дополнить что гражданственность в современных условиях, пронизывая ценностную структуру, не только организует ее, но и делает невозможным сколько-нибудь значительный подъем крайнего национализма. Ибо гражданские права и обязанности во всей их полноте и есть правовая основа развития как личности, так и общества, организации сознания и поведения в соответствии с вектором демократического развития.

Конечно, не только государство должно много сделать для развития гражданственности своего народа. Но и сами люди, народ являются вершителями своей судьбы. Общее направление развития, пусть в самом общем виде, было проговорено в годы "'перестройки" и выбрано в 1992 году. А это значит, что фантастические или ориентированные в прошлое рецепты решения проблем неприемлемы. Россияне в большинстве всегда были патриотами своей страны. А теперь мы начинаем все больше осознавать себя гражданами новой России. Сплетаясь воедино, гражданственность и патриотизм могут быть и стимулом в решении проблем возрождения нашей прекрасной Родины и заслоном националистическим соблазнам.

Литература

1. См.: Юнг К.Г. Психология архетипа младенца. Душа и миф: шесть архетипов. Киев-Москва, 1977; Юнг К. Человек и его символы. СПб., Б.С.К., 1996; Бехтерева Н.П. Введение// Механизмы управления памятью. Межд. симпозиум. Л., 1979; Крылов О.А. Значение ядерной ДНК нейронов головного мозга в механизмах фиксации адаптивной памяти // Механизмы управления памятью. Межд. симпозиум. Л., Наука, 1979; Лосский И.О. Характер русского народа. М., 1990; Лебон Г. Психология социализма. СПб., 1995.

2. Лихачев Д. С. Избранные работы в трех томах. Л., 1987, т.2.

3. Лихачев Д. С. Заметки и наблюдения. М., 1991.

4. Шахермайр Ф. Александр Македонский. Пер. с немецкого.Ростов-на-Дону, 1996.

5. Smith A.D. The Ethnic Sources of Nationalism // Ethnic Conflict and International Security/Ed/by M.E. Braun/Princeton, 1993

6. Gellner E.Nations and Nationalism. Oxford, 1983.

7. Скворцов Н.Г. Проблема этничности в социальной антропологии. СПб., СПбГУ, 1996.

8. Лакер У. Черная сотня. Происхождение русского фашизма Пер. с англ. М, Текст, 1994.

9. Козлов Д. А. Новоанглийский сепаратизм в США в начале XIX века. СПб., "ГЛОССА", 1997.

10. Бердяев Н.А. Судьба России. М, "Мысль", 1990.

11. И. Сикевич З.В. Расколотое сознание. СПб., СПбГУ, 1996.

12. Сорокуев Э.А., Крыско В.Г. Введение в этнопсихологию. М, Ин-т практич. психологии, 1996.