Москва генетическая

Москва генетическая

Вот и начался первый год новой демографической политики в России. В мае 2006 года все вдруг вспомнили, что у нас есть проблемы с рождаемостью, которые надо срочно решать. Трудно поверить, и тем не менее факт: и за десять, и за пятнадцать лет до выступления президента демографические проблемы были предметом научных исследований, по ним публиковались статьи в открытой печати, в этих статьях „имеющие место негативные процессы“ были названы своими именами, даны прогнозы на будущее -- и эти прогнозы, к сожалению, сбывались один за другим…

То, что происходит сейчас с населением нашей страны, у специалистов называется „депопуляция“: численность россиян сокращается. Статистические данные показывают, что вместо естественного прироста мы уже давно имеем естественную убыль. Этот феномен нашей действительности получил у демографов название „русский крест“, из-за пересечения графиков возрастающей смертности и убывающей рождаемости.

Превратить убыль в прирост быстро не получится, даже если всё плохое в нашей жизни мгновенно заменится хорошим: демографические процессы отличаются большой инерционностью. Однако на численность российской популяции, как и любой другой, влияет не только соотношение между рождаемостью и смертностью, но и миграции. В 1994 году был отмечен небывалый приток иммигрантов: в Россию переселилось более миллиона человек, в основном из ближнего зарубежья, тогда как выехало „всего“ 337 тысяч. Впрочем, даже такой миграционный прирост не превысил сокращения численности россиян. Убыль населения показали и данные Госкомстата за 2004 год.

Приток мигрантов в Россию у разных людей вызывает различные эмоции. Часть граждан предлагает немедленно перерезать всех чёрных, жёлтых и вообще чужих (и не спрашивайте их, хватит ли после этой полезной акции в стране людей, чтобы не остановились предприятия, -- считать они не умеют). Другие задают конкретные вопросы: например, как вести урок в классе, где для трети учеников русский язык -- фактически иностранный. Третьи говорят: хватит проповедовать расизм и мракобесие, какая разница современному человеку, какой у кого оттенок кожи, вон Америка -- страна эмигрантов, а как хорошо живут! А четвёртые доказывают, что депопуляция -- именно то, что нужно России: наконец-то наша уникальная природа избавится от давления антропогенного фактора. „Зелёные“ на вид в среднем интеллигентнее черносотенцев, но спрашивать, хорошо ли они себе представляют все экономические и социальные последствия депопуляции, их тоже не надо…

Оставим в стороне политику, экономику, социологию и культуру и взглянем на проблему с точки зрения естественных наук. Действительно ли „при прочих равных“ не важно, представители каких этнических групп населяют российские города и деревни, работают на заводах и в лабораториях, ездят в метро и водят автомобили -- были бы, как говорится, люди хорошие? Оказывается, не всё так просто.

Два критерия нормы

Популяционная генетика не первое десятилетие изучает миграции: приток генов в популяцию, отток генов из неё, а также их возможные последствия для генофонда. Не все специалисты согласны, что термин „генофонд“ применим к современному городу или государству. Однако классическое определение А.С. Серебровского: „Генофонд -- совокупность генов, которыми обладают все члены данной популяции или вида“ позволяет говорить и о генофонде города, и о генофонде страны. Генофондами человеческих популяций занимается демографическая генетика (в англоязычной литературе -- генетическая демография). Для неё важны не только число иммигрантов и эмигрантов, но в первую очередь их этнический, половой и возрастной состав, а также генетические последствия миграционных процессов. Подробнее обо всём этом мы расскажем дальше, а пока обратимся к теории. Даёт ли она ответ на вопросы типа: „Миграции: хорошо это или плохо“?

Ключевые критерии для оценки перемен, происходящих с генофондом, сформулировал недавно ушедший из жизни Ю.П. Алтухов, один из ведущих специалистов в области популяционной генетики, замечательный учёный и популяризатор науки: „Генетический процесс следует считать нормальным, если он обеспечивает, во-первых, устойчивое воспроизводство генофонда в поколениях, во-вторых, сохранение оптимального уровня генетического разнообразия“.

Очевидно, что первому критерию российская популяция не соответствует: вместо устойчивого воспроизводства у нас налицо убыль. Для оценки популяции по этому показателю используют так называемый дельта-коэффициент: отношение числа взрослых дочерей к числу матерей. (Понятно, что производить аналогичные подсчёты по мужской линии было бы значительно труднее…) Если этот коэффициент, к примеру, равен 0,5, это значит, что численность каждого следующего поколения уменьшается вдвое. Для российских городов дельта-коэффициент уже очень давно не превышает единицу -- иначе говоря, коренных горожан становится всё меньше. Но, разумеется, убыль коренного населения компенсируют приезжие, стремящиеся если не в Москву и Петербург, то хотя бы из села в областной центр. Такая тенденция типична для городов вообще: по образному выражению Л. Кавалли-Сфорца и У. Бодмера, „гены рождаются в провинции и умирают в городе“. Приезжие постоянно увеличивают генетическое разнообразие городской популяции, а низкая рождаемость уменьшает его. В сельской местности России дельта-коэффициент до начала 90-х годов был выше единицы, так что убыли населения по стране в целом не наблюдалось. Теперь же воспроизводство сужено и там.

(Маленькое замечание, представляющее не только теоретический интерес. За последние полвека дельта-коэффициент у наших горожан приблизился к единице только однажды -- в 1986-1987 годы. Единственную причину этого маленького демографического чуда можно увидеть только в печально знаменитой антиалкогольной кампании…)

А что со вторым критерием? Для начала разбёремся, что такое „оптимальный уровень генетического разнообразия“. Из общих соображений, казалось бы, в разнообразии нет ничего плохого и чрезмерным оно быть не может. Все мы знаем, что опасен скорее инбридинг, близкородственное скрещивание, при котором могут встретиться аллели, способные стать причиной заболевания. А чем выше разнообразие, тем, очевидно, меньше вероятность подобной встречи и меньше больных людей?

До известной степени это верно, но уменьшение вероятности инбридинга -- лишь один из процессов, которыми сопровождается возрастание генетического разнообразия. На территории России проживают около 120 коренных народов, и генофонд каждого -- уникальная ценность, сумма приспособлений к конкретным природным условиям. (Возможно, не только к природным, но и к социальным. Так, представителям малых народов трудно существовать в мегаполисе: даже при полноценной адаптации и удачно сложившейся карьере у них отмечается статистически достоверное сокращение жизни, и причину этого специалисты видят в наследуемых особенностях психики -- см. „Химию и жизнь“, 2006, № 5.) Нашим постоянным читателям известно, какое приспособительное значение могут иметь цвет кожи и форма носа, особенности метаболизма и состав крови.

Но коль скоро особенности каждой этнической группы адаптивны, логично предположить, что любое отклонение от генетических характеристик коренного населения, сложившихся в результате естественного отбора, будет отклонением от оптимума. Большим ли, маленьким, но -- отклонением. Кроме того, при чрезмерном увеличении разнообразия растёт и генетический груз: ведь в каждой этнической группе неизбежно присутствуют не только „полезные“, но и „вредные“ гены, которые связаны с генетическими болезнями, характерными для данной группы.

Генетическое разнообразие российской популяции изменяется не только за счёт иммигрантов и эмигрантов. Есть ещё одна причина: естественный прирост по России неодинаков в разных этнических группах, и не во всех группах он отрицателен. Расширенное воспроизводство наблюдается у грузин, армян, практически у всех представителей мусульманской конфессии, а также у молдаван. Самое низкое значение прироста оказалось у евреев. Это связано конечно же в первую очередь с возрастным фактором: молодые поколения данной этнической группы живут не в России. Если средний возраст азербайджанцев в Москве -- около 25 лет, то евреев -- 55. Похоже, пресловутый „еврейский вопрос“ у нас приблизился к полному и окончательному решению…

Здесь важно отметить, что за увеличение численности одних этносов и уменьшение других отвечают не биологические, а социальные факторы. В XIX веке и русские семьи были многодетными, но с тех пор славянские группы перешли к низкой рождаемости, и произошло это по биологическим меркам очень быстро. В мусульманских же группах рождаемость осталась высокой.

Из вышесказанного понятно, что через несколько поколений этнический состав населения изменится, а, следовательно, изменится и генетическое разнообразие. Налицо несоответствие второму „критерию Алтухова“. Тем больше оснований для учёных (и власть имущих) уделить этим процессам больше внимания.

Формула миграции

Ольга Леонидовна Курбатова (Институт общей генетики РАН, Москва) первой в России защитила докторскую диссертацию по результатам исследования генетико-демографического процесса в мегаполисе. Такие исследования О.Л. Курбатова с коллегами ведёт в Москве уже более 30 лет, и эта работа очень важна для всех нас. Сколько бы ни уверяли нас писатели-„почвенники“, что Россия -- не в городах, со статистикой не поспоришь: по данным переписи 2002 года, в городах проживает 73% граждан нашей страны, а 13 крупнейших городов с населением больше миллиона -- это почти пятая часть всех россиян.

Рис. 1. Вот как выглядят генетические последствия миграции, представленные в виде графиков: t -- число поколений, m -- доля мигрантов в популяции. Если доля гена q0 в исходной популяции больше, чем доля гена Q у мигрантов, она будет убывать, если меньше -- расти.

„Химия и жизнь“ уже писала о том, как составляются базы данных по частоте маркёрных генов в различных популяциях -- для нужд медицинской генетики и судебной медицины (смотрите, например, статьи Л.А. Животовского). Демографическая же генетика интересуется не только генами, но в первую очередь их носителями: половозрастной и этнической структурой населения, миграцией, рождаемостью, смертностью и заключением браков. Как-никак, частота определённого гена в популяции -- лишь результат процессов, протекающих на более высоком уровне, на уровне отношений между особями… Собирать подобные данные можно и не прибегая к биохимическим и молекулярно-биологическим методикам, а, например, анализируя материалы загсов. К сожалению, графа „национальность“ из российских паспортов не так давно была исключена. С одной стороны -- демократично и правильно (хотя бьют у нас, как известно, не по паспорту, а по морде). С другой -- эта мера лишила исследователей важного источника информации, а нас с вами -- новых результатов их работ, о которых будет сказано дальше.

Понятно, что важнейшая характеристика городской популяции -- её динамика, высокий уровень миграции. Те из читателей, кто сами проживают в большом городе, наверняка без труда вспомнят двух-трёх своих знакомых, которые переехали жить в другое место (возможно, даже в другое полушарие), и ещё двух-трёх, которые родились в другом месте (возможно, тоже очень далеко), но теперь живут здесь. А некоторые люди хотя и родились здесь, но папа с мамой у них не местные… Как это описать не в виде сплетни, а объективно и достоверно?

Для этого нет другого способа, кроме математического:

qt = (1 - m)t(q0 - Q) + Q.

В этой несложной формуле t -- число поколений, qt -- частота произвольно выбранного гена в популяции через t поколений, q0 -- исходная частота этого гена, Q -- его частота у тех, кто приезжает в город, a m -- доля мигрантов в популяции (рис. 1). В переводе с математического языка -- частота гена в популяции с каждым новым поколением будет ближе к частоте, характерной для приезжих (естественно, имеется в виду средняя частота для всех этнических групп, приезжающих в город), и сближение будет происходить тем быстрей, чем больше m (рис. 2).

Но это общий случай, а для прогнозирования динамики конкретных генов -- например, тех, что сцеплены с полом, -- понадобятся уточнения. Далеко не всегда в город приезжает равное число мужчин и женщин, и если, допустим, мужская миграция интенсивнее -- понятно, что гены, находящиеся в Y-хромосоме, будут заменяться быстрее, чем получается по вышеприведённой формуле, а ДНК митохондрий, которая, как известно, передаётся только по материнской линии, -- наоборот, медленнее.

Кроме того, очевидно, что многое зависит и от разности между q и Q. Когда в город приезжают люди, генетически мало отличающиеся от потомственных горожан, изменения будут менее резкими, даже если таких людей окажется много.

Теперь можно перейти от теории к практике и посмотреть, какие значения принимают все эти переменные в конкретном мегаполисе.

Рис. 2. Темп замены исходного генофонда популяции зависит от доли мигрантов m: если она велика, ген может полностью замениться новыми аллелями уже через три поколения, если мала -- не хватит и восьми поколений.

Сколько и откуда?

Значение m, которое, как мы помним, определяет количество „понаехавших в Москву“, было весьма высоким и в XIX веке. После крестьянской реформы 1861 года доля неместных уроженцев, вступающих в брак, вычисленная по записям в церковноприходских книгах, составляла 0,7-0,8 (если всё население брать за единицу)! В 1955 году таких людей было 76% -- кажется, ничего не изменилось?

Изменилась, и очень сильно, дальность миграции. В XIX веке в столицу приезжали из ближайших губерний, в середине XX века -- со всех концов нашей необъятной Родины, в том числе и из других республик, а средняя дальность перемещения мигранта увеличилась с 230 до 562 км. Соответственно больше стали и различия между генами коренных москвичей и приезжих: согласно так называемой модели Малеко, степень генетических различий между индивидами определяется как функция от расстояния между местами их рождения.

Конечно, эту модель нельзя применять без учёта прочих факторов. Генетические различия между русскими москвичами и русскими, родившимися во Владивостоке, больше, чем между двумя русскими москвичами, и, возможно, больше, чем между русским и украинцем, если они оба живут в Донецке. Однако представители этнической группы с высокой брачной ассортативностью, то есть склонные заключать браки только между своими, будут сильно отличаться от русских москвичей, даже прожив в Москве несколько поколений. Но об этом подробнее поговорим дальше.

Так вот, в 1980 году коэффициент брачной миграции в Москве упал до 0,4, зато дальность возросла до 1046 км -- в основном за счёт южных и восточных регионов СССР. „В 1990-е годы… уменьшилась доля уроженцев всех регионов России (за исключением Северо-Кавказского, Уральского и Северо-Западного, а также Московской области) и возросла доля выходцев из республик прежнего СССР, за исключением Беларуси. Особенно резко возрос вклад в генофонд московской популяции уроженцев Закавказья: по сравнению с 1980 годом -- в три с лишним раза, с 1955 годом -- в 15 раз. Средняя дальность миграции увеличилась до 1175 км… Миграционные процессы имеют ярко выраженные гендерные особенности: из Московской области прибывает больше женщин, а из Закавказья, Средней Азии и с Северного Кавказа -- мужчин, поэтому мужская миграция отличается не только большей интенсивностью, но и большей дальностью“ (из статьи О.Л. Курбатовой и Е.Ю. Победоносцевой в „Вестнике ВОГиС“).

В других крупных городах России и Украины высокие коэффициенты миграции также снизились лишь после 60-х, когда появилось понятие „лимита“. Зоны миграционного притяжения (это официальный термин), конечно, у всех городов разные: у Москвы -- практически всё „ближнее зарубежье“, у Твери -- в первую очередь Тверская область, у Санкт-Петербурга -- север и северо-запад страны. Самые большие миграционные расстояния (почти 4000 км) отмечены для крупных городов Сибири и Дальнего Востока.

Южные гены идут на север

Теперь, вооружившись теорией и собрав фактические данные, попробуем найти ответы на конкретные вопросы -- например, о частотах определённых генов. По брачной статистике середины 90-х годов авторы рассчитали коэффициенты миграции m -- общий (0,38), а также мужской (0,40) и женский (0,36), чтобы можно было строить прогнозы по генам, сцепленным с полом. Частоты генов у разных этнических групп взяли из базы данных Института общей генетики РАН и посчитали средневзвешенные величины с учётом долей этих групп в потоке миграции.

Рис. 3. Вот как будет изменяться частота некоторых генов, кодирующих белки крови, в московской популяции при сохранении нынешних темпов миграции:

а -- АВО*0 (первая группа крови);

б -- RH*d (отрицательный резус фактор) и АСР1*А („южный“ аллель кислой фосфатазы эритроцитов)

Результаты представлены на рис. 3. Если всё и дальше будет идти как идёт, в Москве увеличится процент людей с геном 0 системы групп крови AB0 (то есть больше станет людей с первой группой крови), в то время как аллель d системы групп крови Rhesus, наоборот, станет встречаться реже (соответственно, меньше станет резус-отрицательных лиц). В принципе ничего страшного, но учитывать эти данные необходимо, хотя бы при сборе донорской крови.

Результаты представлены на рис. 3. Если всё и дальше будет идти как идёт, в Москве увеличится процент людей с геном 0 системы групп крови AB0 (то есть больше станет людей с первой группой крови), в то время как аллель d системы групп крови Rhesus, наоборот, станет встречаться реже (соответственно, меньше станет резус-отрицательных лиц). В принципе ничего страшного, но учитывать эти данные необходимо, хотя бы при сборе донорской крови.

Уменьшится также встречаемость аллеля А гена кислой фосфатазы эритроцитов (ASP1*A). Высокий уровень этого фермента в крови отмечается при опухоли костной ткани или предстательной железы, а также может свидетельствовать о болезнях крови. У гена кислой фосфатазы известны три аллеля, частоты встречаемости которых имеют чёткий географический градиент, поэтому им интересуются не только медики, но и популяционные генетики. Предполагается, что вариабельность частот как раз и обусловлена климато-географическими факторами, так что отклонение этой частоты от характерной для нашего климата -- вряд ли хороший признак.

Этот пример не единственный. Например, в Москве прогнозируется распространение варианта так называемого группоспецифического белка -- GC*1, частота которого выше в „южных“ этнических группах. Этот белок (точнее, гликопротеин) сыворотки крови отвечает за связывание витамина D, а данный аллель обеспечивает более высокую продукцию белка, что, вероятно, небесполезно при более тёмной пигментации кожи.

Возрастёт частота и других характерных для южан генов, в частности малярийно-ассоциированных аллелей. Бета-талассемия -- тяжёлая генетическая болезнь, достаточно широко распространённая во многих южных регионах, например в странах Средиземноморья. Лица, гомозиготные по „гену талассемии“, то есть те, у кого мутация одного из генов, контролирующих синтез гемоглобина, присутствует в обеих копиях гена, обычно умирают молодыми от тяжелейшего малокровия, зато считается, что гетерозиготных носителей эта мутация предохраняет от малярии. Отсюда понятно, почему бета-талассемия чаще встречается на юге: малярия там действовала как фактор отбора.

Рис. 4. Гены бета-талассемии у жителей Москвы и России будут встречаться всё чаще.

Однако частота этого заболевания в Москве и в России будет увеличиваться (рис. 4.). Чтобы данная возрастающая функция не выглядела так зловеще, напомним, что частота гена 0,001 -- это один больной человек на миллион (ведь серьёзно больны только гомозиготы), а четыре поколения -- это примерно сто лет. И даже через десять поколений талассемия в России останется редким заболеванием. Но если иметь в виду, что у гетерозигот тоже проявляются болезненные симптомы, которые обостряются в условиях стресса, и что российские врачи с талассемией практически незнакомы -- очевидно, что эти данные медикам необходимо как минимум принять во внимание. А кроме того, талассемия -- лишь одна генетическая болезнь из многих известных. В странах Западной Европы, принявших в середине XX века большое количество мигрантов из Азии и Африки, сегодня наблюдается заметное изменение частот наследственных заболеваний. А нам это ещё предстоит.

Пока ещё ничего не было сказано о противоположном процессе -- эмиграции из Москвы и России. Если коротко -- с генетической точки зрения ничего хорошего для нас, оставшихся, в ней нет. Во-первых, снижается разнообразие популяции, поскольку представители некоторых этнических групп, например евреи и немцы, эмигрируют более активно. Можно было бы сказать, что это не беда, коль скоро генетическое разнообразие пополняется из других источников (хотя, как мы уже говорили, гены, сформировавшиеся в других условиях, не обязательно адаптивны здесь и сейчас). Но есть ещё и „во-вторых“, однозначно неблагоприятное. Среди москвичей-эмигрантов доля лиц с высшим образованием составляет 50%, а вообще в московской популяции -- 30%. Аналогичные соотношения известны и для эмигрантов из России. Вряд ли кто-нибудь станет спорить, что высшее образование у нас всё ещё коррелирует с уровнем интеллекта (даже сейчас, когда „купить корочки“ совсем нетрудно). А генетики полагают, что уровень интеллекта на 80% определяется наследственностью. Выводы сделать легко: утечка умов из России идёт ещё и на генетическом уровне…

Русские женщины как оплот интернационализма

Осталось обсудить ещё один важный вопрос. До сих пор мы неявно подразумевали, что московская популяция -- панмиктическая, то есть любой москвич теоретически может жениться на любой москвичке. На самом деле ясно, что это не так -- даже теоретически. Мы уже упоминали брачную ассортативность -- неслучайность в подборе партнёра. Хорошо известно и подтверждено статистическими данными, что люди чаще вступают в брак со своими ровесниками, представителями той же профессии, той же социальной группы, того же уровня образования. Существует также этническая ассортативность -- предпочтение браков „своих“ со „своими“. Конечно, это обусловлено в первую очередь культурной общностью „своих“ и чуждостью окружения. (Особую роль здесь играет наличие или отсутствие языкового барьера; кстати, по этой же причине люди, страдающие глухотой, стремятся заключать браки друг с другом.) Но понятно, что ассортативность по национальному признаку имеет большую генетическую значимость, чем другие виды ассортативности.

Крайний случай этнической ассортативности внутри маленькой группы -- инбридинг. Для современных городских популяций, однако, характерен аутбридинг, его противоположность. Американские идеологи в своё время придумали для этого термин „плавильный котёл“, имея в виду переплавку различных рас и этнических групп в единую американскую нацию. (Наш аналог этой теории -- многонациональный, но единый советский народ.) Важно отметить, что модель „плавильного котла“ сегодня ушла в прошлое, уступив место „мультикультурности“ и „толерантности“. Даже в диснеевских мультиках тезис „мы все равны“ сменился новым: „все мы разные, но все мы дружим и уважаем друг друга“. И видимо, новая модель лучше соответствует реальности, как в сфере культуры, так и в сфере биологии. Наивные мечты шолоховского персонажа о том, как „все будут приятно-смуглявые“ и не будет расизма, потому что не будет рас, едва ли могут сбыться в полном объёме -- хотя бы потому, что разные люди живут в разных условиях и говорят на разных языках.

Тем не менее хотя этническая ассортативность не исчезает полностью, в больших городах она уже не достигает 100% ни в одной этнической группе и в каждой группе неуклонно снижается. А чего бы вы хотели, если дети русских, марийцев, татар и азербайджанцев учатся в одной школе, слушают одну и ту же музыку и выпрашивают у родителей одинаковые роликовые коньки, на которых и катаются все вместе?

Хорошо это или плохо, мы обсуждали в начале статьи. С одной стороны, как альтернатива инбридингу (с биологических позиций) и межнациональной напряжённости (с социальных и внутриполитических) -- скорее хорошо. С другой стороны, специалисты из ИОГен РАН показали, что для каждой популяции существует оптимум гетерозиготности. Когда разнообразие генов возрастает чрезмерно, в каждом новом поколении разрушаются адаптивные комплексы генов -- уникальные их комбинации, идеально приспособленные к местным условиям, „разбавляются“ генами мигрантов. Известно, например, что самые здоровые дети рождаются в тех случаях, когда родители происходят из смежных (а не удалённых) популяций. Казалось бы, мелочи, -- однако Ю.П. Алтухов употреблял по отношению к недостаточно изученным процессам аутбридинга такое резкое выражение, как „бомба замедленного действия“.

Так что же с аутбридингом в современной Москве? В середине 90-х московскую популяцию нельзя было назвать полностью панмиксной. Уровень межэтнических браков, как и следовало ожидать, был выше у русских, украинцев, белорусов (отсутствие языкового барьера) и ниже -- у выходцев с Кавказа. Но всего за пять лет многое изменилось. „К 1999 году доля межэтнических браков, заключённых русскими женщинами, даже превысила уровень, ожидаемый при панмиксии, что и является истинным свидетельством наступления эры аутбридинга в московской популяции“, -- констатируют исследователи.

Здесь следует учесть ещё один фактор: направление потока генов. Если ребёнок, родившийся в русско-грузинском браке, будет называть себя грузином, это вклад русских в грузинский генофонд; если русским -- дело обстоит в точности наоборот. Хорошо известно, что в Москве дети от браков русских с представителями других этнических групп чаще воспринимают себя как русские. Иначе говоря, русских в Москве становится больше, но в результате формируется весьма своеобразная популяция русских, не такая, как в среднем по России.

Рис. 5. Поток генов других национальностей в генофонд русских детей, родившихся в Москве (слева -- по линии отцов, справа -- по линии матерей)

Возможный результат показан на рис. 5. Согласно расчётам, в конце XX века вклад русских матерей в генофонд следующего поколения составлял 93%, отцов -- 88%. Через 10 поколений Y-хромосомы русских заменятся Y-хромосомами мигрантов на 70%, а митохондриальная ДНК -- наполовину.

Что сказать в заключение? Пожалуй, только одно: тут есть над чем подумать, и не стоит подменять мыслительный процесс ни призывами к борьбе за чистоту русской крови, ни даже цитатами из документов ООН о равенстве всех людей Земли -- ведь право на равную частоту генов предрасположенности к болезням и равную приспособленность к среднерусскому климату в декларациях ООН не записано. Зато важнейшим преимуществом человека в борьбе за выживание всегда было (и, хотелось бы верить, остаётся по сей день) умение запоминать и анализировать информацию. Лучше живёт тот, кто понимает, как устроен мир, в котором он живёт.

По материалам статьи О.Л. Курбатовой и Е.Ю. Победоносцевой „Городские популяции: возможности генетической демографии (миграция, подразделённость, аутбридинг)“. „Вестник ВОГиС“, 2006, т. 10, № 1.