Социальное конструирование реальности

В нашем примере с треугольником мужчина-женщина-лесбиянка мы подошли, наконец, к тому, чтобы показать: нельзя априорно утверждать, что различные процессы институционализации будут «поддерживать друг друга». Релевантную структуру, разделяемую мужчиной и женщиной (А-В) не следует объединять с теми, которые разделяют женщина с лесбиянкой (В-С) и лесбиянка с мужчиной (С-А). Разрозненные институциональные процессы могут продолжать сосуществовать друг с другом без всеохватывающей интеграции. Далее мы утверждаем: эмпирический факт, что институты поддерживают друг друга, несмотря на невозможность априорного допущения этого, может быть принят в расчет лишь в отношении рефлектирующего сознания (137:) индивидов, налагающих определенную логику своего восприятия на некоторые институты. Теперь мы можем несколько развить это утверждение, допустив, что один из трех индивидов (предположим, мужчина) будет неудовлетворен отсутствием симметрии в этой ситуации. Это не значит, что разделяемые им релевантности (A-B и C-A) изменились для него. Скорее, его теперь беспокоит релевантность, которую он раньше не разделял (B-C). Вероятно, потому, что она вступает в противоречие с его собственными интересами (C проводит слишком много времени, занимаясь любовью с B, и пренебрегает своей совместной с ним деятельностью по выращиванию цветов) или потому, что у него есть теоретические амбиции. В любом случае он хочет объединить три разрозненные релевантности и сопутствующие им процессы хабитуализации в связное осмысленное целое A-B-C. Как он может это сделать?

Представим, что он религиозный гений. В один прекрасный день он преподносит двум другим новую мифологию. Мир был сотворен в два этапа, суша создана богом-творцом при совокуплении с одной из своих сестер, а море -- в акте взаимной мастурбации его сестер-близнецов. И когда мир был таким образом создан, бог-творец присоединился к сестрам-близнецам в великом танце цветов, в результате чего на суше появляются флора и фауна. Таким образом, существующая трехгранность гетеросексуальности, лесбиянства и возделывания цветов есть не что иное, как имитация человеком архетипических действий богов. Неплохо? Читателю, имеющему кое-какие познания в области сравнительной мифологии, нетрудно (138:) будет найти исторические параллели этой космогонической картины. У нашего мужчины могут возникнуть некоторые трудности с тем, чтобы убедить других принять его теорию, то есть он столкнется с проблемой пропаганды. Однако, если предположить, что у В и С тоже есть практические трудности с осуществлением их различных проектов или (менее вероятно) что они вдохновились космической картиной, нарисованной А, тогда есть шанс, что его схема, возможно, приобретет популярность. Однажды он преуспел, и с тех пор все три индивида «знают», что некоторые их действия совершаются вместе для всего сообщества (включающее А-В-С), и это «знание» будет оказывать влияние на то, что происходит в данной ситуации. Например, С теперь может быть более расположенной делить свое время поровну между двумя главными занятиями.

Если наш пример кажется притянутым за уши, можно попробовать сделать его более убедительным, представив процесс секуляризации в сознании нашего религиозного гения. Мифология больше не внушает доверия. Ситуацию следует объяснить посредством социальной науки. Это, конечно, очень легко. Очевидно (то есть для нашего религиозного гения, превратившегося в социального ученого), что два вида социальной деятельности, присутствующих в нашей ситуации, выражают глубоко укорененные психологические потребности ее участников. Он «знает», что фрустрация этих потребностей приведет к «дисфункциональным» напряжениям. С другой стороны, то, что наше трио продает цветы кокоса на другой конец острова, -- это факт. И это решает (139:) дело. Поведение образцов А-В и В-С функционально в терминах экономической сферы «социальной системы». А-В-С -- не что иное, как рациональное следствие функциональной интеграции на межсистемном уровне. Так что если А преуспеет, пропагандируя двум девушкам свою теорию, их «знание» функциональных императивов данной ситуации будет иметь определенные последствия в виде контроля за их поведением.

Mutatis mutandis, будем придерживаться той же самой аргументации, если отвлечемся от идиллической лицом-к-лицу ситуации нашего примера и перейдем на макросоциальный уровень. Сегментация институционального порядка и сопутствующее ей распределение знания ведут к проблеме обеспечения интегративных значений, которые будут охватывать все общество и придавать всеохватывающий контекст объективного смысла фрагментарному социальному опыту и знанию индивида. Более того, всеохватывающая интеграция значений будет не единственной проблемой. Возникает также проблема легитимации институциональной деятельности одного типа деятеля по отношению к другим типам. Мы можем предположить, что существует смысловой универсум, придающий объективный смысл деятельности воинов, фермеров, торговцев и экзорцистов. Это не значит, что у этих типов деятелей не будет противоречия интересов. Даже в рамках общего смыслового универсума у экзорцистов может возникнуть проблема «объяснения» воинам некоторых своих действий и т.п. Методы такой легитимации исторически весьма различны. (140:)

Другое следствие институциональной сегментации -- это возможность существования в обществе изолированных смысловых подуниверсумов, начиная с акцентов на ролевой специализации вплоть до того момента, когда знание становится всецело эзотерическим, в отличие от общего запаса знания. Такие смысловые подуниверсумы могут быть скрыты или нет от обычного взора. В определенных случаях не только когнитивное содержание эзотерических подуниверсумов, но даже само существование этих подуниверсумов и общностей может быть тайной. Смысловые подуниверсумы конструируются в обществе по разным критериям -- полу, возрасту, профессии, религиозным предпочтениям, эстетическому вкусу и т.д. Конечно, возможность появления таких подуниверсумов постепенно увеличивается по мере все большего разделения труда и накопления экономических излишков. В обществах с экономикой, гарантирующей прожиточный минимум, возможна когнитивная разделенность мужчин и женщин, старых воинов и молодых, подобно тому, как она имеет место в «тайных обществах», распространенных в Африке и среди американских индейцев. Это дает возможность эзотерическому существованию некоторых священников и магов. Такие вполне сформировавшиеся смысловые подуниверсумы, как, скажем, характерные для индусских каст, образованной древнекитайской бюрократии или жреческой верхушки Древнего Египта, требуют гораздо более разработанных решений экономической проблемы⁵¹.

Подобно любым социальным смысловым системам, подуниверсумы должны (141:) «поддерживаться» определенной общностью⁵⁴, то есть группой, которая непрерывно создает рассматриваемые значения, в которой они имеют характер объективной реальности. Между такими группами возможны конфликт или конкуренция. На простейшем уровне может возникнуть конфликт по поводу распределения излишков материальных благ между специалистами, освобожденными, к примеру, от производительного труда. Кто должен официально иметь эту привилегию: все врачи или только те, которые лечат семью повелителя? Или кто должен получать от властей постоянное вознаграждение за труд -- тот, кто лечит больных травами или вводя их в состояние транса? Такие социальные конфликты легко перерастают в конфликты между соперничающими системами мышления, где каждая стремится самоутвердиться и в лучшем случае дискредитировать, а в худшем -- ликвидировать конкурирующую систему знания. В современном обществе мы продолжаем сталкиваться с подобными конфликтами (как социально-экономическими, так и когнитивными) между ортодоксальной медициной и такими ее конкурентами, как хиропрактика, гомеопатия или Христианская Наука. В развитых индустриальных обществах с их громадными экономическими излишками, позволяющими огромному количеству индивидов посвящать все свое время даже самым темным занятиям, конкуренция между множеством смысловых подуниверсумов любого мыслимого рода становится нормальным положением дел⁵⁵.

С установлением смысловых подуниверсумов возникает масса перспектив видения общества (142:) в целом, рассматривающих общество под углом зрения собственного подуниверсума. Хиропрактик смотрит на общество под углом зрения иным чем у профессора медицины, поэт -- иначе, чем бизнесмен, иудаист -- иначе, чем иноверец, и т.д. Само собой разумеется, что эта множественность перспектив весьма усложняет проблему установления стабильной символической завесы для всего общества Каждая перспектива, со всеми ее теориями или даже Weltanschauungen, будет связана с конкретными социальными интересами группы, которая ее придерживается. Однако это не означает, что различные перспективы, не говоря уж о теориях или Weltanschauungen, -- не что иное, как механическое отражение социальных интересов Особенно на теоретическом уровне вполне можно достичь значительной степени отделения знания от биографических и социальных интересов его носителей. Таким образом, могут существовать вполне вещественные социальные причины того, почему евреи занимаются определенной научной деятельностью, но невозможно предсказать научные позиции в зависимости от того, кто их занимает -- евреи или нет. Иначе говоря, научный смысловой универсум может достигать значительной автономии по сравнению с его социальной базой. Хотя на практике возможны отклонения от этого, в теории это верно в отношении любой системы знания и даже когнитивных перспектив видения общества.

Более того, система знания, однажды достигшая уровня относительно автономного смыслового подуниверсума, может оказывать обратное воздействие на общность, продуктом которой она (143:) является. Например, евреи могут стать социальными учеными, потому что у них есть свои особые проблемы в обществе как у евреев. Но после того как они уже приобщены к мышлению научного универсума, они могут не только смотреть на общество под углом зрения, отличным от того, который характерен исключительно для евреев, но даже и их социальная деятельность как евреев может измениться в результате приобщения к новым перспективам социальных наук. Степень такого отделения знания от его экзистенциальных источников зависит от целого ряда исторических переменных (таких, как настоятельность вовлеченных в этот процесс социальных интересов, степень теоретической сложности рассматриваемого знания, его социальная релевантность или иррелевантность и т.д.). Весьма важен для нашего исследования принцип, согласно которому взаимосвязь между знанием и его социальной основой является диалектической; это означает, что знание -- социальный продукт и фактор социального изменения⁵⁶. Мы уже разъясняли этот принцип диалектической связи между социальным производством и объективированным миром, являющимся его продуктом; особенно важно помнить об этом, анализируя конкретные смысловые подуниверсумы.

Возрастающее число и сложность этих подуниверсумов делают их все более недоступными для понимания неспециалистов. Они становятся эзотерическими анклавами, «герметически закрытыми» (в том смысле, что ассоциируются главным образом с Герметической системой тайного знания) для всех, кроме посвященных в эти тайны. (144:)

В связи с возрастающей самостоятельностью подуниверсумов возникают особые проблемы легитимации как для посвященных, так и для непосвященных. Непосвященные должны держаться в стороне от этих подуниверсумов, иногда оставаясь в неведении даже относительно их существования. Однако если они не столь несведущи и если подуниверсуму требуются различные специальные привилегии и признание значительной части общества, встает проблема: оставить в неведении непосвященных и при этом получить от них признание легитимности этой процедуры. Этого добиваются посредством различных механизмов устрашения, рациональной и иррациональной пропаганды (обращенной как к эмоциям, так и к интересам непосвященных), мистификации и вообще манипуляции престижными символами. Посвященные, с другой стороны, должны поддерживать связь со своим знанием и оберегать его. Это требует разработки как практических, так и теоретических процедур, с помощью которых можно было бы контролировать попытки бегства от этих подуниверсумов. Детальнее эту проблему легитимации мы будем рассматривать позднее. А сейчас ее можно проиллюстрировать. Недостаточно установить эзотерический подуниверсум медицины. Профаны должны понять его необходимость и пользу, а медицинское сообщество должно придерживаться стандартов этого подуниверсума. Так, основную массу населения запугивают тем, что, если не следовать советам врача, это может привести к смерти; ее призывают не делать этого по причине прагматической выгоды от послушания и собственного (145:) страха перед смертью и болезнью. Для того чтобы подчеркнуть авторитет своей профессии, медицина набрасывает на себя покров вековых символов тайны и власти -- от диковинного костюма до непонятного языка, -- которые, конечно, все легитимируются как для широкой публики, так и для самих медиков в практических целях. Между тем абсолютно преданные своей профессии представители медицинского мира воздерживаются от «знахарства» (как от того, что находится вне медицинского подуниверсума) не только из-за наличия мощных средств внешнего контроля, но и благодаря всей системе профессионального знания, выдвигающей «научные доказательства» глупости и даже греховности такого отклонения. Иначе говоря, идет в ход весь аппарат легитимации для того, чтобы профаны оставались профанами, доктора -- докторами и чтобы все были (если такое возможно) довольны.

Особые проблемы возникают в результате того, что темпы изменения институтов и подуниверсумов различны⁵⁷. Это затрудняет как всеохватывающую легитимацию институционального порядка, так и специфические легитимации отдельных институтов и подуниверсумов. Феодальное общество с современной армией, земельная аристократия, вынужденная существовать в условиях индустриального капитализма, традиционная религия, которая должна справиться с популяризацией научного мировоззрения, сосуществованием в одном обществе теории относительности и астрологии. В нашей современной жизни -- множество примеров подобного рода, но вовсе не обязательно детально их рассматривать. Достаточно (146:) сказать, что в таких случаях работа, ведущаяся в направлении нескольких легитимаций, становится особенно напряженной.

Поскольку исторические формы институционализации весьма разнообразны, возникает вопрос, представляющий огромный теоретический интерес, который связан с тем, каким образом объективируется институциональный порядок, до какой степени весь институциональный порядок или его часть воспринимается в качестве нечеловеческой фактичности? Это вопрос о реификации (овеществлении) социальной реальности⁵⁸.

Реификация -- это восприятие человеческих феноменов в качестве вещей, то есть в нечеловеческих и, возможно, в сверхчеловеческих терминах. То же самое можно сказать иначе. Реификация -- это восприятие продуктов человеческой деятельности как чего-то совершенно от этого отличного, вроде природных явлений, следствий космических законов или проявлений божественной воли. Реификация означает как то, что человек может забыть о своем авторстве в деле создания человеческого мира, так и то, что у него нет понимания диалектической связи между человеком-творцом и его творениями. Реифицированный мир, по определению, мир дегуманизированный. Он воспринимается человеком как чуждая фактичность, как opus alienum, который ему неподконтролен, а не как opus proprium его собственной производительной деятельности.

Из нашего предыдущего обсуждения объективации должно быть понятно, что по мере становления объективного социального мира, возможность реификации никогда не исчезает⁵⁹. Объективность (147:) социального мира означает, что последний противостоит человеку как нечто внешнее по отношению к нему. Главный вопрос заключается в том, сознает ли еще человек, что каким бы объективированным ни был социальный мир, он создан людьми и может быть ими переделан. Иначе говоря, реификацию можно считать последней ступенью в процессе объективации, благодаря которой объективированный мир перестает восприниматься как человеческое предприятие и за ним закрепляется качество нечеловеческой, дегуманизированной и инертной фактичности⁶⁰. Обычно реальная взаимосвязь между человеком и его миром перевернута в сознании. Человек -творец мира -- воспринимается как его продукт, а человеческая деятельность -- как эпифеномен нечеловеческих процессов. Человеческие значения понимаются теперь не как создающие мир, но, напротив, как следствия «природы вещей». Следует подчеркнуть, что реификация -- это модальность сознания, точнее, модальность объективации человеком человеческого мира. Даже постигая мир в реифицированных терминах, человек продолжает создавать его. Парадокс заключается в том, что человек создает реальность, которая отрицает его⁶¹.

Реификация возможна на дотеоретическом и теоретическом уровнях сознания. Сложные теоретические системы могут быть описаны как реификации, хотя, вероятно, их корни -- в дотеоретических реификациях, созданных в той или иной социальной ситуации. Так что было бы ошибкой сводить понятие реификации к мыслительным конструкциям интеллектуалов. Реификация (148:) присутствует в сознании самого обычного человека, что имеет большое практическое значение. Было бы ошибкой толковать реификацию и как искажение первоначального, нереифицированного восприятия социального мира, как своего рода когнитивное отпадение от благодати. Напротив, доступные нам этнологические и психологические данные доказывают обратное, а именно что первоначальное восприятие социального мира было весьма реифицированно как филогенетически, так и онтогенетически⁶². Это значит, что понимание реификации как модальности сознания зависит от по крайней мере относительной дереификации сознания, что является сравнительно поздним образованием в истории и любой индивидуальной биографии.

И институциональный порядок в целом, и отдельные его части можно понять в терминах реификации. Например, порядок общества во всей его целостности может быть понят как микрокосм, отражающий макрокосм всей вселенной, созданной богами. Что бы ни случилось «здесь внизу», все это лишь бледное отражение происходящего «там, наверху»⁶³. Сходным образом могут быть поняты отдельные институты. Главный рецепт реификации институтов -- наделение их онтологическим статусом, независимым от человеческой деятельности и сигнификации. Специфические реификации -- лишь вариации на эту общую тему. Например, брак может быть реифицирован как: имитация божественных актов плодородия, универсальное проявление законов природы, необходимое следствие биологических и психологических сил, или, в определенном (149:) отношении, как функциональный императив социальной системы. Общее у всех этих реификаций -- понимание брака как непрерывного человеческого воспроизводства. Как было видно из этого примера, реификация возможна как на теоретическом, так и дотеоретическом уровнях. Так, мистагог может придумать весьма сложную теорию, простирающуюся от конкретного человеческого события до отдаленных интересов божественного космоса. И неграмотная крестьянская пара, состоящая в браке, может воспринимать это событие сходным реифицированным переживанием метафизического страха. Благодаря реификации институциональный мир начинает сливаться с миром природы. Он становится необходимостью и судьбой и существует в качестве такового счастливо или несчастливо, в зависимости от обстоятельств.

Таким же образом, как и институты, могут быть реифицированы и роли. Та часть самосознания, которая была объективирована в роли, воспринимается тогда в качестве неизбежной судьбы, за которую индивид снимает с себя ответственность. Парадигмой такого рода реификации является утверждение: «У меня нет выбора, я должен поступать так в силу своего положения» -- мужа, отца, генерала, архиепископа, командира корабля, гангстера или палача, в зависимости от обстоятельств. Это значит, что реификация ролей уменьшает субъективную дистанцию, которая может быть установлена индивидом между собой и своим исполнением роли. Эта дистанция, подразумевающаяся всякой объективацией, конечно, остается, но дистанция -- как следствие (150:) деидентификации -- уменьшается, вплоть до полного исчезновения. Наконец, сама идентичность (или целостное Я) -- как своя собственная, так и других людей -- может быть реифицирована. И тогда происходит полная идентификация индивида с социально предписанными типизациями. Он воспринимается не иначе, как только такой тип. Это восприятие может позитивно или негативно акцентироваться в терминах ценностей или эмоций. Идентификация с «евреем» в равной степени может быть реифицированной и для антисемита, и для самого еврея, с той разницей, что последний будет подчеркивать позитивную идентификацию, тогда как первый -- негативную. Обе реификации придают всеобщий онтологический статус типизации, которая создана человеком и которая, даже будучи интернализированной, объективирует лишь часть Я⁶⁴. К тому же реификации подобного рода могут существовать, начиная с дотеоретического уровня «того, что каждый знает о евреях» вплоть до наиболее сложных теорий относительно еврейства в качестве проявления биологии («еврейская кровь»), психологии («еврейская душа») или метафизики («тайна Израиля»).

Анализ реификации важен, поскольку служит для постоянной корректировки склонности к реификации как теоретического мышления вообще, так и социологического в частности. Он особенно важен для социологии знания, так как предохраняет ее от сползания к недиалектической взаимосвязи между тем, что люди делают, и тем, что они думают. Историческое и эмпирическое измерения социологии знания требуют обратить особое (151:) внимание на социальные обстоятельства, благоприятствующие дереификации, -- такие, как всеобщее крушение институциональных порядков, взаимодействие между обществами, которые раньше были изолированными, имеющие огромное значение феномены социальной маргинальности⁶⁵. Однако эти проблемы выходят за рамки нашего теперешнего исследования.

2.2 Легитимация

а. Происхождение символических универсумов

Легитимация как процесс лучше всего может быть описана в качестве смысловой объективации «второго порядка». Легитимация создает новые значения, служащие для интеграции тех значений, которые уже свойственны различным институциональным процессам. Функция легитимации заключается в том, чтобы сделать объективно доступными и субъективно вероятными уже институционализированные объективации «первого порядка»⁶⁶. Хотя мы и определяем легитимацию через эту функцию, независимо от конкретных мотивов, побуждающих каждый отдельный процесс легитимации, следует добавить, что обычно целью тех, кто занят легитимацией, оказывается и «интеграция» в той или иной форме.

Интеграция, а значит, и проблема субъективной вероятности имеют отношение к двум уровням. Во-первых, институциональный порядок во всей своей целостности должен иметь смысл для всех участников различных институциональных процессов. Здесь проблема вероятности связана (152:) с субъективным признанием общего смысла, не касающегося преобладающих в той или иной ситуации и лишь отчасти институционализированных мотивов, как наших собственных, так и других людей -- как в отношении начальника и священника, отца и военного командира или даже в отношении одного и того же индивида к самому себе, если он одновременно отец и военный командир своего сына. Стало быть, это «горизонтальный» уровень интеграции и вероятности, связывающий весь институциональный порядок с несколькими индивидами, участвующими в нем, играющими несколько ролей, или с несколькими частичными институциональными процессами, в которых один и тот же индивид может участвовать в любой момент.

Во-вторых, вся жизнь индивида, последовательно проходящего различные ступени институционального порядка, должна быть субъективно осмысленной. Иначе говоря, индивидуальная биография, с ее последовательными институционально предопределенными стадиями, должна быть наделена смыслом, придающим субъективную значимость всей этой биографии. «Вертикальный» уровень -- включающий жизненное пространство отдельных индивидов -- следует объединить с «горизонтальным» уровнем интеграции и субъективной значимости институционального порядка.

Как уже отмечалось раньше, легигимация необязательна на первой стадии институционализации, когда институт -- это просто факт, не требующий дополнительного подтверждения ни на интерсубъективном, ни на биографическом (153:) уровнях; он -- самоочевиден для всех имеющих к нему отношение. Проблема легитимации неизбежно возникает, когда объективации (теперь исторические) институционального порядка нужно передавать новому поколению. Как мы видели, на этом этапе самоочевидный характер институтов больше не может поддерживаться благодаря нашей собственной индивидуальной памяти и хабитуализации. Единство истории и биографии прерывается. Для того чтобы его восстановить и сделать тем самым понятными оба его аспекта, необходимы «объяснения» и оправдания бросающихся в глаза элементов институциональной традиции. Легитимация и есть этот самый процесс «объяснения» и оправдания⁶⁷.

Легитимация «объясняет» институциональный порядок, придавая когнитивную обоснованность объективированным значениям. Легитимация оправдывает институциональный порядок, придавая нормативный характер ею практическим императивам. Важно понять, что легитимация имеет когнитивный и нормативный аспекты. Иначе говоря, легитимация -- это не просто вопрос «ценностей». Она всегда включает также и «знание». Например. структура родства легитимируется не только этикой определенных инцестуозных табу. Прежде всего есть «знание» ролей, определяющее как «правильные», так и «неправильные» действия в рамках этой структуры. Скажем, индивид не может взять жену из своего клана. Но прежде всего он должен знать себя как члена этого клана. Это «знание» он приобретает благодаря традиции, «объясняющей», какие кланы существуют вообще и каков его клан в частности. (154:)

Такие «объяснения» (которые обычно составляют «историю» и «социологию» рассматриваемой общности, а в случае инцестуозных табу, вероятно, также и «антропологию») представляют собой как средства легитимации, так и этические элементы традиции. Легитимация говорит индивиду не только почему он должен совершать то или иное действие, но и то, почему вещи являются такими, каковы они есть. Иначе говоря, «знание» предшествует «ценностям» в легитимации институтов.

Аналитически можно разделить легитимацию на различные уровни (которые на практике, конечно же, пересекаются). Зачатки легитимации появляются сразу же, как только систему лингвистических объективаций человеческого опыта начинают передавать последующим поколениям. Например, передача словарного запаса той или иной родственной группы легитимирует ipso facto структуру родства. Фундаментальные «объяснения» легитимации встроены, так сказать, в словарный запас. Так, ребенок, узнав, что другой ребенок -- его «кузен», в результате непосредственно и по существу легитимирует свое поведение по отношению к «кузенам», то есть учится вести себя, узнавая обозначение. К этому первому уровню зарождающейся легитимации относятся все простые утверждения типа «так уж устроены вещи» -- самые быстрые и успешные ответы на детские вопросы «почему?». Понятно, что этот уровень -- дотеоретический. Но он является основой самоочевидного «знания», на которой должны строиться все последующие теории, и наоборот -это уровень, которого должны достичь все (155:) теории, чтобы быть включенными в традицию.

Второй уровень легитимации содержит теоретические утверждения в зачаточной форме Здесь можно обнаружить различные объяснительные схемы относительного ряда объективных значений. Эти схемы весьма прагматичны, непосредственно связаны с конкретными действиями. Пословицы, моральные максимы, народная мудрость, сказки, легенды, часто передаваемые в поэтической форме, -- примеры этого уровня. Так, ребенок знакомится с изречениями типа: «Кто ворует у своего брата, будет наказан бородавками на руках» или «Уходи, когда твоя жена кричит, но беги, когда твой кузен зовет тебя». Он может быть воодушевлен «Песней верных кузенов, вместе ходивших на охоту» или, имея свои соображения, напуган «Погребальной Песнью о двух кузенах, находившихся во внебрачной связи».

Третий уровень легитимации содержит явные теории, с помощью которых институциональный сектор легитимируется в терминах дифференцированной системы знания. Такие легитимации предусматривают хорошо понятные системы отсчета для соответствующих секторов институционализированного поведения. Из-за их сложности и специализации они зачастую поручаются специальному персоналу, который передает их с помощью формализованных процедур посвящения. Так, может существовать сложная экономическая теория «двоюродного родства», определяющая права, обязанности и стандартные процедуры действия. Знаниями в этой области распоряжаются старейшины клана, и они переданы им лишь после того, как сами они уже не в состоянии (156:) приносить хоть какую-нибудь экономическую пользу. Старейшины посвящают молодежь в эти теории и передают им свои знания в ходе ритуалов, освящающих половое созревание, и выступают в качестве экспертов, когда возникают проблемы применения этих знаний. Если предположить, что у старейшин нет никаких других поставленных перед ними задач, может оказаться вероятным, что они будут очень экономно выдавать свои знания, даже если не будет проблем с их применением, точнее, они будут придумывать такие проблемы по мере теоретизирования. Иначе говоря, вместе с развитием специализированных теорий легитимации и с тем, что они все время находятся в распоряжении экспертов в этой области, легитимация выходит за пределы практического применения и становится «чистой теорией». На этой стадии сфера легитимации начинает достигать сравнительной самостоятельности относительно легитимируемых институтов и в конечном счете может привести к возникновению своих собственных институциональных процессов⁶⁸. В нашем примере «наука двоюродного родства» может начать свою собственную жизнь, совершенно независимую от действий лишь «непрофессиональных» кузенов, и группа ученых может способствовать появлению собственных институциональных процессов, возвышающихся над теми институтами, которые эта «наука» предполагала первоначально легитимировать. Можно представить ироническую кульминацию такого развития, когда слово «кузен» будет относиться не к родственной роли, а к тому, кто находится на определенной ступени иерархии среди (157:) специалистов по «двоюродному родству.

Четвертый уровень легитимации составляют символические универсумы. Это системы теоретической традиции, впитавшей различные области значений и включающей институциональный порядок во всей его символической целостности⁶⁹. Термин «символический» используется здесь в том значении, о котором говорилось выше. Повторим еще раз, что символические процессы -это процессы сигнификации (обозначения), имеющие отношение к реальностям, отличным от реальностей повседневной жизни. Нетрудно заметить, что символическая сфера связана с самым всесторонним уровнем легитимации и что эта сфера выходит за пределы практического применения раз и навсегда. Легитимация теперь осуществляется посредством символических совокупностей, которые вообще не могут быть восприняты в повседневной жизни, за исключением, конечно, «теоретического опыта», если о таком можно говорить (строго говоря, это неправильное название, и если его можно употреблять, то лишь эвристически). Этот уровень легитимации еще больше отличается от предшествующего благодаря смысловой интеграции. Уже на предыдущем уровне можно было обнаружить большую степень интеграции определенных областей значений и разрозненные процессы институционализированного поведения. Теперь же все сектора институционального порядка интегрированы во всеобъемлющую систему отсчета, которая составляет универсум в буквальном значении слова, так как любой человеческий опыт теперь можно понять как имеющий место в его пределах. (158:)

Символический универсум понимается как матрица всех социально объективированных и субъективно реальных значений; целое историческое общество и целая индивидуальная биография рассматриваются как явления, происходящие в рамках этого универсума. И что особенно важно, маргинальные ситуации индивидуальной жизни (маргинальные в том смысле, что они не включены в реальность повседневного существования в обществе) также охватываются символическим универсумом⁷⁰. Такие ситуации переживаются в снах и фантазиях в качестве областей значений, отделенных от повседневной жизни и наделенных своей собственной особой реальностью. В смысловом универсуме эти отдельные сферы реальности интегрированы в смысловую целостность, которая объясняет, а возможно, и оправдывает их (например, сны можно «объяснить» с помощью психологической теории, их можно и «объяснить», и оправдать благодаря теории метемпсихоза, а также любой теории, коренящейся во все более исчерпывающем универсуме -- скажем, «научном», а не «метафизическом. Конечно, символический универсум конструируется с помощью социальных объективаций. Однако способность к наделению смыслом дает индивиду возможность так далеко выйти за пределы социальной жизни, что он может найти себе место в символическом универсуме, даже в своем крайне уединенном существовании.

На этом уровне легитимации мысленная интеграция разрозненных институциональных процессов достигает своего предельного осуществления. Весь мир творится. Все меньше теорий (159:) легитимации рассматриваются в качестве особых перспектив для тех феноменов, которые являются аспектами этого мира. Институциональные роли становятся способом участия в универсуме, который и включает институциональный порядок, и выходит за его пределы. «Наука двоюродного родства» из нашего предыдущего примера -- это лишь часть более широкой теоретической системы, которая, почти наверняка, будет включать общую теорию космоса и общую теорию человека. Тогда предельной легитимацией для «правильных» действий в рамках данной структуры родства будет их «помещение» в космологическую и антропологическую систему отсчета. Например, инцест достигнет максимального осуждения из-за нарушения космического божественного порядка и созданной богом природы человека. То же самое можно сказать о неправильном экономическом поведении или любом другом отклонении от институциональных норм. Границы такой предельной легитимации сопряжены с границами теоретического честолюбия и изобретательности тех, кто занят легитимацией и кому официально предписано давать определения реальности. Конечно, на практике неизбежны отклонения от степени точности, с какой определенные сектора институционального порядка помещены в космический контекст. Эти различия могут быть следствием как отдельных практических проблем, по которым консультируют те, кто осуществляет легитимацию, так и самостоятельного развития теоретического воображения экспертов в области космологии.

Кристаллизация символических универсумов происходит вслед за обсуждавшимися раньше (160:) процессами объективации, седиментации и аккумуляции знания. То есть символические универсумы -- социально-исторические продукты. Если нужно понять их значение, следует понять историю их создания. Это тем более важно, что эти продукты человеческого сознания, по самой своей природе, представляют собой вполне развитые и неизбежные тотальности.

Теперь мы можем обратиться к изучению того, каким образом символические универсумы легитимируют индивидуальную биографию и институциональный порядок. Операция, по сути дела, одна и та же в обоих случаях, и она имеет номический, упорядочивающий характер⁷¹.

Символический универсум предусматривает порядок субъективного осмысления биографического опыта. Переживания, относящиеся к различным сферам реальности, интегрируются путем включения их в один и тот же всеохватывающий смысловой универсум. Например, символический универсум определяет значение снов в рамках реальности повседневной жизни, каждый раз вновь восстанавливая верховный статус последней и ослабляя шок, который сопровождает переход от одной реальности к другой⁷². Области значений, которые иначе оставались бы недоступными для понимания анклавами в рамках реальности повседневной жизни, таким образом упорядочиваются в иерархии реальностей, становясь ipso facto доступными для понимания и менее ужасными. Эта интеграция реальностей маргинальных ситуаций в рамках высшей реальности повседневной жизни имеет огромное значение, поскольку эти ситуации представляют (161:) наибольшую угрозу само собой разумеющемуся, привычному существованию в обществе. Если представить себе последнее как «дневную сторону» человеческой жизни, тогда маргинальные ситуации составляют ее «ночную сторону», которая как скрытая угроза остается на периферии обыденного сознания. Именно потому, что у «ночной стороны» есть своя собственная реальность, зачастую довольно зловещая, она представляет постоянную угрозу само собой разумеющейся, фактической, «здоровой» реальности жизни в обществе. Вследствие ужасных кошмаров реальности «ночной стороны» в любой момент в голову может прийти мысль («безумная» мысль par excellence), что реальность повседневной жизни -- не что иное, как иллюзия. Эти безумные и ужасные мысли можно сдерживать, упорядочивая все мыслимые реальности в рамках того же символического универсума, который связан с реальностью повседневной жизни, -- упорядочивая их таким образом, что реальность повседневной жизни сохраняет качество верховной (если хотите, «наиболее реальной») определяющей реальности.

Номическую функцию символического универсума можно определить довольно просто, сказав, что она «расставляет все по своим местам» в жизни индивида. И как бы человек ни отклонялся от осознания этого порядка (находясь в маргинальных жизненных ситуациях), символический универсум позволяет ему «вернуться к реальности» -- а именно к реальности повседневной жизни. Так как это та сфера, к которой относятся все роли и формы институционального поведения, то символический универсум гарантирует (162:) предельную легитимацию институционального порядка, и ему отводится главенствующее значение в иерархии человеческого опыта.

Помимо этой весьма важной интеграции маргинальных реальностей, символический универсум интегрирует самые различные значения, существующие в повседневной жизни. Мы уже видели, как происходит смысловая интеграция различных секторов институционализированного поведения в рефлексии -- как в теоретической, так и в дотеоретической. Смысловая интеграция такого рода еще не означает создания символического универсума ab initio. Она может происходить и без обращения к символическим процессам, то есть не выходя за пределы реальности повседневного опыта. Однако, после того как символический универсум уже создан, различные сектора повседневной жизни могут быть интегрированы благодаря непосредственному соотношению с символическим универсумом. Например, различия между значениями исполнения роли кузена и роли землевладельца можно интегрировать безотносительно общей мифологии. Но если в данном обществе действенно (широко распространено) общее мифологическое мировоззрение (Weltanschauung), то оно может быть непосредственно связанным с различиями в повседневной жизни. Лишение кузена части земли может быть неблаговидным не только в экономическом или в моральном отношении (негативные санкции необязательно распространять на космические измерения); оно может быть воспринято и как нарушение установленного богом порядка Вселенной. Таким образом, символический универсум (163:) упорядочивает, а тем самым и легитимирует повседневные роли, приоритеты и действующие правила, помещая их sub specie universi, то есть в контекст наиболее общей из всех мыслимых систем отсчета. В таком контексте даже самые тривиальные дела могут приобрести глубокое значение. Мы уже видели, каким образом эта процедура гарантировала имеющую весьма важное значение легитимацию как институционального порядка, так и отдельных его секторов.

Символический универсум позволяет также упорядочить различные этапы биографии. В примитивных обществах эту номическую функцию первоначально выполняли ритуалы посвящения. Каждая ступень индивидуальной биографии выражается в символах, которые соотносятся со всей совокупностью человеческих значений. Каждая из этих биографических ступеней (ребенок, юноша, взрослый и т.д.) легитимируется в символическом универсуме как способ бытия (чаще всего как та или иная форма связи с миром богов). Нет необходимости пояснять тот очевидный факт, что подобная символизация способствует появлению чувств безопасности и сплоченности. Однако было бы неправильно думать так только о примитивных обществах. Современные психологические теории развития личности могут выполнять ту же самую функцию. В обоих случаях переход индивида от одной биографической ступени к другой может рассматриваться им самим как повторение последовательности, определяющейся «природой вещей» или его собственной природой. То есть он может убедить себя, что живет «правильно». Эта «правильность» его (164:) жизненной программы легитимируется таким образом на самом высоком уровне общности. Оглядываясь на прошлую жизнь и думая о будущем, индивид осмысляет свою биографию в терминах и в контексте универсума, предельные координаты которого ему известны.

Та же самая функция легитимации имеет место в случае «правильности» субъективной идентичности индивида. В силу самой природы социализации субъективная идентичность -- дело довольно сомнительное. Она зависит от отношений индивида со значимыми другими, которые могут меняться или исчезать. Эта сомнительность увеличивается в упоминавшихся выше маргинальных ситуациях, за счет самовосприятий индивида. «Нормальному» восприятию самого себя как обладателя определенной, стабильной и социально признанной идентичности постоянно угрожают «сюрреалистические» метаморфозы сновидений и фантазий, даже если эта идентичность остается относительно устойчивой в повседневном социальном взаимодействии. В конечном счете легитимация идентичности происходит в том случае, когда она помещена в контекст символического универсума. Выражаясь мифологически, «настоящее» имя индивида -- это имя, данное ему богом. Так что индивид может «знать, кто он такой» благодаря укорененности его идентичности в космической реальности, защищенной от случайностей как социализации, так и неблаговидных самопревращений маргинального опыта. Даже если сосед не знает, кто он такой, и даже если он сам забудет об этом в ночных кошмарах, он может вернуть себе уверенность в том, что его «истинное Я» -- предельно реальная (165:) сущность в предельно реальном универсуме⁷⁵. Боги знают, или психиатрия, или партия. Иными словами, realissimum своей идентичности необязательно легитимировать постоянным знанием себя; для легитимации достаточно, чтобы идентичность была признаваемой. Поскольку идентичность, которая ведома или признаваема богами, психиатрией или партией, в то же время есть идентичность, наделенная статусом верховной реальности, то в процессе легитимации вновь интегрируются все мыслимые трансформации идентичности с идентичностью, реальность которой укоренена в повседневной жизни общества. Кроме того, символический универсум устанавливает иерархию самовосприятий идентичности -- от «наиболее реальных» до наиболее мимолетных. Это значит, что индивид может жить в обществе, имея некоторую уверенность в том, что он действительно является тем, кем он себя считает, когда играет свои привычные социальные роли, при свете дня и на глазах значимых других.

Стратегическая легитимирующая функция символического универсума для индивидуальной биографии состоит в том, что «свое место отводится» смерти. Вследствие переживания смерти других людей и в ожидании своей собственной, для индивида создается маргинальная ситуация par excellence⁷⁴. Нет необходимости объяснять, что смерть представляет собой самую большую угрозу само собой разумеющимся реальностям повседневной жизни. Поэтому включение смерти в рамки верховной реальности социального существования представляет наибольшее значение для любого институционального порядка. Следовательно (166:), легитимация смерти -- одно из наиболее важных приобретений символических универсумов. В настоящий момент несущественно, обращались при этом или нет к мифологическим, религиозным или метафизическим интерпретациям реальности. Например, современный атеист, осмысляющий значение смерти на основе прогрессивно-эволюционного или революционно-исторического мировоззрения (Weltanschauung), делает это, включая смерть в рамки реальности символического универсума. Любая легитимация смерти решает одну и ту же основную задачу -- она должна дать индивиду возможность продолжать жить в обществе после смерти значимых других и если не снять то по крайней мере смягчить ужас от ожидания собственной смерти, чтобы он не парализовал привычный порядок повседневной жизни. Уже отмечалось, что такая легитимация труднодостижима, если феномен смерти недостаточно интегрирован в символический универсум. Эта легитимация в таком случае дает индивиду лишь рецепт «правильной смерти». В лучшем случае этот рецепт сохранит свою значимость, когда собственная смерть станет неминуемой и позволит ему «умереть правильно».

Именно в легитимации смерти отчетливее всего проявляется способность символических универсумов к трансцендированию и раскрывается фундаментальный, смягчающий ужас характер предельных легитимации верховной реальности повседневной жизни. Главенство социальных объективаций повседневной жизни может сохранять свою субъективную значимость лишь в том случае, если повседневная жизнь постоянно (167:) защищена от ужаса. На уровне смысла институциональный порядок представляет собой защиту от ужаса. Поэтому быть анемическим -- значит быть лишенным этой защиты, быть одиноким, подверженным натиску кошмаров. Хотя ужас перед одиночеством, вероятно, уже задан конституциональной социальностью человека, проявляется он на смысловом уровне в его неспособности вести осмысленное существование в изоляции от номических конструкций общества. Символический универсум защищает индивида от предельного ужаса, гарантируя предельную легитимацию защитным структурам институционального порядка⁷⁵.

То же самое может быть сказано относительно социальной (в отличие от только что обсуждавшейся, индивидуальной) значимости символических универсумов. Они выступают в качестве защитных механизмов как для институционального порядка, так и для индивидуальной биографии. Кроме того, они предусматривают определение социальной реальности, то есть устанавливают границы того, что относится к сфере асоциального взаимодействия. Одно из крайних определений такого рода в примитивных обществах гласит, что социальная реальность -- это все; даже неорганическая материя рассматривается в социальных терминах. Более узкое и более общее определение включает лишь органический и животный миры. Символический универсум классифицирует разные феномены в определенных категориях иерархии бытия, определяя сферу социального в этой иерархии⁷⁶. Вряд ли нужно говорить, что разным типам людей также предписывается свое место в иерархии бытия и зачастую (168:) обширные категории этих типов (иногда каждый, находящийся вне рассматриваемой общности) определяются ниже человеческого или совсем иного уровня. Обычно это выражается и лингвистически (в крайнем случае название общности будет равнозначным термину «человеческий»). Это далеко не редкость даже в цивилизованных обществах. Например, в символическом универсуме традиционной Индии статус тех, кто не относился ни к одной из каст, был ближе к положению животных, чем к человеческому статусу высших каст (легитимацией чего была теория кармы-сансары, которая включала все существа, как человеческие, так и иные). Или во времена испанской конкисты в Америке у испанцев была возможность воспринимать индейцев как представителей другого антропологического вида (легитимацией чего -- хотя и недостаточно исчерпывающей -- была теория, «доказывавшая», что индейцы не могли происходить от Адама и Евы).

Символический универсум упорядочивает также историю. Он связывает коллективные события в единое целое, включающее прошлое, настоящее и будущее. По отношению к прошлому создается «память», объединяющая всех тех, кто социализирован в данной общности⁷⁷. По отношению к будущему создается общая система отсчета для того, чтобы индивид мог планировать свои действия. Так что символический универсум соединяет людей с их предками и потомками в смысловом единстве⁷⁸, которое служит для того, чтобы преодолеть конечность индивидуального опыта и сделать осмысленной человеческую смерть. И тогда все члены общества могут (169:) считать себя сопричастными смысловому универсуму, который существовал до их рождения и будет существовать после их смерти. Эмпирическая общность переводится в космический план и становится абсолютно независимой от превратностей индивидуальной судьбы⁷⁹.

Как мы уже видели, символические универсумы осуществляют исчерпывающую интеграцию всех разрозненных институциональных процессов. Все общество приобретает теперь смысл. Отдельные институты и роли легитимируются благодаря их включению во всеобъемлющий смысловой мир. Например, политический порядок легитимируется благодаря его соотнесению с космическим порядком власти и справедливости, а политические роли легитимируются в качестве репрезентаций этих космических принципов. Институт божественного происхождения царской власти в древних цивилизациях -- блестящий пример того, как действует предельная легитимация такого рода. Важно, однако, понять, что как институциональному порядку, так и порядку индивидуальной биографии постоянно угрожает наличие реальностей, бессмысленных в терминах этих порядков. Легитимация институционального порядка сталкивается также с настоятельной необходимостью сдерживания хаоса. Всякая социальная реальность ненадежна. Все общества конструируются перед лицом хаоса. Постоянно существующая возможность анемического ужаса актуализируется, когда легитимации, сдерживающие опасность, находятся под угрозой или разрушены. Страх, сопровождающий смерть царя, особенно если она была внезапной и насильственной, (170:) выражает этот ужас. Помимо чувств симпатии или практических политических интересов, смерть царя при таких обстоятельствах вызывает ужас перед хаосом. Наглядная иллюстрация этого -- обычная реакция на убийство президента Кеннеди. Наверное, уже понятно, почему события такого рода должны происходить сразу же после того, как внесены серьезные изменения в определения существующей реальности защитных символов.